Блики солнца в преисподней

Валерий Вайнин, 2018

Третья книга трилогии «Ученик» (переиздание в авторском варианте книги "Разрушь преисподнюю", ЭКСМО, 2008). На московских улицах появляются люди, окутанные дымкой и способные к телесной трансформации. Ощущение необычайного могущества и ярости после принятия некоей «субстанции» всегда заканчивается у них умопомешательством. Мангуст ищет источник распространения загадочной жидкости и борется с окутанными тьмой «отморозками», бесчинствующими среди бела дня. Ему активно помогают старшеклассники. Борьба осложняется еще и тем, что жену Мангуста преследует влюбленный монстр, готовый на все ради безумной страсти.Содержит нецензурную брань.

7. Если устал — уйди.

23 сентября, четверг

1

Утро было как утро, хотя, казалось, ему тесновато в этой московской квартирке. Распахнутая форточка словно приглашала солнце на кухню, и солнце заглядывало из чистого любопытства: что за дятел тут поселился и стучит, стучит?..

Загорелый молодой человек, одетый в джинсы и голый выше пояса, колотил по клавишам пишущей машинки. Его тренированные мышцы пластично ходили в такт ударам пальцев, а худощавое лицо выражало досаду.

— Чёрт! — пробормотал он, уставясь в напечатанный текст. — Тошниловка просто!

Тут на кухню явилась зелёноглазая девушка в коротком зеленом платье. И в зеленых туфлях на шпильке. Густые пепельные волосы волнами падали на её плечи. Ноги её и фигура казались совершенными, а лицо было столь красиво, что могло вызвать умопомрачение.

— Ну? — проговорила она. — Чего ты тут разнылся?

— Не твоя забота, — буркнул молодой человек, вперясь в текст. — Сам с собой разговариваю.

Девушка приблизилась.

— А вот это уже хамство. — Она поводила пальцем перед его носом. — Никогда не смей разговаривать сам с собой в моём присутствии. Понял, морда?

— Угу. — Молодой человек выдернул из машинки лист, скомкал и швырнул на стол. — Ни фига не движется. Бездарь я дремучая.

— Кто бы спорил? — Девушка присела к нему на колени. — Но ведь упорства нам не занимать, правда? Не талантом возьмём так задницей. Вернее двумя задницами. И могу тебя уверить: когда две такие задницы берутся за дело, Гомер, Стендаль и Достоевский ворочаются в гробах.

Губы молодого человека дрогнули в улыбке.

— Дашка, отвали. Дай потрудиться.

Сунув ему под нос кукиш, девушка пошуровала среди смятых бумажных листов.

— Зачем ты выбросил мой абзац, засранец?

— Затем, что он бледный и грамматика хромает.

— Врёшь. Приведи пример.

Молодой человек возвёл глаза к потолку.

— Да сколько угодно. «В этой связи должна признать…» — процитировал он. — Достаточно или ещё?

Зелёные глаза девушки воззрились на него.

— И что здесь не так?

— Не в «этой связи», Даш, а «в связи с этим». Неужели не ясно?

— Глеб, ну ты зануда! Все говорят «в этой связи», и никто в обморок не падает.

— И флаг вам на башню! Говорите, если слух не режет! Присовокупите сюда же перлы типа «вовнутрь», «навряд ли» и «пятизвездочный отель»! Ополоумели просто!

Глаза Даши блеснули.

— Спокуха, мэтр! — Она куснула мужа за ухо. — Если у тебя буксует роман, это не повод на весь мир бочки катить.

— Не на мир, а на полуграмотных олухов.

— Типа меня, что ли?

Хмыкнув, Глеб нажал на кончик ее носа.

— Дашка, опоздаешь. Иди, а я тут поработаю задницей. Чтоб Гомер в гробу перевернулся. Давай-давай, вали.

Глянув на свои часики, Даша встала с его колен.

— И то правда. — Она вышла в прихожую, надела плащ и заглянула на кухню. — Я возьму «жигуль».

Глеб заправил в машинку бумажный лист.

— Естественно, — кивнул он, принимаясь печатать.

— Доберешься ножками, — уточнила Даша.

Набирая скорость, Глеб стучал по клавишам.

— Доберусь куда?

— В школу, детка.

— Зачем? У меня выходной, забыла?

Даша поправила на плаще поясок.

— В пять часов педсовет, забыл?

Глеб в досаде перестал печатать.

— Какого лешего? Даш, я не попрусь.

Даша вновь взглянула на часики.

— Любовь моя, если ты не притащишь свой зад на педсовет, Зинаида сожрет меня с потрохами. Даже если моя грамотность тебя не устраивает, вряд ли я этого заслуживаю.

— Черт с вами, буду.

— Ровно в пять, морда.

— Зуб даю.

Даша вышла из квартиры, захлопнув дверь. За спиной ее раздавался пулеметный треск машинки.

2

Во дворе дома, метрах в пятидесяти от подъезда, притулился черный «мерседес». В нем сидели двое, одетые в дорогие переливчатые плащи. За рулем был поджарый пожилой крепыш с несколько оттопыренными ушами, и рядом развалился толстяк, темные волосы которого артистично драпировали шею. Толстяк курил и жмурился на отраженное в стеклах солнце.

— Долго торчать, Володь? — хмуро осведомился крепыш. — Может, она вообще не выйдет.

Толстяк стряхнул пепел в окошко.

— Выйдет, потерпи.

— Дел полно, — буркнул пожилой.

Толстяк окинул его взглядом.

— За все твои дела, Гаврилыч, я тебе плачу. Причем не слабо.

— Володь, я же не про то. Времени просто жаль.

— Деловой ты наш. Гаврилыч, может за это ожидание тебе отстегнуть особо? Скажи не стесняйся: сколько там по твоему счетчику?

Крепыш обиженно засопел.

— Лады, Владимир Сергеевич, ваши деньги — вы босс. По мне хоть до ночи тут…

— Не лезь в бутылку, — хохотнул толстяк. — Интеллигентные мужики, Федя, секут юмор… Вот и дождались! — Он ткнул сигаретой в сторону подъезда, из которого показалась Даша. — Оцени, Гаврилыч, и поделись впечатлениями.

Даша торопливо шла к старенькому «жигуленку».

Рот Гаврилыча приоткрылся сам собой, и оттопыренные уши покраснели.

— Гвоздь мне в печень, вот это баба!

Довольный произведенным эффектом толстяк усмехнулся.

— Можно за такой побегать?

Пожилой крепыш прокашлялся.

— Не можно, Володь, а нужно.

Толстяк Володя насмешливо на него покосился.

— Губы — то не раскатывай. Моя будет.

Даша, меж тем, забралась в «жигуленок», лихо развернулась и выехала через подворотню.

Володя выбросил в окно окурок.

— Давай за ней, не разевай варежку.

Водитель стряхнул оцепенение, и «мерседес» покатил за «жигулёнком».

— Где ты ее подцепил? — выдохнул Гаврилыч.

— Держись в двадцати метрах. — Выверенным жестом толстяк откинул волосы со лба. — Еще не подцепил. Вчера засек возле универсама и проследил до дома. Теперь выясним, в какой фирме она служит, и сразу в атаку.

У перекрестка «жигуленок» нахально проскочил на желтый свет. «Мерседес не отстал, в точности повторив его маневр. Гаврилыч скривил губы в усмешке.

— Судя по колымаге, платят ей копейки. Странно.

Володя не отрывал взгляда от «жигуленка».

— Не странно, а замечательно. Мы откроем перед ней перспективы, никуда не денется.

Обгоняя грузовик с кирпичом, Гаврилыч покачал головой.

— Странно, говорю. Такая баба не может работать в шарашкиной конторе: коленкор не тот.

Толстяк пожал плечами.

— Кто сказал, что ее фирма не крутая?

— А в крутой фирме, Володь, такая краля будет ездить на «BMV», стоит ей лишь пальцами щелкнуть.

— В общем, конечно. Однако, Федя, всякое бывает. Может, к примеру, босс ее — тоже баба. И вообще — коллектив у них женский. Не реально, скажешь?

Гаврилыч вновь качнул головой.

— Из женского коллектива ее бы просто выперли. На кой она им сдалась такая? Кстати, она замужем?

— Откуда я знаю?

— Гвоздь мне в печень, Вова, ты даешь!

— Гаврилыч, не зли меня! — взвизгнул вдруг толстяк, и лицо его побагровело. — Какая мне к свиньям разница?! Если замужем…

— Тихо, — перебил Гаврилыч, глядя в зеркальце, — по-моему нас пасут. Причем внаглую.

— Кто? — обернулся Володя.

— Вон красный «москвич». Интер-ресно!

— Менты, что ли?

— Да уж не ФСБ. И не бандиты.

Подумав, толстяк отмахнулся.

— Пес с ними. Поцелуют меня в то самое отверстие. — Он сунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой и закурил. — Езжай, Гаврилыч, как ехал. Так во́т, если она замужем и катается на этой развалюхе, муж ее — явление переходное. В расчет его можно не принимать, не ходи к гадалке. Так же как, скажем, тот красный «москвич». В моих возможностях дать этой девушке то, чего она лишена. Разве не так, Федя?

Поглядывая в зеркальце, Гаврилыч промолчал. А старенький «жигуленок» несся впереди легко и независимо, будто самый крутой «мерседес». И желтый кленовый лист, прищемленный крышкой его багажника, задорно помахивал, как пятерня.

3

Красный «москвич» меж тем неотступно следовал за «мерседесом». Вела машину сероглазая девушка с короткой стрижкой. Рядом с ней сидел полноватый суровый мужчина лет сорока. Оба они были в джинсах и потёртых кожаных куртках, но характерами явно не сходились.

— Много берешь на себя, Сычова, — хмуро заметил мужчина.

— Как всегда, — парировала девушка. — Ты забыл добавить.

— Я-то ничего не забыл, а вот ты…Ладно, Свет, объясни доходчиво: что мы сейчас творим?

— Ведем наружное наблюдение за фигурантом по делу о взрыве в автосалоне «Фольксваген», в результате которого погиб владелец автосалона Григорий Лепко. Тебе что-то не понятно, Лёш? Попросись в отпуск.

Мужчина глянул исподлобья.

— Свет, ответь на вопрос: при чем тут Куроедов?

Подрезав синий «мицубиси», Светлана погрозила ему кулаком и отчеканила:

— Куроедов Владимир Сергеевич и есть наш фигурант по делу о заказном убийстве. Лёш, ты как бы не в курсе?

Алексей саданул кулаком по «бардачку».

— Он не фигурант, Сычова! Пусть он заказчик! Ты об этом знаешь, я знаю, все знают — но у нас на него даже гнилого презерватива нет!

Светлана скосила на коллегу серые глаза.

— Уж презерватив-то, Калитин, ты отыщешь. В этом деле ты профи.

Алексей поморщился.

— Стерва ты, Сычиха. Два месяца прошло, как ты меня прихватила, и всё тычешь носом, тычешь…

— А ты не долби мне прописные истины. Доказательства, видите ли, нужны. Кто бы мог подумать?

В «москвиче» повисла тишина. Черный «мерседес», вильнув задом, свернул налево. Ругнувшись, Светлана устремилась следом.

— Разумеется, нас засекли, — буркнул Алексей. — Знаешь, кто у него за рулем?

— Попов Федор Гаврилыч — полковник МУРа в отставке, — отбарабанила Света. — Начальник куроедовской охраны. Ты, вроде, с ним работал?

— Да. И он неплохо раскручивал дела, связанные со взрывами.

— О, как! — вырвалось у Светланы.

Алексей помолчал, а потом уточнил:

— Собираешься на психику им давить?

Светлана кивнула.

— Ты же меня знаешь. Главное, ввязаться в драку — там видно будет.

Вновь повисло молчание. «Мерседес» тем временем ещё дважды повернул налево, и «москвич», конечно же, последовал за ним.

— Смотрю на тебя, Сычиха, и диву даюсь, — вздохнул Алексей. — Вроде, только что замуж вышла…

— Так и думала, твою мать! — Светлана хлопнула по рулю и, гуднув, обошла мебельный трейлер. — Знакомая до боли дорога!

Алексей невозмутимо повторил:

— Только что замуж вышла, а все никак не угомонишься. Будто шило в заднице. Брось эту дебильную слежку: ни уму, ни сердцу.

Светлана смотрела на маячивший впереди «мерседес», и глаза ее приобрели стальной оттенок.

— Может, я и бросила бы, Лёш, но этот козёл, похоже, увязался за моей подругой. А вот это уж хрен!

Брови Алексея поползли вверх.

— Что-о?! Ну-ка, разворачивайся!

— И тебе тоже хрен!

— Капитан Сычова! Я вам приказываю…

— Лёш, заткнись. Если Дашке что-то угрожает, имела я и тебя, и весь наш МУР, и кого угодно. Ты понял меня, Лёш?

Алексей внезапно улыбнулся.

— Это как раз я понял. Хоть что-то в тебе человеческое.

— Ой-ой! — покосилась на него Светлана. — Потому что я не трахаюсь в рабочее время и с кем попало?

— Опять?! — взревел Алексей. — Сычиха, ты меня достала!

Светлана похлопала его по колену.

— Больше не буду. Честно.

«Мерседес» притормозил неподалёку от ворот районной школы. «Жигуленок» припарковался метрах в ста впереди. Светлана, остановив машину, приоткрыла дверцу.

— Погоди, — сказал Алексей. — Посмотрим, что будет.

— Ну да, я буду смотреть, а этот подлюга…

— Что он ей сделает? Средь бела дня. К тому же Попов наверняка ему доложил, что мы на хвосте. Не дёргайся, давай подождём.

Светлана прикрыла дверцу.

— Уговорил. Но если что…

— Само собой, тут же выскакиваем. — Алексей расстегнул куртку и потрогал наплечную кобуру.

Светлана с тревогой наблюдала, как открывается дверца «жигулёнка».

4

Выйдя из машины, Даша взглянула на часики.

— Кошмар! — прошептала она, устремляясь к зданию школы. Ветерок играл её пепельной гривой.

В воротах с ней столкнулись две её ученицы из 6-го «А».

— Здрасьте, Дарья Николаевна! — протараторили они вразнобой.

Даша сделала строгое лицо.

— Опаздываем, значит.

Таращась на неё, девчонки почему-то улыбались.

— У нас сейчас не английский, — как бы оправдалась одна.

— Физкультура у нас, — подхватила другая.

Даша усилила строгость в голосе.

— А на физкультуру опаздывать можно?

Девчонки заулыбались ещё пуще.

— Нельзя, конечно, — согласилась одна.

— Нежелательно, — подправила другая.

При этом все трое шагали к школьному крыльцу. У крыльца Даша слегка притормозила.

— Вот что, птички мои, — обратилась она к ученицам. — Войдите первыми и, если там Зинаида Павловна, выгляните и покашляйте. О’кей?

Ученицы взирали на неё с обожанием. И та, которая заявила, что опаздывать нежелательно, сейчас же уточнила:

— А если её там нет? Не выглядывать и не кашлять?

Даша рассердилась.

— Слушай, Ирка, можешь ты выполнить просьбу? Или прикалываться будешь?

Ученицы захихикали.

— Ой, да ради Бога, — пообещала Ирка. — Нет проблем.

Девчонки упорхнули, и Даша, щурясь на солнце, смотрела им вслед. Тут за спиной её раздался мужской голос:

— Значит, вы учительница. Никогда бы не подумал.

Даша обернулась. Перед ней стоял весьма упитанный незнакомец в плаще с переливом. Его длинные темные волосы живописно курчавились на белоснежном воротнике сорочки. В руке он держал букет алых роз и улыбался в тридцать два зуба.

— А что вы подумали? — осведомилась Даша.

— Что вы фотомодель. По меньшей мере. — Улыбка словно примёрзла к лицу незнакомца.

Даша внимательно на него посмотрела.

— Кто ж меня возьмёт в фотомодели? Разве что вы подсобите.

— Легко. — Мужчина шагнул к ней и протянул розы. — Это вам. В знак восхищения вашей красотой.

Даша взглянула на свои часики.

— Польщена. Однако от незнакомцев цветы не принимаю.

Толстяк поклонился, шаркнув ногой.

— Куроедов Владимир Сергеевич. Для вас — просто Володя. — Он вновь протянул ей розы.

— Хотите быть моим спонсором? — предположила Даша.

— Э-э… с удовольствием. Почту за честь.

— В таком случае смените фамилию. Куроедов как-то не впечатляет. Надо бы что-то… — Даша щелкнула пальцами, — типа Волкожоров или Винососов. Это звучит, обмозгуйте на досуге. — С этими словами она взбежала по ступенькам крыльца. И, открывая дверь школы, за спиной услышала:

— Еще потолкуем. Никуда не денешься.

Вбегая, Даша кивнула пареньку охраннику.

— Звонок был?

— Только что, — улыбнулся тот. — Опаздываем, Дарья Николаевна.

— Ой, не говорите! — Даша метнулась в учительскую раздевалку, скинула плащ и помчалась на второй этаж.

Охранник вдогонку крикнул:

— Не переживайте: сегодня многие опоздали!

Даша ворвалась в галдящий класс и произнесла по-английски:

— Привет! Прошу прощения.

Гвалт мигом стих. Класс встал.

5

Глядя на захлопнувшуюся дверь школы, Куроедов смачно выругался. Затем вышел из школьных ворот, швырнул цветы в урну и направился к машине. Возле «мерседеса», у открытого окна водителя, маячили двое в кожаных куртках — мужик и деваха. Распахнув дверцу, Куроедов втиснул в нее телеса.

— Кто они? — буркнул он начальнику охраны. — Менты, что ли? Скажи им: я по четвергам не подаю.

Оттопыренные уши Гаврилыча порозовели.

— Не заводись, Володь. Мы тут просто…

— Слышь ты, хрюша! — перебила деваха, обращаясь к Куроедову. Она просунулась в окно Гаврилыча, и серые ее глаза сверкнули сталью. — Когда я тебя прихвачу, ты не то что подачки…

— Капитан Сычова! — Мужик в кожанке взял ее под локоть.

Она оттолкнула его руку и закончила:

— Ты у меня, хрюша, на горшке не усидишь без костылей! Усёк!

Глаза Куроедова покраснели и словно вспухли.

— Пошла вон, тварь! Сперва нарой что-нибудь, потом вякай!

— Вот именно, Володь, — подхватил начальник охраны. — Они просто на понт берут, а ты реагируешь.

— Заткнись, удавлю! — прошипел Куроедов. Глаза его еще более покраснели и вспухли.

Гаврилыч пристально в него всмотрелся.

— Э-э, да тебя повело вижу.

Откинув со лба волосы, Куроедов шумно дышал.

Мужик в кожанке пользуясь возникшей паузой, вновь попробовал оттащить напарницу.

— Пошли, Свет. Пусть пока меж собой разбираются.

Она вновь его оттолкнула.

— Погоди. Дай полюбоваться на козла с букетом.

Куроедов явственно заскрежетал зубами. Салон «мерседеса» потемнел, будто погружаясь в грязноватую дымку. Брови Светланы приподнялись: она не поверила глазам.

Напарник ее в досаде проговорил:

— Валяй, любуйся. А я посижу в машине. — Он зашагал к «москвичу».

Тяжело и часто дыша, Куроедов буркнул:

— Поехали, Гаврилыч.

Начальник охраны включил зажигание, однако Светлана продолжала смотреть в окошко, держась за опущенное стекло.

— Предупреждаю один раз, — сказала она, — подойдёшь к этой девушке на три шага — хоть с цветами, хоть с ананасами — отвинчу твои причиндалы против резьбы. Усёк, хрюша?

Куроедов издал звук, напоминающий то ли стон, то ли вой. Грязноватый сумрак в машине почернел.

— Прочь, сука! — завопил он, тяня руку к Светлане.

Рука его, окутанная сумраком, точно ватой, удлинилась на полметра и растопыренными пальцами толкнула девушку в лицо. Ошарашенная Светлана, как пушинка, отлетела шагов на пять.

Гаврилыч резко дал газа, и «мерседес» рванул с места. Куроедов, откинувшись на спинку сиденья, тяжело дышал с закрытыми глазами. Выехав на шоссе, автомобиль катил в транспортном потоке. Мрак в салоне рассеялся.

— Слетаешь с катушек, — констатировал начальник охраны. — Как фраер сопливый.

Куроедов пробормотал:

— Тошно. Хочу бульона.

Начальник охраны хмуро на него покосился.

— Ясное дело, гвоздь мне в печень. — Солнце, подкравшись сзади, просвечивало сквозь его оттопыренные уши. — Они менты, Володь. Я вижу их насквозь: ни шиша у них нет, а начальство требует. Вот и куражатся для оттяжки.

— Послушай, Гаврилыч…

— К чему залупаться, Володь? Держи себя под контролем.

— Мне нужен бульон! Пойми, образина! — возопил Куроедов.

Начальник охраны приоткрыл было рот, но лишь сплюнул в окно и прибавил скорость.

6

Обалдевшая Светлана поднялась с пятой точки. Алексей вылез из «москвича» и бежал к ней.

— Напросилась?! — прокричал он. — Цела хоть?

Светлана демонстративно себя ощупала.

— Вроде бы. Как ни странно.

— Ну, Сычева… могила тебя исправит! Что произошло?

— Как обычно: я — им, они — мне. В общем, высказались.

Алексей зашагал к «москвичу».

— Пошли, попробуем их догнать.

Светлана не двинулась с места.

— Зачем? Мы нормально пообщались.

Алексей покрутил пальцем у виска.

— Ты с ба-альшим прибабахом! То сюда, то туда — ей-богу, определись, Свет!

Светлана задумчиво проговорила:

— Заскочу-ка я в школу. Подождёшь?

Алексей вздохнул.

— Во-первых, я не завтракал. А во-вторых, надо бы отметиться у Жмыхова: его уже искрит. Давай твою школу отложим.

Светлана покачала головой.

— Завтракай без меня: я не голодна. А у Жмыхова отметься сам. Скажи, у меня встреча с информатором. Проглотит.

— Про тебя, Сычова, он проглотит все что угодно. Любой у нас проглотит.

— Лёш, брось. Сходи поешь с аппетитом.

— Между прочим, Свет, у нас дел вагон.

— С каких пор, Калитин, ты меня понукаешь? Ты — меня!

Махнув рукой, Алексей, приоткрыл дверцу машины.

— Где встречаемся?

Шагая к зданию школы, Светлана бросила через плечо:

— Позвоню тебе на мобильник.

При её появлении охранник приподнялся за своим столиком.

— Э-э, простите…

— Уголовный розыск. — Махнув перед ним корочками, Светлана проследовала мимо.

За её спиной охранник проворчал:

— Ну да, уголовный розыск. Вы жена учителя физкультуры.

Светлана обернулась.

— Если знаешь, зачем тормозишь?

Охранник раздвинул в улыбке мальчишеские усики.

— Работаю.

Светлана хмыкнула.

— Хороший мент из тебя получится.

— Нет уж, увольте.

— Подумай. — Она двинулась к спортзалу.

Школьный спортзал, как обычно, издавал характерные шумы: топот, хлопки, девчачьи визги. Светлана приоткрыла дверь. Учитель физкультуры, веснушчатый рыжеволосый атлет, проводил с шестиклассниками разминку, от которой с детей ручьем катился пот. Светлана произнесла:

— Кхы, кхы!

На эти звуки рыжий учитель оглянулся.

— Теперь отжимаемся! — скомандовал он. — Ноги на скамейку, грудь до пола! — Выйдя из зала, он полюбопытствовал: — Соскучилась, что ли?

Воровато оглядевшись, Светлана обняла его и поцеловала в губы. Затем пробормотала:

— Стас, ты бы не очень их… Цыплята же ещё.

— Разговорчики! — улыбнулся Стас, и веснушки его разбежались по лицу. — Вложу в них здоровья сколько смогу. Спасибо потом скажут. Что, кстати, у нас на ужин?

Светлана сияла, будто на первом свидании.

— Стас, до ужина, вроде, далеко…

— Но мне интересно: опять, что ли, пельмени из пачки?

— Нет, постараюсь что-нибудь приготовить. Честно.

Фыркнув, Стас потрепал её по волосам.

— Верю. Ох, верю! — Он заглянул в зал. — Федулов, кончай сачковать! Я всё вижу!

Мальчишеский голос пробухтел:

— В баскетбол хоть поиграем?

— Отожмёшься двадцать раз — поиграем, — пообещал учитель физкультуры. — Все слышали?! Когда Федулов отожмётся двадцать раз — играем в баскетбол!

Начался такой тарарам — стёкла зазвенели. Весь класс накинулся на бедного Федулова, побуждая отжиматься.

Светлана прыснула.

— Так бы стояла тут целый день и пялилясь на вас. Но сам понимаешь.

— Ну и вали. — Стас чмокнул её в щёку. — У меня тоже, как видишь, работа — не сахар. — Он взялся за ручку двери.

— Погоди, — остановила его Светлана. — В общем-то, я насчет Дашки пришла. За ней тут один тип увивается…Она четко его отшила, но ему, я уверена, это по барабану.

Стас нетерпеливо топтался.

— Короче, Свет. Кому надо обломать рога, не привлекая личный состав МУРа?

Светлана покачала головой.

— Тут сложнее.

— В чём сложность?

— Ну, в общем… Кабы я знала!

Стас попятился в зал.

— Свет, короче. Что нужно делать?

Светлана собралась с мыслями.

— Передай Дашке, чтоб опасалась Куроедова. Он подозревается в заказном убийстве, и главное… главное… — Вдруг смутившись, она торопливо закончила: — Проводи Дашку домой.

Стас застыл в дверях спортзала.

— Может объяснишь толком?

Светлана развернулась и пошла к выходу.

— Нет у меня объяснения, Стас. Проводи Дашку.

Когда она проходила мимо охранника, тот лихо ей отсалютовал. Но Светлана его даже не заметила. Погружённая в мысли, она остановилась на школьном крыльце, извлекла из кармана сотовый телефон и набрала номер.

— Это не химчистка! — отозвался мужской голос. — Сколько можно повторять…

— Привет, Француз! — произнесла Светлана. — Чем занимаешься? Роман кропаешь?

Из трубки донёсся вздох.

— Сычиха, не трави душу.

— За Сычиху — в пятак! — улыбнулась Светлана.

— А за «кропаешь» — по уху! — парировал её собеседник.

Светлана улыбнулась шире.

— Ладно, квиты. — И тут же нахмурилась. — Глеб, мне надо с тобой поговорить. Не по телефону.

Глеб хмыкнул.

— Я должен выполнить работу МУРа?

Светлана вздохнула.

— Не до шуток: речь о Дашке. И не только.

После короткого молчания Глеб уточнил:

— Что-то из ряда вон?

— Похоже. Думаю, что ты единственный, кто не сочтет, что я свихнулась. Могу я к тебе заехать?

— Дурацкий вопрос. Прямо сейчас?

— Позднее. Ты ведь дома?

— Пока — да. Но в пять у меня чёртов педсовет.

Светлана взглянула на часы.

— До пяти я обернусь.

— Свет! — крикнул голос из трубки. — Не наделай за это время глупостей!

— Не волнуйся, — заверила Светлана, — ни я, ни Дашка глупостей не наделаем. Обычная рутинная работа.

— Особенно у Дашки, — усмехнулся Глеб. — Она просто обожает рутину.

На этом они синхронно дали отбой. И немного успокоенная Светлана пошла к автобусной остановке.

7

Отпустив класс на перемену, Даша отправилась в школьную столовую. Ученики всех возрастов таращились на её фигуру и ноги, красоту которых подчёркивало короткое облегающее платье. Всё, однако, было спокойно, пока дело не коснулось 10-ого «Б». Во-первых, в этом классе, увы, преподавался французский язык, что лишало ребят удовольствия лицезреть на уроках красавицу-англичанку, и во-вторых, в классе этом учились знаменитые на всю школу Лёня Рюмин и Гуля Шарипова. Когда англичанка проходила мимо, 10-й «Б» в полном составе кучковался у кабинета математики. Гуля Шарипова, за лето еще больше похорошевшая, при виде Даши пихнула закадычного друга локотком. Лёня Рюмин, повзрослевший и возмужавший, но сохранивший на лбу тот же задиристый чубчик, принял сигнал и, как повелось в американских фильмах, свистнул училке вслед. Звучок получился хилый, но товарищи по учёбе замерли от восхищения Лёниной крутостью.

Даша обернулась.

— Кто свистел?

Десятиклассники сплочённо безмолвствовали.

Даша посмотрела Лёне в глаза.

— Стыдно признаться?

— Чего стыдиться-то? — заелозил Лёня. — Когда выражаешь самые светлые чувства…

Класс захихикал.

Даша строго заметила:

— Светлые чувства так не выражают.

— А как? — полюбопытствовала Гуля. — Может научите?

— Запросто. — Сунув в рот два пальца, Даша издала разбойничий свист, от которого кто-то подпрыгнул, а кто-то заткнул уши. — Примерно, вот так, — заключила она и продолжила путь в столовую.

Но далеко отойти не успела.

По коридору примчалась директриса. Бесформенное платье кирпичного цвета, как знамя, трепыхалось на её тощем теле. Обёрнутая вкруг затылка жиденькая коса воинственно съехала набекрень, а бледные щёки от гнева пошли пятнами.

— Кто свистел? — жёстко прозвучал тот же вопрос.

Ответом так же было молчание.

Директриса приблизилась, чеканя шаг, как статуя Командора.

— Десятый «Б», я снимаю вас с занятий. Отправляйтесь по домам, и чтобы завтра к восьми все явились с родителями. Ясно?

— С обоими или можно с одним? — уточнила Гуля Шарипова, но никто не засмеялся.

Проигнорировав ее реплику, директриса повысила голос:

— Вам ясно, спрашиваю?!

Даша подошла с виноватым видом.

— Зинаида Павловна, свистела я.

Директриса отмахнулась.

— Дарья Николаевна, не надо их выгораживать: на шею сядут. В общем, так, десятый «Б»…

Красный как рак Лёня выступил вперёд.

— Это я свистел, Зинаида Павловна.

Директриса смерила его взглядом.

— Думаешь, я удивлена? После каникул, Рюмин, ты совсем развинтился. Завтра к восьми приведёшь родителей. В дневник записать или так запомнишь?

Даша тронула директрису за плечо.

— Честное слово, свистела я. Он не умеет.

Директриса нахмурила брови.

— Дарья Николаевна, я просила бы вас не вмешиваться. В конце концов это неэтично.

Обречённо вздохнув, Даша сунула два пальца в рот и свистнула второй раз. И вновь кто-то подпрыгнул, кто-то заткнул уши. У директрисы отвисла челюсть. После продолжительной паузы она пробормотала:

— Родители отменяются, Рюмин. Не бери на себя лишнего: тебе и своего хватает. А вас, Дарья Николаевна, прошу в мой кабинет. — Сжав тонкие губы, она зашагала по коридору.

Лёня Рюмин понуро теребил чубчик. Следуя за директрисой, Даша обернулась и показала ему кулак. Тут прозвенел звонок, и школьники от мала до велика устремились в классы.

На лестничной площадке между этажами директриса резко остановилась, и Даша едва на неё не натолкнулась. Поправив косу на затылке, директриса произнесла:

— Хотелось бы знать, Дарья Николаевна…

— Зинаида Павловна, — перебила Даша, — делайте со мной что угодно, только не увольняйте. Честное слово, я больше не буду.

Директриса вздохнула. Затем сунула в рот два пальца и подула. Ничего не получилось.

— Хотелось бы знать, — сказала она, — как у вас это выходит?

Даша воззрилась на неё в изумлении.

Директриса снова дунула в два пальца. С тем же успехом.

— Научите? — спросила она деловито.

Даша покачала головой.

— Ни за что.

— Почему?

— Если директора школ начнут свистеть, к чему это приведет?

Директриса хихикнула.

— Так и слышу интонации Глеба Михайловича.

Из спортзала по лестнице взбежал учитель физкультуры.

— Тебя-то мне и надо! — обратился он к Даше. — Добрый день, Зинаида Павловна.

— Мы уже здоровались, Станислав Андреевич.

Физкультурник раздвинул в улыбке веснушки.

— Должен же я отреагировать на ваше присутствие.

— Вовсе не обязательно. — Директриса пошла по лестнице вверх. — Между прочим, — бросила она Даше, — был звонок, свистушка…э-э…свистунья!

Стас в недоумении посмотрел ей вслед.

— Что это с ней?

— Не спрашивай, — отмахнулась Даша. — Из-за Лёньки с Гулькой я так вляпалась…

— Даш, — перебил физкультурник, — есть разговор.

Даша попятилась.

— У меня урок, Стас. Давай попозже.

— Полминуты, — заверил Стас. — Заходила Светка и велела тебе передать, чтобы ты была осторожней со своим ухажёром.

Даша округлила глаза.

— С кем, с кем?

— С этим, как его… с Куроедовым.

— О, Господи! Стас, я пойду…

— Погоди. — Стас придержал её за руку. — Светка просила, чтобы я проводил тебя домой. Куроедов этот, вроде, в убийстве замазан.

— Чёрт с ним! — Даша продолжала пятиться. — Не надо меня провожать. Спасибо.

— Даш, не хорохорься. Светка зря паниковать не будет.

— Знаю, Стас. Но после педсовета меня заберет Глеб.

Стас посмотрел на неё с удивлением.

— Глеб попрётся на педсовет? В свой выходной?

Даша кивнула.

— Зуб давал.

Стас развел руками.

— Тогда что ж… тогда порядок.

Хлопнув его по плечу, Даша побежала вдоль коридора, влетела в класс и произнесла по-английски:

— Привет! Прошу прощения.

Класс встал. Ученики улыбались.

8

На уроке Лёня и Гуля сидели как на иголках. Проходили чёртовы неравенства с чёртовыми логарифмами. При этом Гуля шипела Лёне в ухо:

— Мы её подставили! Понимаешь — подставили!

— Что ей будет? — отговаривался Лёня. — Родителей, что ли, вызовут?

— Ишак! — негодовала Гуля. — Её турнуть могут! Доволен будешь?!

— Прямо уж турнуть? — выражал сомнение Лёня. — За такой свист орден давать надо.

Учительница математики обратила на них взор. Это была дама лет шестидесяти в строгом сером костюме, сухонькая и седая.

— Рюмин и Шарипова, — проговорила она негромким голосом, — извините, что отвлекаю, но пожалуйте к доске.

Лёня приподнялся.

— Если вы так настаиваете, Виктория Александровна…

И Гуля подхватила:

–…мы готовы принять это как деловое предложение…

–…от которого нельзя отказаться, — заключил Лёня.

Класс грохнул хохотом.

Математичка осталась невозмутима.

— Рюмин и Шарипова, — сказала она, — я вам не Глеб Михайлович.

— В смысле? — оторопел Лёня.

— В том смысле, что годы у меня не те, чтоб с вами пикироваться. К доске оба, живо. Доску пополам. Номер сорок шесть из учебника. Рюмин — неравенство один, Шарипова — неравенство три. Кто уложится в пять минут — пятёрка. Кто не уложится… Как там у вас по-французски? Пардонэ муа, мэзами.

Лёня и Гуля заскрипели по доске мелом. В классе повисла тишина.

В пять минут уложились оба, решение у обоих было верным.

— Что ж, — констатировала пожилая учительница, — приятно, что вы не такие оболтусы, какими хотите казаться. Давайте дневники, ставлю «отлично».

Гуля положила дневник на стол.

— Хорошо, когда тебя ценят.

— В родном отечестве, — добавил Лёня, кладя дневник рядом.

Учительница покачала головой.

— Могу и передумать.

Лёня изобразил раскаяние.

— Молчим как рыба.

— Как две рыбы, — поправила Гуля.

— Запечённые в тесте, — добавил Лёня.

Класс прыснул.

Виктория Александровна взглянула на часы.

— Десять минут до конца урока. Я должна сделать сообщение. Поскольку Галина Даниловна уволилась, вопрос о вашем классном руководстве оставался открытым. Теперь могу вам сообщить, что меня уговорили. Вернее, уломали.

Класс глухо загудел. Седая учительница постучала по столу угольником.

— Ну-ка, тихо! Знаю, вы предпочли бы сесть на шею Глебу Михайловичу. Но вряд ли вам позволят избирать классного руководителя демократическим путём. Так что придется нам с вами терпеть друг друга оставшиеся два года. Постараемся, по крайней мере, быть взаимно вежливыми. Вопросы есть?

Гул в классе пошёл на убыль. Дождавшись тишины, Виктория Александровна удовлетворённо кивнула.

— Вопросов нет. Тогда обсудим наши общие задачи. Культработа и редколлегия…

Лёня и Гуля не слушали: они продолжали шёпотом препираться.

— Вряд ли Зинаида сделает оргвыводы, — предположил Лёня. — Подумаешь, свист. Не бомба ведь с часовым механизмом.

— Пошёл ты со своей бомбой! — разозлилась Гуля. — Только бомбы нам не хватает!

— Я к тому, — оправдывался Лёня, — что ничего такого…

— А если её всё-таки турнут?! — напирала Гуля. — Что тогда?! Извините, скажем, шутка! Ножки нам её понравились! Так, что ли?!

— Чего ты от меня хочешь?! — разозлился в ответ Леня. — Чтоб я ввалился к Зинаиде и на колени плюхнулся?!

Виктория Александровна вновь постучала угольником по столу.

— Месье Рюмин! Понимаю вам с нами скучно. Но, быть может снизойдете и черкнёте в стенгазету заметку? Что-нибудь типа эссе.

— Какое еще эссе? — буркнул Лёня.

Учительница прохаживалась между рядов, заложив руки за спину.

— Об осени, Рюмин, о природе. Что-нибудь простое и непритязательное. Не хотите нас осчастливить?

Гуля выкрикнула:

— Он с удовольствием! У него полно свежих мыслей и наблюдений!

Лёня испепелил её взглядом.

— К какому дню это надо? — осведомился он хмуро.

— Ко вторнику желательно. Справитесь?

— Э-э… в общем… — промямлил Лёня. — В стихах можно?

Послышались смешки. Пожилая учительница и бровью не повела.

— Сделайте одолжение. Уверена, ваши строки украсят стенгазету.

Тут прозвенел звонок, и Виктория Александровна торопливо продиктовала задание на дом. Десятый «Б» ринулся на перемену.

Лёня и Гуля устремились к кабинету английского, из которого, как раз, выходила Даша.

— Дарья Николаевна, ну как? — взволнованно поинтересовалась Гуля.

И Лёня добавил:

— Поддержка армии и флота не нужна?

Даша выдержала паузу. В глазах её плясали чёртики.

— Из-за вас, — отчеканила она, — меня лишили северных коэффициентов и надбавки за выслугу лет. Довольны?

— Только и всего? — просияла Гуля. — Рассосётся.

А Лёня серьёзно заявил:

— Не надо было со мной пересвистываться. Не женское это дело.

Даша посмотрела на что-то за их спинами и сказала, понизив голос:

— Ленька с Гулькой, линяйте: директор на горизонте.

— Оставьте эти приколы для детсада, — усмехнулся Лёня.

И Гуля поддержала:

— Да и там на это никто не купится.

Однако сзади послышался голос директрисы:

— Забыла вас спросить, Дарья Николаевна.

Лёню и Гулю как ветром сдуло.

Даша сделала шаг навстречу начальству.

— Может, по пути в столовую? Есть хочу зверски.

Директриса кивнула.

— Пойдёмте, я тоже проголодалась. — Они двинулись по коридору. — Простите за педантичность, но… Глеб Михайлович не забыл, что в пять у нас педсовет?

— С утра помнил, Зинаида Павловна. Обещал быть.

— Точно?

— Как в аптеке. Не сомневайтесь.

— Конечно, я не сомневаюсь, но…Дарья Николаевна, не могли бы вы ему позвонить и напомнить еще раз. На всякий случай.

Сквозь толчею учеников они продвигались к столовой, и Даша боролась с искушением дёрнуть начальство за косу, нелепо обрамлявшую затылок.

9

Глеб наспех перекусил и вновь уселся за машинку. В ожидании Светки Сычовой он облачился в рубаху и заправил её в джинсы.

На кухонном столе валялись клочки бумаги, среди которых выделялась тонкая пачка листов с текстом, не подвергнутым экзекуции. Колотя по клавишам машинки, Глеб услышал звонок, затем — ещё один.

— Иду, Сычова, иду, — пробормотал он, поднимаясь с табурета.

Оказалось, звонили не в дверь — звонил телефон на холодильнике. Взяв трубку, Глеб буркнул:

— Зоопарк слушает.

Приятный мужской голос произнёс по-английски:

— Добрый день. Могу я поговорить с лордом Грином?

Брови Глеба удивленно приподнялись.

— Нет ничего проще, — по-английски ответил он. — Какими судьбами, барон Мак-Грегор?

— О, сэр! — обрадовался его собеседник. — Простите, не узнал вас!

Глеб смахнул со стола в корзину свои творческие неудачи.

— Богатым буду. Рад слышать вас, барон.

— Ловлю на слове, — хохотнул голос в трубке. — Могу я заглянуть к вам для приватного разговора?

— Разумеется, Ричард. Где вы находитесь?

— Посмотрите в окно, сэр.

Выполнив это указание, Глеб увидел у подъезда голубой «вольво», рядом с которым стоял господин средних лет в костюме и плаще, сидевших на нём, будто накрахмаленные. Держа возле уха сотовый телефон, господин этот помахал Глебу рукой.

— Автомобиль ваш собственный? — полюбопытствовал Глеб.

— Напрокат взял. — Господин похлопал по кабине «вольво». — В Москве я на неделю, покупать смысла не было.

— Что ж, Ричард…Поднимайтесь, у меня мало времени.

— О, лорд Грин, разумеется! Надолго вас не задержу. — С этими словами невысокий накрахмаленный человечек засеменил к подъезду.

Услыхав щелчок подъехавшего лифта, Глеб открыл дверь.

— Но будь любезен, Ричард, — произнёс он раздражённо, — брось к чертям эти титулы.

Барон улыбнулся.

— С удовольствием, Майкл. — Он потоптался в прихожей и с любопытством заглянул на кухню. — С превеликим удовольствием.

— Не снимешь ли плащ? — предложил Глеб.

— Излишне. Ты спешишь, да и я… — Барон вошёл в комнату и огляделся. — Как ты живешь в таком убожестве, Майкл?

Глеб пожал плечами.

— Полгода назад, Ричард, ты об этом уже спрашивал. С тех пор ничего не изменилось. Во всяком случае, к худшему.

Барон лукаво прищурился.

— Но теперь, Майкл, мне известно, что ты Мангуст. И теперь, как и тогда, меня не покидает ощущение, — барон отдёрнул на окне штору, — что ты прячешь здесь даму.

Глеб удивлённо на него посмотрел.

— Не знаю, Ричард, то ли смеяться, то ли вытолкать тебя взашей.

Пергаментное лицо барона и вся его крахмальная фигурка выразили раскаяние.

— Извини, Майкл: эйфория. С тех пор, как ты позволил мне сбежать и разгромил наше тайное братство…

— В которое ты настойчиво упрашивал меня вступить, — ехидно ввернул Глеб.

Барон нимало не смутился.

— С тобой мне было спокойней. Но теперь, когда кошмара этого более не существует, от избытка свободы я веду себя порой, как мальчишка. Прости, Майкл. И огромное спасибо.

Глеб улыбнулся.

— Принято. Итак, чем обязан?

Помедлив с ответом, барон щёлкнул пальцами. Из его пальцев взметнулись огоньки пламени.

— Теперь, Майкл, — проговорил он с довольным видом, — мы можем друг друга не стесняться, не так ли? Причины тебя побеспокоить у меня две. — Пламя трепетало на пальцах барона. Из кармана его плаща выпорхнула пачка сигарет и повисла в воздухе. — Причина первая. — Из пачки вылетела сигарета и воткнулась барону в губы. — Надеюсь, Майкл, ты поможешь отыскать моих друзей.

Глеб со вздохом присел на диван.

— Ближе к делу, Ричард. Оставь дешёвые трюки.

Сжимая сигарету зубами, барон пробормотал:

— Не обращай внимания: эйфория свободы. — Он поднёс к сигарете пылающие пальцы, но пламя погасло. Барон вновь щёлкнул пальцами — посыпались искры, и вспыхнуло пламя, которое он вновь поднес к сигарете. Пламя погасло опять. — Что за чёрт?! — Барон сердито стал щёлкать пальцами, однако, на сей раз, даже искорки не высек.

Глеб взглянул на часы.

— Теряем время.

Раздосадованный барон достал из кармана зажигалку и попытался извлечь огонь обычным способом. Огонь не загорался. Барон вновь помянул чёрта, но, сколько ни щёлкал зажигалкой, та не срабатывала.

Внезапно зажигалка вырвалась из руки барона и упорхнула в форточку. Следом за ней устремилась сигарета с оставшейся пачкой. Барон оторопело на это взирал.

— В моём доме не курят, — сказал Глеб. — Перейдёшь ты наконец к делу?

Опомнясь, барон погрозил ему пальцем.

— Ах, Майкл!.. Ладно, причина первая. Тебе что-нибудь говорит фамилия Ньюгарт?

Глеб пожал плечами.

— Я должен её знать?

— Возможно. Джордж и Люси Ньюгарты — биохимики из Манчестера. Они сейчас где-то в Москве.

— Не слыхал, Ричард. Мало ли в Москве иностранцев.

— Майкл, это мои друзья. Я их разыскиваю.

— Чем могу помочь? Обратись в местную милицию, в британское консульство…

— Какое к дьяволу консульство?! — в досаде перебил барон. — У них неприятности с Интерполом! Я должен их вытащить!

Глеб откинулся на спинку дивана.

— Похоже, Ричард, ты опять имеешь на меня виды.

Барон уставился в пол.

— Просто помоги их разыскать.

— Любопытно, как? Если даже Интерпол их найти не в силах.

— У меня есть номер их мобильного телефона.

— Так какого же чёрта…

— Там никто не отзывается, Майкл, Срабатывает автоответчик.

Глеб раздражённо поднялся с дивана.

— Ты остановился в «Метрополе», Ричард?

— Как обычно, — насторожился барон. — И что это нам даёт?

— Позвони своим Ньюгартам и продиктуй на автоответчик номер телефона портье: он примет для тебя сообщение. Ничего другого на ум не приходит. А сейчас извини…

— Погоди, Майкл, — засуетился барон. — Есть ещё одно дело.

— Только в темпе, Ричард. Самую суть.

— Да-да, в двух словах буквально. — Барон глотнул воздуха. — Здесь в музее этого… как его… Пуч-ки-на, да? Там висит картина Рубенса «Вакханалия». Она производит во мне такие волнующие вибрации…Майкл, помоги мне её украсть?

Глеб пристально на него посмотрел.

— «Вакханалию», значит? — уточнил он. — Из Пушкинского музея? Взять да украсть?

Барон кивнул.

— Ты ухватил суть, Майкл.

Глеб расхохотался.

— Чтоб мне провалиться: ведь ты не шутишь! Хватит молоть чушь, Ричард. Мне некогда.

Барон вздёрнул подбородок.

— И каков же ваш ответ, лорд Грин?

Глеб выразительно взглянул на дверь.

— Барон Мак-Грегор, ступайте в задницу.

Накрахмаленный человечек усмехнулся.

— Уверен, Майкл, ты передумаешь. Наверняка ты раздражен из-за женщины. Готов держать пари. — С этими словами барон игриво распахнул дверцу старого шкафа.

И застыл как соляной столб.

Задняя стенка шкафа отсутствовала. За висевшей на плечиках одеждой раскинулся цветущий зелёный луг. Под сверкающим солнцем там пели птицы и порхали бабочки. Слева виднелся краешек леса, а справа, чуть подальше, серебрилась река. И всё это каким-то образом располагалось на уровне шестого этажа московского жилого дома.

Барон переводил взгляд со шкафа на Глеба, с Глеба на шкаф и, казалось, готов был рухнуть в обморок.

Глеб прикрыл дверцу.

— Боюсь, Ричард, в эйфории от свободы ты захочешь слишком далеко.

— Лорд Грин…Майкл… — залепетал барон, — ведь это же… то, что ты сотворил…

— Как видишь, это не женщина, — подвёл итог Глеб. — Уматывай, у меня дела.

Барон покорно засеменил в прихожую.

Тут раздался звонок в дверь. Глеб открыл, и в квартиру ворвалась Светлана Сычова в кожаной куртке на распашку.

— Извини, задержалась… — Она заметила стоящего за спиной Глеба господина. — Я не вовремя?

— В самый раз, — заверил Глеб.

Барон торжествующе произнёс (разумеется, по-английски):

— Всё-таки я был прав.

Глеб представил его Светлане:

— Барон Мак-Грегор, шотландский неотразимый мужчина. — Затем по-английски обратился к барону: — Капитан Сычова, московский уголовный розыск. Насчёт кражи картины проконсультируйся с ней. Полагаю, ход будет сильным, Ричард.

Хохотнув, барон проскользнул на лестничную площадку и по слогам произнёс:

— До свьи-да-ни-йа.

Глеб захлопнул дверь.

Светлана сняла куртку и повесила на крючок. Под мышкой у неё чернела наплечная кобура.

— Он правда барон?

— Стопроцентный.

— Откуда ты его знаешь?

— Долгая история. — Глеб постучал пальцем по стеклу своих часов. — Сычиха, время! Опоздаю на педсовет — Зинаида пасть мне порвёт.

Проходя на кухню, Светлана обронила:

— А за Сычиху — в ноздри.

— Покормить тебя? — предложил Глеб. — Только в темпе.

Светлана покачала головой.

— Я обедала. — Она взяла со стола бумажный лист и вслух прочитала: — «Капитан Сычова вышла из грязновато-красного «москвича». На ней было платье в горошек…»

Глеб выхватил у неё своё творенье.

— Что за хамство?! Кто тебя воспитывал?!

Светлана расплылась в улыбке.

— Даже фамилию не изменил, задница.

Глеб положил лист обратно в стопку.

— Фамилии поменяю, когда закончу. Выкладывай, что у тебя.

Светлана просительно протянула руку.

— Дай хоть страничку прочесть.

Глеб показал ей кукиш и прошёл в комнату. Вздохнув, Светлана последовала за ним. Она приоткрыла дверцу шкафа.

— Обалдеть! Никак не привыкну! Можно, мы со Стасом в выходной зайдем позагорать?

— Что за вопрос! — разозлился Глеб. — Не тяни резину, Свет: опаздываю!

Светлана присела на диван.

— Не дергайся. У подъезда Калитин — домчим тебя в лучшем виде. — Она усмехнулась. — На грязновато-красном «москвиче».

Глеб мерял шагами комнату.

— Времени всё равно в обрез. Приступай.

— Знаешь, теперь я как-то уже не уверена…

— Сычова, давай по-милицейски: голые факты.

Светлана провела рукой по коротким своим волосам.

— Утром за Дарьей увязался хрен на «мерседесе» — Куроедов. Проследил её до школы и ломанулся дарить розы…

— Слушай, — Глеб тоже присел на диван, — если бы я разбирался с каждым Дашкиным вздыхателем, ни на что другое времени бы уже не хватило.

Серые глаза Светланы блеснули сталью.

— Этот Куроедов, между прочим, угрохал своего конкурента по бизнесу. Только не говори, что Дашка ему не конкурент.

Глеб кивнул.

— Понял, спасибо. Придётся за Дашкой присматривать. — Он поднялся с дивана. — Всё? Тогда помчались.

Светлана продолжала сидеть.

— Ещё кое-что. — Она помедлила. — Когда хрен этот залез в свою тачку, я сунулась в окно со стороны водилы и начала грамотно давить ему на мозги.

— Могу представить! — ввернул с улыбкой Глеб.

— Он, само собой, запсиховал, — продолжила Светлана. — И тогда…не считай меня фантазёркой, он стал окутываться чем-то вроде тёмного тумана или дыма…короче, как бы погрузился во мрак. Потом протянул ко мне руку мимо водилы… Глеб, рука его удлинилась, как раздвижная антенна, и меня толкнула. Ну и силища, я тебе доложу… И они уехали. — Светлана встала с дивана. — В общем, это всё. Можешь послать меня к доктору.

Улыбка на лице Глеба растаяла. Он положил руку Светлане на плечо.

— Сычиха, ты будешь меня слушаться?

Светлана посмотрела ему в глаза.

— Буду. Что надо делать?

— Не приближайся к нему.

Серые глаза Светланы смотрели растерянно.

— Ты понимаешь, что происходит?

Глеб качнул головой.

— Нет. Но, конечно же, мне это не нравится. Нужно собрать информацию.

Светлана нахмурилась.

— Какого же хрена я должна разевать варежку?

Глеб нахмурился так же.

— Я не говорю: не следи за этим Куроедовым! Я говорю: наблюдай на расстоянии, не суй нос в его машину и в другие интимные места! Не понятно разве?!

— Умеешь объяснить, — буркнула Светлана.

Они двинулись наконец к двери, надели куртки — и тут зазвонил телефон. Чертыхнувшись Глеб сдёрнул трубку с холодильника.

— Ты ещё дома! — возмутился голос Даши. — Каналья ты и бестия притом! Зинаида Павловна, слыхали, как я его отчитала? — Рядом прозвучала невнятная воркотня директрисы, затем — вновь голос Даши в трубку: — Дуй сюда, чтоб пятки сверкали!

— Как ты там? — полюбопытствовал Глеб. — Поклонники не одолевают?

Светлана усмехалась в дверях.

Даша ответила:

— Какие на фиг поклонники? Тут учебный процесс. Кроме Лёньки с Гулькой, меня не одолевает никто.

Глеб хмыкнул.

— Против Лёньки с Гулькой я бессилен. — Дав отбой, он вернул трубку на холодильник. — Вперёд Светка! Горю синим пламенем!

Они выскочили из квартиры и, захлопнув дверь, помчались вниз по лестнице. Затем, после короткого спурта, нырнули в красный «москвич»: Светлана — на место рядом с водителем, Глеб — на заднее сиденье.

— Здравия желаю, товарищ майор! — проговорил он.

Алексей Колитин обернулся через плечо.

— Привет, Француз. Всё торопишься куда-то?

— Гони в школу, Лёш! — скомандовала Светлана. — Мигалку вруби: опаздываем!

Хмуро на неё покосившись, Алексей покатил со двора.

— Капитан Сычова, кто здесь начальник, я или ты?

— Ты, Лёш, ты! Езжай шустрей!

— Если я начальник, Сычова, у меня вопрос: почему я тут извозчиком работаю?

Вопрос остался без ответа. Но, когда выехали на шоссе, Алексей всё же врубил мигалку. А Светлана задумчиво произнесла:

— Меня вот что интересует: кто такие Лёнька с Гулькой?

— О! — отозвался Глеб сзади. — Эт-то надо видеть!

10

После занятий Лёня Рюмин и Гуля Шарипова направились к метро. Солнце скрылось в тучах, но стояла теплынь, и куртки на ребятах были распахнуты. В отличие от большинства одноклассников Лёня и Гуля не носили за спиной ранцев — они шли, помахивая портфелями.

— Двигаем ко мне? — тряхнул чубчиком Лёня.

— Питаться и делать уроки? — уточнила Гуля.

— Имеешь что-то против, восточная женщина?

— Скучновато, бледнолицый брат.

Лёня выдержал паузу.

— Будешь капризничать?

— Ещё не решила. — Гуля извлекла из кармана сотовый телефон. — Ладно, поставлю в известность кишлак, чтоб розыск не объявили. — Набрав номер, девочка принялась отпрашиваться по-таджикски.

Жёлтых листьев на деревьях было много, они падали при порывах ветра. Однако и зеленых листьев было не мало, и они держались изо всех сил. Когда Гуля сунула телефон в карман, Лёня осведомился:

— Как там, в кишлаке?

— Требуют, чтоб я берегла честь. — Гуля потянула его за рукав. — Пошли, полно уроков. Тебе ещё стихи в стенгазету писать.

Лёня хлопнул себя по лбу.

— Чёрт, была же светлая мысль! — Он потянул Гулю в противоположную сторону. — Пошли на автобус.

— Зачем?

— Поехали к Сашке. Помнишь малявку, с которым нас Глеб познакомил?

— Конечно. И что с того?

— Гуль, из него стихи прут вот так! — Лёня щёлкнул пальцами. — Помнишь, Глеб нахваливал?

Гуля смотрела на него сердитыми карими глазами.

— Рюмин, знаешь, ты кто? Ишачий ты сын.

— Но-но, мой папа не ишак, а чекист. Прошу не путать.

— За папу извиняюсь. Но сам ты… Этот Саша, по-твоему, спит и видит, как бы настрочить в стенгазету?

Лёня разозлился.

— А по-твоему, я сам стихи напишу?! — Он постучал себя по лбу. — Не моя, Гуль, область!

— Тогда отболтайся.

— Ну да, у Виктории отболтаешься! Припомнит потом по случаю… Поздняк метаться. Едем к юному дарованию. — Лёня зашагал к остановке.

Гуля его догнала.

— Адрес хоть помнишь?

— Если б не помнил, — буркнул Лёня, — не вылез бы со стихами. Хватило бы ума.

Тут подошёл автобус, и ребята, пробежавшись, в него вскочили. Ехать предстояло минут двадцать, до остановки «Дом Игрушек», но свободных сидений, слава Богу, хватало. Пропустив Гулю к окошку, Лёня принялся развлекать её беседой, состоявшей в основном из перемалыванья мелких школьных событий. Когда они вышли из автобуса, моросил дождик.

— Могли бы завтра заехать, — поёжилась Гуля.

— Нет уж. — Лёня уверенно двинулся по асфальтовой дорожке, петляющей меж домов. — Если филонишь, надо филонить грамотно. Мало ли что завтра случится.

Они приблизились к дому, где проживал девятилетний поэт Саша. И картина, представшая их взорам, была, мягко сказать, удручающей. «Юное дарование» стояло, прижавшись к стене школьным ранцем, под ветвями желтеющего клёна. В руках «юного дарованья» билась перепуганная кошка, а трое мальчишек лет одиннадцати агрессивно на них наседали. На Сашу и кошку то есть. Один из агрессоров держал пластиковую бутылочку, наполненную, похоже, водой. Двое других — размахивали жестяными банками пива. И тот, у которого была вода, совал её Саше в лицо.

— Не ссы, тормоз, глотни! Прикольно будет!

Саша отчаянно отбивался ногами. И кошка, будто с ним заодно, норовила цапнуть противников лапой. Дождик усилился, народу вокруг не было ни души.

Лёня с Гулей переглянулись.

— Что за пассаж? — пробормотал Лёня. — И какой в нём смысл?

— Стоять будем?! — сверкнула глазами Гуля. — Посмотрим и порассуждаем, да?!

Лёня хмыкнул.

— О'кей, вдарим по мелкоте! — Он зашагал к арене действий. — Эй, шелупонь! Ну-ка, брысь!

Взгляды мальчишек обратились на него. На лицах нападавших не было ни испуга, ни растерянности — только злость.

— Что ещё за крендель? — осклабился один из них, хлебнув пива.

— Клизму захотел! — предположил другой, державший воду.

Эти мальчишки учились, вероятно, в классе шестом, а Лёня Рюмин — в десятом. Но ему стало не по себе.

— Пошли вон, — произнёс он без должной уверенности.

Мальчишка вновь хлебнул пива.

— Ну, давай, прогони нас!

Повисло молчание. Прижатый к стене Саша, пользуясь передышкой, отпустил кошку. Кошка с удовольствием дала дёру. Никто её не преследовал.

— Ну так чё, крутой? — скалился на Лёню шпанёнок с пластиковой бутылкой. — Махаться будем или как?

Героем Лёня не был. Но за спиной у него стояла Гуля. К тому же «юное дарование», освободясь от кошки, заехал ближайшему придурку по скуле. И Лёня ринулся в битву: в одной руке — портфель, в другой — неукротимая ярость. Тут и Гуля кинулась на подмогу.

— Прочь, шакалье дерьмо! Уши поотрываю! — вопила она.

Саша, подросший за лето, но всё такой же худой и вихрастый, с немой свирепостью орудовал кулачками. Получилось, так сказать, трое на трое. Шпанята, однако, оказались увёртливы и сильны не по возрасту, и не известно, чем бы эта свара закончилась, если б мимо не проехал милицейский патруль. Даже не глянув на драку, менты покатили дальше. Но шпанята задали стрекача, и вожачок их прокричал:

— Запомним вас! Ещё встретимся!

— Хоть сейчас! — хорохорился Лёня, отряхивая брюки. И, не получив ответа, с облегченьем обратился к Саше: — Ну, что тут у вас за дела?

Саша поправил на плечах ранец.

— Куртку порвали, падлы. От бабушки влетит.

Гуля потрогала его рукав.

— Чего они хотели, Саш? Кошка твоя?

Саша мотнул вихрастой головой.

— Кошку они хотели из бутылки напоить. Она верещала, а я проходил мимо и… В общем, выхватил кошку — и драпать. Они — за мной. Обступили и тычут бутылкой в рожу. «Выпей, — говорят, — отпустим.» — «Щас, — говорю, — разбежался!» Они ржут: «Думаешь отрава?» И глотнули по очереди. Я послал их подальше. Тут вы нарисовались.

Гуля застегнула пуговку на его рубашке.

— Что в бутылке-то? Пахнет чем?

Саша чуть подумал.

— Ничем. Вода, вроде.

— Ну и выпил бы, — усмехнулся Лёня. — Великое дело.

Саша бросил на него взгляд.

— Ты дурак?

У Лёни покраснели уши.

— Но-но, малявка, фильтруй базар. Они же пили, сам говоришь. А тебе, что ли, гордость не позволяет?

Саша вновь подумал.

— Лёня, — сказал он, — я не делаю того, что меня заставляют делать.

Лёня раздражённо тряхнул чубом.

— Слушай, бэби, сколько тебе лет?!

Гуля пихнула его портфелем.

— Помнишь, за чем мы пришли?

Лёня вздохнул.

— Саш, у меня к тебе просьба…

— Заходите в дом, — пригласил Саша. — Посидим, чайку попьем.

Гуля шагнула к подъезду, но Лёня покачал головой.

— Спасибо, нет времени. Уроков до черта. А тут ещё задали стих об осени написать. Вот я и подумал: если б ты помог…

— Нет проблем. — Сашину мордашку озарила улыбка. — Ты ведь, блин, мне жизнь спас.

Гуля хихикнула. А Лёня так и взвился.

— Слушай, не хочешь — не надо! За спрос денег не берут.

— К какому дню? — уточнил Саша. — Об осени, так об осени.

— Ко вторнику, — воспрял духом Лёня. — В понедельник мы могли бы к тебе заехать и забрать. Сделаешь?

Саша кивнул.

— Заходите в понедельник.

Лёня отсалютовал, развернулся и пошёл.

Гуля потрепала Сашу по вихрам.

— Пока, вундеркинд. — И двинулась за Лёней.

— Гуль! — окликнул её мальчик. — Ты заметила, что эти оглоеды как бы дымились.

Гуля растерянно обернулась.

— Не выдумывай.

Лёня так же остановился и воззрился на Сашу.

— Капал дождик, — сказал он, — на них падала тень от дерева…Оптический эффект.

— Какая тень?! — возмутился Саша. — Чёрный дымок их окутывал. Они были как бы в сумраке.

Лёня хохотнул.

— Неплохо для юного дарования. Развей этот образ. Гуль, погнали, а то пролетим с уроками.

Гуля помахала Саше рукой.

— До понедельника! — И поспешила прочь.

— Гуль! — крикнул Саша. — Ты заметила, я знаю!

Мальчик вошёл в подъезд, поднялся на свой этаж и позвонил в квартиру. Открыла ему горбатая старушка с усталым лицом.

— Где тебя носило? Обед остыл. — Она заметила порванную куртку. — Господи, опять дрался! Когда это прекратиться?!

— Ба, отстань, — буркнул Саша раздеваясь.

— Что значит «отстань»?! — возмутилась старушка. — Одежда на тебе горит прямо, не напасёшься!

Из-за спины старушки выглянуло пятилетняя девочка с плюшевым медведем в руках.

— Ой, какой чума-азый! — пропищала она. — Как поросёнок.

Саша хмуро на неё покосился.

— Отвали, Танька. Пока не схлопотала.

Танька тоже подросла за лето. Она перестала в разговоре путать буквы «р» и «л» и чётко произнесла:

— Вредный и противный! Майкл, — обратилась она к медвежонку, — дай ему по роже!

Плюшевый мишка сохранял невозмутимый вид и, судя по всему, приказ этот выполнять не собирался. Саша, однако, отреагировал с неуместным пылом:

— Заткнись, болтушка! Прикуси язык!

Бабушка всплеснула руками.

— Как ты стал разговаривать! Грубости да хамство! Вот позвоню сейчас Глебу…

— И я позвоню Глебу! — ввернула Танька. — И скажу, как ты обзываешься!

Мальчик швырнул ранец в угол.

— Отстаньте обе! Надоели! — Он захлопнул за собой дверь комнаты. — Звоните кому угодно!

— Шучу, думаешь?! — крикнула из-за двери бабушка. — Сию же минуту звоню Глебу!

Она подошла к телефону, набрала номер и, выслушав семь долгих гудков, повторила набор. Затем старушка положила со вздохом трубку и отправилась на кухню разогревать обед.

Саша не слышно возник у неё за спиной.

— Ну как, позвонила?

— А как ты думал? — громыхнула посудой бабушка. — Не подходит у него никто.

— Само собой, — кивнул мальчик. — Станет он дома рассиживать.

Бабушка хмуро обернулась.

— Думаешь, такое поведение сойдёт тебе с рук? Не надейся: попозже позвоню опять.

Саша улыбнулся.

— Давай-давай. Удачи тебе.

11

С опозданием на десять минут Глеб вбежал в пустынный вестибюль. Охранник сонно ему кивнул.

— Началось? — Глеб снял на ходу куртку.

— Что? — зевнул охранник.

— Педсовет, Петя. Что же ещё?

— Мне лично не докладывали.

Глеб метнулся было в раздевалку, однако, заметил приближающуюся директрису. На ней было пальто, форма и цвет которого могли бы повергнуть в ужас обитателей зоопарка. А жиденькую косу вокруг затылка прикрывал такой симпатичный платочек, что, как говорится, ни в сказке сказать, ни пером описать.

— Опаздываем, Глеб Михайлович! — упрекнула она. — Как всегда, опаздываем!

Глеб удивленно сверился с часами.

— Неужто успели закончить?

С улыбкой Джоконды директриса похлопала его по плечу.

— На ваше счастье, дорогой мой, педсовет отменился. Меня срочно требуют в министерство.

Она собралась проследовать к выходу, но Глеб непочтительно придержал её за локоть.

— Как это отменился? Зинаида Павловна, вы дернули меня в мой выходной и полагаете, в этом моё счастье?

Бледные щёки директрисы порозовели.

— Поверьте, Глеб Михайлович, для меня самой этот вызов — как гром среди ясного неба. Но министерству я условий не диктую, а педсовет наш…

— Плевал я на министерство!

–…педсовет мы легко перенесём на следующий четверг.

Молодой охранник, стряхнув сонливость, наблюдал эту пикантную сцену.

— Что-о?! — взревел Глеб. — Опять на четверг?!

Директриса смотрела с вызовом.

— Четверг, Глеб Михайлович, наиболее удобен для большинства преподавателей!

— Вот и отлично! Заседайте без меня!

— Нет, Глеб Михайлович, мы будем заседать с вами! Пустите руку, я опаздываю! В отличие от вас я к этому не привыкла!

Глеб смущенно её отпустил.

— Извините. Только на педсовет я не явлюсь.

— Явитесь как миленький!

— Посмотрим!

Со второго этажа по лестнице сбежал учитель физкультуры. Его рыжие кудри были расчёсаны, а веснушки раздвинулись в улыбке.

— Вот и ты! — приветствовал он Глеба и крикнул, задрав голову: — Даш, спускайся: он здесь! — И прошагал к двери. — Едем, Зинаида Павловна. Успеете, не волнуйтесь.

Глеб полюбопытствовал:

— Ты куда, Стас?

Физкультурник приоткрыл входную дверь.

— Подброшу Зинаиду Павловну до министерства.

— Карьеру делаешь? — съязвил Глеб.

— Кто запретит? — подмигнул Стас, выходя.

Глеб буркнул вдогонку:

— Подпевала кулацкий!

— Как остроумно! — прокомментировала директриса, задержавшись на выходе. — А на педсовет вы придете, иначе…иначе в нос дам! — Дверь за ней захлопнулась.

Тут по лестнице с царственной неторопливостью спустилась Даша. Она была уже в плаще, и пепельная её грива трепетала на плечах при каждом шаге.

— Разбуянился. — Она взяла Глеба под руку. — Склочник и горлопан.

Глеб вздохнул.

— Зла не хватает. Летел сюда сломя голову, а мне говорят: «Спасибо за попытку. Ну-ка, ещё разок».

Даша прыснула.

— Кошма-ар!

Простившись с охранником, они вышли. Мелкий дождик не прекращался. Даша подняла воротник плаща.

— А утром, — сказала она, — было солнце и были розы.

Глеб кивнул с комичной серьезностью.

— Наслышан.

— Сычова стукнула?

— Кто ж ещё?

Они забрались в «жигуленок», Глеб включил «дворники» и лихо взял с места. Даша приклонила голову на его плечо.

— А у тебя что было интересного? Кроме скомканных листов.

Глеб усмехнулся.

— Меня посетил барон Мак-Грегор. Помнишь такого?

— А то! — Даша подняла голову с его плеча. — Что он хотел?

Сквозь дождь «жигуленок» мчался в транспортном потоке к дому.

— Он высказал два желания, — ответил Глеб. — Одно…Держись крепче, чтоб не упасть. Барон предложил мне украсть из музея «Вакханалию» Рубенса.

— Да ладно!

— Ей-богу.

В изумрудных Дашиных глазах сверкнули искорки.

— Любовь моя, надеюсь ты согласился?

Глеб кивнул.

— Угу, этой ночью и приступим.

Даша рассмеялась.

— Ладно. А второе желание?

— Второе не столь эффектно. Он хотел, чтобы я разыскал в Москве его английских друзей. Каких-то биохимиков.

12

Барон Мак-Грегор вышел из взятого напрокат «вольво». Вечерело. Дождь моросил беспрестанно. Ежась, барон вошёл в фойе «Метрополя». Публика здесь фланировала солидная, несуетливая и, главное, малочисленная. Портье за стойкой — в смокинге, с манерами виконта — приветствовал Мак-Грегора почтительным полупоклоном, изобразив радость от его лицезрения. Оно и понятно: барон не скупился на чаевые. Фойе было освещено, что называется, в театральной традиции: весьма празднично — для демонстрации нарядов и драгоценностей, однако не слишком ярко — чтобы скрыть гримировку на лицах дам.

У стойки дежурного барон приоткрыл рот для вопроса, но портье вопрос предвосхитил.

— Вам звонили, мистер Мак-Грегор, — доложил он на хорошем английском. — Пять минут назад. Женщина.

Барон, невысокий, чистенький и будто накрахмаленный, воззрился на служителя отеля. Портье, преданно глядя ему в глаза, молчал как рыба. Мак-Грегор извлёк из бумажника двадцатидолларовую купюру и припечатал ладонью к стойке.

— Имя, — потребовал он.

И дежурный доверительно сообщил:

— Назвалась Люси Ньюгарт.

Барон убрал руку со стойки, и купюра исчезла в кармане портье. Мак-Грегор не сводил с него взгляда.

— Леди оставила адрес?

— Нет, сэр. Она перезвонит завтра между четырьмя и пятью часами.

Барон задумчиво массировал подбородок.

— Вы дежурите в это время? — осведомился он. — Или кто-то вас сменит?

Портье сверкнул улыбкой.

— Завтра я на месте до девяти вечера.

— О’кей, проследите за моими звонками.

— К вашим услугам, сэр.

Отойдя от стойки, барон подумал, что в этой стране сервис всё же налаживается. За спиной он услыхал незнакомый голос:

— Мистер Мак-Грегор, не уделите ли мне три минуты своего драгоценного времени?

Обернувшись, барон увидел азиата неопределённого возраста с небольшим шрамом над левой бровью.

— Вам известно моё имя? — произнёс барон сухо.

Азиат с улыбкой поклонился.

— Случайно, мистер Мак-Грегор. Во-первых, я имел честь лететь с вами из Лондона одним рейсом. А во-вторых…

— Не припомню вас, — бесцеремонно перебил барон.

— Вероятно, потому, сэр, что для вас мы японцы все на одно лицо. — Незнакомец поклонился с той же улыбкой. Его английский был вполне сносен. И ростом японец был столь невзрачен, что барон, который на каблуках едва достигал ста шестидесяти сантиметров, взирал на него сверху вниз. — А во-вторых, — продолжил японец, кивнув на портье, — этот бой назвал вас по имени. Простите, мистер Мак-Грегор, я не заткнул уши.

Барон усмехнулся.

— И что же вам угодно, мистер… э-э…

— Этот бой, — кивнул японец на портье, — произнёс имя Люси Ньюгарт, которое, как я понял, хорошо вам известно. Я тоже биохимик, мистер Мак-Грегор. Мы с Люси и Джорджем не знакомы, хоть и работаем в смежных областях. Я надеюсь с ними встретиться. Разумеется, если вы, мистер Мак-Грегор, соблаговолите мне в этом содействовать.

Барон пристально смотрел на японца.

— Вы остановились в этом отеле?

— Да, сэр. Иначе как бы получил счастливую возможность встретить вас снова?

— Простите… Э-э… как вы сказали ваше имя?

Шрам над бровью японца чуть покраснел.

— Моё имя ничего не скажет вам, мистер Мак-Грегор. С Люси и Джорджем я так же не знаком, хоть считаю их лучшими в нашей области. Когда полгода назад они были в Токио на конгрессе, я не имел возможности засвидетельствовать им безграничное моё восхищение. Зато теперь с вашей помощью, надеюсь… У меня неплохая частная лаборатория, мистер Мак-Грегор. Я намерен сделать Люси и Джорджу предложение, которое, уверен, их заинтересует.

Барон массировал подбородок.

— Что за предложение?

— При всём уважении, мистер Мак-Грегор, — японец поклонился, — я не предполагаю в вас специалиста в данной области науки. Вряд ли я сумею растолковать вам суть проблемы. Своё предложение я готов озвучить лишь перед Люси и Джорджем. В вашем присутствии, если угодно. Должен, однако, заметить, мистер Мак-Грегор, времени у нас мало: сделка может расстроиться.

Барон вставил в рот сигарету и задумчиво задержал возле неё руку.

Японец безмятежно улыбался.

— Такое впечатление, мистер Мак-Грегор, будто вы собираетесь высечь огонь из пальцев.

В смятении барон принялся хлопать себя по карманам.

— Глупости…Просто зажигалку потерял, выронил из окна…Как вы узнали, что Ньюгарты в Москве?

Лицо японца было непроницаемым. Он достал свою зажигалку, щёлкнул и дал барону прикурить.

— Всегда ношу с собой. На всякий случай. А разве они не в Москве, мистер Мак-Грегор? Из вашего разговора с портье я понял, что…

— О’кей. — Барон махнул дымящей сигаретой. — Я проинформирую Джорджа и Люси, что их коллега просит о встрече. Думаю, возражать они не будут.

Шрам над бровью японца вновь покраснел.

— Когда мне ждать ответа, сэр?

Барон сделал неопределённый жест.

— Ну, в общем… Мы остановились с вами в одном отеле. В каком вы номере, кстати?

Японец поклонился, скрывая выражение глаз.

— Я сам разыщу вас, мистер Мак-Грегор. — Он направился к лифтам и, не оглядываясь, обронил: — Будьте осторожны: здесь курить запрещено.

— Не турнут же меня за это, — пробормотал барон. — Хотел бы и сам я знать, где эти чёртовы Ньюгарты.

Погружённый в размышления, он расхаживал по фойе, дымя сигаретой. Разумеется, его не турнули.

13

Супруги Ньюгарты, послужившие поводом для знакомства Мак-Грегора с низеньким японцем, нашли приют на подмосковной даче в Голицино. Дача была столь роскошной, что дом их в Манчестере по сравнению с ней выглядел жалкой лачугой. И биохимическая лаборатория, которую отгрохал супругам владелец дачи в двух смежных комнатах, могла бы вызвать зависть у большинства коллег. Но Джордж и Люси окрылёнными себя не ощущали, хоть проводили в лаборатории по шестнадцать часов в сутки. Обстановка и окружение действовали им на нервы. Однако в положении супругов, как они его понимали, выбирать особо не приходилось.

Джордж, мужчина лет пятидесяти, имел солидное брюшко и плешь, вокруг которой курчавились светлые волоски. На лице его выделялись голубые глаза и нос картошкой — типичная рязанская физиономия. Тем не менее Джордж был, что называется, чистокровным англичанином.

Люси, дама сорока пяти лет, худосочная, высокая, с орлиным профилем, смотрелась как истинная британская леди, хоть в девичестве носила фамилию Куроедова. То есть Владимир Куроедов являлся её племянником и владельцем дачи одновременно. И это обстоятельство отнюдь не улучшало настроения супругов.

— Надоел он мне, — заявил Джордж, уставясь в окуляр микроскопа. — Осточертел, как пудинг тётушки Мэг. Дай-ка образец три-один-S.

Люси подала ему предметное стёклышко с лоскутком шерсти, пропитанной экспериментальным раствором.

— Но Джордж, — возразила она мягко, — ведь он столько для нас делает. Мы здесь в таких условиях…

— Как в тюрьме. — Джордж изучал под микроскопом поданный лоскут. — Так-так… Структура обозначилась… Но как-то смутно. Люси, он не для нас старается, а для себя. Надеется хапнуть на моём красителе.

— Дорогой, ведь это естественно. Владимир вложил в нас такие деньги… При том учти: он успешно торгует автомобилями и мы не единственный свет в его окошке. — Люси аккуратно раскладывала на лабораторном столе стёклышки с образцами материи. — Он богат и не мелочен, дорогой. Это окупает многое.

— Богат?! — возмутился Джордж. Кудряшки вкруг его плеши воинственно топорщились. — Когда я запатентую СКН, в сравнении с нами он будет выглядеть нищим и хорошо это знает! Потому и пускает слюни!

Наклонившись через стол, Люси погладила мужа по голове.

— СКН ещё надо создать, дорогой. У нас много работы.

Джордж оторвался от окуляра микроскопа.

— Хочу домой, в Манчестер.

Люси опустила взгляд.

— Будь умницей, дорогой. Это невозможно.

Помолчав, Джордж произнёс в досаде:

— Тогда устрой так, чтоб твой чокнутый племянник не попадался мне на глаза.

— Джордж, не выдумывай. Он не чокнутый.

— Чокнутый, чокнутый. Особенно — последний месяц. Возбуждён точно под кайфом, взгляд бегает… Не замечала?

Люси пожала плечами.

— Ерунда, наркотиков он не употребляет. Ты переутомился, дорогой. Может, отдохнём денёк? Кстати, я звонила Ричарду в отель — не застала. Поговорила с портье.

Лицо Джорджа оживилось.

— Оставила Ричарду адрес?

Люси покачала головой.

— Не думаю, что это благоразумно.

— Чушь! — отмахнулся Джордж. — Я хочу видеть Ричарда! Когда позвонишь ему в следующий раз…

Тут в лабораторию ввалился Куроедов с начальником охраны и двумя амбалами. Племянник был в шёлковом халате с драконами, обвивавшими хвостами его обильные телеса.

— О чём трёп? — спросил он по-английски. — Не обо мне ли?

— Много чести! — отозвался Джордж, взирая в микроскоп. — Не могли бы вы отсюда убраться?

Куроедов с усмешкой тряхнул длинными волосами.

— Ах, дядюшка! За что вы меня так не любите?

— Чёрт лысый тебе дядюшка! — буркнул Джордж.

Приблизившись к племяннику, Люси наклонилась, будто собиралась клюнуть его своим орлиным носом.

— Не обижайся, Володя, — проговорила она по-русски. — Джордж устал и не в духе.

Куроедов потрепал тётку по плечу.

— Твой Джордж всегда не в духе. — Толстяк казался навеселе. Его покрасневшие глаза словно увеличились в объёме. — Но всё равно, тётя Людочка, я обожаю старину Джорджа. Вы приготовили мне бульон? — Субстанцию, Володя, — поправила Люси. — Приготовили. Но зачем она тебе в таком количестве?

— Растения поливаю, тётя Людочка. Эксперимента ради.

Джордж обратил взор на жену.

— Что он там болтает? — Когда Люси перевела, Джордж хмыкнул. — Растения, как же. Не удивлюсь, если он субстанцию пьет.

Куроедов хмыкнул в ответ.

— Странные мысли, дядюшка! — И обратился к тётке по-русски: — Где бульон?

Люси указала на пластиковые канистры. По кивку племянника начальник охраны и амбалы, взяв канистры, направились к выходу.

— Момент! — Заступив дорогу начальнику охраны, Джордж стал разглядывать его оттопыренные уши на фоне света лампы. — Интересный материал. Стоит попробовать.

Губы Люси дрогнули в улыбке.

— Дорогой, прекрати.

— Что прекратить? — Выпятив брюшко, Джордж изучал физиономию полковника МУРа в отставке. — Я и не приступил ещё.

Начальник охраны взглянул на своего босса.

— Володь, что ему надо?

Куроедов хохотнул.

— Хочет уши твои покрасить. Может, согласимся, Гаврилыч?

— Не сегодня. — Гаврилыч отодвинул Джорджа плечом и вышел.

Вслед за ним удалились амбалы с канистрами.

Куроедов задержался на пороге.

— Когда ждать результатов, родственники? — по-английски осведомился он.

— Скоро, — пообещала Люси.

— Денёк — другой? Не так ли, тётя?

Склонясь над микроскопом, Джордж буркнул:

— Прекратите на нас давить. Мы не подёнщики.

Глаза Куроедова покраснели ещё более, грудь его вздымалась под шёлковым халатом.

— Мы делаем, что можем, Володя, — пробормотала Люси по-русски. — Это в наших интересах, ты должен понять.

После некоторой паузы Куроедов произнес:

— Понимаю, Людмила Петровна. Но дело в том, что у меня появилась сногсшибательная девушка. Я хочу надеть на неё платье, какого нет ни у кого. Поторопитесь, иначе я потеряю терпение. — С этими словами он вышел.

Джордж с тревогой смотрел на жену.

— Что он сказал?

— У него новая девица, — перевела Люси. — Он хочет подарить ей платье.

Голубые глаза Джорджа негодующе блеснули.

— Мы должны обслуживать его шлюх?!

— Вопрос так не стоит, дорогой.

— Именно так! — Джордж заметался между пробирками. — Говорю тебе, он чокнутый! Вспомни его взгляд!

Люси поймала мужа в объятья и поцеловала в плешь.

— Ты переутомился. Отдохни.

Сердито сопя, Джордж разомкнул её руки и вернулся к микроскопу.

— Дай мне образец три-один-t. И позвони завтра Ричарду, оставь наш адрес.