Шоколадная медаль

Валерий Владимирович Цапков

Представьте, что вам разрешили пройти за кулисы войны. Вы заглядываете в одну гримерку – там воин примеряет костюм торговца, приоткрываете дверь во вторую – там философ чистит солдатские сапоги, а в третьей – шпион, лениво сгоняющий мух с шоколадной медали. Абсурд? Нет, дорогой зритель! Это и есть театр военных действий…

Глава 9

— Будешь, Тарасов, служить в дисбате, — такими словами оглушил капитан Зубов Тарасова через день после возвращения из колонны.

Тарасов сначала обомлел: неужто Зуб в самом деле прокурору стуканул? Но потом успокоился, узнав, что в понятие «дисбат « Зубов вложил всего лишь отстранение от машины и перевод во второй батальон этого же полка на должность простого стрелка. Второй батальон занимался в основном караульной службой, а для привыкших к самостоятельности водителей служба на постах, да еще через день, воспринималась как «дисбат». Зубов опасался, что происшествие на дороге вскроется, и предпочитал, чтобы к этому неприятному моменту Тарасов числился в другой роте.

Дезинфекция постельных принадлежностей

Друзья посмеялись над неудачей Тарасова, он же бодрился:

— Ничего, старикам везде у нас дорога, старикам везде у нас почет…

Служба четвертой роты оказалась не такой уж тягостной, как он себе представлял ранее. Почета ему не оказали, но уважение было. Новый призыв — это само собой, а дембелям, среди которых держали «фишку» сержант Андрианов и механик-водитель отделения Куцый, он пришелся по душе тем, что так умело рассказывал дорожные приключения, что и слушать было интересно, и их авторитет не умаляло. То, что его приняли за своего, Тарасов понял, когда за ним закрепили «духа».

— Бери себе, Славик, Борю. Все должно быть организованно. Передавай ему славные боевые традиции, — веско сказал высокий, слегка толстоватый Куцый и, обернувшись к Нагорному, с сожалением и даже с некоторым сочувствием изрек: — А ведь ты, Боря, никогда человеком, то есть дембелем, не станешь. Неспособный ты.

— Ну почему же! — возразил тогда Андрианов и обосновал: — Еще великий Гегель сказал, что путь к свободе лежит через рабство. Только тот, кто познал состояние раба, может стать свободным, со временем конечно… А в качестве раба Боря справляется неплохо.

Будешь, Тарасов, служить в дисбате, — такими словами оглушил капитан Зубов Тарасова через день после возвращения из колонны...

Сержант Андрианов, заместитель командира первого взвода, был крупным теоретиком. Кое-что ему досталось от отца-майора, замполита авиационной части в Подмосковье, кое-чего набрался сам. Борю ему под чужое влияние отдавать не хотелось. Мать у Андрианова тяжело болела: давление часто повышалось. Отец написал, мол, от гипертонии очень помогают японские магнитные браслеты, которые, как он слышал, свободно продаются в Кабуле, так не мог бы ты, сынок, купить… «Свободно продаются» — прочитав это, Андрианов зло усмехнулся. За желанным для матери подарком стояли три проблемы: где взять афгани, как купить в городе браслет, как переправить через границу в Союз. Все три этапа были связаны с нарушением законов. В решении первой проблемы он и намеривался использовать Борю (самому «делать афошки» перед дембелем считал неразумным). «Ничего, — подумал Андрианов, — сработаем через Яшу Гирина, он комсомольский секретарь, поэтому вне подозрений».

Однако, была у Тарасова черта, которая не понравилась Андрианову, как замкомвзводу, непосредственно отвечающему за внутренний порядок в расположении взвода: если на пути Тарасова стояла табуретка, то он не обходил ее, как все, а отбрасывал ударом ноги. Андрианов слегка злился, но и немного завидовал той естественности и идущей от души непринужденности, с какой Славик Тарасов пинал ботинком ни в чем не повинную мебель.

Да, жить-служить в четвертой роте можно было, но что очень огорчило Тарасова, так это то, что в той же четвертой роте служил старший лейтенант Олегов, бывший у него старшим машины в тот злополучный день. Неприятной была их первая беседа. Несколько дней Олегов не подходил к Тарасову, но в очередном карауле, когда Славик стоял на посту в автопарке, уныло наблюдая, как рота материального обеспечения собирается в очередной рейс, тот появился перед ним, проверяя посты.

— Товарищ старший лейтенант, за время несения службы на посту происшествий не случилось! Часовой третьего поста рядовой Тарасов…

Олегов кивнул головой, отослал разводящего, вместе с которым ходил по постам проверять колючую проволоку, и сразу в лоб спросил:

— Ты знаешь, во сколько мне обошлась та колонна по твоей милости?

Не моргнув глазом, Тарасов ответил:

— Вы были старшим машины, должны были следить за соблюдением мною правил дорожного движения и не допускать превышения скорости. А как вы могли следить, если вы, извиняюсь за подробность, были пьяны? Надышавшись исходящих от вас винных паров, я потерял на минуту сознание, что и послужило причиной дорожно-транспортного происшествия.

Олегов дернулся, как бы замахиваясь для удара, но взял себя в руки:

— Ты, падла, еще запомнишь эту беседу!

— Товарищ старший лейтенант, ну зачем же так, давайте по-хорошему, — миролюбиво сказал Тарасов. — Я ж понимаю, что давить людей в Кабуле больших денег стоит, но сами посудите, какие у меня сейчас возможности? Гнию на постах! Кстати, а во сколько вам обошлось?

— Еще и не обошлось. Если не рассчитаюсь — может вскрыться. А вообще-то, пять тысяч чеков, или сто тысяч афошек.

Сумма произвела впечатление на Тарасова, он замолк. Разводящий, осмотрев забор вокруг парка, уже направлялся к Олегову.

— Товарищ старший лейтенант, — скороговоркой, чтобы успеть до подхода разводящего, проговорил Тарасов, — по мере сил и возможностей, я постараюсь, но и вы помогите, в караул меньше ставьте…

…Служба в ночных патрулях была попроще и повеселее, чем в карауле. Лязгая гусеницами, боевая машина мчалась по улицам ночного города. Испуганно колыхались занавески на окнах, сжатый в руках автомат рождал чувство уверенности. Перекресток, на котором до утра должен стоять ночной пост, приятно пах дынями от близлежащих лавок зеленщиков.

Лучшее время суток и года в Кабуле — летняя ночь. Так размышлял Тарасов, ожидая, когда начальника патруля, техника соседней роты, прапорщика Батулявичуса, начнет клонить ко сну.

— Товарищ прапорщик, что мы все стоим, давайте по маршруту проедемся!

Батулявичус смачно зевнул и задумался: ехать или не ехать. Спать ему было нельзя, в любую минуту мог появиться БТР коменданта зоны с проверкой. Но спать хотелось, на часах два ночи, а комендантский час до пяти.

— А что, и проедемся…

— Можно, я в командирскую башню сяду?

— Садись, — охотно согласился Батулявичус, — а я тогда внутри пристроюсь.

Фыркнув и перебив дынный запах ароматом солярного угара, завелась боевая машина десанта. Тарасов сел на башню, а напарник по патрулю уселся на силовом отделении; его голова на тонкой шее болталась из стороны в сторону под тяжестью каски.

— Поехали по маршруту! — скомандовал Тарасов механику-водителю и показал палец. Тот понимающе кивнул головой, машина взревела и тронулась с места, набирая скорость. Солдаты царандоя, дежурившие на другом конце перекрестка, махнули вслед рукой. Проехав квартал, механик переключился с третьей передачи сначала на вторую, а затем на первую. Тарасов же, убедившись, что Батулявичус спит, устроившись на жесткой скамейке десантного отделения, осторожно перебрался на силовое отделение и на глазах испуганного Бори Нагорного на ходу спрыгнул с боевой машины. Он метнулся к тротуару, подбежал к облюбованной ранее двери дукана, на ходу перекидывая автомат за спину, и выхватил из-под бронежилета небольшой ломик. Дрожащими от волнения руками попытался вставить в замочную скобу монтировку и ужаснулся: до чего же громко он работает. Хоть и на первой передаче, БТР неуклонно уползал, грохот гусениц и двигателя плавно затихал, без шумовой завесы ни о каком взломе нечего было и думать.

— Черт тебя побери, — шепотом выругался Тарасов и лег на тротуар к самой стене, стараясь вжаться в асфальт, стать невидимым, в тоже время понимая, что первая же машина высветит его фарами. Да и без фар достаточно будет тусклой лампочки, висящей на электрическом шнуре почти прямо над ним.

«Кто не рискует, тот не пьет шампанское», — зло подумал Тарасов и, стараясь не производить шума, осторожно снял со спины автомат, напряженно ожидая, кто же раньше проедет по улочке: подвижный патруль царандоя или своя БМД. Сердце бешено колотилось, он напряженно вслушивался в тишину, прерываемую очень далекими выстрелами. Услышав нарастающий лязг гусениц, Тарасов почувствовал, как кровь у него вскипает от азарта. Еще минута, другая… Он вскочил, вставил в дужку замка монтировку и, когда грохот за спиной достиг апогея, рванул стальной рычаг. Хрупкий чугун китайского замка «Белая цапля» хрустнул, Тарасов рванул дверь на себя, заскочил в комнату, прикрыл за собой дверь и выхватил из кармана узкий, как карандаш, китайский фонарик…

Боря Загорный трясся, охваченный лихорадкой страха. Не отчетливо понимая, что же происходит, он все же понимал, что происходит что-то страшное. «Только бы все обошлось», — молился он каким-то злым богам, покровителям убийств и грабежей. До боли в глазах он вглядывался во тьму, приближаясь в третий раз к тому месту, где спрыгнул с боевой машины Тарасов. Увидев его живым и невредимым, Загорный облегченно вздохнул и, испытывая неописуемую радость, что все обошлось прямо-таки благополучно, помог загрузить мешок в машину.

— Там никого не было? — спросил Боря, счастливо улыбаясь.

— Конечно же, нет! — засмеялся Тарасов и, подмигнув Боре, достал что-то из кармана. — Держи, это тебе, бакшиш.

Боря, поднеся к глазам картонку, покраснел, что, впрочем, при свете звезд и редких уличных фонарей не было видно — с упаковки иностранных презервативов ему задорно улыбалась обнаженная красавица, заманчиво выгнувшаяся в необычной позе.