Динка прощается с детством

Валентина Осеева

«Динка прощается с детством» является продолжением известной автобиографической повести В.А. Осеевой «Динка». Динка повзрослела, но не изменился ее характер. Она по-прежнему непоседлива и любопытна, а зловещие и загадочные события, произошедшие на хуторе, куда Динка приехала на лето, не могут оставить ее равнодушной. Девочка клянется во всем разобраться.

Глава четвертая

Хата с краю

Федоркина хата под самым лесом, на краю панской экономии. Старая эта хата напоминает засыпанный сосновыми иголками гриб; крохотные окошки лежат на завалинке, крыша покрыта зеленым дерном, и как веселая насмешка над этим убожеством белеет новое крылечко из свежевыструганных досок. На гладеньких ступеньках копошатся младшие братишки Федорки, кряхтя, взбираются на крыльцо и задом ползут обратно.

Мать Федорки, Татьяна, такая же круглолицая, как дочка, с тоненькими морщинками под голубыми глазами, встречает гостью на крыльце.

— Ну, слава господу, приехала наша Диночка! А уж моя Федора с утра голову потеряла! Бегает да бегает по лесу, гукает! «Да чего ты, кажу, бегаешь? Задержуется человек по своим делам!»

Она крепко обнимает Динку и ведет ее в хату.

— Сядайте, сядайте, Диночка, за стол! Зараз будем вареники кушать! Вы ж мои варенички завсегда любили, — ласково приговаривает Татьяна, усаживая Динку за стол и вынимая из печи большую миску с горячими варениками. На столе разостлан чистый домотканый рушник, на нем золотистые, свежие коржи. Динка сразу чувствует волчий аппетит и по старой детской привычке без всякого стеснения вытаскивает из миски огромный черный вареник.

— Вот, Диночка, дожили мы до якого часу — нема ни крошки белой муки. Просеяла житнюю да и слепила вареники. Може, не понравятся вам? — беспокоится Татьяна.

— Ну что вы! Я сроду ничего вкуснее не ела! — весело уплетая вареники, уверяет ее Динка.

Федорка тоже ест вареники, но берет их осторожно, чтоб побольше досталось гостье. Татьяна любовно смотрит на Динку, проводит заскорузлой рукой по ее косам, мягко улыбается.

— От яки косы вырастила! И сама вытянулась, як той тополек! Да вот и моя Федорка тоже подросла… — Татьяна озабоченно смотрит на обеих девочек. Мабуть, скоро замуж пора вас отдавать, — шутит она, но моложавое лицо ее грустно и сквозь шутку слышится материнская тревога. — За кого только отдавать, все хлопцы на войне, а возвернутся, тоже радости мало: все хозяйства порушены, скотину кормить нечем… А немец тем часом все ближе подступает.

— Та годи вам, мамо, и чего вы таку панику наводите… Накладайте лучше еще вареников, бо Динка голодная!

С матерью Федорка говорит особым тоном, капризным, ворчливым, не допускающим возражений, вроде держит мать в узде, и мать слушается дочки, хотя это не мешает ей, выйдя из терпения, трепать свою Федорку за косы. Но сейчас мать поспешно хватает миску и бежит к печке.

— Зараз, доню, зараз! Ешьте на здоровьичко, я богато налепила!.. А вы геть отсюда! — шлепая полотенцем карабкающихся на скамью ребятишек, кричит она. Пораскрывали рты, как галчата. Ведь только-только кормила я вас, да не накормишь никак, прости господи!

Насытившись, Динка разглядывает знакомую с детства федоркину хату, привычно гладит русые и белые головенки федоркиных братиков и сестричек. Сколько их, кажется, и сосчитать невозможно! Федорка — вечная нянька, нянчилась с ними и Динка, приезжая летом на хутор. Мучились они с этими малышами и играли в них, как в куклы. Приведут, бывало, к Динкиному пруду, выкупают, посадят на песочек, а сами выстирают их рубашонки, разложат на траве сушиться, и Динка бежит домой, шарит в буфете, прячет в карман сахар, а то, залетев в кухню, хватает прямо со сковородки горячие котлеты.

— Куда ты? — кричат ей из дома, а Динки уже и след простыл, она уже на пруду, кормит вместе с Федоркой своих галчат.

С нежностью вспоминает все это Динка. Подросли за зиму Федоркины ребятишки, а помнят ее, улыбаются лукавые рожицы, прячась под стол. Динка поспешно роется в карманах и сует в их грязные ручонки дешевые конфеты в бумажках.

— О, бачишь, яка баловница приехала, теперь разве выгонишь их с хаты? — выкладывая на рушник лепешки, добродушно ворчит Татьяна и, присаживаясь на лавку, с робкой надеждой смотрит на Динку. — Ну, а что ж там в городе за войну балакают?

Но Динка не успевает ответить, потому что на пороге вдруг появляется Дмитро. Только Дмитро ли это? В таком же армяке, накинутом на плечи, в вышитой по вороту рубашке, но это уже не подпасок, ухарски щелкающий кнутом, и даже не тот Дмитро, с которым они позапрошлым летом учились стрелять из обреза. Теперь это уже не хлопчик, а настоящий парубок, и только круглые карие глаза и смущенная улыбка напоминают прежнего тихого подпаска.

— Здравствуйте, — говорит парубок, снимая шапку. На коротко стриженной голове у него оставлен мягкий чуб, он все время падает на лоб, и Дмитро осторожно приглаживает его ладонью.

— Здравствуй, Дмитро! — вскакивает ему навстречу Динка.

— Здравствуйте, — смущенно повторяет Дмитро, отводя глаза и как бы нехотя протягивая руку.

— Здравствуйте, Дмитро! — в тон ему повторяет Динка.

За столом, давясь варениками, заразительно хохочет Федорка:

— Бачилы, яки у них церемонии!

Дмитро тоже смеется и уже крепко, по-дружески жмет Динке руку.

— Ну, сядай, раз пришел, — поджимая губы, говорит Татьяна.

Она что-то имеет против этого гостя, но Федорка бросает на нее быстрый сердитый взгляд и, придвинув к столу табурет, усаживает Дмитро за стол:

— Вот, ешь вареники. Хлеба бери!

— Да я не хочу! Я не голодный, — упрямится Дмитро.

— А я говорю — ешь! — сердится Федорка.

— Да что ты его приневоливаешь? Не хочет человек — так нет, пристала как репей! — раздраженно гремит заслонкой мать.

— А я кажу — ешь, — настойчиво шипит Федорка.

Дмитро нехотя берет вареник черной от загара рукой и смотрит на Динку:

— Ну, что слышно в городе?

— То же, что у вас, — говорит Динка. — Ведь подумать только, второй год война идет, солдаты не вылезают из окопов. Разутые, раздетые… Вася пишет, зимой прислали сапоги, и всё какие-то недомерки, у всех ноги растерты, портянки от пота и крови заскорузли… А кому дело до солдат? Посмотрели бы, что в госпитале делается, когда раненых привозят! Класть негде! Мышка по два дня домой не приходит. Ужас какой-то! Бросили людей на бойню с голыми руками! Ничего толком не заготовлено! Пушек нет, ружей и тех не хватает! А кому нужна эта бойня? Солдаты не хотят драться! — возбужденно говорит Динка.

Дмитро поднимает голову и торжествующе смотрит на остолбеневшую Федорку.

— Да что же это ты, Диночка, говоришь? Солдат — он человек, призванный на военную службу, тут хочешь не хочешь, а свою землю от ворога боронить надо! — всплескивает руками Татьяна.

— А то его земля? Панская земля! — сердито вступает в спор Дмитро. — Когда б за свою землю, так каждый пошел бы! В чем стоит, в том и пошел бы! — дергая свой армяк, горячится Дмитро.

— Вы не понимаете, Татьяна, — торопится ему на помощь Динка, но Татьяна, не слушая ее, наступает на Дмитро:

— Смотри какой пан объявился! Да где ж у солдата та земля? Ну вот, к примеру, у тебя, Дмитро, — где твоя земля? Або у нашего батька?

— Так ведь про то же и говорим, — снова беспомощно вступает Динка, но Татьяна машет рукой.

— Обожди, Диночка, обожди! Нехай он мне сам ответ подаст… Нехай скаже, где его земля?

— Земля скрозь наша, крестьянская, не паны ее своим потом поливали, а мужики… Вот и придет такой час, когда надо будет отбивать ее от панов, вот тогда и драться будет за што! — сердито говорит Дмитро.

— Ой, божечка, божечка! — всплескивает руками Татьяна. — Да кто ж с тобой, дурень, даже балакаты будет? Скрутят тебе паны по рукам, по ногам, ще и в железо закуют!

— Не скрутят… — усмехается Дмитро.

— Да что ж он один, что ли, будет? — врывается опять Динка. — С ним весь народ встанет! Вы думаете, народ ничего не понимает, да? Посидите-ка в окопах да послушайте, что солдаты говорят, тогда узнаете! Да рабочих в городе послушайте! — размахивая руками, кричит Динка, но Татьяна с горькой усмешкой смотрит на Дмитро.

— Ох ты ж смутьян, смутьян! — прижимая к щеке ладонь и качаясь из стороны в сторону, горестно причитает она.

— Хватит, мамо! Молчите хоть за ради бога! Почует кто из экономии, всем нам тюрьма будет! — кричит Федорка и, как вспугнутая птица, бежит к двери и выглядывает во двор.

— Всех в тюрьму не посадишь, — усмехается Дмитро.

— Молчи, дурень! Тебя первого схватят да и пристрелят как собаку!

— Ну годи, — поднимается Дмитро. — Извиняйте за беседу…

Напуганные ребятишки тихо сидят под лавкой. Динка, чтобы переменить разговор, вдруг спрашивает:

— А где ж у вас люлька? Всегда висела в углу, а сейчас нету?

— Яка, Диночка, люлька? — сморкаясь в передник, спрашивает Татьяна.

— Ну та, где новорожденные спят?

— А на что она нам? — улыбается Татьяна. — Повырастали дети, батька и снял!

— А разве у вас никто не родился этой зимой? — интересуется Динка.

— Оборони боже! — смеется Татьяна. — И так семеро с ложкой…

Федорка вдруг поднимает красное сердитое лицо.

— Не хватало еще! Да я б его, как котенка, придушила в той люльке!

— От комусь жинка будет! — неожиданно весело говорит Дмитро.

— Комусь будет. В девках не останется, — многозначительно бросает Татьяна.

— Добре, — неопределенно бурчит Дмитро и по-дружески трогает за плечо примолкшую Динку: — А что, Ефим, будет вас перевозить с города?

— Да, он уже поехал… К вечеру вернется. Ну, пока мы одни с Мышкой жить будем. Мама уехала, Леня тоже уехал…

— А Вася ваш где? — спрашивает Дмитро.

— А Вася на фронте. Давно уже…

— А Мышка, значит, коло раненых? Вот это ей самая работа. Вот же добрая душа, пошли ей господи! — вздыхает Татьяна.

Динка смущенно улыбается:

— Мы с Мышкой вам гостинцы приготовили, да они на подводе едут. И тебе, Дмитро, тоже… Я тебе складной ножик купила, а Федорке платочек.

— Да чего ты беспокоишься, Диночка, разве теперь такое время, чтоб подарки возить? — расчувствовавшись, говорит Татьяна.

— Да я только вам и еще Якову-музыканту канифоль для скрипки…

— Кому? — с ужасом переспрашивает Татьяна, уронив полотенце.

— Мамо! — тихо и предостерегающе бросает Федорка.

Дмитро, шумно вздохнув, опускается на лавку.

— Якову Ильичу… для скрипки, — недоумевающе глядя на всех, повторяет Динка.

— Ой, боже! А я думала, кому это? — в смятенье говорит Татьяна, суетливо прибирая со стола. — Вот уж не догадалась бы… А на что он тебе, Диночка?.. Обыкновенный человек.

— Что вы, Татьяна! Это же замечательный музыкант! Играет Яков теперь на свадьбах? — спрашивает она Дмитро.

— Э… Яка вже ему свадьба, — машет рукой Дмитро.

— Молчи, дурень, — тихо огрызается Федорка и громко объясняет: — Какие теперь свадьбы? Нема никаких свадеб зараз. За войну только приказчик Павло оженился!

При имени приказчика Динка вспоминает давнюю мечту Дмитро сделаться старшим пастухом.

— А что, Дмитро, — улыбаясь, спрашивает она, — тебя уже сделали главным пастухом?

Но Федорка не дает товарищу раскрыть рот.

— Эге! Ему до старшего пастуха, как мне до неба…

— Ну да, как тебе до неба, — ворчит Дмитро. — У нас три пастуха, у меня у самого подпасок есть… А вот как помрет дед, так и старшим поставят! Только и делов!

— Жди, когда дед помрет! Он еще здоровый, как тот дуб! — усмехается Федорка.

Дмитро переминается с ноги на ногу, щеки его заливает темный румянец.

— Сегодня здоровый, а завтра может и помереть, — говорит он, задетый за живое насмешливым тоном Федорки. — Мало ли с чего человек помереть может. Схватит ему живот или болячка какая прикинется, а может, и убивец какой-нибудь гакнет по голове топором, — неожиданно увлекаясь, говорит Дмитро, не замечая предостерегающего взгляда Федорки. — Вот тебе и мертвое тело…

— Чего? — весело удивляется Динка и, подметив тревожные знаки Федорки, останавливается. Улыбка сбегает с ее лица. — Вы что-то скрываете от меня?

— Оборони боже! Что нам скрывать? Хиба ты не знаешь Дмитро? Он такое набормочет, что и век не разберешься! — обнимая Динку и ласково заглядывая ей в лицо, пытается успокоить Федорка.

Дмитро, чувствуя свою промашку, угрюмо стоит посреди хаты, почесывая ногтем свой обветренный нос.

— Не колупай носа! — кричит на него в раздражении Федорка.

— От характер! Никакой самостоятельности хлопцу не дает! — качает головой Татьяна.

— А мени без вниманья, — надевая шапку, говорит Дмитро и идет к двери.

— Подожди, Дмитро! Вместе пойдем… Спасибо за вареники! Приходи, Федорка! — приглашает Динка, выходя вместе с Дмитро на крыльцо.

Федорка с матерью провожают их тревожными взглядами.

— Эй, Дмитро, смотри у меня! — грозится вслед товарищу Федорка.

Дмитро, не отвечая, машет рукой.

— Развели бабскую канитель, — хмуро бормочет он.