Дети Эльцинда

Вадим Юрятин, 2016

«…Идея этой книги родилась у автора достаточно давно, но не могла быть реализована в силу достаточно плотного рабочего графика. Лишь болезненное состояние, вызванное, как сейчас очевидно, как раз чрезмерной трудовой активностью, позволило на какой-то момент вырваться из оков окружающей действительности и посвятить себя творчеству. Лёгкая неадекватность автора в период написания сей книги нашла свое отражение в тексте, однако переделывать написанное «на свежую голову» означало бы фактически лишать её как раз того, чем она может быть интересна. Тем же, кто с негодованием обнаружит в книге некие (несуществующие на самом деле) неподобающие оттенки, могу пояснить: автор никогда и ни при каких обстоятельствах не придерживался и не придерживается националистических взглядов, также он далеко не всегда разделяет мысли и поступки своих героев…»

Вадим начинает своё путешествие в красном юрятинском трамвае. Юрятин. Вечер Того Самого Дня

Примерно за час до происшествия на мини-рынке незадолго до окончания дня, который я для удобства именую Тем Самым Днём, Вадим ехал на трамвае от Мэри к своим родителям, чтобы отвезти им кота.

Кота этого Вадим и Мэри нашли недалеко от трамвайной остановки маленьким двухмесячным котенком, который пытался съесть кусочек чебурека, брошенного ему прохожим. Зрелище маленького худого котенка с торчащими, как у мастера Йоды, ушами надолго запечатлелось в памяти Вадима. Он даже как-то пошутил в разговоре со своими товарищами по бару «Кривые ступени»: «Когда Господь Бог на Страшном суде спросит меня, почему же мою душу все-таки надо отправить в рай, а не в геенну огненную, самым сильным аргументом, думаю, будет: «Я спас котенка, Господи!». Вадим считал, что это смешно.

Напротив трамвайной остановки, где был найден маленький поедатель чебуреков, моргала вывеска бара «Лаки Страйк», поэтому Вадим и Мэри решили дать котенку короткое, но гордое имя — Лаки. Жизнь Лаки, кстати сказать, сложилась в целом соответственно его имени — то есть весьма счастливо. В любом случае ему больше не пришлось унижаться, подбирая на мостовой кусочки чебуреков.

Поскольку Вадим сел в трамвай на конечной остановке, ему досталось свободное сиденье, которое они с Лаки ловко оккупировали. Трамвай постепенно стал наполняться людьми, их запахами, переживаниями и разговорами. Традиционно унылые лица постсоветских граждан выглядели в последнее время еще более унылыми. Все повторяли, как мантру, одно слово — «кризис».

— Ты видела, сколько мыло-то стоит?

— Сколько?

— Ой, не может быть! Еще вчера ж было меньше на два рубля!

— Доллар-то сегодня!

— Да, при Сталине такого не было.

— Говорили мне умные люди: покупай доллары!

— Всё сионисты и масоны устроили!

— Если б щас Сталин был!

— А я не брал, дурак, на фиг они мне, говорю!

— Обычное такое мыло с триклозаном.

— Все из них, все: Чубайс, Шейнис, Мурмулис, Гайдар!

— Гайдар вроде не из них, у него дед конницей командовал в 16 лет, Голиков его фамилия, он еще Чука и Гека написал.

— Не знаю никакого Чукаигека, ты на рожу-то его посмотри, а!? Вылитый масон! А фамилию он, может, на Голикова и сменил. Они все тогда меняли, под православных косили. Зиновьев там, Каменев. А сами-то кто были, знаешь? Финкельштейны всякие и прочие Липшицы.

— Точно, Липшиц ещё!

— А эти, как их, лигархи, тьфу! Дубровский, Хавронский, Романович!

Теплый кот за пазухой, наконец, устроился, как ему хотелось, вздохнул и перестал ворочаться. Тот Самый День в Юрятине уже клонился к закату, в то время как в далеком Московском Кремле…