Пляски сумасшедших снов

Валерий Пушной, 2023

Шестеро друзей попадают в анклав, где люди живут по законам вымирания. По стечению обстоятельств их принимают за своих и считают уважаемыми гостями. Это на какое-то время дает героям возможность свободно перемещаться. Однако очень скоро выясняется, что хозяева пытаются использовать их в собственных интересах. И тогда друзьям приходится искать возможность самим защитить себя и тех людей, которые присоединились к ним. И хотя исполнить это трудно, ибо каждый шаг человека под контролем, несмотря ни на что выход найден. Антиутопия продолжает приключения Ваньки Малкина и его друзей, с которыми читатель мог познакомиться ранее в книгах Валерия Пушного «Дебиземия» и «Пораженные безликостью».

2

Из подъезда вышли на улицу. Узкая улица залита солнцем, гладкое зеркало дорожного покрытия отражало его лучи. Дома вдоль дороги разных форм, этажность вразнобой. Люди по тротуарам движутся сосредоточенно, по сторонам не смотрят, в парах беседы друг с другом скупы, в группах — безмолвие. Одежда на всех из простых легких тканей для солнечного дня. В воздухе плавают умиротворяющие цветочные ароматы, испускаемые странными устройствами, прикрепленными к стенам домов. И хотя цветов нигде не видно, наличествует ощущение их присутствия повсюду. Небо над кровлями домов чистое, глубокое, режет глаза своей яркостью. Из-за угла дома суетливо настороженно вынырнула Алуни, будто поджидала Илату с ее спутниками. На ней просторная блеклая блузка неопределенной расцветки, перетянутая в поясе тонким шнурком, широкая в бедрах сероватая юбка выше колен. Отбросив пальцами со лба кудряшки, остановилась перед Илатой:

— Куда направляешься, соседка?

— Прогуляться по городу, — ответила та, держа за руку мальчика.

— Погода хорошая, почему не прогуляться и других не прогулять? — метнула взгляд на Ваньку с друзьями. — А может, и мне к вам прилепиться? Дел все равно никаких. Не помешаю? — И, не дожидаясь ответа, суетно подхватила под руку Илату, потянула вперед. — Я с вами, я с вами! Топаем! Как я догадываюсь, ты своим спутникам решила показать наши достопримечательности? Откуда гости, если не секрет? — И снова глянула на Ваньку. — Парняга-то какой высоченный, тощеват, правда, но если откормить — будет ничего себе.

— Не тем твоя голова забита, — улыбнулась Илата, ступая маленькими шагами, чтобы мальчик успевал идти рядом. — Уже скольких ты откармливала.

— Отвратительными едоками оказывались! Потому и духу не хватало на остальное. — И засмеялась фыркающим смехом.

Смутившись, Ванька покраснел, вздохом наполнил легкие и неловко пригладил на затылке волосы. Лугатик хихикнул, сунул руки в карманы брюк, промолчал. Раппопет крякнул и пробежал пальцами по пуговицам рубахи. Сашка, Катюха и Карюха посмотрели на Алуни с недовольством, как будто та забралась в чужой огород и топчет чужие посевы. Алуни резко оборвала смех, глаза засверлили буравчиками:

— Так откуда твои спутники, соседка? — опять настойчиво спросила у Илаты, выгибая шею, как гусыня, и отпуская руку Илаты.

— Успокойся, наши они, наши, — неохотно отозвалась Ила-та. — Проездом из другого места.

— Вот интересно! — воскликнула с писком в голосе Алуни. — А я нигде, кроме нашего города, не бывала, а так хотелось бы посмотреть, как вокруг люди живут! — Посмотрела на Ваньку. — Расскажи, длинный, как там у вас?

Только собрался было Ванька ответить общей фразой, как Илата вдруг прикрикнула на Алуни:

— Отстань от гостей! Что толку слушать о том, чего не видишь? Лучше соберись и слетай сама в другие места. Посмотри своими глазами.

Будто не заметив вспышку Илаты, Алуни сморщилась и вздохнула:

— Ты же знаешь, что для меньшинств это очень сложно. Бумаги на поездку надо оформлять за два года вперед, а когда оформишь, окажется, что на этом рейсе для нас нет мест. Некоторые по несколько раз пытались, да так и сидят безвылазно. И потом, гелевластям не нравится, когда мы хотим путешествовать. Зачем же на собственную голову наваливать проблемы, получать метку на шею? Стать меченым — все равно, что стать полным изгоем. Попрут отовсюду и никуда не впустят. Нет, я хочу спокойно дожить до старости и умереть в своей спальне.

— Меченые — это неблагонадежные, что ли? — поинтересовался Ванька, двигаясь за женщинами на шаг позади.

— Хуже! — сказала Алуни. — Вообще конченые люди. Лишаются всего: работы, жилья, друзей, знакомых, семьи. Загибаются в своем переулке или в какой-нибудь трущобе среди мышей и крыс. А впрочем, быть может, все не совсем так. Точно о них я мало что знаю. Да и никто толком не знает. Кроме тех, у кого все под контролем. Общаться с мечеными не запрещено, но только в определенных местах. Они не имеют права появляться там, где не разрешено правилами. А там, где правила им разрешают, мы — редкие посетители. Но иногда все-таки встречаемся. Бывает и такое.

— Что за дикость! — не выдержала Карюха, цепляясь за локоть Лугатика. — Это правда или лапша на уши?

— А разве у вас не так? — удивленно округлила глаза Алуни и даже чуть приостановилась, заглядывая в лицо Карюхе.

Затем они перешли на другую неширокую улицу. И в этот миг увидали, как в ближайшем доме на восьмом этаже распахнулось окно, разнесся визгливый вопль и в оконный проем вымахнула женщина. Полетела вниз, раскинув руки. Упала лицом и грудью на сверкающий тротуар, ошеломив пешеходов. Алуни быстро отреагировала на крик и застыла на месте, с любопытным безразличием уставившись на лежащее в десяти шагах от нее женское тело. Пестрое безрукавное платье вдоль спины разорвано, от плеч до пояса по позвоночнику протянулись кровавые полосы, руки и ноги в таких же отметинах. Илата тоже остановилась, прижав к себе сына, грустно вздохнула и попятилась, спиной наталкиваясь на Катюху:

— Уходим, уходим, — проговорила торопливо, тесня девушку назад, — разберутся без нас.

— Но, может, она жива! — воскликнула Катюха, пытаясь оторваться от Илаты. — Надо помочь.

— Она мертва! Видишь, под ней лужа крови! — без эмоций ответила Илата, пробежала глазами по удивленным лицам спутников и шагнула в сторону. — Не нужно быть свидетелями. Уходим, уходим. — Скорым шагом направилась через дорогу на другую сторону улицы, увлекая за собой остальных.

Ничего не понимая, друзья пошли следом, а образовавшаяся толпа у тела женщины мгновенно стала таять. В ту же минуту раздался новый дикий крик, и из того же окна восьмого этажа выпал мужчина. Он летел спиной вперед и упал на тротуар рядом с женским телом, размозжив затылок. Рубаха изодрана, на груди кровавые полосы. Малкин оглянулся и застопорился посреди дороги, Раппопет и Лугатик затоптались рядом, девушки растерянно замедлили шаг. Алуни сбоку пихнула Ваньку в плечо, визгнула:

— Тебе сказано, длинный, не торчи на месте! Слушай Илату!

— Что, черт побери, происходит? — возмутился Ванька, ловя равнодушный взгляд Алуни. — Это в порядке вещей у вас, когда люди из окон выбрасываются?

— Бывает, все бывает, — холодно ответила Алуни. — Скорее на ту сторону! — продолжала она толкать Малкина. — Не создавай себе проблем! Они мертвы.

Пришлось подчиниться. На другой стороне улицы на тротуаре столпились любопытные. Глядя через дорогу, все ждали, что будет дальше. Илата остановилась среди них, поджидая своих спутников и Алуни. Мальчик рядом молчал, сжимая руку матери. Малкин и его друзья были обескуражены. Окружив Илату с Алуни, надеялись хоть на какие-то объяснения. Те видели недоумевающие взгляды, но ничего не говорили. От дома, у стены которого все стояли, падала тень, накрывая тротуар и половину дороги. Толпа рядом безмолвствовала. Странное безмолвие начинало напрягать. И вдруг тишину разорвал злобный собачий лай. Все увидели, как из подъезда противоположного дома, где на тротуаре лежали два мертвых тела, выпрыгнул крупный пес. Откормленный, с крепкими ногами, крупными лапами и шелковистой шерстью. Он мотнул головой по сторонам и в три прыжка оказался возле тел. Обнюхал и зарычал, опустив голову над трупом женщины. Рычал долго, ожесточенно и тоскливо одновременно. Сашка сжала кулаки, как будто что-то вспомнила, глянула исподлобья, потом сквозь сдавленные зубы выдавила:

— Они спасались от него. Этот пес — убийца!

— Его надо умертвить, — в тон Сашке выдохнула Катюха, чувствуя, как в горле застревает тяжелый ком.

— Возможно, — грустно согласилась Илата, отступая с мальчиком ближе к стене, — но это не наше дело.

— Ты чего несешь, Илата? — вспылила Карюха, напружиниваясь и пронизывая ее взглядом. — Из-за этого пса люди выбросились из окна, а ты говоришь «не ваше дело»! Надо вызвать хотя бы стражей порядка.

— Утильцейские уже получили информацию. Скоро они прибудут, — негромко ответила Илата.

Толпа вокруг уплотнилась, но не расходилась и не бежала врассыпную, как это было на другой стороне улицы. Ванька обратил внимание, что люди, идущие по другой стороне дороги, завидев на тротуаре трупы и рычащего пса, резко сворачивали, перебегали улицу и увеличивали количество зевак здесь. А у пса сквозь рычание уже прорывалось тоскливое скуление, как будто он начинал понимать, что натворил, и сожалел об этом. Неслышно подплыла овальная транспортная платформа. С нее спрыгнули трое утильцейских в черных шортах и с черными бантами на шее. У первого в руке был короткий черный цилиндр. Пес оскалился, вздыбил шерсть, не подпуская к трупам. Утильцейский протянул в его сторону цилиндр. Пес взвизгнул, как от сильного ожога, и вдруг на глазах у всех начал терять свои формы, части тела стали быстро улетучиваться, и скоро на месте пса осталась пустота. Малкин, пораженный, остолбенел. Его друзья потрясенно выкатили глаза. Утильцейские бегло осмотрели трупы людей, после чего на них был наставлен тот же черный цилиндр. И с ними стало происходить то же самое, что недавно с псом: тела начали испаряться. Через несколько секунд тротуар был чист и сверкал зеркалами плитки, как хрустальный. Утильцейские прыгнули на платформу, и она с шуршанием поплыла вдоль дороги. Толпа медленно пришла в движение и начала рассасываться. Илата с Алуни тоже зашевелились, но Малкин решительно удержал их:

— Стоп, стоп, женщины! Объясните, что это было? Куда делись трупы? Что за черный цилиндр в руках утильцейского?

— Трупы вместе с преступником утилизированы, — коротко сказала Алуни и пальцами поправила шнурок на блузке.

— Как утилизированы? С каким преступником? — поперхнулся Лугатик, и на лице появилось такое обалдевшее выражение, что нижняя челюсть отвисла, раскрыв рот.

В свою очередь Алуни удивилась вопросу и пояснила:

— Под воздействием излучения молекулярного утилизатора трупы распались на молекулы. А преступник — пес, который выбросил людей из окна. Так положено — всех утилизировать. — И округлила глаза. — Но разве у вас иначе?

— Не задавай глупых вопросов, Алуни! — вмешалась Ила-та. — Ты же видишь, они огорошены. Значит, у них не так, значит, в их местности по-другому. Поэтому им интересно познакомиться с нашей жизнью здесь. Пойдемте, хватит возле этой стены тереться. — Она стала тихонько подталкивать Алуни в бок и двигаться за нею по тротуару.

После объяснения Алуни Малкин сообразил, что черный цилиндр, заинтересовавший его, и есть молекулярный утилизатор.

И хотя было совершенно непонятно, каким образом тот действует, любопытствовать не стал, чтобы своей дремучестью не навлечь проблемы. Не удержался только сказать:

— Может, в квартире остались еще трупы. Утильцейские не проверили. Не выяснили, что стряслось.

— РС — распознаватель событий — мгновенно показывает, что произошло. Трупов наверху нет! — уверенно ответила Ила-та. — Если бы они там остались, утильцейские поднялись бы на этаж, чтобы утилизировать. Что тут непонятного? — ускорила шаг, продолжая подталкивать Алуни и обхватив за плечи мальчика.

Шли вдоль улицы. По сторонам — разновысотные строения. По дороге с легким шелестом плыли транспортные платформы разных форм, и другой непривычный взгляду транспорт скользил по зеркальному полотну. Друзья с любопытством глазели на это, не задавая никаких вопросов. Встречные пешеходы в незамысловатых одеждах сторонились, прижимаясь к стенам домов, настороженно бросали косые взгляды на Малкина и Лугатика, уступали дорогу. Парней напрягало, что их принимали за ге. Володьке подумалось: прибарахлиться бы, раздобыть рубашонку да туфли; он повернул голову к Илате. Но сказать ничего не успел — женщина опередила:

— Сейчас заглянем в магазин. Переоденетесь.

— Хорошо бы, — обрадованно согласился Лугатик. — Вот только денег у нас — кот наплакал, честно сказать, сквозняк в карманах. — И для убедительности вывернул их наизнанку.

— Достаточно номера дисфирега, — заметила Алуни. — У вас же есть номера дисфирегов. Или нету? — Удивленно вытаращила глаза. — Тогда как вы путешествуете, не имея номеров дистанционных финансовых регуляторов?

Парни переглянулись. Сашка сообразила быстрее, вставила:

— У нас были банковские карты, но мы растранжирили деньги и выбросили карточки.

— В общем, да, — смущенно подтвердил Малкин, краснея от вранья.

— Банковские карты? Это же пещерный век! — прыснула смехом Алуни. — Я читала о них где-то в истории. Из каких же мест вы прикатили?

— Не досаждай, — урезонила Илата. — Пойдем подберем одежду. — И повернула к двойным стеклянным дверям без ручек, потянув за собой сына.

Следом поплелась Алуни, не замедлив предупредить:

— На номер моего дисфирега рот не разевайте. Мое дело — сторона.

Вошли в небольшое пустое помещение, в котором всем было тесно. Голые чистые стены. Потолок низкий, с зеркальными переливами. На правой стене — в полный рост зеркало. Пол выложен цветной плиткой. Окно треугольником, сужающимся книзу. Друзья затоптались в замешательстве: если это магазин, то где товары и продавцы? Странно, все странно. Раппопет, оттого что ничего не понимал, недовольно сморщился и сжал губы. Девушки сбились в кучку. Ванька чуть пригнулся, как будто касался затылком потолка. У Лугатика в животе заурчало, словно от голода. Илата взяла под локоть Малкина и подтолкнула к зеркалу. Тот посмотрел на свое отражение: волосы торчком, кожа загорелая, но веснушки пялились даже сквозь загар. Выражение лица растерянно-вопросительное. Стоял, смотрел в зеркало, пытался вызвать на лице улыбку, но получалось плохо, и потому играл желваками и быстро приглаживал волосы. Илата сбоку с головы до ног окинула Ванькино отражение, приложила к зеркалу ладонь и произнесла:

— Нуждается в одежде и обуви.

И тут Малкин замер от неожиданности. В зеркале вдруг на его отражении стала появляться новая одежда. Замелькали разные рубахи и брюки. Затем все вдруг прекратилось. Отражение в зеркале застыло, одетое с иголочки. Ванька замер и не сразу оторвался от него. Оглядел себя, усмехнулся: зеркало удивительным образом все исказило, ибо себя он видел все тем же длинным, рыжим, нескладным, с аляповатой прической, в прежних мятых штанах и с голым торсом. Между тем парни от Ванькиного отражения оцепенели, не веря собственным глазам, что все это им не снится. А девушки восторженно захлопали в ладоши.

— Два Ваньки! Один с нами, второй в зеркале! — прощебетала Карюха.

Сконфуженно Малкин отозвался:

— Нормально. Одежда, как у всех в городе. Чтобы не выделяться. Не пялиться в глаза.

— Устраивает? — спросила Илата. — Зачем выделяться, если вы уже зарегистрированы в Базовике? Меньшинствам обращать на себя излишнее внимание опасно, этим может заинтересоваться КИОП — Комитет по исправлению общественных пороков. Лучше не попадать под их неусыпное око.

— Ге с ле тоже не выделяются? — поинтересовалась Сашка.

— Они нормальные, им не запрещено! — грустно сказала женщина.

— Тогда какими пороками занимается этот комитет? — спросила девушка.

— Всеми, которые есть у других, — пояснила Илата. — Комитет ежегодно утверждает их перечень. И каждый год тот увеличивается.

— Ну а пороки ге и ле кто отслеживает?

— У них нет пороков.

— Как? — удивилась Сашка. — Такого не может быть!

— Может! — отрезала Илата тоном, который прекращал обсуждение этой темы.

Ничего не оставалось Сашке, как покачать головой и провести взглядом по озадаченным лицам приятелей. В ответ друзья лишь растерянно пожали плечами, состроив кислые мины. По меньшей мере, от всего этого выносило мозг. Видя, что Илату напрягает тема разговора — может, из-за боязни чего-то, может, из-за того, что она сама не раз задавала себе подобные вопросы и не решалась отвечать на них, — Малкин вернул беседу к одежде:

— Скажи, Илата, а есть у вас одежда, в которой в любых здешних сообществах нас могли бы признавать за своих? Ведь вечером мы собираемся побывать на заседании ОВГС.

— Есть! — без раздумий переключилась на Ваньку женщина. — Та, которая на вас. Она сначала вызывает подозрение, но потом каждый понимает, что в других местах другие правила и порядки и, разумеется, одежда другая.

— В таком случае нам нет смысла менять одежду. Тем более что ее надо еще пошить. — Ванька широко расставил ноги и расправил плечи.

— Пошить? — переспросила Илата. — Что значит «пошить»?

— Ну, — замялся Малкин, подбирая слово. — Сделать.

— Тебе нужно коснуться вон того зеленого пятна, — показала она на стену, — и КМ — конструктор-молекулятор — мгновенно сформирует и выдаст твою одежду.

— И все?

— И все.

Раздумчиво посмотрев на зеленое пятно, Ванька почесал затылок. Неожиданно в разговор вклинился Лугатик. Словоохотливый любитель прихвастнуть и позубоскалить, он с некоторой скованностью трусовато схватил Малкина за руку и серьезно произнес:

— Ничего касаться не надо. Уж лучше останемся во всем своем. А то в новом фасоне гецейские могут спустить на нас всех собак!

— Что-то быстро ты передумал! — вспыхнула Карюха. — А нам с Сашкой, по-твоему, так и болтаться полураздетыми в ваших нарядах? Одна Катюха у нас как человек!

— Ей придется что-нибудь с себя снять, — вставила слово Илата. — Иначе ей может не оказаться места среди присутствующих на ОВГС.

— Зачем снять? — раздался растерянный голос Катюхи. Она прижала руки к светлому топу, как будто собралась защищаться от Илаты, точно ожидала, что та попытается сейчас сорвать с нее часть одежды.

— Потому что твой наряд больше похож на убор гетеро, — пояснила женщина. — Хотя подобные одеяния у нас не носят. Другой молекулярный состав. Тем не менее лучше не возбуждать любопытство КИОП, иначе запросто можно угодить в ГМОМ. Тебе придется приблизиться к виду ле, слиться со своими подругами.

— Мы что, похожи на ле? — поморщилась Сашка. Худая, высокая, с маленькой грудью, дерзко взъерошила руками волосы.

— Не очень, — вздохнула женщина. — Но и на гетеро не очень похожи. Это и хорошо! — Сделала паузу, поведя серыми зрачками по остальным. — Ну что? Никто не будет переодеваться? Тогда идем дальше, — ступила к двери, потянув за собой мальчика.

Выйдя на улицу, все двинулись дальше по тротуару. Потом по короткому переулку перешли на другую широкую улицу. Илата пояснила, что это главная улица города. В общем-то, на первый взгляд улица мало чем отличалась от предыдущих, пожалуй, только своей шириной и редкими зелеными насаждениями вдоль нее. И, конечно, более плотным движением транспортных платформ на дороге. Да еще пешеходов на тротуарах стало заметно больше. Осматриваясь вокруг, Малкин вдруг выудил в голове вопрос:

— А у вашего города есть история? — спросил, шагая рядом с Илатой, и сверху вниз с высоты своего роста глянул на проседь волос у нее на висках.

— Конечно есть. И немалая. Как, впрочем, у любого города, — отозвалась женщина. — Позже я расскажу вам. А сейчас смотрите на жизнь в нем.

Оторвав взгляд от Илаты, Ванька перевел его на пешеходов и тут же приостановился от неожиданности. Приятели тоже застопорились. Им навстречу спокойно вышагивала красивая, но совершенно голая женщина. Только на ногах были сандалии, отдаленно похожие на те, что они помнили из древнегреческой истории. А рядом с нею важно ступал крупный лохматый черный пес с большими лапами и обвислыми губами.

— Вы чего встали? — одернула Илата. — Женщин не видели?

— Почему она голая? — растерянно спросил Малкин, краснея.

— Она не голая, — сказала Илата.

— Как это? — шумно выпихнул из себя Раппопет. — Мы же не слепые.

— Вас просто подводит зрение! — сказала Илата.

— Всех сразу, что ли? — состроив улыбочку на лице, возразил Лугатик. — Никогда не подводило, а тут вдруг подводить начало. Не держи нас за дураков.

— Она в воздушно-молекулярном платье, — невозмутимо пояснила Илата.

— Хотелось бы примерить такое воздушно-молекулярное платье на себя, — заметила с иронией Карюха. — Может, оно и мне сгодится? — Порывисто провела руками по бедрам, слегка прикрытым рубашкой-сеточкой. Заиграла ими, словно подчеркивала этими движениями, что на ее стройной фигуре такое платье станет смотреться не менее изящно, чем на женщине, которая шла с лохматым псом навстречу.

— Все может быть, — загадочно ответила Илата.

— И где же это платье? — вставила Катюха, прищурившись и приоткрыв рот. — На ней ничего не видно. Ты разыгрываешь нас, Илата.

— Нисколько! — с серьезным и несколько недовольным выражением на лице отозвалась та. — Платье не надо видеть. Ты его почувствуешь, если приблизишься к ней.

Друзья смотрели во все глаза на голую женщину, пораженные еще тем, что мимо сновали люди, но никто не обращал внимания на ее внешний вид. Как будто все было нормально, так и должно было быть, само собой разумелось. Какое-то совершенно серьезное безразличие. Никакой реакции ни от мужчин, ни от женщин. Друзья косились на Илату с немыми вопросами на устах, но не спрашивали, чувствуя, что станут глупо выглядеть в ее глазах. Надеялись, что она сама объяснит происходящее или они в конце концов допетрят суть его. Когда расстояние между ними и горожанкой сократилось до трех — пяти метров, пес внезапно оскалился и зарычал на приятелей. Они подались к стене дома, и Андрюха раздраженно бросил женщине:

— Убери своего псину! Он у тебя бешеный! Выгуливаешь без намордника!

В ответ женщина побледнела и возмущенно задрожала:

— Как ты смеешь оскорблять моего мужа? На тебя самого надо надеть намордник! — Стала гладить пса по голове, приговаривая: — Успокойся, Гиги, не волнуйся, Гиги, мы с тобой пожалуемся на него в КИОП, Гиги, его быстро научат вежливому обращению с тобой и со мной!

— Прежде чем жаловаться куда-то, научи сначала своего пса не рычать на нормальных людей! — отрубил Раппопет.

— Это ты — нормальный человек?! — ошарашенно изумилась женщина. — Меньшинства никогда не были нормальными людьми! Ты одичавший! Тебе надо лечиться! Бросаешься на всех!

Ловким движением Илата поспешно отодвинула Андрюху с дороги горожанки и извиняющимся тоном, как будто заискивала, пресмыкалась, попросила:

— Извините его, уважаемая! У него сейчас скверное настроение. От него недавно сбежала дворняжка Жужу. Поэтому он так переживает.

— Вот оно что, — протянула горожанка, останавливаясь напротив Илаты. — Не удивительно, что сбежала от такого неприятного типа. А я было подумала, что он больной. Хотела уже сообщить в КИОП, чтобы отправили его в ГМОМ для очистки мозгов. Бедная Жужу, как я ее понимаю! Как она мучилась с таким мужем!

— Что вы, уважаемая! — поддержала беседу Илата. — Он был с нею очень ласковым. Любил ее. На руках носил. Но Жужу полюбила другого и убежала насовсем. Он совершенно потерял себя после этого. Так сильно изменился. А ведь был такой мягкий, такой уважительный.

— Какая трагедия! — заохала горожанка. — Какая трагедия! Посоветуйте ему быстрее отыскать новую симпатию. А то он скоро начнет кусаться.

— Уже советовали, уважаемая, — сказала Илата. — Но он так сильно тоскует о Жужу, что никого больше не хочет искать.

— Какая трагедия, какая трагедия! — снова повторила горожанка и закачала головой. — Я тоже не знаю, что бы я стала делать, если бы мой Гиги бросил меня. — Погладила пса по голове. — Ты не бросишь меня, Гиги? Не бросишь?

Пес потерся об ее ногу. Она заулыбалась:

— Я знаю, что ты меня любишь, Гиги. Я тоже люблю тебя.

— Вам так повезло, что у вас есть Гиги! — притворно восхитилась Илата.

— Надеюсь, ему тоже повезло со мной, — парировала горожанка, поглаживая пса по голове.

— Нисколько не сомневаюсь в этом, — подхватила Илата. — Даже на полмизинца не сомневаюсь.

— Вы такая прекрасная пара! — поддержала Алуни. — Вами просто залюбуешься!

Определенно, голой женщине это польстило, она заулыбалась.

— Я заговорилась, — довольно отозвалась после этого. — Нам пора. — Кинула жалостливый взор на Раппопета. — Какая трагедия, какая трагедия! — повторила и двинулась дальше.

Чуть выступивший вперед Малкин ощутил, как по его сухопарому загорелому телу пробежали колики, словно от электрического разряда, когда горожанка проходила мимо. Он судорожно вздрогнул. Илата, заметив содрогание, произнесла:

— Ты почувствовал ее платье, оно понравилось тебе? — спросила серьезно.

— О каком платье ты говоришь? Я почувствовал, как меня словно ударило током, когда она прошла мимо! — смущенно пробормотал в ответ парень.

— Ничем тебя не ударило! — сказала спокойно Илата. — Просто твои мышцы отреагировали на молекулярное воздействие ее платья. Чем сильнее они реагируют, тем красивее платье.

Повторять снова, что он не увидел никакого платья, Ванька не стал, решив, что просто не понимает, о чем женщина говорит. В общем, так оно и было. Она упорно твердила о каком-то платье, а он упорно не брал в толк этого. Путался в мыслях, сходясь на том, что разгадка могла быть связана с их геленаукой, а следовательно, по его представлению, несла в себе некую нелепость, объяснение которой он вряд ли бы для себя принял. Посему, оставаясь при своем мнении, Ванька не стал ничего уточнять, однако снова сконфуженно пробубнил:

— Мне не с чем сравнивать, чтобы определиться, насколько красивым было ее платье.

Усмехнувшись, Илата качнула головой, обещающе обронила:

— У тебя еще будет возможность сравнить. У вас у всех еще будет такая возможность.

И тут с явным нетерпением в разговор вмешался Раппопет. Переваливаясь с ноги на ногу, затоптался, недовольно шумно запыхтел, сунув руки в карманы:

— Кто-нибудь может объяснить мне, что это было сейчас? Голая женщина, пес Гиги, разговор про какую-то Жужу?

Рука Алуни легла Андрюхе на плечо. Женщина крепко сдавила его пальцами, выгибая шею, как гусыня:

— Ты не ерепенься, толстячок! Только что Илата спасла тебя от ГМОМ. — Ее глаза засверлили Андрюху, как буравчики. — Если бы она не утихомирила обидевшуюся горожанку, тебя очень скоро превратили бы в подобие растения. Ты оскорбил достойную женщину и ее мужа, а за это меньшинства расплачиваются зачисткой мозгов.

Медленно переваривая услышанное от Алуни, Андрюха пытался понять, чем он мог оскорбить голую женщину. Только и сказал ей, чтобы она убрала своего пса, надела на него намордник, когда гуляет с собакой среди людей! Что в этом оскорбительного? Все в порядке вещей. Пес есть пес. Запросто может наброситься на любого человека. Только недавно пришлось наблюдать, как, спасаясь от собаки, люди выпрыгнули из окна и разбились насмерть. Сказала бы спасибо, дура, что не пристыдил за то, что она голой шастает по улицам! Впрочем, по-видимому, правильно сделал, потому что в городе, похоже, подобное не является предосудительным. Это ясно по поведению прохожих. К тому же в объяснении Алуни он не заметил шутки. Сказано было совершенно серьезно. Получается, среди городских жителей, а возможно, и жителей всего анклава, шутками это не является. А коль это так, впредь стоит быть осторожнее. А то и правда залетишь в какой-то ГМОМ. Тем не менее, насупившись, спросил:

— Но почему она назвала меня меньшинством?

Отбросив пальцами со лба кудряшки, Алуни ткнула ему в бок локтем, точно физически выразила свое крайнее возмущение тем, что он продолжает тупить. Визгливо пояснила:

— Потому что ты одет, как мы!

— Допустим, — с неохотой согласился Андрюха и почувствовал, как начинает потеть — то ли от жары на улице, то ли от осознания того, что его принимают здесь за меньшинство. Черт побери, его, нормального человека, воспринимают как низшую касту, держат за второй или третий сорт! Когда несколько ранее он слушал объяснение Илаты здешнего жизненного уклада, все казалось где-то далеко от него, воспринималось как нечто чуждое и нелепое. Но вот сейчас неожиданно на себе ощутил цепкую хватку окружающего порядка, и от этого Андрюхе сделалось не по себе. Его как будто запихнули в тесные рамки, в которых не было простора, в котором он любил существовать. Признаться, если сказать, что это не пришлось ему по вкусу, что ударило, как обухом по голове, — ничего не сказать. Это ошеломило, вывернуло наизнанку. Прежде чем продолжить, Раппопет закашлялся, круглое лицо стало гореть, что случалось с ним довольно редко, в крайних случаях. Но, вероятно, сейчас был такой случай. Откашлявшись, выдавил из себя: — А голая женщина не из меньшинств?

— Ты точно угодишь когда-нибудь в ГМОМ, толстячок! Отправят тебя в Утильцейское Управление под молекулярный утилизатор! — засуетилась Алуни. — Не говори больше глупых слов! Вам уже объясняли, что на ней было воздушно-молекулярное платье, и длинный твой приятель ощутил его красоту. Такие, как эта горожанка, не относятся к меньшинствам. Она из сообщества зоофилов. Этот вид отнесен к подвысшему уровню, следующему после высшего уровня видов ге и ле.

— Черт возьми, полный отпад! — пролепетал негромко Лугатик, поглаживая ладонью голый живот. — Выходит, этот пес — это не просто пес.

— Это ее муж, — уточнила Алуни.

В ответ Володька поперхнулся и усмешливо посоветовал Раппопету:

— Так что, Андрюха, если не хочешь быть меньшинством, открывай свой пупок!

Мгновенно всерьез отреагировав, Раппопет пробежал пальцами по пуговицам рубахи, расстегнул ее, стянул с плеч, скомкал, сунул под мышку, пробормотал:

— Вот тебе и главная улица города! Трутся на ней все, кому не лень!

— Потому что находится она в квартале Свободы! — пояснила Алуни. — Здесь, в пределах границ квартала, комфортно себя чувствовать разрешено людям из разных сообществ. Тут ничему не удивляйтесь — тут каждому дозволено проявлять себя, как ему вздумается, как требует его сущность. Особенно сегодня, перед вечерним заседанием ОВГС. Все сообщества стараются показать себя, чтобы ОВГС расширило гелециональные рамки. Здесь, например, я могу во все горло кричать, что я хочу быть ле.

— Для этого большого ума не надо, — съязвил Андрюха. — Нашла о чем кричать! Если ты и правда хочешь быть ле, то зачем об этом кричать? Возьми свои манатки да перейди в их сообщество. Меньшинством перестанешь быть. И радуйся после этого, сколько влезет.

— Не скажи! Все не так просто, как ты думаешь! — подхватила Алуни и метнула сердитый взгляд. — Чтобы из сообщества меньшинств перейти в другое, надо пройти проверку на благонадежность, проштудировать правила другого сообщества, обучиться практическим навыкам, показать комиссии, что ты умеешь, сдать экзамен, получить диплом. Однако опыт некоторых показал, что экзамен сдать невозможно.

— А есть желающие? — поинтересовалась Сашка, подтягивая вниз по бедрам просторную синюю футболку с Ванькиного плеча.

— Увы! Всегда появляются желающие перебраться с низшей ступени на более высокую! — сказала Илата.

Тротуары быстро наполнялись раскованными людьми. Каждый словно показывал себя другим: кто-то во весь рот улыбался, кто-то махал руками, кто-то кружился, кто-то жеманно выбрасывал из себя потоки слов, кто-то паясничал, вызывая смех у других, кто-то отчаянно, с удовольствием злословил, как будто очищал свое нутро от накопившейся дряни, кто-то заунывно скулил, стараясь вызвать жалость. И много разного другого. Одни были одеты, другие — полураздеты, третьи — разрисованы, четвертые — голые. Одиночки, пары, небольшие группки. Транспорт, плывший по дороге, тоже устраивал какие-то выкрутасы, зигзаги, остановки и рывки. Того и гляди выскочит на тротуары и подавит людей. Но друзья уже старались ничему не удивляться. Впрочем, и чувствовать себя комфортно среди всеобщего бедлама также не могли. Они сбились в плотную кучку, окружив Илату и Алуни. Ванька двигался первым, вытягивал худую шею, чтобы рассмотреть, что происходит впереди. По правую руку от него пружинисто шагала Сашка, закинув длинные светлые волосы за плечи. В карих глазах была сосредоточенность, красивые губы сжаты. По левую руку пыхтел Раппопет, перебрасывая рубашку то под правую, то под левую подмышку. Шел подпрыгивающей походкой, точно пытался стать выше. Однако выше не становился, потому супился и недовольно что-то бурчал. За Ванькой двигалась Илата, грустно смотрела на острые лопатки парня и крепко держала за руку мальчика. За нею — Алуни, покачивая головой. Катюха ступала осторожно за Раппопетом, прислушиваясь к шумам вокруг, морщила небольшой нос. За Сашкой, играя бедрами, порывисто топала в светлых туфлях Лугатика длинноногая Карюха. Сведя черные тонкие брови к переносице, она испытывала внутреннее недовольство тем, что не может здесь разгуляться и показать себя во всей красе. Хотя именно здесь, в квартале Свободы, возможности было хоть отбавляй. Но над головой висела опасность обратить на себя внимание КИОП как на чужачку, к которой захотят присмотреться. Нет, уж лучше не выделяться, пока не разгадана до конца подноготная анклава. За Карюхой плелся Лугатик, мягко ступал босыми ногами по зеркалу тротуара. Сквозь его рубашку-сеточку просвечивало тело Карюхи, и он с удовольствием смотрел на него, облизываясь, как мартовский кот. По лицу плавала приятная улыбочка. Он даже забыл, что вокруг творилось невообразимое, что он хотел пить, что пересохли губы, что желудок уже посылал ему первые сигналы голода. Впился глазами в спину Карюхи и мурлыкал что-то себе под нос. Мурлыкать можно было бы бесконечно, если бы окружающие события не вернули к действительности. Оторвав глаза от девушки, Володька повел взглядом по сторонам, хлопнул себя по животу, выпалил в жаркий воздух, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Интересно, в этом квартале где-нибудь можно перекусить? Есть хоть какая-нибудь забегаловка?

На его возглас отреагировала Алуни:

— Что такое «перекусить» и «забегаловка»? — не поняла она, глаза-буравчики проткнули Володьку.

— Ну пожевать, поесть, проглотить какой-нибудь еды! — уточнил он, дернувшись оттого, что кто-то из проходящих мимо пешеходов наступил ему на голую ступню. — Черт! — послал вслед виновнику. — Можно топать осторожнее? Все ноги оттоптали в этом сумасшедшем квартале Свободы!

— Проглотить что-нибудь, конечно, есть, — произнесла Алуни, пропустив мимо ушей возмущение Лугатика по поводу пешехода. — Можно прямо тут!

— Здесь? — удивился Володька, не понимая, что это значило.

— А что тебя смущает, босяк? — с любопытством глянула женщина.

— Да ничего, — озадаченно пробормотал парень. — Просто я не вижу, где здесь еда.

— Так и быть, покормлю тебя со своего номера дисфирега! — Подхватив Лугатика под локоть, она подвела его к стене дома. Володька увидел небольшую выпуклость с синим пятном посередине. Алуни показала на пятно. — Коснись!

Подчинившись ее требовательному тону, он коснулся пятна. Сразу же под пятном возникла прорезь, из которой выступил край пластины.

— Вытаскивай! — сказала женщина.

Зацепив пластину пальцами, Володька потянул ее к себе. Прорезь неожиданно увеличилась, превратившись в овал. Парень выдернул пластину и увидал на ней небольшой бугорок чего-то похожего на кашу. Он раздраженно уставился на Алуни. В ответ она кивнула:

— Слизни́ и проглоти.

— Ты издеваешься? — возмутился он. — Что это?

— Ты хотел проглотить. Это еда для тебя.

— Я хочу поесть! Понимаешь? Не слизнуть, а нормально поесть! А этим разве насытишься? — повысил голос Лугатик.

— Понимаю, — сердясь на упрямство парня, сказала Алуни. — Разумеется, наешься. Порционер никогда не ошибается в размерах порций. Здесь достаточно для тебя.

— Какой еще порционер? — Глядя на пластину и кося глаза в стороны, ища, куда ее выбросить. Но вокруг была зеркальная чистота, и не видно было ни одной урны для мусора. — Что это он за меня решает, сколько мне съесть?

— Потому что он сразу установил вес твоего тела и определил размеры желудка, как только ты коснулся его гелескана, вот этого синего пятна! — Показала на выпуклость на стене. Синее пятно по-прежнему виднелось посередине, но не было на выпуклости ни прорези, ни овала и даже следа от них. — Не упрямься, если не хочешь остаться голодным!

— Давай, давай, не тяни! — подойдя, насмешливо подтолкнул его Раппопет. — Посмотрим, выживешь или нет! Если выживешь — расскажешь, какой бурдой тут потчуют! Может, и мы попробуем!

Вздохнув, еще раз внимательно посмотрев на пластинку с непонятно чем на ней, закрыл глаза, поднес ко рту и, морщась, силясь, заставляя себя, наконец отважился и быстро слизнул. После этого замер, глотая. Медленно стал меняться в лице. Распахнул глаза и расплылся в улыбке. Погладил ладонью живот. В этот миг он чувствовал себя первопроходцем, который открывал для себя и не только для себя новые вкусы. Смаковал. Приблизилась Карюха, ущипнула его:

— Ну что? Понравилось? — спросила. — Рот раскрой, не молчи!

— А ничего! — проурчал он в ответ. — Есть можно! — Покрутил головой, ища, куда бы деть пластину, и сунул ее в карман своих просторных тонких брюк.

— Чего там есть? — саркастически вставил Андрюха. — Лизнул — и нет. Закажи еще!

— Нет! — закрутил головой Лугатик. — Наелся от пуза! Под завязку!

— У тебя что, сдвиг по фазе? — возмутился Раппопет. — Чем наелся?

— Ему хватит, толстячок! — заступилась за Володьку Алуни. — Это его норма.

— В квартале Свободы, вероятно, у всех сдвиг по фазе! — отмахнулся Андрюха и отступил от них.

— Да нет, без шуток! — повысил голос Лугатик, смотря в спину Андрюхе. Затем перевел глаза на Карюху. — Попробуй! Как ни странно, но я как будто объелся!

— Нечего пробовать! — резко оборвала его Алуни. — Вас тут целая орава! Кормить всех со своего номера дисфирега не собираюсь! Вас подобрала Илата — вот пусть она и кормит! С меня одного босяка достаточно!

Разумеется, не только Раппопет не поверил Володьке — точно так же не приняла на веру Карюха, решив, что Лугатик просто придуривается. С иронией смотрели и остальные, полагая, что изворотливый, как уж, Володька хочет посмеяться над теми, кто клюнет на его вранье. Карюха, правда, ничего не сказала в ответ на просьбу, только насмешливо сморщилась, а вот Катюха не сдержалась, фыркнула смехом, словно подала сигнал остальным. И друзья от души выпустили пар, захохотав. Лишь Ванька с Сашкой отделались легкими короткими улыбками. По лицу Лугатика они видели, что тот определенно не развешивал лапшу на уши, хотя любил иногда приврать. Однако привирал всегда, чтобы поднять свой авторитет в глазах других. Но ныне был не такой случай. Тут незнакомая жизнь, неизвестные порядки, которые с трудом доходят до сознания всех, и тут, безусловно, многое трудно объяснить, когда еще не осмыслен как следует окружающий мир. Володька говорил правду, вот только объяснить эту правду был не в состоянии. И Малкин вопросительно посмотрел на Илату. Она среди всей уличной суеты оставалась сдержанной, незаметной, весь гвалт вокруг был ей чужд и, возможно, даже не очень приятен. Словно сожалела, что находится среди гама, где каждый выпячивал себя. При том, что ей делать это было стыдно и неприятно. В ее поведении наблюдалась некоторая отчужденность от происходящего. Прижимая к себе мальчика, она смотрела на толпу и никоим образом не выражала своего отношения к тому, что видела. Ванькин взгляд Илата заметила не сразу; впрочем, мгновенно поняла, чего ждал парень, точно прочитала его мысли. Отозвалась:

— Это наша пища. Мы так питаемся. Порционер всегда выдает норму. Дело в том, что наша пища, попадая в желудок, обладает свойством быстро расширяться под действием желудочной кислоты и наполнять его. Твой приятель вполне утолил голод.

— Погоди, погоди! — остановил Малкин, наклонился над нею, думая, что она может плохо расслышать его из-за шума толпы. — А если меня не устраивает вкус этой пищи, и я хочу чего-то другого?

— Гелескан порционера точно примет твои вкусовые пожелания. Ты получишь именно то, чего тебе хочется, — пояснила женщина. — Попробуй, чтобы убедиться.

— Я тебе верю, Илата, — сказал Ванька. — Но я здесь не один. И мы не можем все питаться с твоего номера дисфирега.

— Пока у вас нет другого варианта, — грустно улыбнулась она. — Но меня это нисколько не затрудняет. У меня была большая семья, я имею разрешение использовать свой номер не только для себя, но для всех гостей семьи. Вы мои гости. Я зарегистрировала это. Иначе меня сразу навестили бы представители КИОП.

— Зарегистрировала? — опешил Малкин, недоумевая. — Когда успела?

— Когда вы вошли в мою квартиру.

— Ну и дела! — протянул он, обхватив голову руками и запустив пальцы в торчащие волосы. — Выходит, мы у вас уже везде на крючке.

— Что значит «на крючке»?

— Под полным присмотром.

— Без этого нельзя! — подтвердила женщина. — Гелециональная власть обязана контролировать любое проявление среди людей. Ничто не должно быть пущено на самотек. Только так можно обеспечить порядок в городе и анклаве.

— А как же быть со свободой для человека? — подковырнул Ванька, надеясь, что, уязвленная, она не найдет быстрого ответа.

Но Илата не растерялась:

— Любой человек свободен, когда спит! — заявила решительно.

— Это и есть гелекратия? — расширил глаза парень.

— Другой свободы не бывает! — с прежней уверенностью выговорила женщина. — Мы все зависим друг от друга! Только сон прерывает эту зависимость!

На другом конце улицы послышались новый гул и звуки какой-то странной музыки. Друзья обратили взоры в ту сторону. Между тем Илата и Алуни даже ухом не повели. Очевидно, то, что происходило там, они уже не раз зрели и знали наперед, что будет, а потому, может, не хотели больше видеть. Хотя, похоже, происходящее на другом конце улицы у них откровенно не вызывало никакого интереса. Но любопытство спутников возобладало. И вся группа двинулась на шум. Между тем прохожие невозмутимо продолжали развлекать себя, не уделяя никакого внимания новому гулу. Замкнутость людей, какую друзья встречали на прежних улицах, здесь совершенно отсутствовала. Шагая первым, Ванька увидал на дороге большую гудящую разноцветную полуголую процессию с плясками, бантами, флажками, музыкой, непонятно откуда льющейся. Шествие двигалось навстречу, останавливая транспорт, прижимая его к тротуарам. Все походило на какое-то невообразимое шутовство. Люди шли вперемешку с животными. Мужчины, овцы, козы, кобылы, суки. Женщины, козлы, бараны, кобели, кони. Неслись беспорядочные выкрики людей и звуки, издаваемые животными. Малкин повернулся к Илате:

— Что это?

— Парад зоофи, — пояснила она.

— Парад? — расширил глаза Ванька.

— Ты удивлен? Алуни предупреждала, чтобы ничему не удивлялись!

— Я не удивляюсь, — обронил парень. — Но что им нужно?

— Хотят, чтобы их приравняли к ге и ле.

— Зачем?

— Чтобы ОВГС было не Гелециональным, а Гелезоциональным. И гелекратия расширилась до гелезократии.

— Какой в этом смысл? Не понимаю.

— Что ж тут непонятного? Хотят быть третьей властью в анклаве.

— Это так важно для них?

— Власть всегда важна. Она ставит тебя выше всех остальных. Тот, кто при власти, сочиняет законы для тех, у кого ее нет. Этими законами он защищает себя. От тех, кого заставляет подчиняться им. Его законы дают ему право утверждать, что все, что он делает, — это справедливо и нормально. Все, как он живет, становится примером для других. Он по его законам всегда прав. Зоофи тоже хотят быть всегда правыми, хотят законами утвердить свои правила, чтобы сделаться примером для других. Поэтому их желание можно понять.

— А принять? — спросил Ванька.

— Смотря кому, — неопределенно ответила Илата.

— Тебе, например?

— Моего желания никто не спросит, — грустно проговорила она.

— А ге и ле?

— Вряд ли они захотят делиться властью еще с кем-то, — усомнилась женщина.

— Ты умная, Илата, — после небольшой паузы сказал Малкин.

— Умным у нас быть не очень хорошо, — уныло вздохнула женщина. — Просто мы сейчас в квартале Свободы. Здесь можно говорить все, что думаешь, все, что в голову взбредет.

— Ты убеждена? — недоверчиво усмехнулся парень.

— Разве можно быть в чем-то убежденным? — отозвалась Илата.

— Но ты ведь говоришь!

— Вообще-то, язык без костей, он может болтать все что угодно. Главное не это.

— А что главное?

— Что думает тот, кто говорит? Ведь человек не всегда произносит то, что у него на уме.

— В этом ты права! — подтвердил Ванька и отвернулся.

Колонна зоофи двигалась мимо них. Тянулась в другую сторону улицы.

— В вашем квартале Свободы не соскучишься, — протянула Катюха, с опаской крутя головой с короткой стрижкой, открывавшей красивые уши и высокий лоб.

— Скучать и зевать нигде не стоит! — предупредила Алуни, фыркнула смехом и резко оборвала его.

Разговор на этом оборвался, потому что в голове шествия вспыхнула какая-то заваруха с воплями людей, рычанием и лаем собак, метанием из стороны в сторону людей и животных. Музыка прекратилась, пляски стихли, процессия сломалась.

— Что там случилось? — спросила Сашка, ни к кому конкретно не обращаясь. Пружинисто изогнулась, встала на цыпочки, пытаясь рассмотреть, что происходит.

— Почти всегда так заканчиваются их шествия, — обронила Илата и не стала углубляться в суть вопроса, оставив недоумение на лицах приятелей.

Пешеходы прекратили движение, плотно сбились на тротуарах, ожидая, чем все закончится. Несомненно, для них этот переполох также не был новостью, и они безучастно ждали результата, а скорее всего, догадывались, каким он будет, и просто бесстрастно наблюдали, когда он наступит. Постные лица у некоторых говорили именно об этом. Другие же скрытно были недовольны тем, что этот скандал в колонне зоофи прервал их раскованное веселье. Ну а третьи следили за происходящим с откровенным раздражением и даже с некоторой долей злорадства. Друзья протолкнулись к голове шествия. Увидали, как между собой сцепились несколько собак. С рычанием рвали друг друга. Клочьями летела шерсть. Кровью обагрилась дорога. Вокруг собак суетились мужчины и женщины, стараясь прекратить схватку. В воздухе проносились клички, выкрикиваемые разными голосами, призывы к собакам остановиться:

— Поки! Иди ко мне, Поки! Они недостойны твоих зубов!

— Фури, вернись, Фури! Они поранят тебя!

— Каси! Не надо связываться с ними! Они отвратительные!

— Рон! Убей его, убей его! Перегрызи ему глотку!

— Хич! Ты молодой и сильный! У тебя крепкие зубы! Разорви его!

— Чап! Так ему и надо! Его кровь — это твоя награда!

— Шони! Я боюсь за тебя, Шони! Я не дам тебя в обиду! — Женщина схватила флаг и ткнула древком в бок одной из собак, нападавшей на ее Шони, потом еще и еще.

Неожиданно собака развернулась, щелкнула зубами и рванулась к женщине. Та выронила из рук древко, завизжала испуганно и обреченно. Но никто на тротуаре не шелохнулся, не сделал усилие, чтобы помочь или хотя бы поддержать духом. Все стояли окаменевшей массой и молчали. А собака уже опрокинула женщину, вцепилась ей в горло. И вдруг другие псы, осатаневшие от схватки, разом развернулись и накинулись на суетившихся возле них людей. Начали рвать зубами. Пасти были в крови. Сбитые с ног люди быстро переставали сопротивляться. В какой-то момент ошарашенному Ваньке и его друзьям показалось, что на этом все должно прекратиться. Но увы, только показалось. Никто в толпе даже не попытался что-то предпринять, чтобы остановить озверевших псов, окунувшихся в человеческую кровь и ощутивших ее запах. Всеобщее равнодушное поведение озадачивало. Малкин почувствовал, как ему в руку крепко вцепились пальцы Сашки. Девушка будто останавливала его от необдуманных действий. Впрочем, он прекрасно понимал, что кидаться в одиночку на свору взбесившихся собак, не имея ничего в руках, было безумием. Раппопет весь собрался в крепкий мускулистый комок, точно ожидал нападения собак, резко задвинул за спину перепуганную Катюху. Лугатик, в общем-то, немного сдрейфил, но показать слабость друзьям не мог, тем более не хотел, чтобы это увидала Карюха. Ломая страх, на полшага выдвинулся вперед, прикрыв ее собой.

Между тем стоявшая сбоку от Ваньки Илата была, как вся толпа, спокойна и безразлична. Ее определенно не трогало происходящее рядом. Несмотря на то, что возможная опасность могла грозить ее сыну, которого она взяла на руки и прижимала к груди двумя руками. Собственно, это не трогало и Алуни. Сашку поразило такое поведение женщин, но она не задавала вопросов. Собаки в это время, покончив с группой людей, не обрушили свою злобу на других — они вдруг, как по команде, обратились мордами друг к другу, изогнули спины и, роняя кровавые слюни, ринулись в новую схватку между собой. Ярость была сумасшедшая. В воздухе висело ожесточенное рычание, и никакого визга и скуления. Ни одна из собак не пятилась.

Скоро, истекая кровью, с разорванной глоткой упала на дорогу первая из них, потом вторая, следом еще и еще.

Но одержавшие верх собаки не останавливались. Они продолжали схватку. Неистовство не утихало — напротив, росло. Это продолжалось до тех пор, пока в живых не остался один пес. Он мрачными мутными глазами обвел место битвы, где в крови лежали тела убитых людей и собак, прошел между ними к телу своей женщины. Присел возле на задние лапы, лизнул кровоточащие раны у себя и тихо тоскливо заскулил, словно сожалел о том, что остался в живых, и жаловался на злосчастную судьбу. После этого лег на живот, вытянул передние лапы, положил на них голову и прикрыл глаза, из которых поползли тяжелые крупные слезы. В его позе было полное смирение с той участью, которую предстояло принять, будто он точно знал, что произойдет. На мгновение друзьям даже стало жаль его, хотя о жалости к нему не могло быть и речи. Толпа вокруг безмолвствовала. Животные в сломавшейся процессии не издавали ни звука. Все чего-то ждали. Это стало понятно, когда подплыла овальная платформа с утильцейскими. В черных шортах, с черными бантами на шее и с молекулярными утилизаторами в руках. Трое спрыгнули с платформы, прошлись между останками, безучастно осмотрели и направили на них утилизаторы. Понадобилось немного времени, чтобы дорога стала чистой от тел и крови. Пес по-прежнему лежал на животе с закрытыми глазами, притих во время утилизации трупов, не шелохнулся. Ни звука не издал и тогда, когда на него направили утилизаторы, и тело стало распадаться и переходить в молекулярное состояние. Закончив работу, утильцейские молчком прыгнули на платформу, и она быстро удалилась. После чего толпа выдохнула и зашевелилась. Колонна постепенно принялась приобретать свои прежние формы, снова зазвучали голоса и музыка. Все продолжилось, ровно ничего не произошло. Люди на тротуарах пошли своей дорогой, возобновляя веселье и возвращаясь к прежнему настроению. Группу приятелей оттерли к стене дома. Друзья сбились в кучку вокруг Илаты и Алуни. Малкин озадаченно спросил, привычными движениями скрещивая руки на груди:

— Илата, я не спрашиваю, что произошло. Это без слов понятно. Но объясни, если сможешь, почему это случилось?

В колонне были пляски, танцы, царило веселое возбуждение, и вдруг мгновенно — жуткая грызня.

— Ничего необычного, — отозвалась Илата.

— Как ничего? — опешил Ванька. Его словно ошпарили кипятком. — Ты же видела, людей загрызли!

— Видела, — спокойно подтвердила женщина.

— Это нормально, по-твоему? — воскликнула Катюха, распахнув глаза.

— Обыкновенно, — сказала Илата.

— Мы уже второй раз наблюдаем гибель людей по вине собак! — напомнила Карюха. — И в обоих случаях всех просто утилизировали без раздумий и разбирательств. Разве в нормальном обществе такое возможно?

— Вы раньше уже задавали подобные вопросы, — вспомнила Илата. — Зачем повторяться?

— И все же повторись, если для тебя это не трудно, — попросила Сашка. — Хотя бы объясни, почему такое случается?

— В сообществе зоофи это обычное явление, — ответила женщина. — Об этом знают все в нашем анклаве. Собаки — очень ревнивые животные. Сегодня и прошлый раз было проявление их ревности. Они нетерпимы к своим соперникам, когда видят, как к их женам и мужьям выказывают интерес другие особи. Почти всегда это заканчивается подобными схватками, всегда конец один. Зоофи не относятся к гелециональностям, поэтому никто никогда не воспринимает подобные случаи как что-то из ряда вон выходящее. Если бы подобное произошло в гелециональных сообществах, тогда прошла бы чистка в других кварталах. А так никто из ге и ле не пострадал, поэтому все нормально, — грустно улыбнулась Илата.

— А если бы нечто подобное произошло в сообществе гетеро? — снова вступил в разговор Малкин.

— Длинный! — визгливо выпалила Алуни, которой явно надоело молчать и надоели бестолковые вопросы, ответы на которые, по ее мнению, были очевидны, и надо быть полным идиотом, чтобы не понимать этого. — Мы — сообщество меньшинств! Что тебе еще непонятно? Мы не гелециональны! Еще вопросы есть?

— Ну чего ты раскричалась? — попытался остановить ее Лугатик. — Мы не глухие.

— Я в квартале Свободы, босяк, и могу здесь говорить, как хочу и что хочу! Не твоего ума дело! — пискляво выкрикнула Алуни и ущипнула его.

— Делай, что хочешь! — развел руками Володька. — Ты у себя дома! Это мы здесь не пришей кобыле хвост. Непонятно, как нас сюда занесло.

— Зачем пришивать кобыле хвост? — не поняла Алуни, сверля Лугатика глазами. — И что значит «занесло сюда»? — вспыхнула и посмотрела подозрительно. — Разве вы не сами прибыли из других мест?

— Сами, сами, Алуни, уймись! — урезонила ее Илата. — Просто их речи не всегда понятны нам так же, как наши правила им. В этом нет ничего особенного. Но на этот раз, я вижу, ты доходчиво объяснила им. Они все уяснили. Ты понял? — Посмотрела на Володьку.

— Понял, — досадливо пробурчал тот, переминаясь с ноги на ногу и отворачивая глаза от солнца.

— Вопросов больше нет! — добавил Раппопет, видя растерянность приятеля, и, стараясь окончательно потушить любопытство Алуни к неосторожным словам Лугатика, перевел стрелки на другое. — Чем еще может нас удивить квартал Свободы?

— Удивлять — это не функция квартала, — негромко откликнулась Илата, как будто поправила Андрюху. — В нашем городе и анклаве вообще удивляться нечему. Наш образ жизни определен для всех. Он понятен и естественен, многие считают его безупречным. Так что удивляться не стоит. Просто надо принимать жизнь такой, какая она есть. Гелекратия хороша уже тем, что она твердо стоит на двух ногах и каждый человек в ней знает отведенное ему место.

— Наверно, я неправильно выразился, — шумно выдохнул Раппопет, уступая спокойному напору Илаты и поправляя под мышкой свернутую рубашку. — Я, собственно, хотел спросить: куда двигаем дальше?

— В любом направлении, — суетно подхватилась остывшая от недавней вспышки Алуни. И потянула за собой Андрюху, пригибая голову. — Пошли, толстячок, прямо. Покажу тебе достопримечательность квартала!

— Куда ты его тянешь? — спросила Илата.

— Не догадываешься?

— Наверно, догадываюсь, — после короткой паузы сказала та. Провела глазами по спутникам. — Пойдемте. Достопримечательностью я бы не назвала то, что хочет показать Алуни. Скорее это наша рутина. Но посмотреть стоит, чтобы иметь более полное представление о людях нашего города и анклава! — И, поставив мальчика на ноги, крепко взяв его за руку, двинулась следом за Алуни и Раппопетом.