Первопроходец. Бомж с планеты Земля

Валерий Петрович Большаков, 2019

Однажды он потерял все – дом, работу, семью, память… Он забыл свое имя и дом. Возможно, он был богат, но теперь его удел – нищета бомжа. И вдруг даже не ирония, а насмешка судьбы – человек без имени оказался на иной планете. Другой мир – другие правила! Там никого не интересует, кем ты был на Земле, а имя… Да назовись, как хочешь! Оценивать тебя будут исключительно по крепости твоих мускулов, твердости характера и умению метко стрелять. Александр по кличке «Бомж» испытает себя в роли каторжника на руднике, вольного сталкера среди руин исчезнувшей цивилизации, обретет друзей среди людей и гуманоидов, и однажды разгадает мучительную загадку – узнает о себе все, и очень удивится своему открытию…

Глава 5

Совки

Отдохнули мы неплохо, кое-кто даже заснул. Меня дремать не тянуло — мыслей было столько, что в голове не умещались. Первый день на другой планете — засни попробуй.

Удивительно, но сознание раз за разом подкидывало сомнений в реальности происходящего, все тщилось, бедное, представить реал, данный мне в ощущениях, розыгрышем или галлюцинацией, сном под гипнозом и прочей чепухой.

Однако холодный интеллект спокойно отшелушивал все эти глупые фантазии, постепенно примиряя меня с действительностью.

Я нисколько не обижался на гвардейцев, учинивших «оргнабор», — мне нравилось мое новое место жительства. А как подумаешь, что вокруг — целый мир, необъятная планета, так прямо дух захватывает. Ничего себе, думаешь, ну, ты попал!

И никаких рефлексий, я даже как-то внутренне успокоился. Портал, инопланетяне — вся эта дурацкая фантастика, от которой меня на Земле воротило, стала чем-то обыденным, как Южный рынок в Электростали или бабы-Анина дача.

Человек привыкает ко всему. Мы, как те тараканы, уживемся хоть с динозаврами, хоть с пришельцами из космоса. Первые недели еще будем ходить с глазами по пять копеек, а после всякие кудеса и диковины неразличимо сольются с серым фоном будней.

Выработаем в себе новые привычки, анекдоты станем травить про негуманоидов или Т-рекса. Так и здесь.

Под конец долгого перерыва меня самого потянуло закрыть глаза, и все окружающее поплыло, сменяясь фантазмами быстрого сна.

— Подъем!

Ну, разумеется… Ничего, вот вернемся со смены, и завалюсь я спать! Наверное, здесь хорошо спится даже днем — за окнами вечная чернота. Лишь изредка скользнет свет фары или фонарика, и снова темень.

— Встаем, встаем! Машина уже пришла!

Вторым после меня встал Полторашка. Потянулся и пошагал мимо умывальников, где я бодрил организм холодной водой — утруждать себя мытьем он полагал странной причудой.

Раньше я почему-то думал, что прозвище свое Колян получил за нежную любовь к пиву в бутылках по полтора литра. Оказалось, все куда сложней — это фамилия у него такая была, Полторак. Вот юмористы и связали два факта.

Ополоснувшись, я двинул со всеми на участок. И вскоре оценил преимущества нахождения именно в бригаде Кузьмича. Видать, Бунша был на хорошем счету.

По крайней мере, мы сами шли на работу, а то вон по дороге ковыляли наши соседи — колонной по одному, а с обеих сторон шагали конвоиры. Шаг влево, шаг вправо…

По-моему, эту картинку уловили многие, укрепляясь в верности своего выбора. Лучше уж с Кузьмичом ишачить, чем вот так, как взаправдашние каторжане!

— А ты чего без каски? — обернулся ко мне Бунша.

— Так мы ж еще не пришли.

— Надень, надень…

Я спорить не стал, натянул. Техника безопасности — превыше всего. А кстати…

— Кузьмич, — начал я, — можно вопрос?

— Хоть два! — фыркнул Бунша.

— Я заметил, что дверь в бараке запирается на засов только изнутри, то есть нас никто особо не сторожит. А зачем же тогда решетки на окнах? От этих… упырей?

— От них, гадов, — кивнул Кузьмич и приподнял полу своей куртки. Я увидел кобуру у него на поясе, из которой торчала рукоятка «Стечкина». — Видишь? И еще у Туки с Катоо по духовому ружью — они стреляют отравленными иглами. Ну, здесь-то еще ладно, всех упырей повывели, а вот на дальних участках их хватает. Цверги говорят, что именно в этом… как его… ТБ помещается упыриная матка. Они как рой — матка откладывает яйца, из них выводятся упыри-добытчики, упыри-охотники и упыри-солдаты. Добытчики, те мелкие и не шибко опасные, а вот солдаты… Те еще твари! Маскируются так, что рядом пройдешь и не заметишь. Буквально на голом месте притаиться умудряются! А уж как они быстры… да и силушкой не обижены. Упырь может на четырех лапах бегать, а может и на двух, как мы, так что не доверяйте силуэту!

— А почему упырь? — поинтересовался Полторашка.

— А он, как вурдалак, любит горло рвать и кровь хлебать. Понял?

— Ага…

— Кузьмич! — донесся голос издалека.

Все обернулись. К нам ленивой трусцой подбегали трое гвардейцев.

— На вашем участке упыря видели! — доложил старший, мордатый и усатый, вытирая беретом потный лоб. — Комендант велел посторожить.

— Понятно, — кивнул Бунша. — Лишних стволов не бывает!

Переговариваясь, бригада вышла к участку, и мне сразу нашлась работа — загонять вагонетки на эстакаду и грузить самосвал. «КамАЗ» уже стоял под бункером.

И опять загрохотали, засвистели перфораторы, залязгали вагонетки, заширкали лопаты. Думал, не управимся, но тут с соседнего участка пригнали ПДМ,^[3] и она нам здорово помогла. И десяти минут не прошло, а 20-тонный самосвал был загружен с горкой.

Уморились все, и Кузьмич скомандовал:

— Отдыхаем! Через час загрузим еще один, и все. Саня, Тука, Димон! Разжигаем костры, будем ужинать!

Тут уж все оживились.

Я порубил ящик из-под взрывчатки, а Тука запалил костерок, ловко орудуя огнивом. Потом Эдик притащил целую стопку сухих, омертвевших моховищ — костер загудел, а в его оранжевых языках проявились красивые зеленые «прожилки».

Четыре костра, затрещав один за другим, кое-как разогнали полутьму, а гвардейцы несли дозор, изредка посвечивая фонарями.

Я подвинул к огню пустой ящик, поинтересовавшись у Бунши, не закусит ли мной какая-нибудь мелкая живность.

Кузьмич помотал головой.

— Нету здесь жучков-паучков, букашек-таракашек, — сказал он, шевеля ладонями над языками костра. — Я имею в виду — под открытым небом. Хотя водится одна интересная бабочка, и название у нее говорящее — вампирелла. Большая такая, с две ладони. Подлетает неслышно, как в твои волосы вцепится, не почуешь, а потом жвалами своими кожу тебе на шее просадит и начнет кровь пить. Видать, какую-то дрянь вкалывает — все без боли. Полстакана может запросто выдуть. А если таких кровососов десяток налетит? Помню, раньше люди в походе мерли от них — заснут у костров и думают, что все в порядке. А утром их не добудишься — скончались от потери крови. Вот и все. Так что поглядывай… Ну, потом, когда выберемся из этого чертовою склепа.

— Понял, — серьезно сказал я, — спасибо.

— Да чего там…

— А в этом чертовом склепе есть еще кто кровожадный, кроме упырей?

— Да черт его знает… — протянул Кузьмич. — Вон, однажды целая бригада пропала — не здесь, на южных участках. Там весь этот ТБ наглухо перегорожен толстой стеной, не пройти, не проехать. И, вроде, некуда людям деваться, а их нет! Потом только приметили какие-то колодцы с липкой такой жижей. Теплая, главное, и пузыри из нее — буль! Может, какая гадость в этом киселе проживает? Вот всех и почикала?

Тут к нам Эдик подсел.

— Разрешите? — шаркнул он сапогом.

— Падай.

— Говорят, ужин скоро, — сообщил Лахин, умащиваясь и поглядывая на Буншу.

— Ужин — это хорошо… — протянул бригадир.

— А ты давно здесь? — поинтересовался я у Кузьмича. — Или это не принято спрашивать?

— Да почему? — пожал тот плечами, и хмыкнул. — Всю жизнь я тут, все шестьдесят годков.

— Да мы на Манге всего десять лет! — удивился Эдик, и тут до него дошло. — Так ты что… из этих, из первопоселенцев?

— Из этих, — буркнул Кузьмич. Чувствовалось, что не хотелось ему поднимать эту тему, но он себя пересилил-таки. — В общем… Вот ты, — обратился бригадир ко мне, — ты же с этим их, с оргнабором?

— Ну, да.

— А когда ангар проезжали, видал ли кого?

— В ангаре? Да стояли там четверо или пятеро, по всему видать, богатенькие.

— Четверо их, вся шобла, — кивнул Кузьмич. — Друзья давнишние, хоть и люди разные. Я как-то фотку одну видел, где они вчетвером. Снимок черно-белый, а они там молодые совсем, все в этих «целинках» — ну, курточки такие были у студентов-стройотрядовцев. А теперь они захапали портал, и двое из них уже попали в этот список… как его… форс… фоб…

— Форбс?

— Во-во, он самый. У одного два миллиарда, у другого — шесть с половиной. Вот и все. Еще двое тоже не бедные, просто бизнесом не занимаются, в науке остались, портал этот изучают, хоть никому на свете ничего про него не расскажут. Никогда и ни за что. А началось все не десять лет назад, а еще после войны, в году… да как бы не в пятьдесят первом. Тогда в Красноярском крайкоме работал один головастый мужик. Хоть и молод был, но успел повоевать, до Берлина дошел, «Красную звезду» заслужил. Данила Архипович, так его звали. Он тогда Норильском занимался и вообще Таймырским национальным округом. Люди ему верили, шли за ним. А на Таймыре… Легенда там ходила одна, про дверь в скале. Нганасаны ее рассказывали, аборигены тамошние. Дескать, жил-был один охотник, и звали его Кэйкумуо. Пошел он однажды по следу волка, а тут пурга. Укрылся Кэйкумуо в огромной пещере, огонь развел. Видит — ворота в скале, да со знаками всякими непонятными, с узорами — и с отпечатками. И четырехпалая рука выдавлена, и шестипалая, у которой как бы два больших пальца в разные стороны торчат, и обычная пятипалая. Вложил Кэйкумуо свою пятерню в тот след, а ворота и открылись. Лес за ним, свет и тепло. Шагнул туда охотник, а с той стороны такие же ворота стоят, и те же ладони выдавлены. Приложил он руку — и вернулся обратно. Но ненадолго — ушел Кэйкумуо в теплую страну и только через год вернулся. И жену свою подарками одарил, и детей, и родителей. А потом опять ушел и не вернулся больше. Вот и все… Загорелся Данила Архипович, решил проверить, а не взаправду ли все о «фала-футу» наговорено, о тех самых «каменных воротах».^[4] И убедился — Кэйкумуо не врал! И что делать? Я потом разговаривал с Архипычем. Он уже старый был, но в памяти все держал. Рассказывал, что собирался обо всем доложить самому Сталину, а в 53-м вождя инсульт хватил. Сволочь же эта плешивая, морда хрущевская, целые сутки никого к Иосифу Виссарионовичу не подпускала. Так и не помогли врачи, а Власика, надежного охранника Сталина, еще раньше удалили. Вот и все…

— Вы — сталинист? — ляпнул Эдик.

— Сатанист, — буркнул Бунша недовольно. — Напридумывали словечек разных, лишь бы память о человеке испоганить!

— Да я ничего против Сталина не имею, — стушевался Лахин, — просто репрессии эти…

— Милый! — ласково протянул Кузьмич. — Да Сталину памятник надо ставить за то, что не позволил тем самым репрессиям раскрутиться, что осаживал самых прытких! Ладно, не об этих помоях политических речь, пусть их либералы сами лакают, у них языки длинные… В общем, Данила Архипыч затеял дело опасное, но важное — стал переселять на Мангу людей.

Геологов, нефтяников, горняков, врачей с учителями, инженеров, строителей, да всех! Кстати, саму планету назвали тогда Моунга. Так по-нганасански… малость с энецким акцентом именовали Землю. Это вы потом все перекрутили, напридумывали, будто целый мир в честь плода манго назвали! Ну да, на закате краски такие, что похоже на манговый сок… Блин, опять я отвлекся! В общем, стали мы тут жить-поживать да добра наживать. Расплачивались за все советскими деньгами, и милиция у нас была, и два совхоза, а Данила Архипыч все крутился, все сновал отсюда на Землю и обратно. То учебники завезет, то сапоги, то буровые коронки… А в Москву ехать да все рассказать не решался. Говорил, что вокруг Брежнева слишком много троцкистов собралось, вроде того же Хрущева, а Горбачев и вовсе предателем оказался, врагом народа! А потом, когда Норильский комбинат отдали олигарху, фала-футу вообще закрыли…

Кузьмич хмыкнул и поглядел на Эдика.

— Ты, когда меня первопоселенцем назвал, запнулся слегка, — проговорил он, усмехаясь. — Небось, другое что сказать хотел, а? Совком назвать?

— Да я… — даже в свете костра было заметно, как побурел Лахин.

— Да ладно! — отмахнулся Бунша. — Совок так совок. Правильно нас так прозвали — советские мы. Были ими и останемся. Знаешь, кто такие совки? Это те, кто «Уралмаш» строил и целину поднимал, кто в войну на передовой фрицев бил, кто в космос летал и кто первую внеземную базу создавал! Здесь, на Манге! А теперь меня за то, что совок, сюда загнали, на каторжные работы! Вот такая перестройка, мать ее ети… — Кузьмич поиграл желваками, и вздохнул. — Сам, конечно, виноват, не надо было сразу за оружие хвататься, с умом следовало действовать… Ладно, замнем для ясности… Кхе-кхм… Данила Архипович в 2008-м помер, завещав разблокировать «фала-футу», которые вы сейчас порталом зовете, и связаться с новым президентом России. Тогда, правда, Медведев в Кремле сидел, с ним связываться не стали, ждали, когда Путин вернется, а тут и нас самих «открыли»! Помнишь, Сань, ту четверку в ангаре? Это они и есть, «папы-основатели». Они в тот самый год на Таймыр двинулись — взяли отпуска, и вперед. «Каменные ворота» искать! Один из тех четверых по паспорту, как и ты, Александром был, Саней то есть, а настоящее его имя было — Сянуме, из нганасан он. В общем, нашли они «фала-футу». Вот и все. А там, с теми воротами, вот что получилось — сам портал, он как бы вделан в ровную такую, плоскую скалу внутри пещеры. На самом портале такие штыри имеются, как бы шпеньки толстые, а в скале — отверстия под них. Вот он в целик-то и вставлялся. А когда четверка наша отыскали пещеру, портал там еле держался — отошел он от скалы на метр, половина шпеньков наружу. От землетрясения разошлось, наверное. Но наш «квартет» сообразил все мигом. Залезли они в кредиты, заказали кран и кое-как дотащили технику до пещеры. Выволокли оттуда портал, проверили — работает! — и перевезли в Дудинку. Там погрузили на баржу, сплавили по Енисею, а по железной дороге доставили под Москву. Арендовали ангар на заброшенной промплощадке… Дальше им просто повезло — мы-то еще в 60-х нашли на Манге нефть. И качали ее, и заводик поставили, бензин с солярой гнать. Сначала-то «четверка» решила лес трелевать, чтобы с нами не цапаться, лесопилку туда… сюда, то есть, затащили, но разве сравнишь — древесина и нефть? Вон, выйди к путям и считай цистерны в составе. Отсчитал пять штук — это цена «Мерседеса». Вот и все. Конечно, никто им просто так отдавать нефтепромыслы не собирался, но, как всегда, нашлись предатели. А когда все закрутилось, и деньги валом пошли, наши сотнями стали продаваться проклятым империалистам… Нет, я их понимаю и не осуждаю. У кого-то семья, дети… Жить-то как-то надо. А кто не был согласен, те в леса ушли… С боями. Живут далеко на севере, где джунгли кончаются, а начинаются степи и озера, или на запад переселялись, целыми караванами уходили за третий, за четвертый хребет.

Искали, где бы им прописаться, и чтобы никто их не трогал. А я, можно сказать, бродяжничал. Ходил на север, ходил на юг, поднимался на лодке по Герру… В Новой Ялте меня опознали, как террориста, и сюда этапировали. Вот и все…

Я подумал, что Кузьмич многого, очень многого не договаривает, но промолчал. Бунша и так разоткровенничался, не стоило его и дальше «колоть» — придет время, сам все скажет.

— Хотите, верьте, хотите, нет, но я вам завидую, — серьезно сказал Эдик и встрепенулся. — А видали вы купольный город у Одиноких гор?

— Видывал, видывал… — усмехнулся Бунша. — Здоровенный такой купол, с километр в поперечнике, прозрачный. Ворот там нет, а внутрь надо было через маленький такой лабиринтик попадать…

— Так вы и внутри были?! — охнул Лахин.

— А как же, захаживал. Ночевал там. Тот лабиринт с каким-то секретом — не пропускает снаружи воздух, что ли. Совсем другие запахи внутри, и растения всякие… Я таких нигде больше не видел. И дома странные — на грибы похожи, или на волчки. А самое удивительное — не пустой он, тот город. Никого там нет, тишина полнейшая, но везде чисто, на дорожках ни одной хвоинки. Будто какая сила за порядком следит.

— Здорово…

— Здорово! — хмыкнул Кузьмич. — Что — город… Ты вот про Цитадель слыхал?

— Кто ж про нее не слыхал!

— Я не слыхал, — сказал я, и оба, Лахин с Буншей, сильно оживились. — Что за Цитадель?

— О-о-о… — затянул Кузьмич. — Цитадель — это мечта любого здешнего сталкера. Кстати, «папы-основатели» обещают сразу выдать миллиард тому, кто эту Цитадель найдет. Так-то. Первым ее нашел тутошний Магеллан и Колумб, Клишин его фамилия. Было это лет восемь тому назад или даже раньше. Клишин первым поднялся по Герросу, добирался до равнины за Одинокими горами, выходил к Большому озеру — это там дальше, на севере. Слабость у него тоже была — любил он выпить. И вот как-то по пьяни рассказал об одном месте. Туда, дескать, ведет прямая широкая дорога, прямо по джунглям, а потом видишь, как Эдик выражается, циклопическое сооружение. Вроде как крепость, только все там давно мертво — и орудия всякие, и… и все, короче. Все, кроме одного — госпиталь продолжает… того…

— Функционировать, — нетерпеливо договорил Лахин, перехватывая инициативу. — Клишин рассказывал, что там звучит Голос, что он спрашивал его, как всякий доктор, и вылечил ото всех болячек. Только там не госпиталь, и вообще не медцентр — в Цитадели не лечат, а восстанавливают. Принесешь туда тяжелораненого — поставят на ноги. Притащишь раскуроченный компьютер — починят, как новый станет. Дерево засохло — оживят.

— Так и я о том же, — перебил его Бунша. — Только никто Клишину не поверил. Тогда он уговорил одного инвалида, одноногого и однорукого — на лесопилке «укоротили» — и отвел калеку в Цитадель. Через неделю вернулись оба — у каждого по две руки, по две ноги, а Клишин еще и от алкоголизма вылечился. Поверили им… Неделю спустя Клишина нашли мертвым. Пытали его и паяльником, и… Большой был набор инструментов. Вот и все. А калека бывший сбежал, в лес ушел. Вот с тех пор все ту Цитадель ищут, а найти не могут. И с самолета искали, и так, да все без толку.

Я задумчиво кивал, стараясь не глядеть в огонь. А то потом, когда в темноту глянешь, не увидишь ничего. И никого.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

3

Погрузочно-доставочная машина.

4

Обряд прохождения через «фала-футу» (каменные ворота) сохранился у нганасанов. Для этого в феврале, когда появлялось солнце, из каменных плит строилось нечто вроде туннеля.