Звезда

Дмитрий Тыщенко, 2023

Книга повествует о событиях начала 13 века во времена царства Киданий.

Глава 1 ВХОД

Последние годы ночные сны, хану киданей Мунаку, не приносили сладкого забытья, а были прерывистыми и тревожными — всё какие-то далёкие воспоминания, размышления о слухах в народе и посланиях духов гор, степи, и реки Онгю. После полудня сон всегда радовал и поглощал Мунака целиком, и никто не смел приближаться к покоям хана ближе полёта стрелы, до прихода табунов и отар.

В предрассветной мгле вдруг возник шум, издаваемый лошадьми, завыла собака, зафыркали верблюды — Мунак схватил короткое копьё и крикнул страже: «В чём дело, что за шум?». Горный барс встал рядом с любимым хозяином в тревожной позе, поблескивая жёлтыми глазами в свете светильников. «Владыка, большая звезда над горами летит и становится ещё больше»: прокричал снаружи старший стражник Садал. Хан осторожно приподнял полог и просунул наружу копьё, озираясь по сторонам, вышел в темноту. Низко над горами светила чужая звезда, как далёкий костёр в ночи. Небольшой хвост звезды указывал на заход солнца. Стража молча стояла вокруг хана, готовая выполнить приказания. У отдаленных жилищ мелькали огни факелов и тени людей. Хан стоял в тревожном оцепенении — не знал, что сказать и внезапно звезда вспыхнула, как солнце, соприкоснувшись с очень далёкой горой — в горах и предгорье стало светло, землю сотрясло, и раздался оглушительный резкий скрежет. Люди переглянулись и заговорили все разом — в горах догорала звезда… Хан приказал поставить у входа скамью и молча присел на неё, поглаживая встревоженного барса. Все смотрели на него, а рассвет незаметно вступал в свои права.

«После выгона скота, позвать в покои старого Акжила с другими стариками и послать гонцов во все кочевья к старшинам с вестью»: приказал хан. Старшая жена Сауле расставляла еду на низкий стол у входа, но Мунак ей указал на внутрь жилья и сам удалился, прилёг на подушках, крепко задумавшись. Из задумчивого состояния его вывела Сауле и он некоторое время разглядывал её, не понимая, что она хочет… еда, ах да и машинально взял в руку кусок лепёшки. «Неужели мы не выдадим замуж юную Кызле из-за небесного духа»: тихо, со слезами в голосе, сказала она — дочери исполнилось шестнадцать лет и Мунак знал, что она заглядывается на Миркена, сына тысячника. Молодой парень нравился ему, но ещё не получалось ему проявить себя, прославить в народе своё имя. «Я пошлю в соседние стойбища за молодыми воинами — посмотрим на достойных»: сказал он насмешливым громким голосом: «Да и юная она еще — зачем торопиться?». За перегородкой на женской половине послышался лёгкий шорох — это красавица Кызле отреагировала на слова отца — зелёные глаза её увлажнились — «Неужели мать ему ничего не рассказывала»: подумала она. «Какие смотры, она сама пусть скажет о женихе, всех джигитов она видела на скачках последних»: пробормотала жена. «Вы мне надоели с вашими глупостями — что за срочность, а выберет глупого и слабого, что тогда — я сам подберу зятя»: произнёс Мунак — он наслаждался их озабоченностью. Кызле уронила вышивальный прибор и мать удалилась к ней, громко шепча что-то…

Мунак, с застывшей улыбкой на лице, прилёг на подушки — он находился в возбуждённом состоянии — это утренняя звезда вселила в него радостные ожидания. Вот уже несколько лет его тревожили сообщения с холодных земель, где не было сильных правителей, но стало появляться много кочевий на ранее пустующих землях. — Они могли объединиться, и тогда… Лет сорок назад он с братом прошёлся опустошительным набегом по тем землям — золотой добычи не было, но они разрушили, сожгли всё, что попадалось на пути, пригнали молодых рабов, отары и табуны, скот. Звезда напомнила, что пора повторить набег, а иначе сила соседей станет не преодолимой.

Старший стражник доложил, что пришли старейшины и стоят у входа. Мунак позвал жену и сказал, чтобы поставили на стол кислое кобылье молоко, сыр, вяленую конину и маковую жидкость подлили в светильники — предстоял очень серьёзный разговор. По традиции все, не относящиеся к совету, должны покинуть покои хана, а слуги и стража отойти чуть дальше обычного их нахождения. Кызле была рада вырваться из жилища — там подруги, там, вдалеке он… Верный барс расположился у левой руки любимого хозяина — кусок мяса лежал перед ним.

Вошли с поклонами старики и сели среди подушек у стола — хан молчал… ждал, когда приглашённые отведают скромной еды с ханского стола. «Вы догадываетесь, зачем я вас пригласил, уважаемые?»: спросил хан. Старики закивали утвердительно и первым начал говорить старший — Акжил. Он припомнил, что во времена правления деда Мунака, подобная звезда прилетела в их земли лет сорок назад, и она принесла им процветание, собрав, выкопав все разлетевшиеся осколки, при взрыве звезды, они сделали очень много железного оружия и мастеров кузнецов привезли тогда со всех стойбищ. Знатоки выжигали до черноты деревья, строили горны на высоте, с тягой из колодцев, кузнецы день и ночь, сменяясь на сон, ковали, отливали и точили на больших камнях оружие. К холодам собрали огромное войско и двинулись двумя потоками в холодные земли. «Твой брат, Молат, погиб, но ты вернулся героем и отец, заболев, передал власть над родами в твои руки, и сделал он всё правильно — мы жили спокойно»: сказал в конце речи Акжил.

Керей, бывший полководец у его отца, сказал, что надо отправить отряд на место умершей звезды и посмотреть на то, что она принесла на нашу землю. В прошлом прилете звезды — в железных глыбах нашли несколько синих самоцветов с жёлтыми искрами и в рукояти сабли твоего деда, которая сейчас твоя, есть такой самоцвет — все знают, что крепче него нет ничего на свете, так как он режет все прозрачные самоцветы, даже бесцветные. За другие самоцветы мы от купцов получили, очень много, добра и наши женщины были довольны нарядами, и украшениями. Все улыбнулись при воспоминании о прошлых радостных днях — от дыма маковой жидкости тела стали не ощутимыми и словно молодость вернулась в них.

«Все ли согласны с необходимостью отправить отряд к месту гибели звезды?»: спросил Мунак. Старики закивали головами, поглаживая рыже-зелёные бороды, а затем, пожелав здоровья правителю, вышли из помещения в сопровождении хана. Теплое солнечное утро вселяла великую радость в старые тела некогда грозных воинов, у реки паслись стада на фоне синеватых гор. Мунак разглядел, в стайке подружек, свою любимую дочь Кызле… «Надо распорядиться об отряде и самому проконтролировать подготовку сборов, а старшим конечно Миркена назначить — пусть заслужит своё счастье»: подумал хан. Старшему стражнику тихо приказал, чтобы прислал к реке Миркена, где хану будут брить голову. Брадобрей был из рабов и давно привык к своей сытной спокойной жизни, а иногда и советы давал для хорошего здоровья, из трав делал настои для хозяина, лечил женщин, и семья его была сыта. Миркен прискакал на лошади и, привязав её к кусту, подошёл с приветствием к хану. Его внимательно осмотрел хан и продолжительно посмотрел в глаза. Он начал издалека — расспросил о его отце, матери, планах на будущее. «Миркен, тебе надо быстро собрать отряд из воинов твоего отца, рабов с лопатами — к вечеру отряд должен быть готов и уйдёте, вечером же, к погибшей звезде — надо докопаться до её тела»: сказал хан. Добавил, что дело не простое, но нужно потрудиться на благо наших родов, не взирая на трудности, копать нужно беспрерывно, обкладывая края копа большими камнями. Добавил, чтобы прислал вестника, как найдёте место падения звезды — пришлём тебе всё, что попросишь. «И никому ни слова»: в конце сказал хан. Миркен кивнул и пошёл к лошади. Хан задумчиво и долго смотрел ему в след. Искупавшись в реке, поехал к стойбищу, где его, радостно мурлыча, встретил отпущенный с цепи барс — товарищ верный, не подкупный, он несколько лет охранял его семью, а дочка любила спать, положив головку на его бок.

Когда-то Мунак был крепок и здоров, как будущий зять. Ходил в походы и много людей погибло от его стрел и сабли — он ни о чём не жалел, кроме как об ушедшей безвозвратно молодости и его уважали, и боялись. Женился по любви на Сауле — её бабка была из далёких северных степей у широкой реки Итель — военачальник привёз её девочкой, после набега. Сауле родила семь детей, но живыми остались только трое — два сына получили кочевые уделы и вели самостоятельную жизнь, а для войны объединялись всегда. Войны не случалось уже много лет и это тревожило — не бывает жизни, без войн и она придёт в наши земли, если не упредить врага. Давно не приезжал его купец, соглядатай, Лю. Ему хан платил особую, тайную, плату за нужные вести, и он ни разу не подвёл. Так в раздумье и подъехал к своей летней ставке — зимний дом в городище он не любил, но стены не раз спасали хана от внезапных набегов разбойников кючаней. Как вихрь налетали малыми отрядами и, похитив что смогли ухватить, скакали прочь в горные ущелья. Упреждать их набеги очень трудно, как бороться с ветром. Сегодняшнее событие стоит у начала резких перемен в жизни родов, находящихся в его власти и сомнений в этом не было. Надо подготовиться к большому завтрашнему вечернему совету всей знати родов. От того, как он будет выглядеть, уверенно и твёрдо произнесёт свою речь, будет зависеть успех и сама жизнь его родов…, но вот купец всё не появляется — нельзя собирать войска, не имея сведений о соседних землях, так как это насторожит врага…

Войдя в свои покои, громко позвал молодую наложницу Молге. Последние три года она заменяла всех его жён — пела на непонятном языке, играя на странном инструменте, забавно танцевала, а главное то, что очень хорошо приводила в приятное состояние, уже не молодое, его тело — её ручки и фигурка для него были просто бесценны и подарки ей были регулярны. Без её блеска глаз и смеха он уже просто не мог обходиться. Дочка и барс дружили с ней, но Сауле однажды ткнула её ножом… случайно. Мунак позвал жену и сказал: «Не трогай её… и тебя я любил, и сейчас… ты продолжение меня — занимайся внуками». Очень трудно ладить и жить в ладу с близкими — наказать чужих людей можно походя, но наказывать продолжение своей плоти… Молге тихо вошла и встала у него за спиной — он почувствовал тепло исходящее от всей её фигурки, и не оглядываясь, скинул верхнею одежду, лег животом на ковёр — она знала, что делать. Властно стянув с него тельник, начала втирать настой трав, приготовленный Брадобреем, а затем все части тела долго и тщательно мяла, выворачивала, шлёпала, топтала спину маленькими ступнями — он только кряхтел и улыбался. В такие минуты ему мечталось об уединённой жизни с ней… где-нибудь в горах у озера и эта мечта в нем жила с её появлением, но это не жизнь… Жизнь — непрерывная борьба за малые и большие очень важные ценности, жизнь оставляет огненно-кровавый след в памяти и сердцах людей, разрушенных поселениях. С преклонными годами всё приелось… кому бы передать свою власть, сохранив удобства для тела… Так, вероятно, желают этого все пожившие много лет люди… Закончив с телом, Молге накрыла хозяина лисьей шубой, тихо запела, что-то грустное — хан засопел, и она удалилась. Барс прилёг возле хозяина, положив голову на лапы. Жена заглянула, отодвинув полог, но не стала тревожить спящего.

Пришли подружки Кызле, сообщив, что мужчины молча собираются в поход и все догадались куда. Миркен главный у них и вечером, после совета знати, уедут, и что большая группа рабов на ослах, груженных всем нужным, уже готова к уходу в горы. Они уйдут раньше конных воинов. Жених её, лучшей подруги Нагимы, тоже на коне поедет и от того у подруги нет настроения… и ещё много-много чего рассказали… У Кызле расширились, и без того большие, зеленые глаза — тревога за Миркена поселилась в них. Слуги принесли фрукты и сладости. Возле селения резали баранов и разделывали туши быков — завтра вечером очень большой совет и той в честь родовой знати, а гонцы были посланы ещё с утра. Хан безмятежно спал, пропустив обеденную трапезу, и это был, оздоравливающий разум, сон. Сауле стояла, нервно ломая руки, в жилище у окошка и всё слышала — тревога за дочь стеснила её дыхание и она стала ждать пробуждения мужа. Пройдя мимо Молге, задела туфлёй блюдо со сладостями, а та потупила глаза — в чем её вина… Молге давно могла бы попросить хозяина услать Сауле к сыну, но тогда Кызле на неё обидится — трудно жить молодой женщине без родственников, а хозяин стар… что с ней будет — продадут или рабу страшному в жёны отдадут. Горек чужой хлеб и тяжёл порог двери… Вот бы сбежать с красивым воином — у неё была своя надежда и мечта… она ждала караван купца Лю…

На следующий день к вечеру заиграл рог, извещая о прибытии первых гостей, и хан проснулся, положил руку на шею барса, а тот лизнул ему нос. Принесли столик с едой, кислое молоко в кувшине и он с аппетитом поел, накормил барса — приказал одеть его в одежду для торжеств, повесил на широкий пояс саблю, полюбовавшись синим камнем на рукояти — камень был холодным, прицепил короткий кинжал из синего железа, привезённый Лю из далёкой страны волшебников, где не бывает холодов. Сауле ворчала, что он спит, а в селенье идут сборы мужчин и годы мешают ему контролировать текущею жизнь родов. «Какие сборы — это тысячник, наверное, смотр проводит?»: проворчал Мунак, улыбаясь про себя. Сауле с укором посмотрела на него, а он махнул ей на двери в женскую половину. Походив перед жёлтым зеркалом, позвал старшего стражника для доклада. Садал громко начал говорить, но хан приложил палец к своим губам и указал на место у стола. После этого тихо стал выспрашивать новости дневные: прибыла только половина гостей, сборы отряда закончены, рабы с гружёными ослами уже отправились в ущелье, люди говорят, что звезда прилетела к большим переменам и поэтому тревожатся. Хан сказал, чтобы пришли к нему сейчас только главы родов, а их жёны пусть идут на женскую половину — им есть что обсудить с Сауле и иронично подмигнул Садалу. Крикнул через полог, чтобы поставили еду для гостей — у хана было хорошее настроение. Как не поверни, а день очень важный — решается дальнейшая жизнь родов. Походив по просторному помещению для торжественных случаев, сел на возвышенный мягкий широкий стул, вошла стража, он указал им место возле себя с лева, а справа сел барс возле куска мяса.

Садал сказал в дверь, что пришли главы родов, оба сына и вопросительно посмотрел на хана. Кивком головы разрешил входить гостям и усаживаться у большого стола, согласно знатности. Ближе к отцу расположились сыновья. Хан благосклонно кивал на поклоны знати. Хан сказал: «Вы знаете о прилёте звезды и мои люди ушли искать её, и если вспомнить далёкий прошлый прилёт звезды, то он сильно повлиял на улучшение нашей жизни, но теперь другое время и у нас появилось много стойбищ в холодных землях, которые раньше пустовали. Скажите, что нам предпринять для своей пользы». Гости заговорили разом, что надо пойти походом на них: воины хотят войны и добычи. Но тут встал над столом глава рода с границ холодных земель Микуш и громко сказал, что вчера к нему прискакал гонец и сказал, что караван купца Лю уже в наших землях и возможно где-то рядом, а уж он точно знает все важные изменения в холодных землях: надо дождаться каравана. Хан сказал, что у него нет дружеских отношений с купцом и доверять торговцам особо нельзя, но послушать его надо внимательно, в присутствие всех глав родов — по его поведению и поймём правдивость его слов. Все дружно закивали и начали говорить одновременно, и хан предложил всем выйти к народу, послушать песни, посмотреть танцы.

Вечерняя прохлада располагала к радостному веселью и сотни людей приветствовали вышедших хана и знатных гостей. Девушки нарядно одетые начали исполнять традиционный танец под звуки струнных инструментов. Угощения были самые разнообразные на низких длинных столах, кислое кобылье молоко возбуждало смех и желание двигаться. Хан, задумавшись, смотрел на толпу — его сердце предчувствовало, что их ждут тяжёлые испытания. Старший стражник сообщил ему тихо, что прискакал вестник — караван купца Лю расположился на другом берегу реки для ночлега. «Пошли людей и пусть узнают намерения купца, и какой товар у него — объяви народу о завтрашней торговле, и не выпускай его лагерь из виду — кто и куда из него ночью отлучится»: тихо приказал хан. Садал кивнул и растворился в ночи. Хану придётся ждать известий от Миркена — это очень важно.

Кызле с подружкой и Молге расположились за отдельным столом, а молодые парни не стремились к ним подойти — все знали, что они заняты и попытки с ними завести беседу, плохо кончатся, но с другими девушками весёлые разговоры стариками поощрялись. Где ж еще найти пару, как не на редких праздниках? Сауле была окружена женщинами своего возраста и немного расслабилась — громко смеялась, слушая сплетни женщин и лишь взгляд становился задумчивым, останавливаясь на Молге. Другие две жены находились в далёком закрытом городище, им нельзя собираться вместе — хан это хорошо усвоил и Сауле хотел отправить к старшему сыну после свадьбы Кызле. Прогуливаясь между людей, хан встретился взглядом с Молге и слегка повернул голову к своей ставке на горе — там сейчас не было никого. Молодая женщина поняла намерения хозяина и ей стало тоскливо, но вида не подала, а только загадочно на него посмотрела. Этот взгляд для Мунака был просто — погибель и он стал делать какие-то странные движения, но взял себя в руки и медленно пошёл к ставке в сопровождении охраны. Барс на цепи, с нетерпением, ждал его, вглядываясь в ночь… Молге сказала Кызле, что у неё кружится голова от кобыльего молока и ей лучше прилечь в шатре возле ставки. Взяв мяса со стола для барса, медленно пошла на огни ханских покоев. Сауле проводила её недобрым взглядом из под бровей — что она могла сделать со своим возрастом… слезы обожгли её сердце в который раз… короткий век у женщин даже богатых, но всё равно надо думать о счастье Кызле и надо заставить её отца сыграть свадьбу к холодам.

В прошлый приход каравана Лю, с ней заговорил на её родном языке молодой красивый торговец — он не был похож на торговца, а речь была грамотной и без мусорных слов. Она долго выбирала разноцветные шёлковые ленты, и они успели поговорить. Рядом стояла Сауле, но их язык она не понимала и только бросала злые взгляды. Парня звали Го-Хор и он спросил, не скучает ли она по родным и подругам? Молге ответила, что её убьют дома по обычаю тангутов — она замаралась в плену. Го-Хор же сказал, что сделав подношение деньгами в храме Буды, её могут простить и он бы взял её второй женой… думай и готовься, а с приходом каравана в следующий раз дашь знать: он купит лошадей… Четыре года назад её захватили в плен кючани, когда она в сопровождении двух слуг возвращалось с прогулки по песчаным барханам: слуг закололи пиками, а её в шерстяном мешке несколько дней везли, посадив на лошадь, и продали купцу Лю. Купец оценил красоту и свежесть девушки, и дал за неё большую плату, двумя кусками серебра. Через два новолуния привёз её на продажу Мунаку и тот не торгуясь, заплатил купцу золотой чашей, в своё время найденной в развалинах забытого города. Перед ханом предстала в простой накидке чистая, причёсанная девочка-подросток без всяких украшений — дитя природы. Две женщины, осмотревшие её перед показом хану, сказали: «Она чище утренней росы, а дыхание приятней воздуха весенней степи». Её отец служил средним чиновником у провинциального главы, денег на её поиски у него не было, да и для неё было лучше не возвращаться: законы тангутов суровы. Хорошее воспитание, образование она получила — это лучшее приданое. Несколько новолуний её не тревожили, но хорошо кормили, разрешали гулять в сопровождении слуг и только пешком. Молге быстро почувствовала свою ценность и стала проявлять властный характер: била ручками прислугу, иногда швыряла вещи и грозила ножом любопытным стражникам, а они, молча, только кланялись. Все, кроме Сауле, признали её. Увидев издали хозяина, махала ему ручкой и очаровательно улыбалась, а он только щурился, отвернув голову — он не знал, как её не испугать своими мужскими желаниями… Танцевать Молге могла до упаду и при этом петь, бросая пронзающие сердце взгляды: вот и стал хан любоваться ею поближе, а спустя время, её принесли к нему в шёлковом мешке…

Молге покормила с ладони барса, который сидел на цепи, и хотела отстегнуть цепь, но стражник покачал головой, и она прошла внутрь на свою половину. Натёрлась маслом и одела две шёлковые тряпочки: пошла, напевая, к нему. Мунак полураздетый возлежал на подушках и ждал, когда Молге зажжёт в нём огонь желания. На празднике в честь гостей он много ел и пил хмельного кобыльего молока, и теперь тело было уставшим: хотелось спать. Красавица, своим особым танцем, очень быстро воспламенила его таинственным огнём желания, притянув её к себе прямо танцующей… скоро захрипел в её объятиях… Очнувшись от грёз, предложил Молге рассказывать ему о её стране — пока не уснёт. Она быстро прошла на свою половину, переоделась и вновь вернулась. Хан сказал: «Возьми в сундуке горсть монет — завтра будет караван с товарами и деньги не жалей». Она задумалась и взяла одной ладонью, как можно больше монет… значит завтра… Хан спросил: «Ты не знаешь, что купить? Готовься к свадьбе своей подруги… уже скоро». Она не поняла какой подруги: подобные секреты она бы знала в мельчайших подробностях, ведь отец не дал согласия на союз дочери с Миркеном и потому вопросительно посмотрела на хозяина. Мунак знал, что говорить такие новости наложнице, даже шёпотом — это всё равно, что прокричать об этом при толпе народа. С улыбкой на лице он сказал, махнув рукой: «После узнаешь, а то плохо спать будешь». В свете полной луны разносились тихие звуки праздника. Молге вышла, накрыв хозяина пёстрым цветным одеялом, и тут же вошёл, крадучись, барс. Обнюхал еду на столе и улёгся возле хозяина.

Утро наступило быстро и Мунак не выспался, но уже доносился звук рожков пастушьих. Хлопнул ладонями, вызвал старшего стражника и выслушал его доклад. Принесли воду и таз: служанка омыла ему лицо и руки, а затем удалилась. «Пусть приготовят в шатре все для беседы с купцом и никаких пока посторонних, кроме глав родов»: сказал хан стражнику. Лю с двумя товарищами дожидался в отдалении: пояса с оружием забрали у них стражники. Хан прошёл в шатёр и кивнул страже. Гости зашли, и низко поклонившись, сели в отдалении, барс проследовал очень тихо к хозяину и слева от него улёгся: стал пристально вглядываться в чужих людей. Лю передал слуге торбу с подарками для всей семьи хана. Он сказал, что это его товарищи по торговым делам. Старый воин с седыми волосами и жидкой бородёнкой осматривался по сторонам и совсем молодой краснолицый, крепко сложенный воин одетые в кожаную одежду, не похожи были на купцов. В шатёр вошли главы родов киданей и уселись напротив гостей. Мунак сказал Лю, что пусть начинается торговля: народ ждёт. Хан поинтересовался торговлей в северных землях и не докучали ли разбойники в пути? Лю подробно рассказал о торговле в холодных землях и, что все стойбища заказали ему только шелка, украшения и посуду: совсем не воинственные и гостеприимные, но во время рассказа левая ладонь была сжата в кулак — это был тайный знак для хана, что он говорит не всю правду. Главы родов внимательно вслушивались в рассказ купца, поглаживали бороды и пили терпкое вино из южных земель тангутов. Хан понял, что эти два воина, неизвестного ему народа и есть настоящие хозяева северных земель и сюда приехали шпионить. Хан сказал, что после уплаты пошлины, он даст большую охрану и они могут продолжить свой поход в чужие южные земли, и чтобы привёз на обратном пути много вина, сладостей, шелков, белого войлока. Лю понял что, не заказав оружия, хан увидел его знак и покосился на своих товарищей, которые следили за его движениями. «Можете торговать, а мы ещё обсудим свои родовые проблемы»: сказал Хан и показал им открытые ладони. Купцы встали, поклонились и ушли к своим товарам.

Молчание прервал глава Микуш. Он сказал, что не верит купцу, а друзья его из далёких восточных земель, и они уже две зимы находятся в кочевьях северных земель. Наступило тягостное молчание: хан не хотел раскрывать тайный знак Лю. «Да лучше перестраховаться и поэтому нужно готовиться к переселению в другие земли, подготовить много кибиток и арб, перековать лошадей, а сейчас разошлите гонцов во все кочевья с моим приказом, а сами идите к товарам, но берегите деньги»: сказал тихо хан. Все встали и поклонившись, пошли к выходу. Мунак потеребил шкуру у барса на шее, допил вино и долго глядел в никуда… Затем встал и подойдя к месту, где сидели купцы, стал пинать подушки, пока не увидел восковой шарик величиной с яйцо голубя… с облегчением вздохнул… «Купец не подвёл: вот что значит не быть скупым!»: мелькнуло в голове Мунака. Хлопком ладоней вызвал старшего стражника и сказал, чтобы позвали к нему Брадобрея. Невольник вошёл и низко поклонился: он знал много языков, и хозяин катнул в его сторону шарик. Брадобрей сломал воск и развернул тончайший пергамент с уйгурскими словами, и стал читать медленно: «Великий хан, у тебя в запасе два новолуния: их тьма и они придут к холодам. Лучше уйти на северный заход солнца, там нет много кочевий и люди живут в лесу маленькими поселениями: туда они придут, может, через четыре зимы». Хан грозно посмотрел на Брадобрея, приложив палец к губам своим, и махнул рукой на выход… «Ну вот — прилёт звезды пророческим оказался. Очень тяжело покидать свою землю, где лежат в древних курганах предки под каменными плитами. Их тревожить нельзя и с собой не возьмёшь… пришельцы их не тронут: побоятся гнева духов — с ними не повоюешь… Еще мальчишкой он поднимался на высокий курган, тогда на поверхности не было памятных плит, и как сейчас он понимает, что здесь глубоко под землёй лежит вождь союза племён — большего кургана он не видел во всех землях и потому устроил свою летнею ставку возле него. С вершины его, наблюдатели вели дозор постоянно. Хан мог собрать воинов три раза по десять тысяч, но против тьмы им не устоять. «Откуда, с какой стороны нападут: лучше уйти на новые пастбища далёких северных земель на закате солнца…»: размышлял хан. Завтра Мунак объявит народу о своём решении, а пока пошёл смотреть, с четырьмя стражниками, торговую суету.

Молге с девушками рассматривала товар и наконец-то приблизилась к товару Го-Хора, и сразу стала перебирать цветные ленты, бусы. Отложив в сторону товар, громко стала торговаться по цене на языке тонгутов и хорошо, что их разговор не понятен для всех. Го-Хор сказал, что если она решилась, то он завтра, перед заходом солнца, будет на реке у большого камня её ждать с двумя конями. Чтобы взяла только ценности, маленький кинжал: от служанки, прямо во время купания, надо избавиться, а дальше их кони понесут в ночь — за караваном, ушедшим далеко вперёд. «Я все время думаю о тебе»: сказал он и взял деньги за товар, но стал выпрашивать ещё, а Молге кивнула и рассмеялась, уходя к товару другого купца. Сердце её то замирало, то радовалось, но надо быть невозмутимой и больше общаться с Кызле. Она ей рассказала, что скоро будет свадьба, но чья и в правду не знает. Потом вдруг ей стало жалко этих людей, свои покои у хана в ставке: впереди её ждала грозная неизвестность…

Караван уйдёт после полудня — почему-то купцы торопятся и Мунак понимал, что это обычная шпионская миссия монголов. Дав старшему стражнику важные распоряжения, удалился с барсом к себе и прилёг на подушки, в ожидании Молге, а она не торопилась, озабоченная побегом. Вошла Сауле и сказала, что будет чья-то свадьба, но никто не знает чья… «Ну ты узнай и мне скажешь, дорогая. Я что ли должен у людей спрашивать? Больше мне думать не о чём»: улыбаясь сказал Мунак. Сауле укоризненно посмотрела на него. Мунак сказал ей, чтобы отнесла мешочек с деньгами Лю за заказанный товар для семьи и сказала ему, что хан очень доволен его рассказом о северных землях и будет ждать его в любом месте кочевий. Сауле в точности передала его слова Лю, а мешочек он потряс в ладони с улыбкой и спрятав в бездонном кармане халата, стал торопить торговцев со сборами: монголы наблюдали за ним… «Караван почему-то уходит так рано»: сказала мужу, вернувшись в ставку Сауле. Мунак ответил, что купцы знают, как добывать деньги и никому не скажут секретов своих. «Переоденься и приходи ко мне сейчас. Давно ты не мяла мне спину…»: сказал Мунак и Сауле вышла в женскую половину с улыбкой на лице. Зашёл стражник и вывел барса, поднеся к его морде кусок мяса, и сразу зашла Сауле… «Что-то тяжелее ты стала»: простонал Мунак, когда Саула топтала спину и поцарапала ему плечи, когда он навалился на неё… «Пусть видит змея молодая, что не одна она у хозяина»: мстительно подумала Сауле. Уходя, накрыла лисьей шубой засыпающего мужа, а страже указала что, хозяин спит и никого не надо впускать к нему. Молге пришла и с радостью узнала, что хозяин спит: покушала и прилегла на подушки, подставив подошвы ног служанке, для массажа. «Завтра возьму на последнее купание служанку Сауле, которая всегда шпионит за мной… вот обрадуется старая ворона…»: размышляла она, засыпая. В селении наступила тишина, после ухода каравана в сопровождении воинов хана, до пригона скота.

Наступила ночь новолуния и скорее всего последняя спокойная ночь ханства киданей. Судьбы народов меняются вдруг и неожиданно сытая, спокойная жизнь людей обязательно сменяется ухудшением её и горе беспечным народам, уверовавшим в свою избранность. Расслабились, значит этим воспользуются соседние народы, накопили сокровища и за ним придут другие народы, не вложил в своё время сокровища в укрепление государства, обучения воинов, значит глупый ленивый правитель окружил себя ворами и лжецами. Всю придворную массу людей надо периодически менять вместе с прислугой правителя и тогда откроется такое… Но желания покоя и развлечений хуже маковой жидкости: правитель живёт иллюзиями, навеянными подлыми подхалимами. Никогда раб не полюбит своего хозяина и чужому успеху все будут завидовать, кроме близких родственников: рухнет такое государство, где чиновники его просто сгрызают, не ведая, что творят свою же погибель… Сколько было до киданей ханств на этой земле, а теперь только курганы напоминают о них. Никто не может прочесть таинственные надписи на камнях, а ведь их оставили прежние хозяева этой земли. Восход солнца напомнил о себе розоватым цветом горизонта, заплакали, по детски, шакалы в камышах у реки Онгю. Ударил хвостом, по глади заводи, могучий сазан, совы полетели прятаться в свои укрытия: прекрасен мир раннего утра… все обитатели земли живут по законам природы и только люди постоянно выдумывают свои эгоистические правила, от которых они же и страдают…

Хан с утра был вял и раздражён: оттолкнул от себя морду барса и тот обиженный лёг, глядя в сторону входа — стал ожидать Молге. Хозяин позвал его, но барс только усами пошевелил. Вошёл старший стражник, услышав хлопок ладоней хана. Доложил новости и получил поручение: чтобы после угона на пастбища скота, пригласил всех взрослых мужчин для важной новости в жизни родов киданей. Зашли двое слуг для утреннего омовения и принятия пищи хозяином: без аппетита Мунак поел вяленое мясо, запивая его кислы молоком. Ласково позвал барса, протянув кусок свежего мяса ему — барс подошёл, виляя хвостом… Убрали остатки трапезы, и хан позвал Сауле. «После полудня пойдём с тобой на курган в простой одежде: души умерших не любят чванливых и гордецов самоуверенных… да и выбери ягнёнка для орошения могил чистой кровью»: сказал тихо Мунак и начал одеваться в походную одежду, глядя на себя в жёлтое зеркало. Отражение своё ему не понравилось, и он провел синим камнем на рукояти сабли по зеркалу: глубокая царапина засияла солнечными искрами на фоне тусклого зеркала… «Вот чем отличается молодость от старости… блеском!»: подумал он. Позвал Молге и она вошла, взглянув на него пронзающим взглядом. Мунак ладонями обхватил её головку и стал вдыхать аромат её волос и золотистой кожи, прижиматься губами к прохладным уголкам её губ… «От природы подарок… она лучшее, что у меня есть»: подумал Мунак и слегка оттолкнув её, быстрым шагом вышел…

Все мужчины от мала до велика уже ждали хана, теряясь в догадках причины схода. Хан встал на белый ковёр — только правитель мог стоять на нём, выступая перед людьми. Некоторое время вглядывался в лица мужчин, при полной тишине: многих он знал с молоду — это были закалённые воины, но время… Много молодых воинов, с вопрошающими острыми глазами, смотрели на хана. Подняв в приветствии правую руку, он начал говорить: «Многие годы кидане жили с уверенностью в хорошем будущем, растили детей, охраняли кочевья, ходили в победные походы, но сейчас в моём сердце поселилась тревога и тому есть причины. Вы видели двух монгольских воинов, которые торговали вчера товарами: мы со старшинами родов пришли к общему заключению, что они шпионы, посланные вперёд перед их ордой… Их тьма и нам не устоять с тремя десятками тысяч воинов. Они в свою орду принимают все народы, которые им покорились и счёта своему войску монголы не знают, а продвигаются они вместе с семьями, как горная лавина и их цель завоевание всей земли. Есть земли, куда они не придут много лет: готовьте кибитки, арбы, оружие — можем откочевать внезапно, но до холодов они вряд ли придут и всем воинам необходимо уметь владеть оружием: я сам всех проверю, а в других родах проверят главы этих родов. Не надо бояться, презирайте смерть — трусы хуже предателей…» Все молчали, а хан Мунак резко повернулся и пошёл к ставке: он знал, что оторопь пройдёт и все возьмутся за дело, но прежде запричитают женщины… Так внезапно к селению подошла тревога и встала у каждого аила…

Хан ещё долго метал копья, пускал стрелы из лука в большой ствол высохшего дерева: люди видели это издалека — личный пример вдохновляет других. Перед полуднем искупался, натеревшись синей глиной, в большом котле, стоявшем в шатре, поел мяса с кислым молоком и уснул у низкого стола, тут же на подушках. Сауле вошла далеко за полдень и громко позвала барса — это был предлог прервать сон мужа. Мунак встрепенулся и резко встал, одел простую одежду — жена помогла ему. «Пошли пешком и прихвати маленький нож…»: сказал он. Идти пришлось долго к горе-кургану с другой стороны которого, чуть по одаль, находились развалины очень древнего города: никто не знал о нём ничего и только ветер гулял меж заросших развалин, почти сравнявшимися с землёй. Во многих местах застывшие огромные камни с надписями и колонны являлись молчаливыми свидетелями былого могущества, и трагедии исчезнувшего царства… Люди на развалины не ходили — нельзя тревожить подземных обитателей другого мира, но дети, подростки-пастухи, не смотря на строжайший запрет, навещали город. Находили после дождей оружие, наконечники стрел, кости и даже целую посуду. Однажды мальчишка провалился под землю, сильно повредив ногу при падении и его доставали арканом взрослые. Брадобрей вылечил ему ногу, но хромота осталась навсегда и это истолковали, как предупреждение духов иного мира. Невозможно запретить подросткам не ведомое — оно зовет, а из презирающих, запреты и страхи, вырастают смелые воины.

Подъём на курган отнял много сил — предки Мунака похоронены на вершине. Мунак прошептал обращение к предкам и перерезал горло барашку: кровь брызнула и ею он оросил могилы, и надгробные плиты… Под одной плитой не было захоронения — это дядя Мунака, не вернувшийся с посольством из жаркой страны, а надпись на камне гласила: «Ты ушёл прежде времени… мы не можем наслаждаться радостью твоего присутствия… мы грустим по тебе…». Хан окинул взглядом окрестные просторы: как мал и ничтожен человек на фоне этих просторов, заканчивающихся в дымке горизонта — горы с зелёными склонами и коричневыми вершинами смотрели на него. «Как там Миркен? Надо, не откладывая, сыграть свадьбу по возвращении его, не смотря на результат поиска. Пусть возглавит военное управление десятью тысячами воинов, так как я уже стар для такой деятельности»: подумал он. Солнце уже клонилось к закату и Мунак с Сауле ускорили шаги, долго шли молча, думая о своём. Подходя к ставке, Мунак сказал: «Готовьтесь к свадьбе Кызле с Миркеном — только вернётся и на другой день пускай сваты приходят. Я очень люблю свою дочь и мне будет не доставать её звонкого смеха, и песен, но останешься ты и…». Сауле выжидательно посмотрела на него, но он замолчал. К ним на встречу скакал старший стражник и подъехав, не решился сразу сказать плохую новость — на него смотрела Сауле… «Ну говори же, что там у тебя»: громко спросил Мунак. Стражник тихим голосом произнёс, что не вернулись с купания Молге со служанкой, но мальчишка видел одну Молге, переплывающую Онгю, а на берегу лежала одежда обеих женщин: мы обыскали весь берег… уже собираем конных стражников для дальнейшего поиска… «Ты что несёшь, серый пёс… догнать и живой ко мне… я сам лично головы отрублю всем ротозеям… зачем вы мне нужны, бездельники… догнать… её не смейте трогать… в мешок… ты ещё здесь?»: хрипел, задыхаясь хан. «Я знала, что ты змею греешь, хорошо, что тебя не зарезала… убей её, убей…»: кричала Сауле мужу. «Замолчи, карга… без тебя разберусь… кожу с него снимут… она не могла сама сбежать»: тихим голосом произнёс хан и присел на землю. Больнее всего ранит предательство близких людей и это происходит всегда неожиданно.

Сразу же, после ухода хозяина на курган к предкам, а об этом говорили слуги ещё утром — слуги всё знают лучше хозяев, Молге захотела, впервые, заплести волосы в одну косу — служанка удивилась, но спорить не стала — одна коса для замужних женщин обязательна. Молге разделась и стала разглядывать себя в жёлтом зеркале, кривляясь и показывая язык — служанка смеялась, не сдерживая эмоции. Молге оделась и задумчиво посмотрела на служанку, а затем приказала сложить все украшения, деньги в один шёлковый платок и хорошо завязав его, положить в пустой бурдюк. «Это моё приданное»: сказала Молге, загадочно улыбаясь. «Госпожа, вы выходите замуж?»: спросила девушка. «После узнаешь, а то плохо спать будешь»: смеясь, ответила Молге и добавила, что та может идти к подругам и до вечера не понадобится. Из под подушки и войлока достала маленький острый нож, в виде заколки, и воткнула его полностью в косу — давно ещё она купила его у торговца… на всякий случай. Вошла в комнату ненавистной Сауле и сказала пожилой служанке, что та пойдёт с ней купаться, так как ее служанка подвернула ногу и хромает. С надутым бурдюком вышла наружу, а служанка поплелась сзади с недовольным видом. Все женщины плавали с бурдюками: с ним большие рыбы не утащат на дно. Мальчишка у большого камня на реке, издали, заметил идущих купаться женщин и спрятался в кусты — стал ждать… Молге долго всматривалась в другой берег и заметила шевеление в камышах. Разделась, бросив небрежно одежду, и приказала служанке идти первой, для проверки дна. Служанка, громко ворча, скинула одежду и вошла в воду — Молге за ней, толкая бурдюк впереди себя, и когда они уже плыли, воткнула нож в шею женщины, резко провернув — кровь брызнула ей в лицо… Молге спокойно поплыла к своей свободе…

С обеих берегов за женщинами наблюдали — один с радостью, а другой с удивлением и страхом. Молге вышла из воды и пошла босиком по острым камешкам к камышу, и исчезла из виду. Мальчишка побежал в стойбище, не чувствуя ног под собой. Го-Хор вышел из густых зарослей камыша с двумя лошадьми, бросил к ногам Молге грязную одежду и сказал на тангутском языке: «Быстрее одевайся — тебя видел кто-то с твоего берега и он побежал в стойбище». От вида её стройного нагого тела у него просто помутнело в голове и на время пропал голос, а Молге, морщась, одела грязную мужскую одежду, отдала бурдюк ему… Молодые скакали на конях по вечерней степи в неизвестность — вечерняя степь по красоте ничем не уступает утренней и её обитатели радуются прохладе, и готовятся к охоте, поиску пищи… Цикады наполняют, монотонным звуком, всё пространство степи. Надвигалась вторая ночь новолуния и потому, не проницаемая степная темнота, разольётся по ней. Уже в полной тьме Го-Хор указал на звезду, на которую надо ехать, добавив, что останавливаться нельзя, так как будет погоня и им надо быстрее затеряться среди каравана. «Ты будешь погонщиком моего верблюда и измажь слегка землёй руки, лицо, а ехать надо тихо»: наставлял её Го-Хор. Только к утру показался, отдыхающий у родника, караван, а по краям его в отдалении находилась охрана ханская, которая будет сопровождать караван до границ своего кочевья. Погонщики уже суетились у родника: поили коней, а верблюдам носили воду в кожаных мешках. Спешившись, Го-Хор стреножил передние ноги лошадям и, взявши их за удила они повели их к роднику. Сумели в предрассветной мгле слиться с погонщиками, а некоторые из них с интересом смотрели на грязного мальчишку у лошади — не могли вспомнить его имя… Го-Хор с Молге уселись на земле возле верблюда и стали кушать, пить, подмигивая друг другу — им очень хотелось спать и от этого они находились в ирреальном состоянии…

В далеке возникли два пыльных облачка, поднятые всадниками, и ханские воины вскочили, взяли в руки луки и стрелы, но на пиках приближающихся всадников развевались значки киданей — свои… Старший стражник спешился и подошёл к старшему отряда охраны. «Не видели ли вы беглецов, примкнувших к каравану — мы их ищем по оставленным следам, которые ведут к вам?»: спросил старший стражник. Воин ответил, что рано утром купец с погонщиком привели стреноженных лошадей к водопою и больше никого не заметили. Все пошли к купцу Го-Хору и спросили его: «Где погонщик — утром видели вас вместе»? Тут кто-то в тюке, на боку верблюда, пошевелился. Го-Хор молчал, «Это всё»: подумал он… Стражник рукояткой кнута поднял его голову за подбородок и насмешливо посмотрел ему в глаза, а затем кивнул на него головой и купца стали вязать воины, накинув аркан на шею, а другим концом связали сзади руки. Развязали тюк с товаром и из него появилось запачканное, мокрое от слез лицо Молге — на неё тут же натянули шерстяной мешок и завязали на поясе. Старший стражник сказал купцу Лю, что закон хана Мунака запрещает трогать торговцев, если они не совершили преступления, а у тебя укрывается ханский беглец… Лю ответил, что чтит ханские законы и пусть преступники отвечают, за содеянное, сами. «Караван двинется завтра утром — жди и если не приедем, то отправляйся в путь, а всё имущество Го-Хора мы возьмем с собой»: сказал старший стражник. Поодаль стояли монголы, не вмешиваясь в происходящее. Купца и Молге усадили на лошадей, верблюда с товаром верёвкой привязали к седлу лошади и отправились в обратный путь, с чувством исполненного долга…

На Го-Хора одели колодки у столба, для свежевания баранов, а мешок с Молге положили рядом и из него торчали ноги, в войлочных, облепленных колючками, сапогах. Много людей стояло вокруг несчастных, и все ждали развязки. Хан из большого шатра наблюдал, а сердце рвалось из груди… Мысли сплелись в клубок противоречий и мешали принятию решения. Вошёл старший стражник и рассказал хану о поимке преступников. «Расспроси шакала, что он делал с ней, но не калечьте его»: сказал хан. Воин ударил кнутом несколько раз купца — в мешке послышался громкий плач Молге… Старший стражник тихо сказал Го-Хору: «Скажешь правду — умрешь легко, соврёшь — с живого кожу снимут… Говори, что с ней делал?». Го-Хор, плача, сказал, что, переплыв реку, она оделась и они всю ночь ехали на конях, а у каравана люди всё видели и ему не зачем врать… он ни разу к ней не дотронулся, а сбежать она сама захотела и он только помог — на свою беду… Хану передали его слова и он сказал, чтобы осторожно привели её к нему. Молге подняли с земли и, не снимая мешок, под руки повели к хозяину. Ввели в ханские покои и за ней ворвалась Сауле с криками: «Убей её, привяжи к лошадям — пусть люди видит…». Хан заорал: «Старая карга, иди к себе — я сам разберусь… снимите мешок и уходите… народ пусть уходит… я пока ещё хозяин всем вам…». Перед Мунаком стояло не знакомое, грязное, существо с косой и мокрым от слез лицом… Хан отшатнулся: «Кто это? Позвать служанку, Брадобрея!». У Молге сверкнул в руке маленький нож, который она приставила к своему горлу, крикнув: «Не подходи ко мне… отпусти его… он лучше тебя!». Мунак рухнул на колени и пополз к ней, причитая: «Ну убей меня… ты моё солнце… ты мой воздух… всё сделаю для тебя…». Молге упала и начала рыдать — служанка и Брадобрей сняли с неё грязные тряпки, обтёрли мокрым войлоком. Брадобрей насильно влил ей в рот лекарство, и она успокоилась. «Пусть пришлёт мне письмо на тангутском языке, когда будет в караване»: тихим голосом сказала она. Мунак ответил тихим голосом: «Ты спи, а его доставят в караван, как ты и захотела…». У него тряслись руки, и он сам накрыл её лисьей шубой… Пришёл барс и улёгся рядом, лизнув её ручку. Горная кошка с удивлением наблюдала за суетой людей. Молге совсем успокоилась и начала засыпать: в головке проносились странные картины… люди… река… она летит над всеми… мама хватает её за руки… У стены сидели служанка с полусонным Брадобреем. Мунак выпил вина, из стоящего на столике кувшина и присел у головки Молге, взял в руки прядь её волос и тихо запел, покачиваясь: « Я виноват перед тобой своим возрастом… без тебя мне нет жизни… ты красива и глупа… я тебя спас от смерти и позора… тангуты убили бы тебя… ты не знаешь настоящей жизни… молодому бедному мужу ты родишь много детей, но половина из них умрёт от холода и болезней… сыновья и муж погибнут на войне… в три десятка зим ты станешь старухой… мы уйдём в другие земли… мне от тебя много не надо… ты будешь командовать моим кочевьем… самое приятное это сон… выздоравливай и всё забудь… улыбайся мне, как раньше…». Над стойбищем стоял красивый, но ещё тонкий серп луны и потому всё погрузилось во тьму непроглядную и только звёзды яркие неустанно мерцали — это души людей…

Утром Молге проснулась очень рано и ушла со служанкой в свою комнату. Сказала служанке: «Принеси, лук, стрелы, копьё, аркан, пращу к сухому дереву за шатром и разогрей воду в большом котле — сегодня буду вступать в права, которые мне вчера обещал хан». Полусонные стражники очень удивились молодой госпоже в простом синем халате и растрёпанными волосами, но с почтением поклонились, провожая её взглядами… Молге и на родине обучалась боевому искусству, но время обнуляет прежние успехи, хотя вспоминать всегда легче, чем учиться заново и потому долго пускала стрелы, метала копьё в дерево, а затем накидывала аркан на череп архара с рогами. Особенно метко она раньше, да и сейчас метала пращой камни. В конце тренировки громко произнесла боевой клич: «Ур-р-р», рассмеялась и пошла к себе. У неё был отличный короткий лук, купленный у купца и усиленный местным мастером, и с тридцати шагов легко попадала в дерево стрелой. Зашла к хозяину и задорно сказала ещё лежащему: «Эй, Старый Бык, приходи в шатёр купаться». На что Мунак улыбнулся и сказал: «Натрёшь меня синей глиной». Он был просто счастлив от такого обращения к себе. Служанка уже натёрла синей глиной Молге, когда хан вошёл — она поклонилась и ушла. Хозяин сбросил синий утеплённый халат и Молге начала натирать его глиной. «Что за царапины у тебя на плечах»: спросила она. Он ответил, что барс разыгрался с ним не на шутку. «Понятно, что барс — кто же ещё?»: улыбаясь сказала Молге. Она встала в воду и смыла с себя глину, обмывая себя из кувшина, а он был очарован видом её молодого гибкого гладкого тела. «Что окаменел? Становись в воду, и я помою тебя, а то некому больше за тобой ухаживать, ведь барс может только царапать и кусать»: сказала весело Молге, вернув его к реальности. В конце купания хозяин всё-таки попытался притянуть её к себе, но она ловко вывернулась и убежала, накрывшись халатом.

А между тем скот уже угнали на пастбища и народ стал собираться для соревнования в боевом искусстве. Хан с Сауле и Кызле на конях приехали к месту состязаний и уселись на почётном месте, приготовленном для семьи хана. Сначала старшие воины показывали умение обращаться с оружием и уже настала очередь молодых, как вдруг все увидели, что на верблюде к ним приближается молодая всадница. Она, не торопясь, сама спрыгнула и подошла к хану — на ней был одет синий утеплённый халат, жёлтые кожаные сапоги плотно облегали ножки, на голове была одета белая шапка из шкуры молодого ягнёнка и из неё, сверху, высунута толстая коса, сплетённая с красными и зелёными лентами. Через плечо и шею перекинут изящный лук, на спине висел колчан, а в руке она держала короткое копьё, и поклонившись хану, спросила разрешение говорить с людьми. Хан кивнул, с удивлением глядя на это чудо. Люди притихли — все своим глазам не верили, что из шерстяного, вчерашнего, мешка вдруг явилась красавица редкого очарования. Молге спросила, обращаясь к людям: «Здесь ли муж утонувшей во время купания жены, и если здесь — то пусть он подойдёт ко мне». К Молге подошёл высокий пожилой воин и сказал, что это он муж. «Прости меня, что не спасла твою жену — у неё не было с собой бурдюка, а мутное течение понесло её вдаль и мне очень жаль, что твоя семья осталась без хозяйки, на вот возьми моего верблюда и горсть серебра — это немного возместит вам утрату». Воин, опустив голову, молчал, потому что все знали причину гибели женщины. Из толпы кто-то крикнул: «Кырпас, её не вернёшь, а верблюд — это хорошо…». Воин взял серебро и верблюда. Молге спросила его: «У тебя есть ещё вопросы ко мне?». Он громко сказал: «Нет!» и пошёл в толпу — обычай примирения был соблюдён. Молге весело сказала ему в догонку: «Не забудь вернуть узду и верёвку» — таков обычай. Хан засмеялся и всем людям вдруг стало весело, смех красивой женщины и господина очень заразительны. Кровная вражда отягощала единство родов. Молге подошла к самому главному для неё вопросу — её статуса в народе киданей. Она громко сказала, обращаясь к людям: «Вчера вечером великий хан Мунак предложил мне командовать его кочевьем вместе с ним и я прошу, великий хан, подтвердить свои слова при всём народе». Стояла абсолютная тишина — было слышно только пение жаворонка в небе. Мунак был ошеломлён её напором, но деваться некуда и потерять Молге — это стать самому до конца своих дней несчастным… а день так хорошо начался, не взирая на то, что она увернулась от его объятий — вечером придёт танцевать… Он медленно встал и начал говорить, оглядывая всех: «Я не молод и поэтому мне трудно решать, быстро, безотлагательные текущие вопросы кочевья, а они копятся каждый день. Молге умна и знает грамоту, говорит на трёх языках, сможет руководить стройкой — её отец научил этому искусству и главное — она любит киданей и назад её дороги нет — там убьют её, согласно их закона. Я назначаю Молге главой кочевья, на ряду со мной. Она будет моей левой рукой, а правая рука находится в горах, выполняя мои указания.» Постояв в тишине, он приказал продолжать состязания и не отвлекаться по пустякам. Люди разом заговорили, но никто не выкрикнул протеста — приняли… хан с облегчением сел, а Сауле украдкой вытирала слёзы на глазах. Молге торжествующе оглядела людей и сказала, что сейчас покажет свои навыки владения оружием. Не торопясь, взяла в левую руку лук, вложила стрелу и натянув, пустила её в дерево, а потом ещё две стрелы воткнулись рядом с первой: все были удивлены. Подкинув в руке несколько раз короткое копьё, метнула его в дерево и оно воткнулось рядом со стрелами, удачно бросила аркан на шест, подняла камень, и вложив его в кожинку пращи, быстро раскрутив, метнула на много шагов в торчащий из земли камень — только осколки и пыль увидели все на фоне камне. Уже в толпе послышались крики восторга, но Молге подняла руку и подошла к дереву на десять шагов, вынула из под халата нож, найдя центр тяжести, метнула его — нож воткнулся, зазвенев. Хан сказал воинам: «Среди вас есть такие, кто не сможет повторить?». Все молчали. Молге подошла к хану и села между ним и Кызле, слегка потеснив сидящих. Власть не выпрашивают, а берут ловкой комбинацией действий. В дали, со стороны гор, показался всадник с белым знаком на пике — срочная весть и никто не мог ему препятствовать в пути, а только должны были помогать. За рекой появились два всадника, вероятно вернулись, проводив незадачливого купца Го-Хора. Хан резко встал и вглядываясь во всадника, тихо прошептал: «Нашли». Наказал Сауле и Кызле дальше присутствовать на состязание воинов, а Молге позвал с собой, и они поехали, на ханской лошади вдвоём, к ставке.

Отъехав от толпы, Мунак сказал: «Молге, я тебя купил не для того, чтобы ты кидала копьё и втыкала ножи, а твоё назначение ничего не значит для меня и запомни на будущее — будет мне хорошо, и ты будешь жить хорошо, а не как-нибудь. Твоя тонкая шейка сущий пустяк, для моей руки и я больше не стану выпрашивать твоего внимания. Я твоя единственная опора у киданей». Молге потянулась и сказала ему прямо в ухо: «Да». Хан улыбнулся, и они молчали оставшуюся часть пути до ставки. Запылённый всадник уже стоял возле стражников. Все поклонились хану, а он взмахом руки, пригласил вестника в свои покои. «Молге возьми пергамент — будешь записывать важные слова и путь в горах»: сказал хан. Старшему стражнику велено было всех удалить подальше от ставки. «Выпей кобыльего молока, а потом тебя накормят»: сказал хан, указывая на низкий стол. Хан молча сидел, а рядом Молге развернула пергамент и выжидательно смотрела на вестника. Он начал свой рассказ с пожелания здоровья и многих лет жизни великому хану и продолжил, что Миркен приказал ему подробно рассказать о пути отряда к месту падения звезды. Поведал, что идти было трудно — в горах после землетрясения образовались не проходимые завалы троп и что вода в реке очень мутная. Они на третий день вышли к озеру, на котором раньше пасли баранов твои пастухи, мутная вода привела их прямо к месту падения звезды. «Звезда ударила прямо в гору над озером и часть горы обрушилась в воду. После взрыва начался страшный пожар: сгорели твои бараны, пастухи, собаки — остались только жёлтые кости, а деревья повалились, как трава, и тоже обгорели. Прошли сильные дожди и у озера грязь, по которой ходить невозможно, а к горе мы подплыли на связанных обгоревших брёвнах, но копать было просто невозможно — сверху обрушивалась земля. Тут один воин крикнул издалека, что из горы вытекает тёплая вода — по этому ручью Миркен и приказал копать вход к звезде»: рассказал вестник. Это было его, Мунака, родовое джайляу и гибель скота, людей опечалила его. Там раньше пастухи находили чёрные камни, которые хорошо горели в кострах, но от них плавились казаны и люди боялись их использовать, а для плавки металлов их охотно использовали. Вестник продолжил: «При падении звезды осколки её разлетелась далеко в стороны и мы нашли много их, а вот этот Миркен передал тебе». Протянул хану тяжёлый, величиной с кулак, коричневатый камень. Мунак взял и увидел в нём синий с золотистыми блёстками самоцвет, величиной с глаз барана. «Да эта звезда сестра железного камня, упавшего сорок зим назад. Вы хорошие воины и получите от меня подарки. Расскажи Молге, что вам нужно для строительства входа, количество ослов и инструмента — она запишет. Завтра утром приди ко мне»: сказал хан. Вестник удалился. Хан долго молчал, а потом решительным голосом сказал: «Мне самому надо быть там — это моё родовое джайляу и я должен сам контролировать поиски погибшей звезды: из железа сделаем много оружия, а за самоцветы я во всех землях куплю всё… завтра утром уйдём с отрядом». Молге посоветовала ему делать из деревьев своды входа, обкладывая их большими камнями, но, чтобы на верху камни упирались друг в друга, а не просто лежали рядом и нарисовала на обратной стороне пергамента картинку входа. «Забери с собой всех стражников со старшим, а то они зажирели возле твоего стола»: добавила она. Хан кивнул и тут вошёл старший стражник со свёрнутым пергаментом в руке и протянул его хану. «Письмо от Го-Хора»: сказал он и удалился. Хан развернул письмо и передал Молге, улыбаясь сказал: «На твоём языке…». Молге громко прочитала текст: «Молге, спасибо великому хану, что подарил мне жизнь и я его хочу предупредить об опасности для киданей, через две луны придёт орда во главе с монголом Джучи — я сам услышал, случайно, разговор. Молге, с тобой я больше не увижусь никогда — Будда не хочет этого. Всадник с красной бородой меня бил плетью. Прощай». Хан сказал, что знает давно о скором нашествии, а воина этого возьмёт с собой и там он станет очень худым, но ругать его сейчас не будет. «Молге, не печалься… и забудь… жду тебя вечером»: ласково произнёс Мунак. Оставшись один, хан привалился на подушки и задремал рядом с барсом.

Рассвет Мунак встретил в седле — отряд следовал в сторону тёмно-синих гор — только вершины сверкали золотом. Он забрал с собой всех стражников, а Молге наказал на охрану кочевья и ставки привлечь всех стариков, способных сидеть на конях. «Что это, вчера, было?»: вспомнил танцы и кривляния Молге. Смеялся до слёз от её разящих в сердце взглядов и всё время пытался схватить это чудо… а после они уснули вместе и проснулся вновь, от просто безумной, страсти, и как во сне всё повторилось опять — до хриплых гортанных звуков и провала в бездну забытья… Утро никак не возвращало его к реальной действительности и у реки он остановил коня, позвал Брадобрея, показав всем рукой в сторону гор. Некоторое время обливался прохладной, мутноватого цвета, водой, а затем окунулся несколько раз, посмотрел на гладь реки и вышел совершенно бодрым. Брадобрей обтёр его тело сукном и предложил поесть… Вскочив на коня, громко крикнул — поприветствовав степь, реку и плавным галопом стал догонять отряд. Тропа по предгорью, в его родовое ущелье была ему хорошо знакома — по сторонам древние курганы, капища, памятные камни, изваяния навевали мысли о вечном. У каждого памятного места своя печальная история, но никто уже не помнит её, а только соколы да вороны отдыхают на них, высматривая добычу. Трава, редкие деревья, кустарники в это время года были зелены и манили к себе отдохнуть… Уже очень долгое время не было падежа скота, дети росли здоровыми, крепкими и от этого людей, на просторах степных, становилось всё больше и больше, а это являлось предвестником войны. Молодые воины жаждали походов и славы — молодость, как оружие, зовёт… только более грозная сила, соседних народов, останавливала начало большой войны. Но вот с далёкого восхода солнца началосьэ движение кочевых народов на богатые земли захода солнца… Мунак думал об этом, покачиваясь в седле. «Надо добыть камни звезды и быстро вывезти в кочевье, а вход завалить камнями и землёй до лучших времён»: принял, про себя, решение хан. Два дневных перехода они были в пути, так как тропа во многих местах была завалена обрушениями скал, оползнями, приходилось по руслу реки обходить их. На третий день, к вечеру только, его взорам предстала страшная картина места падения. На некогда живописное озеро с лесистыми и луговыми берегами было страшно смотреть — это был его рай, где он мечтал дожить последнею часть жизни вместе с Молге… Гладь озера уменьшилась на половину, берега превратились в болото, а растительность с деревьями уничтожены пожаром от взрыва звезды. С боку горы, на вытекающем из горы ручье, копошились, похожие на муравьёв, люди.

Шатёр хана установили на сухом месте, не далеко от озера. Миркен пришёл пешком к ставке хана и поклонившись, приветствовал его. В горах быстро начинало темнеть. Хан сказал, что рад его видеть здоровым и энергичным. «Я получил твой камень — это то, что нам и надо, и поэтому работу надо ускорить, а в помощь приехали свежие люди»: сказал хан. «Мы собрали осколки — хватит четыре верблюда загрузить, но синих самоцвета только два нашли, а вот сегодня нашли вот это»: сказал Миркен и выложил горсть самоцветов, самородки золота и белого тяжёлого металла, но не серебра. Хан перебрал руками металл и сказал: «Это не серебро, но надо спросить у Брадобрея, может он знает. Золото всегда в цене, и я очень рад богатым находкам — мы в далёких землях купим всё, что нам надо будет». К шатру принесли варёное мясо, сурпу, кислое молоко. Хан положил на стол, перед Мунаком, пергамент с рисунком Молге и сказал, что вот так надо обустроить проход к звезде. «Мы скоро откочуем, а вход полностью завалить надо будет — до лучших времён»: сказал хан. Миркен рассказал, что они просто обрушивают землю в ручей и она выносится течением, а камни рассматривают и выносят в мешках, но земля в горе ещё горячая и с плохим запахом. Хан сказал, что утром Миркену надо поставить на работу его стражников, а все твои люди придут к шатру для сообщения им новости — на этом и закончили разговор. В ущелье опустилась тёмная ночь, а луна еще пряталась за горами и только крупные яркие звезды мерцали над ущельем, отражаясь в глади озера…

Ранним утром всё пришло в движение: горели костры, лошадей, верблюдов и маленькую отару овец погнали на отдаленный травяной луг, на границе с местом катастрофы. В горах очень трудно пасти скот — волки, барсы, шакалы и медведи неустанно подстерегали животных и только стая собак удерживала их на расстоянии, а однажды несколько волков угнали стадо баранов и всех загрызли. Стражники ушли копать проход к звезде, а все оставшиеся собрались у шатра хана. Хан вышел и все поклонились ему. Миркен встал рядом с ханом. «Я доволен вами и все вы заслужили награды: получите от меня в подарок скот, серебро, а рабы с сегодняшнего дня получают свободу и теперь они равные со всеми киданями»: сказал громко хан. В толпе все заговорили, но посыл хозяина не поняли все одинаково. «Вам предстоит очень быстро построить каменный вход к звезде, так как киданям надо уходить в чужие земли, чтобы не погибнуть от монголов — и у вас есть только одна луна на строительство, а сюда пригонят всех верблюдов, ослов для вывоза металла»: хан закончил и махнул рукой в сторону горы. Толпа людей пошла к горе. Часть людей начали собирать обгоревшие деревья, для строительства туннеля. Миркен вернулся к шатру в полдень и выложил перед ханом ещё куски золота, белого металла и разных самоцветов целую горсть. Среди них были прозрачные и до сели не виданной, ханом, красоты. Хан расчувствовался и хриплым голосом произнёс: «Эти находки спасут киданей в предстоящем переселении…». Миркен рассказал, что уже начало входа построено и засыпано землёй сверху, а в горе ещё очень жарко, но люди работают с удвоенной силой, сменяя друг друга. Хан, перебирая в руке похрустывающие самоцветы, доверительно произнёс: «Миркен, если у тебя серьёзные намерения к моей дочери — то считай, что я даю тебе согласие. Ты достоин стать моим зятем, и я уважаю твоего отца… поезжай в кочевье, передав руководство старшему стражнику, а твой отец пусть прибудет ко мне для сватовства — обычаи необходимо соблюдать». На следующее утро Миркен с несколькими верблюдами, гружёнными железом и в сопровождении больных воинов, работников отправились к кочевью, а строительство прохода к звезде продолжилось с усиленной энергией…

Приезд каравана, во главе с Миркеном, был больше на похож на праздник — люди окружили прибывших, помогали им снимать тюки со спин верблюдов и ослов. Старики рассмотревшие куски железа сказали, что такие уже видели сорок зим назад и это большая радость иметь много железа. Кызле наблюдала издалека за Миркеном и пыталась увидеть выражение его лица, но из этого ничего не получалось. Она на коне поехала к реке — Молге молча кивнула, глядя на Миркена. «Надо разбить куски железа на очень мелкие осколки и там могут быть самоцветы, и их надо отдадите мне, а метал кузнец пускай плавит, отливая его в полосы»: сказал Миркен и поехал поить коня на Онгю — люди поняли, про жажду коня, по своему. У реки они были на виду у людей и поэтому очень близко не сближались, но её взгляд сразу пронзил Миркена и сердце зыбилось его радостно — этот взгляд многого стоил. Миркен рассказал ей о согласии ее отца на свадьбу, после сватовства и если она его не забыла, то пусть готовится к свадьбе, по возвращению родителей с гор. «Я всё время думаю о тебе — ты уехал так неожиданно, и здесь произошли интересные перемены. Молге заставляет всех стрелять из луков и бросать копья, и даже способные дети всё время кидают камни пращой. Я с Молге дружу, а мама её не любит и хочет уехать в городище»: выговорилась Кызле и они поскакали вдоль реки — это было красивое зрелище… скачущие молодые влюблённые на фоне реки и зелёных гор…

Миркен рассказал отцу все новости и что тому надо собираться для сватовства к хану, а заодно доставить верблюдов, ослов. Его отец, Каджар, был ровесником хана и вместе они росли, взрослели — он не был обижен на жизнь и получил звание тысячника заслуженно, но старые ранения и боль в пояснице сделали его малоактивным. Каджар был осведомлён о намерениях сына и потому обрадовался, что всё складывается в пользу молодых — это большое счастье благополучие детей. Вот только Миркену обещано командование десятком тысяч, а ему свой жезл кому передать? Скакать впереди войска он уже не может… Рано утром небольшой отряд отправился в ущелье.

У Мунака сдавливало грудь, сжималось сердце, наворачивались слёзы, когда он на коне рано утром объезжал, растерзанный звездой, свой рай, его затаённые мечты и иллюзии… «Может всё случилось не случайно, а по желанию духов предков?»: подумал он. «Всё таки он получил железо, золото, самоцветы и новую цель, а старое при этом разрушено — нет рая, избавился не по своей воле, от иллюзий, но тело получило от разума приказ — идти вперёд, в новые неведомые земли. Весь мир, на пике своего благополучая, безжалостно рушится и всё приходит в движение, а кто не готов к этим изменениям, просто будет стёрт, оставив после себя развалины и надгробные камни… Все маленькие и большие цивилизации были задуманы и состоялись благодаря отдельно взятым личностям и устойчиво существовали они в четырёх-пяти поколениях. После цивилизации рушатся — вымирают, потому что не придерживались заветов, основателя, цивилизационной культуры…»: размышлял Мунак, остановившись у надгробного камня сгоревшим пастухам. «Жертвы звезды, но их мало… духи за свои подарки хотят большего, и они получат…»: решил он. Из задумчивости его вывел подъехавший Садал. Они спешились и после приветствия Садал рассказал, что к краю тела звезды уже докопались, но ещё очень жарко и её обливают водой. Она от этого покрывается трещинами и это облегчает её разрушение. Затем выложил перед ханом две горсти самоцветов, заигравших в лучах солнца всеми цветами радуги, сказав при этом, что земля сильно спеклась и стала как камень, а проход уже почти достроили — осталось засыпать сверху мелкими камни и грунтом. «Бывшие рабы каждый вечер собираются отдельно от всех и ведут разговоры о будущей жизни, верный мне человек сказал, что они воруют золото и самоцветы»: сказал Садал. Хан встрепенулся от услышанного и сказал: «Вот и хорошо — они сами теперь виноваты и должны будут заплатить свободной своей кровью, пожертвовав её духам гор, закончив все работы. Сделаешь это жертвоприношение ты, со стражниками, а после получишь чин тысячника — уже заслужил…». Садал поклонился хану, прижав к сердцу руку. «Пойми, Садал, что нет таких рабов, которые бы не мечтали о смерти своих хозяев и притворяются они всю жизнь, до первого удобного случая — они чужие киданям и много чего знают. Нам надо сохранить в глубокой тайне место входа к звезде — она источник нашего настоящего и будущего благополучия»: доверительно сказал хан. Садал кивнул. Посидев молча, хан добавил, что если есть свободные люди, то пусть в боках прохода вырубят три помещения и обложат их камнями, так как вдруг там придётся тайно жить и работать.

Вечером, на третий день путешествия, к хану прибыл отряд тысячника Каджара. В шатре состоялась тёплая встреча — они с детства знали друг друга и без особых церемоний обговорили семейные дела. Каджар с радостью согласился передать жезл тысячника Садалу — воину в расцвете лет. Хан утром решил, что сегодняшний день, пребывания у звезды, последний и нужно всех послать на работы, а завтра утром отбыть гружёными к кочевью, оставив всех бывших рабов здесь. В полдень, когда все отдыхали Мунак вошёл к звезде вместе с Каджаром и Садалом. Длинным туннелем шли по липкой грязи и протекающему ручью к освещённому факелами краю монолита, от которого откалывали куски. В свете факелов, Мунаку привиделось разноцветное свечение рядом со звездой и он, оторопев, остановился, но попутчики шли, ничего не замечая. Он сказал об увиденном им. Садал пояснил, что и некоторые работники видели нечто и даже один из них на некоторое время исчез и вернувшись из ниоткуда, всё время молчал отрешённо — его отправили наружу работать. Подойдя к звезде, они потрогали её теплую поверхность, постояли и пошли к выходу. «Завтра оросишь кровью здесь всё, так как ни одно большое и важное дело не обходится без крови, а души жертв будут охранять и служить её…»: сказал хан Садалу. «Всё выполню господин»: ответил Садал. Хан приказал устроить вечером той и баранов не жалеть при этом, так как завтра утром уходить к кочевью — там есть неотложные дела. Он соскучился по Молге и Кызле… Мунак сказал Садалу, чтобы привели к нему в шатёр бывшего раба, который исчезал в туннеле. Мужчина средних лет вошёл в шатёр и не поклонившись, пожелал хану здоровья, присев у порога. Хан пригласил его к низкому столу, но получил отказ. «Почему ты себя так дерзко ведёшь?»: спросил хан. «А ты не господин мне, чтобы кланяться»: ответил мужчина. Наступило тягостное молчание, которое прервал хан, сказав что побывав где-то, не основание для дерзости и он, хан, хозяин всех — без исключения. «Ты даже самому себе не хозяин и можешь только убить или наградить»: сказал мужчина. «Ну ладно-ладно хорошо — не будем спорить о значимости каждого из нас. Я хочу услышать, что произошло с тобой? Расскажи подробно и свободно можешь покинуть ущелье, взяв оружие, одежду и осла»: примирительно сказал хан. «У меня нету слов и примеров, чтобы рассказать об этом, а рисовать я не умею и там совсем всё не так, как в этом мире — там всё по другому»: ответил мужчина и добавил, что раз его отпускают — то он уйдёт хоть сейчас, взяв старого осла и нож, пойдёт через степи, горы в тёплые земли колдунов и шаманов — почему-то ему это сильно захотелось, к тому же ему снятся сны об этих землях… Хан выложил на стол нож из синего железа, сказав, что нож из тех земель и он дарит его. «Уходи завтра утром до рассвета и зайди в мою ставку в кочевье — расскажешь всё Молге, а она хорошо рисует, к тому же, раз ты общался с духами, то имеешь их защиту значит… я не в праве тебе чинить препятствия, так как опасаюсь их гнева. Мне надо киданей уводить от надвигающейся беды»: на прощание сказал хан. Мужчина поднялся и взял нож, приложив руку к сердцу, вышел… Хан ещё долго сидел в забытьи, отрешённо, глядя в никуда… Он думал, что как резко изменилось его восприятие мира, после прилёта звезды и что уже стар и, наверное, смешон людям, которые его боятся и ненавидят. Было бы лучше для него уйти с этим человеком в далёкие тёплые земли, но у него власть, родня, обязательства и он действительно не хозяин самому себе… надо быстрее отправиться на западный заход солнца… всю жизнь строилась благополучная жизнь… и вот всё с начала… не всё так уж плохо конечно…

Конец ознакомительного фрагмента.