Дети шпионов 2008

Валерий Гусев, 2008

Вечно Алешка притягивает к себе неприятности! И старшего брата Димку в них впутывает. Вот и на этот раз... В класс пришла новенькая, да не просто так пришла, приехала из самой Америки. Алешка сразу же подружился с Викой, а за ее папой... стал следить. Потому что очень уж подозрительно вел себя скромный преподаватель литературы. Так Алешка с Димкой вышли на след секретных американских агентов. И вмешались в серьезные шпионские игры...

Глава II

ХОЛЕСТЕРИН СО СКОРЛУПОЙ

На пригорелую кашу Вика не пришла. Она пришла на следующий день. Мамы дома не было, и Алешка взял на себя проблему угощения бывшей американки.

— Холестерин будешь? — спросил ее Алешка.

На нашем домашнем языке мы называем так яичницу. С папиной легкой руки. Как-то в каком-то ток-шоу какая-то ведущая допрашивала какого-то писателя — что он «кушает на завтрак».

— Яичницу из шести яиц! — гордо ответил какой-то писатель.

— Это же сплошной холестерин! — в ужасе всплеснула руками какая-то ведущая и прижала их к побледневшим щечкам.

А папа тут же сказал:

— Я бы этому холестеринчику с лучком очень бы порадовался.

И мама пошла жарить ему яичницу. Из шести яиц и с лучком.

А Вика, конечно, Лешкин вопрос не поняла и гордо ответила. Как писатель:

— Мы лекарства на завтрак не едим.

— Мы тоже, — сказал Алешка. — Только на ужин. Перед сном.

Вика обошла всю нашу квартиру.

— У вас — ничего, — сказала она. — Уютненько. Зато у меня есть своя комната. А у тебя, Алекс?

— Конечно! — ответил Алешка. — И у Димки — тоже. — И ведь, по сути, не соврал. У нас с ним одна комната на двоих. Зато самая веселая.

Алешка пошел на кухню — жарить холестерин, а меня оставил развлекать гостью.

— А это стол Алекса? — спросила она. — Можно за ним посидеть? Ой, какой у него беспорядок!

— Зато ничего не теряется, — заступился я за младшего брата. — А если мама порядок наведет, так потом ничего не найдешь.

— Миленький столик. — Вика уселась и стала перебирать Алешкино имущество. — Не теряется! А мой календарик он потерял.

— Он не потерял, — опять заступился я. — Он его выбросил. Нам чужие Деды Морозы не нужны. Своих хватает!

— Как же можно выбрасывать чужую вещь?

— А как же можно дарить чужую вещь?

Вика не очень-то меня слушала, она все время шарила руками по столу.

— А можно, я посмотрю, что у него в ящиках? Там такой же беспорядок?

— Там еще лучше, — сказал я. — Но я тебе не советую туда лазить. У него там граната. Как рванет!..

Вика испуганно вскочила со стула и отошла подальше от стола. Что мне и было нужно. Но я не соврал. У Алешки и правда в ящике валяется граната. Но она не настоящая, учебная. Ему подарил ее наш дядя Боря, командир мотострелкового полка. Однажды этой гранатой Алешка разогнал целую банду, впрочем, я уже об этом когда-то рассказывал. Вика немного успокоилась и опять стала подбираться к столу. Что-то она надеялась там найти. Но тут пришел Алешка и позвал ее в кухню.

— Я тебя покормлю, — сказал он. — А то что-то ты похудела в своей Америке.

— Ну, ты сказал! У меня прекрасная фигура!

— Загляденье, — сказал Алешка. — С такой фигурой хорошо в прятки играть. Пошли в кухню.

Алешка добросовестно и гостеприимно покормил Вику. Правда, не пригоревшей кашей, а горелой яичницей с осколками скорлупы, зато вволю напоил ее чаем из большой папиной кружки.

И тут я заметил одну странную вещь. В разговоре с Викой Алешка к месту и не к месту (чаще не к месту) стал вставлять те немногие английские слова и выражения, которые ему удалось запомнить на уроке. «Фейсом об тейбл! Вау! Хай!»

Вика немного морщилась при этом, иногда даже вздрагивала, а потом не выдержала:

— Ну и произношение у тебя, Алекс.

Я думал, что Алешка обидится, взорвется и достойно ответит, так, что ей мало не покажется. Но он смиренно вздохнул и жалобно признался:

— Да, я не очень способный к языкам. Тупой даже. Тормоз. А сейчас без знания иностранного языка никуда не сунешься. Даже в магазин. — И тут он подмигнул мне. Два раза. Правым и левым глазом. И, как ни странно, я его понял. И сказал:

— Вика, ты бы помогла ему. Ты же хорошо знаешь и русский, и английский. У тебя получится.

Вике это понравилось. Но она для вида поломалась немного.

— Ну… если Алекс будет меня слушаться. Он ведь у вас такой неуправляемый.

— Я буду умненький и благоразумненький! — поспешно выпалил Алешка. — Я даже руки буду мыть перед едой.

А дальше Алешка завел какую-то пустую болтовню. За его хитрым многословием я с трудом уловил главную мысль. Она сводилась к тому, что, во-первых, теперь Вика должна пригласить его к себе в гости, желательно на обед, а во-вторых, что в нашей квартире совершенно нет условий для занятий английским языком и делать это лучше всего у Вики дома.

— Я у вас буду лучше усваивать английские слова, — убедительно заявил Алешка. — А тут нам Димка будет мешать.

Вика согласилась не сразу:

— Мой папа тобой недоволен.

— Ничего, — беззаботно отмахнулся Алешка. — Он ко мне привыкнет. Узнает получше — и привыкнет.

«Скорее наоборот», — подумал я, внутренне улыбнувшись.

Тут пришла наша мама, принюхалась к запаху горелой яичницы и упрекнула Алешку:

— Чем же ты девочку накормил? Вика, хотите пшенной каши?

— Не хочет, — твердо сказал Алешка.

— Хочу! — неожиданно заявила Вика.

— Она пригорелая, — предупредил Алешка.

— Я как раз такие каши люблю. И Славика к ним приучила.

И тут выяснилось, что Вика живет с папой без мамы. Мама почему-то осталась в Америке. Наверное, ей по магазинам надо еще походить. А Вика, кроме занятий в школе, следит за домом и готовит пригорелые каши.

Маму все это тронуло, и она решила Вику как следует покормить. Мне кажется, и Вике было приятно посидеть в семейном кругу, где хозяйничает за столом хоть и чужая, но все-таки — мама.

В одно прекрасное утро — прямо среди белого дня, после школы, — Алешка вдруг поскреб джинсы щеткой, потер кроссовки тряпкой и заявил:

— Я пошел умываться и чистить зубы.

— Что с тобой? — спросила, обеспокоившись, мама. — Ты не заболел?

— Он влюбился, — сказал я.

— Еще чего! — фыркнул Алешка. — Я иду в гости. По делу. Буду осваивать английский язык. Американским способом.

— Давно пора, — сказала мама. — А то тебя в ванную не загонишь.

— Не загонишь, — разворчался Алешка. — Все из-за вашей школы! Или учись, или мойся.

— Это как? — не поняла мама.

Алешка доходчиво объяснил:

— Утром некогда — в школу бежать надо. Днем тоже некогда — уроки делать надо. Вечером надо пораньше спать ложиться, чтобы утром в школу не опоздать.

— Замкнутый круг, — вздохнула мама. — Как же тебе, бедному, живется? Надо школу бросать.

— Правда? — оживился Алешка. — Мам, я тогда хоть целый день буду в ванной сидеть.

— Кораблики пускать, — сказал я.

— Подводную лодку, — поправил меня Алешка.

Да, кораблики он уже оставил, еще в раннем детстве. Сейчас он, попутно с самолетом, строил модель подводной лодки. В натуральную величину. Васек не возражал. «Нам все сгодится, — говорил он. — Хоть космический корабль».

— А как же английский? — спросила мама. — Тогда он ни к чему.

И вот тут я удивился. Алешка вдруг заволновался и поспешил объяснить:

— К чему, к чему! И школа к чему. Когда-нибудь знания все равно пригодятся. Мам, дай мне сколько-нибудь денег.

— На цветы Вике?

— Еще чего! На подарок.

— А что ты ей хочешь подарить?

— Ничего! Это ее папе подарок. Календарик такой новогодний. Он их собирает. У него сдвиг по фазе — коллекция называется.

Лешка в принципе никогда просто так не врет. Всегда для пользы дела. Но это бывает редко. Зато врет он так плавно и гладко, что звучит это всегда убедительно.

Алешка уже жеребенком топтался возле двери, когда мама дала ему какую-то толстую книгу:

— Подаришь Вике. Это кулинарная книга. Здесь подробно написано, как варить всякие каши, чтобы они не пригорали.

— А тебе она разве не нужна?

— Ты на что намекаешь? — рассердилась мама. — Да я любую кашу могу сварить с закрытыми глазами!

— А я — с завязанными руками, — хихикнул Алешка.

Мама тоже хихикнула, дала ему денег, и он усвистел. На занятия английским языком. С репетитором.

— Что-то тут неладно, — задумчиво проговорила мама, закрывая за ним дверь. — Ты в курсе, Дим?

Наивная у нас мама. Даже если бы я и был в курсе, то, конечно, Алешку бы не заложил.

Но я был не в курсе. И поэтому опять залез в Алешкин стол. Раскопал там спрятанный в коробочку из-под чая календарик и стал его изучать.

Ничего особенного. Так, типа маленькой открыточки. На одной стороне — Санта-Клаус, в очках и с бородой, а на другой — календарь. Дни и месяцы.

До сих пор не знаю, что меня заставило внимательно разглядеть числа. Так, из любопытства — какие у нас теперь красные числа календаря, какие праздники? Все праздники были на месте. Но все-таки чего-то не хватало. Триста шестьдесят пять цифр — каждая на своем месте. Но что-то мне казалось неправильным. Я даже разозлился. И вдруг — удивился. В марте было всего тридцать дней! А я знал точно — их тридцать один. Помню, как мама учила нас по косточкам кулака определять, в каком месяце сколько дней. Это было очень просто. И точно. Косточка выступает — длинный месяц, в тридцать один день; вмятинка между косточками — короткий месяц. В тридцать дней. Но я вдруг засомневался. И это понятно. Сколько тысяч лет, например, люди считали, что Солнце вращается вокруг Земли, а потом вдруг оказалось, что это не так! Совсем наоборот. Впрочем, и сейчас многие люди считают, что не Земля вертится вокруг Солнца, а Солнце крутится вокруг Земли. Наш Алешка, например. Хорошо еще, что он согласен с тем, что Земля имеет форму шара. Согласен, но не совсем уверен. И предпочитает на эту тему не спорить. «А мне все равно», — говорит он при этом. Да и мне тоже.

Но тут… Тридцать дней в марте… Я засомневался в себе и в своих косточках. И пошел в кухню.

— Мам, сколько дней в марте?

— Один, — сказала она. — Зато самый хороший. Восьмое число. Женский праздник.

У меня сам собой распахнулся рот. Еще одна новость! Я не сразу сообразил, что мама говорит образно.

— А всего? — спросил я. — Хороших и плохих?

— Тридцать один, — сказала мама, переворачивая картошку на сковородке. — Пора бы знать! Хочешь, я научу тебя по косточкам определять, сколько дней в каждом месяце!

— Научила уже, — вздохнул я.

— Плохо научила, — вздохнула и мама, — если ты уже забыл. Не веришь мне — позвони папе.

Папе я звонить не стал. Еще чего! Звонить в Министерство внутренних дел полковнику Оболенскому с таким нелепым вопросом!

(А этот вопрос, как выяснилось гораздо позже, очень даже его касался. И не только полковника, но и генерала. И не только МВД).

Я вернулся в нашу комнату и снова стал разглядывать календарик с неправильным мартом. Может, там и в других месяцах такое же вранье? Нет. Другие месяцы оказались в порядке.

А вот сам календарик — не в порядке. С какой-то щелочкой. Словно он был склеен из двух половинок — на одной половинке Санта-Клаус, на другой — сам календарь. Я эту щелочку зачем-то расширил… Из нее выпала какая-то узенькая полупрозрачная пленочка.

Я посмотрел ее на свет. Ничего не разглядел. Похоже, на пленочке есть какие-то тоненькие царапинки. Увеличить бы…

И тут меня осенило! Увеличитель! Лешка быстрее меня сообразил. И засуетился. А после того, как Алешка засуетился с увеличителем, он очень изменился, загадочный такой стал. И задумчивый. Как верблюд в пустыне. Заблудившийся. И английским решил заняться (не верблюд, конечно).

Я быстренько пошарил в ящиках его стола и в книге «Три мушкетера» нашел сложенный листок бумаги. На нем Алешкиной рукой была нарисована некая сложная, совершенно непонятная схема с какими-то буквами, цифрами и значками. Одно только слово было понятно. И это слово было — «Аленка».

Ясно, что схему Алешка, увеличив изображение, срисовал с этой полоски-пленочки.

Я пытался хоть что-то, кроме Аленки, понять на схеме. Не получалось. Но почему-то все тревожнее становилось на душе. Не простой, однако, календарик!

Мне никак не удавалось разгадать эту схему, но все время казалось, что нечто подобное я уже видел. И даже где-то на чердаке памяти вертелось название такой вот штуки.

Еще чуть — и я вспомню! Но тут явился Алешка. С ускоренных курсов английского языка.

— Би хэппи! — сказал он с порога.

Ни фига себе — «хэппи»! Скорее — хиппи. Весь какой-то встрепанный, взъерошенный и без двух пуговиц на куртке.

— А пуговицы где? — спросил я.

— В кармане, — Алешка присел, переобуваясь, — я их подобрал.

— Подрался?

— Поспорил.

— С кем? С бульдозером?

— С Липошкой. Он без очереди лез.

— В книжном магазине, за календариком?

— В квартиру к Витьке.

Липошка — это Костя Щедрин, Лешкин одноклассник. Страшно умный и грамотный. Он научился читать раньше, чем говорить. К первому классу он прочел уже всего Шекспира и Льва Толстого. И еще у него был прекрасный почерк. Каллиграфический, как говорит Любаша. Этот почерк и подвел Костю.

Ему понадобились деньги на какую-то редкую книгу. Родители ему денег на книги больше не давали, их квартира и так уже напоминала городскую библиотеку среднего масштаба. И Костя пошел на рынок, наши ребята иногда там подрабатывают. Пустые коробки на склад отнесут, товар помогут с тележки в ларек занести, метелкой могут помахать и всякое другое. А Косте повезло больше всех. Мама ему наказала, чтобы он заодно купил на рынке кое-какие продукты, и Костя аккуратно все записал, чтобы не забыть, на клочке бумаги. И эту записку увидел хозяин нескольких торговых точек — Азебарджан, — так он себя сам называл.

— Вах! Какой красивый буквы! — И предложил Косте написать «красивым буквом» ценники на товары. Костя обрадовался и согласился. И написал под его диктовку этих ценников десятка три. Или даже пятьдесят. Очень красиво и старательно написал. Азебарджан ему заплатил и потом водил всех своих коллег любоваться на ценники. Они, эти коллеги, любовались, цокали языками и восхищались на «азебарджанском» языке. «Красивый буква — красивая товар!» И покупателям эти ценники тоже понравились: «Фарел» (форель, значит), «Кифал» (кефаль), «Шпанат» (шпинат), «Перашки» (пирожки), «Подсливочная масла» (подсолнечное), «Липошка медальной» (лепешка миндальная, пирожное такое), «Дынии сладкий», «Сёмка» (семга). Все читали их с улыбками и хорошо раскупали товар.

Но вот что произошло потом. На рынок пришла Любаша. Она прочла эти ценники и чуть не упала в обморок. И набросилась на Азебарджана:

— Как вам не стыдно! Вы калечите русский язык!

— Зачем, скажи, калекчите? Куда калекчите? Ты кто такой, красивый девушка? Учител? Какой плохой учител! Зачем так плохо малчик учишь? Тебе стыдно! Два раза стыдно.

Любаша, не сделав покупок, прилетела в школу, провела следствие и без труда вычислила Костю — по каллиграфическому почерку. Но тот был безмятежен. Ему не было «два раза стыдно».

— А что такого? Как он диктовал, так я и писал.

— Эх, ты! — Любаша не находила слов. — Липошка медальной!

Так Костю в школе и прозвали. Но он не обижался. Он вообще весь в себе был. В литературе, в Шекспирах и Чеховых. Он даже разговаривал одними цитатами. Его спросишь: «Липошка, в бассейн пойдешь?» Он задумается, как знаменитый Гамлет, и ответит: «Плыть или не плыть?.. Достойно ль — в бассейн ходить помимо книжной лавки?»

Вот с ним Алешка и поспорил на пороге Викиной квартиры. Правда, она теперь уже была не Викой, Алешка стал ее называть попроще — Витькой.

— И что? — спросил я.

— Что-что? Ему Любаша поручила Витьку по русскому подогнать. Витька говорит хорошо, а пишет с американским акцентом. Вот мы с ним и поспорили. В подъезде.

— А он свои пуговицы собрал? Сколько ему не хватило?

— А я знаю? Я их считал, что ли? Он там так разорался!

— И что же он орал?

— Он, Дим, орал, что, прежде чем учить английский, нужно свой родной язык изучить. И обозвал меня.

— Неприлично? — удивился я. Костя неприличные слова никогда не употреблял. А когда их слышал, то хмурил брови и сжимал кулаки.

— Еще как, Дим! Он, знаешь, как меня обозвал? — Алешка наморщил лоб, вспоминая. — А! Вот как: «Ты чЕрезвычайно перЕспективный жентельмен!» Клево, да?

Похоже, Алешке эта «обзывалка» очень понравилась. А у нее была своя предыстория, Алешка мне рассказывал.

А как получилось? Ихняя Любаша дала им письменное задание. Написать, что они смотрят по телевизору и почему. Костя так и написал: «В нашей семье телевизор никто не смотрит. И пока там не заменят безграмотных дикторов, которые говорят: „чЕрезвычайный, перЕспективный и коНпеНтентный“, мы его включать не будем».

Но, в целом и в общем, они помирились, собрали оборванные пуговицы и договорились, что один из них будет учить Вику русскому языку, а она будет переучивать Алешку на английский.

— И с чего начали? — спросил я Алешку.

— С английского, — Алешка помолчал. — Ты знаешь, Дим, какая у них классная квартира?

Я думал, он сейчас станет рассказывать про классную мебель, про всякую технику в кухне, а он как-то спокойно, будто знал это заранее, сказал:

— Это, Дим, не просто квартира. Это, Дим, шпионское осиновое гнездо!