Страсти роковые, или Новые приключения графа Соколова

Валентин Лавров, 2000

Потрясающая история о придворных интригах и страстной любви, о шпионаже и доблести, о женской нежности и мужской силе. В центре событий – атлет-красавец граф Соколов и фрейлина-шпионка Мария Васильчикова, императрица Александра Федоровна и государь Николай II, загадочный Григорий Распутин и его коварный убийца Феликс Юсупов. В основе – подлинные события, происходившие в годы Первой мировой войны в канун крушения Российской империи.

Глава IX

Клеопатра из лефортовской тюрьмы

Под тюремными сводами

Соколов остановил легкую коляску, запряженную парой, сказал:

— Гони в Лефортово, к военной тюрьме!

Военная тюрьма в старинном Лефортове была построена в 1880 году по самым передовым американскому и западноевропейскому образцам. Была она К-образной формы, обнесена по всему периметру четырехметровой крепостной стеной. И отличалась тюрьма удобствами, невиданными в других московских «мертвых домах» — Центральной пересыльной (Бутырской), губернской (в Малых Каменщиках), исправительной (Матросская улица) и женской (Новинский переулок, 16).

Потолки высоченные, отопление уже в начале XX века стало паровым. Если встать в камере на стол, то и нынче с сердечной тоской лишенного свободы можно обозревать лефортовские окрестности: надзиратели сквозь пальцы смотрели на это безобидное нарушение режима.

В Лефортовском узилище в каждой камере был водопровод с умывальником, а еще клозет со сливным бачком. Роскошь!

Здесь отбывали наказание сто — сто тридцать нижних чинов, хотя камер — двести пятьдесят. Если учесть, что обычно сидели по двое, большинство камер всегда пустовали.

Пройдут годы, и об этом учреждении с ужасом, вполголоса будут говорить москвичи. Эта тюрьма в 1936 году войдет в ведомство НКВД. Тысячи людей, чаще всего безвинных, в годы большевистского лихолетья будут томиться в его крепостных стенах.

…А пока что через Покровку и Старую Басманную на обычном городском лихаче граф Соколов катил на окраину Москвы.

* * *

Соколова встретил корпусной дежурный по фамилии Бурмистров. Это был крупный мужик лет сорока из орловских крестьян, очень добродушный и веселый. За ним установилась кличка Бурмила.

— Сей миг доставлю из девяносто второй. — Негромко засмеялся: — Чудит она, раздевается догола и по камере бегает. Уж и замечания ей говорили, внимания не обращает. Не в карцер же сажать!

— Тебе что? Пусть себе бегает.

— Да пол каменный, холодный, — вздохнул сердобольный корпусной. — Не приведи Господи, простудится.

Когда Бурмила, громыхая сапогами по металлическому, словно подвешенному полу коридора, ввел для допроса Зинаиду Дитрих, она кокетливо улыбнулась, искоса взглянула на сыщика и томно произнесла:

— Граф, как я счастлива видеть вас!

Соколов с доброжелательностью отвечал:

— А я — нет. Предпочел бы встречаться в «Яре» или в директорской ложе Большого театра. Было бы приятно увидать вас, сияющую красотой, в Дворянском собрании, где с радостью танцевал бы с вами.

За сутки ареста Зинаида успела вся сникнуть, глаза женщины были переполнены печалью.

Соколов с грустью смотрел на несчастную женщину.

— Знаете, какое меня охватывает чувство, когда я прихожу в тюрьму?

Зинаида вопросительно взглянула на сыщика.

— Меня поражает та тоска, безысходная скука, которые словно разлиты в воздухе. Кто-то очень точно сказал: тюрьма — это кладбище живых. Уже через несколько месяцев заключения все арестанты делаются похожи один на другого. Походка у всех тяжелая, движения и мысли вялые, цвет лица болезненно-серый, взор тусклый. — Сыщик сочувственно посмотрел на собеседницу. — Особенно тяжело переносит заключение женщина, привыкшая к хорошей жизни, к изящному обществу. Все нервы натягиваются до крайнего предела. Даже на психике это отражается…

Зинаида, встрепенувшись при последних словах, прислонила палец к губам, едва слышно издала звук «шш…». Подавшись вперед, таинственно прошептала:

— Граф, я вынуждена открыться: я жду от вас ребенка. И любовь моя к вам все растет. Прошу, нет, требую: разделите со мной брачное ложе. Незамедлительно!

И Зинаида стала раздеваться, быстро и ловко расстегивая застежки и пуговицы, швыряя одежды на пол.

Соколов со спокойным любопытством наблюдал за ней. Зинаида предстала во всей своей блистательной красоте — плотное розоватое тело, крепкие груди с налитыми сосцами, развитые бедра и стройные ноги.

Она легла на диван в самой непристойной позе, поманила:

— Ну, иди скорей, только дверь закрой на ключик!

— Божественная, ласкать ваши перси и лядвии — мечта королей. Но не будем забывать, что сейчас мы не в опочивальне. К моему отчаянию, любовные игры придется отложить на срок, который зависит только от вас.

Зинаида резво села на диване:

— Хочу к себе домой — вместе с вами…

Соколов невозмутимо продолжал:

— Зинаида Васильевна, испытывая душевное к вам расположение, должен вам конфиденциально кое-что сообщить. Многомесячное тюремное сидение отражается на психике. Положим, что болезнь скоропостижно поразила вас. Судя по всему, это паранойя эротика. Говоря по-русски — любовное сумасшествие. В вашем случае налицо все признаки этой болезни, кроме единственного, который обязательно присутствует у всех пораженных этой самой паранойей.

Зинаида поднялась с дивана, вся подалась вперед. Тема разговора явно ее заинтересовала.

Соколов продолжал:

— Я сейчас назову этот признак, и вы сами убедитесь, что болезнь симулировали неумело, без знания дела. Хотя мне глядеть на вас — сплошное удовольствие, можете сидеть раздетой, хотя это несколько сбивает с мыслей.

Зинаида подалась вперед, проговорила:

— Что дальше?

— По исследованиям знаменитого судебного психопатолога доктора фон Крафт-Эбинга, профессора Венского университета, при любовном психическом расстройстве в силу того, что непременно бывает поражена вегетативная нервная система, у больного дрожат кончики пальцев. — Соколов сочинял вдохновенно. — Этот признак — обязательный. А у вас, сударыня, этого главенствующего признака нет. Так что вы — симулянтка!

Зинаида фыркнула, покрутила головой и с иронией произнесла:

— Что, вас сюда пригнали на помощь этому несчастному Мартынову? Я с ним не пожелала разговаривать, не хочу и вас видеть. Все! — Через мгновение: — Дайте папиросу!

Соколов, хотя сам никогда не курил, приносил на допрос для заключенных самые изысканные папиросы. Он протянул запечатанную пачку «Северной Пальмиры»:

— Все ваше!

Зинаида немного подумала, кивнула:

— Спасибо, не откажусь.

Она протянула руку. Соколов увидал, что на сей раз кончики ее пальцев отчаянно дрожат. Сыщик улыбнулся и спокойно, словно вел беседу в светском салоне, доверительным тоном произнес:

Конец ознакомительного фрагмента.