Несущий Свет

Андрей Валентинов, 1996

Тихие парижские улочки, горящие крымские степи, суровая большевистская Москва - и всюду Степану Косухину и Ростиславу Арцеулову противостоят сверхъестественные силы, преследующие свои тайные цели. Поиск правды приводит смельчаков в подземелья Кремля, где им предстоит встреча с тем, кто стоит за зловещим экспериментом над миллионами людей. Чем закончится для них эта встреча - смертью или бессмертием?

Глава 2. Святыни логров

Вначале он услышал гул мотора и почувствовал легкий запах бензина. Болела голова, кисти, стиснутые наручниками, затекли и ныли. Степа понял, что сидит на заднем сиденье авто, стиснутый с двух боков и лишенный всякой возможности к сопротивлению. Ноги, правда, были свободны, но в данном положении они годились лишь на то, чтобы наступить кому-либо из похитителей на мозоль.

— Поручик, он жив?

— К сожалению. Эти большевистские паскуды живучи, словно кошки.

— И все-таки — проверьте пульс.

Говорили, естественно, не на французском, а на самом обыкновенном русском языке, и Косухин горько пожалел, что напрочь потерял столь необходимую бойцу Мировой Революции классовую бдительность.

Чья-то рука легко сжала запястье.

— Как у младенца, господин капитан!

— По-моему, он уже пришел в себя, — уверенно предположил третий голос. — Взгляните господа — веки дергаются. Господин чекист, можете не притворяться!

Косухин никак не реагировал, и кто-то сильно ударил его по лицу.

— Прекратите, поручик! — голос внезапно стал злым и резким. — Не смейте бить пленного!..

Играть в прятки было бессмысленно, и Степа открыл глаза. Он не ошибся — его везли в том самом черном автомобиле. Шторки на окнах салона оказались опущены, но сквозь переднее стекло можно было увидеть освещенную фарами дорогу, вдоль которой мелькали выхваченные неровным светом силуэты деревьев.

— Очухались, ваше комиссарское превосходительство? — спросил поручик, сидевший, как выяснилось, слева. Он был молод, даже моложе Степы, но юное лицо пересекал глубокий рваный рубец.

Косухин решил не отвечать.

— Ничего, у генерала разговорится, — заметил тот, что был за рулем. — Господин капитан, разрешите мне его лично ликвидировать. Должок имеется…

— Это не ко мне, Сергей, — отозвался капитан, сидевший справа. — Никогда не занимался… ликвидацией.

— Тогда выдадим этому типу револьвер и устроим техасскую дуэль, — предложил тот, кто сидел рядом с шофером. — Извините, Виктор, это ваше чистоплюйство…

Разговор был не из веселых, но Степа заставил себя думать о другом. Эта четверка — явные беляки, видать, еще совсем недавно воевавшие против трудового народа где-нибудь на Дону или за Байкалом. И действуют они не без подсказки господина Карла Берга. Все становилось на свои места. Косухин вспомнил полный страх взгляд Наташи. Она знала, потому и пыталась намекнуть по поводу «офицеров»…

Авто резко свернуло в лес, прокатилось сотню метров по узкой просеке и выехало на поляну. Блеснул свет фар — еще один автомобиль стоял неподалеку.

— Аскольд Феоктистович ждет, — констатировал капитан. — Поспешим…

Степа мельком обратил внимание на столь редкое имя-отчество. Оно показалось знакомым, но соображать было некогда — Косухина вытащили из машины и повели навстречу выходившему из другого автомобиля высокому, худому, совершенно лысому старику. Впрочем, разглядеть внешность генерала было трудно — мешал свет горящих фар, бивший прямо в глаза.

— Вижу! — резкий сухой голос оборвал начавшего было докладывать капитана. — Вы уверены, что не ошиблись?

— Его документы, ваше превосходительство… — офицер передал Степин паспорт старику. Тот, не читая, сунул выданную в Бомбее «липу» в карман:

— Времени мало, господа. Мешок и веревки захватили?

— Так точно!

Вероятно, захватили не только мешок и веревки, но и несколько кирпичей. А может, таковые имелись поблизости, дабы надежно упокоить Степу на дне ближайшей речки.

— Что он говорил? — вопрос был задан небрежно, явно для проформы.

— Ничего, ваше превосходительство.

— То есть? — генерал, уже готовившийся уходить, резко обернулся. — Капитан, вы уверены, что не отправите на тот свет случайного прохожего?

— Да русский он! — вмешался поручик, с нетерпением переминавшийся с ноги на ногу. — Я этих комиссаришек за версту чую!

Генерал подошел поближе и взглянул Степе в лицо. Косухин не преминул усмехнуться, но усмешка тут же погасла: тот, кто смотрел на него, внезапно показался знакомым. Степа видел лысого генерала впервые, но голос, холодные серые глаза, даже брезгливая гримаса…

— Господин чекист, мои люди не ошиблись?

Генерал тоже чуял комиссаров, если не за версту, то за два шага — всенепременно.

— Ошиблись, — буркнул Косухин. — В Чрезвычайной Комиссии не состоял, — и, решив, что это может звучать как просьба о пощаде, поспешил добавить: — А вот теперь жалею!

Генерал усмехнулся — и в голове у Степы словно блеснула молния. Как же он мог забыть? Аскольд Феоктистович! Аскольд Феоктистович Богораз!

— Хорошо, — кивнул старик. — Можете приступать, господа!

— А погодь, превосходительство, — Косухин вновь заставил себя улыбнуться. — А как же это… последнее желание?

— Резонно, — кивнул генерал. — Как обычно — папироску? Или желаете «Интернационал» исполнить?

Степа проигнорировал и тон, и содержание сказанного. Если это действительно Богораз-старший…

— Вы, Аскольд Феоктистович, когда Семена увидите, то расскажите ему, как меня, чердынь-калуга, кончали. Ему интересно будет.

— Что?! — глаза генерала сузились, и Косухин понял, что не ошибся. — Что вы сказали, молодой человек?

— А вы плохо слышите? Могу повторить…

— Не дерзите! — генерал подошел совсем близко, голос упал почти до шепота. — Что… ты… комиссарская шкура… знаешь о моем сыне?

— А вам-то что? — Косухин пожал плечами. — Просто расскажите Семену. Он ведь все-таки Руководитель Проекта!..

Генерал отшатнулся.

— Кого вы мне привезли, господа? Дайте его документы!

— Они у вас, ваше…

— Ах да…

Богораз-старший вынул из кармана Степин паспорт. Кто-то из офицеров поспешил включить фонарик.

— Косухин Степан Иванович… Дворянин… Русское консульство в Бомбее… Косухин?! Постойте!..

Генерал несколько секунд о чем-то думал, затем вновь поглядел на Степу. На этот раз на его лице было заметно крайнее удивление.

— Степан Иванович Косухин?.. Господин Косухин, какое вы имеет отношение к полковнику Лебедеву?

— А у нас отчества одинаковые, — буркнул Степа.

— Я бы просил вас отвечать серьезно!..

— А я че — несерьезно? Я-то вас сразу узнал — больно на Семена похожи. А если вы действительно занимались «Мономахом»…

— Молчите! — резко прервал его Богораз и обернулся. — Снимите наручники, господа. И оставьте нас вдвоем.

Через минуту руки Косухина были свободны. Офицеры отошли к машине. Степа с генералом остались посреди поляны.

— С ума сошли, молодой человек! Название программы остается секретным!

— Ну да, конечно… — хмыкнул, не удержавшись, Косухин. — «Владимир» беспокоится!..

— Вы и о телеграмме знаете? Да, господин Берг совершил непростительную ошибку. Но это не освобождает нас от соблюдения тайны.

Он замолчал, а затем полез в карман за папиросой. Генерал, как оказалось, курил те самые черные «Галуаз», которые Степа уже успел распробовать.

— А мне можно? — не удержался он. Курить после всего пережитого хотелось до невозможности.

— Прошу вас, молодой человек… Итак, насколько я понял, вы младший брат господина Лебедева. И, если я не ошибаюсь, были в Индии вместе с госпожой Берг?

— Не ошибаетесь.

— Странно, вашей фамилии нет в списках допуска… Впрочем, сейчас это не важно. Господин Косухин, что вы знаете о Семене?

Вопрос был поставлен слишком широко, и Степа брякнул наобум:

— У Семена Аскольдовича очки с обыкновенными стеклышками. И он здорово аэропланы умеет водить.

На лице Богораза вновь мелькнула усмешка — на этот раз не ироничная, а обыкновенная — добрая, немного растерянная:

— Да, вы правы. Но я, имел в виду другое. Семен… жив?

Тут уже растерялся Степа. Жив ли улетевший куда-то в эфир Богораз-младший, он и сам был не прочь узнать.

— Когда я видел его в последний раз, Семен был жив-здоров…

— Вы видели его в Омске? Или в Иркутске?

— Да не только там…

Приходилось подбирать слова, дабы не проговориться о том, как он в действительности познакомился с генеральским сыном.

— Мы… На Челкеле виделись.

— Что-о? — изумился генерал. — Но ведь полигон взорван, и запуск не состоялся! Насколько мне известно, Семен даже не добрался туда…

Степа лишь головой покачал. Похоже, Карл Берг не только ему не спешил сообщать правду.

— «Мономах» взлетел, Аскольд Феоктистович. Ваш сын улетел на нем вместе с Колей… С полковником Лебедевым. Насколько я знаю, они вышли на эту…

— Орбиту… — тихо подсказал Богораз. — Вы сами видели запуск?

— Да, видел.

Перед глазами вновь встала холодная зимняя степь — и окутанная дымом серебристая стрела, медленно поднимавшаяся вверх в облаках белого пара…

— Не понимаю… — негромко проговорил генерал. — Не понимаю…

— А вы у господина Берга спросите, — осмелел Степа. — Я вот, чердынь-калуга, попробовал.

— Берг… — повторил генерал. — Он позвонил мне и сообщил, что в Париж прибыл агент ВЧК, который собирает информацию о «Мономахе». Велел устранить его, то есть вас, немедленно… Но… он ведь знал, кто вы?

Косухин даже не стал отвечать.

— Да, — решительно кивнул Богораз. — Это уже мое дело… А вам, господин Косухин, приношу глубочайшие извинения. Надеюсь, мои офицеры не были с вами излишне… навязчивы…

— В самый раз, господин генерал!

Перспектива близкого знакомства с заранее припасенным мешком начала отодвигаться. И Степа решился. В конце концов, Богораз-старший показался ему ничуть не глупее своего отпрыска.

— Только… Аскольд Феоктистович… Господин Берг не очень ошибся. Я, правда, в ВЧК не состою, но я действительно красный…

— Что? — в серых глазах сверкнуло изумление. — Вы?! Брат полковника Лебедева? Но тогда что вы делали на Челкеле?

— Я был комиссаром Челкеля…

Слово было сказано. Оставалось ждать, не переоценил ли он старшего Богораза.

— Комиссар эфирного полигона… — генерал покачал головой. — Вы хотите сказать, что красные… большевики помогали запустить «Мономах»?

Косухину очень хотелось рубануть: «А как же!», но он предпочел все же сказать правду.

— Не красные. Я помогал…

Вышло несколько нескромно, но Богораз не стал уточнять.

— Хорошо. А теперь очень коротко: когда, что, как…

«Очень коротко» затянулось минут на десять. Генерал слушал молча, время от времени кивая.

— Ясно, — заключил он. — А потом с Натальей Федоровной приключается эта странная болезнь, ее дядя уверяет, что пуск сорван, а все участники операции пропали без вести… Да, а что с господином Казим-беком?

— Погиб, — коротко ответил Косухин. Перед глазами вновь встал дом на Трегубовской и ровная шеренга бойцов с голубыми свастиками на шапках…

— Жаль Георгия! А вы не встречали господина Семирадского?..

— Убили его, — о смерти Глеба Иннокентьевича говорить особенно не хотелось.

— Упокой, Господи… — генерал медленно перекрестился. — Мы познакомились с Глебом еще когда он был студентом, а я — юнкером. О генерале Ирмане не спрашиваю — мне уже сообщили. Да, мы заплатили очень дорого… Постойте, Степан Иванович, но, если корабль стартовал, почему не выходит на связь Тускула?

Степа промолчал. Отвечать было нечего.

— Мы отвезем вас обратно, — генерал жестом указал на авто. — Вы где квартируете?..

— Я… — Косухин замялся — говорить о Валюжениче не хотелось. — У одного знакомого. Студента…

— Студента? Постойте… — генерал хмыкнул. — А его часом не Валюженич зовут? Американский поляк, археолог, учится в Сорбонне, недавно приехал из Индии? Интересно выходит, Степан Иванович! Берг сообщил, что этот студент — американский разведчик, который собирается чуть ли не завербовать Наталью Федоровну… Ладно, сделаем так. Я отвезу вас к Валюженичу, а Бергу сообщу, что вы ликвидированы. Завтра рано утром вы и господин Валюженич должны уехать из Парижа. Дня на три. А там — посмотрим!..

Тэд уже начал волноваться, но, увидев Косухина, мгновенно успокоился и потащил его ужинать, сообщив, что ради приезда гостя он приготовил семейное блюдо — бигос по-польски. Степа, решив не портить приятелю аппетита, проглотил тарелку этой экзотической пищи, а затем, как бы случайно, поинтересовался, нет ли у американца дел подальше от Парижа. Тот даже не удивился.

— Оу, Стив! То я… То моя праця наукова, розумешь…

— Ты… Не спеши, Тэд…

В этом вопросе требовалась полная ясность, и Косухин сосредоточился, вспоминая советы старика. Но то, что так просто выходило у проклятого беляка Арцеулова и потомственного буржуя Шарля, получалось у Степы с немалым трудом. Наконец, он приспособился и начал понимать.

— Тут такое дело, Стив, — принялся объяснять Валюженич. — Я, пока ездил на Тибет, пропустил чуть ли не год, и мсье Робер того и гляди выкинет меня за безделье. Экзамены я сдал, но надо срочно закончить семестровую работу по археологии, а для этого требуется съездить в Бриньоган, в местный музей. Если бы не твоя телеграмма, я был бы уже там.

Был принесен атлас, и Степа ознакомился с местоположением полуострова Бретань и маленького городка Бриньогана, приютившегося на самом берегу Атлантического океана.

— Дня за три управимся? — как бы между прочим поинтересовался он.

— Если постараться… — несколько удивился Валюженич. — Стив, а что случилось?

Ответить на такое оказалось нелегко. Косухин задумался.

— Тэд, ты это… ну, доверяешь мне?

Американец явно обиделся:

— Ты же знаешь, Стив, что я, как потомок великопольских шляхтичей и американских янки, испытываю биологическую ненависть к русским!.. Значит, мальчику Тэду опять ничего нельзя рассказать?

— Да расскажу я все! — вздохнул Степа. — Потом, в этом… Бриньогане. Хорошо?

— Ладно, Стив, — сменил гнев на милость археолог. — Недаром мне говорили, что с большевиками нельзя иметь дел… Жду приказаний, мой бригадир! Выезжаем завтра?

Степа подумал и кивнул.

— О'кей! С вокзала позвоню Шарлю, иначе, если мы с тобой исчезнем, он мобилизует своего отца-сенатора, а тот — всю французскую полицию вместе с Сюртэ женераль и Вторым бюро Генштаба…

— Ладно, — неохотно согласился Степа. — Но скажи ему, чтоб помалкивал. И вот еще. У тебя… оружие имеется?

— Откуда? — крайне изумился американец. — Я ведь мирный обыватель!

Произнеся эту фразу, Валюженич подмигнул, а затем извлек из шкафа замотанный в тряпки револьвер и несколько обойм.

— Рядовой Валюженич к бою готов!.. Кстати, о визите к Бергу, как я понимаю, расспрашивать тоже не следует?

Косухин лишь молча покачал головой. Бог весть как отреагировал бы горячий парень Тэд на его вечернее приключение! И хорошо, что они уезжают к черту на кулички! Менее всего Степе хотелось подставлять под пули наивного «акэолоджи». Только бы стая потеряла их след…

Тэд поднял Косухина в половине шестого. Он спал еще меньше: рюкзак был уже собран, у порога лежали две аккуратно завернутые в мешковину кирки. Вычищенный револьвер забрал себе Степа. Последней была уложена большая карта Бретани с каким-то пометками и пухлая тетрадь. Проблема была лишь с деньгами. У студента таковые оказались на исходе, а посему решили поменять Степины фунты-стерлинги, но не в Париже, а в банке города Ванна, где как раз следовало делать пересадку.

…Пока такси мчало их на вокзал, Косухин прикинул, что для поездки в обыкновенный провинциальный музей кирки не нужны — но не стал заострять на этом внимания.

С вокзала Валюженич позвонил в особняк Карно, разбудил видевшего сладкий сон Шарля и кратко проинформировал о происходящем. Тот попытался задавать вопросы, но затем капитулировал, пообещав молчать, словно рыба, и ничего не предпринимать.

В купе второго класса Тэд и Косухин оказались вдвоем. Американец предложил поспать, заметив что, наука «акэолоджи» требует умения спать в любое время дня и ночи, дабы в нужный момент быть готовым действовать в полную силу. Степа полностью одобрил правила сей мудреной науки. Валюженич немедленно уснул, а Косухин долго глядел на мелькавшие за окном деревеньки, на добротные дома, крытые красным шифером, в очередной раз жалея, что его знакомство с Францией складывается так неудачно. Даже рассказать оставшимся в России друзьям-товарищам, и прежде всего давнему приятелю Кольке Лунину, будет, считай, и нечего. Разве что, обрисовать забавную сценку на лесной поляне, но за подобными впечатлениями можно было не ехать так далеко.

После полудня отоспавшийся Тэд решил ввести своего недостаточно подкованного в науке «акэолоджи» приятеля в курс дел. Степа приготовился слушать: о Берге говорить было рано, а кроме того, ему и в самом деле стало любопытно. При всем презрении к вредному сословию интеллигентов, красный командир уважал науку, которая, как известно, приближает светлое будущее всего человечества.

Для начала Валюженич попытался объяснить название своей семестровой работы. На этом рассказ замер — и надолго, ибо американец писал на тему: «Атрибутация памятников Псевдоартуровского круга на примере Бретани». Не помогали не мимика, ни скудный Тэдов запас русских слов.

— Ты бы попроще! — взмолился Косухин, мысленно ругая проклятый царизм, не давший возможности получить должное образование. Слово «атрибутация» его особо пугало.

— Ну, Стив!.. Куда уж проще? — Валюженич вздохнул и начал говорить медленно, выделяя каждое слово. — В Западной Европе бытуют легенды о короле Артуре. Он жил давно и правил королевством, которое называлось Логрис. Этот Логрис, по одним данным, находился в Англии, но по более древним — во Франции, в Бретани. Пока понятно?

— Валяй дальше! — покуда и вправду было понятно.

— В Средние века Артура очень почитали. В Бретани было много мест, которые легенды связывали с его именем. В церквях и в частных домах хранилось много артефактов, которые, якобы, относились к Артуру и его рыцарям. Все эти вещи — более поздние, но очень интересно, как в Средние века люди себе представляли Артура и все, что с ним связано.

— Ага, постой! — кое-что начало доходить. — Ты описываешь эти, чердынь-калуга, артефакты…

— Йе! Оружие, украшения, одежда…

— Ну, это я понял, — задумался Степа. — Ты, значит, ездишь по музеям…

— Я уже почти все сделал. Только Бриньоган остался. Музей там очень старый, создан еще при Людовике XVI-ом.

— Угу-угу, — Косухин сделал вид, что поверил, а затем внезапно, как это делал при допросах пленных, рубанул: — А кирками ты, Тэд, решил чего, в витринах музейных ковыряться?..

— Кирки?.. — растерялся Валюженич. — Понимаешь, Стив… Э-э-э…

Он затих, потом вздохнул и начал рассказывать о главном.

За эти пару месяцев Валюженич объездил почти всю Бретань — и не зря. В одном из архивов ему удалось найти рукопись XII века, в которой совсем по-другому рассказывалась история Логриса.

— Понимаешь, Стив, в этой рукописи сказано, что логры — не люди. Они трикстеры, оборотни. Пришли откуда-то с востока, настоящее их название — дэрги. Там даже приводится несколько заклинаний. Похоже, это действительно какой-то древний язык… В общем, эти логры-дэрги повелевали обычными людьми, причем творили настоящие чудеса. Во всех легендах об Артуре сказано, что он смог вытащить впаянный в камень меч одной рукой…

— Так это же сказки! — пожал плечами реалист Степа.

— Йе, конечно! Но что интересно: я рассказал об этих дэргах шефу — мсье Роберу, а он показал мне выписку из одной византийской рукописи, где говорилось о том же, только дэрги там назывались «дарами». Значит, эту легенду знали и в Византии!

— Дары! — что-то знакомое промелькнуло в памяти. Дэрги… Дары… Дхары… Ну, конечно! Родион Геннадиевич!

Тэд удивленно умолк, а Степа медленно, чтобы не сбиться, стал пересказывать все, что сумел вспомнить: об учителе-дхаре из таежного села, о поселке Якша на Урале, где живут потомки дхаров и молятся возле какого-то Дхори Арха, о Перстне Духов, которых Родион Геннадиевич называл «вагры»…

Валюженич слушал с открытым ртом, затем судорожными движениями выхватил тетрадь стал быстро записывать.

— Стив! Что ж ты молчал?

— Да откуда мне было знать, что это, чердынь-калуга, тебе интересно? — резонно возразил Степа. — Ну, легенды… Ты же сам говоришь, что дэрги пришли с востока!

Как раз к месту вспомнилось, что Родион Геннадьевич говорил о своей статье, которая была издана в каком-то академическом журнале…

— Наверное, «Известия Императорской Академии Наук»! — Тэд сделал пометку в тетради. — У нас в библиотеке есть все комплекты, пересмотрю за час. Хорошо, что я научился немного читать по-русски! Ну, Стив!

Косухин, впрочем, не числил за собой особых заслуг. Дары-дэрги — особого толку в этих сказках он не видел. К тому же пока ничего не было сказано о кирках…

Тэд вздохнул:

— Оу, Стив, ты заставляешь меня признаваться в покушении на закон!..

…В этой же рукописи американец прочел о том, что логры-дэрги владели четырьмя священными реликвиями, чья волшебная сила позволяла удерживать власть над людьми. Первая из них — знаменитый меч Артура.

— В поздних рукописях его называли «Эскалибур», — пояснил Тэд, — но в этой книге он назван просто Темный Меч. Он давал силу поражать врагов на расстоянии…

Косухин согласился, что подобное оружие вполне могло бы пригодиться и в двадцатом веке.

–…Потом — знаменитое кольцо Артура, перстень, заклинавший духов…

Степа вздрогнул. Серебряный Охс Вагрэ — Перстень Духов, тот, что носил Арцеулов, о котором спорили Богораз и Семирадский! Кольцо, привидевшееся Степе на руке Берга!..

— А какой он, перстень этот? — осторожно спросил он.

— Оу, серебряный с большим белым камнем. Этот камень мог менять цвет.

Описание не подходило. На перстне Арцеулова никаких камней не было — лишь массивная серебряная печатка с двумя змейками. Да и можно ли верить всяким сказкам?

— Кольцо и меч последние логры унесли с собой на восток. По легенде у них была еще одна, самая главная, реликвия — Венец Логров. Этот Венец позволял предвидеть будущее и знать о прошлом…

— Так ты его, чердынь-калуга, выкопать решил? — хмыкнул Косухин. — Даешь, «акэолоджи»!

— Венец Логров был разбит во время последней битвы Артура с Мордредом. Его осколки пропали бесследно. Но у дэргов оставалась четвертая реликвия — ножны…

Валюженич открыл тетрадь и показал Степе рисунок:

— Так было в рукописи. Эти ножны защищали владельца от любого оружия. Перед последней битвой их похитили у Артура, поэтому он получил смертельную рану. В Бретани в музеях хранятся две пары таких ножен — конечно, все более поздние…

— Подделки! — разочаровано протянул Косухин. — Вот если бы знать, где настоящие…

— Если б знать… — согласился Валюженич и, внезапно склонившись к самому уху Степы, прошептал: — Я знаю!

— Чего-о? — не поверил тот.

— Я знаю, где настоящие, Стив! В рукописи сказано! Там даже рисунок места, где они спрятаны! Понимаешь?

— Ну, это еще бабушка надвое сказала! — махнул рукой недоверчивый Косухин. — Да с этого самого XII века могло ничего не уцелеть!

— Уцелело, Стив! Я проверял! Это церковь святого Иринея неподалеку от Бриньогана, она разрушена в годы революции, но стены и фундамент уцелели, понимаешь? Там сейчас пусто, развалины!..

— А закон?

— Ну, вести раскопки без разрешения нельзя… Стив, я буду копать сам. Ты останешься в городе.

— Вот еще, чердынь! — возмутился Степа. — За кого ты меня, Тэд, принимаешь? Нет, Тэд, ты точно — гнилой интеллигент. Ладно, поищем твои ножны. И это все?

— Мало? — удивился Валюженич. — В рукописи еще сказано, что, потеряв реликвии, логры лишились своей силы и были покорены людьми. Но что сила вернется к ним, если удастся собрать все четыре реликвии вместе…

— Сказки! — зевнул Степа. — И тебе, Тэд, за эту бузу деньги платят? Я б на это и гроша, чердынь-калуга, не дал, разве что когда коммунизм настанет и всем будет по потребностям…

На это несознательный Валюженич заявил, что ждать придется слишком долго, и Степе пришлось пуститься в длительные разъяснения по поводу основных теоретических положений единственно верного учения.

…До Ванна добрались лишь к вечеру. Пришлось заночевать в привокзальном отеле, потратив последние деньги с тем, чтобы наутро зайти в банк. С банком чуть было не вышла неувязка. Когда забывший о бдительности Степа вывалил перед кассиром пачку фунтов, у того на лице появилось такое выражение, что Косухин чуть было не схватился за револьвер. Положение спас Валюженич, вернее его американский паспорт. Лицо кассира мигом приняло совсем иное выражение, фунты были разменяны на франки, а Степа еще раз обругал себя за беспечность.

По пути на вокзал, воспользовавшись часом свободного времени, Тэд свернул к серой громаде Ваннского замка и провел Степу вдоль огромных стен, показав полуразрушенные башни и старинные, обитые проржавелым железом ворота. Археолог сыпал именами герцогов бретонских, творивших в этих стенах свои феодальные безобразия, а Косухин лишь качал головой, прикидывая, что взять замок мудрено даже сегодня, разве что с помощью батареи тяжелых гаубиц. Напоследок американец поведал историю какого-то Робера д'Артуа, который данный замок штурмовал и здесь же нашел свою смерть. Валюженич пояснил, что сей Робер д'Артуа, оказывается, был авантюрист, спровоцировавшим Столетнюю войну. Узнав об этом, Косухин рассудил, что печальный финал милитариста более чем закономерен.

В Ванне оставалось еще много любопытного, но следовало спешить на поезд. Вагон оказалось забит фермерами, ехавшими с Ваннской весенней ярмарки, и путешественники забились в угол купе, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Впрочем, их соседи были заняты разговорами, разве что то и дело пытались угостить Тэда и Степу местным кальвадосом, который оказался на поверку жуткой кислятиной.

В Бриньоган поезд пришел после полудня. Подождав, пока высыпавшие из поезда фермеры разойдутся, Валюженич предложил пройтись к морю и наметить дальнейший план действий. На берегу, где сушились на кольях старые рыбацкие сети и замерли вытащенные на берег черные баркасы, в этот час было безлюдно. Погода испортилась. Дул холодный ветер, небо покрылось тяжелыми тучами, по серой поверхности моря одна за одной шли высокие, в гребешках пены волны.

— Не похоже на Индийский океан! — поежился Валюженич. — А вообще-то, хорошо. Люблю море!

— Вроде Балтики, — рассудил Степа. — Невесело тут, чердынь-калуга!

— Оу, это замечательные места, Стив! Здесь высаживались викинги Эриха Рыжего! Представляешь?

— Не-а, не представляю, — улыбнулся Степа. — Я ведь, Тэд, неученый совсем!

Валюженич тоже усмехнулся:

— Ничего Стив, кончиться ваша дурацкая война, я прижму своего папашу, Шарль — своего, и мы определим тебя в Сорбонну. Ну, если захочешь, — в Кембридж.

— Куда, чердынь-калуга? Не, товарищ акэолоджи, у меня дела. Пока во всем мире Коммунию не построим!..

— Стив! Слушай, да это же сказки! — не выдержал Валюженич. — Ты же умный человек! Как можно верить в эту эсхатологию?

— Во, слова выучил, — покачал головою Степа. — Это не сказки, Стив. Просто за это надо дорого заплатить.

— Догадываюсь чем. Если, к примеру, головой Ростислава и твоей — то я не согласен. Своей, кстати, тоже.

Степа не стал вступать в эту бесплодную дискуссию. Он хорошо знал, что весьма часто гибнут как раз те, кто вовсе не собирается отдавать жизнь. Но эту очевидную истину развивать не хотелось.

— Ладно, Тэд! Потом про твою эсхаталогию потолкуем… Вот чего с мной в Париже было. Только не перебивай, а то собьюсь.

Валюженич слушал, лишь качая головой. На его подвижном лице то и дело появлялась гримаса то ли удивления, то ли крайнего возмущения.

— Знаешь, Стив, — не выдержал он. — Ты настоящий дикарь. Полинезиец, мумба-юмба, в крайнем случае — зулус!

— Благодарствую, — степенно ответствовал Косухин.

— Мы же в цивилизованной стране, а не на Тибете! Надо было немедленно заявить в полицию, там бы этого генерала мигом познакомили с соответствующими статьями уголовного кодекса! Мешок с кирпичами… Может, тебе этого Богораза жалко? Слушай, ты вообще за белых или за красных?

— За красных. Разве в Богоразе дело? Вот Берг…

— Йе, тут ты прав. Слушай, а ты это кольцо разглядел?

Валюженич, как это часто случалось, сумел ухватить главное. Но Степа не мог ничего сказать наверняка. Почему бы Бергу не иметь похожий перстень? Но на душе было тревожно.

Они вернулись на вокзал, забрали из камеры хранения рюкзак и кирки и двинулись в город, но успели лишь пересечь маленькую привокзальную площадь, как послышалось фырканье. Из ближайшего переулка выкатило небольшое ярко-красное спортивное авто. Валюженич остановился и вздохнул.

— Что? Ты чего? — не понял Косухин.

— Как говорят в детективных романах, я так и знал…

Недоумевающий Степа проверил прикрепленный у пояса револьвер, но тут же все разъяснилось. Дверца красного авто открылась, и оттуда выскочил Шарль Карно в зеленой военной куртке, но без погон.

— О-ля-ля! Где вас носит? — воскликнул он недовольных тоном. — И вообще, Тадеуш, с твоей стороны — это последнее свинство! Мы же договаривались ехать вместе!

Впрочем, встретив потерявшихся приятелей, Карно быстро успокоился, сообщив, что он сам, равно как и его персональное авто, в их полном распоряжении. Он добавил, что до развалин церкви святого Иринея километров двадцать, а такси в этих диких местах не водятся. Косухин вздохнул — тайная экспедиция Тэда оказалась не такой уж тайной.

Автомобиль вновь фыркнул, чихнул и бодро покатил по вымощенной булыжником улице. Бриньоган был двухэтажным: каменные, крытые бурой черепицей дома, казалось, успели пережить не одно столетие. Люди встречались редко, небольшой, под деревянным навесом рынок был пуст, лишь иногда по брусчатке мостовой проезжали велосипедисты или крестьянские повозки.

— Провинция! — прокомментировал Карно. — Живой музей! Уверен, что половина здешних обитателей думает, что Францией до сих пор правят Бурбоны. Мой предок посылал в эти места не одну карательную экспедицию — да все без толку.

Косухин с пониманием поглядел на Шарля. Что такое карательная экспедиция, объяснять не требовалось. Карно уловил его взгляд:

— Здесь жили отчаянные контрреволюционеры — белые, прямо как у вас. У меня, признаться, душа кипит. Самое шуанское гнездо! Эх, сюда хотя бы одну «адскую колонну» генерала Россиньоля!..

Впрочем, Бриньоган на этот раз избежал участи, обещанной ему потомственным революционером. Автомобиль, изрядно распугав лошадей и удивив редких прохожих, затормозил у двухэтажного дома, где размещался местный музей. Появление трех гостей из Парижа вызвало настоящий фурор. Пожилой директор потащил их в свой кабинет, угостил все тем же кальвадосом и сообщил, что музей в полном распоряжении «господ из Сорбонны».

Валюженич тут же устремился в кладовку, носившую научное название «фонды». Шарль с Косухиным для начала прошлись по второму этажу, где была представлена основная экспозиция, но вид старинных доспехов, прялок и потемневших от времени распятий вызвал у Степы смертную тоску. Между тем Карно потребовал предоставить им отдельную комнату и кофейник, что было мигом исполнено. Затем неутомимый Шарль заварил кофе, а сам удалился, вскоре вернувшись с огромной, обтянутой в потемневшую от времени кожу, книгой.

— Взял на время из экспозиции, — сообщил он. — «Хроника Бретани» XIII века — самое ценное, что имеется в здешнем сарае.

Он осторожно раскрыл медные застежки и со скрипом приоткрыл обложку.

— Просто преступление, что это находится не в библиотеке Сорбонны! Здесь ее того и гляди отдадут сапожнику! Смотри, Степан…

Косухин без особого интереса поглядел на ровные ряды аккуратно выписанных черными чернилами буквиц, на красную киноварь заглавий, на странные, не похожие ни на что, рисунки.

— Про войну? — поинтересовался он на всякий случай.

— Угу. Почитать хочешь?

Степа лишь улыбнулся, но Шарль, глотнув кофе, пододвинул стул поближе.

— Я хотел показать тебе одну вещь. Сома дэви дает человеку куда больше, чем умение понимать без переводчика. Смотри сюда — просто разглядывай текст. Только внимательно!

Степа стал недоверчиво всматриваться. Буквы были занятные, но совершенно незнакомые. Он добросовестно вглядывался минуту-другую и уже хотел отдать рукопись Шарлю, когда в голове внезапно промелькнула странная фраза: «Многих порази…» Косухин вздрогнул, стал медленно водить пальцем по строке, и странный далекий голос начал подсказывать ему:

— «Пришли в лето Господне 983-е безбожные язычники-даны и взяли аббатство святого Лаврентия, могилы вскрывши и живых многих порази. И поднял герцог Пьер свое знамя над главным донжоном Ванна…»

Степа зажмурился. В ушах шумело. Он вновь открыл глаза, бросил взгляд на полетевший лист пергамента…

— Получается? — нетерпеливо бросил Карно. — Получается, Степан?

— «Поднял этот… герцог свое знамя над главным… как его… донжоном Ванна…» — неуверенно повторил Степа.

— «…И созвал рыцарей храбрых и вассалов их, и двинулся на данов в третий день после Троицы…» — подхватил Шарль, глядя в книгу. — Теперь понял?

— Это на французском, что ли? — жалобно спросил Косухин.

— Хуже, Степан. Это испорченная средневековая латынь. Ее даже специалисты читают с пятого на десятое. Это что! Позавчера я взял хеттский текст. Его вообще никто еще не переводил. И вот пожалуйста, узнал о каком-то Табарне, который ходил войной на город Цальпу и захватил быков и три колесницы. Жаль, никто не поверит… Больше не читай — устанешь с непривычки.

Степа и не собирался знакомиться с рукописью дальше. Впечатлений хватало. То, что он умел теперь, было поразительно — но совершенно бесполезно. На что ему, командиру Рабоче-Крестьянской Красной армии, умение читать этот архивный хлам?

— Голова не болит? — поинтересовался Карно, заметив его состояние. — У меня сперва дико болела. Ничего, Степан, это только начало. Я уверен, что смогу еще больше. Представь, беру старое письмо — и начинаю разговаривать с автором!

— Свихнешься!

— Может быть. Паду жертвой науки, — рассмеялся Шарль. — Во всяком случае, это нужнее для человечества, чем сгинуть где-нибудь у вас в Таврии во время штыковой.

Степа был настолько под впечатлением от случившегося, что даже не нашел в себе сил кинуться на защиту столь нагло попираемых пролетарских идеалов. Стало страшно. Он боялся Шарля и еще больше — себя. Странный дар получил он в заброшенном храме, когда пил из холодной серебряной чаши…

Валюженич появился часа через три. Бросив на стол тетрадку, он хлебнул холодного кофе и удовлетворенно проговорил:

— Две кольчуги, ожерелье, ножны и обломки меча. Все — не старше XII-го века. Теперь порядок! Скучали? Шарль, ты что, за «Хронику» взялся?

— Перелистал, — небрежно заметил Карно. — Мы со Степаном картинки разглядывали. Ну что, можно ехать?

— Да. Я как бы ненароком спросил — там сейчас пусто. Церковь обследовали года два назад, но лишь сняли план и сфотографировали…

— Тогда поехали! — Карно вставая и потянулся. — Как говорится: «Вперед, сыны отчизны милой, мгновенье настает…»

Косухин вяло поплелся вслед за оживленными археологами. Предстоящая поездка ему почему-то окончательно разонравилась. Книга еще ничего, а вот если Карно вздумает поговорить с какой-нибудь каменной статуей!..

…Авто быстро мчало по пустынной дороге. Слева и справа виднелись поля, на которых колосилась невысокая, только начинавшая желтеть, озимая пшеница. Затем поля кончились, потянулись пастбища, по которым бродили упитанные бретонские буренки. Земля была неровной, то и дело горбилась небольшими холмами, там и сям громоздились серые валуны. Все это было под стать безрадостной погоде и поневоле наводило на невеселые мысли.

Впрочем, Карно и Тэд не обращали на природу не малейшего внимания. Шарль долго язвил приятеля, обвиняя того в научном эгоизме и нетоварищеском поведении, обрисовав яркую картину путешествия бросивших его приятелей на старой крестьянской подводе, которая всенепременно опрокинула бы их в кювет. Валюженич отшучивался, но вынужден был признать преимущества автомобильного транспорта. Затем оба пустились в рассуждения о святом Иринее, и Карно принялся рассказывать о каком-то Овернском Клирике, написавшем уникальное жизнеописание святого.

Косухин молчал и лишь время от времени оглядывался назад. Дорога была пуста, но береженного, как известно, Бог бережет, и Степа на всякий случай вынул револьвер и еще раз проверил оружие. Наконец, где-то через час, автомобиль нырнул в лес, а затем остановился.

— Здесь, — заметил Валюженич, разглядывая карту. — Где-то рядом…

Они посовещались, и Карно медленно поехал вдоль кромки леса. Внезапно стена высоких деревьев оборвалась.

— Ага, поворот! — обрадовался Шарль.

Автомобиль свернул на узкую лесную просеку. На этот раз ехали недолго. Деревья поредели, и перед глазами предстала большая поляна, в глубине которой темнел силуэт полуразрушенной церкви. Трава обступила стены, тянулась выше, покрыв рухнувшие своды и давно пустые проемы окон. Возле разбитого купола выросло несколько молодых деревьев.

— Она! — удовлетворенно кивнул Карно. — Романский стиль. Построена в X веке, разрушена коллегами моего прапрадедушки в годы войны с шуанами. Насколько я знаю, здешний священник прятал самого Фротто. Этому негодяю в тот раз удалось уйти, а попа гильотинировали тут же — перед входом.

Валюженич кивнул, хотя думал явно о другом:

— Спрячем машину вон за теми деревьями. У нас часа два до темноты… Но… Может, все же не стоит?

— Ставлю на голосование, — Карно обернулся к Степе. — Я — за то, чтобы попытаться. Ты, Степан?

Косухин пожал плечами:

— Раз уж ехали, чердынь-калуга!..

— Почти единогласно. Командуй, Тадеуш!

— Йе! — нерешительность Валюженича разом исчезла. — Стив, бери рюкзак, пошли! Шарль, прячь машину и забери ключ — на всякий случай. Ну, вперед!

Трава доходила до колен. Под ноги то и дело лезли камни, когда-то рухнувшие с церковных стен. Приходилось идти осторожно, рассчитывая каждый шаг. Сзади послышалась ругань: догонявший их Карно оступился и теперь поминал святого Иринея не самыми теплыми словами.

Вход — дверь без створок и несколько ступенек — сохранился, но внутри уже почти ничего не напоминало о храме. Там тоже росла трава, громоздились кучи покрытых мхом камней. Свет, падавший через пустые окна и пробитую крышу, освещал картину полного хаоса и запустения.

— Поработали тут! — Карно догнал приятелей и покачал головой, оглядывая то, что было когда-то церковью. — Скульптуры — и те разбили! Неудивительно, что здесь никто не бывает.

Стены были действительно пусты. Лишь одинокий ангел, случайно пощаженный временем и людьми, грустно посматривал на пришельцев, выглядывая из невысокой ниши.

Валюженич остановился прямо под куполом и открыл тетрадку, где была начерчена мудреная схема. Несколько минут он осматривался, затем показал что-то Шарлю. Тот кивнул.

— О'кей, джентльмены, — Тэд закрыл тетрадь. — Стена возле алтаря, три шага на запад…

Из рюкзака были извлечены складной метр и компас, после чего американец принялся за какие-то сложные измерения.

— Шеф убил бы нас за такую профанацию археологии, — заметил Карно, деловито расчехляя кирки.

— Йе, самому стыдно. Но что поделаешь?

— А как это… Ну, по науке копать надо? — осмелился вопросить Степа.

В ответ послышался дружный смех:

— Оу, Стив, рассказать — испугаешься!.. Ага, кажется, здесь.

Тэд решительно ткнул ботинком в мощную каменную кладку:

— Чуток придется подрыть — полметра, не больше. Начали!

Шарль уже снял свою зеленую куртку и, засучив рукава, держал кирку наперевес. Второй киркой овладел Степа, не желавший оставаться в стороне. Мелькнула мысль выставить пост, но тут же пропала: в этой глуши бояться вроде нечего и некого.

Валюженич руководил. На носу грозно блистали стеклышки очков, а в голосе неожиданно прорезался командирский металл:

— Шарль, покажи Стиву, как надо копать. Это же кирка, а не мотыга! Не нарывай много земли, ударил раз-другой — и отбрасывай… Шарль, копай вдоль стены!

— Не учи ученого, — пухлый буржуй Карно, к удивлению Степы, орудовал киркой быстро и красиво. У Косухина дела шли хуже. Лопатой он был орудовать мастак, а вот с киркой сталкиваться не приходилось. Впрочем, яма углублялась быстро, уже начали проступать засыпанные землей камни кладки — темные от влаги, с проросшими сквозь щели белыми корнями травы. Через некоторое время Валюженич сменил Шарля.

— Тадеуш, мы забыли помолиться! — заметил Карно, с удовольствием закуривая и пуская сизые кольца дыма. — Ириней был великим борцом с нечистью, так что можешь представить, сколько ее сюда набежало, когда храм разрушили!

Валюженич только хмыкнул. Яма уже напоминала настоящую могилу. Тэд покачал головой и провел киркой черту, показывая, что выкопанное следует расширить.

— Все вы, американцы и русские, безбожники! — продолжал обнаглевший буржуй. — Тебе, Тадеуш, с твоим прагматизмом никогда не найти реликвии Артура!

— Ты еще про Грааль скажи, — подзадорил его Валюженич, соскребая киркой налипшую на кладку землю.

— А что? У меня появились по этому поводу неплохие мысли…

Карно затоптал окурок и сменил Степу, который поспешил также достать курево.

— Мужики, а что такое Грааль? — в свою очередь поинтересовался он.

В ответ вновь послышался смех:

— Еще один граалист! — хмыкнул Карно. — Грааль — древняя святыня логров. Считают, что это то ли чаша с кровью Христа, то ли драгоценный камень. Артур и его рыцари только и занимались тем, что его искали…

— Ты упрощаешь, Шарль, — заметил Валюженич.

— О-ля-ля! Это я упрощаю? Это твои любимые трубадуры натрубили Бог весть что. Во-первых, Грааль не чаша и не камень, а святилище. Во-вторых, он не был скрыт, просто туда пускали лишь посвященных. Там, похоже, был действительно какой-то священный камень…

— О'кей, а в третьих, выбрасывай землю. Все, займемся кладкой…

Теперь кирки били глухо, слышался неприятный скрип — камни поддавались с трудом. Степа попытался прийти на помощь, но археологи дружно его отогнали. Наконец первый камень был выворочен.

— Промазали, — сообщил Карно, ткнув киркой в отверстие. — Там продолжается кладка. Какой берем, слева или справа?

— Справа, — решил Валюженич, и кирки заскрипели снова.

Между тем в разрушенной церкви начало заметно темнеть — майский день клонился к закату. Тени густели, и Степе вдруг стало тревожно. Вспомнилась другая церковь — но не каменная, а деревянная. Там тоже было темно, лишь горели огарки свечей, и такие же черные тени наползали из углов…

— Есть… — Валюженич поддел шатающийся камень и легко отпрыгнул в сторону. Карно не утерпел и сунул в отверстие кирку.

— Пусто! — воскликнул. — Здесь пустота! Тадеуш, — ты гений!

— Оу, я это знал! — Валюженич, достав из рюкзака фонарик, посветил в темное отверстие. — Шарль, надо снять еще один камень.

Карно застонал от нетерпения. Две кирки впились в серый известняк.

— Могила? Тадеуш, это погребение? — нетерпеливо вопрошал Шарль. — Что это?

— Для могилы слишком мало места. — Тэд светил фонариком, не подпуская Карно, так и норовившего сунуть в отверстие руки. — Хотя… Какой-то сосуд, красная глина… И что-то продолговатое… Отстань, Шарль, я зарисую. Лучше посвети!

Карно вновь застонал, но Валюженич достал карандаш и начал добросовестно рисовать в тетради то, что высветил луч фонаря. Между тем в церкви уже почти стемнело, только сквозь разбитый купол и верхние окна еще сочился неяркий серый сумрак.

— Я, кажется, знаю, — наконец, заявил Тэд. — Это все-таки могила, Шарль. Бретонский обычай.

При слове «могила» Степу передернуло, и он машинально ощупал спрятанный за поясом револьвер.

— Это как? — удивился Карно. — Постой, это когда тело сначала закапывали на несколько лет в землю, а потом кости складывали в сосуд и…

— Пять баллов и зачет у шефа. Да, обычай времен крестовых походов. Ладно, вроде зафиксировал. Стив, хочешь лично вытащить эти бесценные артефакты?

От такого предложения Косухину стало не по себе. Никакого желания он не ощущал, но отказываться было стыдно. Степа вздохнул и неожиданно для себя перекрестился. Оглядевшись, он с удовлетворением понял, что этот недостойный большевика поступок никем не замечен, и, вновь вздохнув, полез в яму.

— Сначала — сосуд, — велел Валюженич.

«Сосуд» оказался обыкновенным горшком с крышкой. Очевидно, в нем была трещина, поскольку глина стала прямо под руками распадаться, и Степа еле успел поставить находку на землю. Сквозь распавшиеся стенки тускло засветилось под лучом фонаря что-то желтое…

— Так и есть, — кивнул Валюженич. — Кости. Интересно, в таких погребениях почти никогда не находят черепов. То ли они хоронили их отдельно, то ли…

— Степан, давай дальше! — Карно явно сгорал от нетерпения.

Следующий предмет показался каким-то странным, и Косухин никак не мог сообразить, что это может быть. Только когда луч фонарика осветил находку, стало ясно: ножны — кожаные, покрытые позеленевшими бляшками. В ножнах был меч, вернее все, что от него осталось — потрескавшаяся костяная рукоять с медным крестом.

Карно покачал головой и произнес по-французски какую-то непонятную фразу. Заметив, что Косухин его не понял, он медленно повторил:

— «И это все? Да как же это так? Поднялся занавес, а я все ждал бесплодно!» Это из Бодлера, Степан. Был такой пролетарский поэт…

— Хорошо, фиксируем, — Валюженич уже вооружился карандашом и открыл тетрадку. — В тайнике найден меч в ножнах. Ножны кожаные, с металлическими накладками. Рукоять меча костяная. Сохранность — неудовлетворительная. Меч можно предварительно датировать второй половиной XI века…

— Седьмой тип по классификации Шаррона, — кивнул Карно. — В общем, труха. Сдадим в наш музей — первокурсникам показывать. Ну как, Степан, нравится?

Но Косухин не отвечал. Вот уже несколько минут он напряженно вслушивался. Сомнения не было — где-то неподалеку работал автомобильный мотор.