Не видя звёзд

Вадим Панов, 2021

Мартина – загадочная и невероятно красивая «планета миллиона озер», хранящая мрачную тайну гибели Тринадцатой Астрологической экспедиции. Именно её намерена разгадать Девятнадцатая Астрологическая экспедиция, в которой не мог не принять участия Помпилио Чезаре Фаха дер Даген Тур – знаменитый путешественник, умеющий находить выход из самых безнадёжных положений. И это умение ему крепко пригодится на Мартине – в ловушке созданной Пустотой, и в ловушке, подстроенной новыми, очень опасными врагами. Оторванный от Герметикона, Помпилио может рассчитывать только на себя и команду «Пытливого амуша», на людей, которых он подбирал годами, и которым полностью доверяет. И на знаменитую лингийскую дерзость, конечно, которая способна превратить поражение в блистательную победу. Больше интересных фактов об этой книге и вселенной Герметикон читайте в ЛитРес: Журнале

Глава 2

…в которой Помпилио определяет судьбу планеты и выказывает отношение к человеческой глупости, Кира чувствует себя удовлетворённой, капитан Капурчик выслушивает разное, на «Пытливом амуше» появляется необычный офицер, а Галилей предпринимает последнюю попытку избежать неизбежного

Расширение Герметикона шло от Ожерелья, и чем дальше к Пограничью, тем беднее становились планеты. Ну, если, конечно, на них не находилось что-нибудь интересное для экспорта: золото, редкие металлы, особая древесина… Что угодно, способное заинтересовать торговые корпорации и обеспечить молодому миру поток инвестиций. В обычном же случае планеты постепенно населялись колонистами, которые делили землю и создавали первые поселения, которым только предстояло превратиться в города — через много-много лет. Поэтому никого не удивило, что Искеполис, сферопорт Пелерании, представлял из себя весьма небольшой населённый пункт, обладающий всего тремя каменными зданиями: собственно портом, собором Доброго Маркуса — подавляющее большинство колонистов прибыло с Линги и чтило покровителя материнской планеты, — и роскошным Лингийским Кредитным банком, который монопольно вёл финансовые дела на Пелерании. Все остальные дома были выстроены из дерева, благо недостатка в нём планета не испытывала. А ещё Пелерания славилась особой породой коров, и предприимчивый Бабарский уговорил Помпилио пополнить продовольственные припасы на ней: и дёшево, и качественно.

Однако на Пелерании дер Даген Тура поджидала не только говядина.

Известие о том, что Астрологический флот решился продолжить исследование Туманности Берга, взбудоражило обитателей молодого мира, почуявших возможность стать не просто одной из пограничных планет, но важнейшей узловой точкой на пути к десятку новых миров. Известие о том, что в экспедиции принимает участие сам дер Даген Тур, взбудоражило не только простолюдинов, но и властителей планеты, поэтому в сферопорт прибыли все три пелеранийских дара, организовавших для офицеров Астрологического флота — а если быть откровенным — для Помпилио — пышный приём. Поскольку близкое знакомство с представителем рода Кахлес открывало перед небогатой планетой весьма серьёзные перспективы.

И поначалу всё шло хорошо.

Ввиду отсутствия в Искеполисе достаточно большого помещения, торжественный приём устроили в виде пикника. Столы разместили в шатрах — на случай дождя, для танцев соорудили деревянную площадку — скромная демонстрация небогатых пока возможностей небогатой пока планеты. А перед пиром организовали для дорогих гостей знаменитое местное развлечение: бычьи бои — агрессивные и мощные звери охотно сражались друг с другом на потеху невзыскательной публики.

Нельзя сказать, что Помпилио, и тем более Кира, пришли в восторг от предложенной программы, но альтернативой была недельная охота в заповедных лесах, а на это дер Даген Тур точно пойти не мог.

Невнимательно ознакомившись с основным развлечением, Помпилио и старшие офицеры Экспедиции переместились в шатры, смешавшись за столами с пелеранийскими дарами и их свитой. Танцы обещали ближе к вечеру, а пока гостям предложили отпробовать изыски местной кухни и, разумеется, лучшее местное вино, которое постепенно развязывало языки и делало вечер… расслабленным. Пограничные миры просты, жизнь на них трудна даже для владетелей, и пелеранийские дары, при всём своём положении, не отличались утончёнными манерами.

Хотя очень старались вести себя светски.

А поскольку пикник устроили на живописном берегу озера Эйс, с которого открывался превосходный вид на причал, местные не могли не упомянуть в разговоре крылатую лодку Киры.

— Ваш аэроплан? — поинтересовался дар Петер Окуричи.

Рыжая не сомневалась, что адигену прекрасно известно настоящее название машины, но всё равно ответила:

— Паровинг.

— Чем он отличается от аэроплана? Только тем, что садится на воду?

— Паровинги намного больше и тяжелее, — спокойно рассказала Кира. — В них используются кузель и электрические тяговые двигатели, как в цеппелях, а не двигатели внутреннего сгорания на нефе, как в аэропланах, поэтому паровинги летают дальше и могут пробыть в воздухе намного дольше.

— То есть вы планируете исследовать новую планету на паровинге? — включился в разговор дар Александр Шиде.

— Совершенно верно, — подтвердила Кира. Она увлеклась разговором, который наконец-то отошёл от скучных политических тем и бессмысленных светских сплетен, и отвечала пространно и с большой охотой. — Специалисты Астрологического флота тщательно изучили кардонийские паровинги, признали их применение перспективным, и я горда тем, что стану первым пилотом паровинга, которому доверено войти в состав Астрологической экспедиции. Уверена, что сумею доказать их полезность для исследований.

— Не сомневаюсь, дорогая, — улыбнулся Помпилио.

— Спасибо, дорогой.

Кира поправила волосы и легко, одним коротким, быстрым жестом, коснулась руки мужа. Быстрым и почти незаметным жестом. За спиной Киры осталось достаточно раутов, встреч и приёмов, чтобы считать её светский опыт более чем серьёзным, но до сих пор иногда терялась, оказываясь в центре внимания. И если в мирах Ожерелья уже свыклись с тем, что блестящий Помпилио остановил свой выбор на простолюдинке из республиканского мира, то провинциальные адигены продолжали смотреть на неё, как на диковинку.

Или как на выскочку.

Показной интерес дара Окуричи и внимание, которое он оказывал адире дер Даген Тур, не могли остаться незамеченными, поэтому дар Александр не спешил выходить из разговора:

— Как ты считаешь, кузен, Экспедиция добьётся успеха?

— Насколько я знаю, адмирал дер Жи-Ноэль настроен весьма решительно, — дипломатично ответил Помпилио.

— Вы проложите устойчивый путь в Туманность?

— Рассчитываем на это.

— А как же Тринадцатая? — резко спросил дар Петер. — Не смущает?

Однако смотрел он при этом на Киру, что являлось демонстративным нарушением этикета. Или же открытой демонстрацией положения дара — ведь Помпилио, несмотря на происхождение, даром не был.

— Меня никогда ничего не смущает, — очень спокойной произнёс дер Даген Тур, глядя на дара Александра. То есть зеркально ответив на дерзость Окуричи. — Иногда — раздражает, но не сейчас.

— Ты веришь в успех? — продолжил давить дар Петер. Как твой адмирал?

При этом он отчётливо выделил голосом слово «твой».

— Без веры в успех я бы остался дома.

— Ты ездишь только в те экспедиции, успех которых гарантирован?

— Раз я отправляюсь, значит, успех гарантирован, — уточнил дер Даген Тур.

— Хорошо сказано, — одобрил дар Александр, бросив на Окуричи выразительный взгляд. Однако дар Петер не унимался.

— Успех… Несмотря ни на что?

— Вопреки всему.

— Вопреки?

— Любая экспедиция на неосвоенные планеты случается вопреки обстоятельствам, — объяснил Помпилио, наконец-то переведя взгляд на дара Петера. — Бывают природные, бывают… другие.

— И что ты ожидаешь встретить в Туманности?

— Неважно, чего я ожидаю. Главное, что я ко всему готов.

— Прекрасный ответ.

— Я ими славлюсь.

— Ответами?

— Да, — коротко ответил дер Даген Тур. — Я всегда отвечаю.

На этих словах дар Александр Шиде вздрогнул, несмотря на то что произнесены они были тягуче, очень спокойным, расслабленным тоном. Дар Шиде вздрогнул и бросил на Помпилио быстрый взгляд. А дар Окуричи не среагировал на тон ответа и линию поведения не изменил.

— А вы… адира… тоже ко всему готовы?

Пауза, обрамившая обращение, и поднятая бровь на слове «готовы» могли стать поводом для дуэли. И все, сидящие за небольшим «дарским» столом, насторожились. Причём даже те, кто не услышал ни слова — среагировали на расширившиеся глаза дара Шиде.

А вот Помпилио продолжал сохранять абсолютное спокойствие. Лишь на губах заиграла легчайшая, едва угадываемая улыбка… которую ничего не знающий о дер Даген Туре человек мог бы счесть дружелюбной.

— Я уверена в своём супруге, — ровным голосом ответила рыжая.

— Полностью? — громко уточнил дар Петер.

— Чуть более чем полностью.

— Не могу поверить, что слышу такие слова: и уверена, и на всё готова… Подарите мне танец?

На деревянном подиуме как раз появились первые пары, но это не имело значения. Значение имело только то, что дар Окуричи обратился непосредственно к Кире, а не к сидящему рядом с ней Помпилио. Значение имели слова, произнесённые перед приглашением.

— Это будет моя первая экспедиция на только что открытую планету, и я немного волнуюсь, — произнесла Кира, словно продолжая отвечать на вопрос. — К счастью, мой супруг всегда знает, что нужно делать.

Рыжая смотрела на Помпилио, только на него, абсолютно игнорируя ожидающего ответа — хоть какого-нибудь ответа, — дара Петера, и по глазам супруга поняла, что поступила абсолютно правильно.

— Неосвоенные планеты отличаются от освоенных только отсутствием некоторых привычных удобств, — улыбнулся дер Даген Тур, глядя жене в глаза. — И разных мелких деталей…

— Шумных?

— Надоедливых… но не стоящих внимания.

— Совершенно с тобой согласна. — Кира перевела взгляд на дара Александра. — А вы?

Тишина за столиком стала настолько плотной, что об неё можно было разбиться. И некоторые уже поняли, что кое-кто уже разбился.

Дара Окуричи публично, у всех на глазах, исключили из разговора. Потому что надоел и перестал заслуживать внимания. Дар. Один из трёх высших адигенов планеты. Надоел. И все это увидели.

Красный как рак, Окуричи несколько секунд сидел с раскрытым ртом, глядя на отвернувшуюся Киру, как школьник на поставившую «двойку» учительницу, и только он собрался что-то сказать, скорее всего, столь же необдуманное, как раньше, как дар Александр громко произнёс:

— У нас получился замечательный разговор. — И дружелюбно улыбнулся дер Даген Туру. После чего посмотрел на дара Петера и очень-очень тихо, только для его ушей, закончил: — Пришло время извиниться.

— Что? — выдохнул изумлённый Окуричи.

— Кузен, я больше чем уверен, что ты не станешь судить о всей Пелерании по случайному эпизоду, вызванному невоздержанностью в питие прекрасного красного вина, — вошёл в разговор дар Николай Кардон, который до сих пор оставался более чем незаметным.

— Полностью согласен, — поддержал коллегу Шиде.

— Вино действительно оказалось прекрасным… хоть и пьяным.

— Твоей выдержке можно только позавидовать, кузен.

Дер Даген Тур едва заметно кивнул.

Учитывая поведение коллег по нелёгкой профессии абсолютных властителей, которые чётко дали понять, что поддерживают Помпилио, деваться дару Петеру было некуда. Он выдержал короткую паузу, во время которой успокоился настолько, что яркая краснота превратилась в ровный, не особенно заметный оттенок, и с натянутой улыбкой произнёс:

— Я прошу прощения за то, что мои слова могли быть восприняты как оскорбительные. Я ни в коем случае не хотел омрачить твоё пребывание на Пелерании, кузен.

Помпилио кивнул, но промолчал, дав понять, что фраза не закончена. Впрочем, дар Петер знал правила и сразу повернулся к рыжей:

— Адира, мне очень неловко за наш диалог.

— Вы устроили замечательный праздник, мессер, здесь шумно, и я почти ничего не расслышала, — лёгким тоном ответила Кира.

— Благодарю.

Окуричи вновь посмотрел на Помпилио.

Они оба посмотрели: и дар Петер, и Кира. А если быть до конца точным, то сейчас на дер Даген Тура смотрели все свидетели инцидента: затаившие дыхание дамы и протрезвевшие мужчины. Все понимали, что Помпилио определяет судьбу не только потерявшего над собой контроль дара, но, возможно, всей планеты: положение позволяло дер Даген Туру как вызвать Окуричи на дуэль, так и устроить на Пелеранию полноценное вторжение — ничего личного, просто напомнить зарвавшимся провинциалам, что старая добрая Линга способна раздавать не только щедрые кредиты, но и полновесные пинки.

Но, к счастью, Помпилио выбрал миролюбивый вариант:

— Полагаю, настало время поднять кубок за настоящее адигенское взаимопонимание, основанное на старых, веками проверенных законах, — провозгласил дер Даген Тур, глядя на Окуричи в упор. — Все мы допускаем ошибки — без них жизнь невозможна. И все мы это знаем.

Петер широко улыбнулся и протянул Помпилио руку. Которую тот крепко пожал.

Инцидент был исчерпан, и застолье вернулось в прежнее, беззаботное русло: гости вели светские разговоры, шутили, смеялись, изо всех сил делали вид, что ничего не произошло, а если что и случилось, то конфликт уж улажен, все довольны, а Кира… Кира чувствовала себя двойственно. С одной стороны, она понимала, что Помпилио повёл себя правильно: затевать серьёзную ссору с дарами Пелерании не имело смысла, это неприятное обстоятельство могло задержать Экспедицию или поставить крест на участии в ней «Пытливого амуша». С другой… с другой стороны, Кира неожиданно для самой себя ощутила себя настоящей адигеной — гордой, полной достоинства, не столько внешнего, сколько внутреннего, и ей захотелось — на мгновение, не больше, ведь она росла в республиканском мире, — ей захотелось крови обидчика.

Как это принято по старому закону.

Как должно быть.

На мгновение ей стало горько, однако было нечто, благодаря чему рыжей удалось справиться с жаждой крови: она увидела, как вытянулись лица даров во время короткой речи мужа. Двух даров: Петер продолжал улыбаться, а Николай и Александр побледнели. Но тут же взяли себя в руки и повесили на физиономии искусные маски беззаботного веселья. Их эмоцию уловила только рыжая, а заметил это лишь Александр, и чуть позже, минут через тридцать, когда короткая «размолвка» окончательно стёрлась из ощущений, дар Шиде пригласил Киру на танец, и едва слышно прошептал:

— Может показаться, что ваш супруг проявил удивительную выдержку и политическую мудрость. Может показаться, что ваш супруг разменял вашу честь на государственные интересы…

— С чего вы взяли, что мне это интересно? — осведомилась Кира, глядя дару Александру в глаза. И зная, что он не сумеет прочитать в её взгляде ничего лишнего.

— Я видел ваше лицо, — объяснил Шиде.

— А я видела ваше — в тот момент, когда Помпилио пожал дару Петеру руку.

— И выражение моего лица должно было подсказать вам, что обижаться на супруга не следует, — мягко ответил дар Александр. — Помпилио обошёлся с Петером очень жестоко.

— Я не понимаю… — Слова и тон, которыми они были произнесены, не оставляли сомнений в том, что месть состоялась, и Кира — на мгновение — почувствовала удовлетворение и поздравила себя с тем, что стала полноценной адигеной. — Как поступил мой супруг?

— Он объяснит.

— Тогда к чему наш разговор?

— К тому, что я, в отличие от Петера, хочу быть другом вашему супругу. И прошу передать ему, что мы с Николаем всё поняли. — Шиде выдержал паузу. — Ваш супруг поймёт.

— Что именно?

— То, что я сейчас вам сказал.

Музыка закончилась. Дар Александр отстранился, церемонно поцеловал Кире руку, проводил её к столу и поблагодарил Помпилио за удовольствие танцевать с его очаровательной супругой.

И в этот момент Кира почувствовала себя настоящей простолюдинкой, бесконечно далёкой от интриг, намёков и древних правил, которые адигены впитывали с материнским молоком. Впитывали настолько крепко, что понимали друг друга с полуслова.

///

— Александр сказал именно так? — переспросил Помпилио.

— Слово в слово.

— Спасибо… — Он откинулся на спинку диванчика. — Спасибо…

«Пытливый амуш» пришвартовался недалеко от здания порта, а значит, от города, однако дер Даген Туру и в голову не могло прийти возвращаться на цеппель пешком: им с Кирой подали коляску, которая неспешно двигалась теперь по взлётному полю в сопровождении двух всадников — вооружённых егерей со «Стремительного», присутствие телохранителей было главным условием из тех, на которых настоял дар Антонио.

— Не ожидала, что он так себя поведёт.

— Никто не ожидал, — задумчиво протянул Помпилио. — А значит… значит всё намного хуже, чем кажется.

— Что именно?

— Прости, мне нужно… — дер Даген Тур топнул ногой. — Теодор, карандаш и бумагу!

— Да, мессер. — Сидящий рядом с кучером слуга среагировал с таким спокойствием, словно хозяин ежедневно… ну, или не реже трёх-четырёх раз в неделю просил среди ночи письменные принадлежности. А главное — к полнейшему изумлению Киры — Валентин приказал кучеру остановить коляску и протянул Помпилио искомое. И тут же отвернулся, поскольку не получил разрешения знать написанное.

Кире разрешение не требовалось, и она увидела короткую фразу: «Почему он так себя повёл?», подписанную коротко: «П».

— Гарчестоун!

— Мессер!

Один из всадников оказался рядом, но спешиваться не стал — повинуясь жесту дер Даген Тура, он лишь склонился в седле.

— Передать дару Александру, — распорядился Помпилио, заклеивая подготовленный Валентином конверт. — Дар должен прочесть это сейчас.

— Он прочитает, мессер.

Гарчестоун отдал честь и развернул коня. И можно было не сомневаться в том, что дар Александр Шиде прочитает послание «сейчас», даже если он уже покинул Искеполис.

А после того как коляска вновь пришла в движение, Помпилио прикоснулся к руке жены и негромко сказал:

— Поговорим обо всём позже. И не сегодня.

— Тебе нужно подумать? — поняла рыжая.

— В том числе, — не стал отрицать дер Даген Тур. — Кроме того, сейчас нас ждёт ещё одна встреча, которая вызовет у тебя вопросы.

— Ещё один сюрприз?

— Ты ведь знаешь, я люблю их устраивать.

— Ты в этом деле большой мастер. — Кира выдержала коротенькую паузу, после которой уточнила: — И в этом тоже.

Дер Даген Тур улыбнулся.

— Боюсь даже спрашивать, что ждёт меня завтра.

— Ты чего-то боишься? — притворно удивился Помпилио.

— Опасаюсь.

— Ты?

— Перестань придираться к словам.

— Не давай повода.

Тем временем коляска подъехала к «Амушу», и Кира увидела стоящие у гондолы дрожки. Освещены они были слабо, лишь находящимся шагах в пятнадцати светом дежурного фонаря, но рыжая поняла, что в дрожках сидит закутанная в плащ женщина. Именно женщина.

— У нас будет пассажир?

— Временный офицер, — уточнил дер Даген Тур. — Я нечасто беру на «Амуш» пассажиров.

Судя по всему, подъехала незнакомка недавно: Дорофееву только доложили, и Базза как раз выходил из гондолы. Помпилио сделал капитану знак дожидаться, помог жене сойти с коляски и остановился, ожидая, когда закутанная в плащ женщина покинет дрожки и подойдёт. Из чего Кира и Дорофеев сделали вывод, что незнакомка дер Даген Туру не просто не ровня, но даже не адигена.

И не ошиблись, но увидели совсем не то, что ожидали: когда женщина откинула капюшон, рыжая с трудом сдержала изумлённо восклицание. И понадеялась, что скудное освещение не позволило незнакомке разглядеть то выражение, что на мгновение появилось на её лице.

Выражение, которое часто — очень часто — появляется на лицах людей при встрече со спорки.

С потомками тех, чьих предков искорёжил, но не убил страшный Белый Мор.

Во времена пандемии карантинные отряды далеко не всегда уничтожали заражённых. Случалось, и довольно часто случалось, что им предлагали выбор: смерть от меча или межзвёздное путешествие в один конец. И если несчастные выбирали второй вариант, астрологи наводили Вечную Дыру на подходящую для жизни планету, открывали переход, и толпы заражённых… или тех, кто считался заражённым… или тех, кто бежал от заражённых… отправлялись в новый мир. Им позволяли взять с собой припасы, инструменты, оружие, семена… другими словами всё, что могло пригодиться для создания колонии. Но, кроме припасов, беженцы несли с собой и безжалостную заразу Белого Мора, а потому бо́льшая часть вынужденных переселенцев вымерла вскоре после перехода — их следы находили рейдеры Астрологического флота или новые колонисты, пришедшие на те же планеты в Эту Эпоху. Но некоторым везло: болезнь отступала, и на планете появлялись поселения переживших Мор людей. Выживших, но изменившихся и внешне, и внутренне.

Порченные вызывают отвращение — это общая черта, хотя уродства спорки различаются: у одних отвратительная, покрытая струпьями и язвами кожа; у других слезящиеся глаза, клочья шерсти по всему телу; гипертрофированные черты лиц… Белый Мор наделил своих детей множеством мерзких знаков, но были и те, кого он пощадил. И первые среди них — синеволосые выходцы с планеты Куга, известные тонкой, достойной кисти лучших художников красотой.

Именно ею отличалась стоящая перед Помпилио женщина с синими волосами — тонкой, нежной красотой. На вид не более тридцати лет, но внешность кугианцев обманчива, и женщине могло быть как двадцать, так и пятьдесят. Больше вряд ли, поскольку нечистые редко доживали до полувекового юбилея.

— Меня зовут Аурелия, мессер, — произнесла спорки, глядя дер Даген Туру в глаза. — К вашим услугам.

Помпилио промолчал, глядя на неё в упор. Несколько мгновений женщина крепилась, но затем всё-таки поклонилась. Однако достоинство, с которым она склонила голову, а главное — выдержанная пауза, показали Кире и Дорофееву, что Аурелия — ведьма. Причём не из последних.

Обладательницы сильнейших гипнотических способностей стали главной причиной, по которой люди позволили нечистым войти в своё общество: после того как ведьмы стали заботиться о бортовых астрологах, количество самоубийств среди них уменьшилось наполовину, и Герметикон вздохнул с облегчением.

— Мне не нравится твоё имя, но я потерплю, — произнёс Помпилио. И вновь замолчал, всем своим видом показывая, что разговор не окончен.

— На время нашего путешествия я признаю вашу власть, мессер. — Вторая часть необходимой формулы далась ведьме проще, чем поклон. — И вверяю вам право распоряжаться моей жизнью и моей верностью.

— Не забудь эти слова, ведьма, — тихо, но веско сказал дер Даген Тур. — Они очень важны.

— У меня хорошая память, мессер. — Спорки вскинула голову. — На время нашего путешествия.

— Иногда путешествия длятся дольше запланированного и неожиданно не так, как планировалось.

Несколько мгновений ведьма обдумывала услышанное, после чего вновь склонила голову:

— На время нашего путешествия.

— Очень хорошо, — было видно, что Помпилио действительно доволен. — Каюта приготовлена. Теодор тебя проводит и объяснит, как всё устроено на «Амуше».

— Да, мессер.

Дер Даген Тур повернулся к Дорофееву, однако следующую фразу произнёс лишь после того, как Валентин помог Аурелии подняться в гондолу.

— Её рекомендовали как очень сильную ведьму.

— Мы можем доверять рекомендации? — осторожно поинтересовался Базза.

— В какой части?

— В ведьминской.

— Абсолютно.

— В верности.

— С оговорками.

— Мессера не смущают оговорки?

— Нам нужна ведьма, Базза, — извиняющимся тоном произнёс Помпилио, и Кира с изумлением поняла, что её высокородный муж, «тыкающий» владетелям планет и высшим офицерам всех армий, продолжает старый разговор со своим капитаном: разговор, в котором он потерял надежду убедить Дорофеева и теперь просит не сердиться за то, что настоял на своём. — Мы это обсуждали.

— Да, мессер. — Капитан церемонно склонил голову.

— Она поклялась жизнью.

— Да, мессер.

— Она с нами в одной лодке, Базза, чтобы ни случилось, она сделает всё, чтобы нас спасти.

— Она будет знать всё, что случится на «Амуше», мессер.

— Я это переживу.

— А она?

— Будет зависеть от того, что случится на «Амуше», — жёстко ответил дер Даген Тур. — Возможно, я не захочу, чтобы о случившемся в Туманности Берга знал даже тот, кто рекомендовал мне Аурелию.

— Вы доверяете тому, кто поручился за ведьму, мессер?

— С оговорками.

— Это ваше решение, мессер.

— Да, Базза, это моё решение. — Помпилио повернулся к Кире и рассказал то, о чём рыжая уже догадалась: — Ведьма нужна на случай, если у Галилея возникнут проблемы.

— Он ведь просто потерял память…

— А что случится, когда он вспомнит? — быстро спросил дер Даген Тур. — Когда Галилей вернулся из Туманности в прошлый раз, ему понадобилась помощь лучших психиатров, и я не уверен, что они действительно справились с его проблемами, а не затолкали их внутрь и закрыли крышку. Что будет сейчас — не знаю, но твёрдо убеждён, что не могу позволить себе потерять лучшего астролога Герметикона.

И плевать, что Галилей — сумасшедший даже по меркам астрологов. Плевать, потому что никто, кроме Квадриги, не смог бы просидеть сорок минут в работающем астринге, а потом совершить прыжок… истекая кровью и теряя сознание. Никто не смог бы провести цеппель сквозь Знак Беспечности, внезапно возникший на пути корабля. Не обогнуть — это иногда удавалось, — а именно, провести, словно посмеявшись над одной из самых смертоносных шуток бесконечно неизученного пространства… Пустота любила Галилея, и Помпилио заботился о нём, как мог, свято веря, что астролог способен на всё.

— Что скажешь, Кира?

— Скажу, что мой супруг — самый предусмотрительный человек во всём Герметиконе, — улыбнулась в ответ рыжая. — Когда адмирал узнает о том, что среди офицеров «Амуша» есть ведьма, он будет локти кусать от зависти.

— Пусть обращается — помогу, — рассмеялся дер Даген Тур и вновь перевёл взгляд на капитана.

Дорофеев улыбнулся и чуть склонил голову.

* * *

Лишь однажды в своей недлинной и весьма простой истории Пелерания переживала подобное нашествие — когда на неё прибыла Тринадцатая Астрологическая. И хотя ту несчастливую экспедицию частенько поминали в разговорах, и уж тем более поминали сейчас, в связи с явлением Девятнадцатой, все понимали, что прошлый визит флота забылся и потускнел. И времени прошло много, и Пелерания с тех пор то ли удвоила, то ли утроила население — такое на пограничных планетах случается, — и настоящих старожилов почти не осталось. К тому же Тринадцатая в Искеполисе не задержалась: отметив прибытие, дер Ман-Дабер сразу увёл корабли из сферопорта, а вот Девятнадцатая, да ещё расширенная, задержалась и рисковала стать Главным Событием в нехитрой пелеранской историографии. Заняв посадочное поле и все более-менее подходящие прилегающие площадки, Девятнадцатая, можно сказать, парализовала работу сферопорта, однако местные этому обстоятельству бурно радовались, поскольку богатая Экспедиция изрядно подстегнула шестерёнки приграничной экономики. В первую очередь закупались свежие продукты: консервов и других припасов длительного хранения на бортах было в достатке, а вот зелень, овощи, фрукты, и особенно разнообразное мясо, суперкарго забирали в таких количествах, что окрестности Искеполиса превратились в скотобойню. В такую большую скотобойню, что дер Жи-Ноэль был вынужден создать временную Санитарную комиссию и строго следить за тем, чтобы мясники не устроили какую-нибудь заразу, за что пелеранийские власти выразили адмиралу Астрологического флота искреннюю признательность. Что же касается местных дельцов, то они, не разобравшись, попробовали «решить вопрос» с Комиссией при помощи универсальной взятки и были изрядно удивлены молниеносным приговором к публичной порке и ещё более молниеносным исполнением приговора, о котором даже не были поставлены в известность власти сферопорта. Потом сообразили, что в сочетании «Астрологический флот» второе слово к первому не для красоты привинчено, что речь идёт об армейской структуре, а значит, Искеполис в настоящее время находится под военно-научным протекторатом и ссориться с дер Жи-Ноэлем не станут даже дары. А следовательно, требования вооружённых патрулей обязательны к исполнению.

Как только местные это усвоили, жизнь вернулась в нормальное русло. Ну… насколько данное русло можно назвать нормальным.

— Может, выберете говядину? — елейным голосом осведомился продавец, с восторгом глядя на Бабарского, который уже набрал целую подводу продуктов и не собирался останавливаться. Продавец же мысленно подсчитывал прибыль, пока не зная, что торговаться с ИХ — то ещё удовольствие.

— Говядину я уже взял.

— Но не у меня.

— Но уже взял.

— У меня лучшая говядина на всей Пелерании.

— Отстань! — Бабарский прикинул уже закупленное и понял, что пора переходить к выбору экзотики, то есть местной живности, поскольку Помпилио не отказывал себе в удовольствии оценить новое.

— Мне нужен окорок туплуса. Ходят слухи, что он восхитителен.

— Если запекать на углях, — подтвердил продавец. — С нашими травами.

— Где взять травы?

— С удовольствием подарю набор трав столь чудесному покупателю.

— Очень хорошо… — Бабарский огляделся. — Кстати, со мной, кажется, был астролог?

— Вон тот? — продавец ткнул пальцем в застывшего шагах в двадцати Галилея, который, если судить по вялым жестам, вёл серьёзный диалог.

///

Навес был самым обыкновенным для наспех выстроенного рынка: четыре столба и приколоченный к ним полосатый тент. Улыбчивый продавец тоже не казался подозрительным: заурядный пограничный дилер в потёртых цепарских штанах с накладными карманами и выгоревшей на солнце рубашке, расстёгнутой по случаю жары почти до пупа. Дилер сидел на складном стуле, положив ноги на пустой патронный ящик, и с любопытством рассматривал прохожих. Но нельзя сказать, что он стремился хоть как-то привлечь к себе внимание, скорее наоборот: разглядывал с любопытством, дружелюбно улыбаясь, не делая ни малейшей попытки предложить товар. Галилея дилер «срисовал» заранее, но виду не подал, дождался, когда астролог зайдёт под навес, помолчал и осведомился:

— Что угодно доброму синьору?

— А по мне не видно?

В некоторых случаях дилеры терялись, однако улыбчивый оказался калачом тёртым и вместо ответа продолжил улыбаться, всем своим видом показывая, что арендовал навес в центре рынка просто так — спрятаться от солнца.

— Что у тебя есть?

— Всё, что угодно.

— Вот уж не думал, что где-то в Лингийском союзе дурь станут продавать у всех на виду.

— Мы в Лингийском союзе, добрый синьор, но время сейчас горячее, в порту полным-полно астрологов, которые ищут разное, и власти закрывают глаза на то, что мы облегчаем им поиск. Вы ведь астролог?

— Астролог.

— Стандартный набор: вихель, сэнская щепоть, ухская пыль…

— Не интересует, — отрезал Квадрига и пояснил: — У меня запас.

— Не сомневаюсь.

— Мы идём в Туманность, так что добра у меня с собой в изрядном количестве.

— Хочется чего-то необычного?

— На этой планете делают что-нибудь интересное?

— И сколько вы готовы заплатить?

— Стандартной таксы не существует?

— Мы в пограничном мире, добрый синьор, тут ещё долго не будет стандартной таксы.

— Сколько?

— Цехин за унцию.

Сказать, что это была запредельно высокая цена — значит промолчать. Ни один наркотик не стоил таких денег.

— Сколько доз?

— Пятьдесят.

— О чём идёт речь?

— Поверьте, добрый синьор: мы говорим о будущем хите Герметикона. Мы называем его «пелерицин» — в честь Пелерании. Мы только освоили производство, но скоро распространим его по всему Герметикону.

— Если вас не повесят.

— Если не повесят, — хладнокровно повторил дилер.

— Я так и не услышал, о чём идёт речь.

— На этой планете довольно богатый животный мир, добрый синьор, и среди них есть одна зверушка, названия которой я вам не скажу, вытяжка из желез которой оказывает весьма интересный эффект. По одной капле в каждый глаз — и через пару минут человек оказывается в сердце Пустоты и гадает о будущем чёрных дыр на внутренностях жертвенных кроликов.

— Почему именно кроликов?

— Они самые шустрые.

— Вижу, ты романтик.

— Умею описать товар так, чтобы клиенты не пожалели полновесный цехин.

— А остальные цены?

— Привычные… но с поправкой на то, что мы в пограничном мире.

— Хорошо.

— Хорошо?

— Да.

— Вы заплатите мне целый цехин? — изумился дилер.

— У меня он есть.

— Вы действительно ценитель, добрый синьор, и вы не пожалеете.

— Я знаю…

— Что ты знаешь?

Галилей вздрогнул, обернулся и недоумённо уставился на Бабарского.

— Это уже слишком. Я понимаю, что ты — дипломированный астролог, а значит, можешь вести себя как вздумается, но стоять десять минут посреди рынка и вести разговор с невидимым собеседником — это уж слишком. — ИХ шмыгнул носом. — Что ты принял, что тебя так вставило?

— Вставило? — Квадрига огляделся и похолодел: навеса не было. Как и дилера на складном стуле. Как и патронного ящика. Ничего не было: он действительно стоял посреди рынка, и его все обходили: цепари, военные, продавцы, грузчики… Если кто и был недоволен этим обстоятельством, то никак того не выказывал: астролог есть астролог, у них бывает.

— Что ты принял?

— Лучше тебе не знать, — грубовато ответил Галилей, засовывая руки в карманы штанов.

И вздрогнул.

— Да что случилось? Что у тебя с рожей?

— Всё в порядке. — Побледневший астролог закусил губу. — Я…

— Тебе плохо, что ли? — ИХ поднял левую бровь.

— Да, плохо, — Галилей искренне обрадовался подсказке. — Я хочу вернуться на «Амуш».

— Ну, хочешь — возвращайся… — Бабарский кашлянул. — Хорошо тебе: можешь улечься в кровать и оставить эту ужасно аллергенную планету в прошлом… Отправить с тобой кого-нибудь?

— Я не маленький.

— Как скажешь.

И лишь оказавшись в своей каюте, астролог рискнул достать из кармана то, что нащупал при Бабарском: тщательно запечатанный пузырёк с жидкостью густо-зелёного цвета, полновесный цехин, которым собирался расплатиться за неизведанный наркотик, и клочок бумаги с нацарапанными словами:

«Не возвращайся!»

///

— Даю слово: мы вернёмся с победой, — твёрдо произнёс адмирал дер Жи-Ноэль, медленно обводя взглядом старших офицеров Экспедиции. — Да, будет трудно. Да, придётся рискнуть, но я абсолютно уверен в успехе.

И твёрдый голос адмирала не позволял усомниться в его словах: дер Жи-Ноэль верил. А поскольку непоколебимая уверенность руководителя есть половина результата, на лицах некоторых офицеров появились улыбки — короткие, спокойные улыбки довольных происходящим людей.

Командующий собрал совещание в самом большом трактире Искеполиса, поскольку по традиции оно должно было перейти в «походное застолье» — последний перед долгой дорогой ужин, который давал для подчинённых глава Экспедиции. Дальше начиналась тяжёлая, на несколько недель, а то и месяцев, работа, во время которой не будет места светским мероприятиям. «Походное застолье» всегда получалось шумным и весёлым и будет таким сегодня, однако сейчас шло совещание и потому собравшиеся предельно внимательны и сосредоточены, на столах разложены документы и астрологические атласы, а официанты и повара дожидались своего часа во флигеле — адмирал назвал совещание секретным, и вооружённые цепари полностью заблокировали помещение.

— Итак, начну с того, что вы знаете: мы идём по следам Тринадцатой Астрологической экспедиции, а значит, на нас лежит огромная ответственность. Мы должны добиться успеха, синьоры, потому что если у нас не получится, Астрологический флот закроет Туманность Берга для активных исследований, и один Хеш знает, когда откроет снова. Если вообще откроет. — Дер Жи-Ноэль выдержал короткую паузу. — А я считаю, и я… и я, если угодно, чувствую, что Туманность не даётся просто так. В Туманности скрыта тайна, причём не только тайна наших братьев из Тринадцатой Астрологической, а нечто более важное. Что именно? Не знаю, но собираюсь узнать. И вы мне в этом поможете.

Отвечать не требовалось, поскольку адмирал не ждал подтверждений от тех, кто уже добрался до Пелерании: если у офицеров или нижних чинов были сомнения в том, стоит ли идти по следам несчастливой Тринадцатой, они высказали их раньше и воспользовались правом добровольного отказа. На совещание собрались только те, кто твёрдо решил рискнуть.

— А теперь переходим к основной части совещания. — На этих словах офицеры подобрались и принялись внимательно рассматривать увеличенную карту звёздного неба, которую развернул на стене адъютант дер Жи-Ноэля.

— До недавнего времени считалось, что в Туманность Берга входят десять планет. Эти данные были получены во время самого первого, состоявшегося почти двадцать лет назад изучения звёздного неба и составления Астрологического атласа Пелерании. Туманность была признана условно недостижимой. К счастью… — Адмирал помолчал. — К счастью для целей Флота и к несчастью для Тринадцатой экспедиции, Туманность была признана именно условно недостижимой, что и помогло командору дер Ман-Даберу уговорить руководство заняться её исследованием. Из стенограмм заседаний следует, что дер Ман-Дабер отыскал ошибку, допущенную астрологами при первом описании звёздного неба Пелерании. Представленные им доказательства убедили руководство Флота, однако теперь я знаю, что дело не только в погрешности измерения. Пять месяцев я находился на Пелерании, проводя работы на научном судне — мои изыскания великодушно оплатило Лингийское Астрологическое общество, — а занимался я уточнением Астрологического атласа и поиском устойчивой точки перехода в Туманность. Мы работали очень внимательно, однако изначально наши усилия не приносили результата: старые расчёты полностью подтверждались. Тем не менее мы не сдавались, действовали в строгом соответствии с планом исследований и той информацией, которая содержалась в записях Флота, и в конце концов удача нам улыбнулась. Мы нашли устойчивую дорогу в Туманность Берга.

Офицеры затаили дыхание. В буквальном смысле слова не дышали всё то время, которое понадобилось адъютанту дер Жи-Ноэля, чтобы раскрыть вторую карту.

— Дело в том, что, вопреки общеизвестной информации, в Туманность входит не десять планет, как считали составители старого Атласа, а одиннадцать. Одиннадцатая планета расположена на допустимом для межзвёздного перехода расстоянии, и я уверен, что командор дер Ман-Дабер прыгнул именно на неё.

Несколько мгновений в зале стояла тишина, а затем посыпались вопросы:

— Вы уверены, что расстояние позволяет?

— Вполне.

— Как получилось, что астрологи её пропустили?

— Почему планеты не оказалось в Атласе?

— Вы уверены в её существовании?

— Она не может быть аномалией Пустоты?

— Или Знаком?

Адмирал поднял руку, призывая офицеров к тишине, однако говорить ничего не стал — просто дождался, когда изумление оставит подчинённых, и продолжил:

— Вопрос поставлен правильно: рядом с Туманностью действительно существует некая аномалия, сути которой мы пока не понимаем. И она действительно препятствует наблюдению одиннадцатой планеты, которую я предварительно назвал Даберой. — Пауза. — В честь командора дер Ман-Дабера.

— Хороший выбор, — подал голос Помпилио.

— Благодарю, командор.

— Вы уверены, что на Даберу можно прыгнуть?

— Уверен, что вы не откажетесь, командор.

— Не откажусь, адмирал, — кивнул дер Даген Тур. — И уже предвкушаю.

— Я тоже. — Дер Жи-Ноэль обвёл взглядом остальных офицеров: — Я уверен, что на Даберу можно прыгать. И прыгну первым. Это будет не «слепой» прыжок, но и не простой. В конце совещания к нам присоединятся астрологи, и мы подробно проговорим параметры предстоящего перехода. Единственно возможного перехода в Туманность Берга.

— Пойдём без разведки? — поинтересовался дер Шу, капитан импакто «Стремительный».

— Руководство Флота считает риск оправданным. Удалённое изучение Даберы показало наличие пригодной для дыхания атмосферы, а значит, согласно правилам Астрологических экспедиций, командующий имеет право прыгать без проведения предварительной разведки. — Дер Жи-Ноэль помолчал. — И я воспользуюсь этим правом. Как все вы знаете, я никогда не провожу предварительную разведку новых планет — не вижу необходимости. Я твёрдо убеждён в нашей подготовке и знаю, что Экспедиция с честью выйдет из любых испытаний, которые ждут нас на Дабере. Я не буду тратить время на разведку, точнее… я не собираюсь отправлять кого-то вперёд и неизвестно сколько ждать результатов разведки.

Учитывая, что остатки рейдера «Пронырливый» — корабля, на котором нашли Галилея, — вышли из Пустоты на другом конце Бисера, в словах командующего имелся смысл.

— Тем не менее идти без разведки — большой риск.

— Мы всегда рискуем, капитан дер Шу. Каждый прыжок таит в себе опасность.

— Да, но давайте не забывать о Тринадцатой экспедиции, — поддержал лингийца капитан Шилов с грузовика «092».

— Мы не знаем, что с ней случилось, — напомнил капитан Алецкий.

— Именно поэтому я и предлагаю задуматься о проведении разведки.

— И будем ждать возвращения разведчиков?

— В этом смысл.

— Смысл в том, чтобы добраться до Туманности.

— И вернуться.

Дер Жи-Ноэль видел, что осторожная позиция некоторых офицеров находит понимание и их сомнения начинают передаваться тем, кто был готов рискнуть, и бросил в бой последний козырь.

— Я знаю Устав Астрологического флота и действую в строгом соответствии с его положениями. Если совет капитанов решит, что риск неоправдан, я отзову своё предложение и соглашусь на проведение разведки. Но в этом случае в разведку отправлюсь я.

— Вы — в разведку? — изумился капитан Пруст. — Невозможно!

— А вот это моё решение вы оспорить не сможете, поскольку Устав не определяет, кто имеет, а кто не имеет права быть разведчиком.

Помпилио едва заметно коснулся локтя Дорофеева, и понятливый Базза поднял руку:

— С вашего позволения, адмирал: если примете такое решение — прошу ввести в состав разведывательной эскадры исследовательский рейдер «Пытливый амуш». Уверен, мы вам пригодимся.

— Вы тоже готовы прыгать? — поднял брови дер Жи-Ноэль. И смотрел он при этом не на Помпилио, а на Дорофеева.

— Так точно, — спокойно подтвердил Базза. — При всём уважении к высказанным здесь мнениям мы присоединились к Девятнадцатой экспедиции не для того, чтобы сидеть на Пелерании. Мы идём в Туманность. И я повторяю своё прошение, адмирал.

— Благодарю вас, капитан Дорофеев. Если совет капитанов выскажется за проведение разведки, ваше прошение будет удовлетворено.

Базза коротко кивнул. Помпилио едва заметно улыбнулся, почувствовав, что настроение офицеров стало меняться в обратную сторону. Дело в том, что и дер Шу, и Шилов были лингийцами, они могли выражать собственное мнение ровно до тех пор, пока не прозвучал голос Помпилио, после этого их сомнения рассеялись, как по волшебству.

Но нужен был последний штрих, и адмирал дер Жи-Ноэль мастерски нанёс его на картину:

— Мы не просто цепари, мы — Астрологический флот. Мы исследуем планеты в интересах всего человечества, мы всегда идём первыми, а значит, всегда рискуем. Мы должны учитывать это обстоятельство и не можем позволить себе избегать риска, потому что в этом случае перестанем быть Астрологическим флотом. Я не знаю, что случилось с Тринадцатой, но провёл множество совещаний с лучшими астрологами Герметикона. Многие из них побывали здесь и своими глазами наблюдали за Даберой. Их вердикт единодушен: прыгать можно. И я верю, что переход Тринадцатой экспедиции был удачным. Что бы с ней ни случилось — это случилось позже. И мы должны подойти к этому «позже» во всеоружии. То есть всеми нашими вымпелами. — Пауза. — Если совет капитанов не хочет рисковать — я отправлюсь первым, потому что не хочу, чтобы вместо меня рисковал кто-то другой.

Конец ознакомительного фрагмента.