Последствия одного взрыва. Часть 1. Феникс

Валентин Петров, 2021

Среди почти двухсот государств, существующих на планете, есть одно – страна величайшей бутафории. Есть медицина, но нет лечения, есть суды, но нет правосудия, есть полиция, но нет защиты, есть религия, но нет сострадания. Быть честным в этой стране, стало опасно для жизни, и наоборот, чем бессовестнее человек, тем он успешнее, и если есть деньги на взятку, то не страшен никакой закон. Под патриотические лозунги, прикрывающие корыстные цели, народ ввергают в войны, льется кровь. Но хуже всего то, что воля граждан подавлена страхом – они стараются не замечать зла, творящегося вокруг, что делает Тирана еще сильнее. Люди должны знать, что не стыдно проиграть – стыдно не бороться

Небесное тело, когда-то являвшееся частью первой планеты вселенной, со скоростью сорок тысяч километров в час, неслось к Земле. Пробороздив в космосе четырнадцать миллиардов лет, метеорит завершал свой долгий космический путь в плотных слоях атмосферы голубой планеты.

Глава I

Прибыв в середине апреля 1908 года, по приглашению Общества по изучению Сибири в Томск, Шахов Владимир, первым делом встретился Владимиром Афанасьевичем Обрушевым — профессором Томского технологического института. Обществом готовилась грандиозное по своим масштабам мероприятие: составление детального плана Сибири, и Владимир Афанасьевич был одним из его главных организаторов.

Выпускник Санкт-Петербургского горного института Императрицы Екатерины II, Владимир Владимирович Шахов, по происхождению был дворянин, а по убеждениям — социал-демократ. Формально не являясь членом партии, Владимир был ярым приверженцем многих её идей. Будучи еще студентом, он принимал активное участие в массовых мероприятиях революционных 1905-1907 годов. От отчисления из института, и пожалуй даже от ареста, его спасло только вмешательство влиятельных родственников. Однако жандармским отделением Санкт-Петербурга, было выдвинуто жесткое условие: по окончании учебы в институте, навсегда покинуть столицу Российской империи. Поэтому, получив письмо от друга семьи, профессора Обрушева, Владимир Шахов оставил Санкт-Петербург.

По результатам общения с профессором, Шахову было предложено осуществить геологическую съемку северо-восточной части красноярских земель.

Через два дня, с купеческим обозом, в сопровождении помощника — студента третьего курса Томского технологического института Полякова Александра, Шахов выехал в Красноярск, откуда по Енисею на самоходной барже, а дальше гужевым транспортом, они должны были прибыть в поселок Ванавара — пушную факторию, основанную русскими купцами на территории эвенкийского стойбища.

Путь до него был не близкий. Наконец после почти двух месяцев утомительного путешествия, преодолев последнее препятствие: реку Подкаменная Тунгуска, искусанные с головы до ног гнусом, они достигли своей цели.

Поселок был не большой — расположенный под склоном Лакурской горы, на берегу реки Подкаменная Тунгуска, он состоял из десятка жилых домом и трех казенных строений, принадлежащих фактории. Все постройки были срублены из тесанных сосновых бревен. Диаметр бревен был таков, что не обхватить руками.

В этих местах в основном селились старообрядцы, а они к вопросу строительства подходили серьезно. Бежав от репрессий царского правительства в глухие уголки России, они, проживая, как правило, в общине, не просто выживали, а богатели год от года.

Владимир вспомнил публикацию в Губернских ведомостях — на начало двадцатого века шестьдесят процентов российского капитала, находилось в руках представителей старообрядчества, а из трехсот самых богатых граждан Российской империи — чуть более двухсот были старообрядцами.

После долгих уговоров вперемежку с угрозами кары от губернских властей, представитель фактории выделил им местного проводника эвенка. Закупив необходимый провиант Владимир, Александр и старый эвенк по имени Чека, пятнадцатого июня 1908 года направились к руслу реки Кимчу, откуда планировалось начать геосъемку местности. В качестве средств передвижения были приобретены три лошади: две ездовые и одна для перевозки снаряжения. У Чеки был свой ездовой олень, которого он не захотел сменить на лошадь.

Первая неприятность с экспедицией произошла, когда они отъехали от поселка Ванавара примерно верст на пять. Копыто лошади, что была под студентом, провалилось в сусличью нору, и вместо того чтобы остановиться и спешиться, Поляков повёл себя как неопытный наездник — кем по сути он и был — хлестнул лошадь плеткой. От этого удара кобыла взбрыкнула, а затем завалилась вместе с седоком на бок, придавив всем своим телом ногу Александра. Освобождение заняло время. День был потерян, лошадь тоже — осмотревший ее Чека заявил, что у кобылы сломана нога, и дальше она идти не сможет. Не долго думая, проводник, не целясь, выстрелил раненой лошади в голову.

Поляков, постанывая, пересел на гужевую лошадь, и они отправились дальше. Кое-как добравшись до реки Кимчу, экспедиция остановилась на ночлег.

Поужинав, и оставаясь у костра, каждый думал о чём-то своем. Владимира беспокоили два обстоятельства. Во-первых, к вечеру у Полякова распухла ушибленная нога, во-вторых, теперь на экспедицию у них было только две лошади, вместо необходимых трех. Ездового оленя проводника он в расчет не брал.

Посовещавшись, они решили, что с утра следующего дня Чека и Александр вернутся в поселок за новой лошадью. Заодно Поляков покажется местному фельдшеру. На всё про всё им был отпущен срок — два дня.

На следующее утро, после завтрака, приготовленного на скорую руку, Поляков, сел на лошадь Владимира, и вместе с проводником поехали назад в поселок Ванавара.

За время их отсутствия Владимир планировал провести разведку местности, для чего решил подняться на вершину горы, расположенной примерно в трех верстах от места их стоянки.

Подъем занял два часа. На пути ему попадался желтый лимонит — дальний родственник золота. Местами выступали базальтовые образования, что указывало на вулканическое происхождение данной возвышенности.

Открывавшийся сверху вид стоил потраченных усилий. Местность была живописной и довольно разнообразной. На стороне, где экспедиция разбила лагерь, везде, куда достигал человеческий взгляд, растительный мир состоял из кустарников и немногочисленных одиноко стоящих деревьев лиственной породы. Река Кимчу, вынужденная извиваться змейкой из-за холмистой местности, причудливо огибала на своем пути несколько маленьких озер, и терялась за горизонтом. С противоположной стороны горы в фауне преобладали деревья хвойной породы. И чем дальше от горы, тем гуще была растительность. Ближе к горизонту это уже был один сплошной лес. Согласно сведениям карты там начиналась необъятная тайга протяженностью с севера на юг семьсот верст.

Сидя на холме Шахов карандашом делал наброски местности. В левой руке он держал медальон с гравировкой виде скрещенных молоточков по центру и имперским двуглавым орлом сверху — это был подарок Анастасии по случаю окончания института. У него уже давно вошло в привычку теребить этот медальон в руке в минуты переживаний или просто размышлений. Сейчас Владимир думал о превратностях судьбы закинувшей его за шесть тысяч верст от родного города.

Немного расстраивало происшествие прошлого дня, отложившее начало геологических мероприятий. Для выполнения намеченных работ времени оставалось очень мало. Через два месяца придут затяжные дожди, и передвижение по этой местности станет затруднительным.

Спустившись с горы, Владимир решил искупаться, а затем приготовить обед. До вечера время пролетело не заметно. Ночное небо было ясным, и Шахов решил заночевать у костра, созерцая тысячи мерцающих звездочек.

Глядя на небосвод, молодой геолог предался воспоминаниям о своей жизни в Санкт-Петербурге, участию в стачках и митингах, но больше всего он думал об Анастасии. Они познакомились на Рождество, в январе 1907 года. Владимир в мельчайших деталях запомнил тот вечер.

Это было первое приглашение направленное студентам горного института из Смольного института благородных девиц Санкт-Петербурга. Обычно на праздничный бал приглашались воспитанники Пажеского корпуса, но замеченные в том году в неблагочестивом поведении — в однополой связи между интернами, в наказание, они были заменены на студентов горного института.

Мероприятие было назначено на шесть часов вечера. Студенты были заранее предупреждены о действующих в институте благородных девиц, правилах. Им полагалось прибыть к Смольному в строго назначенное время — опоздавшие на бал не допускались. Под неусыпным контролем двух старых воспитателей из Смольного, студенты были препровождены в большой зал, где вдоль стенки уже выстроились девушки — воспитанницы.

Тогда ему показались очень милыми их наряды — все институтки были одеты в одинаковые серые платья и белые шелковые передники с множеством складок. На руках были белые лайковые перчатки. Бросалось в глаза полное отсутствие каких-либо украшений — по правилам Смольного, они были запрещены к ношению воспитанницами. Прически также были не затейливые, но все это компенсировалось выражением глаз девушек. Не избалованные мужским вниманием, сейчас воспитанницы буквально пожирали взглядом прибывших гостей, и это не осталось без внимания со стороны зорких воспитателей. «Regarde le sol mademoiselle», — тихо, но требовательно, помахивая изящным лорнетом как дирижерской палочкой, бросила фразу старшая воспитательница — женщина бальзаковского возраста с грациозной осанкой и строгим взглядом. Какой-то миг, подчинившись указанию, девушки стояли потупив взгляд, но видимо не совладав с собой, постепенно, головы вместе с взором поднимались вверх, и любопытное созерцание прибывших студентов продолжилось.

Впрочем, приглашенные на бал молодые люди, ничуть не с меньшей долей интереса принялись рассматривать стоящих напротив барышень, тем самым смущая их. Образовалась неловкая пауза. Положение спас оркестр. Грянул вальс «Голубой Дунай» Иоганна Штрауса, и студенты кинулись к противоположной стене приглашать девушек на танец.

Владимир пригласил высокую девушку с рыжими вьющимися волосами и яркими зелеными глазами — он сразу обратил внимание на эту девушку, выделявшуюся выразительной внешностью в общей массе благородных девиц. И имя у неё было под стать её внешности — Анастасия.

Взяв нежно ее левую руку, а правой слегка обняв ее талию, он медленно начал движения, постепенно убыстряясь в такт музыке. Напарница, в вальсе двигалась легко и послушно, всецело доверившись ему. От контактов с рукой и талией этой рыжеволосой девушки, сердце у Владимира застучало так быстро и сильно, что казалось, что оно сейчас выскочит из груди. Забыв обо всем, он полностью окунулся в атмосферу рождественского бала. Периодически отсекая попытки других кавалеров пригласить его партнершу на вальс, он, практически безмолвно, протанцевал с ней весь вечер.

Поговорили они только по завершении танцев, за фуршетным столом, где участников бала угощали яблоками, шоколадом и лимонадом.

О себе она рассказывала мало, стараясь больше слушать не многословного Владимира. Дочь генерал-майора Кавалергардского корпуса и предводителя Псковского губернского дворянства, Анастасия Разумовская, воспитывалась в Смольном институте благородных девиц Санкт-Петербурга согласно сложившимся семейным традициям. Её бабушка по материнской линии, закончив с отличием обучение в Смольном, в своё время состояла фрейлиной при дворе императрицы Екатерины II, а тетя за особые успехи в учебе была награждена шифром с вензелем императрицы.

Вечер пролетел быстро, и когда распорядитель бала объявил о его завершении, Владимир с грустью воспринял тот факт, что еще не скоро увидит Анастасию. Почувствовав, что влюблен, объясниться с Анастасией он не решился, испугавшись, что возлюбленная посчитает это безрассудством. Договорившись вступить в переписку, они расстались. Владимир покинул серое здание Смольного, испытывая одновременно чувство радости от встречи, и грусти от расставания.

Глава II

Проснувшись, когда небо едва начало розоветь, Владимир был впечатлен внезапно наступившей тишиной. Всю ночь, сквозь сон, он слышал нестройную музыку, издаваемую «разношерстными» природными музыкантами — кваканье лягушек, скрип сверчков, уханье ночных птиц, и многое другое исходившее от других творцов, неопознанных Владимиром. Теперь же, как будто по взмаху дирижерской палочки все замерло, и только непослушный легкий ветерок продолжал тихонько шелестеть травой, и робко фыркала гужевая лошадь, привязанная к веткам шиповника. Становилось тяжело дышать, как будто кто-то накрыл это место громадным прозрачным куполом. «Что за чертовщина — подумал Владимир, — что происходит?»

Внезапно, его внимание привлек огненный шар, летящий по небу. Через мгновение, где-то приблизительно над тайгой, которую он вчера высматривал с вершины горы, небо озарила огромная яркая вспышка, а затем прогремел взрыв. Под ногами задрожала земля, и Владимир, потеряв равновесие, рухнул в траву. Завыли звери, закричали птицы. Взбесившаяся лошадь, с шумом выпуская воздух из ноздрей, стала рваться из стороны в сторону, и после нескольких попыток оборвав поводья, ускакала прочь, в сторону поселка Ванавара. Стало очень страшно. Давно уже не вспоминавший бога, Шахов начал лихорадочно креститься, бормоча невпопад слова молитвы «Отче наш», но был прерван апогеем апокалипсиса — в том, что это конец света — Владимир не сомневался. Возле речки, примерно в метрах трехстах от него, с ужасным воем упало что громадное, необъяснимое. Ударная волна была настольно сильной, что Шахова подняло в воздух и отбросило на десять метров, прямо в догорающий костёр. Потеряв сознание в момент падения, он уже не видел, как на нём начали тлеть льняные брюки…

Очнувшись, вначале Владимир подумал, что это был кошмарный сон, но осмотревшись, понял что ошибается. Судя по всему, он лежал на остатках костра. Одежда, состоящая из серой льняной рубашки и таких же брюк, почти полностью сгорела. Сколько он так пролежал, после потери сознания, понять было сложно. Постепенно приходя в себя, Владимир попытался определить время суток. С трудом перевернувшись на спину, он посмотрел на небо. Вначале ему казалось, что яркое свечение в небе исходит от солнца, но протерев слезящиеся от дыма глаза, он увидел необычное для здешних мест природное явление: полярное сияние. Причем свет от сияния был настолько ярким, что глаза самопроизвольно начинали щуриться.

«Аномалия…после взрыва — подумал Владимир, — что это было? Комета, метеорит? А что упало рядом с лагерем? Осколок метеорита?»

Сильно болела голова, уши заложило, глаза продолжали слезиться от витавшего вокруг дыма. Но больше всего напоминало о себе тело. Оно горело и чесалось повсеместно. Зуд был такой, что сводил с ума. Кое-как поднявшись, Владимир направился к реке — сейчас свое спасение он видел только в прохладной воде Кинчу.

Погрузившись в реку, Владимир обнаружил необычные метаморфозы, происходящие с его телом: кожа с его обугленного тела сползала ошметками, словно он был змеей, обнажая в тех местах абсолютно здоровый покров светло-розового цвета.

— Что тут произошло? — услышал он взволнованный голос Полякова.

— Вероятно, упал метеорит, — пытаясь говорить ровным, голосом ответил Владимир.

— А что с Вашим телом? — взгляд Полякова блуждал от тела Шахова к плавающим в воде обугленным пластам кожи, — вы обгорели? Это же невозможно, — Поляков несколько раз перекрестился.

Сзади него, в метрах трех стоял Чека. Он был напуган еще более, чем Поляков.

Владимир голый вышел из воды и направился за одеждой к развороченной палатке. Найдя в ней баул с вещами, Владимир оделся.

После продолжительных поисков, наконец нашлись: подарок Анастасии — медальон и его карманные часы швейцарской марки «Павел Буре». Взглянув на циферблат, Владимир обомлел — секундная стрелка в часах, двигалась в противоположном направлении.

Немного успокоившись, Поляков поделился с Шаховым событиями последних двух дней.

Возвратившись в поселок, прежде всего, они поехали к местному знахарю, но тот был занят принятием родов у жены местного торговца пушниной, поэтому не сразу осмотрел поврежденную ногу студента. Дождавшись наконец приема, и получив от лекаря какую-то ужасно вонючую мазь — по мнению знахаря это был просто ушиб, они отправились за покупкой лошади. Закончив все свои дела только к вечеру, студент и проводник решили заночевать в поселке, а с утра пораньше выехать к стоянке.

Утром, уже было собравшись в дорогу они, как и все жители поселка стали свидетелями страшного природного явления. Раздавшийся в небе взрыв был настолько сильным, что в поселке выбило все стекла и повалилось несколько деревьев. Чека, был так напуган происходящим, что только к вечеру согласился выехать в место расположения их лагеря. По пути они встретили ужасную картину — кругом были повалены деревья, а небо после захода солнца продолжало светиться как днём.

Шахов им поведал свою историю, опуская подробности, связанные с ожогами и загадочным излечением. Он еще не успел подумать об этом, но по мере того, как все начали успокаиваться, мысли о своем исцелении, всё чаще посещали его.

Покончив с рассказами, Владимир решил оценить последствия утреннего события. Результаты были неутешительными — снаряжение пришло в негодность, продовольствие испорчено. К тому же было неизвестно, как быстро сможет поправиться Поляков. Без помощника, обладающего хотя бы начальными познаниями в картографии и геологии, выполнить миссию было бы практически не возможно.

Не оставалось ничего другого, как прекратить так и не начавшуюся экспедицию, и вернуться в Красноярск.

По проводнику было видно, то он был рад услышать о возвращении в поселок. Если и раньше он был не многословен, то с момента их возвращения он еще не произнес ни слова, только курил свою трубку и покачивал головой.

В отличие от Чеки, Полякова, решение Шахова о возвращении в Томск, расстроило — он не хотел возвращаться домой, откуда бежал под благовидным предлогом прохождения летней практики.

Закончив с неотлагательными делами, Владимир вспомнил об осколке метеорита, упавшем недалеко от их лагеря, и решил осмотреть место падения, благо странное небесное свечение освещало землю, как будто стоял день.

Владимир в целях безопасности решил сходить один, но Поляков увязался за ним, канюча, что и так пропустил самое интересное.

Место падения они нашли сразу. Сложно было бы не заметить образовавшийся каньон, диаметром в четверть версты.

Подойдя ближе к краю, они были впечатлены его глубиной — образовавшийся в результате падания неизвестного тела кратер, был глубиной не менее пятидесяти метров и имел коническую форму. На самом дне, из земли выступал камень черного цвета округлой формы. От этого камня исходило странное свечение радужных цветов. Шахов, почувствовав головокружение, отпрянул от края, и только сейчас обратил внимание, что к краю кратера, нарушая все законы физики — преодолевая возвышенные почвы, как намагниченные, подбирались воды реки Кимчу. Вода размывала края каньона, и продолжать стоять в этом месте становилось опасным.

Не реагируя на предостережения, Поляков, не отрывая взгляда, заворожено смотрел вниз. Обеспокоенный поведением студента, Владимир схватил его за рукав и силой оттащил от края.

Закончив осмотр места падения метеорита, Шахов и Поляков вернулись в лагерь. Владимир строго-настрого запретил Полякову без него приближаться к кратеру.

Под впечатлением увиденного, по возвращении в лагерь, никто из них не произнес ни слова. Изредка бросая взгляд на Александра, Шахов обратил внимание на изменения, произошедшие в его поведении.

Сам, будучи по своей природе не многословным, Владимир не успел, как следует изучить Полякова. Как и Владимир, тот был не болтлив и исполнителен — большего от него Шахову и не требовалось. Теперь же Владимиру открылись излишнее любопытство и упрямство помощника. Списав это на последствия событий прошедшего дня, и уже укладываясь спать, Владимир мысленно вновь вернулся к утреннему происшествию, ожогам, и последовавшему за этим необъяснимо быстрому исцелению. Если с падением метеорита, более или менее, почти всё было понятно, то оставались вещи недоступные для понимания и не поддающиеся научному объяснению — его высшее образование ни как не объясняло мгновенное выздоровление от полученных ожогов.

«Какими же чудовищными должны были быть ожоги, если на мне сгорела вся одежда. Я уже должен был умереть, но вместо этого с меня просто слезла обгоревшая кожа, практически не оставив ни рубцов ни боли, — всё, что он сейчас ощущал, это легкое покалывание как после ожога крапивой. — Единственным научным объяснение всему может быть влияние метеорита на мой организм», — будучи человеком образованным, Владимир в божье провидение не верил.

«Это странное мерцание, исходящее от камня. Человечество еще не сталкивалось с таким. По своему, это находка — дар для ученых. Возможно, её изучение подтолкнет к громадным научным открытиям. А если этот камень таит в себе опасность для человечества?» — эти и другие мысли, не находя логического ответа роились сейчас в голове Владимира. Постепенно усталость взяла свое, и он провалился в сон.

В ту ночь ему снились странные для восприятия сны: Владимир летал по небу, а под ним, пьяные матросы, с перекошенными от криков лицами, вооруженные винтовками, бежали к главному императорскому дворцу в Санкт-Петербурге. Маленький человек с небольшой бородкой, стоя сверху бронированной машины, ораторствовал, широко жестикулируя руками. Потом бородатый мужчина превратился в усатого брюнета кавказской наружности, попыхивающего трубкой, а после еще в каких-то людей, но Владимир был уверен — это был один и тот же человек, меняющий свое обличие. От этого странного человека веяло смертельной опасностью. Вокруг него лежали мертвые люди, много мертвых людей, и текло море крови. Владимир всё летал и летал. Много из увиденного он не понимал: железные машины с пушками, аэропланы причудливой формы, рушащиеся дома, которые по высоте были выше шпиля Петропавловского собора.

Проснувшись в холодном поту, вновь заснуть, Владимир уже не смог. Из-за продолжающего небесного сияния, трудно было определить время суток. Хотелось пить. Перебирая в голове обрывки сна, он выбрался из палатки. Ни студента, ни проводника, в лагере не было. На зов они не откликались, и обойдя окрестности стоянки, Шахов быстро пошел к кратеру — страшная мысль закралась в его голове…

Чеку он нашел сразу — тот сидел в метрах десяти от края каньона и с задумчивым видом курил свою трубку.

— Где Александр? — не обнаружив поблизости своего помощника, спросил у него Владимир.

— Совсем плохая стала твоя помощника, — чуть помедлив, и выпустив серое облако табачного дыма, ответил Чека.

— Ты можешь толком объяснить, где Александр, — Владимира начала раздражать чересчур размеренная речь эвенка.

Конец ознакомительного фрагмента.