Всё Начинается с Детства

Валерий Юабов, 2001

В книге автор талантливо и живо рассказывает о своих ранних годах, о том, как жилось в советском Узбекистане 60-70-х годов прошлого века еврейскому мальчику и его родным. «Старый Город»… «Землетрясение»…«Кошерные куры»…«Текинский ковёр и другие сокровища»… «Веселая ночь под урючиной» – уже сами названия глав, пробуждают интерес. И, действительно, каждая из них переносит нас в мир ребенка, полный открытий и событий. Дает почувствовать атмосферу, в которой живет маленький бухарский еврей то в огромном узбекском городе Ташкенте, то в многонациональном промышленном Чирчике. Книга "Всё начинается с детства" привлекла к себе внимание и получила высокую оценку. «… она захватывает читателя с первых же страниц. Ярки и объемны впечатления детства… Книга заставляет размышлять о жизни. Она помогает нам представить то страшное время, когда господствующая коммунистическая идеология калечила судьбы миллионов людей…» – так пишет о книге Доктор исторических наук Давид Очильдиев.

Глава 16. Собакоеды

Я возвращался из школы веселый, подпрыгивая и напевая. Громко, чтобы прохожие слышали меня. Пусть догадываются, какая у меня радость! Сегодня я получил первую отметку и, представьте себе, пятерку! По поведению. Быть отличником вовсе не трудно, размышлял я. Веди себя прилично — и все тут.

Моя радость была небескорыстна. Отец обещал: летом я поеду в Кисловодск, если окончу первый класс хотя бы «хорошистом». Тогда это слово было в ходу, так говорили и ученики, и учителя, и родители. Я, конечно, мечтал об этой поездке. И вот теперь первый шаг был сделан. В мыслях своих я уже совершил некий прыжок — Кисловодск, казалось мне, уже обеспечен. В самом деле, до лета оставалось каких-то два… три… восемь месяцев — и я там! Я уже видел перед собой горы, лагерь среди них, озеро, лодки и прочие прелести.

Перенесясь в Кисловодск, я и не заметил, как очутился возле дома. У подъезда было полно мальчишек. Сидя на корточках, они окружили Леду, нашу дворовую собаку. Рыжая, похожая на колли дворняжка была общая любимица. Ее умные глаза всегда сияли, днем — как два солнечных шарика, ночью — как мерцающие звезды. Лохматый приподнятый хвост вилял из стороны в сторону. Леда была очень дружелюбна, ей нравилось наше общество. Как и нам — ее… Мы не скупились на ласки. Гладили ее мордочку, целовали в холодный черный нос. Приходилось, правда, с опаской поглядывать по сторонам: не увидели бы родители. Нам постоянно твердили, что целовать дворовую собаку, гладить, даже просто играть с Ледой — негигиенично. Спорить со старшими бессмысленно, надо просто делать вид, что ты кое о чем забыл. К тому же, наши родители были нелогичны: многие из них очень любили Леду, кормили ее и все такое…

Недавно наши отношения с Ледой стали еще теснее: она ощенилась. Не в первый раз. Леда рожала почти каждый год. Но для пацанов это всегда становилось событием. Произошло оно в подвале, там и оставались щенки. Леда редко отлучалась от своего потомства, но кое-кто из ребят навещал собачье семейство. То ходили полюбоваться щенками, то вспоминали, что надо покормить Леду… Впрочем, на это отваживались ребята постарше и то немногие: в подвале было страшновато. Сегодня Леда сама вышла к подъезду — но не оттого, что соскучилась без нас. Под ее похудевшим животом болтались пустые соски. Ей нужно было подкрепиться, чтобы накормить щенят. Леде теперь то и дело хотелось есть. Но, в отличие от других собак, она не бродила в поисках еды среди мусорных баков. Отбросами Леда брезговала. Она была дворовая собака, так сказать, член общества — и помнила об этом. Она понимала, что состоит на довольствии дома № 15…

При каждом доме имелась своя собака. Но наша была лучше всех. Мы гордились тем, что Леда всегда вычесана, без колючек в хвосте, с лоснящейся шерстью. Она и ходила по особому, не как другие дворняжки — бочком, торопливой рысью, с опаской оглядываясь по сторонам, поджав хвост. Нет, Леда была светской дамой, она никогда не торопилась, шла прямо и смело. Иногда позволяла себе пройтись вразвалочку, повиливая задом… Если бы кобели могли свистеть, то при виде кокетливой красавицы они непременно присвистнули бы: «Ох и хороша!»

Да, Леда была хороша… Наверно, поэтому и щенилась каждый год.

…Мы с удовольствием смотрели, как Леда глотает кусочки колбасы, и вдруг услышали пронзительный вопль: «Собакоеды!»

С этим воплем подскочил к подъезду взлохмаченный и красный Витька Смирнов — он жил в соседнем доме, — и помчался дальше. Видимо, оповещать своих. Действительно, не прошло и минуты, как из-за угла выехал небольшой грузовик. Отвратительный грузовик, мы его ненавидели и боялись, как и тех, кто в нем находился. Это и были «собакоеды» — команда, которая вылавливала бездомных собак, а именно такой считалась наша Леда… Коммунальные дома не имели права держать дворовых собак. Жильцы не могли даже протестовать против этих разбойничьих облав. Вот в чем была беда. И единственными защитниками животных оставались мы, мальчишки.

Живодеров, которые сидели в грузовике, мы знали очень хорошо, они частенько сюда наведывались. «Партизанская война» с ними велась из года в год.

За рулем сидел парень с безразличным тупым выражением на круглой физиономии. Он был невысок и неуклюже передвигался на растопыренных ногах — вот-вот споткнется на ровном месте и шлепнется. Его напарник, небритый, заросший щетиной и с вечной жеваной сигаретой во рту мужик, почему-то всегда носил сапоги.

Мы не раз со злобой наблюдали, как действуют «собакоеды». Углядев очередную жертву, они выскакивали из машины и пытались накинуть на шею собаке что-то вроде лассо, сделанного из толстой, скрученной жгутом, проволоки. Петля поблескивала смертью. Особенно страшно поблескивала, попав на шею собаке…

Вряд ли кого из жителей дома радовало это зрелище. Разве что были среди них тайные садисты. «Собакоедов» ругали, даже пытались воздействовать на их совесть.

— Чему детей-то учите? Животных убивать? — горестно вопрошал кто-нибудь со своей веранды.

— Мылом, небось, моешься! — отвечал обычно небритый.

— А что будешь говорить, когда она сына твоего тяпнет? — вопрошал тупомордый.

Говорили, что из собак варят мыло… Мальчишки считали, что это нелепость. Неужели нельзя придумать какой-нибудь другой способ? Ведь вон сколько всего напридумано! Небось и мыло теперь делают из какой-нибудь химии. А если правда, что из собак, тогда мыло и в руки-то брать противно! Моешь руки и думаешь: это наша Леда пенится…

Кроме того, у нас, у детей, было серьезное подозрение, вернее даже уверенность: собачники отлавливают животных, чтобы полакомиться мясом… Потому-то мы и звали их «собакоедами»!

— А что? Очень даже просто, — обсуждали мы причины этого «собакоедства». — Мяса на базаре часто нет, вот они и ловят бедных собак. Обдерут шкуру, нарубят мясо на куски… И сами наедятся, и на базар отнесут. Поди, отличи от бараньего!

Подогреваемая такими соображениями, наша ненависть к «собакоедам» становилась беспредельной. В отличие от взрослых, все мы, а особенно те, кто был постарше, не ограничивались перебранкой с врагами, а придумывали разнообразные способы защиты и изощренные планы мести. Пока собачники охотились, мальчишки прокалывали шины грузовика или вставляли спички в зажигание. Однажды удалось даже открыть кузов и выпустить на волю чуть ли не дюжину собак. А потом, укрывшись в подъездах, мы корчились от смеха, глядя, как бесятся «собакоеды».

Но, конечно, первой задачей при их появлении была оборона. Планы ее разрабатывались загодя и были хорошо продуманы. Сегодняшняя тактика была ясна: скрыться в подвале, в том самом, где Леда выкармливала щенков.

Отступали мы, как спартанцы, выстроившись клином, прикрываясь портфелями, и с Ледой посередке. Благополучно добрались до третьего подъезда, где был один из входов в подвал. Забираться сюда с Ледой было не так страшно, как самим. Но все-таки… Многие из нас, включая меня, боялись подвала. Это темное помещение тянулось под домом во всю его длину и освещалось лишь небольшими окошками-проемами в задней стене. К тому же потолок был низок, идти приходилось пригнувшись.

Мрак и заброшенность делали подвал отличным убежищем для разного сброда. Кто только там иногда не ночевал, а порой и не жил! То какой-нибудь запойный пьяница — до отрезвления, то бездомный бродяга — на месяц-другой, пока не выгонят. Да ладно, если б только это. Старшеклассники туманно поговаривали о какой-то нечистой силе, о привидениях…

— Стою я там как-то, — рассказывал Сипа, — покуриваю, значит. Вдруг оглядываюсь, а «оно» на меня смотрит, глаза горят. И мычит, будто поранено… Как я убежал, не знаю!

— Бухой бездомник! — смеялись его друзья. — Просил опохмелиться, а ты со страху не понял. Ну, даешь!

Смеяться-то смеялись, но мороз продирал по коже.

* * *

Леда бежала впереди, а мы шли гуськом и все оглядывались, хотя стояла кромешная тьма. Особенно страшно было последнему. Фонарей не припасли — большой промах, — а в подвале и при фонарях трудно идти не споткнувшись.

Чего здесь только не было: и обломки труб, и куски цемента, и бутылки, и всяческий мусор, не говоря уж о засохших человеческих экскрементах. Но мы шли, и шли, и шли. Искрящиеся глаза Леды указывали нам путь. Она-то хорошо знала дорогу.

Щенята, все семь, лежали на тряпках у одного из проемов. Здесь можно было их разглядеть. Малюсенькие, они, повизгивая, тыкались друг в друга мокрыми носиками. Ну и обрадовалась эта компания, почуя мать! Отчаянно толкаясь, все поползли к ее брюху. Ползти-то было недалеко: Леда, как дошла, обнюхав для порядка щенков, тут же улеглась на бок.

Мы притихли… Слышно было только попискивание и чмоканье.

Вдруг чуть поодаль у стены вспыхнула спичка. Кто-то вскрикнул. Но перепугаться как следует мы не успели: пламя осветило лицо Олега.

— От кого сбежали, пацаны? — спросил он.

— От собачников! — И мы наперебой принялись рассказывать о недавнем сражении.

Леда, была участницей разговора: она крутилась у ног Олега, повизгивала, виляла хвостом. Леда любила Олега. Не раз он, защищая ее, лез в драку. Собаки распознают друзей лучше, чем некоторые люди.

— Давно их будку спалить надо было, — дослушав наш рассказ о «собакоедах», пробурчал Олег.

Идею бурно поддержали. Но «будку» палить не пришлось.

Прощаясь в этот вечер с Ледой и щенятами, мы и представить себе не могли, что видим нашу собаку в последний раз. Но случилось именно так.

На другой день Леда исчезла. Как это произошло, что случилось — никто не видел. И собачники вроде больше не приезжали.

Мы обегали все дворы по соседству, мы расспрашивали всех — и детей и взрослых, но Леда никому не попадалась на глаза.

Двоих ее щенят удалось отдать добрым людям, пятерых пришлось утопить. Не нам, конечно, пришлось, а взрослым.

Другой дворняжки мы так и не завели. Как-то не получилось. Да и Леде мы не хотели изменять: все надеялись, что вернется.