Искривление пространства

Валерий Столыпин, 2021

Мы влюбляемся. Это нормально, естественно. Невозможно жить без любви. Влюбляемся в цвет глаз, в озорную улыбку, в соблазнительную ямочку на щеке, в походку, голос. Но куда чаще просто в мечту, в тот образ, который старательно создали в воображении. Мы играем в любовь, но не знаем правил этой забавы. Потому и сюжеты романтических историй по большей части непредсказуемы.

Закатная феерия

На кораблике бумажном

Наша юность вдаль умчалась.

Что казалось нам неважным —

Самым главным оказалось.

Всё так близко, всё так тонко,

Только это вспомнить мне бы,

Как смеялись нам вдогонку

Две звезды в высоком небе.

Вадим Хавин

Девушка, как и все в её юном возрасте, мечтала о любви, страстно восхищалась естественной природной красотой и, как ни странно, наслаждалась одиночеством.

Представляете себе такое удивительное, больше того, странное несоответствие — кого и как она собиралась любить в уединении, разве что саму себя.

В самом начале лета Лариса присмотрела место на высоком берегу реки, на крутом её изгибе, обращённом на запад.

Когда-то на этом пустыре был разбит небольшой городской парк. Мама рассказывала, что в выходные дни там играл духовой оркестр, было людно и весело.

Потом парк перенесли в другой конец города, где выстроили Дворец культуры, а на этом месте поставили детский туберкулёзный санаторий.

Теперь ни от того, ни от другого не осталось следов, кроме огромных лип, высотой с многоэтажный дом, и каменной арки с коваными воротами на самом входе, небольших ровных площадок и зарослей мелколесья, сквозь которые не пробраться.

Лариса бывала здесь множество раз, потому, что в этот заброшенный уголок никто не забредал. Здесь было сухо и тихо, именно то, что она любила.

Однажды Лариса задержалась на этом бережке немного дольше обычного и увидела волшебство — удивительной красоты закатную феерию.

Понятно, что финальную гастроль отправляющегося за горизонт солнца, декорированную разноцветным цветовым шоу, девочка видела многократно, но основную часть постановки обычно скрывали городские постройки, деревья и неровности городского пейзажа, а с высокого берега было видно гораздо больше.

В тот раз она увидела абсолютную гармонию редкостной, чарующей, неземной, просто ослепительной красоты, которая была динамичной, подвижной.

Багровое, кроваво-красное, оранжевое, малиновое, пурпурное, фиолетовое и жёлтое зарево заполняло значительную часть горизонта. Цвета были яркие, сочные. Они переливались, вытягивались, просачивались друг в друга, смешивались, словно кто-то там, в вышине, орудовал гигантским миксером.

Всё это великолепие в полном объёме отражалось в неподвижной глади речной воды, меняло очертания и таяло постепенно, вливаясь одновременно вглубь души сгустками беспричинного ликования и радости.

С тех пор Лариса старалась не пропускать волшебные вечера, которые дарили закатные феерии. Случались такие представления не так часто, как хотелось, и продолжались они совсем недолго, но настроения праздника и счастья обычно хватало до следующего заката.

Самым удивительным во всей этой истории было то, что девочка не просто смотрела на переливы красок, она в них плавала, пыталась руководить движением слоёв и течений. Она напрягала глаза и мышцы, двигая цветную массу, а когда не получалось — плакала.

Слёзы лились из удивительных серо-голубых глаз, девочка смешивала движением души и рук краски, пыталась красиво размазать их по всему небу. Она очень хотела любви и счастья, которые просто обязаны быть цветными и яркими.

Понятно, что ей ни разу не удалось продлить представление. Именно по этой причине Лариса научилась смотреть закат с закрытыми глазами.

Маленькой фее, а она действительно была крошечная, ни одному юноше в техникуме девочка не доставала даже до подмышек, казалось, что совсем никто её не любит. Это было обидно, иногда больно.

Мама говорила, что выглядит Лариса потрясающе. Иногда ей самой так казалось. Глаза, волосы, гибкий стан, точёная фигурка, дивной глубины глаза. Почему никто не обращает на неё внимания, не замечает это бесхитростной, скромной, застенчивой красоты?

Мальчишки ухаживают за всеми девочками, кроме неё. Они демонстративно проходят мимо, как сквозь бесплотную тень. Никто не дарил ей цветов, не приглашал в кино, на танцы, да просто погулять. Словно не было рядом с ними такой девочки.

Закат уже практически растаял, сливались за горизонт остатки потускневших красок, чего нельзя сказать о слезинках, наполнивших до краёв глаза-озёра.

— А ведь эту красоту тоже почти никто не замечает, — подумала неожиданно Лариса, — много вечеров я провожу здесь и ни разу не видела никого, кто восторгался бы сказочным представлением, голограммой природной гармонии. Так же точно никто не обращает внимания на полёт стрекозы и пчелы, на чарующую музыку дождя, на букашку, ползущую по лепестку цветка. Почему, неужели люди не в ладах со своей душой, с миром естественной природы? Зато восторгаются совершенством модного телефона, этикетками на дорогих товарах, размалёванными красавицами с надувными бюстами и накачанными уколами губами.

Эта мысль засела в голове, не давала покоя. Девочка ещё слишком молода, чтобы понять — истинную красоту способен видеть лишь тот, кто сам прекрасен изнутри.

Лиза не знала, что с другой стороны поляны, на которой она провожала прожитый день, тихо наблюдает за ней застенчивый юноша, который с осени ходит за ней по пятам. Ему тоже нравятся закаты, к тому же он влюблён в эту девочку, только не может в этом признаться даже самому себе. Так случается в юности.

Для того чтобы на тебя обратили внимание, нужно сообщить, что ты есть. Увы, этому их никто не научил.

Лариса постелила на землю резиновый коврик, села и закрыла глаза. Ей было удивительно хорошо, однако слёзы лились и лились.

На землю тихо опустились сумерки, погасив все до единой краски. Зарево в глазах постепенно растаяло. Нужно отправляться домой. Так долго девушка ещё никогда не задерживалась.

Лариса встала, вытерла влажной салфеткой лицо, сложила в рюкзачок коврик и пошла на выход.

Когда она поравнялась с каменной аркой, стало совсем темно. Ближайшие фонари светили довольно далеко. На тропинке впереди вспыхнула зажжённая спичка, послышался разговор. Это были мужские голоса.

Девочка застыла, притихла. Никогда ещё ей не было так страшно. Она сама не знала, отчего тело вдруг сковал ужас, а душа вмиг закоченела.

Лариса шла со стороны берега, где виднелось чистое светлое небо. На его фоне прятаться было бесполезно, только она этого не знала.

Огоньки сигарет и голоса двинулись в её сторону. Мужчин было двое. Сердце девочки сжалось в комок. Она попыталась пятиться назад, под прикрытие широких колонн арки, надеясь, что не заметят. Под ногой предательски хрустнула сухая ветка.

— Не прячься милая малышка, мы тебя видим, — прозвучал в темноте вызывающе самоуверенный, с насмешливым выражением голос, — не прячься, никто тебя не обидит. Нам бы только поиграться. Очень уж любим мы маленьких девочек, которые поздно возвращаются домой. Ты ведь надеялась здесь встретить именно нас, правда?

Лариса отчётливо слышала два голоса. Мужчины отвратительно гоготали.

Огоньки разделились, но двигались в её сторону уверенно. Бежать в темноту по кустам и зарослям было страшно, оставаться на месте просто жутко.

Маленькое сердечко пыталось выпрыгнуть наружу, ноги вибрировали, словно на улице был мороз. Девочке казалось, что она задыхается.

— Ну же, малютка, иди к дяденьке. Я тебя пожалею, нежно-нежно прижму к сердцу. Чего ты боишься, дурашка. Мы самые ласковые мальчики в этом городе. С нами совсем не страшно. Гоша, да вот она, за колонну спряталась. Как ты нам удачно попалась, красавица. Думали облом сегодня, ни одной доброй феи на горизонте, а ты сама приплыла, как золотая рыбка. Какой приятный сюрприз!

Ларису грубо схватили сразу с двух сторон. Один завернул руку за спину, другой дыхнул в лицо перегаром, больно сжал грудь и обхватил рот слюнявыми губами.

— Успеешь, Марат, тащи куколку на берег. Вся ночь впереди. Славная к нам на ужин заплыла стерлядка. Смотри-ка, малютка совсем, а сиськи уже налитые. Повеселимся на славу. Ты только, малышка, орать не вздумай, без зубов останешься. Усекла! Чё там у неё в рюкзачке, рот нужно заткнуть на всякий случай, чтобы не верещала. Обратно за решётку не больно хочется. Тебе восемнадцать-то есть, крохотуля, больно уж мала, просто дюрьмовочка?

— Какая тебе разница, удочерить хочешь, главное, что у неё всё, что нужно для трапезы, в наличии. А пахнет-то как, просто амброзия.

— Хватит принюхиваться. Я первый. Ты тут на воле каждый день девочек развлекал, а я пятерик зону топтал. Это мой бонус.

— Чего спорить, брателла, дарю право первой ночи, только до смерти не замучай, мне тоже свежачка отведать хочется.

— Как получится. Накопил долгов, с этой и спрошу за все одинокие дни и ночи. Надеюсь, ей понравится.

Лариса пыталась вырваться, но силы были неравные. Взрослые мужчины против девочки весом в сорок килограммов. Гоша, тот, который обслюнявил её, вёл себя особенно агрессивно. Когда малышка начала брыкаться, он пару раз с размахом ударил её в живот, так, что малышка задохнулась.

Неизвестно, как бы всё закончилось, если бы не Ирван, юноша, который был невольным свидетелем нападения.

Мальчишка был испуган непомерно. Он испытывал такую степень ужаса перед насильниками, что вполне мог лишиться чувств. Но девочка, милая сердцу Лариса, которая была пределом мечты, которую, в этом он был просто уверен, любил по-настоящему.

Колебания Ирвана были недолгими. На трясущихся ногах он беззвучно преодолел расстояние, разделяющее его и нападавших, предварительно отыскав приличного размера тяжеленный кол.

Ошибиться с оружием было нельзя. Если дубина переломится, если он не сумеет сразить наповал хотя бы одного негодяя с первого удара, неизвестно, что могут сделать с ним самим.

Риск был непомерный. Юноша никогда прежде не дрался, не вступал в конфликты. Ударить человека для него задача немыслимая. Но другого выхода просто нет.

По поведению мужчин было ясно, что на половине пути они не остановятся. Чего именно эти уроды могут сделать с любимой, даже думать не хотелось. Из его глаз текли слёзы.

Насильники были увлечены, Ирвина не замечали. Они сами двигались в его сторону. Мальчишку скрывали кусты ивы.

Страшно. Как же ему было страшно. Хотелось закрыть глаза и ничего не видеть. Но тогда он может промазать, а это грозит девочке унижением, а ему, ему, возможно, даже смертью.

Только думать об этом совсем не хотелось.

Ирван напрягся, сосредоточился и с размаха врезал по голове Марата, который двигался первым. Сначала он хотел его пропустить, но интуиция подсказала, что этот мужчина, выживший в зоне, гораздо опаснее другого.

Удар пришёлся туда, где заканчивается шея и начинается голова. Мужчина упал как подкошенный. Вместе с ним повалилась Лариса.

Тот, которого называли Гоша, беззвучно метнулся в темноту и слился с ночным пейзажем.

Ирван наклонился к девушке, вытащил кляп изо рта, — не бойся, это я, меня зовут Ирван, мы учимся в одной с тобой группе. Не бойся.

Лариса схватила его за руку, — второй, где второй, а этот, что с ним?

— Не знаю, пусть сами о себе позаботятся. Нам бы подальше отсюда убежать.

В это время его схватили за шею и начали душить. В темноте невозможно было разобрать, кто где.

От страха девочка соображала быстро, — запах. От насильника пахнет перегаром.

Лариса подползла к мужчинам, принюхалась. Определить Гошу оказалось совсем не сложно. Но как помочь Ирвану, как!

Недолго думая, хоть было ужасно противно, она обхватила насильнику голову и вгрызлась в нос.

Раздался душераздирающий, поистине нечеловеческий крик. Мужчина вырвался, оставив во рту Ларисы кусок мяса.

Прижавшись, друг к другу, озираясь на каждом шагу, молодые люди побрели в сторону города.

— Лариса, нам нужно идти в милицию. Лучше сразу обо всём рассказать, чем потом оправдываться непонятно в чём. Нас даже могут обвинить. Неизвестно, что стало с тем, первым. Я не слышал, чтобы он двигался.

— Что мы там скажем? Я боюсь.

— Нужно, Лариса. Это в наших интересах. Поверь.

В милиции их чуть не скрутили, настолько чудовищно ребята выглядели. Их одежда и лица были в крови, хотя кусочек носа, оказавшийся зажатым в ладони у Ларисы, был чутельный.

После кратких объяснений им дали умыться. Ларису заперли в отдельный кабинет, дали бумагу и заставили написать всё, что помнит. Ирвану застегнули на запястьях наручники, посадили в машину и повезли на место происшествия.

Дежурный стал названивать в больницы, не обращался ли кто по поводу травмы носа.

Гошу с откушенным носом вскоре привезли. Немного позже доставили и Марата. Он был жив, но плохо соображал.

В милиции ребята пробыли довольно долго. За это время они связались с родителями, которые за ними и приехали. В это день они не разговаривали. Их не отпускало сильное нервное напряжение.

Несколько дней после происшествия ребята не разговаривали. Ни Лариса, ни Ирван не могли решиться начать диалог. Оба вели себя крайне странно, словно в чём-то друг перед другом виноваты.

Наконец молчание прервала девушка. Когда учащиеся после занятий разошлись, она осталась сидеть в аудитории. Юноша тоже остался, прислонился к стене спиной и молчал.

— Я тебе очень благодарна. Спасибо, Ирван! Хочешь посидеть со мной?

Ирван подошёл, довольно долго смотрел ей в глаза, потом решительно сел и обнял.

Дальше не прозвучало ни одного слова.

Через год молодые люди поженились.

С тех пор они не пропустили ни одного заката. Но долго никогда не задерживались.