Сокровища старой церкви

Валерий Гусев, 1999

Говорят, что старая церковь в глухой деревне Синеречье таит несметные сокровища. Об этом четверо неразлучных друзей знают с детства, но все их попытки найти таинственный подземный ход оканчивались ничем. И вот ребятам становится известна его схема. Но что она означает? Как разобраться в хитросплетении линий и квадратов? Ничего себе задача! Может быть, вход в подземелье скрывает старинный склеп? Ребята отправляются ночью на кладбище и видят, что их опередил загадочный конкурент…

Глава I

ШЕРИФ

Cинереченская сторона — особая. Леса здесь славные, дремучие, полные зверя, птицы и ягоды. Луга заливные, раздольные. Холмы зеленые. Небо синее. А в нем — облака белые, легкие, насквозь светятся.

И реки хороши. Немного их, правда, всего-то две. Но так они задумчиво бродят средь лесов, лугов и болот, так неторопливо ищут друг друга, пока не сольются, что кажется, их не две, а великое множество. Потому и звался этот край Синеречьем.

Речки те — мелкие, узенькие, вертлявые, но в весеннее половодье или от летних ливней разливаются широко и обильно, надолго и надежно отрезая Синеречье ото всего остального света…

…Ратникова разбудил заполошный голос церковного сторожа Силантича, бессонного старика:

— Андрей Сергеич! Сергеич! Вставай, беда на дворе!

Участковый открыл глаза, повернул голову к светлевшему окошку, за которым виднелось бледное лицо в седой бороде и метался тревожный крик.

Ратников включил свет, мигом набросил камуфляж и вышел во двор.

Дед Силантич схватил участкового за плечо, едва не сдернув с крыльца.

— Андрюша, бежи скорей к Дачникам. Неладное дело там.

Ратников на ходу плеснул в лицо из кадушки и, вытираясь платком, быстро зашагал на дальний конец села. Силантич поспешал сзади, шаркая спадающей с ноги калошей, и, дергая участкового за рукав, пояснял:

— Дверь на крыльце снаружи клюкой подпертая. Стал хозяев окликать — молчат… Что-то с ними худое стряслось.

Дачниками звали на селе Сергачевых. Они несколько лет назад купили здесь дом со всем подворьем, привели в порядок, начали хозяйствовать. И все время мечтали насовсем перебраться в деревню, очень им здесь нравилось. Но чтобы прочно стать на ноги, обзавестись скотом, птицей, инвентарем, нужны были деньги. И Сергачевы решились — продали городскую квартиру…

Подошли к дому Дачников: в окнах темно. Окна в кухню вовсе не было: рама высажена ударом шеста — он лежал тут же, возле дома. Прав дед Силантич — недоброе дело!

Андрей взбежал на крыльцо, ногой откинул от дверей шест, взяв пистолет в обе руки стволом вверх, рванулся в сени.

Никого.

Ногой же распахнул дверь в комнату, заорав страшным голосом:

— Стоять! Руки!

Некому стоять.

Андрей включил свет, окинул взглядом комнату. Нехорошо, типичный разбой.

Все опрокинуто, разбросано. Ящики комода и стенки выдвинуты, содержимое вывалено в беспорядке на пол. Сброшены с полок книги, вспорота мебельная обивка, дверца гардероба косо висит на одной петле, платья, костюмы — все брошено на пол. У пиджака и брюк вывернуты карманы, даже детская кроватка разорена.

Осмотревшись, Андрей прошел в кухню — и здесь никого. Опрокинутый стул, битое стекло на полу.

Очень тихо. Но не совсем. Участковый прислушался, затаив дыхание. Казалось, будто где-то вдали, на дальней околице, скулит маленький щенок.

Ратников прошелся по комнате, сдвинул к стене половик. Под ним — крышка погреба. Отбросил ее, включил фонарик, заглянул вниз.

Сначала увидел сброшенную на пол приставную лестницу, потом мужчину в одних трусах, привязанного к стеллажу, рядом с ним — женщина в ночной рубашке, тоже привязанная, но сидя — на ее коленях корчится малый ребенок, жалобно, устало плачет.

Это были Сергачевы, всем семейством.

Участковый спрыгнул вниз. Осторожно снял с губ женщины пластырь — Нина судорожно, прерывисто всхлипнула. Разрезал веревки, сохранив узлы. Нина прижала ребенка к груди, пытаясь его согреть.

Андрей освободил Петра, выбрались в кухню.

— Спали уже, — дрожа от озноба и пережитого, рассказывал Петр, — вдруг на кухне — грохот, звон. Не успел вскочить — ворвались в комнату, трое, в масках. С фонариками. Деньги давай, говорят, не то всех уроем. Нету, говорю, денег. Не ври, знаем. На сберкнижке, говорю, вам не снять. Снимем, где она? Не помню, говорю. Сейчас вспомнишь, пригрозили.

Затащили нас в кухню. Нинка трясется, Вовчик плачет. Меня к стулу привязали. Двое пошли в комнате шарить, один стал меня бить. Я молчу. — Петр перевел дыхание, вновь переживая этот ночной ужас. — Зло такое меня взяло — молчу, и все.

К тому времени все на кухне собрались. Тут я хитрость надумал. Покивал, чтобы рот освободили. Ладно, говорю, скажу, где деньги. Развяжите. В подполе они, говорю. А сам думаю: сейчас они в подпол свалятся, а я крышку — бряк, попались, голубчики! Да не вышло. В подпол один полез: где, кричит, спрятал? В кадушке, говорю, что в углу стоит. Пошарил он в кадушке, вылез. Думаю, все, убьет теперь. А он у Нинки дите вырвал и над люком держит: считаю, мол, до двух. Своих детей, мол, у меня нету, а твоего мне не жалко. Сказал я сразу же, они деньги забрали, в погреб нас спустили…

— Приметы какие-нибудь заметил? — спросил Андрей.

— Да где там! В масках все. Да и темно было.

— Среднего роста они, не очень высокие, — сказала Нина. — Один в тельняшке. На него свет от фонарика попал — я и заметила.

— А голоса? — снова спросил Андрей.

— Да одинаковые все, — досадливо отмахнулся Петр. — У них маски из шапок, до подбородка натянуты. Бубнят и бубнят, разве разберешь голоса.

— А друг к другу они как обращались? Имена, клички называли?

— Не, не называли. «Ты» да «ты», все обращение.

— Это твоя? — Андрей показал Петру маленькую блестящую зажигалку, которую он подобрал в погребе.

— Не, ихняя, значит.

— Деньги в каком виде хранил? Какая сумма?

— Четыре вот такие пачки, резинкой стянутые. Завернутые в газету «Голос Званска».

— Ладно, ребята, — Андрей встал. — Попейте валерьянки, поспите. Днем разговор продолжим.

Уложил в пакет обрезки веревок с узлами, а зажигалку в кармане оставил. Попрощался, вышел на крыльцо, где терпеливо дожидался его Силантич.

— Посиди здесь, дед, ладно? Не подпускай никого к дому.

— Об чем речь, — согласился Силантич.

Ратников вернулся к себе, позвонил в район, сообщил дежурному по отделу о происшествии, попросил прислать группу.

— Пошлю, Сергеич, — пообещал дежурный. — Они на вызове в Оглядкине. Как вернутся, к тебе направлю.

Участковый погасил свет, который так и горел с его ухода, распахнул окно, поставил чайник и стал оформлять протоколы, прикидывая в уме, кто из односельчан мог сотворить такое черное дело? А о том, что у Дачников деньги появились, все село знало.

Перебирал одного, другого, третьего, а были на селе всякие. Пьяницы и хулиганы, чудаки и склочники, драчуны и ворюги. Словом, есть из кого выбрать.

Андрей полистал свой рабочий блокнот, нашел нужную запись:

«Геннадий Шухов (Шпингалет). Отбывал наказание за нанесение тяжких телесных повреждений. Злобен. Жесток. Истеричен. В возбужденном состоянии способен на непредвиденные поступки. Злоупотребляет алкоголем. При проведении профилактических бесед на контакт не идет».

Но Генки нынче ночью в селе не было, а Игоряшка, первый его собутыльник, трусоват по натуре, нагадить старался исподтишка и на откровенный разбой вряд ли пошел бы.

К тому же нападали на Сергачевых трое. Невысокие. Один из них в тельняшке. Вот что тревожило участкового. Вот чего он больше всего боялся. Потому что в селе тельняшку носил только пятнадцатилетний хулиган Колька Морев, Челюкан по прозвищу. Он в мореходку после школы собирался, морские узлы вязать умел. В точности как на потерпевших. И два дружка верных у него было: Мишка Куманьков да Васька Кролик. Невысокие.

Андрей, едва в должность заступив, ребят этих на заметку взял. Он, конечно, не считал, что из каждого малолетнего хулигана обязательно великовозрастный бандит получится, но справедливо полагал, что чаще всего именно так и бывает.

Терпеливо преодолевал участковый их недоверие, выручал не раз, справедливо разрешая конфликты со взрослыми. И многого сумел добиться.

А теперь вот такое подозрение. Впрочем, еще одна версия возникла…

От этих мыслей Ратникова оторвал большой шум со стороны магазина. Даже не просто шум — скандалище, если по шкале Рихтера.

Завернув по дороге к себе и захватив с собой зачем-то коробку из-под обуви, набитую старыми газетами, Андрей пошел разбираться.

Магазинчик этот торговал когда-то от сельпо, но в последнее время государство от него отказалось — невыгодно и хлопотно, продукты порой приходилось доставлять на лодках. Перешла «торговая точка» в ловкие руки расторопного пришлого парня, которого все называли Матросом или Матросиком. У этого ловкача дела пошли веселее. Взял себе в помощь еще двоих дружков, тоже со стороны, одного оформил грузчиком, другого — водителем. Дела пошли — ассортимент Матросик расширил, торговал весело, с прибаутками…

Шум и гвалт в магазине — как на старой ветле, где собирались по утрам горластые окрестные галки.

В центре возбужденной толпы Матрос и его команда держали, вывернув руки, троих подростков — Челюкана, Кролика и Куманькова. Андрей обратил внимание, что все шестеро — примерно одного роста, только «морячки» в плечах покрепче. Заметил и то, что у Кольки Челюкана разорвана рубаха и начинает заплывать левый глаз. Напротив него топтался разъяренный Дачник Петя.

— Это они, Андрей Сергеич! — заорал он, увидев участкового. — Во! — и Петя еще шире рванул на груди Челюкана рубашку. — Видал? Тельник на нем. У, зараза сопливая!

Мальчишки затравленно озирались, испуганные, непонимающие.

— Прекратить! — рявкнул милиционер. — Сейчас разберемся. Посторонним — покинуть помещение.

Андрея слушались, даром, что молод был и второй год всего участковым служил, многие односельчане его еще мальчонкой помнили. Гуськом, по-детски подталкивая друг друга в спины, народ выбрался на улицу, тут же прильнул к окошкам.

— Ну-ка, отпустите ребят, — приказал Андрей Матросу и поставил свою коробку на прилавок.

Коммерсант неохотно повиновался.

— Посидите пока здесь, — Андрей указал мальчишкам на амбарные весы возле стенки. Ребята послушно присели, прижавшись друг к другу. Участковому их жалко стало, хоть и хулиганистые пацаны были.

— Приглядите за ними, — сказал он «морячкам» и кивнул Матросу: — Пойдем в подсобку, мне в район позвонить надо.

Хозяин с готовностью откинул крышку прилавка. Андрей, захватив коробку, шагнул за прилавок, легонько тронув Матросика за поясницу, будто отстраняя с прохода.

Войдя в подсобку, Андрей сделал вид, что подобрал что-то с пола, и, снимая трубку телефона, протянул руку Матросику:

— Твоя? На полу валялась.

— О, блин! — обрадовался зажигалке Матросик. — А я обыскался.

Андрей набрал номер. Дожидаясь соединения, попросил Матросика, кивнув на коробку:

— Обвяжи ее какой-нибудь бечевкой. Найдешь?

— Вещдоки? — понимающе усмехнулся Матросик. — Сейчас сделаю.

— Калошу кто-то из них обронил, под самым окном, — доверительно пояснил Андрей. — Алло. Саня? С начальником соедини. Товарищ подполковник, участковый Ратников докладывает. Да, но опергруппа уже не нужна. Да, уже задержал. Знаю, что молодец, товарищ подполковник, — усмехнулся. — Не один, граждане помогли. — При этих словах Матросик, завязывая узел на коробке, ухмыльнулся, довольный. — Хорошо. Высылайте «уазик» за подозреваемыми. Трое, товарищ подполковник. Есть. — И Андрей положил трубку. Бросил взгляд на заднюю дверь, затянутую ржавой стальной решеткой:

— Слабовата у тебя эта дверь. Не опасаешься?

— Что ты, шериф! — Матросик обхватил ладонью толстый прут, потряс. И тут же на его руке и на железке защелкнулись наручники. — Ты что, ментяра, не выспался? — заорал Матросик, дергая руку.

— Не ори, — Андрей задрал ему сзади свитер, выдернул из-за пояса пистолет. — Ключи давай.

— Какие такие ключи?

— От сейфа.

— На, подавись!

Андрей сунул ключи в карман. Выглянул в торговый зал, поманил грузчика. Когда тот вошел, ткнул пистолетом в живот, подвел к Матросику и пристегнул к двери теми же наручниками, перекинув цепочку через прут. Надо было задержать и водителя, но наручников у Андрея всего одна пара была.

Тогда участковый отхватил кусок бечевки от бобины, кликнул водителя. Сунул ему в руки коробку прямо в дверях — подержи, мол. Тот машинально ее взял, и Андрей мгновенно накинул ему на кисти петлю, рванул ее, затягивая. Про этот способ Ратникову рассказал один старый сыщик. Так вязали преступников в те далекие годы, когда наручников еще не было. Петля затягивалась мгновенно, а узел развязать — никак не получится, он с секретом был.

— Побудьте здесь, парни, — бросил Андрей, выходя в торговый зал.

Мальчишки одновременно вскинули на него бледные лица. С надеждой.

— Вы можете идти, ребята. — Андрей впустил в магазин народ. Можно было бы обойтись понятыми, но Ратников считал, что поставить точку в этой истории нужно при всем честном народе.

Андрей объяснил понятым их задачу. Срезал и узлы с коробки, показал для сравнения с ними узлы с места преступления, убрал в пакет. Выдвинул ящик тумбочки, достал из него… скатанную тельняшку. Размотал — в ней были три маски-шапочки и рулончик скотча. Продемонстрировал понятым.

Все внимательно, с интересом наблюдали за его действиями.

Андрей отпер кассовый ящик, достал газетный сверток, раскрыл его, показал понятым деньги, посадил их пересчитывать. Сам устроился рядом оформлять протокол.

— Вот и все! — обрадованно вздохнул Петя-Дачник, когда понятые расписались и Андрей вручил ему сверток с деньгами.

— Нет, не все, гражданин Сергачев, — холодно возразил участковый и метнул взгляд в сторону мальчишек, которые все так же сидели на весах.

Дачник недоуменно вскинул брови. Спохватился, подошел к ребятам.

— Ты прости меня, парень, — обратился он к Челюкану, протягивая ему руку. — Не держите на меня зла, пацаны. Уж чего я натерпелся в эту ночь. Поседел даже.

При этих словах все дружно рассмеялись. Потому что поседеть Дачник никак не мог — он был абсолютно лыс.

— И вот что, — Петр распотрошил сверток, достал несколько бумажек, положил их на прилавок, набрал с полок бутылки с водой, шоколадки, протянул ребятам: — За моральный ущерб.

Челюкан улыбнулся.

У магазина резко взвизгнули колеса: приехала машина из отдела.

Когда уводили задержанных, Матросик отыскал глазами Андрея:

— Смотри, ментяра! Отмотаю срок, вернусь — посчитаемся!

Это был уже не приветливый шутник-продавец, а злобный бандюга.

Участковый чуть заметно усмехнулся:

— Я не боюсь. Когда ты вернешься, я уж генералом буду, мне охрану дадут.

И все опять засмеялись.