Каникулы в бухте пиратов

Валерий Гусев

Каникулы продолжаются! И на целый месяц братья Димка и Алешка отправляются в Черное ущелье на берегу моря. Здесь они живут у… настоящего Снежного человека, купаются в море и ловят морскую рыбу. Но как-то вдруг стало беспокойно и тревожно вокруг. То в сумерках беззвучно подойдет и исчезнет катер без огней, то вдруг в ночи послышатся чьи-то тихие таинственные голоса. А однажды, прямо как в местной легенде о черных монахах, собирающих черепа, среди скал забрезжил неясный огонек свечи. Похоже, кто-то очень хитрый и коварный творит здесь свои темные дела, уверенный, что никто и никогда не разгадает его тайны. «Разберемся», – решают братья, не привыкшие пасовать перед трудностями…

Глава IV

«ИМЕНИ КРЯКУТИНА»

У Лешки в последнее время появилась интересная способность. Даже две: неожиданно исчезать и так же неожиданно появляться. Причем, исчезать именно тогда, когда он нужен, а появляться в ту минуту, когда он в этом месте и в это время вовсе ни к чему…

Мы стояли на берегу, возле самого края моря, и смотрели в его лазурную даль — не мелькнут ли там черные пиратские паруса или белый парус какого-нибудь морского бродяги. Или загадочный катер.

У наших ног беззвучно набегали на берег маленькие волны и тут же растворялись в мокром песке, оставляя на нем чуть слышно шипящую белоснежную пузырчатую пену.

— Вот, — с укором сказал вдруг Алешка и широко повел рукой. — Вот, Дим, никакого тут нет горизонта. И чего нам в школе про него врали?

Он был прав. Нет, я не про школу. В школе много полезного узнаешь. Если захочешь, конечно. Я — про горизонт. Море и небо сегодня получились одного цвета. Такого одинакового, что даже не было заметно, где они сливались в одно целое. И где должна разделять их условная линия под названием горизонт. Впереди нас было одно общее необозримое ярко-голубое пространство.

— Никуда он не делся, — сказал я Лешке про горизонт. И стал подробно, как учитель на уроке, развивать мысль. Изо всех сил старался! — И хотя эта линия считается условной, ее практическое значение в мореплавании очень велико…

Алешка молчал, не спорил. Меня это удивило — совершенно на него не похоже. Под настроение он способен ставить под сомнение и то, что земля круглая. И убедительно доказывать, что она имеет форму… кенгуру, например.

Я обернулся. Лешки не было. Исчез. Только что сердито сопел у меня за спиной из-за отсутствия воображаемой линии горизонта (уж так она ему понадобилась!), и вот его уже нет. Растворился. Как волна в песке.

Я сходил в бунгало, заглянул в саклю, сбегал на виноградник, вгляделся изо всех сил в крону ореха — нигде Лешки нет. И наконец обнаружил его в глубине ущелья, возле колодца. Лешка стоял, задрав голову, и усердно пялился на колючую стену черного монастыря.

— Дим, я придумал! — сказал он, когда обнаружил меня в поле своего зрения.

— Что придумал? — я испугался. Когда Алешка что-нибудь придумывает, последствия его придумок обычно выходят за рамки безопасно-нормальных.

— Придумал, как его найти.

— Кого? Горизонт? Да он сам найдется. Не беспокойся за него, — усмехнулся я.

Алешка удивленно уставился на меня:

— Какой горизонт? При чем здесь какой-то горизонт? Я придумал, как найти вход в монастырь.

— А что, это так надо? — возмутился я, все еще надеясь, что после нашей неудачи на тропе он оставит свою затею.

— Очень, — вздохнув, признался Алешка. И добавил самым обыденным тоном: — Там бродят чьи-то тени. Со свечами. Там катаются по полу и выпрыгивают в окошки черепа с дырками. Там скрывается какая-то жуткая тайна, Дим. Ты не хочешь ее разгадать? — спросил он так простенько, будто поинтересовался — не пора ли нам пообедать?

— И что ты придумал? — рассердился я. — Длинную лестницу? Чтобы я по ней взобрался и отщелкал секатором колючки растений по бокам, да? Чтобы ты потом по готовому пути разгадал свою жуткую тайну, да?

Алешка усмехнулся.

— Зачем тебе, Дим, такие трудности? Свалишься еще, а мне попадет. Ты просто взлетишь до самых окон и заглянешь в них. Вот и все. Здорово? Правда, класс?

Взлетишь…

— Ага, крылышками помашу, хвостиком поверчу, почирикаю… Может, и гнездышко в колючках совью. И яичко снесу…

Тут Алешка даже не усмехнулся. И сказал торжественно:

— Тебя поднимет, Дим, подъемная сила.

Вот-те раз! Не иначе решил соорудить ракету-носитель из огнетушителя. А что, он может. И зафитилит старшего брата на… Марс, например.

Алешка все это прочитал в моих глазах.

— Что ты такой нервный? — спросил он. — Я тебе все объясню. Помнишь, Дим, нам Бонифаций рассказывал, как в древности один русский мужик первый в мире воздушный шар сделал? По фамилии Кря… Кре… Крю… Помнишь?

— Крякутной, — вспомнил и я. И тут же решил в целях личной безопасности срочно заболеть какой-нибудь ветрянкой.

— Я, конечно, Дим, всю эту историю забыл. А сейчас вдруг очень кстати случайно вспомнил.

Вдруг! Случайно! Кстати! И надо было нашему учителю Бонифацию разглашать столь опасный исторический факт. Он нам еще и выписку из летописи показывал. А у Алешки память, как у компьютера. И он тут же процитировал мне тот отрывок. Перевирая немножко, конечно:

— «…В лето, не помню какого года, подьячий Крякутной сделал пузырь, как мяч большой. Надул его дымом поганым и вонючим, привязал под пузырем скамейку, сел на нее важно, и нечистая сила подняла его выше березы…» Здорово, Дим?

— Здорово, — согласился я. — А ты не помнишь, что там дальше было написано?

— Не-а! А что?

— Дальше этого Крякутного хряпнуло о колокольню. И он еле с нее спустился по веревке от колокола. А когда спустился, то его тут же, возле колокольни, нещадно выпороли. Приговаривая: «Не летай, дурачина, пешком ходи!»

— Во дикари люди были! — возмутился Алешка. — Но ты, Дим, не бойся. Во-первых, тут никакой колокольни нет, одни колючки, об них не хряснешься. А во-вторых, кто тебя пороть-то будет? Я не буду, папа далеко, Арчил уехал.

Спасибо и на том. Об колокольню меня не хряпнет, так на колючки насадит. Как жука на булавку. Правда, выпороть некому. Заманчиво.

— Зато, Дим, ты туда залезешь и все потом мне расскажешь. Так, да?

Так, да. Правильно сказал.

Но вообще-то я не очень волновался. Сделать шар, «как мяч большой», нам все равно не из чего. И «дыма поганого и вонючего» у нас нет.

Однако я жестоко ошибался. Алешка уже все продумал. И пока я, как говорится, репу чесал, он опять исчез. Правда, тут же появился снова. С рулоном папиросной бумаги. В сакле спер. Из этой бумаги Арчил нарезал нужного размера листы и засушивал между ними образцы всякой дикой флоры. Трогательно так лазил в горы и собирал там цветочки. Он этим увлекся, когда мы ему рассказали, как сделали и подарили маме картину из высушенных осенних листьев.

— Вах! Как красиво! Невесте подарю. Тамара называется.

Правда, его лирическое занятие по сбору цветочков успешно сочеталось со стрельбой из арбалета. По диким птичкам вроде домашних курочек: «Очень вкусный добыча. Так, да».

— Во, Дим! — Алешка аж приплясывал от восторга. — Нам этого лурона на два шара хватит!

— Рулона, — машинально поправил я, а сам с грустью и тревогой подумал, что Лешку теперь не остановить. Если он что решил, то будет переть к цели, как танк. Маленький, но упорный.

— Очень просто, Дим! — резвился Алешка на фоне моей грусти. — Нарежем вот такие «дольки», склеим их в шар, привяжем внизу для тебя удобную скамеечку и — вперед! То есть, вверх! Здорово? Класс? Клево?

— А чем клеить? — попытался я его немного притормозить. — Манной кашей?

— Киселем! Помнишь, когда мы дома ремонт делали, нам обойного клея не хватило? И мама из крахмала сварила этот… как его… клексер!

— Клейстер, — снова машинально поправил я. — А где мы крахмал возьмем?

— Где, где? Все там же, у Арчила.

— Мы его разорим.

— Ничего, — успокоил меня Алешка. — Наверху наверняка какой-нибудь клад есть. Мы с ним поделимся. Или купим ему мешок крахмала.

Как все у него просто! Все под рукой. И воздушный шар, и крахмал. И клад.

— Давай, Дим, быстренько этот пузырь сляпаем, пока Арчила нет. Дымом как надуем! Как ты взлетишь! Как этот… Крякутин…

— Крякутной, — опять поправил я. И вздохнул.

Ну и началось!

Мы отнесли «лурон» папиросной бумаги в бунгало, размотали его на полу во всю комнату (мебель, конечно, вынесли на веранду) и раскроили, как Алешка сказал, на дольки. Разыскали в сакле крахмал, заварили клейстер. Кисти у нас не было. Стащили опять у Арчила — кисточку для бритья.

— Все равно он не бреется, — сказал Алешка, — с усами ходит.

Меня, честно говоря, тоже увлекла работа. Не скажу, конечно, что я и в самом деле собирался летать на этом папиросном сооружении, но сам процесс его создания меня увлек. Не зря же говорят, что препятствия усиливают желание их преодолеть.

Долго ли, коротко ли, но вскоре склеенные в гармошку дольки лежали на полу. Мы вытащили эту стопку — довольно массивную, кстати, — из дома и уложили возле колючей стены зарослей.

Я посмотрел вверх и сказал:

— Ничего не выйдет, Лех. Коснется наш пузырь хоть одной колючки — и все, улетучится наш «поганый и вонючий дым». И хряпнусь я с этой высоты, как подбитая птица.

— Ну, — протянул Алешка, — не такая уж тут высота, всего этажей десять. — Успокоил. — Да и не успеешь ты хряпнуться.

— Раньше от страха помру?

— Ну что ты, Дим, ты такой смелый! — нахально польстил мне Алешка. — Теплый дым через дырки будет выходить медленно и плавно. И ты тоже.

— Что тоже? — насторожился я.

— Ты тоже медленно и плавно опустишься на землю. А я тебя встречу как героя. Клево?

Но я уже здорово осмелел. Потому что понял: полет не состоится — к бумажному пузырю никак не привяжешь скамейку. Не гвоздями же ее прибивать? Я так и сказал Алешке. И добавил:

— Пошли обедать.

— Успеем. Тебе бы все есть… — И он еще больше огорчил меня: — А как скамейку подвесить, я уже знаю. Как на настоящем шаре, вот!

— Так там же плетеная сетка из веревок.

— И мы такую же сделаем.

Вот тут я совершенно успокоился. Во-первых, у нас нет веревок, а во-вторых, пока мы сплетем эту самую сеть, каникулы наши благополучно кончатся и мы будем сидеть в своей родной школе без бумажных пузырей. И пусть нам заливают там про всякие горизонты!

Но я опять ошибся, недооценил своего братика.

— Ничего плести не будем, Дим! — гордо объявил он. — Готовую возьмем.

— Где? — я даже глаза вытаращил.

— Все там же, — спокойно сказал Алешка. — В сакле, у Арчила.

Не слабо! Что ж за сакля такая? Прямо волшебный магазин.

— Дим, там в углу, лежит рыбацкая сетка, из тонких лесок. Самое то!

Я чуть не заплакал.

— А что? — Алешка пожал плечами. — Он все равно рыбу не ловит, одними шашлыками питается.

Бедный Арчил! А если бы Алешка космический корабль задумал построить? От бедной сакли вообще ни камушка не осталось бы. Даже дров. Алешка все в дело пустил бы. Сконструировал бы ракету-носитель с паровым двигателем.

Так, идея с обедом не прошла. Следующая попытка.

— Давно мы что-то не рыбачили…. — мечтательно произнес я.

— Успеем. Сначала сделаем шар.

— Искупаться бы… Мы с тобой все в клею перемазались.

— Не умрем. Шар доделаем, тогда и помоемся.

— Я есть хочу! — заорал я.

— Ты всегда есть хочешь, — спокойно ответил Алешка. — Вот наш шар сделаем…

— Хочешь, чтоб я похудел, да? — догадался я. — Боишься, что меня шар не поднимет? Пока мы его доделаем, я с голоду умру.

— На! Не умирай! — сказал Алешка и протянул мне яблоко. — А вообще-то тебе диета не помешает.

Видали вы таких вредных?

— Да ладно, Дим, — примирительно сказал Алешка. — Я ж для тебя стараюсь. — Я изумленно на него вытаращился. Вот это новость! — Ты же меня на шаре не отпустишь, так, да? Правильно сказал? Значит, ты первым увидишь, что там творится. Какие там ужасные тайны…

— Больно надо, — сознался я.

Алешка помолчал и вдруг очень серьезно и задумчиво произнес:

— Знаешь, Дим, я думаю, мы там совсем не то увидим. Эти черные монахи… они, Дим, я думаю, вовсе не черепа там прячут.

— Золото-брильянты? — усмехнулся я.

— Посмотрим, — уклонился Алешка от ответа. — Недолго осталось.

Я вздохнул, и мы снова взялись за работу. Юные воздухоплаватели…

Короче говоря, к вечеру наш пузырь был готов. Мы даже приспособили для получения «вонючего дыма» (то есть теплого воздуха) старую садовую печку, в которой Арчил сжигал сухие листья и всякий мусор. И рыболовная сеть очень подошла — она была легкая, сплетенная из тонких нейлоновых нитей, а по краям у нее болтались грузила — легкие алюминиевые кольца. Словом, то, что надо. Алешка, видимо, сочувствуя мне, как будущему герою, предложил даже привязать к шару не простую скамейку-дощечку, а одно из кресел.

— Тебе будет удобно, Дим. Я тебе так завидую. Ты только не гордись и очень высоко не залетай.

Стоп! А ведь об этом мы и не подумали вовсе. Что если шар не остановится, как любопытный, напротив окон, а как любознательный, поднимется намного выше? И что я там буду делать? Особенно, если меня понесет к морю. Унесет за сто морских миль, и как я буду добираться обратно? Верхом на дельфине?

— Это ерунда, Дим…

— Это тебе ерунда…

— Веревку привяжем, я ее держать буду.

— Ага! — напугал его я. — Представляешь, летят сюда на самолете папа с мамой и вдруг как все пассажиры заорут!..

— Чего это они заорут? — искренне удивился Алешка.

— Два раза заорут. Первый раз от интереса: «НЛО летит!» А второй раз от страха: «Там чьи-то дети болтаются! Оболенские, это не ваши сыновья?»

У Алешки заблестели глаза. Я думал, от жалости к нашим бедным родителям. И добавил:

— И вот они видят, как по небу летит бумажный пузырь, под ним сидит в кресле бледный Дима, а еще ниже болтается, вцепившись в веревку, бледный Алешка. Клево!

Алешка прибалдел.

— Так, да! Очень правильно сказал! Совсем как Арчил. — Глаза у него блестели вовсе не от непролитых слез жалости, а от восторга.

Я все-таки, наверное, сброшу этот пузырь в колодец.

— Дим, у тебя чернила есть?

— Откуда? Шариковая ручка есть.

— В сакле есть, — и он снова побежал за добычей. Только вот зачем ему чернила? Я крикнул ему об этом вслед.

— Каждый корабль, Дим, — ответил он загадочно, — даже воздушный, должен иметь название.

Господи, а ведь наша мама думала, что вторым ребенком у нее будет дочка. Сидела бы сейчас рядом со мной какая-нибудь Аленка на берегу и лепила бы из морского песка куличики… Так нет, наградили меня братцем, и подавай ему покорение воздушного океана на корабле с названием.

Впрочем, если подумать, кого другого, а не брата Лешку, мне не нужно. Мне он сильно по душе. Клевый парень. Запустит он меня завтра под облака, будет бежать следом, задрав голову и спотыкаясь, и орать изо всех сил:

— Дим! Класс! Клево! Только на море не садись — шар размокнет, жалко!