В закрытом гарнизоне. Книга 2

Валерий Николаевич Ковалев, 2019

На берегу жизнь кажется серой и безрадостной. Дни текут вялой чередой, скучно и неинтересно. Совсем другое дело, Военно-морской флот, особенно Краснознаменный Северный. А на нем – подплав, где нет места грусти. Там романтика дальних плаваний – можно побывать на Полюсе и в Бермудском треугольнике, видеть Северное сияние и слышать щебет дельфинов. А еще в море дают вино, а к нему икру и шоколад, что вызывает любовь к Родине, в базе же все весело ходят строем и душевно поют песни. Короче, всего не расскажешь. Лучше нажимай кнопку и отдавай швартовы. Счастливого плавания!

«Пилите, Шура, пилите!»

На второй оперативной стажировке, в 1977 году, мне довелось проходить практику в учебном отряде надводного плавания в гарнизоне Мамоново, что на Балтике, у выпускника нашей Школы капитана 3 ранга Сильницкого.

Помимо недюжинных оперативных способностей Вадим Петрович обладал здоровым чувством юмора, знал массу веселых анекдотов и баек, в связи, с чем был «на короткой ноге» практически со всеми офицерами части.

Нужно отметить, что во время войны Мамоново был сугубо немецким городом, именовался Халингенбайль и оборонялся фашистами столь же яростно, как и Кенигсберг. А к тому имелись все условия. В городе, на территории нынешнего учебного отряда, у них располагалась танковая школа с новейшей техникой, на побережье залива базировалось соединение надводных кораблей и подводных лодок, а в окружающих Халингенбайль лесах находился глубоко эшелонированный укрепрайон с многочисленным гарнизоном, артиллерией и подземными аэродромами.

Тем не менее, наша армейская группировка, во главе с танковым соединением полковника Мамонова столь успешно захватила город, что отступившие немцы даже не успели взорвать свои основные военные объекты. И в том числе танковую школу, порт, аэродромы, а также находившиеся в лесах фортификационные сооружения.

Естественно, что этим всем воспользовались победители. За исключением окружающих Мамоново лесов. Собрав в них трофейную технику и демонтировав кое-что из обороны, леса признали миноопасными, окружили колючими заграждениями и запретили местному населению посещать их.

Но русский человек от природы любопытен, особенно если рядом что-то запрещенное. Не исключение и гарнизон. Военнослужащие, в первую очередь офицеры и мичмана, стали похаживать в лес, тем более что там было полно грибов, ягод и разнообразной дичи.

Так все и оставалось, на время моей стажировки.

А сделал это отступление я специально, чтоб было понятнее то, о чем расскажу.

В один из дней, после обеда, мы с Сильницким стояли у штаба отряда, где он дискутировал с замполитом и еще несколькими офицерами по поводу состоявшегося накануне матча между московскими «Спартаком» и «Динамо». Дискуссия была живой и темпераментной.

В это время из дверей штаба вышел толстый капитан 3 ранга с повязкой «РЦЫ» на рукаве кителя и болтающимся у бедра пистолетом.

— Никак снова дежуришь, Сергеич!? — весело спросил его замполит.

Тот что-то «рыкнул» и хмуро продефилировал мимо группы.

— Пилите, Шура, пилите! — раздался ему вслед чей-то возглас, и все присутствующие взорвались смехом.

«Кап три» вздрогнул, полуобернулся и, покрутив пальцем у виска — мол «чокнутые», двинулся дальше по аллее, затем споткнулся и едва не упал. Хохот усилился.

Я тоже улыбался, хотя ровно ничего не понимал.

Заметив это, багровый от смеха замполит в чине капитана 2 ранга обратился к Сильницкому, — Петрович, ты поведай как-нибудь, своему старшине о нашем Шуре. А то действительно подумает, что мы «того», и тоже повертел пальцем у виска.

— Непременно, — улыбнулся тот, и когда мы вернулись в свой кабинет, расположенный в ближайшей казарме, рассказал следующую историю.

Этот капитан 3 ранга, командир роты рулевых-сигнальщиков, был «притчей во языцех» в гарнизоне. Служил он исправно, но был непередаваемо скуп и всячески старался улучшить свое благосостояние. То разводил помидоры на своем приусадебном участке за домом, чтоб затем продать — они у него померзли. То пытался собирать на берегу моря после шторма янтарь, чтоб реализовать его перекупщикам — едва не унесло морем. Затем стал разводить кроликов — те подохли. Короче не везло.

— Зная такую слабость за коллегой, — повествовал Сильницкий, офицеры часто над ним подтрунивали, предлагая самые невероятные способы обогащения. Один даже посоветовал сдать на выходные в аренду курсантов роты, которой тот командовал, мол председатель соседнего колхоза обещал хорошо заплатить. Штурман обиделся и подал на доброхота рапорт замполиту.

Прошлой осенью, пытаясь реализовать очередную свою коммерческую задумку, наш «купчик», как его тогда звали, пригласил своего близкого приятеля — тоже командира роты, и, кстати, моего помощника, в лес за грибами.

Мол, наберем, насушим и свезем в Калининград. Там кооператоры предлагают хорошую цену. А урожай на них, и особенно боровики, в наших местах в тот год, между прочим, был небывалый.

Сказано — сделано. Экипировались, изготовили примитивные щупы, чтоб на минах не подорваться и двинули в лес.

На опушке, за остатками «колючки», грибы были так себе, расхожие — волнушки да моховики. Белых — единицы.

Побродили там с час — притомились, перекусили, и, приняв грамм по двести спирту для бодрости, решили пойти вглубь.

При этом «купчик» предложил напарнику идти первым — ты минер (тот командовал ротой торпедистов) — тебе и карты в руки.

Пошли. И не ошиблись. Вскоре набили боровиками рюкзаки и прихваченные с собой объемистые полиэтиленовые пакеты. Да вот незадача, заблудились. Бродили — бродили и вышли к старым немецким укреплениям.

А тут ливень. Делать нечего, забрались в какой-то вросший в землю бункер, благо имелся электрический фонарь.

Внутри остатки солдатских нар с заплесневелым тряпьем, на полу несколько касок «фельдграу», пустые разбросанные ящики и коробки от противогазов. Минер сел на какой-то ящик и закурил, а «купчик» стал шариться по бункеру — вдруг, что полезное для хозяйства найдется.

И в углу, под ржавой кроватью, обнаружил запертую металлическую шкатулку. Когда приятели вскрыли ее имевшимся у них туристическим топориком, то обнаружили там пачку полуистлевших рейхсмарок, покрытый плесенью фотоаппарат «Ролленкорд» и матово сияющий граненый слиток. Был он сантиметров десять в диаметре, длиной вдвое больше и весело искрился в лучах света.

— Золото! — прохрипел штурман и прижал слиток к груди.

— Вряд ли, — ответил минер, и офицеры стали внимательно рассматривать находку. По длине слиток имел двенадцать граней, был не по виду тяжелым и клейменым — на торце миниатюрный орел со свастикой.

— А я тебе говорю золото, — вновь заявил «купчик». — Смотри, все признаки налицо: и цвет и вес и клеймо. Я такое, кстати, уже видел у одного из наших офицеров на трофейном серебряном портсигаре.

— Ну и что будем делать? Сдадим государству? Премию получим. Тут килограмма три будет — взвесил на руке слиток минер.

— Ты что, совсем от службы охренел?! — взвился приятель. — Получим жалкие копейки, потом век себе не простим. Такой шанс бывает раз в жизни. Нужно продать. А деньги поделим!

— Ну… я не знаю…

— А я знаю! У тебя, слышал, знакомый ювелир в «Кенике» есть?

— Да, брат жены.

— Ну вот, все в руку! Через нее установим, какой пробы это золото, сколько за него можно запросить и через кого «толкнуть». Только в гарнизоне не болтай. Ни дай бог до особиста дойдет — сядем.

На том и порешили. Слиток «кап три» сунул в свой мешок, поручив товарищу пока договориться о встрече с родственником.

На следующий день, на конспиративной встрече — продолжил Сильницкий, — «помощник» рассказал обо всем мне. И мы приняли решение не торопить событий, и точно выяснить, что же это за слиток. Ну, а затем действовать по обстоятельствам. Тем более что время не торопило. В ближайшие дни, понукаемый «купчиком» минер созвонился с кенигсбергским ювелиром и договорился о встрече.

Затем выехал к нему, имея в кармане пакетик с несколькими граммами металлических опилок от того слитка, полученных от приятеля.

Как показал проведенный там анализ, золота в слитке не было ни грамма. Присутствовали, латунь, бронза и еще какой-то неизвестный металл. Хотя клеймо действительно имело отношение к банковскому ведомству третьего Рейха. И это не удивительно, к концу войны Германия испытывала хронический недостаток в цветных металлах и считала их стратегическим сырьем. А может быть из таких слитков они собирались чеканить монеты. Кто знает?

Кстати, аналогичное заключение я получил и по своим каналам. Перед поездкой помощник поделился несколькими крупинками «золота».

Короче, никакого «сигнала» заводить не стал.

И тут мой каплей — торпедист попросил «добро» на розыгрыш приятеля. Тем более что после возвращения еще не встречался с ним — того на несколько дней отправили в командировку за молодым пополнением.

— А каким образом? — поинтересовался я, — он человек своеобразный, шуток не приемлет, как бы тебе это боком не вышло.

— Ничего, — смеется каплей. У меня даже сценарий есть. По «Золотому теленку». Там Остап Бендер Шуру Балаганова «развел», предоставив ему делить якобы золотую двухпудовую гирю. Помните его крылатую фразу? — Пилите Шура, пилите, она золотая!

— Ну, что с тобой делать? — развел я руками, — давай, коли так. Для пользы дела. Тем более что проучить нашего штурмана стоит. Очень уж силен в нем дух стяжательства, а это к добру не приведет.

И минер организовал такой розыгрыш, что, как ты видел, памятен и сегодня.

Для начала, посвятив в свой план еще двух отрядных «хохмачей», сообщил вновь испеченному «Корейко», что по заверению ювелира опилки и впрямь золотые, но в целях определения пробы, ему необходим весь слиток.

После долгих препирательств тот согласился передать «сокровище» минеру для вторичного вояжа в Калининград, но предварительно взвесил слиток и заявил, в случае, если тот попытается его «кинуть» — пристрелит.

В очередное воскресенье каплей действительно съездил туда, но, естественно, не к ювелиру, а по своим делам.

А, вернувшись, под всякими предлогами стал уклоняться от встреч с приятелем. Да так, что на их игру в «кошки — мышки» обратили внимание многие сослуживцы.

— Ты что, наверное, задолжал «купчику»? Чего он за тобой носится как борзая?

— Требует проценты по долгу, — не отрицал минер, — вы ж знаете, какой он скупой.

В конечном итоге капитан 3 ранга прижал его в темном углу и стал укорять в нечестности, требуя разделить слиток и расстаться по хорошему.

— А как сбывать будешь? — сделал круглые глаза минер. — Это ж не картошка. Родственник обещал нам помочь. Но чтоб и его взяли в долю.

— Хрен ему, а не долю, — прошипел «купчик». Давай делить, а то зашибу.

Делить, так делить. Определили место — минно-торпедный кабинет, благо там были слесарный верстак, тиски и все необходимые инструменты. А также время — в пятницу, в 18.00.

А перед этим коварный юморист сообщил о дележе остальным участникам розыгрыша, что б те под разными предлогами наведались в кабинет, вроде бы случайно обнаружили слиток и потребовали взять их в долю.

Так и сделали.

Как только приятели уединились в кабинете и жертва, тщательно вымеряв слиток и подложив под него бумагу (что б ни одна пылинка не пропала), стала елозить тупой пилкой по неподатливому металлу, в запертую дверь кабинета кто-то постучал.

«Старатели» замерли и прислушались.

— Минер, открывай, я знаю, что ты здесь! — раздался из-за двери чей-то голос.

— Не вздумай, — прошипел «купчик».

— Открывай, я на минутку, — продолжал тот стучать.

— Да хрен с ним, пусть войдет, это «химик». Ты ж знаешь, какой он настырный, ни за что не отвяжется.

Прикрыли тиски газетой, открыли.

— Чего зашхерились, наверное, спирт пьете? Я в доле, — пробасил вошедший капитан 3 ранга.

— Какой спирт? Так просто сидим.

— Ну, да, так я и поверил, а это что? — сдернул газету.

— Мать честная, да это ж… золото. Откуда?! Выпучив глаза, уставился на офицеров.

Те стали плести что-то несуразное и выпроваживать химика из кабинета. А тот ни в какую.

— Мы ж друзья, отрежьте и мне грамульку, жене на кольцо.

«Купчика» едва удар не хватил, но что делать. Отказать болтливому химику было нельзя — растрезвонит по всему гарнизону. И злобно матерясь, он отпилил тому немного от слитка.

— На, и двигай отсюда. Да поменьше болтай, сам понимаешь, это не картошка. Тот побожился, что будет нем, как рыба и быстренько покинул кабинет.

Снова закрылись. Брюзжа, «купчик» переметил слиток, и снова стал его пилить. От злости у него дрожали руки, и полотно ножовки лопнуло. Как только его сменили и поменялись ролями — теперь пилил минер, в дверь снова забарабанили.

— Товарищ капитан 3 ранга, откройте, это я, мичман Ящук!

— А этому, какого хрена нужно? — уставился минер на «купчика», — тебя требует.

— Откройте, я знаю, что вы здесь, мне химик сказал! — продолжал орать мичман.

Наученные горьким опытом, приятели вытащили слиток из тисков и, спрятав его в шкаф, открыли дверь.

— Какого х… ты вопишь?! — насел на мичмана штурман, совсем мозги пропил?!

— У нас в роте того, «ЧП» — два матроса подрались.

— Ну, так отправь их на «губу» или учить надо?!

— Есть! Я только хотел доложить. А это что у вас, никак измазались? — тычет пальцем в рукав кителя штурмана. — Блестки то, какие, ну, чисто золото!

— Какое еще золото?! — взвился тот, — пшел вон отсюда, идиот, я с тобой завтра разберусь!

— Ну, ну, — попятился к двери мичман, — завтра, так завтра.

Когда минер запер за ним дверь, «купчика» трясло от ярости.

— Ну, суки, как мухи на мед летят, больше никому не открывай! И на хрен я с тобой связался?

Операцию закончили в полном молчании. Взмыленный штурман спрятал свою долю в заранее принесенный кейс, а затем тщательно собрал все «золотые» опилки, ссыпал их в пустой спичечный коробок и сунул в карман.

— Это тоже мне, за хлопоты и работу. Ну, а дальше будем действовать врозь. Как говорят дружба дружбой, а денежки врозь.

На том и расстались.

А в субботу он рванул на своем «Запорожце» в Калининград. С кем там общался и что делал неизвестно. Но в понедельник явился на службу мрачнее тучи.

Когда в перерыве между политзанятиями зашел в курилку у штаба, где дымили сигаретами офицеры, те встретили штурмана веселым хохотом.

Ничего не понимая, он заозирался вокруг и уставился на минера.

А тот, невозмутимо пуская кольца дыма, вынул из — под лавки свою часть слитка, и со словами, — пилите, Шура, пилите! — протянул ее штурману…

— Что было потом, объяснять, я думаю излишне, — завершил рассказ Вадим Петрович. — С тех пор, нашего штурмана и прозвали «Шурой». Даже курсанты так между собой кличут. А ему, что с гуся вода. После того случая он занялся сбором цветных металлов.