Дети шпионов 2008

Валерий Гусев, 2008

Вечно Алешка притягивает к себе неприятности! И старшего брата Димку в них впутывает. Вот и на этот раз... В класс пришла новенькая, да не просто так пришла, приехала из самой Америки. Алешка сразу же подружился с Викой, а за ее папой... стал следить. Потому что очень уж подозрительно вел себя скромный преподаватель литературы. Так Алешка с Димкой вышли на след секретных американских агентов. И вмешались в серьезные шпионские игры...

Глава I

СТРАННАЯ НАХОДКА

В Алешкином классе появилась новенькая.

Она приехала из Америки. Там ее родители занимались какими-то делами. Мама ходила по магазинам, а папа читал лекции для американских студентов про нашу русскую литературу. А девочка училась в русской школе при посольстве. А теперь она будет учиться в нашей школе, в третьем классе.

Ее привела в класс Любаша, их учительница, Любовь Михайловна, и сказала:

— Это наша новая ученица. Сейчас она сама расскажет о себе.

— Май нейм из Вики, — бодро начала новая ученица, но Алешка тут же перебил ее, заявив во весь голос, на весь класс:

— Помедленнее, пожалуйста!

— И по-русски, — добавила Любаша.

По-русски девочка говорила не хуже нас. Пожалуй, даже лучше многих. И она рассказала о себе. О том, что она любит и чего не любит.

— Я люблю папу и маму. И наш красный «Форд». Я люблю получать подарки и знания в школе. Я люблю природу и другие живые существа. Я не люблю дождь, не люблю телевизор, не люблю, когда мне делают замечания.

— Нормально, — сказал мой младший брат. — Богатая программа…

Любаша посадила новенькую рядом с Алешкой. Она вежливо протянула ему ладошку и назвалась:

— Вики.

Алешка удивился:

— Вас много, что ли?

— Почему много? — девочка не сразу его поняла. — Ах, вот ты о чем. Вообще-то, я Вика. А на английский манер — Вики.

— А я Алекс, на английский манер, — представился Алешка. — Что там у вас новенького, в вашей Америке? Индейцы еще водятся?

— Не знаю, я их не видела.

— А ковбойцы?

— Тоже не видела. Ни одного. Мы в Вашингтоне жили.

— А там они, значит, не водятся… А Колумб? Все еще в Америке?

Вика молча пожала плечами. Наверное, Колумба она тоже в Америке не видела. Не водится он там.

На этом вопросе Алешка исчерпал все свои познания об Америке.

— А ты любишь учиться? — спросила его Вика.

— Смотря чему, — уклонился Алешка. — Я красный «Форд» не люблю.

— Почему? — безмерно удивилась Вики.

— А потому что его у меня нет.

— А какая у вас в семье машина?

— Стиральная.

— Алексей! — строго прервала его Любаша, постучав ладонью по столу. — Одно из двух. Или ты будешь слушать, или пойдешь к доске отвечать. Или выйдешь за дверь.

— Из трех, получается, — негромко буркнул Алешка. — Богатый выбор. Как в Америке.

Он что-то в последнее время стал вредничать. Любаша уже три раза записывала в его дневнике нашей маме приглашение зайти в школу. Но пока обходилось. Алешка показывал дневник папе. Папа вздыхал над отметками и спрашивал:

— А за что вызывают-то?

— Это не тебя, — объяснял Алешка с ясными глазами. — Это маму.

Папа на этом успокаивался, а мама о приглашении и не узнавала.

На переменке Вики попросила Алешку показать ей школу.

— Туалет, что ли? — прямо спросил Алешка.

— И туалет тоже, — не смутилась Вики.

Алешка провел ее по всем этажам, показал наши мастерские, где мы изготавливаем всякие поделки для подшефного детского дома; актовый зал, спортзал, буфет, а потом привел ее к директору школы Семену Михайловичу.

— Вот, — сказал Алешка. — Приехала к нам учиться из Америки.

— Я знаю, — слегка удивился директор и отложил свое любимое дело — кроссворд. — Дальше что?

— Я пошел, — сказал Алешка.

— Я с тобой, — сказала Вики.

— Ей нужно уделить внимание, — сказал Алешка.

— Уделяй, — ответил директор.

Ситуация напоминала сцену из книги про Буратино. «Вот я его привел — воспитывайте». Алешке требовалось избавиться от Вики, у него было много своих дел. А директору лишние заботы тоже ни к чему. Если у Алешки была одна забота — Вики, то у директора этих забот — на тысячу учеников. В том числе и на Алешку. Не из самых лучших была эта забота.

Наш директор очень хороший человек, он добрый и умный. Умный человек всегда добрый. А у глупого ума на доброту не хватает. И он сказал:

— Вика, в моей школе не ходят с распущенными волосами до плеч.

— А наша классная наставница Любаша Михайловна? — спросила Вики. — Ей можно?

— Ей можно, — вздохнул директор. — Она взрослая.

Это Любаша-то взрослая? Да она и ростом, и характером вроде третьеклассницы. Не зря ее Любашей прозвали.

Алешка молча достал из кармана круглую резинку. У него в карманах имеются запасы на все случаи жизни. Вики собрала волосы в хвостик.

— Вот, — удовлетворенно вздохнул Семен Михалыч. — На человека похожа.

— И на лошадь, — добавил Алешка.

— А вот в Америке… — начала было Вики, но Алешка ее перебил:

— Америка далеко. Я пошел.

— Я с тобой.

Но тут прозвенел звонок на следующий урок.

Потом, после школы, Алешка мне с возмущением рассказывал:

— Дим, она ко мне прилипла! Эта американская гёрла. Липучка.

— Леш, — сказал я. — Ей здесь непривычно. Ей нужно помочь освоиться.

— Дим, а ты не можешь ей помочь освоиться? Ей непривычно, а мне некогда, мы самолет строим.

— Какой еще самолет?

— Летающий, Дим. Под облаками.

— В Америку полетите?

— Что мы там не видели? Мы полетим… это… как бы… выше дерева ходячего, ниже облака стоячего. Понял?

— Нет. Кто сказал?

— Васек! — Алешка объявил это имя с такими распахнутыми глазами, словно Васек — по крайней мере наш президент.

А Васек — он попроще. Он наш новый учитель трудового воспитания. Бывший военный летчик. Мы о нем уже все знали. Он летал на сверхзвуковом самолете, на гордости нашего воздушного флота. А эта наша гордость вдруг загорелась, Васек ее направил в безлюдный район, чтобы не пострадали мирные жители, а сам катапультировался. И приземлился на крону сосны, сломал себе ногу и повредил слух. Его из армии выгнали, как непригодного. Потому что он стал хромать и плохо слышать. Кому он там такой нужен? А наш директор, Семен Михалыч, тоже в прошлой жизни военный полковник, взял его в школу. Чтобы он занимался с нами трудовым воспитанием. Хотя, честно говоря, кому оно, это воспитание, нужно? Трудиться после школы у нас никто не собирается. Наши девочки все пойдут в модели, а пацаны — в менеджеры. Не все, конечно, это я преувеличил. Я, например, пойду в полковники милиции, как наш папа, буду бороться с преступностью. А Лешка… не знаю. Он с самых детских лет уже столько профессий перебрал, что, наверное, только к своей пенсии и определится.

— Эх, Дим, что я наделал, — скажет он шамкающим голосом. — Мне бы в артисты пойти…

В общем, мы с Алешкой насчет этих — то есть этой Вики — в тот раз не договорились. Но вдруг очень скоро все изменилось.

А началось все с очень странного события. Через несколько дней Алешка вдруг засуетился. Как воробей на помойке, говорит в таких случаях папа. Он сидел за своим письменным столом и вместо уроков рисовал этот самый самолет, который они строили с Васьком. И вдруг замер. А потом спросил:

— Дим, а где папин старый увеличитель? Ты не выносил его на помойку?

Папа раньше много фотографировал. Особенно — маму. И сам проявлял пленки и печатал карточки. На пять альбомов напечатал. А потом ему за каких-то пойманных бандитов дали премию — современный фотоаппарат. И мама вздохнула с облегчением:

— Я счастлива! Наконец-то у нас будет нормальная ванная, а не фотолаборатория. — И велела отправить фотоувеличитель из ванной на антресоли. Хорошо, что не на помойку.

— Дим! — Алешка вскочил. — Достань его, а? Очень срочно нужен.

Я сначала решил, что старый увеличитель понадобился зачем-то в школе, для строительства самолета. И, как оказалось, «шибко ошибился».

Вообще-то мы обычно очень любим за чем-нибудь лазить на антресоли. Это «что-нибудь» всегда почему-то оказывается у самой дальней стенки, в самой глубине. И чтобы это достать, приходится все вытаскивать. И чего там только нет! Давно забытого. Хранить незачем, а выбросить жалко.

Больше всего мы с Алешкой любили раскрывать коробки с нашими детскими игрушками. Сразу вспоминается далекое и беззаботное детство. И наша комната превращается в магазин детских товаров, бывших в употреблении. Еще как бывших-то!..

Но в этот раз Алешку ничто, кроме увеличителя, не волновало. Меня это удивило, особенно когда он распорядился собрать увеличитель и поставить его в ванной. Да еще и заперся там на шпингалет.

Через некоторое время Алешка позвал меня через дверь и еще больше меня удивил:

— Дим! Подсунь мне сюда бумагу и ручку. В темпе!

Алешка в нашей семье самый младший. Но когда он начинает командовать, то даже папа бросает все свои дела и подключается к делам Алешкиным. И я послушно подсунул под дверь ванной листок из тетради и авторучку. И даже ни о чем его не спросил — все равно не скажет.

Скоро пришла мама, мы с ней отнесли сумки в кухню.

— А где Алешка? — спросила мама. — Опять собак гоняет?

— Он в ванной. С увеличителем.

— Что?! Опять?! Алексей! Живо выметайся! Что за фокусы?

Алешка вышел из ванной какой-то странный. Задумчивый. Даже, я бы сказал, встревоженный. Со сложенным в несколько раз листком из тетради. Он зажал его в кулаке, словно боялся, что бумажку отнимут. И тут же прошмыгнул в нашу комнату.

— А пылесос? — крикнула ему вслед мама. — То есть увеличитель!

— Димка уберет, — со спокойной уверенностью отозвался Алешка.

Димка, конечно, убрал, а мама еще долго фыркала в кухне, разбирая продукты. А Лешка затаился. Сидел за своим столом и думал. Обычно он думает очень быстро, решение принимает мгновенно. А тут… Тут я даже забеспокоился. Он даже не рванулся к телефону, когда тот зазвонил. Как правило, Алешка первым бежит на телефонный звонок, в твердой уверенности, что никому, кроме него, никто позвонить не может.

— Американки, — сказала мама, сняв трубку и послушав. — Две какие-то Вики. Алешку.

Алешка вздохнул и, пробормотав: «Так я и знал», взял трубку.

— Привет, — сказал он. — Хай! Здрасьте! — последнее слово он произнес уже совсем не в знак приветствия, а с возмущением. — У вас так в Америке делают, да? Вы все там такие умные, да? Сначала дарите, а потом отбираете? И кому-нибудь другому дарите? Не зря от вас все индейцы разбежались! Да у меня его нет. Где, где! Выбросил, случайно. Да я тебе таких сто штук подарю, на Новый год. Чао!

Алешка положил трубку и повторил со вздохом загадочную фразу: «Так я и думал!»

— Проблемы? — спросил я.

— Ну ее на фиг! — вырвалось у Алешки. — У самих красный «Форд», а сами из-за всякой ерунды жадничают.

— В чем дело-то?

— Да ну… — Алешке, видно, не терпелось со мной поделиться, но только, как я узнал потом, не самым главным в этой истории. В которую он попал из-за своей слишком большой сообразительности. — Она, Дим, мне календарик подарила. С ихним Дедом Морозом. Он, Дим, совсем на нашего не похож. С фонарем почему-то. В очках…

— Не отвлекайся.

— Ну, а я этот календарик потерял. А она вдруг передумала. Говорит: «Ах, ах, я ошибилась. Этот подарок я не могла тебе сделать, это папин календарик. И теперь у нас в семье проблемы!»

Неслабо, подумал я. Проблемы из-за такой ерунды? Ну и папа! Просто жлоб какой-то.

— Плюнь, — сказал я Алешке. — Купи ей календарик с нашим Дедом Морозом. Без фонаря. И без очков. С мешком подарков. Пусть успокоится.

Но Вика не успокоилась. На следующий день она пришла в школу со своим папой.

Викин папа на вид был не очень внушительный. Вроде мальчугана, узенький в плечах и какой-то «недорослый». И взгляд у него — нерешительный. Словно он говорит на иностранном языке и не уверен в своем произношении. Вика звала его не папой, не дэдом, а Славиком. Как старшего брата. Ненамного старшего.

Славик сразу же пристал к Алешке. Но очень вежливо:

— Мальчик, я тебя очень прошу: верни мне эту вещь, которая тебе не принадлежит. Я даже могу дать тебе за нее три доллара.

Алешка объяснился также вежливо:

— Не верну. Я эту вещь потерял. И тоже могу дать вам за нее три доллара.

Тогда Викин папа поперся жаловаться к директору. Семен Михалыч очень удивился, но все-таки позвал Алешку. Викин папа уже ушел, и поэтому разговор в кабинете директора был весьма откровенным.

— Оболенский, отдай ты ему эту безделушку, уж очень он из-за нее переживает.

— А у меня ее нет! — Алешка даже возмутился — сколько же можно! — Я эту безделушку выбросил. Я ему другую куплю.

— Ты такую не купишь. Он мне сказал, что на этом календарике записал очень важный номер телефона своего американского коллеги.

Алешка при этих словах так многозначительно усмехнулся, что Семен Михалыч должен был насторожиться. Но он не насторожился. У него была тыща дел по школе. И ежедневный кроссворд. А тут еще эта ерундовая склока…

— Я бы на вашем месте, — сказал Алешка в дверях, — эту бы Вику из школы исключил.

— Еще чего! Тоже мне — советчик нашелся.

— Вы мне за этот совет еще когда-нибудь спасибо скажете. — И Алешка гордо удалился.

А Семен Михалыч глубоко задумался… Над кроссвордом.

А вечером случилось еще одно событие. Мелкое такое. Мне понадобился маркер, и я стал его разыскивать в ящиках Алешкиного стола. Это дело непростое. Мама про эти ящики говорит: «У тебя, Алеша, там солдат с ружьем потеряется». По-моему, даже с пушкой.

Никак мне этот маркер не попадался, я все ящики до самого дна перевернул. Страшнее, чем у нас на антресолях, неразбериха у него там.

Нашел! Только не маркер. А тот самый календарик с не нашим Дедом Морозом. И сначала я даже обрадовался за Алешку: одной проблемой у него будет меньше. А потом… Потом я сообразил, что этот календарик вовсе не потерялся в столе. Он был тщательно спрятан.

Но я Алешке ничего не сказал. И правильно сделал. Потому что уже на следующий день все изменилось. Алешка помирился с Викой. Даже подружился с ней!

— Мам, сказал он, придя из школы, — ты бы что-нибудь испекла. Или торт купила бы.

— Зачем? — удивилась мама. — Что за праздник? Пятерку по русскому получил?

— Щаз! У нее получишь! — фыркнул Алешка, имея в виду Любашу. И объяснил: — К нам в гости одна бывшая американка просится. Ничего себе такая, с хвостом на макушке. На лошадь похожа. Учиться любит.

— Пусть дома любит, — сказала мама. — У меня стирка.

— Она тебе поможет, — сказал Алешка. — Она и стирать любит.

— И пылесосить? — с надеждой спросила мама.

Алешка этот намек пропустил мимо ушей. Он это умеет. Да что там намек! Ему можно прямо сказать: «Лех, помой посуду», а он, словно и не слышит, посмотрит в окно и задумчиво сообщит: «К вечеру, наверное, дождь соберется». Будто этот «наверное, дождь» помоет нам, наверное, посуду…

— Я пошел, — сказал Алешка. — За тортом. Мам, дай мне денег! А то придет американка, а у нас в доме ничего съедобного нет. Что она о тебе подумает?

— Почему нет? — обиделась мама. — Каша пшенная есть. Правда, она немного пригорела.

— В Америке пригорелые каши не едят! — уверенно заявил Алешка. Так, словно он прекрасно знает, что едят в Америке, а что нет.

Да, явно что-то странное намечается. Особенно с этим увеличителем…