Испытание близостью

Валерий Столыпин, 2020

Возможности воображения настолько значительны, что в фантазиях человек способен совершать чудеса: изменять мир, преобразовывать действительность, творить. Например, летать. Имея достаточный опыт, совсем не сложно переноситься в иные миры, путешествовать во времени, любить и ненавидеть. Разыгравшееся воображение в активной фазе способно менять эмоциональное и психическое состояние человека, заставляет драматизировать и развивать события. Не успев узнать человека, влюбиться, неокрепшие духовно юные романтики переносятся в мир галлюцинаций, создают вымышленные чувства и эмоции, наполняют ими пространство вокруг, сгорают в пламени соблазнительных событий. Любовь всё преувеличивает, раскрашивает яркими красками. В этом и сила, и слабость романтических чувств. Однако, во всём важна мера. Союз, основанный исключительно на романтической любви и воображении, обречён на провал. Избыточное фантазирование, лишённое реалий, способно разрушить любые отношения.

Сладкая месть

А я Вас люблю — до озноба, до колик,

До всякого рода неясных вещей:

От мыслей о вечном — до мыслей о кроликах,

И страха при мысли о вечной ничьей.

Екатерина Горбовская

Вам когда-нибудь изменяла жена, единственная женщина в вашей жизни, от общения с которой перегорают лампочки в мозгу, вера в исключительность и целомудрие которой кажется безусловной истиной, практически религией?

Нет? Вам здорово повезло. Я не такой везунчик.

Не буду описывать, из каких источников, как и почему узнал, что у Сони случился нелицеприятный для меня роман с картинками, в котором она проявила постыдную сексуальную активность. Факт измены не получилось скрыть, невозможно переврать или оспорить.

Жена была поймана на горячем, что было крайне неприятно. Лучше бы я этого не знал.

Шёл четвёртый год безоблачно счастливой семейной жизни.

Быт семьи полностью налажен, дочурке полтора года. Софья не так давно вышла после отпуска по уходу за ребёнком на работу, чему была сказочно рада. С малышкой в рабочее время и в часы досуга оставалась приходящая няня — добродушная старушка из соседнего подъезда.

Жена не отрицала, что чрезмерно увлеклась коллегой по работе, не пыталась объяснить, что заставило её целую неделю как с супругом жить с ним в служебной поездке в общем номере, а позднее встречаться несколько месяцев по вторникам, объясняя задержки занятиями на обязательных курсах повышения квалификации.

Я не пытался на неё давить: не устраивал скандал, не стал делать из вульгарного проступка зрелищное шоу.

Разоблачение стало для жены испытанием, шоком: это было заметно.

Она была напугана, клялась, что любит только меня, что связь с любовником была наваждением, одержимостью, безумством, что увлечение на стороне послужило серьёзным уроком.

— Мне ужасно стыдно, — рыдала Соня, — я не хочу, не могу с тобой расстаться. К тому же наша малышка. Если сможешь простить — стану покорной и нежной.

С работы Софья уволилась, с любовником решительно рассталась. На какое-то время вновь занялась ребёнком и домом.

Было тяжело, больно. Около месяца мы общались короткими фразами, спали в разных комнатах.

Не так просто наладить интимный контакт с женщиной, тело и душа которой жили двойной, бесстыдно порочной жизнью, которая позволяла, возможно, даже требовала, желала, доверительного интимного контакта с другим мужчиной.

Чувство брезгливости долго не позволяло свершить ритуал супружеского слияния.

Со временем я почти справился: убедил себя, что “хороший левак укрепляет брак”, что жену обманули, совратили, что в случившемся есть доля моей вины, вновь почувствовал магическое притяжение.

Софья по-прежнему волновала, возбуждала меня… особенно когда ненадолго расставались.

Её родители жили в соседнем городе. Софья скучала по ним, время от времени гостила в отчем доме несколько дней, как правило, вместе с малышкой.

Так было и на этот раз.

Спешить в пустую квартиру не было желания: семейные отношения не предусматривают отпуск от любви, тем они и отличаются от романтической связи без обязательств.

Организм женатика постепенно настраивается на неизменный бытовой обряд, соблюдение которого составляет суть и постоянство неспешного, однообразного супружеского счастья.

Городской парк казался замечательной альтернативой общения с компьютером, который отвлекал в определённой мере от внезапной смены гармоничного ритма семейных будней, но не заменял живой контакт с самыми дорогими существами: женой и дочкой.

Было тоскливо, немного грустно проводить лучшую половину дня в одиночестве.

Телефонный разговор с Соней лишь усугубил эмоциональный и тактильный голод.

В парке в этот час было весело, людно. Некоторое время любопытство, наплыв ярких красок и звуков отвлекали, но окружение из влюблённых парочек и счастливо проводящих вечерний досуг семей окончательно испортили настроение.

Шарик мороженого в открытом кафе вывалился из ложечки на рубашку, когда нежно-прохладные маленькие руки ладони закрыли мне глаза.

— Угадай, — вкрадчиво прошептали в ухо приятным голосом, окутав флёром приятных фруктовых запахов.

Вторжение в мою интимную зону было внезапным, не особенно приятным.

— Извини, Лагутин, не хотела напугать. Увидела тебя — обалдела от счастья. Не поворачивайся, так гадай.

— Голос знакомый… Соколова… нет, Кирпикова. Зойка!

— Так нечестно! Никакой тебе интриги, тайны. Столько лет не видел и сразу угадал. А, поняла, ты в витрину глядел.

— С закрытыми глазами? Смотри, что с рубашкой сделала!

— Фи, бука. Рубашка. Разберёмся, я рядом живу. Застираем, выгладим. Нашёл, о чём сокрушаться. Дай насмотрюсь на тебя. Возмужал, заматерел. Глупая я, глупая, да… такого орла упустила. Я ведь даже вспомнить не могу, почему на самом деле мы с тобой расстались. Надо же, у тебя глаза тёмно серые, я думала синие. Посидим или сразу стираться пойдём?

— Неудобно, Зой. Я человек семейный. Дочка у меня. Чёрт с ней, с рубашкой. Чего тебе заказать?

— Кофе с коньяком и бокал холодного сухого вина.

— Ты-то как?

— Лучше всех. Выпьешь со мной?

— Разве что глоток. Замужем?

— Не встретила. Тебя вспоминаю.

— Не заводись. То был великолепный, но тренировочный забег.

— Кому как. Ты у меня был первый… и последний.

— Ты же сама… я помню.

— Я тоже, местами. Выкладывай свою версию. Обсудим.

— К чему ворошить прошлое?

— Для меня это настоящее. Хочу понять…

— С какого места начать?

— С того самого дня.

— Позвонила, попросила прийти, хотела что-то важное сказать.

— Я думала ты сам пришёл. Ну, дальше…

— Тебе тогда пятнадцать было, мне семнадцать. Дома никого. Ты завела разговор о том, что пора расстаться с детством, что кто-то из подруг давно…

— Разве я начала?

— Ты-ты, Зоя. Разделась, меня завела, что оказалось совсем непростым мероприятием. Я же мальчишка был. Самым сладким лакомством для меня был поцелуй, самым крепким — объятие. Дотронуться до груди через одежду — вершина соблазна, а тут такое.

— Сама, значит? Почему я считала, что ты взял меня силой?

— Разве теперь это важно?

— Дальше.

— Зачем тебе?

— Не знаю. Чёрное пятно. Помню, как пришёл, как выгоняла, тоже помню, в промежутке пустота. Почему я на тебя обиделась? Должна же быть причина?

— Наверно должна, но мне она неизвестна. Ты буквально женила меня на себе. Надо было видеть твой взгляд, твою фанатичную настойчивость. Словно бесы вселились в твоё тщедушное тельце. В тебе тогда было… килограммов сорок — не больше. Потом мы застирывали бельё… в промежутках между истериками. Честно говоря, я тоже много чего упустил: было ощущение, что свет потушили. Несколько вспышек и финал. Ничего особенного в принципе. Помню, это позже, когда свершилось, обнял тебя сзади, хотел поцеловать… в шею, успокоить. Получил пяткой в самое уязвимое место. Дальше… ты меня с криками выгнала.

— Я тогда курить начала. До сих пор бросить не получается. Неделю вела себя как ненормальная.

— Я приходил. На следующий день и ещё целую неделю. Ты не пустила. Разговаривать отказалась.

— Не понимаю! Я же тебя любила… люблю.

— Это лишнее. Первая любовь, она и есть первая. Мне тогда казалось, что жизнь потеряла смысл, что мир рухнул, я совершенно один на развалинах этого хаоса. Ты избегала встреч. Переболел, выздоровел. Так у всех торопыг случается. Надо было подождать, дозреть что ли.

— Я и теперь не дозрела. Пошли ко мне.

— Нет. Секс — не игрушки. Если сейчас тебе плохо, потом ещё хуже станет.

— Что ты себе придумал, что я опять… опять хочу женить тебя? Много чести. Застираем рубашку и проваливай. Больно надо за тобой бегать.

Отчего-то тревожно, с перебивками скрипело сердце. Я понимал, что идти с Зойкой — авантюра, но у меня было оправдание, точнее повод поступить так, а не иначе: пережитый, но до конца не отпущенный обман жены. Долг платежом красен.

Соня начала первой. Если соблазн победит, что маловероятно, счёт будет обнулён, только и всего.

Убедить себя изменить правила игры оказалось совсем несложно. Наверно подсознательно я был готов к лукавому обоснованию плотоядного любопытства.

Выглядела Зойка безупречно: ухоженная, сексапильная, стройная. Сладкий её запах давно и прочно проник вглубь сознания, которое давно решило, распланировало неминуемое падение в бездну греха.

Зойка флиртовала не только взглядом: обещала, манила, соблазняла, дразнила. Было чем.

Для чего мне понадобилось это легкомысленное приключение? С подобного ракурса не было желания рассматривать вспыхнувшие с небывалой силой эмоции, вероломно подсунутые глубинным инстинктом и услужливой памятью.

Представьте себе машину времени: берёшь в руки джойстик, одно движение и ты в прошлом.

Первый раз в первый класс. Зойка превратила меня в мужчину.

Следующий раз был интереснее, но запомнился навсегда именно тот.

Я долго держался. Во всяком случае до того момента, пока не снял для стирки рубашку.

Зойка дрожала всем телом, излучая позывные, которые сложно не заметить.

— Теперь моя очередь соблазнять, — решил я и вслед за рубашкой снял брюки.

Зойка слезливо захлопала ресницами, покорно встав в стойку готовности.

— Можно, — почему-то шёпотом спросил я, протягивая руки к упругой груди, не в силах более рассматривать возможный отказ как таковой.

Девушка смущённо потупила взор, покачала головой: то ли дозволяя, то ли отказывая.

Точка невозврата была пройдена: внутри сорвалась упругая по природе материала, из которого создана, пружинка, запустившая первобытный инстинкт охотника. Мощно вспыхнул огонь, распаляющий фантазию, а вместе с ней животную, яростную страсть.

Софья всегда казалась лучшей мне из женщин: самой желанной, самой привлекательной и чувственной, но стоило прикоснуться к Зойке, как я забыл обо всём на свете. Блеск жены померк безвозвратно.

В одетых на меня концентрацией гормонов розовых очках Зойкино тело казалось совершенным, желание им обладать — импульсивеным, настойчивым.

Девушка была ненасытна, изобретательна, нежна. Сложно было представить, что я — первый и единственный мужчина в её жизни.

Впрочем, мне было без разницы, насколько она целомудренна или опытна. Сладость и сила импульсов, заставляющих немилосердно, безжалостно терзать податливую плоть, была беспредельной.

Зойка оказалась образцом необузданной похоти.

Забег на сей раз был показательным, олимпийским.

— Не пришлось бы участвовать в награждении чемпионов, — невольно подумалось мне. Чувственная страсть — процесс необратимый и стимул серьёзный. Сумею ли справиться с этой ситуацией без потерь?

О том, чтобы жить одновременно с женой и любовницей, не могло быть речи. Как объясняться с Зойкой, как смотреть в глаза Софье, которая не ожидает подвоха: я ведь её как бы простил.

Тем не менее буйная оргия продолжалась всю ночь, вплоть до телефонного звонка, оглушившего и без того ошалевших страдальцев в самый пикантный момент слияния.

Рассвело, на проводе висела жена, просила на следующий день встретить в шесть вечера на автовокзале.

До начала работы оставалось чуть больше часа. Рубашка не постирана, брюки мятые, под глазами следы от изнурительного поединка.

Пружинка внутри заскрипела, спряталась в потайное убежище до следующего раза.

— Нет, — дал я себе зарок, — мы с Соней квиты. Продолжение банкета отменяется.

— Ты не можешь так со мной поступить, — запричитала Зойка, повиснув на моей шее.

— Ты что — мстил за ошибку молодости? Я же люблю тебя, дурень!

— Прости. Наваждение нашло, галлюцинация. Ты ведь тоже не смогла сдержаться. У меня жена, дочь. Мне без них нельзя. Не казни… ни себя, ни меня. Отпусти и живи счастливо. На свете полно замечательных мужчин.

Весь день прокручивал я щекотливую ситуацию. Нельзя после случившегося молча уйти, дать повод безнадёжно любить или тихо ненавидеть.

Нужно объясниться, убедить. Расставить все точки в конце романтической саги.

После работы я приобрёл большой букет, самый красивый торт и отправился разводить мосты.

Зойка ревела, я старательно обходил пороги и мели, уверенно прокладывая безопасный маршрут.

— Давай расстанемся добрыми самаритянами, хорошими друзьями.

— Как ты себе это представляешь?

— Виртуально. У тебя есть аккаунт в фейсбуке?

— Конечно, есть.

— Добавь меня. Прямо сейчас добавь. Если сделал тебе больно — врежь по физиономии, будет справедливо, правильно.

— А если…

— Никаких если. Мы взрослые, должны уметь отвечать за поступки. Считаешь, что тебя опять совратили, обманули, кинули? Не согласен. Инициатива и на сей раз исходила от тебя. А вообще… ночь была сказочная. Будет о чём вспоминать, когда стану старой развалиной.

Разговор растянулся до темноты. Расстались миром.

— Не представляешь, как я соскучилась, шептала жена, дерзко прижимаясь ко мне в такси.

Софья была возбуждена, взволнована, выглядела вызывающе привлекательной, желанной, без стеснения ластилась.

Чувственная лихорадка загадочным образом перешла на меня, заставив в свою очередь напрячься, принять недвусмысленную охотничью стойку, дала основание соблазниться перспективой с очень нескромным намерением.

— Странно, — подумал я, — по причине чего выкристаллизовалось подозрение, которое неуверенно конкурировало с угрызением совести.

Было обидно, — как так, я простил, а она, она…

— А сам, — тут же поправил я внутренний голос, — хватит играться в бирюльки. Или скажи правду… и разведись!

— Ну, уж дудки, — оборвал я внутренний голос, нежно целуя Соню.

Те несколько минут, пока кормили, укладывали спать нашу малышку, я изнывал от натиска желания.

На сей раз секс с супругой показался сногсшибательным, экстремальным происшествием. Я реально угорал, погружаясь во влажную атмосферу необузданных эротических фантазий, был взбудоражен яркостью её свечения и своей потенцией.

— Что с тобой, милый, — задыхаясь в объятиях, спросила Софья, — ты сегодня бесподобен. Меня не было всего три дня, ты же ведёшь себя так, словно не виделись как минимум полгода. Не замечала за тобой прежде такой прыти. Уж не…

— Помолчи, — зажав её ротик, с придыханием прошептал я, чувствуя, что стремительно мчусь к финалу, — умру от счастья — будешь виновата.

— О, да, — вскрикнула в предвкушении оргазма жена, — тогда умрём вместе.