Практикующий. Сделка с вороном

Валерия Воронцова, 2023

Став фамильяром темного ведьмака, Агата Вольская впустила в свою жизнь таинственный и опасный мир Практикующих. Впустила, или же родилась в нем? Первая серьезная битва оставила свои следы и притаившегося врага, появление отца срывает покров с прошлого, а незнакомец из снов не оставляет в покое… Тернистый путь фамильярства опасен как никогда: за каждым поворотом ждет проклятье, любая развилка приведет к потере, и даже любимый практикующий Влад Яблонев не может спасти от всех капканов и ловушек.

Глава 6

Проснувшись в кровати Яблонева, что, благодаря нюху, не стало для меня новостью, я привстала на локтях. Ведьмака в комнате не оказалось, но колеблющийся в воздухе тонкий аромат свечей и древесной стружки с нотками табака сообщил, что парень был здесь не так давно.

На пороге комнаты, как и всякая уважающая себя служебная собака, нес стражу Кельт. Нес — сильно сказано, но, с другой стороны, то, что пес лежал на спине лапами кверху и призывно помахивал хвостом еще не значило, что он не бдит.

— Не выпрашивай, тебе нельзя в хозяйскую кровать, — хмыкнула я, прекрасно видя, куда клонит эта лукавая мордаха. — А вот мне можно, — ляпнула я, тут же прыснув. — Нет, ты слышал? «Хозяйская кровать», — важно повторила я, отчего-то широко улыбаясь. — Даже не помню, как в ней оказалась.

Взгляд наткнулся на джинсы, перекинутые через спинку компьютерного стула, и, внезапно, провалы в памяти превратились в существенную проблему. Черт с тем, что я не помнила, как покинула машину Березина и попала в кровать. Куда больше тревожило, что я не имела ни малейшего понятия кто, когда и как раздел меня до нижнего белья и майки. Ради собственного спокойствия стоило надеяться, что это была Тамара, но ехидный червячок сомнений все же указывал на ее сына.

Выбравшись из-под одеяла, я почти схватила джинсы, но отчетливый запах костра заставил передумать и вспомнить о сменной одежде в заранее прихваченном рюкзаке. Переодевшись в чистое и попутно восстановив в памяти большую часть событий Вальпургиевой ночи, я вышла в коридор. Лестница на чердак была опущена, значит, Влад в своем «гнезде», вот сейчас и…

— Даже не думай подниматься сюда, не поев, — послышалось с чердака, и я убрала ногу с первой ступеньки, недовольно скривившись. Яблонев наверняка предчувствует количество моих вопросов, так что с его стороны весьма логично подстраховаться. Как однажды сказала Миркова: «голодный фамильяр — горе практикующего». После парочки споров на пустой желудок с этим трудно было не согласиться.

— Не очень-то и хотелось, — буркнула я Кельту, и пес согласно заворчал.

На кухне за столом сидела Тамара, попивая кофе и вчитываясь в какую-то очень потрепанную и старую на вид толстую тетрадку. Заметив меня, ведьма улыбнулась и отодвинула ту на край стола, предварительно закрыв. Никаких опознавательных знаков на красной обложке не было, но все мои фамильярские настройки сообщали о чем-то вроде ментальной радиации.

— Семейные рецепты, — пояснила мама Влада, заметив, на что я пялюсь.

Ага. Не иначе как проклятий.

— Садись-садись, сейчас разогрею тебе мясо, ты пока себе в кружку вон из того термоса налей, — поспешила остановить меня на пути к холодильнику Тамара.

— Да не надо, я сама…

— Вот еще глупости, ты итак в этом доме некоторым слишком потакаешь, — женщина недовольно покосилась на потолок. — Мы теперь даже не выходим на ужин и обед, нас фамильяр накормит, когда придет, или уже накормил, — проворчала ведьма. — Бессовестный!

Трудно поспорить. Совести у Влада точно не было, или он крайне удачно ее прятал. В защиту Яблонева (а его защита — моя прямая обязанность) готовка Тамары не то, к чему стоило бежать, ломая ноги и захлебываясь слюной. Кулинаров в этом славном семействе потомственных темных не наблюдалось.

Сдавшись яростной заботе ведьмы, я покорно села за стол с кружкой пахучего… чая. Лучше буду называть это так, пусть на вид это и походило на какой-то суп из травы и листьев.

— Как твоя мама? — спросила Тамара, поставив тарелку с шашлыком в микроволновку.

— Не знаю.

Это казалось самым честным и правдоподобным, даже если мало напоминало ответ. В любом случае, врать маме-ведьме своего практикующего — не лучшая идея. Может, моя интуиция и барахлила в последнее время, но здесь сработала как часы.

— А ты? — Серые глаза женщины сверкнули совсем как у сына, когда Влад искал решение к какой-нибудь сверхъестественной задаче.

— Думаю, что ответ такой же, — я уставилась на «суп» в кружке.

— Хочешь поговорить об этом?

— Эта фраза слишком напоминает прием у психолога, — кисло отметила я.

— Что поделаешь, я же он и есть, — пожала плечами хозяйка дома, чуть улыбнувшись. — Начни с начала.

— Вы же знаете, что я не понимаю, где начало.

Моя мистическая жизнь началась с середины, хаотично, по каким-то кочкам и оврагам, без отчетливой линии старта, со страховкой в виде Яблонева, но, похоже, без тормозов.

— Все так говорят, — хмыкнула ведьма. — Самообман — распространенное явление.

Сложность общения с практикующими в том, что они всегда видят то, что хочется скрыть. Конечно же, для меня не секрет, в чем заключается моя проблема. Говорят, что ее понимание — половина успеха, но, если так, то со второй, отвечающей за устранение, пока беспросветно.

— Я злюсь, — неожиданно призналась я. — Очень сильно.

— На кого-то конкретного? — не удивилась Тамара.

— На родителей, на ситуацию, на себя… По-моему, проще перечислить на что я не злюсь, — хмуро поделилась я. — Мама не говорила правды, и почти всю жизнь я чувствовала себя какой-то неправильной. Отца вообще не было, и вдруг он заявился в самый неподходящий момент. Меня раздражает, что постоянно случается что-то, что не дает… остыть и держит в напряжении. Влад рассказал, что случилось вчера? А планировалась, между прочим, интересная поездка на природу безо всяких катаний по земле и попыток оторвать себе уши. Я все время чувствую себя… не знаю, как проснувшийся вулкан, который вот-вот выплеснет лаву. Сессия еще эта… — Тяжело вздохнув, я закрыла лицо руками, вспоминая, что дома ждет еще курсовая и подготовка к зачетному тесту. К трем тестам, если честно.

Микроволновка сообщила о выполненной миссии, и Тамара поставила передо мной тарелку с мясом.

— Для начала поешь.

— Влад мне сказал то же самое, — пробурчала я, начиная думать, что у практикующих по части фамильяров на все один ответ. Плачешь? Поешь. Проснулась? Поешь. Вот-вот начнешь все крушить и ломать? Ерунда какая. Просто пойди и поешь.

— То, что ты испытываешь — нормально. Ненормально, что ты винишь себя за эти эмоции, — мягко начала ведьма, присев напротив. — Трудности случаются у всех, в любых отношениях, неважно, романтических, дружеских или семейных. Неподходящий момент или подходящий — этих прилагательных не существует в жизненном пространстве. Оно просто случается и, по опыту, могу сказать, всегда именно так и тогда, когда нужно.

— Не могу сказать, что мне от этого стало легче.

— Никто не говорил, что жить легко, — проницательно заметила темная. — Злость — хорошая эмоция при сражении, она подпитывает, разогревает кровь, помогает встать, когда упал, но жизнь — это не сплошные драки. Найди, где использовать свой гнев с пользой.

— Странный совет от психолога, — приподняла я бровь, спешно проглотив кусок свинины. — Разве вы меня сейчас не на йогу должны были послать?

— Разве ты не знаешь? — Тамара деланно удивилась. — Я же ведьма.

Поперхнувшись, я расхохоталась.

— Йога, — закатила глаза женщина, фыркнув. — Да ты на ней заснешь.

Это продлило мой смех еще на пару минут. Отсмеявшись, я покачала головой, чувствуя странное облегчение. После разговора с Тамарой и третьего куска мяса жизнь и правда перестала видеться в темных красках.

— Отнеси это Владу, скажи, что здесь ничего нет и прекрати мне «выкать», — Тамара передала красную тетрадь, как только я откинулась на спинку стула, доев. — Она не кусается.

— Да я просто… От нее чем-то фонит…

— Силой нашего рода, для тебя не опасно, — пояснила Тамара. — Иди, у меня клиент вот-вот подъедет.

Ретировавшись из кухни с тетрадкой в руке, на лестнице я все же поддалась любопытству, велев Кельту притвориться, что он ничего не видел. Открыв на первой попавшейся странице, я зацепилась за рукописный заголовок «Колесо мертвеца» и тут же ее захлопнула, коря себя за несдержанность.

Оставив любимца Яблонева сторожить проход на чердак, я, наконец-то, залезла в святую святых ведьмака. Влад обнаружился в своем кресле для приемов. Сидя на нем боком и перекинув ноги через подлокотник, парень читал книгу в черном кожаном переплете.

— От тебя пахнет мясом и мамиными наставлениями, — оценил практикующий, подняв на меня взгляд.

— А жалобы на себя ты не учуял, о, не желающей есть мамины кулинарные шедевры сын? — вытаращилась я, и мы обменялись смешками. — Держи, Тамара сказала, что в ней ничего нет.

— Так я и думал, — тяжело вздохнул Яблонев, забрал у меня тетрадку, вложил ее в книгу и опустил на столик. — Какая страница?

— Что?

— На какой странице ты ее открыла? — он кивнул на объект моего неуемного интереса.

— Как ты понял? — округлила я глаза, начиная думать, что по дому расставлены камеры.

— Расслабься, я всего лишь сделал предположение, основываясь на твоем любопытстве, и ты только что его подтвердила, — чуть улыбнулся ведьмак в ответ на мое не слишком радостное выражение лица, наверняка показывающее готовность пнуть его воронье величество.

— «Колесо мертвеца», — скрестила я руки на груди. — Это что-то значит?

Момент, когда в Яблоневе проступал темный ведьмак, пропустить было невозможно. Выпрямившись в кресле, он перебросил ноги на пол и посмотрел на меня так внимательно, что кто-нибудь другой на моем месте уже выбегал бы из дома. Склонив голову на бок, парень продолжал прожигать во мне дыру, однако, прежде чем я всерьез забеспокоилась, он моргнул, и из серых глаз исчезла эта парализующая воронка, затягивающая в никуда.

— Что такое?

— Ничего. Я подумал, что это могло быть знаком, как в гаданиях по книге, но на тебе, слава богам, нет ничего напоминающего запущенное колесо.

— И у меня все тот же вопрос.

Я присела на подлокотник его кресла, решив, что диванчик по другую сторону столика слишком большое расстояние между нами.

— Колесом в ментальных практиках обозначают магический цикл. Например, колесо ведьмы — это календарь основных языческих праздников, требующих определенных ритуалов, оно нерушимо и непреложно. Колесо может быть запущено практикующим на конкретного человека или событие и как проклятие, и как благословение. Например, колесо невесты — это запуск периода для замужества, а колесо вдовы — время, в течение которого женщина перестанет быть интересна мужчинам, окажется в разводе или потеряет супруга. Колесо мертвеца — это период, заканчивающийся смертью.

Я приоткрыла рот:

— И я открыла страницу именно с ним?

— Успокойся, я не увидел ни одной спицы, так что на тебе этого нет. К слову, моя защита заставила бы его прокатиться мимо и вернуться к отправителю.

— Спицы?..

— Тебе не нужны такие подробности, — отрезал Яблонев, и я как-то сразу поверила, что да, действительно не нужны.

— Ладно. — Я глубоко вздохнула. — Я готова.

— К чему?

— К твоему объяснению, желательно, очень понятному для новичка, что это вчера, черт возьми, было. Такое же не происходит постоянно, верно?

— Не происходит. Над этим все еще думаю, причем, не только я. — Влад откинулся на спинку и прикрыл глаза. Непохоже, что сегодня он много спал. — Обычно участник круга получает видение от костра способом, к которому расположен. В твоем случае это слух и обоняние.

— А Ирка? — Я поморщилась, ощутив укол совести. Вчера нам было не до разговоров, мы едва переставляли ноги, куда там делиться «волшебными» впечатлениями, но… — Почему это случилось с нами обеими?

— Это один из главных вопросов, — Князь приоткрыл один глаз. — Лошадке ближе осязание, по ее словам, она чувствовала, как что-то ползает по ее лицу и пытается прогрызть кожу.

Вытаращившись на парня, я потеряла равновесие и приземлилась на Яблонева. Точнее, прямо ему на руки, словно он только этого и ждал.

— Сиди тихо, — пробормотал Влад, даже не пытаясь помочь мне подняться.

Вместо этого темный усадил меня поудобнее, оставив у себя на коленях. Сообразив, что его такая поза вполне устраивает, я подняла голову и даже открыла рот, чтобы сказать что-то наверняка не блещущее интеллектом, но, наткнувшись на внимательный взгляд из-под ресниц, передумала. Вряд ли его мысли даже коснулись той темы, в которой только что увязала я. Тяжело быть девочкой.

— Я думаю, что из-за вашей длительной дружеской связи и частых соприкосновений Ругалова уловила отголоски того, что открылось тебе, когда ты не смогла справиться с таким объемом и отбросила часть видения. К тому же, она наверняка сильно беспокоилась о тебе после того случая, а Знание предпочитает гармонию, потому это не мог быть кто-то из темных, так что выбор остановился на светлом фамильяре.

— Как такое возможно, я же…не умею это делать.

— Ты — потомственный фамильяр, — красноречиво вскинул бровь Влад. — Когда инстинкты работают на максимум, тебе не нужно уметь, все происходит рефлекторно.

— Так что это было? Ты можешь расшифровать?

Яблонев тяжело вздохнул и снова закрыл глаза.

— Расшифровать такое видение непросто. Мне понятно, что то, что слышала и чуяла ты, было петлей смерти, но совершенно неясно, смерти чего или кого. Вой в твоем случае может означать слишком многое, учитывая твою сущность, а смерть это не только о физическом прекращении чьей-либо жизни. Смысл может быть как слишком глубок, так и лежать на поверхности, означая самое простое и очевидное. Мне так же понятно, что Ирка столкнулась с падальщиками. У практикующих есть такая поговорка: «Услышал падальщика в костре — быть беде». Так или иначе, мы получили серьезное предупреждение. Вот только неизвестно, на кого или что нацелена угроза.

— Разве… не очевидно, что если видение получила я, то и угрожает это что-то мне?

— Нет, — отрезал ведьмак. — Никто не существует в пространстве обособленно, мы все связаны между собой. С таким же успехом предупреждение может относиться к твоим близким, друзьям или знакомым. И потом, я же сказал, что не стоит воспринимать все буквально, смерть — это более глубокое понятие, чем ее определение в учебнике по биологии.

Покосившись на темного, я уставилась в стену, стараясь привести мысли и все им сказанное в порядок. Вздрогнув, когда длинные тонкие пальцы ведьмака обвили мое запястье, я запоздало выдохнула, только сейчас понимая, что зачем-то задерживала дыхание.

— Не бойся, — Влад мягко привлек меня, позволяя спрятаться от жалящих догадок у себя на плече. — Мы со всем разберемся, как и всегда.

— Тебе не кажется, что, чем больше мы разбираемся, тем запутаннее и страшнее все становится?

— Нет. Это просто повышается уровень сложности, что вполне закономерно и необходимо для дальнейшего роста и развития.

— У меня такое чувство, что это цитата из какого-то доклада, — скривилась я, на что Яблонев фыркнул в макушку, заключая меня в кольцо рук. Сразу же стало… хорошо. По-домашнему уютно, надежно и спокойно, все равно как падать спиной вперед, зная, что приземлишься на мягкий матрас.

— Закрой глаза, — тихо проговорил Влад с той особой интонацией — золотой серединой между просьбой и приказом, которую я не могла повторить, сколько бы ни пыталась. — Подними руки над головой.

— Что, еще какой-то подарок? — тут же заерзала я, готовая немедленно начать дебаты на тему его неуместной щедрости.

— Делай, как я говорю, — размеренным голосом велел Яблонев.

Закусив губу, я вытянула руки вверх.

— Чуть сожми кулаки, как будто что-то держишь. Вот так. Представь, что это перекладина всех проблем.

— У мамы таким трюкам научился?

Тяжелый вздох темного пригасил мой скептицизм и поставил на рельсы серьезности.

— Хорошо, хорошо, — пробурчала я, в который раз ныряя в прорубь собственных неприятностей. — Представила.

— Теперь у нас два варианта. Можешь вцепиться в нее мертвой хваткой, пока пальцы не побелеют и кисти не сведет, или отпустить.

— И куда я упаду?

— В реальность, — уверенно ответил Яблонев. — Видишь ли, люди привыкли относиться к страхам и тревогам, как к домашним любимцам. Ласкают их, пригревают на груди, удерживают возле себя, придумывают имена и прикармливают своими сомнениями. Без человека их не существует, сами они никого не преследуют, в ноги и руки не вгрызаются, в заложниках не держат. Достаточно лишь однажды осознать, кто в кого на самом деле вцепился, чтобы выйти из этой ситуации победителем. Чем больше ты думаешь о них, пытаешься прогнозировать, накручиваешь себя, представляя худшие сценарии, тем сильнее сжимаются твои руки. Реальность — это не мысли о будущем, а действия в настоящем. Негативное мышление, к которому относится вся эта перекладина, — Влад легонько постучал по моим кулакам, — очень быстро превращается в личную параллельную реальность, где все пошло не так. И она затягивает. Понимаешь?

— Да, — выдавила я, в тысячный раз задаваясь вопросом, как у ведьмака получается разжевать то, к чему даже подступаться было страшно.

— Так что? Продолжишь висеть в параллельной реальности, где все страшно, непонятно, неудачно и беспросветно, или все-таки спрыгнешь и пойдешь шаг за шагом в настоящем?

Глубоко вздохнув, я разжала кулаки и уронила руки на колени. Стало не в пример легче. Почти так же, как после бросания ветки в костер. Открыв глаза, я посмотрела на Яблонева.

— Как ты смог всего за несколько минут так прочистить мне мозги?

— Это талант, — хмыкнул ведьмак, взъерошив мне волосы. — Во-первых, все, что с тобой происходит, очевидно и без моих способностей, а, во-вторых, фамильяру всегда проще понять себя, когда он находится рядом с практикующим, это одна из возможностей связи. Сейчас ты просто позаимствовала несколько присущих мне черт и правильно их использовала, пусть и с моей помощью.

Ну, конечно. Следовало понять, что внезапно появившийся обзор «над» проблемой — это фишка Влада. В отличие от меня, ведьмак все рассматривал сверху, согласно своей крылатой сущности, в то время как я неслась напролом через колючие кусты и репейник.

— Хорошо. Шагаем по реальности, — глубокомысленно кивнула я. — И куда шагаем, что делаем дальше?

— Сейчас тебе нужно вернуться домой, провести время с мамой и начать готовиться к сессии, — усмехнулся Влад, видя мое скривившееся с первых же слов лицо.

— Ты же знаешь, что я спрашивала не об этом!

— Знаю, но ты опять тянешься к перекладине, — чуть пожал плечами темный. — Что у нас там… — Он погладил большим пальцем мой лоб. — Отец? До встречи с ним еще восемь дней. И хотя мне тоже очень интересно, что он и его практикующий тебе скажут, за это время может произойти еще много чего.

— Хватит, терпеть не могу, когда ты лезешь мне в голову!

Я отпрянула, слишком поздно осознав, что за спиной нет ничего кроме подлокотника кресла, и есть все шансы растянуться на коленях темного горизонтально. Пальцы вцепились в края толстовки парня, напрягшись всем телом в попытках удержаться, я потянула Яблонева на себя, почти сразу наткнувшись на его руку, выступившую в качестве подпорки. Словно этого было мало, вторая рука практикующего так же легла мне на спину, заключая в кольцо, и это поменяло все.

Вероятность падения ушла в ноль.

Вероятность возгорания взлетела до небес.

Серые глаза, оказавшиеся прямо напротив моих, потемнели на несколько тонов, напоминая штормовое море, и, клянусь, оно звало нырнуть с головой. В нос ударила ароматная смесь деревянной стружки, воска и табака, истребляя все прочие запахи. Оглушительное биение сердца отдавалось в горле, мешая дышать, когда горячее дыхание коснулось подбородка… В этом застывшем пространстве я почти слышала, как под кожей разливается пламя, неподвластное ни одному жаропонижающему.

Зрительный диалог между нами сократился до одного общего «о, боги».

В наэлектризованной тишине наше движение началось одновременно. Медленно откинув голову, я подставилась под его плавное приближение. Шею приятно закололо сотнями игл, едва к ней прижалось тепло ведьмака, и армия мурашек захватила спину и руки.

— Всегда вздрагиваешь, — прошептал Влад, когда я дернулась от первого прикосновения к излюбленному месту укуса всех киношных и книжных вампиров.

— Нельзя? — сдавленно спросила я, чувствуя типичное для таких моментов нарушение мыслительного процесса.

Я уверена, что расслышала смешок, но эта уверенность растаяла под укусом ведьмака, как и я сама. Нежный захват неуловимо обернулся яростным натиском, раскаленный воздух пек губы, пальцы жадно нырнули в его темные пряди… Между нами, средь белого дня, вновь пробила полночь, окутывая тьмой контроль и любые границы.

— Тебе пора домой, — хрипло сказал мой личный Цепеш, когда одурманенная и потерявшая всякие ориентиры, я пыталась отдышаться на плече у ведьмака.

— Угу, — невразумительно согласилась я, только глубже зарываясь носом в тепло его шеи. — Ты такой горячий…

— О, боги…

–…у тебя, случаем, не температура?

Секундная пауза донесла до нас обоих возможный и настоящий смыслы сказанного, и, прыснув, мы расхохотались.

— Нет у меня никакой температуры, это все ты с ядерным теплом своей сущности, — пояснил Яблонев, ловко отстраняя меня от себя и возвращая из гнезда рук на землю. Короткая заминка почти втащила за уши конфуз, но серьезность, вновь проступившая на лице Влада, избавила нас от возникшей неловкости. — Я могу быть уверен, что, оказавшись дома, ты не схватишься за перекладину снова?

— Думаю, да, — кивнула я, пряча руки в карманы джинсов. — А я могу быть уверена, что ты сразу расскажешь, если что-то из всего этого, — я неопределенно повела подбородком, — прояснится?

— Да.

— Даже если подумаешь, что я испугаюсь?

— Да, — снова кивнул темный, смерив меня недовольным взглядом.

— И, если куда-то неожиданно соберешься, тоже расскажешь?

Зная, как глубока и широка река терпения Яблонева, я даже не удивилась, когда ведьмак ответил «да» с той же интонацией и спокойствием, хотя любой другой на его месте уже закатил бы глаза или стиснул зубы.

— Ни разу не слышала от тебя столько «да» подряд, — прищурилась я. — Целый страйк. Подозрительно как-то.

— Если поторопишься, успеешь на автобус и будешь дома через полчаса, — изящным жестом Влад указал на выход.

— Да ты буквально выгоняешь меня… Постой-ка, — я скрестила руки на груди. — Ты такой сговорчивый, только чтобы я побыстрее свалила из твоего дома?

— У тебя есть свой, и там тебя очень ждут, — утвердил Влад, скопировав мою позу.

— Ты что, с мамой моей сговорился?

Яблонев смерил меня взглядом из серии «кто бы говорил» и, не посчитав нужным ответить вербально, снова указал на выход. Именно в этот момент за окном послышалось громкое карканье, и я понадеялась, что укор в моем взгляде прожжет его до самой сущности.

— Автобус все ближе.

— Мне театрально покашлять, или ты все-таки объяснишь, почему пытаешься вышвырнуть меня из дома за шкирку?

— Хорошо, давай подумаем вместе, — мило улыбнулся Яблонев.

Если бы кто-нибудь, в порядке общего бреда, спросил у меня, какой дорожный знак может ассоциироваться с этой улыбкой темного, я, не раздумывая, указала бы на лопату или ремонтные работы. Потому что в нашем случае она означала, что сейчас мы будем копать так глубоко, как не снилось ни одному археологу.

— Давай, — уже не так уверенно согласилась я.

— Что ты сделала, как только проснулась сегодня? — лицо Влада стало непроницаемым, не давая ни одной подсказки о смысле вопроса.

— Э… поговорила с Кельтом, переоделась, а потом ты отправил меня есть. Что в этом такого?

— То, что раньше ты первым делом проверила телефон и позвонила бы маме, чтобы сказать, что с тобой все в порядке, — неожиданно жестко припечатал ведьмак. — Недавно ты оказалась в серьезной опасности, а вскоре после этого уехала на ночь с друзьями в лес. Неважно, сколько правдивого твоя мама знает об этой поездке, но ты даже не задумалась о том, чтобы связаться с ней сегодня.

— Она мне тоже не позвонила, — тут же надулась я, ужаленная словами практикующего.

Скептично глянув в ответ, Влад склонил голову набок:

— Агата, что ты делаешь? Прячешься от нее или наказываешь? И то, и другое слишком глупо, чтобы я закрывал на это глаза. Навсегда спрятаться невозможно, наказывать бесполезно — никто не может вернуться в прошлое и изменить его. Эта ситуация ослабляет тебя, а, значит, и меня. Нестабильный фамильяр скорее наломает дров, чем поможет что-то построить. Как ты поведешь себя, если в следующем деле придется помогать кому-то с конфликтом «дочки-матери»? Сможешь ли остаться объективной и не перетягивать меня на чью-то сторону своими эмоциями?

Ладно, это больше походило на ушат ледяной воды, полностью отрезвляющий от недавнего возгорания. Закусив губу, я нерешительно посмотрела на Яблонева. Прежде я не рассматривала собственные семейные неурядицы с такого угла.

— Я… поняла, — пробубнила я.

— Следующий автобус через пятнадцать минут, — только и сказал Влад, поднимая со стола семейные записи. — Напиши эсэмэску, когда доберешься, я собираюсь немного попрактиковаться, так что могу не ответить на звонок.

— Хорошо. Влад… — я обернулась возле лестницы с чердака. — Спасибо.

— О чем ты? — темный хмыкнул. — Это моя работа. Держи хвост пистолетом, — подмигнул парень.

Закатив глаза, я ретировалась из обители практикующего, мысленно желая ему не подавиться ужином от шеф-повара Тамары.

— Я буду тщательно пережевывать! — донеслось мне вслед.

— Да чтоб тебя! — Я топнула по ступеньке, напугав лежавшего в коридоре Кельта и, судя по каркающему смеху, знатно развеселив Влада. — Так и живем, — развела я руками перед псом и театрально поцокала языком.

Дома, вместо ожидаемого материнского расстрела беспокойством, меня встретило минное поле из тишины и повисшей в воздухе неуверенности. Если неделю до этого мы успешно не пересекались в одном пространстве надолго, исключая шанс серьезного разговора тет-а-тет, то стартовавшие майские праздники и жесткий указ Влада представляли настоящую угрозу.

Завозившись в прихожей с обувью, я проверила обстановку стандартным «привет, мам, я дома» и тяжело вздохнула, получив в ответ осторожное «привет». Да, определенно, мама тоже идет по этому хлипкому мостику над скандалом.

— Думаешь, как сказать, что нам нужно поговорить?

Сегодня день телепатии, что ли?

Заглянув в комнату, я кивнула, обнаружив Ма на диване в компании семечек и электронной книги.

— Думаю, мы и так знаем, что хотим сказать друг другу, — нервно предположила я, пытаясь прислушаться к интуиции, но та упорно молчала. Похоже, придется довериться реальности и просто «шагать» по дороге. — Я… не понимаю, зачем вы все это устроили. Раньше мне казалось, что… — я приоткрыла рот, не зная, какое слово употребить: голосовые связки напрочь отказывались воспроизводить «отец» или «папа».

Наверное, оттого что не подходили ситуации. В моей жизни вообще не было случая, когда они могли бы понадобиться. Чуждые, непонятные, какие-то совершенно лишние, словно принадлежащие иностранному языку, они застряли в горле тугим комом, как если бы я подавилась пережаренным мясом.

— Мне казалось, что еще до моего рождения между вами произошло что-то ужасное, — все же продолжила я, — что-то такое, что ты даже имени его никогда не произносила. Ты всегда игнорировала мои вопросы о нем и никогда не сравнивала нас, как это делают другие матери-одиночки, когда ребенок натворил что-то позорное. Еще месяц назад я хотела найти его, чтобы увидеть, узнать, понять, что он тебе сделал, но, оказывается, у вас не такие уж плохие отношения, если он приехал по первому твоему зову. Я чувствую себя обманутой, мам. Дело даже не в том, что ты все это время знала о существовании практикующих и фамильяров, моей наследственности и всячески водила за нос, отрицая малейшие проявления моей… «необычности». Я могу списать все это на боязнь сверхъестественных вещей. Чего я не понимаю, так это зачем всю мою жизнь нужно было притворяться, что он… плохой? Ты не говорила этого напрямую, ты вообще о нем не говорила, и это позволило мне сделать собственные выводы, придумать историю и верить в нее годами. И знаешь, что теперь? Через неделю мне предстоит с ним встретиться, а у меня вот тут, — я постучала себя по груди, — все огнем горит от злости, как только я думаю об этом. Твое молчание оказалось намного хуже, чем если бы ты выдумала какую-нибудь банальную историю.

— Агата…

Опустившись на свой диван, я обхватила голову руками, упершись локтями в колени. Невероятно, как слова, убегавшие всю неделю, внезапно нашлись и сложились в предложения. Тамара точно знала, что делала, советуя «просто начать с начала».

— Я всегда хотела для тебя только лучшего, — тихо продолжила мама, и я закусила губу, чуя подкрадывающийся стыд. — Это нормальное желание любого хорошего родителя: хотеть своему ребенку лучшей жизни и оберегать его от опасностей. В свое время, по ряду причин, мы решили, что для тебя лучше никогда не знать обо всей этой… мистике. Этот мир, он такой опасный: проклятия, порчи, все эти знания…

— Это вы хорошо придумали, — фыркнула я, благополучно отфутболивая стыд в аут. — Вот только я и есть «мистика». Опасность — я и есть. Хочешь, по одним запахам расскажу все, что сегодня происходило в этой комнате? Что это за ряд причин у вас был? Раз их несколько, значит, дело не только в твоем личном мнении об «ужасном» мире практикующих? Кстати, на это сейчас указывает моя интуиция, у меня шестое чувство работает, как компас и Гугл вместе взятые. Сразу предупрежу: я чувствую, когда врут, у лжи тоже есть свой запах, а еще у меня на быстром наборе толпа покойных предков по линии его рода, и они очень хороши, когда нужно получить совет или подсказку.

Как ни странно, мне удавалось оставаться спокойной, даже хладнокровной. Вернее, на высоте птичьего полета. С такой формулировкой удивлению точно места не было. Конечно же — связь и Влад «Карр» Яблонев на том ее конце.

— Агата, пожалуйста, прекрати так напирать на меня.

— Напирать, мам? Ты меня сумасшедшей выставляла каждый раз, как происходило что-то из ряда вон. Помнишь, как однажды у бабушки дворовая собака вдруг защитила меня от соседских мальчишек? Ты же знала тогда, что это не просто так, верно? А что сказала на мою историю? Что мне нужно меньше читать фэнтези. У тебя всю мою жизнь на запястье провисел браслет-сканер на предмет практикующих, и после этого ты говоришь, что я напираю?

— Я понимаю, — неожиданно кивнула мама. — Сейчас тебе кажется, что я поступила неправильно, сыграла на твоих эмоциях и неведении, обманула, предала и бог знает, что еще. Но на то были причины, и Вячеслав хочет сам тебе о них рассказать. Я согласна с этим просто потому, что не сумею объяснить этого так хорошо, как он. Однако все это, вообще все это, — мама махнула рукой, будто стараясь охватить все мои двадцать лет, — не значит, что я когда-либо вредила тебе умышленно. Ты — мой ребенок, и все, что я делала и делаю было из лучших побуждений.

— Благими намерениями… — протянула я, как никогда согласная с концовкой фразы.

— Знаю, — устало согласилась Ма, и в этой усталости я увидела отражение своей собственной. Я не привыкла злиться на маму. Наши отношения никогда не держались в суровых рамках «родитель-ребенок», больше напоминая сестринские и дружеские, и чувствовать между нами такую продолжительную эмоциональную непогоду попадало в категорию «нонсенс».

Я зажарилась до хрустящей корочки под палящим гневом.

Я промокла до костей под ливнем из обид.

Я не могла дышать в этой ледяной проруби растерянности.

Потребовалось всего два шага, чтобы подойти к ее дивану, и всего одно крепкое объятье, чтобы подарить свое «прости» и принять ответное.