Дакия в огне. Часть вторая. Дакийский самодержец

Вадим Барташ, 2023

В начале II века новой эры римский орёл нарастил, отточил когти и, расправив широко крылья, взмыл на недосягаемую высоту. Рим с правления Юлия Цезаря изменился. Он достиг зенита своего могущества. А всё потому, что переродился из республики в империю. И вот во время развязанных им нескольких Дакийских войн он впервые столкнулся с нашими далёкими предками – тогда они объединялись в племенные союзы венедов, склавинов и карпов и выступали в качестве союзников царя даков. Эти племена по мнению учёных и являлись праславянами. И именно об этом эпизоде всемирной истории и идёт повествование в данном романе.

Глава первая

Думаю, читатель, что с самого начала необходимо небольшое уточнение. Вернее, короткий экскурс в прошлое. Следует знать, что, хотя о праславянах впервые упоминали такие авторы, как Тацит и Плиний Старший, где-то на рубеже новой эры, но как единая языковая общность, они сформировались гораздо раньше, ещё в середине II тысячелетия до новой эры, отделившись от общего индо-европейского древа.

А в середине I тысячелетия до новой эры они стали организовываться в так называемые союзы племён. И процесс этот растянулся у них на много и много веков.

И ещё, у праславян уже в далёком прошлом была развитая мифология, и в ней имелось достаточно особенностей. Так у них солнце выступало не в одной, а в четырёх божественных ипостасях. Зимнее было Хорсом, весеннее Ярилом, летнее Даждьбогом и осеннее Сварогом.

Сейчас Ярило сменило Хорса…

И вот, побагровевшее весеннее светило уже начало остывать и не так припекало. Краем своим оно зашло за вершину горы, которую называли Чёрной. Несмотря на такое название, вершина этой горы до сих пор сверкала белизной, потому что её покрывал нерастаявший снег.

Вечер брал своё и стремительно накидывал непроницаемое покрывало на Землю. Вокруг, до куда дотягивался взгляд, зеленела буйная растительность. Широколиственные леса перемежевались с разросшимся кустарником. Всё вокруг расцветало и благоухало, да так, что начинала кружиться голова.

Весна была на исходе и от того природа окончательно пробуждалась.

Столица уличей не спала. В ней было необычайно шумно.

***

Кажется, в Тамасидаве в эту ночь никто так и не сомкнул глаз…

Несмотря на то, что вечерами ещё было довольно-таки прохладно, но на рыночной площади разожгли костры и меж них поставили десятки длинных столов. Их наспех сколотили, и они предназначались для воинов и уважаемых жителей стольного града, к которым прежде всего причислялись главы семейств и владельцы различных мастерских и торговых рядов. Однако помимо этого зажгли смоляные факелы и в княжеских палатах, и там стало светло как днём.

В палатах князя устроили пир.

И хотя совсем недавно уличи, как и все остальные карпы, отмечали один из главных своих праздников — Велик день, день весеннего равноденствия, но Драговит и на этот пир не поскупился. Устроил он его с размахом.

Впрочем, прежде, ещё до восхода солнца, под руководством верховного жреца Богумила и его помощников уличи совершили обряд на капище Перуна и принесли ему и прочим богам благодарственные жертвы. На этот раз не пленников, а привели для этого на капище и закололи там бычков.

***

Этот пир и обряд были не традиционными. Драговит приурочил их к завершению заседания Совета старейшин и Собрания воинов племенного союза.

С князем в его палатах находилось немного лиц. Здесь сейчас пировали воевода уличей и двадцать старших дружинников, а также присутствовало столько же старших дружинников из других родов и племён, а ещё были и старейшины, кроме нескольких.

Хвалимира и самых рьяных его сторонников не было, и это бросалось в глаза. Но Драговит делал вид, что ничего не случилось. А вот Градибор в Тамасидаве задержался. В отличии от Хвалимира он был изворотливее, и поэтому не хотел раздражать князя и рвать с ним окончательно. У него, впрочем, состоялся неприятный разговор с Драговитом, но они не стали до конца ссориться и выяснять отношения. Он то и удостоился теперь сидеть по правую руку от Драговита. А ещё рядом с Драговитом находился Клондик. Рыжеволосый, шумный и внешне простоватый верзила, с топорными чертами лица.

Клондик уселся по левую руку от князя. Это был вождь одного из бастарнских племён.

Клондик прибыл вчера. С ним прибыло и до ста воинов бастарнов. Они выделялись своим крупным телосложением и оружием. Как и германцы, бастарны предпочитали в сражениях орудовать не мечами, а огромными секирами. Это было их прирождённое оружие.

Бастарны являлись восточной ветвью кельтов и обитали по северным склонам Карпских гор и вплоть до среднего течения Борисфена (нынешнего Днепра). Клондик, как и все кельты и германцы, морщился от вина, но за то обожал пиво, и сейчас налегал исключительно на него. И по нему было видно, что он достаточно опьянел.

А ещё здесь же находился и посланник Децебала. С ним мы познакомились. Это был Скорио, сын одного из ближайших соратников дакийского царя. Скорио больше слушал соседей и лишь односложно отвечал, если кто-то к нему обращался.

Медовуха и греческое вино лились рекой.

Так же гостям предлагали квас и пиво. Слуги разносили яства, по большей части приготовленные на карпский, то есть на склавинский манер. Среди мяса преобладала дичь, а ещё было много солонины и различных блюд из грибов и ягод, причём из ягод как свежих, так и замороженных. Развлекали собравшихся музыканты, игравшие на свирелях и дудках, и бившие в тамбурины и бубны. Ну и тут же крутились нелепо одетые скоморохи, которые дурачились и безудержно кривлялись. Однако всем приглашённым показалось этого мало, и они начали бурно выражать нетерпение.

Многие из-за этого нетерпения стали стучать кубками о столешницы.

И вскоре появился тот, кого с самого начала все ожидали…Два отрока ввели его в палаты и, подведя к лавке, усадили на неё.

Затем подали ему древний струнный щипковый музыкальный инструмент, который склавины и карпы использовали уже на протяжении нескольких веков и который они переняли скорее всего у своих соседей, живших дальше к северу. Инструмент этот назывался гуслями.

Но эти гусли были особые. Старинные, переходившие по наследству. И очень внушительные.

Приведённому музыканту все одобрительно захлопали. Карпы его уже знали. Это был сказитель, которого звали Буяном.

***

У Буяна невольно вырвался из груди глубокий вздох. Он нащупал амулет, выточенный из кости какого-то древнего животного и висевший у него на груди (это скорее всего была кость заросшего шерстью доисторического слона, которого северные народы до сих пор встречали, поклонялись ему и называли его мамонтом), прикоснулся к амулету губами, что-то прошептал. Затем обвёл гостей невидящим взглядом, поблагодарил за приглашение и… Заиграл. Искуссно и почти не касаясь пальцами на своём необычном инструменте.

Сказитель стал исполнять недавно сочинённую им былину.

Хотя слава об этом сравнительно молодом сказителе зародилась недавно, но она успела перешагнуть за пределы обитания уличей. Песни его теперь исполнялись и на пирах у князей и старейшин антов, карпов и даже у северных венедов. И на всём этом пространстве, где по существу говорили на одном языке, на праславянском, и поклонялись одним богам во главе с Перуном, он теперь по праву считался лучшим сказителем. А вообще Буян был для сказителя совсем не старым, ему едва перевалило за двадцать пять лет, и он был от рождения слепым.

Это между прочим придавало особенную убедительность и красоту его пению. Он из-за этого в свои песни вкладывал всю душу.

***

Голос у Буяна был тоже необыкновенным и при этом постоянно менялся. Казалось он пел несколькими голосами. Или вернее, если закрыть глаза, то можно было бы подумать, что пел не он один, а пели сразу трое сказителей. У одного из них голос был низким. У второго средним. И у третьего почти что детским.

То есть, его голос то становился тонким-тонким, потом тихим, почти переходившим на шёпот, и его едва было слышно, то громким, даже очень, то начинал дрожать. Буян пел о славном прошлом карпов, об их извечной борьбе с кочевниками, приходившими из степей и сеявших смерть и разрушения. А ещё он пел о древних героях, которые не щадили живота своего, защищая родную землю.

Главными героями его недавно сочинённого сказания выступали новые лица. Ими стали богатырь Велеслав и его помощник, отрок Словен. Кстати, замечу, что этот самый Велеслав являлся не каким-то там выдуманным героем, а считался предком и основателем рода Драговита, и жил он ещё два века назад, при дакийском царе Буребисте, объединившим свою страну и сделавшим её самой могущественной в Восточной Европе.

Большинство из пирующих уже не отвлекались на разговоры и питьё, и все внимательно слушали слепого сказителя.

Только Драговит в пол уха его слушал. Он осторожно разглядывал пирующих и размышлял.

Драговит испытывал удовлетворение оттого, что сумел добиться намеченного, хотя и знал, что за его спиной созрел опасный заговор, составившийся из части старейшин. Заговор этот возглавил тщеславный Хвалимир. И вот этого интригана, Драговит, кажется, на этот раз переиграл и уложил на лопатки.

Драговит покосился влево и взгляд его упёрся в дакийского посланника.

***

Дак почувствовал, что князь смотрит на него. Их взгляды встретились. Скорио не выдержал взгляда Драговита и опустил глаза. Как будто он чувствовал за собой какую-то вину. Или в чём-то провинился…

Хо-о-отя, может так оно и есть… Вирута, супруга князя, открыла Драговиту на днях секрет. Этот юноша, уже дважды посещавший Тамасидаву, ещё с первого раза стал засматриваться на их младшую дочь, на Беляну. Она ему явно понравилась. И они даже уже несколько раз успели встретиться на едине.

Вирута ещё сказала Драговиту: «Ты знаешь, наверное, скоро нам надо ждать сватов, дорогой… Я чувствую, что Беляне не долго осталось ходить в девках.» Но Драговит отвлёкся от этих размышлений и тут же вспомнил о главном, о письме, которое Скорио передал ему в этот приезд.

В своём последнем послании царь даков просил князя прийти к нему на помощь, и клялся Замолксисом и даже ещё и карпскими богами, что не жаждал войны, а значит Рим её развязал по собственной воле, с определённой целью. И развязал её Рим для того, чтобы уничтожить Дакию, расправится с ней окончательно, ну а потом, уже следующей его жертвой, неизбежно станут соседи даков.

Децебал также просил с помощью не затягивать, а то может случиться и так, что будет уже поздно.

Драговит отпил немного медовухи и, повернувшись к бастарнскому вождю, склонился к его уху и спросил:

— Кло-ондик, послушай… А к тебе даки обращались?

Рыжеволосый детина толком не разобрал, что ему сказали.

— Слу-у…слу-ушаю…кня… кня-яже… Что-о… что ты сказал?

— А к тебе Децебал присылал своих людей?

— Децебал? Зачем?

— За помощью.

— За помощью? — переспросил бастарн.

— Ну, да.

Бастарн оторвался от огромного куска мяса, вытер рукой рыжую бороду и губы, смачно икнул и произнёс заплетающимся языком:

— О-о…о-обращался. Й-и-ик…

— И что бастарны по этому поводу думают? Вы поддержите даков? Выступите против Рима?

— Всё за…зависит от вас. Й-и-ик… Если карпы и склавины решатся, то… то тогда и мы… — Клондик вновь икнул, запил мясо пивом и добавил: — то тогда… тогда и мы, конечно, выступим. Клянусь Дагдой-Одином! Во всяком случае за своих пиквинов я поручюсь…

Драговит тут же ответил:

— Мы готовимся выступать!

— И что, не побоитесь?

— Пусть меня услышит громовержец Перун! Да! Не побоимся! И мы готовим оружие и всё снаряжение… Ведь так? — и князь повернулся и обратился уже к старейшине рода Бужан.

Градибор вроде бы как слушал Буяна, но на самом деле тоже о чём-то задумался. Взгляд его был блуждающим и каким-то отстранённым. После некоторой заминки Градибор обернулся к князю и поддержал его.

— Да, да, мы собираемся. И готовим оружие. Скоро будем выступать.

— И сколько вы намереваетесь выставить воинов? — немного протрезвел от этих слов Клондик.

— Половину.

— Зна-ачит… тысяч десять… или двенадцать?

— Примерно.

— Но этого мало…Я знаю римлян. С ними не раз пришлось встречаться на узкой тропе. Помахались мы с ними! О-ох, славно! Аж затупились и пришли в негодность две мои секиры! Но надо признать, римляне умеют воевать, они бойцы ещё те.

— Согласен с тобой, Клондик, этого мало. Однако мы не можем оголить своё южное порубежье совсем. Того и гляди сарматы вновь оттуда могут прийти, чтобы на наши южные уделы напасть и ограбить их.

— Ну может мы, пиквины, соберём тысяч пять, и столько же к нам прибудет добровольцев из других бастарнских племён…От тех же костобоков… — начал рассуждать почти окончательно протрезвевший Клондик. — Зна-ачит… тысяч семнадцать, а то и более нас выступит!

— Всё равно, Децебалу этой подмоги будет недостаточно. Ему необходимо больше воинов… — вклинился в разговор Клондика и Драговита старейшина Бужан. — От беженцев из-за Горы я слышал, что Траян на этот раз привёл за собой в Дакию сто пятидесяти тысячную армию! Пятнадцать легионов! Это небывалая сила! А кто-то утверждает, что и все двадцать он ведёт! Это больше половины всей римской армии…

— Я это знаю, — поддакнул Градибору Драговит, — и поэтому ещё несколько дней назад послал человека к старому Божену, и жду теперь ответа от князя склавинов. Мы будем дожидаться и склавинских воев. Чтобы выступить всем вместе. Нас тогда уже наберётся достаточно, тысяч тридцать, и вот после этого мы и выступим сообща…

***

Где-то на полпути между Тамасидавой и Заргидавой, главным поселением рода Дулёб (позже это поселение переименуют в Искоростень), в глухой чаще обитала старуха. Скажу прямо, читатель, была она необычной. Сколько ей было лет никто не знал. Многие считали, что её возраст уже давным-давно перевалил за восемьдесят лет. Звали её Семаргалой. Облик у неё был ужасен. Я бы даже подчеркнул, что не просто ужасен, а была она необыкновенно уродливой.

Ну вот представьте: старуха эта была вся какая-та жёлтая, кривобокая, с длинным предлинным крючковатым носищем, нависавшим не только над её беззубым ртом, но и над её острым подбородком, с впалыми и испещрёнными морщинами щеками и с совершенно лысым шишковатым черепом, постоянно прикрытым платком. Такую встретишь ночью и упадёшь в обморок. А то и вовсе не встанешь!

О ней рассказывали всякие нехорошие вещи. По рождению она была не праславянского племени, а принадлежала скорее всего к тем древним народам, которые обитали в основном на севере, и которых греческие периплы называли меланхеленами (это были предки финнов, мери, мордвы). Утверждали, например, что она зналась с нечистой силой, обитавшей на болоте, и могла кого угодно уморить своими заклинаниями, а ещё она знала различные яды и могла предсказывать будущее.

Избушка у этой ведьмы была ей под стать…

***

Была она низкой и от старости почернела. И ещё казалось, что по самую крышу эта избушка вросла в землю. Чтобы войти в неё приходилось спускаться по земляным ступеням.

Располагалась избушка на мысу, который далеко вклинивался в болотную топь. Вообще, вокруг простирались не только топи, но и непроходимые чащи.

Жила в этой избушке Семаргала не одна, а с немой девочкой, которую называла внучкой (но так ли на самом деле та была её внучкой, никто не знал). И ещё… у Семаргалы, помимо нескольких коз, трёх десятков кур и пары голосисто-задиристых петухов, имелось четверо иссиня-чёрных псов, которые обладали устрашающими размерами и являлись римскими бойцовскими мастифами. Как они появились у этой ведьмы, жившей в такой глуши, никто не ведал. А ведь эти псы разводились только римлянами.

Гости редко появлялись у Семаргалы и поэтому её исполинские псы зашлись в бешенном лае, увидев приближавшихся к избушке нескольких всадников. Их лай разнёсся по округе и эхо, где-то прятавшееся на дальнем краю обширного болота, его подхватило, и стало совсем после этого жутко.

***

Старая ведьма вышла на крыльцо и прищурилась, пытаясь разглядеть незваных гостей. А они остановились на значительном удалении, опасаясь взбесившихся бойцовских собак, которые запросто могли перегрызть горло не только лошадям, но и любому человеку, даже вооружённому всаднику. Римляне этих мастифов успешно использовали в войнах на протяжении нескольких веков.

— Что вам нужно?! — выкрикнула старуха. — Проваливайте! А то нашлю на вас порчу или ещё хуже, какую-нибудь неизлечимую хворь…

— Осади своих чудовищ! — в ответ прокричал ей Хвалимир. И тут же он вдогонку выругался.

— А-а, это ты, красавчик… — наконец-то признала старая ведьма старейшину рода Дулёб. Она прикрикнула на своих великанов и те притихли и улеглись послушно в сторонке.

— Проходи… — проворчала старуха. — Не ждала тебя…

Грузный Хвалимир с трудом сполз с коня и приблизился к старухе.

— Что-то произошло? — спросила Семаргала у Хвалимира.

Тот в ответ не сдержался и про себя вновь выругался, а потом глухо и раздражённо произнёс:

— Может я пройду в избу? Что толку топтаться у порога?

— Ну, проходи, красавчик… — пропустила старуха нежданного гостя.

Хвалимир пригнулся и спустившись по ступеням, прошёл во внутрь избушки, но прежде велел сопровождавшим всадникам ожидать его.

Обстановка внутри избушки была чрезвычайно аскетичной, и я бы даже сказал совершенно убогой. Кривой стол, по существу трёхногий и сколоченный кое как, несколько обшарпанных лавок и чёрная от копоти печь. По углам завелась паутина и даже кое где просматривалась плесень. Всё убранство тускло освещалось единственной лучиной. Нигде не было ни одной приличной тряпки. Только на полу лежали потрёпанные козлиные шкуры. И такими же кое где были прикрыты стены.

Хвалимир огляделся, крякнул и продолжил:

— Мда-а-а, смотрю ничего у тебя не меняется… Ты одна? Никто нас не услышит?

— Никто.

И тут же послышался шум, а затем и надсадный кашель. Он раздался где-то с верху, под самым потолком.

Хвалимир поднял голову и увидел девочку, которая лежала на печи.

— А она? — кивнул он в её сторону непокрытой головой.

— А-а, ну ты же знаешь, Хвалимир, она немая… Не опасайся её… — отмахнулась рукой старая ведьма.

Тогда Хвалимир продолжил:

— Семаргала, я тебя не обидел и хорошо заплатил, и ты мне после этого пообещала, что большинство старейшин поддержат не этого проклятого Драговита.

— Подтверждаю, ты не поскаредничал, красавчик, в этот раз.

— Вот-вот! Сколько ты от меня получила зерна, вяленного мяса, соли и всего остального!

— А разве тебя старейшины не поддержали? — удивилась старая ведьма.

Хвалимир почесал мясистый нос с прожилками у крыльев и язвительно ответил:

— Хм, поддержали.

— Ну, вот видишь!

— Вроде бы…

— Вроде бы? Ну, а как это понять?

— А та-а-а-ак…Поддержала во всяком случае некоторая их часть… Но какая? Поддержавших оказалось не семнадцать, не девятнадцать, а всего… всего — тринадцать. Три-ина-адцать… Из двадцати пяти.

— Ну всё-таки их же больше было…

— Ха-а-а! Но это мне на самом деле ничем так и не помогло.

— Почему?

— Проклятье! Да потому, — начал кипятиться и выходить ещё больше из себя Хвалимир, — что это оказалось не подавляющее большинство старейшин. Ты понимаешь? И тогда князь сослался на то, что у него ещё есть возможность обратиться ко всем воинам… через головы нас, старейшин карпов…

— И что?..

— А то, что ему удалось заручиться поддержкой большинства карпских воинов.

— Ты что же, этого от него не ожидал, красавчик?

— Ну, как сказать? Да, на самом деле не ожидал. Я не думал, что он добьётся созыва Собрания всех воинов, однако Драговиту удалось меня перехитрить. Он заручился заранее поддержкой старших дружинников. Да и волхв Богумил и воевода Ратибор встали на его сторону. — И старейшина рода Дулёб в сердцах махнул рукой. — А-а, проклятье! Всё пошло не так, как должно было пойти! Весь мой замысел разрушился. Теперь под руку князя собирается внушительная дружина… Почти все карпские вои. Ну и что мне теперь делать, Семаргала? А если у Драговита всё получится? Тогда он наберёт ещё большую силу и власть княжескую сделает совершенно неограниченной. И начнёт окончательно нами помыкать.

Старуха в досаде крякнула и немного подумав, произнесла:

— А может князя нам того…

— Что того?

— Может… мо-о-ожет нам его… отравить? У меня есть для этого зелье, и оно действует постепенно… Никто и не заподозрит тебя в его отравлении, красавчик.

— О-отравить его?

— Ну, да.

— Нет, не стоит… — не согласился с ведьмой Хвалимир. — Это мало что даст.

— Почему?

— У Драговита уже подрос щенок. Мы только расчистим дорогу его старшему отпрыску… Воиславу. А он тоже уже стал… ого-го! И за него будут стоять и Богумил, и Ратибор. В этом я теперь нисколько не сомневаюсь. Тут надо поступить похитрее… Как-то по-другому…

Старая ведьма и Хвалимир надолго замолчали. И оба задумались.

Наконец, Хвалимир произнёс:

— Что-то в горле пересохло… У тебя что-нибудь найдётся? Дай горло чем-нибудь смачить?

Семаргала велела внучке принести кваса. Та подчинилась, слезла с печи и принесла и поставила на стол кувшин. Старейшина рода Дулёб сам себе налил квас в кубок и с жадностью тремя глотками его выпил.

— Я, кажется, знаю, что можно сделать, красавчик! — произнесла вдруг старуха.

— Ну-у… — выжидающе уставился на неё Хвалимир.

— Нам помогут сарматы!

— Са-а-арматы?!

— Да! Надо заручится их поддержкой, — ответила старейшине старая ведьма.

Тут самое время кое-что объяснить.

В чём заключалась глубокая размолвка, возникшая уже давно между князем Драговитом и старейшиной Хвалимиром? И почему они друг друга не то что не переносили, а, в конце концов, возненавидели?

Княжеская власть у венедов и склавинов, а затем и у карпов в последние несколько десятилетий неуклонно усиливалась, и теперь она была не выборной, а передавалась по наследству, от отца к старшему сыну, и это очень не нравилось некоторым старейшинам. Они не привыкли беспрекословно подчиняться кому-либо. Вот недовольных и собирал вокруг себя Хвалимир. Поэтому-то его размолвка с князем и не была случайной.

Хвалимир создавал князю и всем, кто его поддерживал, оппозицию.

То есть, Хвалимир и те старейшины, которые заняли его сторону, надеялись ограничить княжескую власть и желали вернуться к стародавним обычаям. К тем, при которых даже верховными богами у праславян являлись не нынешний Перун Громовержец, а Сварог (иначе его ещё называли Родом) и Велес, а это были самые древние боги праславян.

Хвалимир, и те кто стоял за него горой, тянули карпов в прошлое.