Пересилить страх. Детектив

Валерий Касаткин

«Пересилить страх» – детективная повесть о прекрасной и умной женщине, которая, являясь директором школы, всю себя отдаёт работе и мечтает о личном счастье и любви. На своём пути женщина сталкивается с людскими пороками, с непростыми судьбами участников афганской войны, с проблемами школьного образования. Главная героиня, обладая внутренней и внешней красотой, уверенно идёт навстречу своему счастью.

Глава третья

1

Он парил над вершинами красивейших гор, завораживающих и вместе с тем вызывающих какой-то необъяснимый волнующий страх. Раннее солнце уже освободилось от цепей причудливых хребтов и осветило древний город, расположенный в долине, который своими окраинами как будто карабкался на склоны этих гор. С высоты казалось, что этот город состоит из миллиона пчелиных улей разных размеров и конфигураций, прижавшихся друг к другу.

Он полетел солнцу навстречу. Ослепительный шар вдруг сорвался с небосклона и устремился вниз на город. Там, внизу, раздался взрыв, и все пчелиные ульи исчезли в серой едкой пыли. Спящий проснулся, открыл глаза, поводил ими по сторонам и подумал: такой ясный сон, пронзительно похожий на реальность, ему ещё никогда не снился. И что его больше всего удивило — он ни разу в жизни не был в настоящих горах. А во сне они привиделись ему в мельчайших деталях. Восемнадцатилетний двухметровый парень крепкого телосложения встал с кровати, быстро привёл себя в порядок и пришёл на кухню. Там отец и мать уже приготовили завтрак и с каким-то особым вниманием посмотрели на сына. Высокий мужчина средних лет обычной внешности положил руку на плечо парня и произнёс:

— Гена, послушай меня. Сейчас в нашей стране царят мир и согласие. Мы ещё никогда так не жили спокойно, как сейчас. Два года армии пролетят незаметно. Главное, будь всегда человеком, не унижайся и других не обижай. Ты у нас сильный, умный парень и своими поступками и поведением добьёшься уважения у своих командиров и товарищей. И знай, белорусов за добрые сердца и готовность в любой обстановке прийти на помощь всегда и везде уважали. Разные вредные соблазны сразу от себя отметай, — мужчина, которого звали Владимир, — посмотрел на жену.

Женщина поднесла к заблестевшим глазам кухонное полотенце и печально улыбнулась.

— Как появится возможность, сразу напиши нам. Попусту на рожон не лезь. Береги себя.

— Ладно, Вера, давай завтракать, — Владимир сел за стол и кивнул сыну головой, — наедайся до отвала. В армии тебя ждёт другой режим и другая еда.

— За меня не волнуйтесь. Отслужу, как надо, — Гена уселся на стул, — я не привередливый и привыкну к любой обстановке и еде. И думаю, что из-за роста мне будут выделять двойную пайку.

— Это так, — кивнул головой отец, — но вот с обмундированием могут возникнуть проблемы.

— Голым служить не буду, — усмехнулся парень.

— Это так, — отец снова кивнул головой и вздохнул.

Через несколько часов Геннадий Аистов стоял на площади областного военкомата в городе Витебске в шеренге вместе с такими же, как он, призывниками и периодически махал огромной рукой родителям и своей девушке Лене, оставшимся за оградой в гражданской мирной суете. Рядом с Геной парень среднего роста по имени Виктор Сергеев тоже взмахами руки успокаивал своих родителей и себя перед неизвестным волнующим испытанием в жизни. Заканчивался 1979 год.

2

Гена и Витя через пару суток оказались в одном учебном подразделении в одной среднеазиатской Республике. Два месяца они учили уставы, устройство оружия, занимались физической подготовкой, после чего приняли присягу на верность Родине и уже как настоящие солдаты оказались в настоящей боевой части в чужой стране под названием Афганистан. С этого момента они стали в полной мере ощущать на себе слова из присяги «стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы». К тяготам добавилось новое ощущение чужой территории. Гена в первый же день после обустройства в палатке с печкой-«буржуйкой», сделав первые шаги по афганской земле, почувствовал в душе гнетущую тревогу. Такое ощущение у него возникало в детстве, когда он попадал в другую деревню. Тогда ему казалось, что все местные парни враждебно на него смотрят и вот-вот кинутся в драку. Но там была своя земля. А здесь всё чужое: красивые заснеженные горы, небо, кишлаки и люди в них. Отовсюду веяло враждебностью. Невидимый враг был везде. И Гена скоро это ощутил уже в первом походе, когда окружая кишлак с душманами, на мине подорвался парень из его отделения. Гену лишь обдало горячим воздухом с мелкими частичками чего-то твёрдого. А потом началась стрельба, и он стал стрелять на звук вражеских выстрелов.

Вернувшись на базу в палатку, Витя, увидев лицо друга, произнёс:

— С боевым крещением.

Гена усмехнулся.

— А мне сапоги жмут. У меня ведь сорок последний. Видать после боя ноги опухли. Теперь пальцы ноют. Я их, наверное, в горячке поджимал.

— Доложи командиру.

— Мне на складе и так самый большой размер дали. Других нет. Начну ныть, сочтут трусом.

— Но ты же свои ноги угробишь.

— Я придумал выход. Сейчас отдохну, а потом в сапогах отрежу мысы. Дырки замотаю портянками, — двухметровый парень, подставив пятки к печке, стал массировать пальцы.

Витя покачал головой.

— Мне кажется, что мы попали на самую настоящую войну.

— Я об этом тоже подумал. Но с кем мы воюем, вот проблема?

Рядовой Аистов потом постоянно задавал себе этот вопрос. Особенно он вставал остро, когда, зачищая очередной кишлак от «духов», мирные жители якобы тебя встречают дружелюбно, а ночью даже подростки с автоматами и ножами выходят на охоту за советскими солдатами, чтобы потом, если возьмут кого-то в плен, содрать с них кожу, выколоть глаза, отрезать руки и бросить на пути продвижения интервентов. Гена в чужих горах понял смысл поговорки, засевшей в крови местного населения: если хочешь победить врага, победи себя. Советский солдат её изменил на свой лад. Однажды возвращаясь с задания, позади которого были километры, пройденные в ущелье по переходам высоко в горах, где нечем было дышать, в сапогах с отрезанными носами, несколько дней питаясь снегом и при этом уничтожив замаскированную, хорошо охраняемую базу врага, Аистов сказал другу:

— Витя, я давно уже пересилил в себе страх. У меня в душе остались лишь честь, достоинство и гордость за себя, но периодически возникают вопросы: почему мы здесь, почему мы убиваем, почему убивают нас?

— Не знаю, оценит ли наш подвиг Родина, но ты прав, мы доказали себе, что мы настоящие советские парни и нас не победить. А здесь мы потому, что защищаем интересы своего государства, ведь мы давали клятву на верность ему. Я себя ещё утешаю тем, что в этой войне, применительно к нам, есть конкретный срок её окончания — это дембель. А до него рукой подать.

— Ты прав. Но до него лично мне надо ещё протопать в дырявых сапогах под пулями «духов» не одну сотню километров. Я сейчас мечтаю поскорее добраться до базы и положить пятки на горячую печку. Её я не променяю даже на еду. А при моей комплекции, поверь мне, есть всегда хочется. Снегом голод не утолишь.

Шедший следом за Сергеевым коренастый парень по имени Коля Вортин, призванный на службу из Витебского района, хмыкнул:

— До дембеля ещё как до Луны. А стреляют каждый день. И возмущает то, что кормят плоховато, нормальных санитарных и бытовых условий нет.

— Ты, Вортин, наверное, с этой самой Луны и свалился, — через плечо бросил Гена, — разуй глаза, мы на войне.

— А за кого мы воюем? Родина в другом месте. И знают ли там, что здесь творится.

— Это не наше дело, — Виктор чуть замедлил ход, — ты осторожней с такими высказываниями. Можно кой-куда и загреметь.

— Там уж точно останешься жив, — Коля ускорил шаг, — но я честно исполняю свой воинский долг. Ко мне претензий нет.

— Но нытьё у нас не приветствуется, — Гена махнул рукой, — прекратим этот разговор.

Дальше до базы бойцы шли молча.

Когда до демобилизации оставалось полгода, закалённые в боях и различных военных операциях, Аистов и Сергеев в глазах молодого пополнения выглядели уже как зрелые мужчины. Гена и Виктор охотно делились своим опытом военных действий, взаимоотношений с местным населением и тем, как в таких условиях не погибнуть по глупости, при этом не уронив чести и достоинства.

В начале августа подразделение, в котором служили друзья из Витебской области, в очередной раз бросили на уничтожение многочисленного отряда моджахедов, засевших высоко в горах. Когда по ущелью добрались до нужного подъёма, солнце уже безжалостно плавило всё живое. Солдатам постоянно хотелось пить. На высоте трёх километров многие почувствовали кислородное голодание. Коля Вортин тоже участвовал в этой операции. До этого он несколько недель провалялся в госпитале, лечась от букета разных заболеваний, связанных с некачественной водой. Не доходя пару километров до цели, Вортин вдруг сел на камень и произнёс:

— Хоть застрелите, дальше идти не могу. Нет сил. Болит живот.

Командир отделения о произошедшем немедленно доложил вышестоящему начальнику. Тот приказал:

— Аистову и Сергееву оказать помощь Вортину для дальнейшего движения вперёд. Небольшое отставание от подразделения разрешается. Старший группы — Аистов.

Рядового Вортина от этого приказа ещё больше скрутило. Гена, глядя на больного, скривил рот и произнёс:

— Если не можешь идти, сам понесу. Сейчас десять минут отдыхаем и вперёд. О возвращении на базу и не думай.

— Ладно, немного отлежусь и пойдём, — Коля прилёг около камня.

Аистов присел возле Вортина и подумал: у этого парня нет друзей, потому что ненадёжный и боец никудышный. Чуть где кольнёт, бежит в санчасть, чаще всего болеет, дольше всех лечится, и вот сейчас надо с ним нянчиться. А в горах во время операции каждый солдат на вес золота. Гена резко встал и резанул рукой.

— Подъём. Наши уже далеко ушли вперёд. Трудно будет догнать.

— От меня помощи мало, — Вортин с трудом встал на ноги, — может, мне лучше вернуться на базу. Я, похоже, недолечился.

— Бой тебя вылечит, — Виктор прислушался к горам, — давай автомат и вещмешок, я понесу.

— Но я и без нагрузки много не пройду.

— Тише! — Сергеев приложил палец ко рту, — севернее нас по склону горы скатился камушек. Чует моя душа, за нами наблюдают.

— Быстро всем за камни, и автоматы наизготовку, — шёпотом приказал Гена и из укрытия стал всматриваться в горы.

Вскоре он заметил мгновенный отблеск бинокля и снова шепнул расположившемуся рядом другу:

— «Духи» хотят, не поднимая шума, взять нас в плен.

— Будем биться до последнего, а потом у нас для них и для себя есть гранаты.

— Умереть мы всегда успеем, надо постараться выжить. Нам надо сменить позиции, чтобы не быть под прицелом и попробовать догнать своих, маневрируя между камнями, уступами.

В это время ниже по склону раздался грохот. Виктор выскочил из укрытия и посмотрел вниз, замерев от неожиданности. Там несколько камней, встречая препятствия, подпрыгивали и неслись в ущелье. Сергеев вернулся к другу и тихо произнёс:

— Коля исчез. Я видел только камни.

— Возможно, Вортин сорвался вниз. Что предпримем?

— Догонять своих.

— Но сначала мы осмотрим склон, если доведётся, то примем бой. Мы не должны Вортина, каким бы он ни был, оставлять в беде.

— Мне кажется, это напрасная трата времени.

— Спор окончен. Вперёд — на поиски, чтобы наша совесть была чиста, — Гена пополз вниз.

Склон горы не был крутым. Друзья, сохраняя бдительность, осмотрели возможные места нахождения Вортина. Но тот бесследно исчез. Аистов принял решение в усиленном темпе без отдыха догнать своё подразделение. К удивлению ребят «духи» на этот раз себя не проявили.

Зато потом с ними был настоящий беспощадный бой. Из-за эха в горах складывалось такое ощущение, что стрелял каждый камень и уступ. Трудно было определить, с каких позиций душманы ведут огонь. Но враг оказался поверженным. Имелись потери и среди советских солдат.

Гена, возвращаясь на базу, думал: в какую-то деревню придёт цинковый гроб, и мать не сможет в последний раз посмотреть на любимого сыночка. И закопают этот гроб в землю, так и не узнав, что осталось от советского солдата, который с честью выполнил долг перед Родиной.

На базе Аистов написал сразу по две пары писем, предназначенных родителям и любимой девушке Лене. Содержание писем было почти одинаковым, что служба проходит по-прежнему нормально в среднеазиатской Республике. Кормят и одевают хорошо. Для девушки Гена добавлял, что любит её и скучает. Под письмами первой пары парень поставил дату августа месяца, а под другой — сентябрь. Адресом отправки всегда служила одна из южных союзных республик. Такой метод успокоения родителей применялся в случае затяжных боевых операций. Незадействованный в них свободный боец отправлял вторую партию писем в назначенный срок.

А боевые операции шли одна за другой. Часто на них выходили ночью. До цели добирались к утру, после чего начиналась ликвидация душманов, засевших или в кишлаках, или в горных лагерях. От умения и тактики зависели жизни советских солдат. Но они гибли. Гибли солдаты и при охране в конвое сопровождения грузов, идущих из Советского Союза, подрываясь на минах, попадая под пули снайперов и в лобовых боях с врагом. Но бойцы советской армии всегда демонстрировали отвагу, героизм, стойкость духа, верность присяге и любовь к своей Родине.

Однажды, за пару месяцев до демобилизации, после возвращения с боевого похода Гена, отогревая ноги на буржуйке, взглянул на друга и буднично сказал:

— У нас с тобой шанс остаться живыми увеличивается в два раза. Угадай, почему?

Сергеев покачал головой.

— Затрудняюсь ответить.

— А потому, друг мой сердечный, что во время боя мы хоть одним глазом, но следим друг за другом.

— В таком случае ты ошибаешься, — Виктор усмехнулся, — у меня шансов выжить больше, чем у тебя. А знаешь, почему?

— Затрудняюсь ответить, — Гена снял ноги с печки и пошевелил пальцами.

— Потому, друг мой сердечный, что ты своей комплекцией полнеба закрываешь, в том числе и меня.

— Возможно, но не будем говорить о смерти, а поговорим о прошлой и о будущей гражданской жизни.

Поговорить друзьям об этом не удалось, поскольку прозвучала команда «строиться». На горы спускалась холодная осенняя ночь. Под прикрытием темноты советские солдаты ушли на очередную операцию по блокировке и уничтожению «духов», выбитых авиационными ударами с горного хребта. Путь был неблизкий. Гена, за спиной которого висел гранатомёт, шёл немного впереди Виктора. Сергеев семенил за другом и, поглядывая на его мощные ноги, вдруг спросил:

— А ты почему новые сапоги, специально сделанные по твоей лапе, не обул?

— Ты, Витя, — Гена оглянулся на друга, — иногда убиваешь меня своей тупостью. А на дембель в чём я пойду?

— А ног тебе своих не жалко? Лучше в поношенных, потёртых сапогах, но со здоровыми ногами.

— Меня не переубедишь. Я перед своей Леной должен предстать во всей красе, с блестящими и, главное, стоячими, а не сморщенными сапогами.

— Для Лены, я думаю, будет главным, чтобы действовало что-то другое.

— В этом она до армии убедилась и всегда следила, чтобы я был педантом и чистюлей во всём.

— Да, друг, извини за правду, тебе не позавидуешь. Надень то, там не сядь, здесь не ступи, носки под стул не брось, ботинки начисти до блеска.

— Не усложняй. Но порядок в семейной жизни лучше, чем бардак.

В это время по строю передали команду «прекратить разговоры», и друзья замолчали. Вскоре подразделение переправилось через небольшой горный ручей, после которого тропа пошла на подъём в горы. На какой-то высоте командир отряда объявил привал. А потом подъём к цели продолжился. На высоте мороз стал сковывать тело. К рассвету бойцы добрались до нужного места и рассредоточились в ожидании противника. Его через некоторое время засекли разведчики. И когда враг себя полностью обозначил, по нему открыли огонь. Начался бой. В какой-то момент со стороны противника ударил пулемёт. Командир махнул рукой Аистову. Гена, находясь в месте, где стрелять из гранатомёта было опасно для жизни, тем не менее выстрелил в сторону вражеской огневой точки. Та замолчала, но и Гена получил контузию ушей от ударной волны пороховых газов, которая отразилась от скалы, расположенной в нескольких метрах за спиной гранатомётчика. Аистов прислонился к камню и похлопал ладонями по ушам. Сергеев подбежал к другу и спросил:

— Оглох?

Тот кивнул головой, и это спасло солдату жизнь. Пуля снайпера чиркнула по камню чуть выше Гениной макушки. Витя сбил друга с ног и, накрыв его своим телом, прошипел:

— Лежи тихо и не шевелись, я этого гада сейчас вычислю.

Сергеев ползком сменил позицию, осмотрелся, прикинул, откуда стрелял враг и, укрываясь за камнями, двинулся в его сторону. В это время снайпер снова выстрелил в какую-то выбранную цель. Виктор ускорил движение, и когда до места расположения «духа» оставалось несколько метров, бросил туда гранату.

Через пару часов отряд душманов был уничтожен. В этом бою из советских солдат пострадало два человека: один был ранен от снайперского выстрела противника, и контузию получил гранатомётчик Гена. Раненому солдату оказали первую необходимую помощь и на носилках в сопровождении четырёх бойцов отправили на базу. Остальным после боя дали отдохнуть.

Аистов, сидя у камня, с трудом снял сапоги и стал растирать ноги. Увидев это, Сергеев неодобрительно помотал головой и произнёс:

— Почему не сказал, что ты ноги промочил, когда переходили ручей в сапогах без мысов?

— Что? Твой голос идёт из-под земли. Я почти тебя не слышу.

Виктор с досады махнул рукой, снял свои сапоги и отдал другу сухие портянки.

— Давай свои. При быстрой ходьбе они в моих сапогах быстро нагреются. И ты доковыляешь без больших проблем до базы, педант хренов.

— Что?

— Педант есть педант и вдобавок ещё глухомань. На гражданке тебе это тоже выйдет боком, — Виктор обменялся портянками и покрутил пальцем у виска, — теперь можно и помолчать, чтобы успокоить нервы из-за дурня стоеросового.

— Что? Говори громче.

— Ничего, — Виктор махнул рукой и улыбнулся, — будем жить.

Гена тоже улыбнулся и надел сапоги на сухие портянки.

Лишь через неделю у гранатомётчика прорезался слух. Вечером перед отбоем Гена с силой хлопнул друга по плечу, отчего тот даже присел, и сказал:

— Спасибо за заботу о моих ногах и вообще спасибо!

— И тебе спасибо! Кстати, за тот бой нас представили к наградам, — Виктор похлопал ладошкой по груди.

— И это хорошо, друг мой боевой.

— Одно плохо, друг мой на века, что ты свой педантизм ставишь выше жизни.

— Не старайся, не переубедишь. Лена для меня авторитетнее тебя. Извини. И хочу заметить: я осознаю, что, возможно, могу быть убитым, как, например, в последнем бою, но я всегда думаю о жизни, о будущем, где главное место отвожу Лене, семье и тебе, друг.

— Ты, конечно, достал меня своей Леной, извини, но я тоже думаю о жизни, и ты в ней всегда будешь играть роль мудрой колокольни.

— Согласен…

— И я согласен…

Когда Аистову и Сергееву до демобилизации оставался один месяц, в подразделение вдруг вернулся Вортин. Специальные люди его допросили с пристрастием и отпустили. После чего Коля рассказал своим землякам, Гене и Виктору, что с ним произошло.

— Я тогда спрятался за выступ и посмотрел вниз. От этого у меня закружилась голова. На какое-то время потерял сознание. Потом оно вернулось, но я уже катился по крутому склону к подножию горы. Дальнейшие события не помню. Очнулся в каком-то кишлаке в доме пожилой афганки. Она мне оказала первую помощь, перебинтовала окровавленную голову. Память ко мне вернулась, когда я копал колодец и подземный ход для подвода воды к винограднику. За мной присматривали трое подростков с моим же автоматом. Я стал думать о побеге. В один из дней с помощью подземных переходов мне удалось выбраться на поверхность земли за километр от кишлака. Сориентировавшись, спустя некоторое время я добрался до своей базы.

На этот рассказ ребята отреагировали молчанием. Потом Витя спросил:

— Какие планы на будущее?

— Пройду медицинскую комиссию и домой в деревню под Витебск.

— Возможно, на гражданке увидимся. Наш дембель тоже уже не за горами. А мы с тобой из одних мест, — Сергеев отвернулся от возвращенца и посмотрел на Гену, — пойдём, друг, я тебя кое-чем вкусненьким угощу.

— Если это спиртное или травка, то зря стараешься. И тебе советую про эти вещи забыть. На гражданке мы должны во всём быть примером для молодёжи. Мы тут такое пережили, и если после этого станем алкашами и наркоманами, то грош нам цена.

— Я с этим уже почти завязал. У меня есть настоящая еда из офицерского меню.

— От этого не откажусь. Спасибо, друг. Твой поступок я никогда не забуду. И на гражданке мой дом для тебя всегда будет открыт.

— И мой для тебя.

Друзья повернулись спинами к земляку и зашагали по своим делам. Шагов через десять Виктор оглянулся на Колю, а потом тихо произнёс:

— Я знаю про Вортина страшную тайну.

Гена остановился.

— Коль начал, продолжай.

— Там, в горах, он не терял никакую память. Он тогда намотал на автомат портянку, поднял руки вверх и пошёл сдаваться «духам». Я это видел собственными глазами.

— Почему промолчал?

— Тебя тогда оставили старшим. И неизвестно, как бы факт дезертирства земляка отразился на нашей дальнейшей службе. А если быть до конца честным, то я просто был напуган и до крайности удивлён предательством Вортина.

— Мы были на боевом задании, операцию старались держать в тайне. Всё это могло трагически закончиться для нашего подразделения.

— Сейчас я тоже так думаю, а тогда в голову лезли совершенно другие мысли. На гражданке я найду предателя и заставлю его перед нашим сообществом покаяться.

— Без меня этого не делай. Мы вместе призовём подонка к ответу.

А потом был дембель и возвращение домой. Возвращения героев никто, кроме родителей, не заметил. Пришли ребята из армии, ну и пришли. Хотя за плечами этих ребят была кровавая война за интересы Родины со страданиями, болью, гибелью друзей и товарищей, с боязнью оказаться недостойными высокого звания советского солдата, с боязнью оказаться трусом, но и с ощущением того, что победили в себе страх и с честью выполнили поставленную перед ними задачу. Но верхи эту бойню старались побыстрее забыть, породив в душах воинов-интернационалистов такое ощущение, как «афганский синдром», который принёс «афганцам» впоследствии, возможно, больше страданий, чем сама эта война.

В свою деревню Аистов добрался под вечер, за неделю до Нового года. Родителям о дне демобилизации он не сообщил, чтобы раньше времени их не волновать.

На улице было уже темно. Гена тихо открыл калитку и сделал два шага к крыльцу, хрустнул снегом. В это время входная дверь дома открылась, и на пороге появилась мать воина. Женщина замахала руками и крикнула:

— Отец, быстрее выходи, Гена на улице, — Вера перекрестилась, — спасибо тебе, Господи, что вернул сына целым и невредимым. Не зря я сегодня целый день у окна просидела.

— Ты и вчера, и позавчера сидела, — высокий мужчина спустился с крыльца и обнял сына, — с возвращением. Мы сразу догадались, где ты служишь, и каждый день боялись, что к нам привезут тебя в цинковом гробу. Земля слухами полнится. И цинковый гроб мы видели в соседней деревне. И письма твои были, как под копирку.

— Меня такого не так просто было убить. Хотя всякое могло случиться. Ладно, пошли в дом. Буду теперь отогреваться. В чужих горах намёрзся.

— У нас и печка натоплена, и водочка припасена, — мать прижалась к сыну, — и городские угощения имеются.

— А сало есть? — Гена прошёл в дом и, почувствовав тепло от русской печки, потёр руки от удовольствия.

— А как же в деревне без сала? — отец солдата заглянул в чулан и спешно достал там из ящика толстую скибку, — вот, посмотри, какого мы поросёнка нынче откормили к твоему приходу.

— Ого, с мою ладонь, — парень покачал головой, — наверное, кабан килограммов на двести был.

— Точно, — мужчина вопросительно посмотрел на сына.

— Зови, отец, друзей и соседей. Сегодня гуляем всю ночь, а завтра начнём думать о гражданских делах, — воин-интернационалист снял с себя бушлат, тем самым явив удивлённым родителям три боевые награды на своей груди, — хочу сразу заметить, что я уже встретился с Леной. Завтра едем к ней в сваты. Свадьбу решили сыграть в начале февраля, после всех новогодних и церковных праздников.

— Теперь ты — хозяин, тебе и решать, — женщина, сияя от счастья, застелила стол белой скатертью.

Деревенский мужчина потрогал награды воина и, сдерживая слёзы, произнёс:

— Мы гордимся тобой, сынок, теперь и помирать не страшно.

— О смерти забудем, — Гена обнял родителей, — а кто с внуками нянчиться будет?

— Счастье-то какое к нам в дом пришло, — женщина снова перекрестилась и не стала сдерживать слёзы.

Потом, уже в ходе застолья, воин-интернационалист рассказал землякам о войне в чужой стране. Говорил он больше о своих товарищах-героях, о специфике боевых действий в горах, чем о себе. Рассказ простого солдата почти не отличался от выводов, которые после окончания войны в Афганистане сделал легендарный генерал Борис Громов — человек, прошедший всю Афганскую войну, командир знаменитой 40-й армии, руководитель вывода советских войск из Афганистана и создатель ветеранской организации «Боевое братство». Генерал в своих воспоминаниях и в многочисленных интервью говорил о тех, с кем пришлось воевать, и об условиях, с которыми приходилось сталкиваться в период боевых действий: «Это противник серьезный. Исторически афганцы воевали со всеми, кто пришел на их территорию. Это свободолюбивые, гордые, воинственные люди, которые насмерть дрались со всеми захватчиками. Англичане им две войны с треском проиграли. Мы наступили на те же грабли. Ведь сначала серьезных боевых действий против наших войск практически не было. Но самого факта присутствия чужой армии на своей земле афганцы вытерпеть не смогли. И — пошло-поехало.

А потом, года через два моей службы там, когда уже наладилась разведка, когда мы стали получать различные данные, стало понятно, что во главе всего сопротивления нам стоят американцы. Сегодня они сами об этом говорят открыто. Американцы готовили боевиков на территории Пакистана, финансировали их и были очень рады тому, что Советский Союз ввязался в войну в Афганистане…

…Ведение боевых действий в горах имеет свои особенности. Вскрыть систему огня и обороны очень трудно. Искусственно устроенные оборонительные сооружения противника сложно отличить от естественного рельефа местности. В таких условиях надо было разгромить противника с наименьшими потерями для себя. Изучив район боевых действий, оценив возможности наших войск, войск Республики Афганистан и противника, мы приняли решение пойти на хитрость. Одним из пунктов коллективно выработанного плана предусматривалось: высадив десант на перевал, вскрыть систему обороны, огнем артиллерии и ударами авиации нанести поражение врагу, подавить огневые точки тяжелого оружия и атакой мотострелковых частей и соединений завершить разгром.

Самолеты военно-транспортной авиации произвели выброску парашютистов в районе перевала Сатэкундав. На них мгновенно обрушился шквал огня. Заработали зенитные пулеметы, орудия. И в этот момент огневые позиции мятежников накрыл точный бомбоштурмовой удар афганской и советской авиации. Затем последовал артиллерийский налет. За считанные часы была уничтожена вся система огня мятежников. Мы же не потеряли ни одного человека, так как десант был ложный.

Теперь о проблемах, с которыми пришлось столкнуться в Афганистане. Главной из них считаю проблему подготовки личного состава к ведению войны, перестройки сознания людей с мирного на военный лад, их психологической подготовки. Анализируя наши афганские будни, тяжелые бои, постоянно думаю о том, как быстро, когда это необходимо, наши молодые воины, вчерашние учащиеся и студенты, рабочие и колхозники, и даже так называемые «металлисты» и рокеры, в ходе службы проходят подлинную школу патриотизма и интернационализма и осознают реальную необходимость ожесточенной борьбы с врагом. Большая заслуга в этом наших офицерских кадров, политработников, партийных и комсомольских организаций. Любовь к Родине, к своему народу, верность воинскому долгу всегда отличали советского воина. Так было и в годы интервенции, и в годы Великой Отечественной войны, так будет и впредь. Мне кажется, что проявление именно этих качеств является главным, определяющим итогом тех испытаний, которые выпали на долю наших военнослужащих, проходивших службу в Афганистане. Чтобы подтвердить это, я приведу пример геройского поведения солдат в бою. Расскажу о подвиге младшего сержанта В. Александрова и рядового А. Мельникова. За него они удостоены звания Героя Советского Союза.

7 января 1988 года по высоте 3234, где располагались позиции десантников под командованием гвардии старших лейтенантов С. Ткачева и В. Гагарина, мятежники открыли массированный огонь из реактивных установок и минометов. Обстрел продолжался 40 минут. Под его прикрытием, одетые в черную униформу, вооруженные группы душманов бросились в атаку, пытаясь обойти высоту с двух сторон. Первыми по врагу открыли огонь пулеметчики — гвардии рядовой А. Мельников и гвардии младший сержант В. Александров. Противник откатился назад. Вскоре началась вторая атака, попытка обхода высоты уже с трех направлений. И опять меткие очереди пулеметчиков отбросили мятежников. Спустя 1 час 10 мин. последовала третья, самая ожесточенная атака. Меняя позиции, воины-десантники в упор расстреливали душманов, вызывая огонь на себя. Когда была отбита третья атака и выдалась небольшая передышка, воины собрались в тесный круг и точно так же, как наши бойцы под Сталинградом, провели короткое собрание. Десантники дали клятву: высоту не сдавать, сражаться до последнего патрона. В этот день было отбито еще шесть атак врага. Вспоминая такие бои, невольно задумываешься, какая сила духа у наших ребят, какая сила воли и преданности военной присяге и боевому приказу!

Множество подвигов совершили наши воины в Афганистане. Порой ценой собственной жизни спасали своих товарищей.

В настоящее время много пишут, рассказывают об Афганистане. Эта тема как бы вышла из-за кулис недозволенности. Однако при чтении статей, просмотре передач становится обидно за наших воинов, и особенно за офицерский состав. Нередко проскальзывает мысль о бездарности и бездушии офицера-командира, узости его кругозора. Если и есть такие случаи, они единичны, и судить по ним обо всем офицерском корпусе нельзя. В адрес командования и политического отдела приходит множество писем от родителей солдат со словами глубокой благодарности за воспитание сыновей. Пишут о своих командирах и бывшие солдаты, просят отметить их в приказах, поощрить. Дружба между офицерами, прапорщиками, солдатами и сержантами, рожденная на афганской земле в сложной опасной обстановке, живет и после возвращения их на Родину. Организуются встречи. Ребята, воевавшие в Афганистане, приезжают друг к другу в гости и в гости к родителям погибших друзей. Так, многие матери, потеряв своих сыновей, приобрели новых в лице их товарищей по оружию. Чтобы не быть голословным, приведу пример преданности солдат командиру.

Израненный Саша Корявин своим телом закрыл от вражеской пули командира. Что побудило его совершить этот поступок, равный подвигу, кем для него был офицер? Думаю, Саша понимал, что в создавшейся обстановке без командира жертв будет больше, и лучше погибнуть одному, но спасти товарищей. Командир всегда примет верное решение, выполнит боевую задачу и убережёт людей. Эти и только эти чувства владели воином, решившим пожертвовать собой.

Афганистан — страна горная. Здесь нет железных дорог. Почти все необходимое для жизнеобеспечения и боевой деятельности войск доставляется автомобильным транспортом и лишь необходимая часть грузов — авиацией. Доставка производится лишь двумя путями: Термез — Кабул и Кушка — Кандагар. Решено было охранять маршруты так, чтобы не было потерь ни в технике, ни в людях, ни в доставляемых грузах. За десять лет проводки колонн накоплен большой опыт, который, я думаю, будет изучен, обобщен и учтен при подготовке военных специалистов. А вот несение службы на заставах, изучение системы подбора и подготовки людей заслуживает внимания и сейчас. Из всего ограниченного контингента советских войск в Афганистане 30—35 процентов личного состава охраняло коммуникации и режимные зоны, т. е. несло службу на сторожевых заставах. А кто, где и когда, в какой программе боевой подготовки предусматривал обучение этому делу? Задуматься только: батальоны, полки задействованы для ведения этих боевых действий. Полтора-два года люди несут службу на господствующих высотах. На значительном удалении друг от друга, можно сказать, в окружении врага. Какая же должна быть психологическая совместимость у этой группы людей из 7—12 человек, ведь, кроме оборудованного укрытия для отдыха, что строится своими силами из подручного материала, техники и вооружения, больше ничего нет?

Запасы продуктов питания, воды, боеприпасов, дров и угля — все доставляется бойцам на две недели, а порой и на месяц. О чем можно им говорить, чем жить эти долгие дни, недели, месяцы, годы? А люди живут, несут службу, выполняют боевые задачи. Подвергаясь нападениям, обстрелам, дают отпор врагу. Разве это не подвиг, не мужество и отвага, разве это не готовность переносить тяготы и лишения воинской службы? Именно в этой обстановке проявляется чувство коллективизма, завязывается дружба между воинами различных национальностей. В этом я усматриваю яркое проявление силы духа, психической устойчивости.

Группа разведчиков во главе со старшим лейтенантом Онищуком разбила караван с оружием превосходящего по силе противника. Вступила в неравный бой. Когда боеприпасы были на исходе и создалась угроза попасть в плен, старший лейтенант Онищук, младший сержант Исламов и рядовой Мурадов подорвали себя и душманов гранатами. И таких примеров можно привести немало.

Ведение боевых действий в афганских условиях имеет ряд важных особенностей. Горно-пустынный рельеф местности сковывает действия крупных сил. Применение современного оружия и техники затруднено. Боевые машины могут передвигаться только по дорогам, а они зачастую достаточно узкие, дорожное полотно пролегает среди скал, над пропастями. Учитывая это, душманы значительно увеличили применение мин и фугасов. Основную их часть они устанавливали заблаговременно на маршрутах вероятного действия наших и афганских войск. Как показал анализ, в основном минируются труднодоступные участки дорог, подъезды и подходы к водоисточникам, объезды, броды через реки, брошенные кишлаки, подходы к базовым районам и складам. Так, только за 1988 год инженерными войсками обнаружено, обезврежено и уничтожено 4882 противотанковых мины, 3800 противопехотных мин, 1162 фугаса.

Во время проведения операции «Магистраль», «Памир», при проводке колонны в ноябре-декабре 1988 года на Кандагар советские саперы, работая, столкнулись с крайне тяжелой минной обстановкой, обезвредили тысячи мин на дорогах Гардез — Хост, Файзабад — Кундуз, Шинданд — Кандагар. Целые участки дороги в несколько десятков, а порой и сотен метров, подвергались сплошному минированию. Минная война заставляла нас менять тактику действий и структур боевых порядков колонн. Так, в результате многих анализов и экспериментальных проверок была выработана ныне действующая структура отряда обеспечения движения». (Военно-исторический журнал, №3, 1989 г.)