Каникулы в бухте пиратов

Валерий Гусев

Каникулы продолжаются! И на целый месяц братья Димка и Алешка отправляются в Черное ущелье на берегу моря. Здесь они живут у… настоящего Снежного человека, купаются в море и ловят морскую рыбу. Но как-то вдруг стало беспокойно и тревожно вокруг. То в сумерках беззвучно подойдет и исчезнет катер без огней, то вдруг в ночи послышатся чьи-то тихие таинственные голоса. А однажды, прямо как в местной легенде о черных монахах, собирающих черепа, среди скал забрезжил неясный огонек свечи. Похоже, кто-то очень хитрый и коварный творит здесь свои темные дела, уверенный, что никто и никогда не разгадает его тайны. «Разберемся», – решают братья, не привыкшие пасовать перед трудностями…

Глава II

ЧЕЙ ЭТО ЧЕРЕП?

Утром нас разбудили крики чаек и какие-то мерные трескучие удары.

Мы выглянули в окно. У порога своей сакли полуголый Арчил яростно колол дрова. Волосы, спадающие на плечи, громадный топор в сильных руках — отсюда, на фоне каменной хижины, он был похож не на снежного человека, а на старинного воина-викинга.

И дрова он колол здорово, по-своему. Ставил на чурбак полено и сначала делал по кругу несколько несильных ударов, а потом — замах и один удар, резкий, беспощадный, и здоровенное полено будто само собой разваливалось на полешки, которые осыпались вокруг колоды, стянутой стальным обручем. Красиво!

Арчил воткнул топор в колоду, стал, что-то напевая, класть у стены поленницу — ровно и красиво, чтобы каждое и без того сухое полешко еще и напиталось солнечным жаром.

Мы вышли на веранду. Сквозь виноградные листья пробивались лучи, и когда легкий ветер шевелил листву, по полу, по столу бегали солнечные зайчики. А на столе уже стояли кувшин с соком и тарелка с лепешками.

Мы быстренько позавтракали и пошли к Арчилу. Поздоровались, помогли ему доложить поленницу. Сказали, что идем на рыбалку.

— Мы и вам наловим рыбы, — пообещал Алешка.

— Я не люблю рыбу, — отказался Арчил. — Ее ловить надо. А я плавать не люблю. Потому что не умею. Я шашлык люблю.

— Шашлык ловить не надо, — Алешка кивнул с пониманием.

Арчил улыбнулся, тоже с пониманием. Они все больше и больше друг друга понимали. Хм, надо за ними приглядывать. Охранять и наблюдать.

Первым делом мы, конечно, искупались, а потом взяли удочки и пошли к лодке. Алешка захватил еще и папку для рисования и цветные карандаши.

— Наше место нарисую, — сказал он мне, — и маме пошлю. Пусть знает, где мы живем. Какие тут сакли кругом.

Ветра совсем не было, и мы на веслах отошли от берега, бросили якорь. Алешка положил на колени папку, я застыл над удочками.

И вот интересно — едва я их забросил, тут же над нами закружили горластые чайки. Знают, чем дело пахнет.

Алешка, поглядывая то на ущелье, то на лист бумаги, старательно рисовал. И я тоже поглядывал — то на удочки, то на ущелье. Мрачное, конечно, место, но красивое. Загадочное и, я бы даже сказал — настороженное. Будто знает что-то такое, что не каждому знать дано. И то, что знает, так просто не откроет.

Клев был очень вялый. Раньше меня это поняли чайки и оставили нас в покое. Я поймал всего парочку колючих бычков. Зато Алешка расстарался. Здорово нарисовал. У него вообще глаз очень приметливый и точный.

Я стал разглядывать рисунок и удивляться, почему я сам этого не заметил. На Алешкином рисунке ущелье выглядело похожим на громадную чашку. С отколотым спереди краем. Причем, по одной стороне этой чашки была заметна вроде как трещинка, которая начиналась почти от моря и исчезала у дальней стены ущелья. А на самой стене отсюда (и на рисунке) еще заметнее стали какие-то ровные темные пятна. Все это Алешка разглядел и правильно изобразил на бумаге. Нашлось там место и сакле, похожей издалека на скворечник, прилепившийся к скале, и могучему «греческому» ореху, и нашему маленькому домику, из распахнутого окна которого поднявшийся ветерок выдувал легкую занавеску.

Здорово получилось. Только вот что там за темные пятна такие и трещинка по склону ущелья? Похоже, и Лешка об этом задумался. Потому что, как только мы пришли с моря, он «насел» на Арчила.

И Арчил нас удивил!

— Это окна такие, да, — объяснил нам дядя Арчил. — Древние монахи, очень черные, там свой монастырь строили, да. Одни дырки видно, так, да?

Дядя Арчил плохо говорил по-русски. Вернее, не плохо, а очень медленно. Будто пробовал каждое слово на вкус: годится оно или не годится. И всегда как бы спрашивал в конце фразы: «Так, да?»

— И что там, в этих дырках? — Алешка высоко задрал голову.

— Там, — терпеливо, но очень медленно рассказывал Арчил, — коридор такой идет, так, да? А в нем комнаты…

— Кельи, — уточнил я.

— Да, правильно говоришь, — обрадовался Арчил. — А в етим кельим такие в стенках ямки…

— Ниши, — опять подсказал я.

— Очень правильно говоришь. Так, да. И в етим ниши каждый раз череп лежит. С зубами. Но немного.

— Зубов немного? — уточнил Алешка.

— Так, да. Череп старый очень — мало зубов сохранил. А на черепе свеча стоит. Очень красиво.

Да уж, как во сне. В кошмарном.

— В етим монастыре еще один дедушка жил.

Опять дедушка!

— Ваш дедушка?

— Нет. Дедушка моего дедушки. Черный монах был.

— Черепа таскал?

— Нет. Он в них дырки делал. Арбалетом. Самострел называется.

Из рассказа Арчила мы поняли, что монастырь построили — вырубили в скале — древние люди. Для охраны своей родины от врагов. И там они складывали черепа побежденных, пробитые тяжелыми стрелами из арбалетов.

— Не слабо, — выдохнул Алешка.

— Совсем не слабо, так, — кивнул Арчил и выпустил густой клуб дыма. — Арчил про етим дело книгу пишет. И два раза думал, как туда наверх забираться?

— С етим делом, — пообещал Алешка, глазом не моргнув, — мы вам поможем. В два раза. То есть счета.

Я сразу же подумал, что он собрался, используя свой прежний опыт, угнать с ближайшей стройки какой-нибудь подъемник с длинной стрелой. Но у Алешки, как позже выяснилось, совсем другое было на уме. Покруче. А что из этого вышло — лучше бы не вспоминать. Но придется…

Арчил тем временем все рассматривал Алешкин рисунок.

— А вот это что? — Алешка ткнул пальцем в «трещинку на чашке».

— Какой молодец! — восхитился Арчил. — Какой глаз! Горный орел! — И объяснил: — Там старый тропа проходит. Очень плохой тропа, опасный. Какой объект туда пойдет, то здорово по шее получит! — Это у него очень по-русски прозвучало. Убедительно.

— Да… — Алешка поскреб макушку, посмотрел наверх и задумчиво произнес: — Как же туда забраться?

— Никак, да. Этот колючка на стене — он сильно ледовитый.

— Ядовитый, — поправил я.

— Так, правильно. Совсем как большой змея.

— Интересно получается, — недоверчиво протянул Алешка. — Черепа всякие без зубов, но со свечками… Кельи всякие с дырками… Колючки всякие ледовитые…. А если туда нельзя забраться, откуда тогда это все известно?

Арчил вскинул руки над головой:

— Вах! Какой ты! Что говоришь! Легенда такой, сильно древний.

— Это мы знаем, — спокойно сказал Алешка. — Легенды, обычаи, тосты. Похищение невесты.

— Какой, слушай, невеста! — рассердился Арчил. — Какой-такой тост! В самой большой книге написано. Вот такими буквами! — Он грозно поворочал вытаращенными глазами и пошевелил усами, как таракан. — Еще скажу тебе два слова, так, да? Один слово — на стенка не лазить. Другой слово — на колодец не сидеть. Все понял, да? — И он, что-то ворча, ушел в свою саклю.

Да, кстати, о колодце. У подножия скалы, в узкой каменной щели, куда никак не могли дотянуться солнечные лучи, пряталось, я бы сказал, чудо природы. Круглая дыра, уходящая далеко в глубину и залитая до краев чистейшей водой. Такой прозрачной, что только у самого дна она окрашивалась в нежный голубой цвет.

И вот что странно: несмотря на огромную глубину, дно колодца было видно совершенно ясно, до каждого мелкого камешка, сверкавшего так, будто там, в синей глубине, куда не доставали солнечные лучи, лежало большое круглое зеркало и отражало какой-то иной, неведомый свет…

В этом было что-то жуткое, таинственное. Синяя бездна колодца пугала и манила одновременно — притягивала какой-то мрачной тайной, древней, но все еще живой и опасной.

Ну как было миновать этот колодец, не заглянув в его таинственные глубины? Бросишь в воду камешек — легкий «бульк», пузырьки воздуха — и камешек, все уменьшаясь, плавно опускается вниз и мягко ложится там, к другим таким же камешкам. Которые наверняка бросали туда многие люди до нас…

И вот на наш дикий уголок опустилась одна ночь, которая все переменила. Она была светлая — над морем висела ослепительно белая и безупречно круглая луна.

Нам не спалось. Алешка сидел в лодке и ловил в спящем море ночную рыбу. А я бродил по берегу, слушал, как с легким шипением набегают на него мягкие волны и растворяются в песке, оставляя на нем кружева белой пены.

Ну совсем не спалось! Луна такая… И небо — все черное, без звезд… И монастырская скала… В глубине которой, в одном из окошек, вдруг появился слабый свет — будто затеплилась тонкая свеча. И эта свеча в невидимой руке поплыла от окна к окну, будто кто-то шел вдоль них, бережно прикрывая ладонью ее слабый огонек.

Как зачарованный я подошел поближе и сел на край колодца, не сводя глаз с плывущей в скале свечи. Вдруг она мигнула и погасла.

Я еще долго вглядывался в темные пятна среди колючей флоры, но там опять настала полная темнота. Машинально я бросил в колодец камешек, который подобрал на берегу. И странно — не раздалось характерного «булька», с которым камешек пробивает поверхность воды, а только через долгое время далеко внизу послышался слабый щелчок.

Вот это фишка!

Я заглянул в колодец — сплошная чернота — и помчался в дом за фонариком.

От нетерпения рука у меня дрожала так, что я с трудом нащупал кнопку, чтобы включить его. Вспыхнул яркий луч. И на дно колодца упал световой круг. В нем засверкали камешки. А больше там ничего не было. Даже воды!

Я чуть не выронил фонарик. Посидел еще на краю колодца, стараясь успокоиться. Выключил фонарик и пошел за Алешкой. Загнал его домой, но ни слова об увиденных этой лунной ночью чудесах ему не сказал. Не стал его пугать раньше времени.

Утром, едва открыв глаза, я кинулся к колодцу… Вода в нем опять была. Но кроме воды было и еще кое-что. На краю колодца, на ограждающих его камнях, весело белел под солнцем… человеческий череп.

Вот тогда я уж рассказал Алешке обо всем. Но он, как ни странно, не удивился. Он внимательно посмотрел мне в глаза и сказал:

— Это еще не все, Дим. Когда я ночью сидел в лодке, из-за песчаной косы вышел катер.

— Ну и что? Нормально.

— Нормально, говоришь? Однако он шел очень тихо и, главное, Дим, — без огней. Он тайно шел, понимаешь? Как Летучий голландец.

Да, нам еще какого-нибудь голландца не хватало. Да к тому же летучего…

— Все это, я думаю, Дим, неспроста. — Алешка был очень серьезен. — Всякие там черепа, черные монахи, вода в колодце, тайные катера, легенды… Они, мне кажется, как-то связаны.

И я тоже призадумался. Алешка, хоть и фантазер, но голова у него здорово работает. Правда, какая тут во всех этих чудесах может быть связь, даже Алешке, наверное, не разобраться.

— Арчилу скажем? — спросил я.

— Потом. А то он нас вообще в своей сакле запрет. «Один слово — черепа не собирать, другой слово — в колодец не лазить…». Правильно сказал, да?

Совсем правильно.

А вот за колодцем я понаблюдаю. Мне его тайна покоя не даст.

Тут откуда-то сверху раздался автомобильный сигнал, и на пляж вылетел «уазик» капитана Володи.

— Эй, объекты! — закричал он, высовываясь в окошко. — Я за вами! Поехали! Через два часа ваш батя на связь выходит. Арчи! Мы — в город. Тебе чего-нибудь надо?

Арчил вышел на порог сакли и помахал капитану Володе.

— Все есть, зачем кричишь? Тихо ехай, так, да?

И мы поехали в город.

— А козел все стоит на скале? — спросил Алешка дорогой.

— Не знаю, — как-то озабоченно вздохнул Володя. — Нам и без него козлов хватает.

Что он имел в виду, мы узнали довольно скоро.