Блеск тела

Вадим Россик, 2014

Роман-гротеск о невероятных приключениях одного никому неизвестного покойника и одного знаменитого тела, которые вполне могли бы произойти на самом деле. Содержит нецензурную брань.

5. Богатые тоже плачут

Уже стояла ночь. Весь мир оцепенел во сне. Даже дождь ушёл спать. Работали только в Китае — делали новых китайцев. У красивых чугунных ворот служителей закона встретил сторож — лысый дедка в линялой офицерской рубашке. Отставной козы барабанщик. Дедка проворно открыл лязгающие ворота, и уазик подкатил к парадному подъезду. Сержант Мартышкин, неподвижный, как крест на могиле, охранял входную дверь. Помогал Удочкину ничего не трогать.

Траулько зашла в особняк, увидела свет, услышала звон посуды и прошла на кухню. В громадной белоснежной кухне, украшенной декоративными тарелками с южными пейзажами, сержант Удочкин наслаждался жизнью. Он курил сигарету Мартышкина и пил кофе из хозяйских запасов. Увидев Траулько, Удочкин вздрогнул, кофе расплескалось по мраморной столешнице.

— Что тут у вас случилось, Удочкин? — спросила Траулько, с подозрением принюхиваясь к запаху в кухне.

— А то случилось, что наверху лежат два жмура, — ответил сержант, стряхивая табачный пепел в изящное блюдечко. — Кофе будете, товарищ майор?

— Кофе я не хочу. От него цвет лица портится, — отказалась Траулько. — Пойдём, глянем на жмуров.

Удочкин со снисходительным сожалением посмотрел на майора, но ничего не сказал. Он повёл Траулько на второй этаж. Там царил мрак. Удочкин достал служебный пистолет и стволом нажал на широкую клавишу выключателя. Под потолком вспыхнула яркая люстра, на секунду ослепив Траулько. Когда её глаза привыкли к свету, она увидела неприятную картину. В комнате, немного меньшей, чем зал заседаний Государственной Думы царил хаос. Стулья были перевёрнуты, пол усеян бумагами, мусором, какими-то мелкими предметами. На широком кожаном диване лежал человек. Траулько со страхом узнала в нём Манчестера. На полу возле открытого окна застыло второе тело. Друг и подельник Манчестера Дуремар. Оба жулика залиты кровью. Кровь была везде: на мебели, полу, бумагах. Лужи, пятна, капли… Воняло чем-то гадким.

— Кто же их так? — задала глупый вопрос Траулько.

— Не знаю, — честно ответил Удочкин, смирно стоя у выключателя. — Кто-то удачно заземлил мужиков. Мы тут ничего не трогали, товарищ майор.

Траулько сделала несколько осторожных шагов к дивану, но увидела настежь открытый сейф, вделанный в стену.

— А там что?

— Полный ящик драгоценностей. Всё разложено по коробочкам, надписано, пронумеровано. Видимо, коллекция, — сдавленно произнёс Удочкин, бледнея кожей лица. Траулько это заметила.

— Тебе не хорошо? — заботливо спросила она сержанта. Тот молча кивнул, глядя на трупы. Траулько обрадовано подумала: «Это хорошо, что не хорошо».

— Ну, так иди вниз. Подожди меня в кухне.

Удочкин ещё успел благодарно посмотреть на майора, поворачиваясь к выходу из кабинета.

— Только тот кофе больше не пей. Он стоит больше тысячи долларов за кило.

Сержант судорожно сглотнул и выскочил в темноту коридора.

— Его из слоновьего говна делают! — радостно крикнула Траулько вдогонку. Слышно было, как вниз по лестнице, всё ускоряясь, гремят шаги Удочкина.

Оставшись в кабинете одна, если не считать апатичных покойников, Траулько подошла к сейфу и быстро просмотрела его содержимое. Действительно, на бархатных коробочках были указаны наименования драгоценных камней: «алмаз Зелёная звезда», «рубин Львиное око», «сапфир Любимец султана», ещё несколько, но «Сверкающего Могадишо» среди них не было. Тогда Траулько, преодолевая естественное отвращение и стараясь не испачкаться, обшарила карманы трупов, заглянула в рты. В общем, всё было не так уж плохо, как казалось сначала. Всё было гораздо хуже. Бриллиант стоимостью десять миллионов долларов бесследно исчез.

Траулько в растерянности оглядела кавардак. Манчестер сказал по телефону, что камешек у них. Кто же его взял? Манчестер или Дуремар? Дуремар или Манчестер? Вот в чём вопрос!

На тёмной лестнице послышались громкие, бесцеремонные голоса. Это на место происшествия прибыла оперативная группа, представитель прокуратуры, эксперты, труповозы. Все, кому положено прибывать в таких случаях. Времени заниматься здесь личными делами у Траулько не осталось. Хуже всего было то, что одновременно со специалистами по смерти прибыл и хозяин особняка со своей супругой.

— Ух, ты! — сказал знакомый Траулько следователь, первым войдя в кабинет. — Привет, майор!

Следователь был прав — место трагедии и вправду выглядело на стопроцентное «ух, ты!». Кабинет наполнился деловитыми мужчинами в форме и процесс пошёл. Последним появился Фрутков. Он молча смотрел несколько минут на беспорядок, кровь, царящее в помещении движение, в котором не участвовали только Траулько, столбом стоящая посреди комнаты, и два страшных тела, потом спросил майора:

— А где жираф?

— Какой жираф? Я не видела никакого жирафа, — ответила Траулько, чувствуя, что начинает сходить с ума.

— Жираф — это не жираф, — загадочно произнёс Фрутков. — Мы можем поговорить наедине?

Они покинули кабинет и прошли в соседнюю комнату. Её просторы заполняли книжные шкафы из красного дерева, а стены украшали светлые картины художников Возрождения и мрачные гравюры Дюрера. Библиотека? Фрутков закрыл дверь. Траулько без сил опустилась на стул, отделанный обюссонским гобеленом.

— Мы так не договаривались, — тихо проговорила Траулько.

— Я сам не пойму, почему у меня в кабинете устроили свалку мусора и накидали мертвечины, — недоумённо сказал Фрутков, доставая бутылку «Хеннесси», спрятанную в шкафу за книгами. Он разлил коньяк по фужерам и, не спрашивая согласия Траулько, подал один ей. Траулько взяла фужер, хотя больше всего в этот момент ей хотелось подкрасить губы. Она же была, прежде всего, женщиной.

— Первоначальный замысел был гораздо безобидней, но, видимо, произошла какая-то накладка, — принялся рассуждать вслух Фрутков, не забывая время от времени мочить рот в коньяке. — Я заметил, что сейф с драгоценными камнями открыт. Вы проверили, мой дорогой майор, всё ли на месте?

Траулько почувствовала, что сейчас ей необходим большой глоток коньяка. А ещё лучше цианистого калия. Она залпом опорожнила фужер и, обретя, таким образом, нужную отвагу, призналась:

— «Сверкающего Могадишо» нигде нет.

Фрутков замер. Его рука с фужером остановилась на полпути ко рту. Всё ещё спокойно он спросил:

— Вы уверены?

Траулько только кивнула, глядя с сожалением на свой пустой фужер. И тогда развёрзся ад ада! Он разверзался целых десять минут. Всё это время перепуганная Траулько слушала бессвязные вопли огорчённого коллекционера: «раздолбаи.., безграмотные топоры.., простые, как докембрийская говнообразная форма жизни.., будут всю жизнь питаться кошачьим кормом и солнечным светом.., хорошо ещё, что не додумались до взрыва газа, чтобы скрыть следы.., мои десять миллионов, о! десять миллионов…» и так далее, и тому подобное. Смесь кобелякской матерщины и петербургской ненормативной лексики. В общем, всё, что обычно кричит ограбленный буржуй.

Наконец, Фрутков перестал орать и кататься по персидскому ковру. Он встал с пола, налил себе полный фужер коньяка, накатил. Тяжело дыша, уставился на Траулько. Та спросила потусторонним голосом:

— А что за жираф?

— Так зовут мою овчарку. Я её нигде не вижу. Что с ней сделали?

— По моим сведениям, она спит у себя в конуре, — попыталась успокоить Фруткова Траулько.

Дверь внезапно приоткрылась, и следователь просунул голову в щель.

— Вот ты где, майор. Квасишь с потерпевшим? Оборотень в погонах.

Фрутков снова наполнил свой фужер и протянул следователю. Тот вошёл в комнату целиком, взял коньяк, и со словами: «Ну, будем, славяне!» лихо опрокинул.

— Как там у вас дела? — поинтересовался Фрутков.

— Сейчас работают эксперты, — ответил следователь. — Думаю, через час-два можно будет выносить покойников на свежий воздух. Отправим их в морг. А вас, потерпевший, я прошу пройти со мной. Дадите показания для протокола и проверите, все ли ценности на месте.

Он обернулся к Траулько.

— А ты, майор, что собираешься делать?

— Собираюсь вернуться к себе в управление и обмякнуть под грузом ответственности, — рассеяно ответила Траулько. В её мозгу билась, как муха об оконное стекло, мысль: «Так что же здесь случилось?»