Палак

Вадим Карпик

Главный герой книги «Палак» – юноша из племени сколотов-пахарей. Эллины и персы называли их скифами. Разочаровавшись в крестьянской жизни, юноша решает стать воином, нанявшись на службу к царю. Благодаря превосходным физическим данным, сообразительности и храбрости Палак стремительно поднимается в военной иерархии и в конце нашего рассказа он уже полководец. Одна из главных сюжетных линий повести – война персидского царя Дария со скифами (514 или 513 гг. до н.э.), которых он так и не смог победить и вынужден был покинуть территорию Скифии.

От автора

Народ сильный, народ древний, народ, которого языка ты не знаешь, и не будешь понимать, что он говорит.

Колчан его — как открытый гроб; все они — люди храбрые.

Иеремия.: 5: 15

…И народ великий, и многие цари, — они поднимаются от краев земли:

Держат в руках лук и копье; они жестоки и немилосердны; голос их шумен, как море; несутся на конях, — …

Иеремия.: 50: 41

Именно так в Ветхом Завете пророк Иеремия описывает нашествие скифов на Палестину. В наказание Господне было вторжение дикого народа в Малую Азию. Но действительно ли скифы были такими дикими и безжалостными? Письменных свидетельств о той эпохе в истории нашей Родины очень мало, ведь скифы не имели письменности. Все письменные сведения, которые имеем про то время, происходят от древнегреческих мыслителей и философов. Они с восторгом описывают этот древний народ. Часть информации дается из раскопок скифских захоронений. Благодаря этому все больше и больше раскрывается эта страница истории.

Наша земля никогда не была пуста. Долгий период господствовали на ней скифы. Они также не возникли из ниоткуда и не исчезли в никуда. Скифы остались в названиях украинских рек, земель, месяцев. Они передали большую часть своей культуры славянам. Частичка этого древнего и великого народа течет в наших венах. Скифы не прятались где-то на окраине древнего мира, они принимали активное участие во всех жизненных процессах того времени и оказали большое влияние на соседей и не только. Они стоят того, чтобы о них больше узнавали потомки и снимались фильмы.

* * *

Опоя лежала, прижавшись к груди любимого. Его сердце равномерно стучало.

— Нельзя так больше. Это не хорошо, — сказала она, трогая пальцами край его рубашки и считая удары.

— Что не хорошо? — спросил он.

Женщина легла на спину и посмотрела в чистое звездное небо. Прекрасная теплая летняя ночь. Природа изобилует. Казалось, все спешило расти и развиваться, ведь лето быстро пролетит. Лягушки вокруг так надрывно пели, что даже закладывало в ушах. Какая-то одна, совсем рядом, особенно старательно и громко скрипела. Опоя нащупала камень и бросила на звук. Камень плеснул в воду, крикуха замолчала, и через мгновение, еще с большим вдохновением начала снова. Где-то недалеко в кустарнике захлебывался короткими переливами соловей. Время от времени вскрикивала чайка. А на берегу миллионы сверчков выигрывали какую-то понятную только им мелодию. Тихо, словно призрак, на фоне звезд промелькнула летучая мышь. Как мелкие звезды блестели среди кустов светлячки. Казалось, вот он, протяни руку и возьми, но светлячок где-то на том берегу, сидит спокойно на листочке и ждет самку.

Опоя погладила речной песок. Он еще чуть теплый после дневной жары. Ей было хорошо, уютно, надежно за такими широкими плечами. Но казалось, что недолго так будет. Женщина глубоко вздохнула, наслаждаясь ароматом цветущего лета и сказала:

— Нехорошо то, что мы делаем. Мы прячемся от людей, как воры. Я так больше не хочу.

Мужчина погладил мягкие волосы Опои и спросил:

— А как ты хочешь?

— Я хочу жить как все, хочу быть всегда и все время с тобой. Мне надоело быть одинокой.

— Ну потерпи еще немного, и мы обязательно будем вместе. Моя жена сейчас болеет. Я не могу ее бросить в таком состоянии. Вот когда она поправится, мы с тобой поедем путешествовать. Я покажу тебе Пантикапей, Херсонес, Ольвию и, возможно, даже Афины, там у меня много друзей.

Опоя поднялась, оперлась на локоть и посмотрела в темные глаза любимого. В них блестели звезды.

— Ты уже говоришь мне полгода, но воз никак не сдвинется с места. У меня закрадываются сомнения в правдивости твоих слов и искренности чувств.

— Да я могу хоть завтра…

— Не надо, — женщина закрыла ему рот своей ладонью. — Не говори того, чего не сможешь выполнить, и я не хочу разочарования.

— Но я…

— Молчи, не говори ничего. Мне пора идти.

Опоя встала, потянулась и еще раз глубоко втянула носом холодный влажный воздух. Ее тонкий силуэт вырисовался черным пятном на фоне звездного неба. Женщина надела рубашку, поправила растрепанные волосы, подошла к реке и зачерпнула ладонями холодной воды. На вкус она была горькая, но на вид чистая и прозрачная как слеза.

— Я думаю, нам нужно прекратить эти встречи хотя бы к тому времени пока ты не решишь, с кем быть далее — со мной или с ней.

Мужчина также встал и, подойдя к ней, обнял.

— Ты же первая не выдержишь и придешь на свидание.

— Возможно, но мне пора идти, — сказала она и, освободившись из его объятий, медленно побрела по берегу.

* * *

Глухо скрипела упряжка, натужно дышали быки.

— Эй стой! — крикнул Палак и бросил плуг, когда прошел последнюю борозду.

Быки остановились и наклонились к траве. Парень вытер подолом рубашки пот с лица и, переведя дыхание, сел на телегу. Где-то в вышине друг перед другом заливались пением два жаворонка. Юноша, прищурившись, всматривался в небо, пытаясь разглядеть певцов. Вдруг что-то больно укусило юношу за шею. Парень со всей силы огрел себя и осмотрел ладонь, ища останки обидчика. Ничего. Палак в сердцах плюнул и посмотрел на поле, где только что закончил пашню.

— Для чего все это? А? Скажи, — обратился парень к собаке, которая лежала в тени под телегой.

Большая черный пес вскочил на ноги и, энергично крутя хвостом, смотрел в глаза хозяина.

— Все равно приедут воины царя и заберут большую часть урожая.

Юноша взял бурдюк и сделал несколько глотков воды, которая уже была горячая.

Солнце опускалось за горизонт, когда Палак подъехал к стоянке сколотов, которых эллины называли скифами. В отличие от царских сколотов, сколоты-пахари жили почти оседлой жизнью. Они очень редко делали дальние переходы и зимовали все время на одном месте. Только пастухи все лето кочевали с табунами вокруг стоянки. Время удалялись на несколько дней пути, но ближе к зиме возвращались в поселок, где делались запасы сена, соломы, зерна, а скот зимовал в крытых соломой навесах.

Палак остановил быков у шатра отца. Из палатки вышел Анахар, худой подросток, младший брат юноши. Он помог распрячь быков и оттащить за шатер телеги.

Мать, черноволосая женщина лет сорока, поставила ужин и побежала доить овец да коз, которые остались дома.

— Почему ты приехал? — спросил Палак брата, разламывая хлеб и наливая из кувшина молоко.

— Привез сыр. Но завтра я возвращаюсь к табунам, отца заменю, ведь должны приехать за данью.

Палак запил сыр молоком, проглотил и сердито сказал:

— Сколько можно работать на царей? Целыми днями в работе, а они приедут и две трети заберут даром.

— Почему даром? Они воины, охраняют нас.

— Ага, и жируют в мирное время, а когда война, то драться приходится и простым сколотам. Мы для них лишь рабы.

Анахар прогнал сыр молоком и сказал:

— Что поделаешь, такова наша судьба.

— Что? Какая судьба? Надоело все! — Палак хлопнул себя по бедру. — Все, поеду к царю, наймусь на службу. Там простой дружинник живет лучше, чем самый богатый среди нас. Достаточно той нищеты. Мы работаем, не покладая рук, с ранней весны и до поздней осени и едва переживаем зиму. Поеду, хватит с меня.

— А как же мы? Отец уже теряет силы. Мать также.

— Ты заменишь меня в поле, а Скил — тебя, ему уже четырнадцать. Фалия поможет матери — вот уже какая девушка.

— Но Фалия ухаживает за двумя младшими, — сказал Анахар, отламывая еще кусок сыра.

— Ну, таких детей накорми и делай свои дела.

— А что отец скажет?

— Ну, отец еще и рад будет, что одного рта лишился. Мне уже восемнадцать лет, я уже взрослый и могу делать, что захочу.

— Делай, как знаешь, — сказал Анахар и припал к кувшину.

На следующий день под вечер Палак сообщил родителям, что хочет их покинуть и искать счастья в чужих краях.

Отец немного подумал, а потом долго рассказывал о службе у царей, какая она нелегкая и опасная. Мать, услышав новость, сначала причитала, а потом только тихо всхлипывала.

Палак же, вдохновенно носился по деревне, чувствуя быстрое изменение в своей до этого однообразной жизни.

* * *

Воины царя не заставили себя долго ждать. Они появились через два дня. Дважды в год приезжали за данью: весной за лошадьми, а в конце лета за хлебом. Вот и сейчас двенадцать всадников и три повозки заехали в стоянку.

Все воины были одеты в высокие островерхие шапки, кожаные или шерстяные кафтаны, узкие полотняные брюки, снизу заправлялись в короткие сапоги. При себе каждый имел лук, короткий меч, который назывался акинак, кинжал и боевой топор — сагара.

Гнур, стоявший во главе отряда, уже несколько лет подряд приезжал за данью, поэтому его все хорошо знали. Это был невысокого роста молодой сколот. Каштановые волосы выглядывали из-под шапки и рассыпались по широким плечам. Скаля крепкие белые зубы в наглой ухмылке, мужчина жевал длинную травинку, что прыгала над аккуратно подстриженной бородой. Два уголька карих глаз яростно горели под густыми, слегка изогнутыми бровями. Гнур соскочил с коня и, как утка, переваливаясь на кривых ногах, подошел к отцу Палака.

— Привет, Идантис, — сказал он, выплюнув травинку, и пожав запястье отца. — Ну что, у тебя все готово?

— Да.

— Тогда грузите пшеницу на ту повозку, ячмень на заднюю, — показал Гнур плетью.

Палак подошел к Гнуру, когда зерно было загружено и воины ждали, пока в большом кратере сварится ягненок.

— Я хотел бы служить царю, — сказал парень, немного запинаясь.

Гнур осмотрел высокого, плечистого, стройного юношу с ног до головы.

— Но ты и так служишь царю, работая в поле.

— Да, но я свободный сколот и, как сокол, хочу свободно парить над степью.

— Ну, на счёт свободы, ты не очень… Ты здесь имеешь больше свободы, чем мы.

— Я хочу увидеть мир, — продолжал Палак.

Гнур снял шапку, вытер пот на висках и посмотрел на парня:

— Хорошо! Что ты умеешь? Верхом ездишь? — сотник посмотрел на ноги юноши.

— Конечно, я же сколот. Я и льва сам подстрелил.

— Это правда?

— Да, у меня был только лук и нож. Вот, — парень показал синие рубцы на плече.

Воин снова придирчиво осмотрел хвастуна.

— Допустим, но это был не равный поединок, у льва не было оружия.

Юноша возмутился.

— Как это не было, а длинные когти и острые как лезвия зубы.

— Угу, — хмыкнул сотник, — значит луком ты владеешь?

— А то, зайцу в глаз на ходу могу попасть.

Гнур молча снял со спины лук, натянул тетиву, достал из колчана длинную красно — черную стрелу и протянул Палаку.

— Он ведерко с дёгтем на телеге, попадешь?

— Далековато.

— Да.

Юноша оценил стрелу, натянул тетиву, сделал поправку на ветер и выстрелил. Стрела обозначила высокую дугу и плюхнулась в деготь.

— Хорошо. Чем еще владеешь: мечом, копьем, арканом?

— Арканом хорошо владею, немного мечом, копьем нет.

— Угу, — сказал Гнур, раскладывая и пряча лук. — Честно сказал, это — хорошо. Мы идем еще к Риксаю. У тебя день, чтобы все еще раз обдумать и, если решишься, собраться.

— Да не о чем думать, я уже все решил.

— Конь у тебя хоть есть? — спросил сотник, снова осмотрев ноги юноши.

— Конечно, и не один.

— Выбери лучшего и умного, от него не раз будет зависеть твоя жизнь, — сказал Гнур и вернулся к воинам, колдовавшим над котлом. — Ну, где ваш обед?

Через день Гнур вернулся. Палак выбрал из отцовского стада молодого, невысокого, но сильного гнедого жеребца, надел остроконечную шапку, сверху льняной безрукавки накинул кожаную куртку. Кожаные сандалии поменял на сапоги с короткими голенищами, на пояс прицепил сумку с огнивом и трутом да длинный кинжал, доставшийся ему от деда. На спину повесил лук, с которым ходил на охоту и тростниковые стрелы. У седла — аркан и сумка с чистой одеждой и едой.

Мать громко плакала и причитала.

Сестры заодно тихо всхлипывали. Братья с завистью смотрели на воинов. Отец подошел к сыну, обнял, а затем протянул ему сумку.

— Вот, возьми, для начала хватит.

— Что это? — спросил юноша, открывая мешочек.

На руку выпало пять кусков серебра.

— Извини, это все, что могу тебе выделить.

— Я верну… — сказал благодарно. — Как разбогатею, верну сторицей.

— Если голову не положишь где-то на чужбине.

Подъехал Гнур. Осмотрел Палака, его коня и все снаряжение:

— Что же воин, поехали. Прощайся, — сказал он и обратился к семье юноши. — Да не переживайте вы так, я возьму его в свою сотню, что охраняет царя. Там у меня хорошие воины, они и сделают из него славного витязя. Он у вас сильный, упрямый, поэтому, я думаю, справится. Ну, поехали.

Палак обнял поочередно родных и быстро выскочил на коня.

Все долго смотрели вслед каравану.

— Тяжело ему будет, — горевала мать, — он даже в седле держится еще не так, как другие.

Отец приложил ладонь к бровям, прикрывая глаза от солнца. Палак не пригнулся так, как воины Гнура, а сидел ровно на невысоком коньке. Ноги парня едва не касались земли. Сколотские лошади были очень похожи на тарпанов: небольшого роста, с короткой гривой и седой мордой. Они медленнее породистых скакунов набирали скорость, но пробежать могли гораздо больше. Также эти коньки были не прихотливы к питанию и не нуждались заготовки сена на зиму, так как сами добывали сухую траву из-под снега.

— Да, тяжело будет, ведь царские сколоты с детства в седле: верхом едят, спят, живут. Ну, ничего, наш сын крепкий, сообразительный, упрямый, быстро научится всем премудростям военного дела.

Мужчина еще раз посмотрел туда, где в степи растворились всадники и повозки, забрав с собой его ребенка…

* * *

Палак оторопело с разинутым ртом смотрел на огромную ассу — стоянку скифов.

— Ты чего? — толкнул его Гнур.

— Я никогда еще не видел столько людей вместе, — смущенно ответил юноша.

Сотник громко захохотал.

— Ты, как младенец, еще ничего не видел и не знаешь.

Палак покраснел.

— Да ничего, я тебе помогу, ты мне нравишься. Подожди, я сдам зерно и поедем к Лику.

— Кто такой Лик?

— Ли-ик, — загадочно протянул Гнур, — Лик — это мой учитель. Да и не только мой. Он воспитал многих великих воинов… Самого царя Идантирса учил, а сейчас готовит к походам царевича Скилура…

— Подожди меня здесь. Никуда не уезжай.

— Ладно, — сказал Палак, оглядываясь вокруг.

— Никуда не уезжай, ни с кем не спорь и вообще ни с кем не разговаривай. Это может быть для тебя опасно. Понял?

— Да.

— Поэтому жди, — сказал сотник и поскакал догонять караван.

Палак просто сполз с коня и стал разминать тело, которое болело после трехдневной поездки верхом. Гнур же, казалось, не испытывал дискомфорта от езды. Как только юноша взял руки в стороны и прогнулся, чтобы выпрямить спину, послышался звонкий звук плети и оклик: «С дороги!» Лошадь Палака внезапно дёрнулся и сбила парня с ног. По дороге, где стоял юноша, пролетело с десяток свирепого вида всадников. Палак вскочил, громко выругался и, увидев, что брань не достигла цели, сплюнул и схватил коня за повод:

— Эй, успокойся! — похлопал животное по шее и, когда тот затих, стал рассматривать все вокруг.

Куда ни глянь, везде стояли белые или серые шатры, большие и меньшие, покрытые толстой шерстяной тканью или шкурами. У них играли дети, блеяли овцы и козы, мычали коровы и быки, ржали кони, лаяли собаки. Совсем рядом три всадника прогнали большой табун лошадей. Трудно было даже представить, сколько животных было в нем. Густое облако пыли легла на поселок. Кто-то громко и не стесняясь в выражениях, обругал за это пастухов. Пыль немного рассеялась, и юноша продолжил свои наблюдения. Вот женщина сидит возле палатки и тщательно сшивает кожи большим железным крючком. Другая колдует над котлом, готовя обед для толпы детей, играющих рядом. Еще дальше молодая круглолицая женщина спустила мальчику брюки и, перекинув через колено, упорно хлестала кожаным поясом. Парень громко орал и пытался вырваться. К ним подъехал бородатый сколот, что-то сказал, не слезая с лошади. Женщина оставила малого и скрылась в шатре. Парень быстро натянул штаны и опрометью бросился наутек. Женщина вынесла охапку стрел. Сколот запихнул их в колчан и галопом погнал коня в степь. Женщина оглянулась, ища свою жертву, и, увидев, что за парнем след простыл, плюнула и скрылась в палатке.

Палак так увлекся наблюдением за жизнью сколотов, что и не заметил, когда подъехал Гнур.

— Интересно? — спросил тот.

Юноша вздрогнул от неожиданности.

— Очень!

— Ну, самое интересное еще впереди. А пока тебе нужно много научиться. Поехали, покажу тебя Лику, — сказал сотник.

Школа Лика, как называл ее Гнур, была за стоянкой в степи. Это несколько больших палаток, телег, табун великолепных лошадей и десяток юношей от восьми до восемнадцати лет.

Конец ознакомительного фрагмента.