Записки бандитского адвоката

Валерий Карышев, 1998

Пройти по тонкой грани – вот искусство адвоката. С одной стороны – преступники, готовые на все, чтобы избежать кары. С другой – сотрудники карательных органов. Обе стороны ненавидят друг друга. Адвокат – между ними… Валерий Карышев, известный адвокат, рассказывает о сложностях и опасностях своей профессии. Его клиентами были самые разные люди – от легендарного киллера Солоника до безвестной женщины-врача, попавшей в сложную передрягу. Ему угрожала братва, за ним следила ФСБ, не раз его жизнь висела на волоске. Хитроумные ловушки, жесткий прессинг, прямой шантаж ждут адвоката на его тернистом пути. И лишь путеводная звезда закона помогает ему уверенно проложить маршрут меж двух огней…

Глава вторая

Криминальный бизнес, или организованная преступность, — еще одна власть?

В России действуют сегодня четыре власти: законодательная, судебная, исполнительная и информационная. Но многие поговаривают, что в начале и середине 90-х функционировала еще и пятая власть — криминальная. Она, по мнению специалистов, занимает отнюдь не последнее, пятое, место, а может, и промежуточное: между первой и второй. На самом деле организованная преступность существует во многих странах мира, и наше государство не исключение. Более того, наша страна переживала тяжелый период становления нового государства, в процессе которого дали о себе знать старые и вновь появившиеся «червоточины» общества.

В конце 1997 года тогдашний министр МВД РФ Анатолий Куликов направил президенту России закрытое письмо об организованной преступности. Оно носило пессимистический характер. В частности, по словам министра, МВД располагает данными о 16 тысячах преступных организаций, а также о 60 тысячах лиц, которые с ними тесно связаны. Однако представители правоохранительных органов часто говорят, что им все хорошо известно об организованных преступных сообществах. Они знают их количественный состав, ведут специальную поименную картотеку с фотографиями, обладают информацией о виде деятельности той или иной группировки, об их подшефных коммерческих структурах. Однако ликвидировать эти сообщества они не могут, ссылаясь на отсутствие необходимой законодательной базы. Таким образом, напрашивается вывод: в стране правоохранительные органы не борются с преступными сообществами, а занимаются лишь наблюдением за их деятельностью.

В повседневности понятие организованной преступности ассоциируется с действующей бандой молодых, коротко стриженных ребят, увешанных золотыми цепями, то есть с деятельностью рэкетиров. Но не так часто услышишь о том, что существует так называемая организованная преступность белых воротничков. Недавно, по данным Центрального разведывательного управления, стало известно, что в России более 10 крупнейших банков занимаются преступной деятельностью, а в теневой экономике производится от 30 до 40 процентов валового национального продукта.

Так сказать, на бумаге, в законодательном порядке борьба с организованной преступностью была сформулирована в знаменитом президентском Указе от 14 июня 1994 года. Указ по борьбе с организованной преступностью давал широкие возможности работникам милиции: в частности, право задерживать на 30 суток подозреваемых в совершении преступлений без предъявления им обвинения. Это, по крайней мере, противоречило принципу «презумпции невиновности», не говоря уже о том, что наши законодатели не удосужились разобраться в определениях и терминах. Или хотя бы в том, что такое организованная преступность. И пока года три действовал этот пресловутый указ, впоследствии, конечно, отмененный, люди пережили немало тяжелых, тревожных дней…

Преступный мир чутко реагирует на изменения в политике и тактике государственной борьбы с ним. Помнится, летом 1996 года криминальный мир буквально испытал шок, когда на всю страну был брошен знаменитый клич: «Бойтесь!» Вскоре после президентских выборов в июле 1996 года отставной генерал Александр Лебедь, широко известный своей молдавской эпопеей, был неожиданно назначен секретарем Совета Безопасности с широчайшими полномочиями. Помимо основной деятельности, которая сводилась к урегулированию чеченского конфликта, Лебедь неожиданно для всех стал заниматься борьбой с организованной преступностью.

В то время генерал Лебедь стал часто встречаться с другим генералом — Владимиром Рушайло, тогдашним начальником Московского РУОПа. Впоследствии Лебедь, давая очередные интервью, не раз говорил о том, что в течение короткого времени он может полностью ликвидировать преступность, для начала в Москве. И как гром среди ясного неба подписывается указ, в дополнение к уже существующему, — о борьбе с организованной преступностью в Москве и Московской области. На самом деле, как потом ходили слухи, лебедевский указ являлся лишь основной базой для специального комплекса жестких профилактических мер, условно названного «Московским экспериментом» и проводимого в Москве и Московской области во время борьбы с организованной преступностью. Естественно, об этом узнали представители братвы, и очень многие мои клиенты стали названивать мне, предлагая встретиться и обсудить указ Лебедя: неужели может заработать мясорубка репрессий, перемалывая всех подряд без разбора? Может быть, спрашивали они, лучше пока уехать из страны? (Кстати, многие уголовные авторитеты тогда поспешно выехали за бугор.) Практически всех охватил страх, замешательство и нерешительность. Мне ничего не оставалось, как по просьбе клиентов ознакомиться с текстом указа.

Благодаря знакомым в Государственной Думе РФ через несколько дней указ был у меня на столе. Ничего особенно нового в нем не было, но я знал о существовании специального, закрытого секретного приложения к указу, в котором, очевидно, и расшифровывалась его суть. В чем она заключалась, теперь уже трудно говорить, но случай, который произошел с моими клиентами, в какой-то мере, наверное, сможет проиллюстрировать этот документ:

В духе «Московского эксперимента»

Однажды задержали двух моих клиентов. Сразу же после задержания их вывезли в пригородный район Москвы. Спецназовцы достали из своих машин лопаты и заставили клиентов рыть ямы. Когда парни спросили, а, собственно, для чего это нужно копать, спецназовцы ответили: «Ясное дело, для могил, мы вас сейчас расстреливать будем». Затем потребовали подписать чистосердечное признание в их принадлежности к одному из бандитских формирований Москвы. В случае же отказа, пообещали спецназовцы, их расстреляют, закопают и спишут все на мафиозную разборку.

Парней подвели к ямам, спецназовцы передернули затворы, и раздались выстрелы. Но патроны были холостые. Однако можно представить состояние задержанных после такого эксперимента!

Конечно, никаких доказательств проведенной акции нет. Вероятно, работники милиции отрицали бы свою причастность к ней. Но возникает вопрос: зачем было моим клиентам придумывать эту историю?

Спустя некоторое время я тоже попал в число жертв «эксперимента».

Через два месяца один из московских бизнесменов пригласил меня на день рождения, который проходил в фешенебельном московском ресторане. В отдельном банкетном зале собралось человек 50—60. В основном — бизнесмены, но не исключено, что и представители их «крыш».

Праздник проходил весело, гости все прибывали. Вошел мужчина в обыкновенном сером костюме. Лицо его показалось мне очень знакомым. Я спросил у бизнесмена:

— Кто это?

— Ну как же! Вы должны его знать. Сотрудник одного из московских изоляторов.

Да, я не раз его видел, только в военной форме.

Замелькали и другие знакомые мне люди. Все входили шумно, с подарками, желали всяких благ юбиляру.

В разгар вечера двери ресторана резко распахнулись, и в зал вошли человек 10—12.

— Всем оставаться на местах! РУОП!

Естественно, за столами мгновенно воцарилась тишина. Сразу несколько сотрудников отвели мужчин и женщин к стене, стали проверять документы и проводить личный досмотр. Ни у кого ничего не нашли. Забрали только одного человека, который находился в розыске. Для всех остальных эта процедура завершилась благополучно.

Через несколько дней я узнал, что у другого моего знакомого бизнесмена, который открыл пиццерию и по такому случаю собрал шумную компанию бизнесменов, тоже побывал РУОП. Положили всех на пол, обыскали и покинули помещение. Слава богу, при этом никто не пострадал, никого не забрали, ничего не разрушили, ничего не украли. Хотя бывали, конечно, и другие финалы.

Эффект убийства Листьева, или конфискация креста

Надо сказать, что бурный подъем и крупномасштабные операции в борьбе с криминальным миром имели место еще до начала «Московского эксперимента». Волна арестов, шмонов, задержаний, обысков в казино, ночных клубах, проверок машин на трассах прошла весной 1995 года, когда в подъезде своего дома был убит известный тележурналист Владислав Листьев. В свое время это была довольно широкая кампания. Расследованием убийства занималась специальная бригада. Для профилактики мэр Москвы распорядился закрыть многие казино. А перед закрытием в Москву для наведения порядка были вызваны подразделения ОМОНа из разных городов. Чуть ли не триста человек признались в убийстве. По первоначальной версии основными подозреваемыми в убийстве Листьева были представители солнцевской группировки.

Впоследствии версия эта провалилась. Основанием для нее послужила оперативная информация о сходняке солнцевских авторитетов, на котором обсуждали вопросы, связанные с рекламным телевизионным бизнесом на ОРТ. Кроме того, стало известно, что один из телохранителей Сергея Михайлова (Михася), которого правоохранительные органы считали лидером солнцевской ОПГ, дал показания на своего шефа по поводу причастности его к некоторым преступлениям, в том числе и к убийству Листьева.

В конце августа 1995 года против солнцевских проводилась операция под условным названием «Закат», в которой участвовали ведущие подразделения РУОПа, МУРа, ГУОПа, ОМОНа.

Было задействовано 500 милиционеров. Задержано 23 солнцевских боевика. Но это была капля в море, потому что, как я впоследствии узнал, произошла утечка информации, и большинство членов солнцевской группировки были предупреждены о готовящейся операции и заблаговременно покинули квартиры и офисы. Тем не менее операция «Закат» для многих все же была внезапной.

Мои клиенты рассказывали мне немало подробностей о тех днях, когда после убийства Листьева в Москве выполнялись профилактические действия: омоновцы врывались в помещения, клали всех на пол, избивали, срывали золотые украшения, часы. Так, однажды ко мне в консультацию приехал Сергей Ч. По рекомендации моих клиентов он обратился ко мне за помощью.

Сергей Ч. с друзьями ехал на своем джипе. Неожиданно их подрезал милицейский внедорожник, и из него выскочили пятеро или шестеро человек в камуфляжной форме, в масках, с автоматами.

— Не говоря ни слова, они вытащили нас из машины, — вспоминал Сергей Ч., — заставили сначала упереться руками в капот, затем расставить широко ноги, а после этого просто положили в грязь и стали избивать. Устроили шмон в машине. У нас там ничего не было, хотя омоновцы вполне могли подложить нам оружие или наркотики. Но, видно, они преследовали совсем другую цель. Наспех избили нас, обыскали, естественно, у них не было на это никаких санкций, изъяли крупные суммы денег, у многих сняли часы. У меня тоже взяли золотые часы «Картье» стоимостью двадцать тысяч долларов. Но самое главное, с меня сняли золотой крест — подарок близкого друга.

И Сергей очень просил меня найти этот ОМОН или СОБР и вернуть хотя бы крест.

Через несколько дней мне удалось с помощью моих знакомых узнать, что в тот день на Ленинском проспекте дежурили рязанские омоновцы. Они находились на специальной базе московского СОБРа, что в Большом Каретном переулке.

Мы с Сергеем отправились туда. Надо сказать, что Сергей был человеком не робкого десятка, но, направляясь со мной на базу СОБРа, чувствовал себя не особо уверенно.

Мы остановились и стали наблюдать. Вскоре к нам подошли три здоровых бойца в камуфляжной форме и поинтересовались, что мы тут делаем и что нам надо.

— А в чем, собственно, проблемы? — спросили мы.

— Тут территория режимной организации. Предъявите свои документы.

Мое адвокатское удостоверение, по всей видимости, подействовало, и представители ОМОНа сменили тон.

Я спросил, как мне повидаться с их руководством. Они провели меня к своему начальнику, рослому майору в камуфляжной форме. Я представился и изложил суть дела. Милицейский майор сделал удивленные глаза.

— Во-первых, откуда вы знаете, что именно наши ребята сорвали с него крест? А во-вторых, может, ваш подзащитный придумал эту версию?

— Видите ли, — ответил я, — мой подзащитный хорошо рассмотрел нашивки рязанского ОМОНа у одного из бойцов. А придумывать, что у него отняли золотой крест, и совершенно безосновательно обвинять работников милиции ему нет никакого смысла.

— Хорошо, я постараюсь выяснить, — сказал майор. — Опознание проводить мы не имеем права, поскольку все работники СОБРа являются засекреченными сотрудниками. Наверное, оснований к возбуждению уголовного дела нет.

— Да, конечно, — ответил я, — пока мы не хотели бы возбуждать уголовного дела. Думаю, что вопрос можно решить мирным способом.

— Конечно. Если вещи действительно отобрали, то мы найдем все, вернем и накажем провинившегося сотрудника. Дайте описание креста.

Сергей взял лист бумаги и стал подробно записывать основные приметы золотого креста. Я оставил свой телефон, и мы благополучно покинули здание СОБРа.

Особой надежды на успех нашей миссии у нас не было. Мы думали, что, скорее всего, майор подготовит какую-либо бумагу, указывающую, что наши требования совершенно безосновательны.

Через три-четыре дня раздался телефонный звонок и представившийся мне майор милиции попросил приехать в СОБР.

Дорога к Большому Каретному переулку была нелегкой, Сергей волновался и то и дело спрашивал:

— А вдруг нас сейчас закроют? А вдруг спровоцируют? Вдруг что-то подложат или просто побьют?

Я всячески старался его успокоить:

— Не бойся, я же твой адвокат, у нас имеются соответствующие документы. Не думаю, что они на это пойдут.

— А мы могли бы на всякий случай как-то подстраховаться?

— Конечно.

Я набрал номер своей консультации и сообщил дежурному адвокату, что еду сейчас в штаб-квартиру СОБРа в Большом Каретном переулке на встречу с майором имярек. А также попросил принять соответствующие меры, если я в течение часа не перезвоню. Это немного успокоило Сергея Ч.

Мы въехали во двор СОБРа. Небольшой трехэтажный особнячок был окружен со всех сторон вырытыми канавами, видимо, прокладывались какие-то коммуникации. Я удивился: как же так — СОБР, который должен быстро реагировать, моментально выезжать, лишен, выходит, этой возможности. Но такова, видимо, наша неискоренимая русская бесхозяйственность.

Мы вошли в кабинет. Майор, улыбаясь, протянул нам небольшой пакет. Раскрыв его, мы увидели массивный золотой крест.

— Вот видите, мы свое слово сдержали. Что касается часов, то, к сожалению, ничего не получилось. Наш сотрудник категорически отрицает, что брал часы.

— Да ладно, нет базара! — сказал мой клиент. Он взял крест в руки, и широкая улыбка появилась на его лице. — Хорошо, что все обошлось, — сказал Сергей, когда мы покидали особняк. — Понимаешь, это для меня как талисман. — Он обратился ко мне на «ты».

В итоге — отставка

Прошло время, и многих потрясла еще одна неожиданная новость. Основные борцы с организованной преступностью генерал Лебедь и генерал Рушайло были отправлены в отставку. Лебедю были предъявлены претензии в создании незаконного формирования. В последнее время генерал Лебедь действительно настойчиво пропагандировал свои формы борьбы с организованной преступностью, много говорил о необходимости создания специального воинского подразделения, состоящего из бывших работников КГБ, МВД, не связанных с коррупцией. Подразделение условно должно было называться «Русский легион», в состав которого входило бы около пятидесяти тысяч человек. Не знаю, по каким причинам, но тут же последовала реакция тогдашнего министра внутренних дел Анатолия Куликова, который обвинил Александра Лебедя в попытке узурпировать власть, создать незаконное воинское формирование. Возможно, какие-то причины такого несогласия не стали достоянием гласности.

Однако спустя некоторое время после отставки Лебедя генерал Куликов также высказал идею создания специального подразделения по борьбе с организованной преступностью. Министра не поддержали, так как в недрах ФСБ и МВД существовали уже спецподразделения, в частности, Главное управление по борьбе с организованной преступностью. Еще одно формирование, видимо, показалось руководству страны нецелесообразным.

Трудно сказать, с чем была связана отставка генерала Рушайло, однако московская братва не отнеслась к ней с большой радостью. Нет, не то чтобы генерала не боялись, отнюдь: и боялись, и очень уважали, может быть, чувствуя какую-то справедливость в его действиях. Но очень многие представители криминальных структур сожалели об отставке Рушайло.

Растерянность и недоумение в криминальных структурах возникли также и в конце 1997 года и были вызваны секретным письмом Анатолия Куликова о создании Координационной комиссии по оперативно-разыскной деятельности. До шока дело не дошло, но очень многие стали интересоваться, какие меры и инициативы предлагает Министерство внутренних дел по борьбе с организованной преступностью. Последовали звонки, встречи с просьбами поподробнее узнать об этом письме.

Когда мне стало известно содержание письма, то оказалось, что в нем нет ничего опасного. Речь шла о создании специального механизма или, иными словами, разведывательных подразделений, призванных собирать информацию об организованной преступности. В рядах правоведов эта идея вызвала диспут, что, дескать, не Министерство внутренних дел, а прокуратура призванa осуществлять надзор за соблюдением законности, в том числе и за действиями органов внутренних дел.

Что ж, с организованной преступностью борются, и я бы сказал, всеми правдами и неправдами, хотя, между прочим, в законодательных актах понятие такое не фигурирует (но об этом я расскажу ниже). Так что наверняка резонно задаться вопросом: а как родилась, в частности, в Москве организованная преступность? Как скрещиваются пути-дороги зарождающегося российского бизнеса с криминалитетом в обществе, есть ли между ними какая-то связь? Вопросы, пожалуй, в какой-то мере риторические, но о скрытой в них сути мне довелось узнать из первых рук.

Встреча в банке

Я приехал в один из московских банков, руководство которого просило меня провести экспертизу будущего контракта. В сопровождении охранника я поднялся к вице-президенту.

В просторном кабинете, обставленном дорогой импортной мебелью, за большим массивным столом сидел рослый мужчина лет тридцати — тридцати пяти, в дорогом двубортном костюме от Версаче и в очках с золотой оправой. Он изучал какие-то бумаги. Поздоровавшись, я сел за стол и хотел было уже изложить результаты правовой экспертизы контракта, как вдруг банкир спросил:

— А вы меня не узнаете?

Я оторвал взгляд от документов и внимательно посмотрел на него:

— Нет, не узнаю. Но лицо знакомо.

— Ну как же! Пять лет назад я был вашим клиентом. Помните дело о вымогательстве одной люберецкой бригады? — И он назвал свою фамилию.

Конечно же, я прекрасно помнил Леню К., авторитета одной из люберецких бригад, обвинявшейся в вымогательстве у коммерсанта денег, которые тот якобы задолжал другому коммерсанту. Тогда я удачно доказал, что факт вымогательства отсутствовал, а была инсценирована только попытка разговора как факт вымогательства. Моих подзащитных освободили из-под стражи, и дело было закрыто.

Леня К. предложил мне пересесть за журнальный столик и за чашкой кофе сказал:

— А я вот теперь банкиром стал.

— Как же это ты вдруг выбрал такую неожиданную для себя профессию?

— Все закономерно.

— То есть как? — удивился я.

— А что, мне всю жизнь нужно было оставаться откровенным бандюгой? — сказал Леня. — Время примитивного рэкета и откровенного криминала прошло…

— Выходит, произошел переход в легальный бизнес? — спросил я. — И ты из братвы превратился в коммерсанта?

— В общем, да.

— А как это произошло?

— Очень просто. Все началось с того, что… я стал рэкетиром. Помните, в 1987 году был принят закон о кооперации…

Беседа с Леней К. у нас затянулась, он был словоохотлив и, казалось, вошел в азарт, посвящая меня в экономические азы раннего российского капитализма. В конце концов он рассмеялся и сказал:

— Ну и раскрутили вы меня! Исповедали!

Рэкетирское прошлое Лени К.

— Рижский рынок — это место, где собирались первые кооператоры, коммерсанты, которые предлагали нам шашлыки, самопальные джинсы, красивые экзотические наклейки разных фирм, карты Москвы с многочисленными магазинами и так далее. По выходным дням на этот рынок приезжало много зевак. Постепенно к рынку стали подъезжать и мы, ребята, которые жили в разных районах Москвы, прошли школу качков, спортсменов, уличной шпаны. Вот тогда впервые и возникли слова: «крыша», «наезд», «братва», «разводка», «стрелка», ну и прочие.

Первыми рэкетирами, которые осуществляли довольно грубый «наезд», были в общем-то простые ребята. Основными нашими учебниками были тогда видеофильмы, в основном про американскую или гонконгскую мафию, мы смотрели их в видеосалонах и набирались опыта.

— Но разве вы не знали, что зарубежная мафия в основном «наезжает» на тех предпринимателей, которые занимаются незаконным бизнесом, то есть торговлей наркотиками, проституцией, игорным бизнесом и так далее?

— Да мы, собственно, никакого различия в этом плане не делали, для нас главное был коммерсант, или лох, как мы его называли. Для этого мы и приезжали на Рижский рынок. А знаете, что родиной московского рэкета можно считать Рижский рынок? Здесь и стали появляться те бригады, группы людей, а потом и известные группировки. Но тогда в основном были небольшие бригады, в которые входило от пяти до десяти человек. Приезжали и «бомбили» кооператоров, лотошников, первые киоски…

Леня вдруг поднялся с кресла, подошел к столу и достал из ящика несколько фотографий. Одну из них протянул мне: он стоял в окружении троих крепких парней. Все были в спортивных костюмах, имели довольно грозный вид.

— Вот посмотрите, это из летописи первых «наездов», храню как талисман, — сказал Леня. Он задумался и снова заговорил: — Знаете, все-таки относительно спокойное и мирное было время. Тогда на Рижском рынке зарождались и наши первые тусовки. Делить было пока нечего, не наступило еще время передела… Не было никаких заказных убийств, взрывов, автоматов, пистолетов, и если происходили какие-то разборки, то они заканчивались либо кулачными боями, либо в ход шли дубинки, бейсбольные биты и нунчаки. Хотя, впрочем, недалеко от Рижского рынка, на Маломосковской улице, у известного кафе — название я уже забыл — возник спор в отношении одного коммерсанта между, кажется, ребятами с Мазутки, в основном живущими на соседней улице Павла Корчагина, и, по-моему, останкинской братвой. Они в это кафе бросили несколько бутылок с зажигательной смесью. Но никто не пострадал, только помещение частично выгорело, а люди отделались легким испугом…

Леня вдруг умолк, я обернулся к двери. В кабинет вошел капитан милиции. Мысли в голове пронеслись малоприятные.

— Все нормально, — капитан обратился к Лене, — разрешение вам выдали.

— Хорошо, — сказал Леня, — поговорим позже. Вот видите, — обратился он ко мне, — кто у нас работает? Бывший мой опер из Люберец. Я его к нам в банк взял начальником охраны. Он ездил к своим за разрешением на оружие и специально надел форму.

— А скажи, — я попытался продолжить прерванный разговор, — как расширялись границы, как ты говорил, родины рэкета? Ведь потом не только на Рижском рынке, а по всей Москве прошла волна рэкета. Писали уже о рэкетирском беспределе. Обыватели, которые рэкет и в глаза не видели, приходили в ужас, завидев парней крепкого телосложения в спортивных костюмах.

— Кстати, эти дурацкие самопальные «адидасовские» костюмы рэкетиры сменили потом, к началу 90-х, на короткие полупальто, ходили с короткой стрижкой «под ноль». Но это была не просто мода, а как бы психологический прием воздействия на будущих наших потенциальных клиентов. Так вот, да, кооперативное движение развивалось, постепенно вышло с площади Рижского рынка. Были заняты улицы, площади, переулки, появились лотки, разные коммерческие структуры. В моде еще были видеосалоны, платные туалеты. Вот тогда братва стала предлагать «крышу» коммерческим предприятиям. Много ходило разных мифов, и один из них я хочу развеять. Это миф о криминальной карте Москвы. Говорят, что все районы Москвы закреплены за теми группировками, которые в основном живут в этих районах. Например, Ленинский проспект считается почему-то закрепленным за солнцевской и ленинской группировками. На самом деле это далеко не так. Конечно, «право первой ночи» принадлежит тем, кто придет первым к коммерсанту. А у коммерсанта уже может быть своя «крыша». Тогда ему говорят: «Назови, с кем работаешь». Если возникает какое-либо подозрение, что нас обманывают, то мы через коммерсанта назначаем его «крыше» стрелку, на которой сразу определяется, является ли коммерсант свободным или он уже работает с кем-либо. Вот тогда и родился первый девиз братвы: «Нам чужого не нужно, а свое не отдадим». Так что утверждение, будто районы Москвы закреплены за какими-то определенными группировками, неверно. Один коммерсант может иметь «крышу» из четырех группировок, мне даже известен случай, когда один вещевой рынок держали семнадцать московских группировок, в разных долях конечно.

— Были у вас, наверное, какие-то подходы, приемы, чтобы установить отношения с коммерсантом, выйти на него? Как они на вас реагировали?

— У разных коммерсантов к нам отношение тоже было разное. Конечно, прибегали мы и к жестким формам «наезда». Подъезжаем, говорим: «Давай плати, лох». И он платил. А те, кто не соглашался, подвергались прессингу. Благо учебные пособия у нас были хорошие, те же художественные кинофильмы. Были популярны паяльник и наручники, которыми мы пристегивали клиента к батарее. Случалось, вывозили его в лес или закрывали в подвале. После небольшой обработки клиенты соглашались платить. Платили обычно двадцать — тридцать процентов от прибыли.

Прекрасно помню, как я с моим двоюродным братом приехал в гости к одному мытищинскому авторитету. Он повел нас в свою загородную баню. Сидели мы с пацанами, парились, вдруг один из подручных авторитета к нам в парилку, в эту дикую жару, заталкивает парня в дубленке и меховой шапке и при этом говорит: «А теперь посиди и подумай, где достать тридцать тысяч». Такие методы тоже были, что говорить…

— Круто вы с ними обходились. Наверное, не брезговали обманом, хитростью, шантажом, а?

— Ну, вначале мы держали коммерсанта в строгости, иногда придирались к каждому слову. И действовали по принципу: за все нужно отвечать. Сказал не так — отвечай. А отвечали обычно деньгами. Затем была идея «развести» коммерсанта, урвать побольше, заложить кабанчика, то есть все, что он накопил, наработал, мы отнимали, ну, не мы, а другие бригады, — поправился мой собеседник. — Иногда какая-либо бригада инсценировала «наезд». Например, мы договаривались с другой бригадой, чтобы та начала «наезжать» на коммерсанта. Тогда он нас вызывал, чтобы разобрались с другой бригадой. Ну, мы назначали стрелку, отправляли на нее двух-трех ребят. А через пару дней подвозили их, специально избитых, окровавленных, — таковы были правила нашей игры — к нему в офис и запускали. Входит наш парламентарий, весь окровавленный и избитый. Коммерсант в шоке. Тут подъезжаем мы: «Так, давай плати на восстановление здоровья, пострадали ребята по твоей милости». Платит. Затем новое условие: «Дай деньги на войну. Мы должны их наказать». Он дает нам десять тысяч, тридцать тысяч долларов — все зависит от того, насколько коммерсант богат. А потом мы с братвой из другой бригады на эти деньги либо в ресторане гуляли, либо куда-нибудь на курорт с телками уезжали отдыхать.

Выколачивание долгов

— Мне приходилось слышать, что со временем коммерсанты сами стали искать себе «крышу». Предпочитали «добровольно сдаться», наверное, не очень им хотелось иметь дело с непрошеными гостями…

— Бизнес, коммерция набирали силу. Многие коммерсанты стали понимать, что без нас, без наших охранных услуг им никуда не деться. Кроме того, у многих возникали проблемы с кредиторами и должниками. Вот тогда братва и взяла на себя, помимо охранного бизнеса, и функции выколачивания долгов, поиска тех, кто «кидал» наших коммерсантов.

Выколачивание долгов постепенно превратилось для нас в официальный бизнес, которым занимались практически все криминальные структуры. Да и не только они. Обычно представляют коммерсанта в окружении каких-то мордоворотов, с цепями на шее, они едут выбивать долги к другому коммерсанту. Но это тоже очередной миф…

— А как же это выглядело реально?

— В каждой уважающей себя крупной группировке имелась специальная бригада, она и занималась выколачиванием долгов, другими такими же «сервисными услугами». Бригада жила достаточно цивильно, у нее был официальный статус: более чем законопослушное охранное или сыскное предприятие с безупречной репутацией, со всеми необходимыми разрешениями и лицензиями…

Кстати, во всей Москве прекрасно знали, что каждой группировке принадлежит свой охранный офис. Подробной информацией располагали и правоохранительные органы. Правда, криминала в этом не было, потому что принадлежность охранной фирмы к преступной группировке уголовно не наказуема, так же, как нет в нашем Уголовном кодексе и наказания за наличие бандитской «крыши».

— Ну а все-таки коммерсант обращался к вам напрямую или через посредников, по чьей-либо рекомендации?

— Коммерсант обращался в охранные фирмы по рекомендации своих знакомых коммерсантов, а может быть, даже и через представителей их «крыши». Он излагал суть своей проблемы, обязательно представлял какие-то документы. Причем мы не были юристами и не нуждались в документах, нотариально заверенных. Просто для нас необходима была их реальная доказательная сила, а также та четкая сумма, которую ему задолжал другой коммерсант. Или же нам надо было представить документы, подтверждающие, что наш коммерсант понес какие-либо убытки в результате деятельности другого коммерсанта. Как только документы попадали к нам в руки, начинался процесс выбивания долгов. Ну а на самом деле это выглядело таким образом: просто работники охранной фирмы, которая, так сказать, получила заказ, назначали стрелку своим коллегам из другой группировки, которые обеспечивали «крышу» должника, и проблема решалась путем спокойных, мирных переговоров. И «крыша» должника внушала затем своему подопечному, что долги надо отдавать.

— Неужели всегда удавалось договориться по-хорошему? Не возникали какие-нибудь трудности?

— Конечно, бывали случаи, когда «крыша» должника оказывалась круче «крыши» кредитора. Тогда работники последней извинялись перед своим коммерсантом и рекомендовали ему обратиться в другую, более мощную охранную структуру. Случалось, что «крыши» между собой сговаривались, и тогда происходила так называемая «разводка», то есть из обоих выбивали несуществующие долги. Со временем к этим приемам стали прибегать реже. Хотя, говорят, и до сих пор иногда еще практикуется такое.

Леня резко поднялся, подошел к окну и, помолчав, вдруг спросил:

— А вы никогда не задавались вопросом, почему коммерсант к нам обращается, чтобы вернуть свои деньги? А не в суд, не в арбитраж, не к вам, наконец, к адвокатам?

Да, вопрос больной и по существу. Ответил я не сразу.

— У нас худо-бедно как-то уже складываются новые экономические отношения, а судебная система все та же и новой экономике не соответствует. Прежде всего суды практически полностью устарели. Если даже после долгого, растянувшегося на годы процесса человек выигрывает дело, то ему еще предстоит получить деньги по выигранному делу. А сейчас практически деградировала система судебных исполнителей. Проще говоря, решения арбитража или суда не исполняются по той причине, что у нас нет, как принято в европейских странах, системы долговых тюрем, системы описания имущества и тому подобного. Поэтому коммерсант и вынужден обращаться к «крыше» за помощью. Но у вас, наверное, более весомые аргументы, более неформальные методы общения с должником?

Телефонный звонок прервал наш разговор. Леня снял трубку. Речь шла о коммерческом проекте, о тех документах, которые я принес с собой. Когда он закончил говорить, я поинтересовался:

— Леня, а если не секрет, как же ты в конечном счете выбился в банкиры? После того, как уголовное дело против тебя было прекращено, ты сразу занялся бизнесом?

Взлет банковского дела

— Нет, тогда завязать с криминалом я не мог. Механизм был уже раскручен. Была бригада, она не могла бросить дело. Но у нас назревали перемены. Постепенно открытый криминал кончался, многие из нас стали побогаче. Общак стали крутить, вкладывать в различные коммерческие проекты. Мы стали переходить на легальный бизнес. Конечно, у кого было мало интеллекта, кого коммерция не привлекала, те так и остались бандитами. Но большинство занялось бизнесом.

— Ну а как это практически получилось?

— Мы же все время общались с коммерсантами, и поэтому схема их коммерческой деятельности была знакома. Коммерсанты постоянно с нами советовались, боялись, как бы на чем-нибудь не споткнуться. А чем мы хуже их? Поэтому мы либо сами начинали заниматься коммерцией, либо нанимали толковых молодых ребят, менеджеров, чтобы они крутили наши деньги. Так и по сей день происходит. Вот я из любера и стал главой банка.

— А какова твоя роль, функции, обязанности во всей финансовой деятельности?

— Я пришел с деньгами нашей братвы, мы их вложили в банк. Одновременно я выступаю в качестве и учредителя, и смотрящего, чтобы деньги никто не расходовал, не воровал. Вначале я работал вице-президентом банка по собственной безопасности. Но потом взял на это дело ребят помоложе и сейчас работаю на участке выдачи и получения кредитов.

— Иметь дело с кредитами, я думаю, не так-то просто, тут и промахнуться можно, тут и тебя, так сказать, «кинуть» могут…

— Вообще-то, конечно. Прежде чем дать кредит, мы «пробиваем» человека или организацию, подстраховываемся, встречаемся с его «крышей», требуем какие-либо гарантии. Бывает — «кидают», и не только нас. Вот приведу один только пример. Был в Москве несколько лет назад Антон Долгов, руководитель Московского городского банка. И в этот банк вложили деньги очень многие структуры, и коммерческие и преступные. В один прекрасный день Антон исчез с деньгами. Какой переполох поднялся в банке! Приехали и коммерсанты со своими «крышами», и РУОП с СОБРом. Все толкутся в коридорах, суетятся, а сделать ничего не могут. Антон как в воду канул. До сих пор, говорят, его ищут за границей братва и правоохранительные органы. Ничего, рано или поздно найдут. Или вот еще, пожалуйста, вам пример. — Мой собеседник взял со стола свежий номер газеты «Коммерсантъ» и сказал: — Дело Григория Лернера. Кстати, я с ним лично встречался, он ко мне приходил. Вот пишут, что он замешан в хищении свыше двухсот миллионов долларов у Промстройбанка, Мосстройбанка, Межрегионального банка, Мострансбанка и Нефтяного банка. Одни говорят, что это так, другие отрицают факт хищения.

— Я слышал, что кредитные отношения в самих банках тоже сильно криминализированы. Известны случаи, когда какой-либо банкир выдает левые кредиты, то есть не ставит в известность своих учредителей, а поскольку выдает кредиты, не оформив соответствующие документы, то неожиданно исчезает. Потом его просто-напросто убирают.

Леня с пониманием закивал и как бы резюмировал:

— Все денежные средства, которые находятся под опекой криминальных структур, тщательно охраняются, на них практически посягательств не бывает. Вспомните дело подольской «Властилины». Я лично помню, что когда в Подольск возили чемоданами деньги, то ни одного случая нападения не произошло. А почему? Да потому, что люди прекрасно понимали, что «Властилина» находится под охраной криминальных структур, и никому даже в голову не приходило попытаться отнять эти деньги.

— Правда ли, что в банках находится в обороте большая часть криминальных денег, то есть нажитых криминальным путем?

Мне показалось, что вопрос был неожиданным для моего собеседника. Он немного подумал и сказал:

— Я бы не совсем согласился с такой постановкой вопроса. Вы сами говорили, что в Уголовном кодексе не существует никакого наказания за предоставление «крыши». Те, кто выступает в роли «крыши», получают за услуги десять — двадцать процентов. Эти вот деньги всех «крыш» потом и оказываются в обороте. А говорить, что они криминальные, я бы не решился. Да и в начале 90-х коммерсанты же сами искали себе «крышу» и фактически платили ей за работу…

— Леня, по-моему, когда ты ушел в бизнес, в криминальном мире и вокруг него произошли изменения. Примерно с середины 90-х годов государство уяснило для себя что организованная преступность существует. И появились разные указы на предмет борьбы с ней и их исполнители — спецслужбы: РУОП, СОБР, ОМОН, ФАПСИ, налоговые полиция и инспекция и другие организации. Поэтому сейчас по ряду причин — трудно сказать, по каким именно, — но многие коммерсанты стали выбирать в качестве «крыш» эти вот спецслужбы. Те, кто занимается торговлей на рынках, в палатках, обычно обращаются в районные отделения милиции, другие — в РУОП, в службу по экономическим преступлениям. Есть даже «крыши» из ФАПСИ…

Я, кажется, ничем не удивил Леню, он меня спокойно дослушал и тоже поделился любопытной информацией:

— У меня тоже недавно был такой случай, когда мы разбирались с должником по кредиту. Приехали на стрелку, и можете себе представить, что с другой стороны была «крыша» из Министерства по чрезвычайным ситуациям. Мы просто обалдели… Так что я вот как скажу: у нас существует не организованная преступность, а криминальный бизнес… И в нем участвуют все: коммерсанты, бандиты, представители спецслужб, милиция, суды, прокуратура и вы, адвокаты. — И Леня с улыбкой посмотрел на меня. — Все мы в одном котле варимся. Просто у каждого из нас свои проблемы…

Трудно было не согласиться с моим собеседником. А вся суть, вся горькая правда в том, что главный участник криминального бизнеса — само наше с вами государство…

Как братва в Москву съезжалась

Где-то в начале 90-х годов в Москву стали приезжать бригады из других городов России. Встала серьезная проблема сфер влияния и их раздела и передела. Мне хотелось услышать, что на этот счет думает Леня.

— Как у вас складывались отношения с приезжими, иногородними группировками? Какие из них первыми появились в столице?

— Вообще, с ними были большие проблемы. Среди первых бригад из других городов, наверное, можно назвать липецких, красноярских, архангельских, курганских, новокузнецких и казанских. Первая встреча у нас была как раз с казанскими.

Они объявились в Москве еще в середине 90-х годов, когда мы пока не трясли коммерсантов. Тогда мы впервые услышали, что казанские приезжают в Москву и учат москвичей русской идее. Они отлавливали панков, различных стиляг и избивали их. Попозже люберецкие ребята тоже стали приезжать в Москву с такими же намерениями. Но когда от уличных забав братва перешла на экономику, казанские тоже изменили поведение. Мы работали на одного из коммерсантов и на стрелке встретились с казанскими ребятами.

Возглавлял их Артур Кжежевич. Он был из спортсменов, увлекался боксом. После того как стрелка мирно закончилась, Артур предложил мне встретиться в ресторане.

Фешенебельный ресторан находился на Новом Арбате. В то время там выступал балет, варьете. Приехал я с ребятами, Артур уже в зале сидит. Поляна накрыта, ждет нас. Мы подсели, начали разговор. А сводился он к тому, что, мол, брат, мы общие с тобой интересы имеем: что Казань, что Люберцы, одинаковая идея. Москвичей надо потеснить, они зажрались. Давай, мол, объединимся, и нам по силе равных не будет. Вот такая у него идея была. Но я ему объяснил, что надо мной есть вышестоящие и без них я этого не решаю. Артур уточнил, что над ним тоже есть старшие. Говорит, давай с тобой решим вопрос, а потом и на старших выйдем.

Встреча закончилась ничем, но я заметил, что казанские вели себя спокойно в ресторане, как хозяева. Да и пацаны из его бригады приставали к девушкам из варьете, давали указания халдеям. Все это мне не понравилось. Мы расстались.

Прошло некоторое время, и как-то на заправке я встретился с братвой Артура, спросил про него. Сказали, что он перебрался в Питер, имел там серьезные дела, но вскоре угодил в зону за вымогательство.

У Лени как-то резко изменилось настроение, он зашагал по кабинету. Видимо, с приезжими у него были серьезные проблемы.

— И все-таки, как ты сам думаешь, почему они стали приезжать в Москву?

— Мне кажется, они себя исчерпали в своих городах. Как бы там ни было, а провинциальные городки маленькие, у них нет тех возможностей, что в Москве. Это первое. Второе, у многих, с кем я встречался, возникли серьезные проблемы. Дело в том, что подрастала молодежь, а она постепенно вытесняла тех, у кого уже были какие-то прочные позиции. Вот и вынужденно уезжали в Москву в поисках счастья. Но в столице они никакой погоды не делали, в основном пытались найти своих земляков, которые занимались бизнесом, и предлагали им «крыши». Но постепенно зона их интересов стала расширяться, они начали выходить и на московских коммерсантов, пытались отнимать у московской братвы лакомые кусочки. В этом отношении отличилась группировка из Новокузнецка. Мы забили с ними стрелку, встретились на пустыре. Приезжаем. Смотрим: стоит, съежившись, какой-то хмырь, невысокого роста, плохо одет. Мы посмеялись над ним. А он говорит: «Ну что, псы поганые, перестреляю я вас всех!» И дал знак рукой. Тут же подъехала грязная «девятка», стекла тонированные опустились, и мы увидели, что оттуда торчат дула автоматов. Из-за кустов тоже вышли пацаны с автоматами. Мы сразу поняли, что имеем дело с беспредельщиками, отморозками, как мы их называли. Не лезть же под пули! Мы повернулись и ушли, матеря их.

Это была банда Лабоцкого, говорили, что ее всю повязали. Вот тогда, по-моему, когда в криминальный бизнес пришла братва из других городов, когда пришли звери ^[1]и чехи^[2], наши стрелки превратились в серьезные разборки. Вот тогда мы решали вопросы с помощью силы.

— Я понимаю, у них появились претензии на передел сфер влияния, а решить этот вопрос мирно не было возможности. Поэтому вы стали вооружаться? Как вам это удалось?

— Да, и старались вооружаться за счет клиентов, коммерсантов. Приходим к клиенту и говорим: «У тебя возникли проблемы, на тебя „наехала“ такая-то группировка. Давай деньги на войну». Коммерсант выкладывает деньги. Покупали стволы обычно у военных, со складов, или же ездили специально в Тулу. Там все можно купить. И стали возить с собой уже автоматы, пистолеты, гранаты. Чуть позже появились и взрывные устройства.

— У вас вроде и мода на оружие была?

Леня улыбнулся:

— Точняк. Была мода на стволы, были и заморочки с ними. Вначале по бедности в моду вошли «ПМ» — пистолет Макарова — и «ТТ», все китайского производства. Но потом, со временем, когда мы немножко разбогатели, стали покупать импортный товар. Молодые были и хотели посостязаться, у кого волына^[3] круче. Например, мне тогда привезли «смит-и-вессон», пять тысяч долларов стоил. У многих серьезных авторитетов чем ствол круче и дороже, тем, значит, престижней. Я не раз слышал от братвы, как руоповцы, омоновцы подкладывают серьезному авторитету какой-нибудь наган 1913 года выпуска, а он им и говорит: «Что вы мне такую помойку подложили? Могли бы и пошикарней что-нибудь найти. Я с такой ерундой не езжу».

— Да, — согласно кивнул я, — было такое, когда опера по бедности подкладывали в основном всякое старье. Кстати, потом экспертиза не признавала их ни как боеприпасы, ни как боевое оружие.

— С ментами, с операми всякое, конечно, бывает, — сказал Леня. — Руоповцы, собровцы активно действуют. Они когда появились, то моментально братву вычислили, засняли. Привезут, скажем, к себе на Шаболовку, сфотографируют, пальчики прокатают, побеседуют, запишут в трубу^[4] и отпустят — до следующего раза, то есть гуляй, парень, пока не попадешься. Много они нам проблем устроили. Но мы с пониманием относились к ним. Такая у них работа. Поэтому мы вели себя на задержании обычно вполне спокойно. Хотя, конечно, бывали случаи, когда, как говорится, бычарились. И тогда руоповцы и собровцы действовали жестко. Знаете, у нас среди братвы такой анекдот про них ходит. Собрались как-то два авторитета и вор в законе посидеть, поговорить за бутылочкой. Один авторитет спрашивает другого: «Какая твоя мечта?» Тот говорит: «Какая мечта? Хочу, чтобы коттедж был в ближнем Подмосковье, вилла за границей, „шестисотый“ „Мерседес“ и много-много девчонок». Первый говорит: «А я хочу два коттеджа в Подмосковье, две виллы в Испании, два „Мерседеса“ и девчонок в два раза больше». А вор в законе говорит: «Хочу, чтобы коттедж был в Подмосковье, чтобы было много-много в нем СОБРа, ОМОНа, РУОПа, чтобы автомат к уху прижали и спросили: „Это Садовая, 13?“ А я бы им отвечал: „Это Садовая, 14“.» Вот и анекдот я вам про нас рассказал…

Примечания

1

Зверь — кавказец (жарг.).

2

Чех — чеченец (жарг.).

3

Волына — пистолет (жарг.).

4

Труба — телекамера (жарг.).