С судьбой не поспоришь

Валентина Гусева

В книгу «С судьбой не поспоришь» вошли житейские истории о непростых судьбах жителей русской деревни, попавшей в жернова истории, о событиях, которые эти люди переживают всем миром, о любви, которая хранится в памяти стариков и помогает им жить.

Оглавление

Заведение, приятное во всех отношениях

Сидели мы недавно в чисто женской компании, слегка подтравливали анекдоты и вдруг одна из нас сказала: «А знаете, самые веселые анекдоты, как это не парадоксально звучит, рождаются в больнице…» Я почему-то сразу с ней согласилась, потому что у меня с больницей связан один, более чем веселый, Новый год.

— Рассказать? — спросила я женщин.

— Естественно! Смешно?

— Не знаю, думаю, что да… Ну, слушайте…

Началось все в канун новогоднего праздника, тридцатого декабря. Я была глубоко беременная, а если точнее, до родов оставалось ровно неделя. Но мы же были молодые, безголовые, это бы сейчас… А тогда мы с мужем решили, что все успеем и ничего не придумали лучшего, как поехать в глухую лесную деревеньку, чтобы поздравить с праздником его мать. Дорога в деревне, да еще зимой — это чисто условное название, сугробы выше человеческого роста, поэтому мы и поехали не на машине, которой тогда у нас, кстати, еще и не было, а… Не падайте только в обморок… Мы поехали на гусеничном тракторе, не боясь вытрясти ребенка. Муж за рычагами, я — рядом, потряхивает на каждой кочке, но нас этим испугать невозможно, тем более, что за плечами двадцать шесть, а беременность уже третья, дело привычное, чего бояться? Приехали, муж выгрузил нас вместе с будущей дочкой, обмели ноги, вошли в избушку, утонувшую в снегах чуть ли не по самую крышу. Собрали на стол нехитрую снедь, свекровь поставила бутылку портвейна. Пока искали, чем открыть, я почувствовала, что репутация моя почему-то подмокла. Растерялась, запереживала, шепнула свекрови. А она так руками и всплеснула:

— Милая, да у тебя воды отошли… Сейчас рожать будешь…

А телефонов тогда не только сотовых, но в этой деревне и простого, не было, потому она и скомандовала сыну:

— Давай, дуй за медичкой…

Она, видимо, решила, что и в самом деле будем дома рожать. Не знаю, ехал он или летел на своем стальном коне, только часа через два около избушки просигналил председательский козлик, из всех машин только он один и мог чудом проскочить по этой дороге. Поехали в районную больницу, пятнадцать километров такого же снежного безумия. Дитя мое в животе успокоилось, ни схваток, ни шевеления. Только мне казалось, что едем слишком медленно, вот выпустили бы меня, и я сама бы добежала гораздо быстрее. Об этом я и просила шофера, но он только сильнее жал на газ.

По коридору больницы я шла с ощущением, что голова ребенка уже появилась на свет. Не успели меня положить на каталку, как дитя закричало. Муж еще и выйти не успел, а ему уж сообщили: «У вас дочка!»

А тридцать первое в больнице день суетный, до рожениц ли? Мы лежим в палате пятеро, команда, скажу я вам, разношерстная и интернациональная. У стеночки Фарида, толи таджичка, толи узбечка, их тогда у нас еще мало было, она очень стесняется, плохо говорит по-русски и все время закрывает лицо своим черным платком. Рядом с ней цыганочка Роза, худобенная, малюсенькая, как подросток, с животом ее представить никак невозможно, а она уже два дня как родила, но, похоже, роды были тяжелые, потому что она то лежит, то стоит, но на кровать, даже на краешек не приседает.

У окна лежит городская, зовут Марусей, но она ни с кем не разговаривает, а только все время плачет, она, как и я, родила ночью, и ее навещать еще никто не приходил. И самая отчаянная среди нас — юная красотка Танька, у которой месяц назад была свадьба, но она уже успела осчастливить своего Колюню двойней. Она родила раньше нас всех и поэтому уже носилась по больнице, как угорелая, время от времени выглядывая в окно, чтобы не проглядеть, когда ее Колюня соизволит навестить свою ненаглядную.

Часов в десять она выглянула в очередной раз и доложила:

— Мужик под окошком… Бабы, к кому? Пьяный в дребезец!

Маруся замотала головой:

— Не мой! Мой не пьет, даже в рот не берет…

— Чей тогда? Низенький, худенький, с усиками…

Маруся опять подняла голову:

— Похож, но не мой, мой не пьет…

— А чей тогда?

И тут раздался зычный голос:

— Маруся! Как ты могла, Маруся?

Маруся заревела в голос:

— Таня, посмотри, чего он делает?

— Так ничего не делает, авоську с апельсинами поставил в снег и пошел домой… Он, чего у тебя, дурак?

— Это я дура, я же ему сына обещала… Бывало, начнем с подругой распашонки смотреть, а он подойдет и скомандует: «А ну уберите эти кружавчики, у парня все должно быть строго…» Я его мечты лишила… Уж, если напился, значит, сильно на меня обиделся…

— А ребенок-то у вас какой?

— Первый…

— Во, смешная, так ты ему второго парня роди, а раззадоришься, так и третьего… Кто же вам помешает, строгайте да строгайте, а то и двойню пусть зарядит, вон, как Колюня мой… Тут и обижаться не на кого…

А в это время к Тане приходит Колюня, он пьян до того, что еле стоит на ногах, а вернее, то и дело садится в сугроб, но, поднявшись, опять орет благим матом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я