Капитаны в законе

Валерий Елманов, 2018

Два российских капитана полиции, угодившие в XIV век, попали на службу к тверскому князю Михаилу Ярославину. И оказались в самой гуще борьбы Москвы с Тверью за великое княжение. Московский князь Юрий Данилович в борьбе за власть не гнушается ничем, включая любую подлость. Против таких методов справедливость и правда бессильны. К тому же на стороне Юрия – хан Орды Узбек. Михаилу Ярославичу грозит смертная казнь. И тогда вступают в игру капитаны. Задача непроста: выручить своего князя, скомпрометировать Юрия и устроить первый крупномасштабный разгром Орды. Они знают – в случае неудачи не сносить им голов. Однако операм не привыкать ходить по лезвию ножа. К тому же риск – благородное дело. Особенно если он – ради благородного дела…

Глава 5

Идея с хвостищем

Соленые грибочки, поданные Заряницей на ужин в числе прочих блюд, оказались выше всяких похвал. Остальное тоже. Впрочем, как и всегда. С трудом пропихивая в себя последний кусок копченой буженинки — не оставлять же такую вкуснятину в тарелке — Сангре довольно откинулся на стуле и, ласково погладив заметно увеличившийся живот, по счастью, спустя час пока еще принимавший обычные размеры, заявил:

— Если и дальше в таких количествах лопать, я скоро только боком в дверь пролезу. А может и нет. И выходов вижу два. Первый: сесть на диету и второй — расширить дверной проем. Учитывая неимоверную вкуснотищу блюд нашей дорогой домоправительницы (та моментально зарделась от смущения) на днях придется заняться дверным косяком. Причем поручить его переоборудование нашему дорогому Горыне. Это, конечно, не матрешка, но судя по его вчерашним бодрым обещаниям, даденным князю, я полагаю, он таки справится. Как думаешь, Заряница?

Девушка, не всегда понимающая витиеватый юмор Петра, и на сей раз подошла к его шутливому вопросу вполне серьезно, принявшись взахлеб рассказывать, каким бодрячком выглядит ее братец после встречи с Михаилом Ярославичем. Эвон, даже новую солонку-куколку успел вырезать, хотя взялся за нее лишь нынче утром. Да какая красивая получилась, прямо на загляденье.

И в качестве наглядного доказательства, торопливо метнувшись наверх, вынесла новую, пахнущую свежей древесиной липовую фигурку, полую внутри.

Сангре задумчиво повертел ее в руках и внезапно подметил существенное отличие от предыдущей. Если у той были обычные стандартные черты лица, то нынешняя…

— Я конечно могу ошибиться, но сдается, это уже не матрешка, — констатировал он. — Ну-ка, старина, взгляни на нее и скажи мне, как художник художнику, на кого она похожа, — и он пододвинул ее Улану.

Тот внимательно рассмотрел фигурку и улыбнулся, передав обратно Петру:

— А чего смотреть. Сразу видно — копия сестрицы.

— Да ну! — не поверила девушка, выхватила из рук Сангре будущую солонку и, нахмурившись, уставилась на нее. — Взаправду схоже, — удивленно протянула она.

— Потому и красивая получилась, — улыбнулся Буланов.

— Скажете тоже, Улан Тимофеевич, — вспыхнула Заряница и щеки ее зарделись нежным розовым румянцем. — Нешто я…

— И не спорь, — наставительно сказал Сангре. — Тебе бы еще лапти на шпильках и мини-сарафан с декольте поглубже, вообще бы цены не было.

Цвет щек у девушки мгновенно сменился с розового на пунцово-красный. Хотя она вновь толком не поняла слов Петра, но по тону догадалась — это похвала. Окончательно засмущавшись и торопливо пробормотав, что брат не покормлен, Заряница опрометью ринулась к лестнице.

— А ведь это знак, — продолжая крутить в руках матрешку, неожиданно выдал Сангре. — И добрый знак.

— К чему?

— К началу внедрения моей идеи в жизнь.

— Кстати, ты так до сих пор и не рассказал мне, в чем она заключается, — напомнил Улан.

— Мне уйти? — обреченно осведомилась Изабелла.

Буланов жалобно посмотрел на друга.

— Да нет, — вздохнул тот. — Согласно моим расчетам в будущей комбинации придется задействовать всех, в том числе и… — не договорив, он выразительно покосился на испанку.

Та благодарно улыбнулась в ответ.

— А не опасно? — нахмурился Улан.

— Ерунда, — отмахнулся Сангре. — Но вначале повторюсь. Итак, нашему князя предъявят в Орде три главных обвинения: зажуленные гривны, усопшую сестру Узбека и обиду, нанесенную ханскому послу. Так? А теперь, Уланчик, выдай мне какая, на твой взгляд, из трех предъяв станет решающей в вынесении смертного приговора.

Буланов задумчиво взял в руки оставленную Заряницей на столе матрешку и принялся рассуждать. Как всегда, его логика выглядела безупречно, ибо каждое предположение он неизменно подкреплял фактом. Говорил неторопливо, рассудительно, но лаконично, и через пяток минут подвел итог: главной остается смерть сестры Узбека. Но сделав сей вывод он внезапно помрачнел и угрюмо проворчал:

— А мы с тобой расследование ее гибели… — не договорив, он умолк.

— Не будем о грустном, — ободряюще заявил Сангре. — Оно в прошлом, а шагать по жизни с повернутой назад головой чертовски неудобно, но главное — не видишь кочек впереди, а потому недолго споткнуться. Я ведь к чему попросил тебя выдать сей расклад. Хотел окончательно убедиться в том, правильное ли я направление выбрал. Получается, самое то. Плевал ордынский хан на зажуленные гроши, и что его послу по сопатке настучали — тоже терпимо. А вот когда речь о личном зашла — его задело и самолюбие взыграло не на шутку. Отсюда вывод: наш контрудар должен касаться исключительно личного. То есть требуется как следует ухватить за вымя несоразмерно раздутое самолюбие Узбека, и выжать из нее всю желчь пополам с дерьмом, предварительно направив соски в сторону Юрия Даниловича.

Буланов укоризненно кашлянул, выразительно посмотрев в сторону слегка покрасневшей Изабеллы.

— Ты бы того, выбирал выражения, — попенял он другу. — К тому же из вымени обычно молоко выжимают, если уж на то пошло.

— Я уже привыкла, — кротко заметила испанка.

— Видишь, она привыкла. А что до молока, то оно у коровы, потому как та — очень полезное домашнее животное. А из вымени ордынского хана может вылезти… — Петр покосился на испанку и сформулировал помягче, — исключительно соответствующий его гнусной сущности продукт. Но хватит о фекалиях и перейдем к сути. — И он неожиданно замолчал, потирая переносицу.

Воцарилась тишина. Оба ждали продолжения, а оно никак не наступало. Наконец Сангре крякнул и заявил:

— Нет, робяты, так я излагать не могу. Мне нужон простор.

С этими словами он вскочил со стула и принялся расхаживать по комнате, на ходу излагая историю зарождения своей «гениальной» идеи.

Впервые она забрезжила в его голове во время княжеского визита, когда он смотрел на наградную гривну на груди Кириллы Силыча и изображенный на ней портрет Михаила Ярославича. Но это были пока лишь неясные туманные очертания, не более. Зато когда он бросил случайный взгляд на матрешку, вырезанную Горыней, туман стал сгущаться, обретая форму.

Утром к нему подошла собравшаяся на торжище Заряница и, немного смущаясь, впрочем, как и обычно в таких случаях, попросила немного серебра. Петр полез в шкатулку, небрежно зачерпнул горсть серебряных монет и высыпал ей в ладони. Однако девушка, немного полюбовавшись ими, неожиданно протянула пять штук обратно, попросив заменить.

— Ты бы лучше новгородские гривенки дал, а эти побереги — уж больно баские^[6], жалко, — простодушно пояснила она причину.

Сангре недоуменно посмотрел на них, хотел бросить в шкатулку, но так и застыл, продолжая держать в открытой ладони, ибо в этот самый миг идея окончательно созрела и выпрыгнула наружу. Но он честно и добросовестно продержался до вечера, предвкушая час своего торжества.

— А теперь смотрите внимательно, — произнес он, извлек из кармана десяток монет и выложил их на стол. — Что мы видим?

— Обыкновенные деньги из разных стран, — и Улан недоуменно пожал плечами, ожидая продолжения.

— А поконкретнее?

Улан пожал плечами, но слово взяла Изабелла.

— Эта французская, турский грош, ее еще называют турнозой, — она отложила в сторону монету с крестом и потянулась за другой. — Пражский грош, — последовал вскоре уверенный вердикт. — С краю лежит английский гроут. Остальные чеканены в итальянских городах. Этот, с Христом, самый первый дукат, пока серебряный. Тогда еще Сицилийское королевство герцогством было.

— Ты так хорошо разбираешься в истории монет? — удивился Сангре.

— Да нет, — пожала она плечами. — Просто надпись латинскую прочла. Sit tibi Christe datus, quern tu regis iste ducatus. Это герцогство, коим ты правишь, тебе, Христос, посвящается, — процитировала она, пояснив: — Думаю, от последнего слова и пошло название самой монеты, ну а последняя…

Она прищурилась, вглядываясь в причудливую загадочную вязь на самой маленькой монетке, и через минуту неуверенно произнесла:

— Хуллиде мулькуху — да будет вечно его правление. Это по-арабски. Скорее всего, ее изготовили в Орде, я во Владимире-Волынском видела похожие. Но имя стерто, и кто ее выпускал — непонятно.

— И зачем нам сей загадочный экскурс? — осведомился Улан.

— Для наглядной демонстрации, — пояснил Петр. — А теперь итог. Во всех странах-государствах чеканят свои монеты, включая какие-то паршивенькие герцогства. Даже отдельно взятые города зачуханной европы от них не отстают. Да что о них говорить, коль дикая кочевая Орда, согласно утверждению нашего многоуважаемого эксперта, ухитрилась наладить в неком задрипанном чуме их выпуск. А у нас на Руси собственных монет до сих пор не имеется.

— Почему же, — возразила Изабелла. — В том сундучке, что я передала в качестве первого взноса за своего кузена, было несколько сребреников правителей Руси. Кажется, одного из них звали Владимиром. Да, точно. Я даже надписи помню: «Владимир, а се его сребро». И другую: «Владимир на столе». И насколько я помню, выглядели они ничуть не хуже этих, — кивнула она на лежащие монеты, — а может, и лучше.

— Владимир, а се его сребро, — просиял Петр. — Так-так. А еще он на столе, проказник! Ну что ж, теперь я точно могу сказать, что лед тронулся, господа присяжные заседатели, лед тронулся! — и он вновь забегал по комнате, старательно потирая переносицу.

— Какой лед? — изумилась Изабелла. — Май на дворе.

— Ну да, — согласился Сангре, не останавливаясь и продолжая блуждать из угла в угол. — Этот май-чародей, этот май-озорник.

Улан было подпер кулаком подбородок, настроившись на долгое ожидание, но Петр внезапно остановился и сказал:

— А теперь суть. Вопреки обыкновению, буду краток: мы изготавливаем монеты. Разумеется, тайно. Весом, ну-у скажем в одну десятую гривны, чтоб получилась не очень тяжелая, граммов двадцать. И назовем ее…

— Гривенник, — подсказал Улан. — Я слышал, была раньше такая.

— Точно, — согласился Петр. — И изобразим на них князя на коне, с копьем в руке, пронзающего змея.

— Вообще-то такое больше подходит москвичам, — возразил Улан. — Это ж у них князя Юрием звать, то бишь Георгием, а Твери больше подойдет изображение Михаила-архангела.

— Никакого Михаила! — забраковал его предложение Сангре. — Только Юрий, ибо именно его мы этой монетой и подставим. Дело в том, что на лбу у змея будет красоваться полумесяц, а Георгию-победоносцу во вторую свободную руку вложим крест.

— То есть христианство в его лице протыкает всех мусульман как подлую гадюку? — мгновенно сообразил Улан.

— Правильно, Ватсон. Узбек у себя в Орде как раз пинками загоняет весь народ в ислам и мимо наглого издевательства над новой верой пройти не должен. Но на всякий случай, чтоб точно задеть хана за живое и трепещущее, на обороте изобразим все того же князя, гордо восседающего на своем троне, в короне с крестом по центру. А перед ним на коленях хан Узбек в чалме, склоненный мордой к княжеским сапогам. Само собой, на чалме разместим полумесяц. Ну и надписи соответствующие. Вверху название монеты: «гривенник», а внизу «Се Юрий Данилович, великий князь всея Руси». А там, где он на лошадке, попроще: «Юрий, а се его сребро». Или нет, посмачнее: «Святой Георгий, помоги одолеть поганых».

— А потом с ними в Орду? И ты полагаешь, Узбек или его советники проглотят такую нахальную подставу? — скептически заметил Улан.

— Если действовать напрямую, конечно, догадается! — фыркнул Петр. — Что он, совсем дурак? На хитрое седалище Узбека нужен не простой болт, а с резьбой. Поэтому две наших дамы выедут с новыми денежками и под надежной охраной в Москву. Для начала Изабелла, владеющая иностранными языками, пройдется по тамошнему торжищу, прицениваясь к товарам, но преимущественно заводя разговоры с купцами-иноземцами и выясняя их дальнейшие планы. Задача: установить, кто именно почти распродал товары и в ближайшее время поедет обратно, причем с заездом в Орду. Ее будет сопровождать загримированный Яцко с повязкой на одном глазу. На следующий день эстафету примет Заряница. Яцко — но уже в своем натуральном виде — будет незаметно показывать ей, у кого покупать, и она, представившись, — он почесал затылок, нетерпеливо прищелкнул пальцами и просиял, — мамкой или нянькой княжны Софьи Юрьевны, то бишь дочки московского князя, станет приобретать товары, расплачиваясь исключительно новенькими монетами. Задача: промотать ну-у, скажем, двести, триста, а лучше пятьсот наших гривенников. Кстати, на местных купцов и даже на простых людей, ну-у, там при покупке провизии на дорогу, тоже надо истратить не меньше сотни, чтоб денежки и после нас по Москве гуляли.

— А коль спросят, где взяла?

— Ответит. А если не спросят, сама должна обмолвиться, что княжна, пользуясь отсутствием своего батюшки, стянула их из его шкатулки. Ну и похвалить, вот мол, какая бедовая растет.

— Не пойдет, — после недолгого раздумья забраковал Буланов. — Опасно очень. А если ее и Изабеллу княжьи слуги прихватят?

— Не успеют, — отрезал Сангре. — Изабелла вообще исчезнет из Москвы поутру, то бишь до начала закупок. А касаемо Заряницы… Она станет разбрасываться грошами ровно полдня — с утра и до обеда, а потом тоже фьють, и исчезла.

— Все равно надо разработать подстраховку.

— Само собой. Мы ж и сами там будем — как же без руководителя и организатора. Светиться особо не станем, но если что — выскочим как двое из ларца, неодинаковых с лица, и… Ну ты понял.

— Так бы и сказал, — облегченно вздохнул Улан. — Хотя риск по любому имеется. Сам подумай. Слух о новых монетах пойдет по Москве сразу, в тот же день.

— Но среди простого люда, — уточнил Петр. — А народ в политике ни ухом, ни рылом, а потому станет не удивляться, а восхищаться. Вот, мол, князь у нас какой смелый, ничего не боится! Как он лихо этих поганых басурман! А пока монеты дойдут до бояр, не говоря про княжеский терем, да те спохватятся, пройдет минимум день, а то и два-три. Кроме того, можно и при выезде следы запутать. Но это все на крайняк. Не должны они так быстро организовать розыск. И плана перехвата у них нет.

Улан взял со стола и взвесил в руке одну монету, другую, третью…

— Не очень тяжелая, говоришь, — задумчиво протянул он. — Не сразу обратят внимание… А я сомневаюсь. Тут все монеты от силы граммов по пять, если не меньше, а наши гривенники — двадцать. Значит, их придется делать либо гораздо толще, либо больше по диаметру, и оно сразу бросится купцам в глаза. Делай выводы…

Сангре потер переносицу в поисках выхода и предложил:

— Тогда уменьшаем вес вчетверо, чтоб они сходились по габаритам.

— Получается одна сороковая часть гривны, и название надо менять, — предупредил Улан.

— Подумаешь! Кликуху слабать — пара пустяков, — отмахнулся Петр.

— Что сделать? — растерянно переспросила Изабелла.

— Название придумать, — пояснил Буланов, укоризненно покачав головой. Мол, думай, что при ком говоришь. Но Петр, не обращая на это ни малейшего внимания, торжествующе заявил:

— Уже откопал! Раз сороковая, так и обзовем ее сорокой.

— Ну хорошо, с габаритами решили, а как быть с Юрием? Надо ж не просто написать его имя, но и самого изобразить, чтоб был похож.

Сангре вместо ответа небрежно пододвинул поближе к Улану новую матрешку.

— Как тебе мастер? Годится? — с торжествующей ухмылкой осведомился он. — Я первоначально мыслил другого человечка задействовать, который чекан для печатей на наших грамотах смастерил, где Михаил Ярославич во всей красе сделан. Но Горыня еще лучше. Получается, в своем кругу, келейно.

— Но это он Заряницу, сестру изобразил, а она постоянно перед его глазами. Юрия же он… — подала голос Изабелла.

— Видел, — бесцеремонно оборвал ее Петр. — В битве под Бортневом тот самолично московскую конную рать на полк тверских пешцев повел. И скакал впереди всех, разве что не с копьем, а с мечом в руке, но это детали. Горыня мне о том в ту ночь рассказал, когда я тебя выручать собрался и во флигельке ихнем отсиживался. Судя по его рассказу, сам князь где-то в двадцати саженях левее от него был, схлестнуться не получилось, но когда тот еще скакал на них, он очень хорошо запомнил его лицо и прочее.

— Полгода с того времени прошло — мог и забыть, — не унималась испанка.

— Для того я сегодня перед ужином к нему и заглянул, — пояснил Сангре. — Мол, как? А он ответил, что у него и посейчас перед очами, как битва, так и княжеский лик. Да и не надо нам фотографического сходства, рожа как рожа. Главное, чтоб там какая-нибудь специфическая деталька присутствовала, а она имеется — рыжие кудри, развевающиеся на ветру.

— Да какие там кудри, — пренебрежительно отмахнулся Улан. — Я его тоже помню: сосульки сплошные.

— А ты поскитайся по лесам пару-тройку суток как собака, от погони спасаясь, и твой причесон в сосульку превратится, — парировал Петр, но, покосившись на коротко стриженого друга, поправился: — А впрочем, твоим волосам это не грозит. Да и моим тоже.

И действительно, хотя они и не оболванивались так коротко, как многие в эти времена на Руси, чуть ли не под бокс, но и не забывали подстригаться, помня о полицейском прошлом. Да и бородки с усами периодически подравнивали.

— Хорошо, с Юрием ясно. А как быть с лицом Узбека? — вновь подала голос Изабелла.

— А никак, — беззаботно пожал плечами Сангре. — Главное, нарядные одежды и чалма с полумесяцем, а его морду мы развернем в профиль, и тогда особого сходства не потребуется. Достаточно короткой бороденки — есть она у него, я узнавал, и шнобеля с легкой горбинкой, да еще перстня с крупным камнем на левой руке. О нем мне Кирилла Силыч как-то рассказал. Дескать, хан с ним никогда не расстается. Ах да, этой же рукой с перстнем он будет протягивать к ногам князя свой символ власти — девятихвостый бунчук.

— И что по твоему плану следует дальше? — осведомился Улан.

— Финал. Согласно моему раскладу, Михаил Ярославич под предлогом, что у него кончились привезенные гривны, пойдет их занимать, разумеется, у купца, с которым ранее дамы расплатились нашими монетками. Ну и прямо на месте, в его чуме, станет их осматривать. Мол, не фальшивые ли, а, обнаружив сороки, поднимет шухер до небес.

— Что поднимет? — переспросила Изабелла.

— Шум-гам, — нашелся Петр, но в ответ на очередной укоризненный взгляд друга, буркнул: — И что мне теперь в присутствии нашего судмедэксперта: ни вздохнуть, ни… гм… кашлянуть?! Ты бы лучше потихоньку доводил до нее специфику воровского жаргона, и сразу стало проще бы вести гламурные разговоры в наших изящных кулуарах.

— Перебьешься, — проворчал Улан. — Лучше скажи, а если твои сороки у купца не обнаружатся? К примеру, тот, обнаружив такое богохульство…

— Если точнее, то аллахохульство, — поправил Сангре.

— Неважно. Так вот, если он сам ранее, разглядев монеты, возьмет и переплавит их от греха подальше, либо расплющит, либо кому-нибудь перепродаст или, на худой конец, попросту спрячет в потайное место.

— А страховка для чего? У этого не найдется, ко второму пойдем, — невозмутимо пожал плечами Петр. — Мы ж не меньше десятка человек нашими сороками нашпигуем.

— А если они все сообразят? Небось не слепые, и головы работают будь здоров. Тупых купцов вообще не бывает.

— Именно потому надо всучить их не просто иноземцам, собирающимся в Орду, но тем, кому аллах с его исламом и Магометкой по барабану, чтоб у них и мысли про кощунство не возникало. То есть нужно прояснить вероисповедание купцов до покупки, во время предварительного сбора данных, и отобрать евреев, буддистов, даосистов и… прочих систов. Хотя нет, — подумав, сделал он оговорку. — Паре-тройке мусульман все равно их впарим.

— Зачем?

— Сам говорил, что в эти времена, в связи с отсутствием дипломатов, каждый второй купец, как правило, лазутчик, а каждый первый — стукач. Вот пускай и первый и второй одновременно заложат Юрия со всеми потрохами в надежде на ханскую награду за бдительность. Кстати, для нас сей вариант еще выгоднее, поскольку Ярославич вообще остается не при делах. — Он перевел дыхание и нетерпеливо поинтересовался: — Ну? И когда ты начнешь тыкать меня мордой в мои промахи? Долго мне дожидаться очередного суда Линча?

— Ты и впрямь изменился, — медленно произнес Улан. — Еще год назад, уверен, ты оставил бы столько огрехов, что ой-ей-ей. И там не предусмотрел, и здесь недоглядел, и то упустил. Сейчас же ты влет нашел ответы и я… — Он обескуражено поднял вверх руки. — Сдаюсь.

— И я преклоняюсь перед мудростью дона Педро. Браво, брависсимо, кабальеро, — присоединилась к нему Изабелла.

Сангре восторженно присвистнул и шутливо выпятил вперед грудь.

— Ай да Петруха, ай да сукин сын! — завопил он, но едва угомонившись, с коварной ухмылкой заявил: — А я, кстати, еще одну подстраховочку придумал. На всякий случай. Считайте, что это своего рода небольшой хвостик моей предыдущей идеи. Вдруг, по закону подлости, и правда ни у одного из купцов-буддистов наших монет не найдется, а мусульмане побояться сдавать князя, опасаясь навлечь ханский гнев и на себя. Возможно же такое, верно?

— Вообще-то да, — согласился Буланов. — Вероятность невелика, но имеется.

— Во-от, — протянул Сангре. — А тут хвостик и вильнет, подсказывая, где собака порылась. Только вначале скажи мне, после того как Михаила убьют, Узбек не пошлет на Тверь татарские тумены?

Изабелла уставилась на Улана.

— Снова вещий сон? — перешла она от волнения на шепот.

Буланов тяжко вздохнул, но Петр ответил за него, торопливо пояснив не в меру любознательной испанке:

— Нет, это была концовка того самого сна, где он увидел гибель тверского князя.

Улан кивком головы подтвердил слова друга и буркнул:

— Не пошлет.

— Отлично, — возликовал Петр. — Тогда дело в шляпе. Я, правда, не все детали продумал до конца, но в целом суть такова. Наш Кирилла Силыч или неважно кто из тверских бояр, отправившись вместе с моими молодцами в южные леса для изничтожения разбойничьей шайки, совершенно случайно перехватит тайного гонца, везущего секретное письмо от литовского кунигаса. Догадайся с трех раз: кому именно он его адресует?

— Ну ты и… — восторженно прошептал Улан, мгновенно уловив суть подстраховочки.

— Правильно, — согласился Петр, — московскому князю! Причем не простое письмо, но якобы ответ на послание Юрия Даниловича, чтобы нам не подставлять самого Гедимина. Содержание текста я тоже в общих чертах продумал…

Сангре прошелся еще разок по комнате, остановился посредине и молча уставился на друга.

— Ну же, не тяни! — поторопил его Улан.

— А говориться в нем будет следующее, — принялся неторопливо рассказывать Петр, смакуя сладостные мгновения абсолютного триумфа. — Первым делом Гедимин ответит на просьбу Юрия отдать ему в жены одну из своих дочерей. Мол, я тебе отказывать не собираюсь, но не слишком ли ты торопишься? Ведь недавно свою предыдущую жену похоронил, так выжди хотя бы несколько месяцев ради приличия.

— Да уж, — протянул Улан. — Для хана это такая пощечина…

— Скорее, апперкот, — невозмутимо поправил Сангре. — А далее второй смачный плевок в рожу Узбека. Дескать, ты сообщаешь, что хан ныне на Литву серчает, а потому лучше объединиться загодя. За упреждение благодарствую, но ты ж сам мне писал, сколь непостоянен Узбек и вечно мечется из стороны в сторону. Стало быть, его обида, может статься, скоро пройдет сама по себе. А вот слова твои, что ордынский хан тупоумен и одолеть его легко, неверны. Силы у него огромные. Так что в тайный союз с тобой против Орды я вступать воздержусь, ибо не ведаю, сколь крепка твоя дружина.

Давай лучше поначалу сходим вместе в поход на Тевтонский орден, пощиплем крестоносцев и ты мне на деле покажешь, чего стоят твои молодцы, коих ты столь горячо расхваливал в своей грамотке. Ежели увижу, что они и впрямь хороши, тогда и поглядим.

— А не получится, что Узбек, озлившись, поведет татар на Русь, пускай и на Москву? — задумчиво осведомился Буланов. — Князь, конечно, подлец, но и сознавать, что мы сами стали причиной очередного…

— Стоп! — остановил его Сангре. — Я и об этом подумал, почему предварительно и спросил тебя насчет Твери. Ты ответил, что никакого похода не было. Получается, Узбек, убив тверского князя, тем самым полностью удовлетворил свое самолюбие и к его княжеству никаких претензий предъявлять не стал. Но ведь и тут возникает точно такая же ситуация, в смысле, исключительно личные разборки. Следовательно, в ответе один Юрий Данилыч, а он под боком, бери его за кукан и на цугундер.

— За что бери и куда? — переспросила Изабелла.

— Значит так, Уланчик, — прошипел Сангре, недовольный тем, что его перебили не по делу. — Если ты в срочном порядке не возьмешься за обогащение словарного запаса нашего судмедэксперта, этим займусь я со всеми вытекающими отсюда последствиями. Тебе перечислить, чему я ее научу?

— Я сам, — торопливо сказал Буланов.

— То-то. И тогда я заканчиваю, причем на мажорной ноте, предлагая присутствующим на краткий миг представить, как элегантно и точно эта грамотка-ответ совпадет с нашими сороками. Более того, вполне достаточно и ее одной, в случае если по каким-либо причинам монетки не сработают.

— Да уж, — согласился Улан. — За глаза хватит, — и с усмешкой поинтересовался: — А тебе Юрия Даниловича совсем-совсем не жалко?

— Понимаешь, — вздохнул Петр, — с одной стороны московский князь тоже тварь божья, но припомнив твой же рассказ, как он торговал мертвым телом своего врага, прихожу к непреложному выводу, что он таки просто тварь. Без всяких прилагательных. Или ты не согласен?

— Полностью, — твердо ответил его друг. — Ну а если Гедимин от всего откажется и обнаружится, что эта грамотка — всего-навсего подделка. Тогда подозрение сразу падет на Михаила, ибо…

— Не получится, — перебил Сангре. — В таких вещах рисковать нельзя и потому все должно быть подлинное: и гонец, и грамотка, и печать литовского князя на ней.

— Да простит меня дон Педро, — вновь вмешалась Изабелла, — но, на мой взгляд, здесь ты погорячился. Неужто ты думаешь, будто литовский князь согласится написать такое? Это ж очень опасно для него самого. А если Узбек в отместку пойдет войной на Литву?

— Вряд ли, милая донья, — покачал головой Петр. — Ведь в своем письме Гедимин и так отказывается вступать в тайный союз против Орды. Да и дочь свою в жены москвичу не отдает. Тогда зачем хану с ним воевать?

— Ну хорошо, а если Юрий станет с пеной у рта кричать о происках врагов, а на самом деле он ничего не писал в Литву? — поинтересовался Улан. — Впридачу выплывет наружу сватовство самих тверичей, если уже не выплыло. И еще одно. Все-таки московский князь — бывший ханский шурин, так что Узбек может ему дать дополнительный шанс оправдаться и потребует от Гедимина предъявить письмо Юрия.

Сангре помрачнел. Такая мысль не приходила ему в голову. Но сегодня был его день — день триумфа и торжества, когда абсолютно все получается и легко решается. В поисках нужного ответа ему не понадобилось даже бродить по комнате и тереть многострадальную переносицу — озарение пришло буквально через секунду.

— В конце того же послания будет написано, — медленно произнес он, наслаждаясь собственной виртуозностью, — что, согласно просьбе Юрия, грамотку его сожгли сразу после прочтения. Более того, соблюдая тайну, Гедимин повелел умертвить и русина, зачитывавшего ее, а потому московский князь может не опасаться, ибо ныне о ней знает лишь сам кунигас. Ну как?

— Вроде бы все сходится, и ты ныне выше всяких похвал, — медленно вынес Улан окончательный вердикт. — Более того, ты впервые на моей памяти поскромничал. На самом деле у тебя получился не хвостик, а целый хвостище. Но по-прежнему остается одно слабое звено — навряд ли литовский князь согласится такое написать. Какой ему смысл?

— Смотря что пообещать взамен, — лукаво улыбнулся Сангре. — Это раз. Ну и смотря кто станет просить его об этой услуге. Это два.

— Михаил Ярославич никогда не…

— Окстись! — перебил Петр. — Понятно, что он никогда. Более того, наш князь, как и в случае с монетами, вообще ничего не должен знать.

— А если не он, то кто же тогда?

Сангре молча расстегнул ворот рубахи и извлек из-за пазухи подвешенный на веревочке и хорошо знакомый Улану подарок великого кунигаса всей Литвы — золотой перстень с крупным сапфиром. Продемонстрировав украшение, он, не говоря ни слова, сунул его обратно за пазуху.

— Мы, как истинные мушкетеры, сами попросим литовского герцога Бекингема изготовить для нас недостающие подвески, — выдал он, неторопливо застегивать пуговки на вороте.

— Но…

Петр покачал головой и твердо произнес:

— Никаких «но». Или у тебя есть вариант с другим посланником?

Помедлив, Улан обескуражено развел руками — иных вариантов и впрямь не имелось.

Примечания

6

Красивые (ст. — слав.).