Сокровища старой церкви

Валерий Гусев, 1999

Говорят, что старая церковь в глухой деревне Синеречье таит несметные сокровища. Об этом четверо неразлучных друзей знают с детства, но все их попытки найти таинственный подземный ход оканчивались ничем. И вот ребятам становится известна его схема. Но что она означает? Как разобраться в хитросплетении линий и квадратов? Ничего себе задача! Может быть, вход в подземелье скрывает старинный склеп? Ребята отправляются ночью на кладбище и видят, что их опередил загадочный конкурент…

Глава III

РАЗБОЙНОЕ НАПАДЕНИЕ

Утром, с первым светом, еще коров не выгоняли, вывел директор Воронка из конюшни, повел за собой на край села.

Конь послушно ступал за ним, мотая головой в густой гриве, оставлял на росной траве дымчатый след.

За околицей, в густых кустах, вложил Сентя влажный повод в жадную руку Тулигена.

Тот узкими блестящими глазами осмотрел коня, поцокал от удовольствия языком — будто не на колбасу его брал, а на скачки по цветущей степи.

Ловко вспрыгнул на спину Воронка, разобрал поводья, вложил в директорскую руку пачку денег: считай.

Пересчитал Сентя деньги, вздохнул, убрал в карман поглубже и хлопнул Воронка ладонью по крупу. Тот обернулся, вроде как с укором посмотрел, тоже вздохнул и, повинуясь всаднику, глухо зашлепал старыми копытами по мягкой дороге…

Едет Тулиген на лошади. Впереди дорога, слева лес густой — в нем уже птички утренние щебечут, справа, меж деревьев и кустов, река блестит.

Хорошо Тулигену, доволен. Песню сам сочиняет и сам поет.

Ай, какой мудрый батыр Тулиген!

Ай, какого толстого коня купил.

Сколько из него колбасы сделаю.

Сколько бастурмы приготовлю.

Придут к Тулигену черноглазые девушки.

Станут кушать, станут Тулигена хвалить.

Ай, какой Тулиген храбрый батыр!

Будем Тулигена любить.

Будем ему песни петь.

И пляски плясать.

Ай да Тулиген, мудрый батыр!

Поравнялся мудрый батыр с большой ветлой. Поет-заливается.

И краем глаза увидел вдруг, будто метнулось на него с дерева что-то большое.

А больше батыр ничего не увидел — ударило это большое его прямо в бок, сбросило ударом с коня. Рухнул батыр на землю, и темно ему стало…

Андрей в это утро в район собрался, вызывали его в отдел, на совещание участковых.

Выехал рано, чтобы к нужному часу поспеть. Проехал не спеша селом, выбрался за околицу. И тут, на лесной дороге, что к трассе вела, послышалось ему конское ржание. Короткое такое, будто вскрикнул конь, да чья-то ладонь ему морду зажала.

Не обратил внимания. Дальше поехал. Вдруг — навстречу ему прыгает по дороге человек, будто конь стреноженный, и руки перед собой держит.

«Что за чудо?» — удивился участковый.

Остановил мотоцикл, прошел вперед несколько шагов.

Батюшки! Да это Тулиген, городской шашлычник. Руки у него впереди по кистям связаны, ноги — по щиколоткам, глаза испуганные — щелочками. Скачет так усердно, что потом обливается.

— Ай, началник! — заорал навстречу. — Такой беда! Такой большой беда на Тулиген упал! Злой шайтан напал с дерева. С коня батыра сбросил. Дикий зверь совсем.

— Что за зверь? — спросил участковый, срезая с киргиза веревки.

— Вот такой! — широко развел Тулиген затекшие руки. — А наверху у него хвост длинный. Совсем из дерева растет. С коня меня сбросил…

— И руки тебе связал?

Тулиген остолбенело замолк. Подумал. В затылке почесал.

— Садись. — Андрей отстегнул фартук в коляске. — По дороге разберемся, что за зверь такой… Совсем шайтан большой.

Чем ближе подъезжали к месту событий, тем глубже прятался отважный батыр под фартук коляски. У самой ветлы только курносый нос торчал да два напуганных глаза.

Андрей прошелся вокруг дерева, рассмотрел обрывок веревки на ветке, а на дороге следы конских копыт, уходящие в глубь леса, нашел в кустах ворох свежескошенной травы — и все ему стало ясно. Он вернулся к мотоциклу, поискал глазами исчезнувшего Тулигена, отдернул фартук:

— Сколько ты за коня заплатил?

— Совсем мало, началник.

— Денег жалко?

— Как не жалко, ай? Три раза жалко.

— А мальчишек? Жалко? — И Андрей рассказал киргизу всю историю про Воронка.

— Ай, ай! — Тулиген прижал ладони к щекам, стал раскачиваться, причитая. — Совсем плохо получается.

Да, совсем плохо получается. Пацаны совершили преступление, тяжкое притом. Понять их можно по-человечески, даже похвалить бы стоило. Но вот поймет ли их суд?

Честно говоря, Андрей растерялся. По долгу службы он обязан задержать ребят, сообщить о нападении в райотдел милиции. Расследование.

Суд. Из колонии ребята выйдут либо сломленными на всю жизнь, либо настоящими бандитами. Что же делать? Как поступить?

Выход подсказал Тулиген:

— Я придумал, началник. Давай никому не скажем. И всем хорошо будет.

— А деньги?

— Пусть у меня денег не будет, — философски рассудил батыр. — Это лучше совсем, чем у мальчишек свободы.

Андрей молча пожал ему руку.

— А ты меня за это в город отвезешь, — расплылся Тулиген в улыбке, глазки-щелочки совсем исчезли. — Якши будет?

Совсем якши, подумал Андрей и завел мотоцикл.

Тулиген нахлобучил мотоциклетный шлем, покачал головой:

— А конь добрый был. — Вздохнул от сердца. — Много колбасы Тулиген из него сделал бы. Совсем много…

Вернувшись в село, Андрей сразу же заехал к Челюкану. И не ошибся. Друзья сидели на терраске, совещались так тайно, что на улице было слышно.

— Дураки вы! — зло кричала Серега. — Ратников вас посадит!

Серега — это Галка Серегина.

Андрей не стал подслушивать, толкнул дверь. Разговор сразу прекратился. Только раскрасневшаяся Галка сердито пыхтела, сдувая со лба прядь волос. А лицо у нее было такое: ну вот, что я говорила!

Андрей достал из планшетки обрезки веревок с узлами, присмотрелся к стене, выбрал похожие и повесил свои рядом, повернулся к пацанам.

— Это шкотовый узел, Коля? — спросил спокойно. — Правильно? А это шлюпочный, так?

Челюкан машинально кивнул.

Андрей сел за стол, поставил на него локти, опустил подбородок в ладони.

— Что же вы натворили, ребята? — спросил не зло, не сердито — устало спросил. — Вы же преступление совершили.

— А чего он?.. — начал было Кролик, но пустил петуха, захлопал белыми ресницами и опустил голову. Себя считал самым виноватым.

— Это я все придумал, — буркнул Челюкан. — Схулиганил.

— Это не хулиганство, Николай, — пояснил участковый ровным голосом. — Это разбойное нападение. Совершенное группой лиц по предварительному сговору. С применением насилия. В целях завладения чужим имуществом. Наказывается лишением свободы на срок от трех до восьми лет.

Повисло молчание.

— Андрей Сергеич! — громким воплем нарушила паузу Галка. — Никакой не разбой. Я случайно мешок столкнула. А ребят там вовсе не было!

— Серегина, выйди из класса, — очень похоже скопировал Мишка противного Сентю.

— Выйди, выйди, — согласился и Андрей.

— А я все равно подслушивать буду! — уперлась Галка, тряхнув кудрявой головой.

— Подслушивай. Но молча.

— Тогда я здесь помолчу. Можно?

— Где лошадь?

Помолчали. Потом Васька буркнул:

— На Выселках. Мы его в лодке перевезли.

Хорошо придумали, одобрил про себя Андрей. На Выселках когда-то была дальняя летняя ферма, где телят выращивали. Там еще кое-какие строения сохранились.

— А дальше что?

— Не отдадим мы его на колбасу, — мрачно отрезал Колька. — Это наш конь.

— Он почти двадцать лет в колхозе работал, — добавил Васька, хлопая влажными ресницами. — Вам, дядя Андрей, его не жалко?

— Жалко, — улыбнулся участковый.

Ну никак он не мог их наказывать. Ведь доброе дело пацаны сделали. Хотя и злым путем.

— Ладно, ребята. — Андрей встал, пошел к дверям. — С Тулигеном я уладил, он вас простил. А если кто дознается, что ваш конь на Выселках живет, Тулиген скажет, что Воронок от него по дороге сбежал.

Ребята так заулыбались — сначала неуверенно, а потом во всю ширь, — что у Ратникова от сердца отлегло.

— Но уговор: с этой минуты по селу на цыпочках ходить — это раз. Тулигену по его списку собрать в лесу и засушить нужные травы — это два. А три — вы уже догадались: к директору школы никаких репрессий не применять, — и участковый шагнул за порог.

— Честно, дядя Андрей!..

— Ни за что, дядя Андрей!.. — завопили радостно вслед.

«Так я вам и поверил», — усмехнулся про себя участковый.

И оказался прав.

На последнем перед каникулами уроке истории Арсентий Ильич подводил итоги второго полугодия. Класс вел себя странно: хихикали, перемигивались, шептались. Пришлось сделать замечание:

— Серегина!

— А? — вскочила Галка.

— Бэ! — подхватил кто-то. И так пошло дальше, по всему алфавиту. За исключением мягкого и твердого знаков.

Насилу успокоил директор класс, повел заключительное занятие, почему-то поерзав на стуле и поморщившись.

Но не успел он и слова сказать, поднял руку Куманьков:

— Арсентий Ильич, а мне Ираида Пална тройку за сочинение поставила. Говорит, неграмотно. Я написал: «У дороги росли две ивы: одна сосна, а другая береза». За это тройку, да?

Директор покраснел, еще сильнее заерзал на стуле. Но не от коварного вопроса, хотя сразу вспомнил, что эту фразу произнес сам, лично, на перемене. Что-то другое сильно его беспокоило. Даже привстал ненадолго. Даже стул ненароком осмотрел и ладонью по сиденью провел.

По классу загуляли сдерживаемые из последних сил смешки. Опять посыпались вредные вопросы.

Не отвечая на них, директор вдруг выскочил из класса, оттопыриваясь ниже пояса, побежал в свой кабинет.

Тотчас весь класс бесшумно сорвался и выбежал на улицу. Все, кто поместился, взобрались на цоколь и прилипли к директорскому окну.

А картина там была загадочная: бедный Сентя, спустив брюки, яростно чесал себя двумя руками пониже спины…

— На три дня хватит, — удовлетворенно заметил Куманьков, спрыгивая с цоколя и уступая место очередному зрителю. — Пока портки не сменит…

Когда этот случай дошел до Андрея, он знал, с кого спросить, и в удобный момент поймал Куманькова за ухо:

— Твоя работа?

— Моя, — не стал отпираться Мишка. И пояснил честно: — Это трава такая, почесуха называется. У нее семена с маленькими крючочками — как в штаны или в рубаху попадет, так все глубже в кожу впивается. Я ее на стул подсыпал…

— Не стыдно?

— Нет, — смело посмотрел мститель прямо в глаза милиционеру. — Он плохо поступил…

Ну что тут возразишь?