Из прошлого в будущее

Валентина Ива, 2020

Книги Валентины Ивы: «Музыка времени», «Ручеек жизни», «Шапочка для бассейна», «За миг до откровения», «Зёрна судьбы» и другие, обрели своего читателя через публикации в интернете (Литрес, Литмир, mybook и др.). За это достаточно короткое время, автор стала Членом союза Российских писателей, финалистом конкурса «Русь моя», премии имени Сергея Есенина за 2020 год, финалистом конкурса «Наследие» за 2020 год. Автор отражает в маленьких рассказах реализм настоящего времени, описывает случаи из жизни семьи, соседей, знакомых и друзей, а также выдуманные истории с размышлениями о взаимосвязи прошлого и настоящего. Юмор, драматизм и трагедия всегда присутствуют в жизни человека, на то она и жизнь. Особенно начинаешь понимать, как она – эта жизнь, ко¬ротка, когда приходят на землю такие ужасы бытия как пандемия века. Эта книга – весёлая и печальная как сама жизнь.

История коронавирусной болезни

Я приоткрываю воспалённые веки и сквозь муть слезящихся глаз, опалённых температурой под сорок, медленно повернув голову, вижу в больничном окне голые ветви незнакомого дерева с набухшими почками. Я понимаю и помню, что нынче весна. Апрель. Перед тем, как оказаться на этой койке, я видела холодную позднюю весну и едва пробивающиеся зелёные травинки, свёрнутые листья тюльпанов, чахлые замёрзшие примулы, дрожащие листья бадана, время от времени всё это покрывал мокрый снег с дождём. Мы на даче спрятались от какого-то коронавируса.

* * *

Ночью ноль, минус один. К утру на почве заморозки. В этом году, как никогда, холодная весна. В ста двадцати километрах на север от Москвы лет сорок пять назад загнездилась наша дача. За истекшие годы особых изменений она не претерпела. По-прежнему осталась летней, с туалетом на улице и пристроенной душевой кабинкой во дворе. Хорошая печь спасала положение и ровно сутки грела дом до следующей берёзовой закладки.

Бодрый, чистый, вкусный воздух, прозрачный, хрустящий, как свежий снег, с каким-то волнующим восторгом вливается в лёгкие.

Наш вчерашний путь сюда, обычный и привычный за многие годы, чуть не стоил нам жизни. Могли ли мы предположить, что драматические испытания все еще впереди. Не спешили. Выехали не рано. Выспались. Дороги почти пустые и водитель, мой муж, и пассажир, в моём лице, расслабились и слушали радио-книгу «Жизнь и творчество Константина Коровина». Спустя полтора часа, убаюканный монотонностью голоса чтеца, на двуполостной дороге муж резко пошёл влево. Из-за впереди идущей газели дорога не была видна. Нам навстречу, лоб в лоб, летела огромная фура. Быть может, мой истерический вопль сыграл свою роль, и муж сдал резко вправо, а фура, ведомая водителем-виртуозом, вспахав землю неглубокого кювета, вильнула длинным боком и, не останавливаясь, пошла вперёд. Меня трясло. Можно представить, какие слова произносил водитель фуры. В горле пересохло. Спазмы со слезами душили меня.

— Что это было? — хрипло спросила я.

— Не знаю. Я отключился, — ответил муж.

Это происшествие на свободной дороге с не уставшим, выспавшимся водителем, явилось началом дальнейших страшных событий в нашей, такой обычной, налаженной жизни. Это потом, спустя полгода, я подумала, что муж уже был болен. В его организме уже поселился вирус «в короне» и «потирал лапки» от завоевания новых тел. Он уже поразил внимание, память, мышцы и кости, но боль пока не наступила, и лихорадка не истрепала тело.

Я часто вспоминала слова старой английской пословицы: «He that is born to be hanged shell never be drowned», что в переводе означает: «Кому суждено быть повешенным, тот не утонет».

Вот и сейчас, когда за окном бушует майский день, праздник Победы — 9 мая, люди, сидящие на карантине по домам, могут увидеть в окно, с балкона или по телевидению летящие военные самолеты, строго и грациозно выстраивающие в небе цифру 75. Смотрю в окно и понимаю: праздника не будет, карантин, коронавирус какой-то, пандемия века.

* * *

Когда я смогла смотреть в окно и вообще вокруг себя, я увидела огромное дерево, голые ветви которого занимали почти весь проём. Почки на этом гиганте, плотно прижатом к моему окну больницы на втором этаже, только-только лопнули, и остренькие кончики будущих листьев давали мне возможность предположить, что это будет клён. На память приходил один и тот же рассказ О`Генри «Последний лист». Теперь я понимала, как важна для меня жизнь, рождающаяся на моих глазах, сбрасывающая почечную шелуху и выпрастывающая новую зелёную листву. Листва каждый день росла, и эти миллиметры живой ткани дерева грели мою душу. Это зрелище в моменты моего обездвиженного существования, как лучик света в тёмном царстве, согревали моё безжизненное тело. Спустя три недели я могла уже сидеть, и отчетливо увидела, что это действительно клён, только американский. Густая листва заполонила всё пространство окна. Ярко-зелёная, она раскачивалась на ветру и жила. Жила своей, природной, жизнью, ещё такая нежная, но листы уже огромны и готовы эволюционировать дальше, торопиться к осени…

Чуть приподнявшись, я увидела поле ярко цветущих одуванчиков и усыпанную нежными цветами вишню, цветущую сирень. Я обнаружила, что впервые опоздала на всю весну, но я… жива! Мир за окном жил как прежде.

* * *

Наша семидневная изоляция на даче завершилась переездом в Москву с температурой тел 39,8о. Сын, снабдив родителей продуктами, продезинфицировал машину и укатил домой в другой город, а мы занялись самолечением. Вскоре я поняла, что огромная золотая рыба с крупной сверкающей чешуёй, которая прижималась к моей ноге всю ночь, и бесконечный фиолетовый надувной матрац, забирающийся на лицо и не дающий дышать — это БРЕД. Я никак не могла избавиться от рыбьей чешуи, лихо и настойчиво отталкивала фиолетовый брус от себя и от ноздрей, втягивающих воздух, которого было слишком мало. Иногда мне это удавалось.

Скорая увезла меня к вечеру, часов в шесть, и в районе полуночи измученное тело, наконец, госпитализировали в инфекционную. Муж ехать отказался со словами: у меня рыбки, кто их будет кормить, и цветы, кто их будет поливать? Впоследствии, лёжа без сознания на кухонном полу и медленно оживая, он вряд ли думал о скаляриях и фиалках. Он выживал…

75 % поражения лёгких. Облегчающий восторг кислородного дыхания, затянувшийся на 22 дня. Я прижимала маску к лицу со страстью жаждущей жить. Замена маски канюлями облегчили мои ночи. Я не знала, что ждёт меня впереди, и уже не ждала облегчения. Я боялась, что мы с мужем уже не увидимся и не простимся. Как он там? Один?..

Однажды утром я смогла включить телефон. Муж ответил. Жив! И я жива! Соната Бетховена № 17 — именно то, что спасает в трудную минуту. Эта грандиозная музыка нейтрализует жизненные бури, и ты начинаешь верить. Её я слушала бесконечно, особенно в те моменты, когда не было возможности двигаться.

На каталке через больничный двор меня везли на обследование, как прошлогодний сноп, подгнивший и куцый, утративший и вес, и вид, и вообще — облик божий. Цвели тюльпаны, толстые, красивые, а с краю клумбы сидела дикая утка, ищущая место для гнезда. Жизнь продолжалась.

Суровая доктор жёстко командовала моим непослушным телом и угрожала посадить на ИВЛ. Сейчас я понимаю, что только так и можно было спасти тех безжизненных амёб, что были доставлены в жутком состоянии в инфекционное отделение. Поток больных не иссякал. Медсестры сбились с ног, укалывая попы, вены… Мои друзья за забором больницы не оставляли ни меня, ни мужа, их участие и, может быть, даже молитвы я ощущала круглые сутки, и от этого мне казалось, что умирать не страшно.

Конец ознакомительного фрагмента.