Ночной обход

Вадим Агапов, 2022

Ночь. Больница. Реанимация. У пациента Яблочкова, который уже шел на поправку, вдруг внезапно останавливается сердце. Дежурный доктор Агапов с двумя санитарами безуспешно пытаются оживить несчастного. Адреналин, ИВЛ, дефибриллятор – все без толку. Очень странно, что монитор со звуковым оповещением не был подключен к Яблочкову, хотя Агапов лично подсоединял электроды к пациенту. Не менее странным выглядит и то, что опытная медсестра Анжела заснула на посту, чего с ней никогда не случалось раньше. Старший лейтенант Воронцов из следственного комитета считает, что это был не заурядный случай из медицинской практики, а тщательно продуманное убийство. И его совершила любовница умершего, гражданка Люба Яснова, вступив в тайный сговор с врачами. И теперь под подозрение подпадают все медики, дежурившие в ту роковую ночь. Доктору Агапову светит реальный срок. Но, к счастью, судьба неожиданно сводит его с частным детективом Арсением Строгановым…

Глава 3

Время на дежурстве, особенно ночью, ползет улиткой, а между дежурствами летит стрелой. Дома я пытался выглядеть как обычно, играл с детьми, садился за книгу — в том смысле, что продолжал писать начатый рассказ. Однако жена меня быстро раскусила и уже на второй день после того злосчастного дежурства предупредила: или я рассказываю, что случилось, или она будет думать о самом худшем.

— Во время моего дежурства умер пациент, — стал я рассказывать, дождавшись, когда дети поужинали и ушли из кухни, — доктор, довольно молодой… Помнишь, я тебе рассказывал? Инсульт. Он совсем плохой поступал, вначале думали, что не вытянем, а потом он лучше стал… Я жене его обещал… ну, не то чтобы обещал, просто обнадежил, что все хорошо будет… Короче, жалко его. Да и ее тоже. Может, ее еще больше…

Жена почувствовала, что я что-то недоговариваю.

— Понимаешь, — вздохнул я, — непонятно, чего он вдруг взял и умер? Я ожидал, что это тромбоэмболия легочной артерии, но на вскрытии ее не оказалось. А самое главное, с монитором какая-то дурацкая история вышла… Я точно помню, что подключал его! А оказалось, что подключен сосед. И выходит, что я виноват в том, что не вовремя начали реанимацию…

Жена вздохнула, погладила меня по руке и стала уговаривать или взять отпуск, или сменить работу. Вместо этого я на следующий день пошел на дежурство. Так, за работой и отдыхом, пролетела неделя.

Небо нависло мутное, белое и беспросветное. Сеял мелкий дождь. Я плелся на работу. Проходя через Строгановский сад по пути к метро, с удивлением услышал, как заливается какая-то птица. Задрав голову, я разглядел необычную птаху. Она сидела на верхушке высоченной одичавшей груши и, несмотря на осень и непогоду, распевала свои птичьи трели. Я неожиданно для себя улыбнулся, а затем, напевая «Скворца» «Машины времени», погрузился в утреннюю толчею метро…

Заведующий отделением выглядел обеспокоенным. Я, стараясь отогнать плохие мысли, в шутку поинтересовался:

— Надеюсь, что это не из-за моего опоздания?

— Если бы я каждый раз, когда вы опаздываете, волновался или злился, то уже лежал бы с язвой желудка, — усмехнулся было он, но тут же нахмурился. — По поводу того больного…

Я уселся на диван. Чего-то подобного я ожидал все эти дни.

— Так вот, позавчера следственный комитет изъял его историю болезни… Я, кстати, сделал ксерокопию. На всякий случай. И кроме некоторых дурацких записей, за которые вам и доктору Быкову придется влепить по выговору, там все более-менее нормально…

— А что мы такого написали? — угрюмо поинтересовался я. Если бы дело закончилось выговорами, это означало бы, что мы легко отделались. Но присутствие в этой истории следственного комитета навевало мрачные мысли.

— Что написали? — недовольно повторил заведующий. — Ну вы, например, после времени и даты осмотра добавили «от Рождества Христова». Зачем? А «прогноз для жизни печальный»? Что за детский сад?

Я кашлянул.

— Больше не буду. — Я изобразил раскаяние. — А Быков?

— Еще хуже. — Тут шеф не выдержал и снова усмехнулся. — Для кого он писал, что больной употребил мартини в составе коктейля агента Джеймса Бонда в количестве одного стакана? Что, это имеет отношение к заболеванию? Или к последующей тактике лечения? Или к истории болезни? — вдруг разгневался завотделением.

— Конечно. — Несмотря на свои скверные предчувствия, я улыбнулся. — Может, он был в алкогольном опьянении и от этого лежал без сознания.

— Тогда надо было брать кровь на алкоголь! — отрезал шеф.

— Но комитет-то изъял историю не из-за наших записей? — ангельским тоном поинтересовался я.

— А вот и увидим. Впаяют вам, доктора, срок… Не дай бог, конечно! — добавил он. — Короче. В кабинете у Натальи Олеговны, она сейчас за начмеда по неврологии, сидит следователь. Он хочет и с вами поговорить. Так что переодевайтесь и идите к ней. И советую вам обойтись без всяких шуточек! Да читайте то, что будете подписывать! — напутствовал меня шеф.

— А у штурвала кто останется? — спросил я и указал на белую пластиковую доску, на которой маркером был записан внушительный список дел на сегодня: рентген легких и список фамилий, КТ головы, тоже со списком, перевязки, консультации — словом, ежедневная рутина.

— Я, разумеется. — Шеф уселся за стол. — А потом буду вам сухари сушить. Вы еще здесь?

Я быстро облачился в хирургический костюм темно-зеленого цвета с непонятной надписью на иврите, накинул белый халат и выскочил из реанимации. Проходя по коридорам отделений, освещенным искусственным светом, заполненным больными, сотрудниками, посетителями, каталками, запахами, которые невозможно было выветрить, как и убрать лишние кровати с лежащими на них пациентами, я добрался до кабинета заведующей неврологией. Взявшись за ручку, я на мгновение замер — на меня стремительно накатило предчувствие больших неприятностей. Затем постучался и быстро вошел.

Наталья Олеговна была самой молодой из заведующих отделениями во всей больнице. Приветливо поздоровавшись со мной, она представила своего посетителя:

— Роман Семенович, из следственного комитета. Пришел нас допрашивать, — с легкой улыбкой добавила она. Ни напряжения, ни волнения я у нее не заметил.

— Старший лейтенант Воронцов, — сухо кивнул он, но при этом встал и пожал мне руку.

— Доктор Агапов, — ответил я и сел напротив него.

Старлей был не при погонах, а в штатском: светлая рубашка без галстука, серый пиджак и джинсы. Он был помладше меня, но вид имел суровый. Глаза умные и взгляд цепкий, как у психиатра.

— А мы, оказывается, знакомы с Романом Семеновичем, — сообщила мне Наталья Олеговна. — Я его бабушку пару лет назад лечила.

— Мы вас часто вспоминаем с благодарностью, — серьезно сказал Воронцов.

— Так вы по этому поводу? — поинтересовался я, забыв про наставления шефа о недопустимости шуток.

— Нет. К сожалению. — Тут старлей криво улыбнулся.

Я почувствовал внутри холодок и скрестил руки на груди. Наталья Олеговна же оставалась абсолютно спокойной.

— Не будем терять время. Что случилось? — напрямую спросила она.

— Видите ли, — уже без улыбки начал он, — возбуждено уголовное дело и начато предварительное следствие по факту смерти гражданина Яблочкова, умершего в нейрореанимации вашей больницы.

Мы с Натальей Олеговной удивленно переглянулись. Уголовное дело? Следствие? Что за черт?

— Пациент скончался от инсульта, — заметила Наталья Олеговна, — результаты вскрытия подтвердили диагноз и причину смерти. При чем тут следственный комитет и уголовное дело? Мне непонятно.

Воронцов чуть заметно кивнул, понимая наше недоумение, и заговорил тоном, может, и не слишком дружелюбным, но и без враждебности:

— Поступило заявление, суть которого сводится к тому, что гражданин Яблочков был отравлен…

Мы в изумлении уставились на следователя.

–…отравлен своей любовницей гражданкой Ясновой, — продолжал он, внимательно наблюдая за нами. — А сотрудники больницы обвиняются в нераспознании симптомов отравления и в неоказании медицинской помощи в полном объеме.

— Чепуха! — с негодованием воскликнула Наталья Олеговна. — Диагноз не вызывал сомнений и был подтвержден необходимыми исследованиями. А поскольку пациента привезли в так называемое терапевтическое окно, то ему был проведен тромболизис.

И, видя непонимающий взгляд следователя, она пояснила:

— Тромб закупорил сосуд головного мозга и вызвал инсульт. Пациента привезли в течение часа от начала заболевания. Поэтому тромб успели растворить, кровоток восстановили и тем самым дали шанс на выздоровление.

— Симптомов отравления и признаков интоксикации у него не было, — добавил я, упреждая следующий вопрос. — Поэтому кровь на яды и алкоголь не отправлялась.

— Да, примерно так я себе и представлял, — согласился следователь. — Я ознакомился с его медицинским документом, там все так и изложено. Даже про коктейль Джеймса Бонда отмечено, — с легкой иронией добавил он. — Но давайте допустим, что в этом напитке содержалось некое вещество, которое и явилось причиной инсульта.

— Некое вещество? Которое вызвало образование тромба? — недоверчиво спросила Наталья Олеговна.

Воронцов в знак согласия кивнул.

— Значит, мы все делали правильно, — усмехнулся я. — Тромб растворили. Так что обвинения беспочвенны.

— Это был первый пункт обвинений, — не отводя от нас испытующего взгляда, произнес следователь. — Продолжим. Приходилось ли кому-то из вас общаться с гражданкой Ясновой?

— Любовницей доктора Яблочкова? — уточнила Наталья Олеговна. — Нет, я вообще впервые о ней слышу.

— А зовут ее как? — У меня появилось подозрение. Дело в том, что по вечерам, когда жена доктора уже уходила, его довольно часто навещала коллега по работе, так она сама представилась. Звали молодую особу Любой. Мы, конечно, подозревали, что это не просто коллега, но предпочитали не лезть в личную жизнь нашего пациента.

— Любовь Яснова. — Следователь пристально смотрел на меня.

— Тогда, скорее всего, мы с ней общались, — признался я. — Она посещала Яблочкова.

— И в день смерти? — вкрадчиво спросил он.

У меня вдруг забилось сердце — часто и сильно. К чему он клонит?

— В день смерти ее не было, — ответил я, удивляясь своему волнению. Я старался не отводить взгляда от следователя и дышать спокойно. — Во всяком случае, я ее не видел в тот день.

— А в другие дни, когда она приходила, — продолжал следователь тем же мягким тоном, от которого становилось не по себе, — не обращалась ли она к вам или к кому-нибудь из персонала с какими-либо просьбами? Не передавала ли чего-то ценного? Деньги, к примеру? — Он внимательно изучал мою реакцию на его слова.

— Передавала, — раздраженно ответил я, начиная злиться. Чего бояться, когда совесть чиста? — Она приносила нам пироги, пирожные и кофе. Это как — ценное? Вы вообще к чему все это спрашиваете? На что намекаете? Денег она не давала. Кстати, она медсестра, если вы не знали.

— Знал. — Воронцов кивнул. — Я не намекаю, я расследую. Так вот, второй пункт обвинений касается преступного сговора сотрудников реанимации с гражданкой Ясновой… Спокойно! — Пресекая наше возмущение, он поднял ладонь. — Я абсолютно беспристрастен по отношению к вам, уважаемые доктора. Моя цель — докопаться до истины. В заявлении было сказано, что, поскольку Ясновой не удалась попытка отравления, она вступила в преступный сговор с медицинским персоналом с целью убийства гражданина Яблочкова в отделении реанимации.

— Бред! Какой абсурд! — вскричал я, качая головой.

— Возможно, — пожал плечами старший лейтенант. — А может быть, кто-то, кроме Ясновой, подходил к вам с какими-либо предложениями?

— Предложением убить пациента? — Я не верил своим ушам. — Я дежурил в те сутки, когда он умер! Мы реанимировали его вместе с медсестрой и медбратом! Вот этими руками! Он умер у меня на глазах! А вы хотите сказать, что мы втроем его…

— Я понимаю, что вам это кажется диким…

— А кто написал заявление, вы нам можете сказать? — с тревогой спросила Наталья Олеговна.

Воронцов уставился в окно. Мы молча ждали.

— Заявление написано его женой, гражданкой Алмазовой, — четко произнес он и перевел взгляд на нас.

— Вот ведь змея! — не выдержал я. — Еще и чокнутая.

Наталья Олеговна издала возглас возмущения.

— А почему вы ей верите? Это же похоже на бред сумасшедшего! — воскликнула она.

— Дело не в том, верю я или нет, — неторопливо стал отвечать Воронцов. — Поначалу и мне это заявление показалось, мягко говоря… М-да… Но начались звонки «сверху» с требованиями срочно разобраться и найти виновного. Возбудили дело. А при обыске у Ясновой была изъята бутылка мартини, в которой наши токсикологи обнаружили очень редкий яд… — Он достал блокнот и заглянул в него. — Синтезированное органическое вещество, близкое по химической формуле к яду морской змеи — энгидрины элапидэ. Ну, как-то так…

Мы вытаращили глаза. Такая экзотика нам еще не встречалась.

— Они объяснили мне, что яд этой змеи… — Он снова заглянул в блокнот и зачитал: — Вызывает у человека повышенную свертываемость крови и образование тромбов. Но только при укусе. Если его выпить, то, скорее всего, он разрушится желудочным соком. А в недопитом мартини обнаружено сходное вещество, которое было синтезировано в лаборатории, и оно хорошо проникает в организм через желудок, будучи растворенным в спирте. Ну и в мартини тоже, — добавил он, убирая блокнот в карман пиджака. — Так что по крайней мере первый пункт обвинений уже подтвержден.

Во рту у меня пересохло.

— Я эту Любу Яснову, конечно, не знаю, но мне показалось, что она хорошая девушка, симпатичная… и на отравительницу не похожа… — в растерянности произнес я.

— Эх, доктор! — усмехнулся моей наивности Воронцов. — Знаете, сколько симпатичных людей?.. — Тут он замолчал и принялся заполнять какие-то бланки.

— А зачем ей понадобилось травить своего возлюбленного? — продолжал я допытываться.

— Зачем? — повторил Воронцов, не поднимая головы. — Ну, к примеру, он мог обещать на ней жениться и обманул. Она и решила его отравить. Из чувства мести. Так обычно и бывает. Да и его жена так считает, — пожал он плечами. — Так что это одна из рабочих версий, — добавил он.

Видимо, как врачи видят вокруг себя потенциальных больных, так и полицейские — преступников. Разговор был закончен. Мы прочитали и подписали наши показания, записанные Воронцовым кратко, но довольно толково.

— Мы всегда готовы помочь следствию, — прощаясь, сказала Наталья Олеговна.

— Добро пожаловать в реанимацию, в любое время… — не смог я удержаться от неуместной шутки.

— Уж лучше вы к нам, — в тон мне ответил следователь.

Мы в ответ натянуто посмеялись.

— Что-то мне не нравится все это дело, — хмуро произнесла Наталья Олеговна после того, как представитель правопорядка ушел. — И хотя с нашей стороны все было сделано правильно, это дурацкое заявление… и возбуждение уголовного дела…

Я рухнул в кресло, скрестил руки на груди и задумался. С одной стороны, было крайне неприятно — за все наши старания и сострадание на нас вылили ушат помоев, а с другой стороны, было страшно. Если, как сказал Воронцов, есть распоряжение «сверху» разобраться, то должны найти виновного. И не надо быть Герценом, чтобы ответить на вопрос «кто виноват?», понятное дело — доктор!

— А вы, когда с женой Яблочкова общались, она вам не показалась неадекватной? — спросила Наталья Олеговна. — Про отравление ничего не говорила?

Я отрицательно покачал головой.

— Да нет, обычная молодая женщина, расстроенная… Она, кстати, клинический фармаколог. Поэтому, наверное, про яды и думает, — усмехнулся я. — А мы ее пропускали в реанимационный зал к мужу. Антибиотики выписывали дефицитные. Сочувствовали ей… А она нас впутала в такую историю!

Наталья Олеговна неожиданно усмехнулась. И, видя мой удивленный взгляд, пояснила:

— Дело в том, что как раз вчера вечером я познакомилась с молодым человеком, который еще моложе нашего следователя… Так вот, на мой вопрос, чем он занимается, ответил буквально следующее: «Распутываю странные истории настоящего, разгадываю тайны прошлого и создаю счастливое будущее».

Я заулыбался. Да-а… Наталья Олеговна — незаурядная женщина.

— Где это вы с такими личностями знакомитесь?

— Не поверите, на тренировке. Мой спарринг-партнер не пришел, а тут как раз появляется этот юноша. Он впервые решил познакомиться с тхэквондо. У него неплохая подготовка, но в другом виде борьбы.

— И как? — заинтересовался я, поражаясь ее увлечениям. — Кто победил?

— Дружба, — улыбнулась Наталья Олеговна. — После тренировки мы пообщались. Я сказала, что работаю доктором, и спросила, чем он занимается. Тут-то он мне и поведал про свои таланты. И дал визитку. На самом деле он произвел на меня весьма приятное впечатление. К чему я это рассказываю… — Она покопалась в сумочке и вытащила яркую визитную карточку. — Он что-то вроде частного детектива. Может быть, вы ему позвоните? — И, предвосхищая мой вопрос, пояснила: — Мне бы не хотелось самой звонить, а то он еще решит, что я с ним роман собираюсь завести.

Я пообещал связаться с ним.

Я брел к себе в отделение и ощущал, как страшная обида накрывает меня, окатывает, как морская волна, с ног до головы, заставляя забыть и про детектива, и про его визитку. Автоматически отвечая на ходу на приветствия коллег, я вспоминал, как мы реанимировали этого Яблочкова, как все две недели, что он лежал у нас, мы возились с ним, передавали утренней смене «с рук на руки», начиная обход с него, а не по порядку, как обычно, как искренне радовались положительной динамике… Словом, если древние египтяне правы и «дыхание жизни — в справедливости», то у меня должно было возникнуть апноэ — остановка дыхания.

В реанимации меня встретила старшая сестра.

— Что вы опять натворили? — поинтересовалась она, буравя меня своими черными глазами.

— Убийство, халатность, мздоимство, — хмуро ответил я, пытаясь ее обойти.

— Дошутитесь, доктор! — пророчествовала медсестра. — Вы в курсе, что приходил мужик из следственного комитета, изъял историю и записал фамилии всей вашей смены? С того дежурства, когда доктор помер.

— Петля затягивается, — пробормотал я и ринулся в реанимационный зал: пусть водоворот работы затянет меня так, чтобы некогда было думать про обиды, отравления и обвинения.

Но, увы, оттого что я забыл про них, проблемы никуда не делись. И когда я, сунув руку в карман, наткнулся на визитку частного детектива, то разом вспомнил все и поморщился, словно от зубной боли. Погрузившись в мрачные мысли, я с раздражением разглядывал красных драконов на черном фоне и золотые вычурные буквы: «Арсений Строганов».

Тем временем из операционной вернулся заведующий. Сварив кофе, он позвал меня в ординаторскую.

— Как пообщались со следователем? — спокойным тоном поинтересовался он. Впрочем, во взгляде была заметна тревога.

— На нас завели уголовное дело по поводу смерти Яблочкова. Жена написала жалобу, что его отравила любовница. Это та девушка, которая по вечерам его навещала, помните? Отравила каким-то экзотическим ядом, вызывающим тромбозы… — Я глотнул кофе.

— Ни хрена себе! Вы не шутите? — Шеф не отводил от меня изумленного взгляда, а рука с бутербродом застыла в воздухе.

— К сожалению, нет, — покачал я головой. — Затем, по словам жены, любовница вступила с нами в тайный сговор с целью убийства нашего пациента. И поскольку «сверху» были звонки, следственные органы теперь роют землю. Вот в двух словах о нашем общении. То, что обвинения бред параноика, понятно. А то, что они еще и обидны, я промолчу.

— Это очень скверно, — помрачнел заведующий. — Я не столько про ваши эмоции, сколько про… Ладно! Про отравление — это, конечно, чушь…

— Нет. — Я вздохнул. — Они обнаружили яд в мартини, который он пил в гостях у Ясновой. Яснова — это любовница, — пояснил я.

— Однако! — Шеф так и сидел с чашкой кофе в одной руке и с бутербродом в другой. — Значит, ишемический инсульт был вызван употреблением яда? Но получается, что, проведя тромболизис, мы попали в точку? Тогда что мы сделали неправильно? Никаких признаков отравления у пациента не было. Расхождений на вскрытии, слава богу, тоже нет. Мне, правда, так и не ясна причина смерти…

— Мне тоже, — вставил я.

— Дальше. Надо будет переговорить с Пашей и Анжелой. Может быть, эта Яснова и правда делала им какие-то предложения? Лучше бы узнать об этом заранее. Я уверен, что допрашивать будут всех. По крайней мере, тех, кто дежурил в тот день, не зря же следователь переписал фамилии из графика.

Я, соглашаясь, кивнул.

— Что это у вас? — заинтересовался шеф, кивнув на красно-черно-золотую визитку, которую я продолжал машинально вертеть в руках.

— Да вот, Наталья Олеговна дала телефон своего спарринг-партнера и посоветовала связаться с ним. Вроде он может нам помочь, — пояснил я и пожал плечами. — Только не знаю, как и чем?

— Я бы позвонил, — заметил шеф. — Наталья Олеговна плохого не посоветует.

— Судя по этим рисункам, он или тинейджер, или шизофреник. — Я постучал ребром визитки по столу.

— Вот и спросите, — усмехнулся шеф.

После нескольких гудков я уже собирался повесить трубку, но мне все же ответили, причем тон у говорившего был весьма недовольный, а голос — словно у него живот скрутило или судорогой челюсти свело.

— Вам удобно говорить? — вежливо поинтересовался я. — Может, мне перезвонить?

— Говорить мне совсем неудобно, — последовал ответ, — но перезванивать не надо, я буду слушать. Вы кто?

«Душат его, что ли?» — подумал я про себя, а вслух представился и объяснил, кто дал мне его телефон.

— Да. Я понял, — просипел он. — Две секунды… Вот, теперь я вас слушаю! Просто я стоял на голове. Гимнастика, понимаете? Вы же доктор, так что должны знать, что приток крови к голове улучшает мыслительный процесс в мозге.

Мой мыслительный процесс немного затормозился от полученной информации. Но я не стал вставать на голову, а просто сел на стул. И, стараясь ничего не упустить, рассказал о сложившейся ситуации.

— Да, непростой случай, — согласился детектив Строганов, или кем он там был на самом деле. — Я вижу здесь три проблемы и пять способов их решения. Я берусь за ваше дело, — очень важным тоном вынес он вердикт. — Но!

Возникла пауза, и я успел подумать, что, во-первых, сейчас он потребует кучу денег за свои услуги, и я вежливо откажусь. А во-вторых, что я терпеть не могу таких самоуверенных людей, принимающих решения на основании столь малого количества информации… Точно откажусь!

— Но, — вдруг радостно продолжил он, — мне нужен напарник! И то, что вы доктор, — это же знак!

— В каком смысле? — озадаченно поинтересовался я.

— В самом прямом! — Он уже не сдерживался и чуть ли не кричал в трубку. — Это не совпадение, это знамение!

Я отодвинул телефон от уха подальше.

— Я берусь вам помочь, ждите моего звонка! — донесся до меня голос. — Ну наконец-то поперло! — И на этом разговор прервался.

«Точно больной на голову. Может быть, ему нужен психиатр? — подумал я. — Но я-то реаниматолог…»

Видимо, осень действует на людей по-разному. Осенью Пушкин творил свои бессмертные произведения, Любовь Яснова отравила своего любовника, гражданка Алмазова решила затравить нас, обвинив в убийстве своего мужа. А вот мой новый знакомый Арсений Строганов просто спятил, как Болванщик из «Алисы в Стране чудес». Я потряс головой, чтобы избавиться от всей этой чепухи, и пошел работать.