Крик филина

Валерий Шарапов, 2023

Демобилизованный лейтенант Илья Журавлев возвращается с фронта. Однако дорога домой оборачивается для него неожиданным происшествием: на лесном участке на железнодорожный состав нападают бандиты. Многие пассажиры перебиты, практически все ограблены. Чудом уцелевший Журавлев добирается до местного райотдела милиции. Там старший оперуполномоченный угро капитан Клим Орлов привлекает фронтовика к операции по поимке головорезов. Известно, что банда готовит нападение на сберкассу. Но когда и какими силами?.. Илья еще не знает, что ответить на эти вопросы поможет одно его случайное знакомство… Уникальная возможность вернуться в один из самых ярких периодов советской истории – в послевоенное время. Реальные люди, настоящие криминальные дела, захватывающие повороты сюжета. Персонажи, похожие на культовые образы фильма «Место встречи изменить нельзя». Дух времени, трепетно хранящийся во многих семьях. Необычно и реалистично показанная «кухня» повседневной работы советской милиции.

Глава II

Окраина Инжавино выглядела для районного городка довольно убого. Улицы густо заросли травой-муравой. А все оттого, что это были не широкие ухоженные проспекты, которые Журавлеву приходилось видеть в Европе, а самые обыкновенные улочки и переулки, до того узкие и кривые, что чужому человеку недолго было среди них и заблудиться.

Свойственная российской глубинке разруха и нищета, особенно наблюдавшиеся в послевоенное время, для глаз деревенского жителя были привычны, а вот наличие высокой просторной голубятни, которую Илья разглядел, как только выбрался из леса, его приятно удивило. До войны он и сам был любитель возиться с голубями, держал на чердаке три пары сизарей. А тут были не какие-нибудь одомашненные сизари, а красивые зобастые дутыши, которые на недосягаемой высоте кружили крошечной стайкой, словно выпущенная из охотничьего ружья мелкая дробь. Они время от времени забавно кувыркались, устремлялись вниз, трепеща крыльями, и вновь взмывали в безоблачное голубое небо, наполненное солнечным светом.

Илья, проведший в пути четыре часа без отдыха, успевший за короткое время отмахать не менее тридцати километров, остановился отдохнуть, а заодно полюбоваться виртуозным полетом голубей. Тяжело дыша, лейтенант оперся руками на ограду, не сводя восхищенных глаз с белобрысого мальчишки с лицом конопатым, как перепелиное яйцо, в заношенном облезлом картузе с рваным козырьком. Счастливый обладатель прекрасных птиц стоял на крыше голубятни, по-хозяйски широко расставив босые ноги, и, сунув в рот грязные пальцы, лихо свистел, не давая голубям приземлиться на высокие поперечные жердочки, возвышавшиеся над их жилищем. Верховой теплый ветер колыхал на мальчишке синюю рубаху в крупную клетку и широкие, когда-то коричневые, а теперь вылинявшие до ржавого цвета, обтрепанные снизу штаны.

Недолго передохнув, Илья последний раз оглянулся, быстро скользнув глазами по лесной кромке, по блестевшим на солнце отполированным годами колесными парами рельсам, которых он всю дорогу придерживался, чтобы не сбиться с пути в незнакомой местности, поправил на плече вещмешок и торопливо зашагал вдоль улицы, заросшей выгоревшей рыжей травой.

Не успел он скрыться в ближайшем переулке, как мальчишка, до этой минуты, казалось бы, занятый голубями, проворно спустился по лестнице на землю. Внизу он деловито подтянул сползавшие штаны, поспешно вытер рукой зеленую соплю под носом, ловко пролез в щель между штакетником из палисадника наружу и на всех парах понесся напрямик по соседским огородам, приминая босыми ногами зеленую картофельную ботву. Вскоре он уже нетерпеливо барабанил в дребезжащее единственное оконце саманного сарая, сиротливо приютившегося далеко на задах, возле крутого склона оврага, как будто специально запрятанного от любопытных людских глаз среди разросшихся кустов сирени.

— Чекан, а Чекан, — то и дело оглядываясь, поспешно затараторил он, увидев приникшее изнутри знакомое лицо, и отчаянно замахал замызганной ладошкой, — выйди на минуту.

Скрипнула покосившаяся дощатая дверь сарая, и на улицу вышел ладно скроенный парень в объемном пиджаке, впопыхах наброшенном на плечи. Его всклокоченные темные волосы с застрявшими в них былинками разнотравья путано топорщились из-под лихо заломленной на затылок кепки. Он озабоченно взглянул по сторонам по-хорьи карими с прищуром глазами, которые у него на одном месте долго не задерживались, а все время испуганно бегали по сторонам.

— Чего гремишь, Сопля, — возмущенным голосом поинтересовался парень. — Не видишь, я тут с бабой… это самое… культурно отдыхаю?

— Чекан, Чекан, — возбужденно заговорил мальчишка, торопливо оглянулся и перешел на свистящий шепот: — Я видел на нашей улице чужака… военного… он из леса вышел. Все как ты говорил. С тебя причитается червонец.

— Разберемся, — буркнул Чекан и осклабился, обнажая золотую фиксу, умело сделанную тюремным специалистом из самоварного металла. — А ты, Сопля, парень что надо! — Он одобрительно хлопнул широкой ладонью своего осведомителя по костлявому плечу. — А не слюнтяй какой-нибудь. Показывай, куда эта гнида лыжи навострила?

Чекан хоть и был едва ли не самым молодым членом банды, но уже имел на своем счету несколько загубленных жизней и среди таких же, как и он, отморозков слыл матерым уркаганом. Он проворно сунул крепкие руки в рукава пиджака, затем быстро заглянул в сарай, где на сене безмятежно лежала голая девка. Чекан с ухмылкой поглядел на ее бесстыдно раскинутые длинные ноги, отсвечивающие в мутном солнечном луче, едва пробивавшемся сквозь пыльное оконце, бледными ляжками, и жизнерадостно крикнул:

— Зинка, паскуда, дождись меня, смотри куда не усвисти, удавлю, суку.

Он тщательно притворил дверь, секунду подумал и для надежности закрыл ее на накладку, вставив в пробой металлический шкворень от колеса телеги, валявшийся неподалеку.

Управившись с сараем, Чекан деловито отряхнул ладони и уже озабоченным голосом приказал:

— Сопля, веди меня на встречу с этим мужиком.

Мальчишка услужливо вытянул худую руку, указав грязным пальцем с обгрызенным ногтем в сторону видневшихся вдалеке хозяйственных построек.

— Чекан, он туда пошел! — И побежал первым, указывая дорогу.

Тем временем Илья Журавлев размеренно шагал по улице, с любопытством поглядывая по сторонам. Увидев возле покосившейся саманной хаты одиноко сидящего на лавке косматого старика, заросшего седой бородой, как Николай Угодник, лейтенант хмыкнул и направился к нему. Старик сидел, сгорбившись, и задумчиво водил по земле концом отполированной мозолистой ладонью палки, вырисовывая непонятные узоры. Несмотря на летний месяц, он был одет в теплый стеганый ватник и валенки, на голове его красовался нахлобученный по самые морщинистые мочки ушей потрепанный треух. Один его клапан был слегка приподнят, как ухо охотничьей собаки.

Илья уважительно поздоровался со стариком, стараясь не выказывать свое шутейное отношение к непривычной для него картинке.

— Кровь уже холодная, не греет, — объяснил старик, заметив лукавые огоньки в темно-синих живых глазах военного. — А так ниче, жить ишшо можно. Лет до ста, думаю, протянуть. Ежели, конешно, бандиты не убьют. А ты, случаем, не из них будешь?

— Демобилизованный я, — с улыбкой ответил Илья. — С фронта домой возвращаюсь. А что, сильно пошаливают?

— Так и кишат, как гольцы в пруду, — с горечью вздохнул старик. — Никакого с ними сладу. Почти што кажный день в поселок набегают, грабють народ честной, девок насилуют. А из хат тащат все, что для жизни пригодно. Я уж подумываю выходить на улицу сразу во всем чистом, чтобы потом у старухи заботы меньше было. — Старик невесело усмехнулся. — Так вот и живем. А ты чаво, заплутал али как?

— Бандиты в лесу напали на наш поезд. — Илья не стал скрывать от словоохотливого старика ночное происшествие. — Металлический трос натянули поперек пути, и всех, кто попадал наземь, из оружия положили, сволочи.

— А ты чаво ж от бандюгов еще ожидал? — как будто даже удивился старик, как видно умудренный жизненным опытом. — Да и тебе надобно уезжать отсель, пока не убили. С них станется. У нас даже своей милиции тут нету. Всех подчистую искоренили бандиты. Вон один милиционер кажный день приезжает на мотоциклетке из Кирсанова, а так, чтобы свои были, такого давно уже нет. Да и этот приедет как ошпаренный, посидит у себя в каморке до полудня и быстрее тикать к себе в отделение, пока самого не застрелили. Нет у нас, мил человек, советской власти на сегодняшний день в городе, нету, — с горечью закончил старик и опять приуныл, как будто выдохся, принялся опять водить концом палки по земле, как будто потеряв всякий интерес к Илье.

Журавлев еще немного постоял, размышляя над его словами; болезненно морщась, осторожно ощупал пострадавший затылок со свалявшимися от крови волосами, затем растопыренной пятерней привычно зачесал свисавший на глаза волнистый чуб назад и с легким беспокойством спросил:

— Отец, а не подскажешь, где у вас эта самая милицейская каморка находится?

Старик поднял голову, и на Журавлева в упор глянули выцветшие белесые глаза, кустистые брови медленно поползли вверх, словно удивляясь, что прохожий еще находится здесь.

— А вон там и есть его каморка, — почему-то с неохотой ответил до этого разговорчивый старик и кивнул в конец улицы, где располагалось приземистое кирпичное здание с коваными решетками на двух небольших окошках, больше похожих на амбразуры.

— Благодарствую. — Илья круто развернулся и быстрыми шагами, не оглядываясь, направился в указанную сторону.

Он не видел, как к старику подошел Чекан и, поглядывая вслед Журавлеву, что-то нетерпеливо спросил. Потом вынул из кармана пиджака пачку папирос, ловким щелчком выбил папиросу, по-быстрому прикурил от самодельной зажигалки и небрежным жестом сунул обслюнявленный мундштук старику в зубы.

Недобро ухмыльнувшись и сверкнув на солнце фиксой из самоварного золота, Чекан летящей походкой пересек двор, опершись левой рукой о штакетник, ловко перепрыгнул через ограду и, низко пригибаясь, почти касаясь руками травы, побежал садами, опережая Журавлева.

Забежав далеко вперед, Чекан как ни в чем не бывало стремительно вышел из калитки. Скрывая лицо, надвинул новенькую кепку на глаза, вдруг ставшие колючими и ледяными до отвращения, как у рыбы камбалы, и пошел навстречу Илье. Для пущей убедительности делая вид, что он просто прогуливается на свежем воздухе, молодой уголовник, засунув руки глубоко в карманы широких штанин, принялся с самым беззаботным видом усердно насвистывать, по-блатному выбрасывая ноги в желтых штиблетах. Поравнявшись с ничего не подозревавшим Ильей, Чекан внезапно выдернул из кармана руку с выкидным ножом и молниеносным движением ударил лейтенанта в грудь острым, как бритва, лезвием.

К его изумлению, нож не вошел между ребрами, как уже бывало не раз, а внезапно уперся во что-то твердое, находящееся в кармане военного. Затем лезвие скользнуло вбок, лишь немного располосовав выгоревшую на солнце, пропахшую потом гимнастерку, оцарапав кожу под мышкой.

От неожиданности Чекан на какой-то миг растерялся, чем незамедлительно воспользовался лейтенант, привыкший за годы войны действовать четко и молниеносно. Он резко развернулся на каблуках и без замаха коротко ударил носком пыльного сапога урку между ног, а когда тот согнулся от невыносимой боли в паху, нанес резкий удар ребром ладони в основание черепа. Чекан как подкошенный рухнул на землю, выронив нож с цветной наборной ручкой из плексигласа. Катаясь по земле и скрежеща зубами, он злобно рычал, то и дело показывая влажную от слюны золотистую фиксу:

— Падла, век воли не видать. Ответишь, гнида, за беспредел.

Журавлев надавил ему коленом на позвоночник, ловким приемом заломил руку за спину:

— Не рыпайся, сволочь, а то руку сломаю.

Он быстро поднял нож и, мимоходом оглядев его, нажал пружинку — лезвие тотчас втянулось обратно в рукоятку, сияющую на солнце всеми цветами радуги. Дивясь неизвестному умельцу, изготовившему столь совершенное холодное оружие, Илья сокрушенно покачал головой и со словами: «Занятная штучка!» — по-хозяйски спрятал нож в карман своих галифе.

— Поднимайся, урка! — неожиданно рассвирепел Журавлев. — Разлегся тут, понимаешь, как в гостях! — Он вынул из нагрудного кармана гимнастерки слегка помятый портсигар, оглядел его со всех сторон и с сожалением сказал: — Гад, такую красоту испортил.

Он бесцеремонно сгреб Чекана за воротник, с силой встряхнул его и легко поставил на ноги.

— Давай, топай в отделение, — приказал он и, чтобы придать заартачившемуся Чекану дополнительную скорость, с удовольствием поддал ему коленом под зад. — Шевелись!

Всю дальнейшую дорогу до одноэтажного здания местной милиции, выкрашенного на удивление ядовитой желтой краской, с грубыми решетками на окнах, молодой уголовник двигался боком, неловко вывернув голову, злобно сверкая из-под кепки хорьими глазами и громко матерясь, как заправский уркаган, суля своему конвоиру самые ужасные кары.

— Эк тебя сегодня забирает, — с радостью, что сумел обезвредить опасного бандита, бодро отвечал Журавлев. — А вчера тебя, паря, позднее забирало.

До отделения им оставалось пройти не больше ста шагов, как неожиданно из палисадника, заросшего розовыми мальвами, высунулась знакомая белобрысая голова конопатого мальчишки в картузе, который, оказывается, все это время незаметно следовал за Чеканом. Стараясь не попасться на глаза военному, владеющему приемами рукопашного боя, прячась в тени пыльных кустарников цветущей сирени, Сопля продолжал их сопровождать, выжидая подходящий момент для нападения на конвоира. Увидев только что незнакомца в деле, решиться мальчишке на столь безрассудный поступок было непросто.

— Ну, фраер залетный, попомни мои верные слова, — никак не мог успокоиться Чекан, — пера ты моего рано или поздно все равно не минуешь.

— Оставь соловьиные трели для местных барышень, — беспечно отвечал Журавлев, с малых лет обладающий несгибаемым характером, а в некоторых случаях даже своенравным и дерзким до невозможности, — мне они ни к чему.

Сопля для себя уже придумал: как только Чекан с военным будут проходить вблизи ограды, он прыгнет чужаку на спину, давая возможность корешу скрыться.

Но тут ему на глаза попался увесистый камень, и новое решение пришло само собой.

Глаза у Сопли загорелись; он поднял находку, ловко перелез с ней через ограду, на дрожащих от волнения ногах подбежал сзади к Журавлеву и со всей мальчишеской дури обрушил камень на его голову, и без того пострадавшую в ночном происшествии. Илья замер, будто внезапно наткнулся на невидимую преграду, выпрямился, выпустив кисть Чекана из своих ослабевших рук, ноги у него подкосились, и он рухнул в мягкую пыль на безлюдной проселочной дороге.

— Сматываемся, Чекан! — запальчиво крикнул Сопля. — Ну, чего ты?

Не ответив, Чекан с глухим раздражением оттолкнул мальчишку, подскочил к распластанному на земле обидчику и принялся с яростью, хлеставшей из него через край, как помои из переполненного отхожего ведра, наносить удары ногами по мягкому податливому телу, нимало не заботясь, что при этом могут пострадать его щегольские штиблеты.

— Вот и настал, падла, час расплаты! — с каждым ударом все больше распаляясь, кричал он, озлобленно скаля зубы: — Забью до смерти!

Чекан с хаканьем подскакивал, взмахивал руками, будто отплясывал что-то необыкновенно веселое, задорное. Было заметно, что такая расправа доставляет ему огромное удовольствие, он даже на время забыл о своем ноже с выкидным лезвием, настолько был увлечен.

Внутри у Ильи что-то гулко екало, как у загнанной лошади, он испытывал такую сильную боль, что его сухое поджарое тело непроизвольно сжималось и корчилось. Неизвестно, как долго продолжалась бы эта жуткая катавасия, если бы вдруг на проселочной дороге не показался мотоциклист. Шум мотора нарастал, и вскоре уже можно было разглядеть самого ездока, одетого в милицейскую форму. Увидев, что впереди происходит драка, милиционер прибавил скорости, на ходу вынимая из потертой кобуры табельный пистолет ТТ.

— Легавый! — испуганно крикнул Сопля, проворно развернулся на черствых, покрытых корками запекшейся грязи пятках и мигом скрылся в ближайших кустах сирени.

— Стоять! — в бешенстве заорал участковый и дважды выстрелил вверх.

Выстрелы немного отрезвили забубенную головушку не в меру разбушевавшегося Чекана, он последний раз пнул Илью и козлом сиганул через ограду в ближайший палисадник.

Милиционер, не слезая с мотоцикла и не глуша мотор, склонился над лежащим, настороженно бросая быстрые взгляды по сторонам.

— Эй, парень, ты живой? Ишь, как они тебя, изверги, отделали. Сам поднимешься или помочь?

Илья зашевелился, уперся ладонями в землю и тяжело, словно немощный старик, поднялся на ноги. Постоял, слегка покачиваясь, потом осторожно, морщась от невыносимой боли в голове, ощупал кровоточащий затылок.

— Вот заразы, — сказал он со сдержанной усмешкой, — другой раз, и все по тому же месту. Что за напасть такая?

Он внимательно посмотрел на милиционера, осунувшееся лицо которого выглядело усталым, да и сам он весь выглядел измотанным, даже его чернявые усы и те уныло свисали к уголкам губ; на его медаль «За отвагу» на груди, на золотую нашивку по ранению. Затем с любопытством оглядел «Харлей-Девидсон», поставляемый американцами по ленд-лизу, точно такой же имелся у них в разведке в количестве одного экземпляра, прозванный «Валуем», и с показной веселостью спросил:

— Слышишь, старлей, ты, случайно, не из Кирсанова?

Милиционер смотрел на Илью с не меньшим интересом и, задумчиво пожевывая кончик правого уса, нащупывал застежку кобуры. Управившись наконец с пистолетом, утвердительно кивнул:

— Так и есть!