Сольфеджио любви

Валерий Столыпин, 2021

Мир без любви лишён света и красок, жизнь – радости. Каждый человек может рассказать свою историю, кто-то не одну и не две. Увы, везение в любви – скорее исключение, чем правило. Тем не менее, даже драматические события, связанные с высокими чувствами, запоминаются на всю жизнь.

Сольфеджио любви

Я проснулась. Просыпайся! Уходи, сметая след.

Мы могли бы сниться дальше, но теперь — конечно, нет.

Я остыла, я ошиблась, я болею, я в бреду…

Не ищи меня, не надо…

Я сама тебя найду.

Снежана Ежова

Для всех учеников шёл обычный школьный урок, но не для Артура Куркаева.

Его голова то и дело поворачивалась в сторону Танечки Верхотуровой, сидящей на третьей парте от преподавательницы в среднем ряду.

Объект его наблюдения внимательно следил за объяснением учительницы литературы, Ирины Леонидовны Соколовой.

Занимался десятиклассник этим не от скуки. Интерес и связанные с ним мысли вызывала персона этой необычной в его понимании девочки.

Любовь творит чудеса, она способна облик самого обыкновенного человека превратить в нечто до такой степени прекрасное, что дух захватывает.

Артур так увлёкся созерцанием Танечки, что забыл обо всём на свете, даже в окно не смотрел, чем обычно занимался на всех без исключения уроках.

Танюша, миниатюрная малышка кукольной внешности с милыми кудряшками, совсем недавно выдернула его из тёмного омута прежних, не особенно удачных романтических отношений, дав шанс снова вернуться к нормальной жизни.

Артур полагал, что любовь к однокласснице Инночке Смеховой — единственная и последняя в его жизни, такова была сокрушительная сила разочарования.

Юность склонна преувеличивать значение интимных событий, а крушение иллюзий, связанных с обострённым чувством обожания и нежности представляется влюблённому подростку катастрофой вселенского масштаба.

Инночка была первой девочкой, разбудившей в нём романтическую чувствительность. Она казалась ему особенной, исключительной.

Неожиданный разрыв с любимой он переживал как стихийное бедствие, как личную трагедию, уничтожающую право на жизнь.

Папа Инночки был офицером. Куда пошлют для исполнения гражданского долга — туда и отправляется вместе с ним вся семья.

На этот раз его командировали в Германию.

Физически, девочка давно от него и его жизни отдалилась, постепенно лишив надежды на новую встречу, но метастазы чувственной инфекции проросли глубоко внутрь, распространились по всему телу, отравляя тревожными мыслями всё существо, включая сознание и мозг.

Он думал об Инночке непрестанно.

Их чувства довольно долго тлели. Ребята просто не имели фактического представления о сути любви как таковой. Этот предмет в школе не преподавали.

Обрывки поступающей для исследования и систематизации информации были размыты и фрагментарны, поэтому на протяжении трёх лет им вполне хватало девственной дружбы.

Впрочем, юность любопытна. Она умеет когда нужно извлекать росинки знаний из малых источников, буквально из ничего.

Неважно, что добытые факты чаще только прикидываются достоверными.

Всё можно проверить на практике, считают они. Но до применения такого рода знаний обычно дело не доходит.

Мальчишки и девчонки весьма откровенны друг с другом, всегда снабдят примерами из реально выдуманных историй, случившихся с ними буквально вчера.

Во всяком случае, как использовать руки и губы человек знает от рождения.

Вот и применяют полученные в грудничковом возрасте практические навыки.

Кто же удержится от навязчивого желания или из обыкновенного любопытства попробовать то, о чём знает каждый восьмиклассник.

Если их послушать, лучше их такие трюки никто проделать не может.

— Вчера мы с Тонькой…

Первый раз Артур и Инночка целовались не всерьёз исключительно из желания быть как все.

Нужно же и им было похвастаться наступившим в нужный срок взрослением.

Нагулялись как-то раз, наговорились всласть, испытали толику телесного возбуждения от слишком тесного общения.

Холодно было, зябко.

Решили согреться.

Постояли, обнявшись.

Обычное дело.

Сколько раз спасались от озноба подобным образом, не испытывая даже тени вожделения и вдруг…

Наверно в тот раз настроение было немного иное. Что-то сентиментальное, лирическое переполняло изнутри, выплёскивалось наружу, заставляло шалить и бедокурить.

Хотелось чего-то необычного, чтобы погасить странные, будоражащие эмоции.

Первый опыт обмена поцелуями по вкусу не пришёлся.

Оба тут же вытерли губы, показывая, что не очень-то и приятно. Обслюнявили и только.

Подумаешь, удовольствие!

Мы ещё не на такое способны.

Несмотря на браваду, сердца у обоих зашлись в несогласованном ритме, прогоняя по кровеносным сосудам закипевшую кровь. Сбивчивое горячее дыхание не спешило прийти в норму.

Что это было?

Ребята рассмеялись. Есть, о чём завтра друзьям рассказать.

“ Я вчера Инку…”

Мальчишки, они такие хвастуны.

Внутренние ощущения, однако, были совсем иными.

Артур никак не мог утихомирить эмоции, разогревшие чувственный азарт и желание повторить эксперимент. Инночка, транслируя вовне равнодушное спокойствие, корила себя за излишнюю смелость.

Причастность к не вполне дозволенному, взрослому, придавало происшествию значимость, некий сакральный смысл.

Теперь в личной истории это событие будет разграничивать время, на до, и после первого в жизни поцелуя.

Простое действие оказало весьма сильное впечатление, вызвало бурную реакцию немного погодя, когда расстались.

Артуру хотелось расправить грудь, вознести распростёртые руки к небу и восторженно кричать.

Его распирало от избытка энергии, от ощущения взрослости и значимости.

Жизнь только начинается. Его настоящая жизнь.

Он сдержался. Сделал вид, что есть вещи гораздо интереснее.

Поцелуй из любопытства, однако, невольно стал началом настоящих любовных переживаний, изумительных галлюцинаций, превративших в его глазах обычную девочку в сказочную фею.

Простое действие поставило жирную точку на детских интересах.

— Дети с девочками не целуются, — несколько раз с пафосом произнёс он вслух, — во всяком случае, так, по-настоящему.

А губы он всё-таки вытер зря — у Инночки они были необычайно вкусные.

Не такие, как Эскимо или шоколад, совсем другие, но послевкусие не проходило долго.

Внутри его тела разлилось не совсем понятное томление. Что-то неведомое, трепетное, сладкое будоражило воображение, куда-то звало, заставляло мечтать и верить в начало небывалых приключений.

Думалось неопределённо, размыто, но точно о желанном и важном.

Это что-то внутри него изнывало, побуждало к действию, требовало движения вперёд, страдало от невозможности немедленно добиться желаемого, от неопределённости и зыбкости всех этих странных, не вполне осознанных острых ощущений.

Поспать в эту ночь Артуру не удалось.

Он никогда прежде не задумывался, даже не замечал, как Инночка выглядит.

Как-как? Как обыкновенная девчонка — губы, глаза, ресницы, брови, ножки.

Ага, просто губы!

Наверно, в них всё дело.

Если бы не тот поцелуй.

Обязательно нужно её разглядеть, запомнить каждую приметную чёрточку.

Запомнить.

Волосы у неё светлые, в мелких кудряшках, это точно. А глаза?

Да кто его знает, какие они. Никогда не вглядывался, не было повода. Они никогда внимательно не смотрели друг на друга.

Разговаривали, держались за руки, смеялись, только и всего.

Теперь есть, есть повод узнать про Инну всё. И желание познакомиться с мелочами подробнее, ближе, тоже есть.

На первой же перемене ребята не сговариваясь выскочили на улицу, скрылись за школьным гаражом и обменялись, держась за руки, пристальными, не совсем обычными взглядами, вопросительными что ли.

— Я хочу, — начал застенчиво, трогательно смущаясь, Артур, но не успел закончить заготовленную, отрепетированную фразу.

— Я тоже. Представляешь, Артурчик, всю ночь не спала. Из-за тебя, между прочим. Только и думала о вчерашнем. Кстати, ты после этого губы вытер. Я видела. И обиделась, между прочим.

Артур вспыхнул, робея и изумляясь незаслуженной претензии.

Ведь и она тоже так сделала.

Тем не менее ребята не сговариваясь снова срослись губами.

Только не знали, куда девать при этом мешающие руки.

Этот этап ещё только предстояло освоить.

Справиться бы сейчас с непослушными губами, с клокочущей кровью, гулом в ушах, и трясущимися коленками.

Времени до конца перемены оставалось всего ничего, а губы, такие карамельно-сладкие, таяли, как леденец, наполняя рты волнующей сладостью.

Отпрянув друг от друга, отдышавшись, ребята увидели изумлённые, то ли испуганные, то ли восторженные лица, похожие на перезревшие помидоры.

Пот на лбах, выражение недоумения, желание повторить.

Всё смешалось, но нужно было срочно заканчивать эксперимент, и они побежали на урок.

За руки взяться теперь постеснялись, потому, что мир вокруг изменился.

Не дети уже.

Им казалось, что все-все знают об их греховной тайне, о запретном, но желанном поцелуе.

Немое обвинение окружающих представлялось неудобным, стыдным, словно застали их за чем-то неподобающим.

То, что у них горели уши, никому не показалось необычным или подозрительным. Перемена есть перемена.

Мало ли — набегались дети.

У них теперь было сокровенное знание, интимная тайна, которую могут знать лишь двое.

Артур с удовольствием и благодарностью отметил в уме, что на этот раз Инночка не вытерла губ.

Он, кстати, тоже.

Сидя на уроке мальчишка незаметно задирал верхнюю губу, пытаясь понять, чем она пахнет.

Странно приятное ощущение во рту, когда они нечаянно соприкоснулись языками, подействовало как разряд батарейки, если замкнуть оба контакта.

Щекотно, немного кисло, но удивительно приятно.

Открыто и пристально смотреть на Инночку теперь представлялось постыдным.

Артур написал девочке записку: “Кажется, я в тебя влюбился”, — но отправить её не решился, вдруг, кто перехватит.

Уроки тянулись как томление на больничной койке.

Артуру было не понаслышке известно это неприятное ощущение.

На переменах они намеренно демонстративно стояли отдельно, старательно изображая полное безразличие.

Голова от переживаний шла кругом.

Рассмотреть Инночку подробно, нарисовать для себя её выразительный портрет, никак не получалось.

Подружка отчего-то застенчиво горбилась, смущалась, краснела, двигалась неловко.

Это была та же, но в то же время совсем другая девочка, точнее, теперь уже девушка, его девушка.

Ведь и она тоже целовалась. Значит, тоже стала взрослой.

Артур, тем не менее, её не узнавал.

Светлую головку, как и прежде, венчали те же кудряшки. Обычное, как всегда, школьное платьице, передник с рюшами, скромные ботиночки, начищенные до блеска.

Казалось бы — ничего необычного. Но это совсем не так.

А эти изящные, совсем не детские формы: выпуклая попа, узкая талия, округлые коленки, рельефная грудь?

Не было их вчера, точно не было.

Её облик стал волнующе притягивать, соблазнять, манить.

Неожиданно появившиеся из небытия изгибы хотелось трогать, обнимать, ласкать.

Пусть не на самом деле, хотя бы в воображении, это тоже очень приятно.

Артур представил себе, как проводит ладонью по её груди, оглянулся невольно, почувствовал, как пылают уши, словно украл чего, или набедокурил.

Что-то во всём этом чувственном шаманстве было не так.

Не так, как всегда.

Инночка сегодня слишком долго учила уроки.

Артур ждал и ждал, как всегда безропотно сидя на скамейке под окнами, а она всё не выходила.

В голове роились мысли, — что я сделал неправильно!

Или все-таки застукал кто-то за гаражами, сообщил её родителям?

Да не было там никого, не мог никто подсмотреть.

Отчего-то стало жалко себя, захотелось плакать.

Неизвестность стала совсем невыносимой.

Артур махнул рукой, безвольно опустил голову и поплёлся, решив, что всё кончено.

Он потерял подругу, вот что главное.

Нельзя было с ней так поступать.

Нечего было лезть с поцелуями.

Теперь придётся извиняться, просить прощение.

Кто знает, чем его вольность может закончиться.

Не успел мальчишка отойти от подъезда, как услышал взволнованный голос.

— Артурчик, ты куда, ну, не могла я тебе сообщить, что задержусь. Мамка заставила генеральную приборку делать. Вечером бабушка приедет, она у нас такая чистюля. Пошли со мной, я в лесу одно замечательное место знаю, в орешнике. Там бревно на камнях, костёр можно разжечь. У тебя спички есть?

— Откуда! Я это место знаю. Там Игорь Шилкин с Алкой Карпушкиной целовались, собственными глазами видел.

— Подглядывал, значит, вот ты какой!

— Случайно вышло. Я уж думал и нас с тобой кто-то выследил, когда мы за гаражом… боялся, что ты именно поэтому не выходишь.

— Боялся, говоришь… а понравилось? Только честно, не врать.

— Не знаю. Вроде… ничего так. А вообще…

— Почему вы, мальчишки, такие трусливые? Драться умеете, а как правду сказать…

— Ну, ты чего, Инка. Скажешь тебе чего-нибудь не то, потом ищи ветра в поле. У тебя характер — ого-го какой.

— Ветра, значит! Намекаешь, что у меня ветер в голове? А ты совсем не такой, ты белый и пушистый. Ладно, уж, ври теперь дальше. Никуда мы теперь не идём.

— Пошутил я. Нет, соврал. Честно, соврал.

— Честно соврал?

— Не путай меня, а. Без тебя собьюсь. Вот, записку прочитай.

— Давно… написал, спрашиваю, когда?

— После того как это, ну, сама знаешь.

— Мямля ты, Артурчик. Здесь хоть не соврал… и почему, интересно знать, тебе всегда только кажется? Я, например, точно знаю, что ты меня любишь. По глазам вижу.

— А ты, ты меня любишь?

— Девушек о таком не спрашивают. Это некультурно. Пошли уже в лес, горе моё.

Артур шёл, рассуждая сам с собой: почему она для меня радость, а я, для неё горе?

Это ему было не совсем понятно.

Ведь у них почти одни и те же интересы, если не считать её занятия музыкой, с которой Артур никак не мог подружиться.

Да, Инна более уверена в себе, лучше и точнее выражает мысли, заранее знает, чего ждёт от того или иного события. Вот и все разности несуразности.

В остальном они как нитка с иголкой. Правда, не совсем ясно, кто из них кто. Всегда выходит по-разному.

Кое в чём Артур ей сто очков вперёд может фору дать.

Но ведь это, в принципе, совсем неважно, чтобы как следует научиться целоваться.

Скамейка оказалась свободной. В радиусе ста метров никого не было, он проверил.

Костёр разгорелся быстро.

Найти повод для того, чтобы обняться и сесть, никак не находилось.

Разговаривали стоя. Он даже за руки её взять стеснялся.

Это стало для Артура непреодолимым препятствием и поводом для того, чтобы основательно расстроиться.

Нетерпение и неопределенность хотелось хоть чем-нибудь замаскировать.

Артур начал ломать сухие ветки с ближайшего дерева и непонятно зачем кидать в заросли орешника.

— Артурчик, ты не помнишь, зачем мы сюда шли?

— На брёвнышке посидеть.

— А ты чем занимаешься! Приглашай девушку присесть. Всему тебя учить нужно. У меня, между прочим, губы чешутся.

Обрадованный юноша схватил Инну за руки, закружил.

Настроение моментально выскочило за пределы радости и сомнений, зарядив уверенностью.

Она такая же, как была всегда. Ничего не изменилось.

Позитивные мысли и чувства заставили взглянуть на ход свидания с иного ракурса, что уже было здорово.

Разве раньше он замечал, что у неё бездонные серые глаза, пушистые ресницы, малюсенькие почти прозрачные ушки, бархатная кожа, губы-ягодки?

Да в голову бы не пришло все эти драгоценности разглядывать.

Артур аккуратно, словно боясь переломить, обнял девушку за талию, прижался к ней всем корпусом, вдохнул незнакомый пряный запах, от которого стало немножко дурно, словно изо всех сил задерживаешь дыхание, пытаясь не растерять ни одной молекулы этого очарования.

Юноша почти не чувствовал тела подруги, потому, что дрожал, словно продрог от ветреного холода.

Нос парня вбирал кожей прохладу раскрасневшегося от прикосновения его губ маленького уха, вибрации чего-то таинственно влекущего: восхищающего, завораживающего, пьянящего.

Удивительно, странно и до невозможности прекрасно.

Он и раньше дотрагивался до Инны, но ничего подобного сегодняшним ощущениям просто не было.

Такое сладострастное блаженство почувствовал впервые.

Артур был сам не свой.

Он обнимал Инночку так нежно, как обычно держат в руке изумительной красоты бабочку, боясь нечаянно стряхнуть с её крылышек невесомую узорчатую пыльцу.

Инна дышала тяжело, прерывисто, содрогалась временами, но прижималась к нему всё сильнее, словно пыталась раствориться в его объятиях.

Целоваться они начали стоя.

Сначала просто дотрагивались друг до друга губами.

Проводили ими по лицу, испытывая наслаждение от покалывания и вибраций, чуть дыша, слегка раскрывая рот, чтобы чувствовать оттенки самых нежных прикосновений.

Впрочем, впечатлений и без того было в избытке.

Прошло не так много времени, как Инна начала жаловаться, что целоваться стало больно.

Ребята посмотрели на свои разгорячённые лица с опухшими, оттопыренными, яркими от прилившей к ним крови губами, и засмеялись.

Такого они ещё не видели.

Позднее ребята научились многому, чего не знали, но развлечения и ласки их всё равно не выходили за пределы целомудренных отношений.

Разве что Артур иногда позволял себе насладиться прикосновением к её обнажённой груди губами и пальцами, да и то в полной темноте, чтобы не очень сильно смущаться.

Их помыслы пока были чисты и невинны, совсем по-детски.

Конечно, в глубине сознания, на вершине эмоциональных порывов иной раз всплывали более откровенные желания, но за неимением соответствующего опыта они оставались наивными примитивными картинками, годными лишь для того, чтобы немного развлечься.

Правда, родители Инны переживали за дочь, смотрели на Артура с опаской, настороженно.

Мама вызывала дочку на откровенные разговоры: опосредованно, не совсем серьёзно выдумывала несуразные сравнения и образы, рассказала о половых различиях и проблемах отношений между мальчиками и девочками, пыталась донести то, что Инна давно знала, чуть не ежедневно требовала отчёта о прогулках, разговорах, и действиях.

Их диалоги больше походили на допрос, чем на общение мамы с дочкой.

Инна выкручивалась, врала, чего за ней прежде не водилось, и буквально обо всём рассказывала Артуру.

Несмотря на противодействие родителей, их любовь развивалась и крепла.

Молодые люди явно подходили друг другу.

В их отношениях не было даже намёка на ссоры.

Амплитуда отношений, если её изобразить на графике, была почти плоской. Несмотря на возраст, когда начинается юность, они всё ещё оставались детьми. Им нечего было делить, отдать друг другу друзья были готовы всё-всё.

В начале девятого класса, когда стали возникать предметные, хоть и наивные разговоры, появлялись без перевода понятные желания, с единственной оговоркой, что всё у них обязательно будет, но должно случиться лишь тогда, когда придёт время, следовательно, по достижении совершеннолетия.

Эти секретные интимные диалоги ничего не меняли в привычных отношениях, ничему не мешали, разве что говорили о безграничном доверии, что свойственно только настоящему большому чувству.

Их встречи закончились внезапно, когда родители неожиданно объявили девочке о срочном отъезде.

Видимо, они молчали об этом намеренно, чтобы на волне переживаний не случилось то, чего они так боялись.

Кто знает!

В любом случае, времени на объяснения и принятие решений ей не оставили.

Инну на всякий случай отправили к бабушке на то время, пока собирали багаж в дорогу, решив, что от школьной программы Инна в любом случае отстанет, поэтому нет смысла пускать события на самотёк.

Не дай бог…

До неминуемого расставания оставалось два вечера.

Всего два, когда они могли распланировать будущее, чего-то существенное предпринять.

Рыдали оба, зацеловывая друг друга до истерики.

Сплетались языками, высасывая сладкое содержимое до самого мозга.

Инна даже разделась до пояса, позволила ласкать всё в пределах этой необъятной интимной территории.

Для Артура её душа была намного важнее тела.

Однако нежности и чувствам не было предела.

Вкус слёз можно было почувствовать в любой обнажённой точке.

Ещё немного, о кульминации втайне мечтали оба, могло случиться непредвиденное, что могло изменить его и её судьбу навсегда.

Возможно даже в лучшую сторону.

Этого не случилось.

Слишком сильно Артур уважал и любил свою Инночку.

Не мог он поставить любимую в неловкое положение.

Кое-что про анатомию, зачатие и секс он всё-таки уже знал — мир не без добрых людей.

Читал, интересовался, слушал, иногда наивно, но очень откровенно мечтал.

Если судьбе будет угодно, а ребята этого очень сильно хотели, всё в их жизни ещё случится.

Нужно ждать и надеяться.

Общаться пока можно в письмах.

Эпистолярный жанр для Артура был очень и очень привлекателен.

Бумаге можно поведать гораздо больше, чем непосредственно сообщить в уши при прямом общении.

Мысли в разговоре обычно приходят в голову с большим опозданием.

Первое письмо от Инны пришло уже через месяц.

Оно было короткое, но эмоциональное до крайности.

Чувствовалось, сколько слёз пролила девочка, карябая эти чувственные строки.

Артур читал и перечитывал, целовал сокровенные строчки, внюхивался и вслушивался в каждое слово, написанное её душой и таким родным сердцем.

Ответил столь же ярко, насыщая бумагу впечатлениями, размышлениями и чувствами, переживая вместе с любимой, открываясь, обещая, даря признания.

Писал, испытывая эстетическое и духовное наслаждение, не в силах сдержать, в том числе и греховные мысли, которые разбрасывал в виде чувственных намёков между строк.

Сорок писем.

Они и сейчас хранятся в его столе, перевязанные ленточкой, как бесценные реликвии, которые невозможно утерять, или уничтожить.

Что с того, что в последнем письме она призналась в том, что больше его не любит!

Для того чтобы написать такие строки возможны любые сторонние причины, даже немыслимые.

Артур писать не прекратил.

Отправлял и отправлял любовные весточки, взывая и надеясь.

Однако через некоторое время половина конвертов вернулась по неизвестной причине.

Куда Инна могла деться! Заграницу на такое короткое время не посылают.

Ещё через месяц от Инны пришло письмо, последнее, в котором всё объяснялось.

Смеховы действительно переехали.

В другой гарнизон.

Но причина исчезновения Инны была иной. Девушка впервые в жизни влюбилась всерьёз, точнее, позволила себе стать женщиной.

Скорее всего, она просто была глупа и неосторожна в интимном общении с новым другом.

Тем не менее, в её чреве поселилась новая жизнь. Вот чего так боялись её родители.

Как и почему могло такое произойти! Ведь им было так хорошо вместе.

Не зря её мама переживала. Только он вовсе не причём.

Артур страдал.

Долго переживал крушение любви, невыносимо долго.

Казалось, это конец всему.

Стоит ли дальше жить?

Если бы он только знал, что видел и целовал Инну в последний раз, ни за что бы тогда не остановился.

Всё-таки любовь — загадка, которую никому не удастся раскрыть полностью.

Он и сейчас, глядя с симпатией и интересом на совсем другую, по-иному привлекательную одноклассницу, помнил каждое счастливое мгновенье, прожитое тогда, пытаясь так или иначе оправдать Инночку.

Однако прошлое невозможно вернуть, переиначить, повторить.

Нужно продолжать жить здесь и сейчас, что он и пытался делать.

Конечно, опухоль первой любви не спала окончательно, не рассосалась.

Вытравить до последней капли её соки, ставшие частью кровеносной системы, невозможно.

Иногда Артуру приходило в голову суждение, что всю суть любви можно выразить одним единственным лингвистическим шедевром, подобного которому ни в одном другом языке просто не может быть.

Звучит эта фраза непритязательно просто и в то же время до ужаса противоречиво — да нет, наверное.

О любви мы знаем лишь одно — она действительно существует. Вот только где живёт и почему внезапно заканчивается, человеку знать не дано.

Наверно, Танечка появилась в его жизни не просто так.

Артур устал от долгого изнуряющего одиночества.

Мужская компания больше его не устраивала.

Природа настойчиво требовала любви.

Танечка была разительно похожа на Инночку.

Или ему так только казалось?

Нет, эта девочка совсем другая. Просто мозг искажает действительность в угоду его сентиментальным переживаниям.

У Танечки сложный, довольно противоречивый характер. Её пытливый мозг и невероятная память работали подобно калькулятору, моментально вычисляя последствия каждого действия до копеечки.

Она чересчур практична, потому не спешила завязывать отношения.

Наверно это и задело Артура за живое.

С Инной всё было просто, кроме тех, самых первых минут близости.

Татьяна же вела себя так, что к ней с разговором о любви и дружбе невозможно было подступишься.

Но это совсем неважно. Ведь он ей определённо нравится.

А она ему так очень-очень-очень.

Танечка улыбалась, позволяла иногда за собой галантно ухаживать — вот что существенно.

У Артур теперь снова была девушка, которую он мог с гордостью назвать своей.

Все довольны.

Никто из одноклассников не смотрел на него с явным неодобрением. Повзрослели все разом.

Собственно, он и познакомился по большей части для того, чтобы лишить общественность возможности перемывать себе косточки за инаковость.

Лишь потом Артур сумел заметить всё это: глубокие, как озёра, глаза, светлые кудрявые волосы, густые брови, стройные ноги, пушистые ресницы, соблазнительно высокую грудь.

И изумительной формы губы.

Какие у Танечки роскошные, удивительно яркие губы! А ведь она даже не красится.

Неужели любовь может случиться не однажды, не раз!

Танечка появилась в классе внезапно, месяца через два после начала занятий в школе. Её папа, как и у Инны, был офицер.

Долгое время Артур её просто не замечал. Ему не было дела не только до новенькой, которая моментально влилась в коллектив и закрепила свои позиции в качестве активистки, но и до прочих девчонок, среди которых были красивые, умные, и весьма интересные.

Забыть Инночку, первую и единственную любовь, было выше его сил.

С одноклассниками Артур тоже встречался редко. Его раздражали темы разговоров мальчишек, в большинстве о победах на любовном фронте, о вечеринках и спорте.

Мальчишка рос интеллектуалом. В числе его интересов были точные науки и любовь к книгам, которые занимали в их трёхкомнатной квартире чуть не половину территории.

Всё же Артур был частью школьного коллектива, хоть и не инициативной, иногда принимал участие в посиделках, где никого особенно не выделял, являясь по большей части отстранённым зрителем.

Как все мальчишки, юноша брал стакан портвейна, которого ему с лихвой хватало до окончания мероприятия, садился в отдалении, созерцая вечеринку в фоновом режиме, находясь в реальности лишь физически.

Весело скачущие и плавно качающиеся в танце одноклассницы виделись Артуру в единственном обличии, будили неоднозначные воспоминания, одновременно приятные и раздражающие.

На его лице расплывалась глуповато-меланхоличная улыбка, по которой можно было сразу определить, что пребывает парень совершенно в другой реальности.

Утомлённая энергичным танцем, разгорячённая, вспотевшая, Танечка как-то раз подсела к нему, задала несколько ничего не значащих вопросов, на которые Артур даже не обратил внимание.

Его привлёк зыбкий туман едва различимого, смутно знакомого запаха, несколько молекул, в которых померещилось присутствие Инночки.

Именно такие ароматические флюиды источало желанное тело любимой девочки.

Артур встрепенулся, его мысли плавно перетекли в реальность и уже не смогли вернуться обратно.

Он жадно растопырил ноздри, тайком втянул желанные пряные специи, наполняющие пространство вокруг Танечки, повернулся к ней лицом и застыл в замешательстве, увидев совсем не то, чего ожидал.

Внутри затрепетала каждая клеточка, возвращая в те дни, часы и минуты, когда он пил эти чарующие запахи без меры, наслаждаясь ими постоянно.

Артур еле сдерживал желание пустить слезу, понимая, что на него смотрят.

Танечка вела себя оживлённо, ей было весело.

Она щебетала и щебетала.

Постепенно Артур вник в суть её речи, ответил на пару вопросов. Ему вдруг стало интересно слушать эту взбалмошную девочку, которая вывела его из хрупкого равновесия.

Юноша стал посещать посиделки и сборища, где непременно бывала Танечка. Они мило беседовали. Их разговоры были девственно чисты, ничего откровенно интимного в себе не таили. В них не было даже тени чувственности или намёка на близкие отношения.

Внешне это выглядело именно так.

На самом деле они друг другу понравились, намеренно искали общения, постепенно, но последовательно наводили мосты, незаметно, робко.

Спустя непродолжительный срок даже со стороны была видна взаимная зависимость, основанная на дружбе.

Их отношения по большей части были бесполыми. В них пока не было потребности прикасаться, исследовать тела на близком расстоянии.

Если бы не запахи, которые всё же разогревали кровь, выжимая из неё пузырьки вожделения, достаточные для того, чтобы возбудить волны фантазии.

Артур много и часто думал о подружке, но совсем не в любовном ключе. Коварство противоположного пола он уже познал, поэтому повторять пройденное не было никакого желания.

Другое дело — взять реванш, доделать то, чего не позволила некогда юношеская застенчивость вкусить с Инночкой — цинично и бесстрастно залезть к Танечке, добродетельной, не целованной, воспитанной девочке, под юбку.

Непознанные тайны женского естества будили в нём неясные, но вполне определённо направленные желания. Впрочем, воплощать похотливое стремление в жизнь Артур явно не собирался, только грезил.

На одном из дней рождения они сидели рядом. Друзья подшутили над ним, налив в стакан вместо лимонада подкрашенную сиропом водку.

Последствия не заставили себя ждать. Артура здорово развезло.

Танюшка отругала шутников-хулиганов и принялась хлопотать. По-женски настойчиво заставляла Артура закусывать, помогла умыться, расчесала. Потом надевала на парня верхнюю одежду, обувь, что было совсем непросто.

Юноша был, словно тряпочный: шатался, глупо улыбаясь, ноги его то и дело подгибались в коленях, безвольные руки висели плетьми.

Танечка нахлобучила на него шапку, накинула не застёгнутое пальто, и повела на свежий воздух.

Она заботилась о нём. Это было приятно.

Артур очень сильно опьянел. Показываться в таком виде родителям ученику десятого класса выглядело катастрофой. Танечка поволокла друга длинной дорогой, через парковую зону, поддерживая, поднимая время от времени с мёрзлой земли.

Окончательно протрезветь всё же не удалось, но в конце прогулки Артур довольно основательно и твёрдо стоял на ногах.

Обычный для мальчика и девочки ритуал провожания пришлось нарушить. Танечка довела Артура до дома.

На их лица в полной тишине падал пушистый снег, свет от фонарей танцевал и подпрыгивал, усиливая романтическое впечатление от засыпающего города. Артур вдруг почувствовал себя счастливым.

Мальчик впервые заглянул в глаза Танечки. В них весело плясали огоньки, отражающиеся от горящих окон, от переливающейся где-то далеко яркой иллюминации.

Что именно заставило Артура сделать шажок навстречу и впиться в чувствительные, до жути соблазнительные губы девушки: неконтролируемое желание почувствовать влажное тепло сладкого поцелуя или благодарность за заботу, юноша сам не знал.

Артур притянул её лицо и коснулся раскрасневшегося на морозе цветка губ, получив подобие ожога, только очень-очень приятного.

Танечка закрыла глаза и перестала дышать, но не отстранилась, не вырвалась, как он ожидал.

Артур был удивлён. В него вместе со сладкими соками поцелуя вливалась щекочущая нервы энергия, заставляющая почувствовать желание.

Он ведь считал себя однолюбом, готовился провести остаток дней в полном одиночестве, грустя и вспоминая единственную любовь, которая завяла, так и не успев окончательно раскрыться.

Ощущения от поцелуя были совсем иными. Не было того, прежнего головокружения, запомнившегося от прикосновения к губам Инночки, чехарды сердечных ритмов и спёртого дыхания, зато обволакивала неожиданно трепетная нежность, заставляла исследовать недра сочных, сахарно-спелых уст.

Танечка не пыталась наполнить лёгкие кислородом, пока Артур не понял, что она задыхается.

Юноша разлепил губы, расцепил объятия, несколько отстранился, чтобы лучше разглядеть ту, которая вдохнула в него новую жизнь.

Даже в темноте было видно, что девушка бледная, как полотно девственной простыни.

Танечка с закрытыми глазами медленно оседала на снег, видно потеряла сознание. Артур подхватил её, лёгкую, как пушинка. Нигде по близости не было скамеек. Пришлось усадить подругу в ближайший сугроб.

Теперь юноша реанимировал девушку, пытаясь вернуть её в сознание поцелуями. Пришлось расстегнуть пальто, блузку. Он начал растирать Танечке грудь, нечаянно дотронулся до нежной кожи одного из упругих полушарий, не удержался, запустил ладонь вглубь бюстгальтера, где нащупал вишенку соска.

В голове заурчало, сердце в долю секунды набрало запредельные обороты. Ему стало неловко, стыдно, однако очень хотелось повторить чувственный манёвр.

Артур сдержался, начал лихорадочно застёгивать кофточку. Танюша пристально, практически в упор, смотрела ему в глаза.

Её взор медленно заволакивали слёзы.

Дальнейшее происходило безмолвно.

Артур помог Танечке подняться, отряхнул, застегнул пальто. Захотелось немедленно проверить, что подружка думает по поводу случившегося происшествия.

Он протянул руки к её лицу, раскрыл готовые к поцелую губы. Танечка мягко, с каменной мимикой на лице, отстранила его, повернулась и медленно пошла прочь.

Артур догнал, пытался заглянуть в глаза. Теперь ему не была безразлична эта милая девочка. Вирус необъяснимо прекрасного чувства уже проник вглубь воспалённого эмоциями любви мозга.

Реакции от Танечки не последовало. Она шла с опущенными плечами, едва передвигала ноги.

Так они и расстались, не прощаясь.

Артур долго ходил под окнами её квартиры, заглядывая в то, где обитала она, надеялся, что Танечка выглянет, приветственно помашет рукой. Для него это стало бы индульгенцией, отпущением невольного греха.

Увы. В Танюшином окне так и не загорелся свет, не шелохнулась занавеска.

Уснуть в эту ночь Артур так и не смог. Вдобавок вернулось опьянение, иссушающее вместе с сердцем весь организм.

Он валялся поверх покрывала прямо в одежде, то и дело подходил к окну, направляя взор в ту сторону, где жила Таня.

Мысли и чувства путались, разрывая в клочья то, что ещё не успело начаться.

Как же глупо он поступил. Дело не в том, что девочка недотрога. Нельзя было прикасаться к интимным тайнам, без её на то согласия, украдкой, как вор.

Артур переживал, рисуя неприятные перспективы дружбы, нечаянно перескочившей на иной, телесный, удивительно чувственный интимный уровень.

Он корил себя за несдержанность. В нём только начала разгораться искорка надежды и вот, всё испорчено собственными руками.

Артур подошёл к заветному подъезду задолго до того, как девочка вышла, вытоптал на снегу её имя, потом отломил ветку, зачистил наивное мальчишество.

Его бил озноб. Неуверенность и слабость росли по мере продвижения времени.

Юноша страдал. Теперь по Танюшке.

Девочка вышла с оживлённым выражением на лице, сразу заметила друга, энергично помахала ему рукой, даже подставила для поцелуя щёку.

Артур был по-настоящему счастлив — его простили.

Теперь он сидел, забыв про урок, про всё прочее, жадно прикасался к Танечке взглядом с чувством странного обожания.

Зрение юноши обострилось до предела. Ему были видны прозрачные в неожиданно выглянувших солнечных лучах, падающих на её голову, ушки, нежный пушок на щеке, непокорно свалившийся на сторону локон.

Захотелось зарыться в нежное ухо холодным носом, взять в рот чувствительную мочку, провести губами по шее, почувствовать, как в девочке растёт возбуждение.

Артур явственно ощущал Танечкин запах, воспроизвёл в памяти вкус поцелуя, упругость соска, к которому так неловко прикоснулся.

Ему было неудобно и стыдно дотрагиваться до него, но поступить иначе юноша не мог.

Очнулся юный влюблённый оттого, что весь класс над ним потешался.

Ирина Леонидовна звала к доске, а он ничего не слышал.

Кто-то из подростков скатал шарик из промокашки, ловко метнул, попал ему в нос.

Артур совсем не обиделся. Мальчишки, что с них возьмёшь!

На автомате, не вникая в суть, юноша ответил на все вопросы, не отрывая взгляд от Танюшиных волшебных глаз.

— Ты что, — спросила девочка на перемене, — влюбился что ли, — и испугалась собственного вопроса, уткнулась в носок туфельки, рисующей на линолиуме зигзаги.

Артур не нашёл, что ответить, только взял Танечку за руки, не обращая ни на кого внимание.

Ученики оглядывались, шептались. Ему на это было плевать.

С этого дня друзья стали встречаться чаще, но вольностей больше не допускали.

Это опять была искренняя, в какой-то мере наивная дружба. Во всяком случае, они пытались представить себе и окружающим именно такой сценарий развития отношений.

На очередной вечеринке Танечка сама пригласила Артура на танец.

Отбросив стеснительность, она прижалась к другу, зажатому как деревянный Буратино, трепещущим от приятных ощущений телом, и сделала то, о чём мечтал тогда в классе он сам — засунула холодный нос ему в ухо.

Танцевать почему-то не хотелось. Было желание уединиться, поговорить, заглянуть друг другу в глаза.

На Танюше было невесомое, очень скользкое на ощупь шёлковое платье лазурного цвета. Под ним прощупывалась тонюсенькая комбинация и упругое тело.

Артур, бесстыдно изучая руками долину холмов и ущелий, чувствовал каждый бугорок на теле подружки, нечаянно обнаружил застёжку от бюстгальтера, чувствовал руками резинку от трусиков, восставшие радостно соски, продырявливающие лёгкую полупрозрачную ткань.

Танюшка не препятствовала откровенной бесцеремонности, напротив, показывала, напрягая и расслабляя мышцы, в какой пункте пикантного путешествия ощущения сильнее и ярче.

Податливое тело трепетало в чувствительных как никогда прежде руках Артура, требуя продолжения.

Греховный, оглушительно возбуждающий запах девочки, сводил с ума, вызывая непередаваемые словами эмоции, наполняющие всё его существо непомерной радостью.

Танюша пригласила Артура и на следующий танец, но юного влюблённого так интенсивно трясло, что он упустил момент, позволил более шустрому однокласснику увести её танцевать.

Юноша сидел и переживал по этому поводу, кляня себя за нерешительность.

Что с ним происходит! Ведь всё это в его жизни уже было однажды. Почему те же действия настолько мощно смущают, и притягивают одновременно?

Артур сидел расстроенный, одинокий, покинутый, несчастный, ревностно наблюдая, как соперник нагло поглаживает Танечкину попу.

Девочка раз за разом скидывала дерзкую Серёжкину руку, он снова нетерпеливо обводил ладонью контур её спины, сжимал осиную талию, пытался провести по бедру выше среза подола.

Артур вскочил, негодуя, не зная, как поступить, чего предпринять. Ведь это, как бы, не совсем его девушка, они лишь друзья.

В отчаянии юноша налил в рюмку коньяк, махнул, как это делают в кино лихие парни.

Хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть навсегда.

Танюша неожиданно резко остановилась, что-то негромко сказала партнёру по танцу, отвесила Серёге звонкую оплеуху и пошла в раздевалку.

Потом, уже одевшись, вернулась, подошла к Артуру, — ты со мной, или остаёшься?

Ребята долго бесцельно бродили, разговаривали оживлённо совсем ни о чём, радуясь, тем не менее, общению, при этом держались за руки.

Было предчувствие начала чего-то большого, сильного, властного, однако, ни он, ни она, не нарушили девственную дистанцию, памятуя о первом неудачном опыте, пока не пришло время расставаться.

Целовались самозабвенно, обмирая от нахлынувших неожиданно чувств, в порыве небывалой страсти, не в силах оборвать физическое и душевное слияние.

Это было начало совсем иной зависимости.

Танюша взяла себя в руки, вернулась в реальность из страны грёз раньше Артура, хотя для неё эта интрига была первичным, неведомым прежде опытом.

В дальнейшем она по большей части избегала чувствительного физического контакта, потому, что боялась последствий, о которых каждая любящая мать неустанно предупреждает девочек.

Воспитание и родители требовали от неё прежде любви получить образование, способное определить вектор развития судьбы, тогда как чувственные мотивы способны на начальном этапе лишь разрушить стройное здание, построенное для её же блага.

Танюшка не имела желания ослушаться, хотя её захлестнула эмоциональная волна куда более впечатляющая и головокружительная, чем Артура, поскольку контролировалась она нетронутой девственностью.

Друзья проводили вместе массу времени, структурируя его прогулками, посещениями фильмов, привычными посиделками в кругу одноклассников и друзей.

Поцелуи случались, но настолько скромные, мимолётные, что их можно было считать погрешностью, а не правилом.

Оба изо всех сил контролировали своё поведение, не допуская чрезмерных вольностей.

Танюша была вхожа в семью Артура в качестве официальной подруги, но без статуса любимой девушки. Она мило беседовала с его родителями, которым давала понять, что их отношения предельно целомудренны.

Девочка запросто помогала маме Артура, спрашивала советы у его папы.

Родители удивлялись скромному благоразумию, осторожной деликатности такой необычной дружбы. Оба считали, что в возрасте постижения любви это довольно странно, вспоминали свои первые влюблённости, эмоционально переживали вновь те волшебные до нереальности чувства.

Артур смотрел на девочку любя, соглашаясь с любыми её требованиями и правилами, но считая желанной и вполне законной добычей, осторожность которой нужно деликатно усыпить.

Спелая девственность манила сладостью возможных соблазнов, порой очень нескромных.

Ночью, когда тишина и темень накрывали землю и всё на ней происходящее, Артур предавался фантазиям, в которых Танюша играла иную роль.

Юноша страстно целовал, смело проникал под запретные флажки, трепетно трогал те интимные участки тела, которые до сих пор были ему неведомы, поскольку надёжно скрыты под слоем нарядов.

Постепенно юноша научился тайком, виртуально раздевать Танюшку где угодно, даже на уроках. Это было мучительное, до хруста в костях, но настолько затягивающее занятие, что отказаться от него Артур не мог даже при родителях.

Сдерживать себя становилось всё сложнее. Природа на этот случай предусмотрела обходные пути, наполнила маршруты возможного отступления и прочих пораженческих манёвров настолько соблазнительными, обманчиво-целомудренными приманками, что избежать попадания в капкан интимного сближения невозможно в принципе.

Как-то раз, ближе к весне, друзья решили посмотреть вместе новый фильм по телевизору. Уроки к этому часу были выучены.

Немного подурачились, как это обычно бывает у друзей одного пола, слегка вспотели. Затем Танюша увлеклась происходящим на экране, прислонилась к Артуру, забравшись с ногами на диван, уютно устроила голову у друга подмышкой.

Юноше, вдыхающему так близко концентрированный аромат женственности, где воедино сливались послевкусие пряных духов с разгорячёнными ароматными специями непорочного тела, чувствующему упругость желанной плоти, живые вибрации первозданных интимных энергий, невозможно было избежать мятежного гормонального бунта.

Воспалённая чувственность мгновенно вычислила способы незаметного, будто бы случайного соблазнения, нетерпеливо подталкивала к немедленным действиям.

Артур освободил руку, которой Танюша так уютно накрылась, незаметно передвинул ладонь на область талии.

Девушка невольно напряглась, но продолжала внимательно следить за драматическим сюжетом на экране.

Юношу уже всерьёз била любовная лихорадка. Осторожно, миллиметровыми шажками, он придвигался к Танюше.

Её лицо уже было совсем рядом.

Ещё сантиметр, юноша явственно почувствовал тепло нежной щеки, слегка прижался к ней. Девочка пошевелилась, устраиваясь комфортнее, изящно выгнула спинку, имитируя плавные кошачьи движения.

Артур осторожно, едва касаясь, провёл губами по чувствительной шее.

Танечка поёжилась.

Дальше ему в рот попала мочка уха. Юноша на этот раз не спешил, согласуя движения с реакцией подруги, которая слегка напряглась, но позволила эти безобидные с виду ласки.

Она не предполагала или намеренно игнорировала тот факт, что химическая кухня организма уже была запущена, вопреки её желаниям и мыслям.

Артур медленно массировал губами чувствительные зоны. Таня внешне не предавала этому значение, однако её тело начало невольно отвечать взаимностью на нежные прикосновения, подсказывая мельчайшими движениями мышц желательную траекторию ласковых движений.

Девочка всё еще смотрела на экран, но эмоции и мысли были сосредоточены на вкрадчивых, до жути приятных действиях Артура.

Вскоре он получил лицензию на продолжение, хотя Танюшка укоризненно посмотрела ему в глаза, раскрыв между тем и облизнув набухающие, наливающиеся спелостью красок губы, готовые к вторжению.

Артур развернул девочку к себе, покрыл поцелуями глаза, нос, щёки, наконец, запечатал соблазнительную пунцовую расщелину жадными губами, проник языком в таинственные глубины лакомого блюда.

Танюша притихла, дрожа всем телом, оцепенела, закрыла глаза. Их горячие языки встретились, сплелись, ощутили взаимное желание.

Поцелуй длился бесконечно долго. За это время успел закончиться фильм, за окнами накрыли землю сгущающиеся сумерки, рука Артура проникла в запретную зону в области бикини, сладко сжимая вожделённый сосок.

Танюша неожиданно встрепенулась, вскочила. Ещё несколько минут и могут прийти с работы родители Артура.

Девочка принялась оправляться, прихорашиваться, для чего понадобилось зеркало.

Лицо её горело огнём, губы воспалились.

Повязав волосы резинкой, Танюша умылась, долго полоскала лицо холодной водой. Опухоль и краснота не спадали.

Девочка заметалась по комнате, подскочила к окну.

— Там твоя мама. Что она подумает, что скажет! Мне что, совсем не приходить к тебе в гости?

Танюша схватила пальто, шапку, впрыгнула в сапоги.

— Открой же скорее! Обожду, пока она зайдёт, этажом выше. Я ведь тебе доверяла.

В голове у Артура гудело.

Опять. Он снова поторопился реализовать нескромную мечту, не считаясь с реальными обстоятельствами. С Танюшкой, видно, так нельзя, — но ведь она не оттолкнула, практически была соучастницей. Почему же виноват только я!

На этот раз обошлось. Мало того, наркотическое действие гормонов Танюшку тоже лишило покоя и сна.

Любовь, по всей видимости, острое инфекционное заболевание, передающееся воздушно-капельным путём. Вирус чувственных желаний уже проник и в её юный организм, начал там размножаться, изменяя под себя внутреннюю среду.

В следующий раз девочка была податливее, временами начинала брать инициативу на себя. Видно было, что наслаждение она получает настолько сильное, что отказаться от него уже не способна.

Артур бессовестно пользовался неопытностью подруги, продвигаясь в похотливых фантазиях медленно, но верно.

Девочку уже не шокировали поглаживания, прикосновения губ к груди и соскам.

Юноша забирался с головой под её просторную кофту, которую, скорее всего, Танюша и надевала специально для подобной цели, путешествовал губами и пальцами по мягкому животику, залезал языком в ямочку пупочка, забирался всё выше и выше, пока в руках его не оказывались спелые округлости.

Тогда начинался соблазнительной притягательности пир порочного бесстыдства.

Артур мял упругие мячики, облизывал соски, втягивая их в рот.

Танюша выгибалась, стонала, зажимала руками голову друга, испуская при этом дивное душистое благоухание, пьянящее, заставляющее набухать всё, куда поступает мощными толчками кровь.

С каждым разом ласки становились откровеннее. Дыхание похоти стало преследовать девочку так же мощно, как и его.

Артур сознательно, целенаправленно подводил подругу к самому краю, заставлял теперь не позволять опасных ласк, а требовать их.

Ещё немного, думал он, и девочка сдастся, сама попросит той степени продолжения, за которой только полное слияние.

Не железная же она. Не может быть, что у женщин механизм страсти работает иначе. Должна, обязательно должна Танюша испытывать нечто подобное.

Артур терпеливо ждал, хотя эмоции переполняли, вызывая ярость и агрессию.

Юноша почти не ел, плохо спал. Мысли его были сосредоточены в одной единственной точке, в сочной и спелой ране, спрятавшейся у подруги меж сладких бёдер.

По ночам почти каждый день наступала спонтанная разрядка, когда его плоть пульсировала, фонтанируя липким секретом, который предназначен совсем не для этого.

Артур мысленно находился с объектом страсти, вёл с ней диалоги, спорил.

Он никак не мог понять, что теперь, когда они испробовали огромный ассортимент возбуждающих, порочных действий, когда до последнего шага оставались считанные сантиметры, удерживает подругу от того, что неизбежно должно произойти.

Артур клялся сам себе, что будет предельно осторожен, внимателен и нежен, телепатически посылая эти клятвы своей девочке.

Последнее время он называл её исключительно так.

Танюша теперь сама искала его общества, расчетливо и изобретательно находила способы остаться наедине. Её явно увлёк процесс, оказавшийся настолько вкусным, что отказаться от него было невозможно.

В один из праздничных дней, когда родители Тани на несколько дней уехали в какой-то пансионат выходного дня, после довольно весёлой, почти взрослой вечеринки, где почти все друзья разбились на парочки, чёрти что вытворяли по углам и закоулкам, возбуждённая девочка позвала Артура к себе домой.

Юноша ликовал, предвкушая вкусный финал любовных притязаний. Сколько раз уже Артур представлял себе, как обездвижив подругу, нежно целуя, медленно снимет с неё трусики, одним движение раздвинет белоснежные бёдра и…

События с самого начала пошли не так. Танюша была зажата, молчалива, напугана неизвестностью.

Невербальные признаки кричали о том, что она отчаянно защищается. Руки и ноги её были скрещены, губы яростно сжаты, лицо стало неподвижным, каменным.

Артур недоумевал. Ведь она сама позвала, значит, готовилась к решающим действиям. Так в чём дело!

Танюша отказалась целоваться, принялась хлопотать на кухне. К себе ближе полутора шагов не подпускала.

Дальше происходило немыслимое, странное.

Артур был распалён, буквально расплавлен желанием. Желанная цель благоухала невдалеке от него ароматом интимной страсти. Оставалось лишь сломить цепляющуюся за мешающую уже целомудренность волю и взять, не взирая ни на какие обстоятельства, то, что по праву принадлежит ему.

— Поцелуй меня, любимая, — взмолился юный любовник.

Бледная как мел, Танюшка нехотя раскрыла губы, позволила запечатать рот поцелуем, не отвечая при этом привычной взаимностью.

Артур намеренно нежно, вспоминая самые чувствительные точки, прикосновение к которым позволяло вить из подруги верёвки, возбуждал девочку всеми доступными средствами, предвкушая скорый финал.

Безрезультатно.

Её чувственность спряталась и молчала.

Юноша еле сдерживал себя, временами впадал в ярость, но всё ещё контролировал сознание. Однако, изощрённый ум, точнее глубинное сознание, подчинённое малюсенькому тельцу примитивного рептильного мозга, уже вело свою игру, не желая мириться с временной неудачей.

Артур отвлёк внимание девочки, выбирая момент и удобную позицию, чтобы воплотить в реальность мечту, реализация которой была близка и ощутима, как никогда прежде.

Юноша загнал жертву в угол, придвинул её ноги к самому дивану, не давая возможности вырваться, ведь он тяжелее и сильнее, затем сгрёб юбки, повалил навзничь, пропихнул между ног колено, запустив пятерню между бёдер.

Танюшка яростно, молча, брыкалась, пытаясь сделать Артуру больно, чтобы предотвратить неизбежный финал.

Он терпел.

Трусики девочки разлетелись от одного яростного движения, обнажив желанный треугольный островок, палец моментально проник в алую щель, оказавшуюся удивительно влажной и скользкой.

Любовники яростно боролись, или делали вид, что это именно так.

Артур рассчитывал на обезоруживающее действие гормонов, которые, казалось бы, должны были обездвижить подругу, сделать её не врагом, а союзником. Даром что ли они так долго и основательно тренировались?

Должен, обязательно должен наступить перелом.

Юноша не мог понять, отчего она так яростно сопротивляется. Неужели совсем ничего не чувствует!

Он же любит её, это так очевидно. Какие бы последствия после акта совокупления не последовали, Артур всё предусмотрел.

Он готов на создание семьи, на что угодно.

Один раз юноша уже проявил мягкотелость, еле выбрался из того липкого состояния. На этот раз нужно настоять на своём. Сама же потом будет радоваться.

На самом деле мыслей у него было намного меньше, чем эмоций и чувств. Древнейший инстинкт набирал обороты, подчиняя разум единственной страсти, которая сейчас руководила его действиями.

Артур терпеливо добивался своего. Второй палец последовал во влажную щель вслед за первым. Он ждал, когда кровь девочки наполнится гормонами, которые сделают всё, что необходимо в таких ситуациях. Об этом он читал не раз и не два.

Однако, ситуация не менялась в лучшую сторону.

Когда третий палец проник в разгорячённое, наполненное тягучей слизью лоно, Танюша укусила Артура за губу, вонзив острые зубы, пыталась оторвать её часть.

Девочке удалось вырваться. Она схватила стул, выставив его перед собой щитом, и кричала, кричала.

Далее последовала продолжительная истерика.

Подруга обвиняла юношу во всех смертных грехах, не позволяя приблизиться и успокоить.

Вся его решимость, как удар молнии, ушла в никуда, но оставила на теле заметный разрушительный след, и запах гибели близких отношений.

Артур пытался оправдаться, взывал к здравому смыслу, говорил о любви, о современных семейных отношениях, о тенденциях молодёжного эротизма, о любви и преданности.

Тщетно. Аргументы не имели смысла. Танюша их не слышала.

Она называла Артура безмозглым животным, все мысли которого сосредоточены на сексе.

Что он мог возразить? Подруга была права. Секс имел для юноши определённое, довольно значительное значение. Он считал физическую часть любви достаточно важной.

До самых экзаменов Танюша избегала его общества, старательно прячась в девичьих кампаниях. Затем поехала поступать в Ленинградский Университет.

Самое странное, что она позвонила перед отъездом, пригласила на проводы, где танцевала со всеми подряд одноклассниками, кроме Артура.

Ему показалось, что это была месть.

Несмотря на это, Артур предпринял ещё одну атаку: отозвал девочку в сторону и несколько раз повторил, что любит, что готов ждать сколько угодно.

Танюша загадочно улыбнулась, увернулась от объятий и убежала к гостям.