Ночной обход

Вадим Агапов, 2022

Ночь. Больница. Реанимация. У пациента Яблочкова, который уже шел на поправку, вдруг внезапно останавливается сердце. Дежурный доктор Агапов с двумя санитарами безуспешно пытаются оживить несчастного. Адреналин, ИВЛ, дефибриллятор – все без толку. Очень странно, что монитор со звуковым оповещением не был подключен к Яблочкову, хотя Агапов лично подсоединял электроды к пациенту. Не менее странным выглядит и то, что опытная медсестра Анжела заснула на посту, чего с ней никогда не случалось раньше. Старший лейтенант Воронцов из следственного комитета считает, что это был не заурядный случай из медицинской практики, а тщательно продуманное убийство. И его совершила любовница умершего, гражданка Люба Яснова, вступив в тайный сговор с врачами. И теперь под подозрение подпадают все медики, дежурившие в ту роковую ночь. Доктору Агапову светит реальный срок. Но, к счастью, судьба неожиданно сводит его с частным детективом Арсением Строгановым…

Глава 4

Есть такое поверье в отделениях реанимации: если день прошел спокойно, то ночь будет бурной. В смысле работы. И наоборот.

Сев часов в девять вечера поужинать, я очень надеялся, что ночь будет тихой. Как у Пушкина в Полтаве.

— Доктор! — В ординаторскую заглянула, качая головой, медсестра. — Там консультант из отделения пришел. Идите посмотрите на это чудо-дерево!

— Я еще чай не пил! — возмутился я. — А потом, что я, консультантов не видел?

— Ну как знаете!

Чертыхаясь, я встал из-за стола и пошел в реанимационный зал. Ровно посередине, спиной ко мне, стоял доктор и покачивался с пяток на носки. Халат ему был мал и короток. Зато большущий колпак он напялил аж на уши. На шее у него висел фонендоскоп, из кармана торчала рукоятка неврологического молоточка, а хирургические перчатки были натянуты поверх рукавов халата.

«Никакой он не консультант, — подумал я. — Так колпаки носят только студенты. А перчатки? Вот уж точно, чудо. И фонендоскоп еще…»

Он, услышав мои шаги, резко обернулся. Лицо было скрыто марлевой маской. В узкой прорези между колпаком и маской блестели глаза.

— Здравствуйте! — жизнерадостно поприветствовал он меня. — А вы доктор Агапов? А я врач-интерн! — гордо сообщил он и стал тыкать пальцем в криво висящий бейдж. — Отделение неврологии!

«Понятно, — усмехнулся я, — только со студенческой скамьи».

— Я собираюсь произвести осмотр пациентов, — сообщил он тоном, каким раньше говорили: «ТАСС уполномочен заявить».

Мы переглянулись с медсестрой. Она захохотала.

— Конечно, — едва сдерживаясь от смеха, ответил я. — Только, пожалуйста, руками ничего не трогать. И никого. Если что, я в ординаторской, — добавил я, обращаясь к медсестре.

— Нет уж, доктор. — Медсестра мгновенно стала серьезной. — Пока ваш интерн будет осматривать пациентов, — обратилась она ко мне, — вы никуда не уйдете. И все останутся живы, — добавила она.

Интерн не понял, чего это мы вдруг переполошились, и смело шагнул к одной из кроватей. Я вздохнул и остался, даже подошел поближе. Трубки, дренажи, зонды, катетеры — все это требовало аккуратности и опыта, каковых у коллеги-интерна просто не могло быть.

— Так вы невролог? — поинтересовался я у него. — Тогда зачем вам «уши»? — И я ткнул пальцем в фонендоскоп.

— Уши? — изумленно переспросил доктор. — А, это вы про…

— Да, — кивнул я, сам удивленный его незнанием медицинского сленга. — «Уши» носят терапевты. Они слушают больных. А неврологи носят молотки. — Я указал на молоточек в его кармане. — А знаете, что носят нейрохирурги?

— Нет, — вдруг перебил он меня тоном отличника, сдающего экзамен. — Я точно знаю, что доктор во время осмотра должен иметь фонендоскоп, молоточек, часы с секундной стрелкой, аппарат для измерения…

— Доктор… э-э… — Я пригляделся к ламинированной белой картонке на его халате. — Строганов? — воскликнул я, читая текст. — Арсений Строганов? Врач-интерн, отделение неврологии? Какого черта?!

То-то мне его голос показался знакомым!

— И я рад нашему знакомству! — протянул он мне руку в резиновой перчатке. — Ой, простите…

И стал неловко стягивать ее. Разумеется, она разорвалась.

— Я сделаю все, что в моих силах! И даже больше! Можете на меня рассчитывать. — Сдавив мою кисть, он долго тряс ее, пока я с силой не вырвал ладонь из его цепких рук.

* * *

Мы сидели в ординаторской и пили чай. Арсений, вежливо отказавшись от ужина, с аппетитом умял мои бутерброды, после чего стал рассказывать, как он проник в наш корпус. При этом он размахивал руками, словно неаполитанец, и успевал поедать общественный мармелад.

— Вначале я хотел прикинуться больным. Я намотал на голову бинт, набрызгал на него немного крови, типа раненый, но затем передумал, поскольку выяснил: пациенты реанимационных отделений своими ногами не ходят. — Он запустил руку в опустевшую коробку с мармеладом и, поняв, что все выел, тяжело вздохнул. — Тогда я решил прикинуться доктором. Я посидел на студенческих форумах, посмотрел пару серий «Скорой помощи», это американский сериал про…

— Я в курсе, — кивнул я, продолжая с любопытством разглядывать своего нового знакомого. Очень уж своеобразным был этот молодой человек. Излишне подвижный, чтобы не сказать нервный. Но при этом какой-то благожелательный и искренний.

–…сериал про больницу «Скорой помощи» в Чикаго, — продолжал он. — Так вот, проникнуть на территорию вашей больницы не составило труда, забор всего два с половиной метра. В отделение неврологии я попал на грузовом лифте, а в реанимационное отделение ведет черный ход. Я оделся, как одевается врач, напечатал бейдж…

— Я вас раскусил, — улыбнулся я и перечислил его ошибки.

Судя по всему, его это задело.

— Может быть, это особенности вашей больницы, — с обидой в голосе сказал этот артист, — а в любой другой меня бы не распознали. Ну, неважно, — отмахнулся он. — Главное, что к вам можно проникнуть незамеченным. Теперь я слушаю вас! — И Арсений Строганов достал потрепанный блокнот.

Я не успел и рта открыть, чтобы поинтересоваться, с чего начать рассказ, как он перебил меня:

— Я создаю свой метод раскрытия преступлений! Он состоит из шести пунктов. Пока из шести. Назвать их? — Я не успел ничего ответить. — Сбор информации! Это раз! — Арсений щелкнул пальцами, подражая Фандорину. — Вы скажете, что во всех методах собирают информацию. — Я опять ничего не успел сказать. — Но в моем методе нужно собирать все, что может иметь отношение к делу, и даже то, что не может! Понимаете? Сейчас объясню. Например, после вашего звонка я собрал кучу сведений о вас. О вашей семье, вашем хобби. И знаете, что больше всего на меня произвело впечатление? Образно говоря, вштырило?

Тут он замолчал и даже замер. Я пожал плечами.

— То, что вы пишете рассказы! — От избытка эмоций он хлопнул в ладоши, и блокнот упал на пол.

— А, ну да… — Я немного растерялся. Многие знакомые хвалили мои литературные опыты, но, насколько я знаю, никого из них не вштыривало от них.

— Смотрите! — Создатель уникального детективного метода одним движением выпорхнул из старого глубокого кресла. — Вы — доктор! И вы пишете рассказы! Кстати, «Обратная сторона Земли» — очень прикольное название. А этот… как его… день из жизни этого, как его…

— «Один день из жизни доктора Алексея Михайловича», — изумленно пробормотал я, глядя на своего нового читателя.

— Мне очень понравился рассказ, — закивал он, — потому что короткий. И содержит полезную информацию про ваше отделение.

Я решил, что это одобрение.

— Вы уже осознали всю важность этого сочетания? Доктор-писатель! — Его глаза расширились и смотрели на меня не мигая.

— Пока не очень, — ответил я, раздумывая: это он «с приветом» или я туго соображаю?

— Ну это же элементарно! — закричал сыщик и подхватил блокнот с пола. — Доктор Ватсон тоже был писателем! Поняли? — И, видя недоумение на моем лице, принялся объяснять: — Ну нельзя же быть таким тормозом! Я — детектив, как Шерлок Холмс, а вы — доктор и писатель, как Ватсон! Мне нужен напарник. И наша встреча — это как… яблоко по башке Ньютону! Она перевернет вашу жизнь! Вы рады?

Молодой человек просто светился от счастья. Видимо, приняв мое молчание за знак согласия, а удивленный взгляд за выражение радости, этот юный детектив начал сбор сведений.

— Итак, наше первое дело. Назовем его… «Случай в реанимации»? Нет, банально. «Отравленный любовник»? Звучно, мне нравится. Но можем во время следствия легко поменять название. — Он уселся в кресло и раскрыл блокнот. — Любовница отравила своего любовника, он попадает к вам в реанимацию и умирает на одном из ваших дежурств. И его жена обвиняет и любовницу, и вас в его смерти. Все правильно?

— Ну, если совсем коротко, — согласился я. — Вы, судя по всему, любите краткость?

— Я люблю быстроту, — ответил детектив. — Сейчас я буду вас спрашивать… Кстати, а можно на «ты»?

Я кивнул.

— Кажется, это называется «сбором анамнеза»? — Он посмаковал медицинский термин. — Начнем с начала. Что ты ел в тот день на завтрак? Ну, в день, когда умер этот мужик.

Я думал, что меня уже ничем не удивишь. Однако ошибся.

— Я? А какая разница? Ведь не меня же отравили, — усмехнулся я, глядя, как сыщик что-то рисует в блокноте.

— Никто не понимает, — с сожалением сообщил мне Строганов. — А знаешь почему? Потому что не владеют моим методом. Ты же задаешь вопросы больному, которые тому кажутся дурацкими? Так что вспоминай: что было на завтрак?

— Пф! Разумеется, я не помню. Бутерброды, йогурт, каша, кофе… Ну, что-то из перечисленного точно было. — Я пожал плечами. — Хотя подожди! — Я сам удивился тому, что неожиданно вспомнил. — Я же в тот день жутко не выспался! И есть совсем не хотел. Выпил кофе и поехал на работу.

— Ура! Заработало! — вдруг оживился частный детектив и потер руки.

После пятнадцатого вопроса я перестал их считать. Детектив задавал вопросы не задумываясь, словно они были подготовлены заранее. И требовал таких же быстрых ответов. Часто прерывал меня, не давая договорить, и перескакивал на другую тему.

— Ты знал этого доктора раньше, когда тот еще был здоров?

— Нет, я его увидел первый раз здесь, в реанимации. На второй день после поступления, — рассказывал я. — Он окончил тот же институт, что и я, только немного раньше…

— Ты, когда поднимаешься по эскалатору в метро, считаешь количество ламп?

— Что?! Вроде нет…

— А на том, последнем дежурстве, ты общался с любовницей пациента?.. А с женой?

— Нет. Да. — Я едва успевал отвечать.

— Опиши мне его жену. И любовницу.

— В смысле внешность? — уточнил я. — Жена, она высокая, с хорошей фигурой, глаза…

— Внутренность, — перебил он меня. — Елена Алмазова… кратко. Яснова, тоже кратко. Обеих. Как в Википедии, понимаешь?

Я усмехнулся.

— Волна и камень. Стихи и проза. Лед и пламень.

— Это Пушкин, — проявил осведомленность сыщик. — А твой диагноз?

— Алмазова — она такая… эффектная, умная… И, как оказалось, зловредная. А Яснова — улыбчивая, душевная… с виду, во всяком случае. И подозревается в отравлении… Слушай, я не понимаю, какой диагноз ты хочешь услышать.

— Тоже мне, доктор-писатель, — хмыкнул Строганов. — А во сколько умер Яблочков?

— В два ночи.

— С кем ты дежурил?

— С Анжелой, она очень опытная и ответственная медсестра, и с Пашей, он студент Военно-медицинской академии, медбратом подрабатывает. Толковый парень. И еще санитарка с нами…

— Был ли дождь тем вечером?

— Нет, — ответил я уверенно, вспомнив, как разглядывал через окно двор приемного отделения.

— Во сколько ты ужинал?

— Где-то около девяти…

Я продолжал отвечать, удивляясь, что события той ночи вовсе не исчезли из моей памяти, а были словно спрятаны за закрытыми дверями. И Строганов со своими вопросами-ключами как будто открывал эти двери.

— Какую музыку ты слушал после ужина?

— Музыку? — несколько удивился я. — Да не помню… А почему ты думаешь, что я вообще слушал музыку?

— Потому что на столе у медсестры стоит радио, которое постоянно играет, — буркнул он в ответ. — В тот вечер оно тоже играло?

— Наверное. — Я пожал плечами. — Даже могу точно сказать — играло.

Я прислушался — пел Гарик Сукачев. И в этот момент меня вдруг накрыло воспоминание… Арсений, видимо, задал мне очередной вопрос, но я даже не услышал его, погрузившись в свои мысли.

— Ты чего? — Детектив хлопнул меня по ноге. — Заснул?

— Подожди-ка, — попросил я Строгонова, машинально потирая ушибленное колено. — Я вспомнил…

Вероятно, мой тон подействовал на нетерпеливого сыщика, и он замер, боясь пошевелиться.

— Я точно вспомнил! — громко воскликнул я. — Монитор! Понимаешь?

Арсений интенсивно закивал, хотя явно не соображал, о чем идет речь.

— Я был уверен, что подключал Яблочкова к системе контроля состояния больного! — Я вскочил и возбужденно зашагал по ординаторской. — А оказалось, что нет! Понимаешь? Оказалось, что система была подключена к соседу! Это значит, что я забыл, ошибся… А сейчас я вспомнил! Когда я подключил его к системе, на экране монитора появились цифры: его пульс, давление и сатурация, и я сказал: «Хорошо!», потому что все показатели были в норме, и тут как раз песня дурацкая заиграла: «Хорошо, все будет хорошо…», понимаешь? Я тогда еще подумал, что теперь-то точно у доктора все будет хорошо!

Ух! Я плюхнулся на диван. Просто камень с души свалился…

Арсений, наблюдая за мной, с довольным видом снова потер руки.

— А пошли-ка в ту комнату, — предложил он. — Ну, где больные лежат. В палату.

Мне было так легко, что я был согласен идти куда угодно и вспорхнул с дивана вслед за ним.

В реанимационном зале мой странный знакомый, или, как он сам себя называл, напарник, оживился. Хотя куда уж больше?

— Прикинь, — негромко, но возбужденно говорил он мне, — я в юности любил фильмы ужасов смотреть. Знаешь, там, ожившие мертвецы, зомби… А теперь я стою посреди реанимации! Это еще круче! Тебе страшно тут не бывает?

— Бывает, — усмехнулся я, но не стал уточнять от чего.

— Я так и думал, — закивал он. — А ты в курсе, что душа весит двадцать один грамм? Давай взвесим больного до смерти и после? Только весы нужны точные…

— Я вам сейчас тут так взвешу! — предупредила нас медсестра. Она меняла капельницу у пациента и услышала слова Арсения. — Больных не трогать! Только что всем постельное белье перестелили.

— Я просто показываю молодому доктору, как подключать монитор, — пояснил я, но она уже выходила из палаты.

До нас донеслись ее слова: «Свалились на мою голову…»

— Смотри. — Я показал любителю мистики на провода, тянущиеся от одного из пациентов к монитору. — Видишь, почти все наши больные «мониторируются». Вот идет кардиограмма, вот уровень сатурации, это измерение давления, это…

— То есть если сердце стучит нормально, то эта штуковина вот так пикает? — перебил он меня.

— Типа того, — кивнул я.

— А если остановилось, то?..

— Включается аларм, то есть сигнал тревоги. Я бы показал, но медсестра будет ругаться. — Я заметил, что она как раз вернулась в палату.

— Ты можешь остановить сердце? — восхищенно воскликнул Строганов. — Это круто. А потом снова запустить? Прямо как двигатель в машине, да?

— Нет. Я просто отсоединю электрод от пациента, сигнал прервется, и монитор воспримет это как остановку сердца. — Я улыбнулся наивности этого мудреца.

— А-а, — немного разочарованно протянул он. — Давай попробуем?

— Лучше не стоит, — заверил я частного сыщика и скосил глаза на медсестру. Она сидела за столом и заполняла журнал.

— Почему? — спросил он и мгновенно схватил провод и отцепил его от больного. По экрану монитора поползла изолиния.

— А почему он не сигналит? — удивился естествоиспытатель.

— Черт! — Я вырвал у Строганова провод и быстро прикрепил обратно к пациенту. Ритм на экране восстановился. — Он не сразу реагирует, должно пройти несколько секунд, и тогда он заорет.

— Вау! — искренне обрадовался Арсений. — А если я к себе его приделаю?

— Ну, если у тебя есть сердце и оно сокращается, то пойдет нормальная ЭКГ, — раздраженно пояснил я. — Это же элементарно!

— А если к соседу? — И он указал на лежащего рядом пациента, который, кстати, не был подключен к монитору.

— То же самое. Монитору все равно, к кому ты его подключаешь. Главное, чтобы сердце работало в правильном ритме и с нормальной частотой, и…

— А почему не ко всем подключены мониторы? — перебил меня напарник.

Я вздохнул.

— Потому что ломаются. А новых не дают.

— То есть ты подключил того мужика к монитору, и?..

— И монитор должен был сигнализировать, если бы что-то пошло не так. Но у Яблочкова остановилось сердце, а аларм не сработал, потому что оказалось, что монитор подсоединен к другому пациенту, понимаешь? Медсестра заметила, что больной не дышит и посинел, снова подключила монитор к нему и стала реанимировать, но сколько времени было упущено, никто не знает…

— Я понял, — негромко сказал Строганов. — А медсестра всегда сидит за этим столом? — И он кивнул в ее сторону.

— Да. Их две на ночном дежурстве. Попеременно одна работает в зале, другая идет отдыхать. Если есть возможность, конечно, — добавил я. — А если что-то происходит, то ее вызывают из сестринской.

— А где находится доктор?

— Везде, — улыбнулся я. — В зависимости от ситуации.

— В тот день… — начал было Строганов, но я его перебил:

— В тот день, как назло, медсестра вырубилась. Ну, заснула. Сказала, что проспала не больше пятнадцати минут, но именно в это время с Яблочковым что-то случилось. Когда медсестра проснулась, он уже не дышал. Человеческий фактор. — Я развел руками.

— Заснула прямо за столом? — уточнил Арсений.

Дежурившая медсестра, одарив нас угрюмым взглядом, пошла санировать больного. Загудел аспиратор, запищал монитор, сигнализируя о том, что аппарат ИВЛ отсоединен от пациента. Да и сам аппарат стал трезвонить на всю палату. Медсестра нажала на кнопку временного выключения звука, и стало тише. Арсений с интересом наблюдал за ее манипуляциями. Затем, пока она мыла руки, подошел к столу, полистал открытый журнал учета расходных материалов и потрогал бутылку минеральной воды, из которой пила медсестра.

— А где холодильник? — вдруг поинтересовался он.

— В коридоре. — Я кивком указал направление. На конкурсе самых нестандартных вопросов этот парень явно займет первое место.

Строганов быстро вышел и бросился к холодильнику. Открыв его, он внимательно изучил содержимое. Затем извлек что-то из пакета и съел.

— Вода у нее холодная, я и решил посмотреть, — невразумительно объяснил он свои действия и направился в ординаторскую.

Я, еще раз оглядев пациентов, последовал за ним.

— А в тот вечер медсестра пила минералку? — спросил частный детектив, едва я вошел.

— Анжела кока-колу пила, — вспомнилось мне. — Она часто ее пьет.

— А она не говорила, что вкус был какой-то странный? — поинтересовался частный сыщик.

— Нет. Кстати, я сам ее пил утром, уже после дежурства, обыкновенный вкус. — Я устало сел на диван.

— Ты выпил колы и… — Арсений выжидательно посмотрел на меня.

— Да, меня тоже утром вырубило, но это часто после суток дежурства бывает.

Строганов передразнил меня, причем довольно гнусным тоном:

— «Это часто после суток бывает»! Вы оба пили колу — и вас обоих вырубило! Потрясающее совпадение! — И, не давая мне возразить, продолжил: — Кто из посторонних заходил вечером в реанимацию?

— А с чего ты взял, что были посторонние? Не было… — Я развел руками, но тут нервный сыщик аж замахнулся на меня, и я отпрянул.

— Должны были быть! — прикрикнул он. — Доктор, соберись! Ты ведь уже вспомнил, как подключил монитор к мужику…

— Не к мужику, а к пациенту! — буркнул я. — К тому же доктору.

— Что, мужик не может быть пациентом? А доктор — мужиком? — съязвил Арсений. — Это же элементарно! Убийца, как и я, замаскировался под доктора… или медсестру… или санитарку! Он пришел и подсыпал снотворное в колу… Вспоминай давай!

Я ошарашенно попытался представить замаскированного под доктора убийцу, но перед глазами возникал только Арсений Строганов в образе интерна-невролога. Я усмехнулся видению и отрицательно покачал головой.

— Так, не хочешь, значит… — нахмурился сыщик. — Ладно, пойдем другой дорогой… Вы торчите в той комнате, где лежат больные, все двадцать четыре часа и ни на минуту не выходите, да?

— Нет, конечно, — возразил я. — Возим больных в операционную, на исследования… Или, бывает, в отделения вызывают, если там кто-нибудь помирать начинает… Слушай, — вдруг припомнил я, — на том дежурстве нас вечером вызывали в соседнее отделение, у них там пациент был с остановкой дыхания, зубной протез гортань обтурировал…

— Отлично! — перебил меня Арсений, радостно потирая руки. — И вы все вместе свалили из реанимации? Надолго?

— Санитарка оставалась. А мы ушли минут на десять-пятнадцать, — уточнил я.

— За пятнадцать минут многое можно успеть! — многозначительно произнес Строганов, глаза его блестели. — А когда вы вернулись, кто из посторонних выходил из реанимации?

— Да никто не выходил! Ну, просто в реанимации нас ждали медсестра из отделения гинекологии и доктор из «приемника», — не чувствуя подвоха, ответил я.

— И ты, конечно, хорошо знаешь этих сотрудников? — не скрывая сарказма, спросил Арсений.

Я пожал плечами.

— Медсестру я только мельком видел, с ней Анжела или Паша разговаривали. Они мне потом сказали, что она приходила за магнезией. У них в отделении кончилась, такое бывает иногда, — объяснил я.

— Ты ее, разумеется, не разглядел. — Арсений извлек из кармана мятую маску и надел на лицо.

— Не помню. — Я покачал головой. — Да, она вроде в маске была…

— А доктора ты, конечно, хорошо знаешь, — с улыбочкой предположил он.

— Нет, не знаю, — ответил я с раздражением, поскольку сыщик оказывался прав. — Доктор сказал, что он новенький. Занес нам анализы, но оказалось, что они для кардиореанимации. Перепутал. И вообще, в больнице тысячи сотрудников, я что, должен их всех знать?

Строганов в ответ театрально продекламировал:

— «Сейчас я маску надену, не удивляйся мой друг, когда будет маска страшна!» — Затем сорвал с себя маску и заговорил обычным голосом: — Так вот! Ставлю сотню, что твой новенький врач был в маске! И ты его не запомнил. В плане внешности.

— Ну и что? — хмуро ответил я, уже понимая, к чему он клонит.

— А то! — Строганов не мигая уставился на меня. — Вспоминай, не было ли в этом докторе чего-то странного? Ты же раскусил меня, что я типа не похож на врача, так напряги память вместе с интеллектом и в этом случае!

Я закрыл глаза и призадумался.

— Одет он был вполне обычно для доктора, — начал я вспоминать нашу короткую встречу. — Странно только, что он искал кардиореанимацию, хотя у нас на двери написано «нейрореанимация».

— Это раз, — с важным видом кивнул Арсений.

— Потом, он зачем-то ждал нас, хотя мог просто оставить анализы на столе и уйти…

— Это два! — довольным тоном отреагировал детектив.

— Маска у него была натянута по самые глаза, как у тебя, — продолжал я воскрешать в памяти подробности встречи с доктором. — А доктора чаще всего опускают ее на подбородок, когда не заняты работой с больными.

— Это три! — воскликнул Арсений так, как обычно кричат «бинго!». — А если еще и цвет глаз вспомнишь… И возраст!

— Вряд ли, — покачал я головой. — Хотя постой… — Я вдруг отчетливо вспомнил быстрый удивленный взгляд того доктора: брови приподнялись, глаза округлились… — Темные глаза у него были! Точно! И мне он показался довольно молодым.

— Да ты true detective, — усмехнулся Арсений. — Но это был доктор? Или просто переодетый в доктора чел типа меня?

— Пожалуй, доктор, — подумав, ответил я.

— Но который не хотел, чтобы его могли опознать, и который делал свое темное дело под видом доктора из приемного отделения. — Строганов хлопнул в ладоши. — И, кстати, он вовсе не ждал вас. Он провел разведку, установил следящую аппаратуру и собирался свалить, когда вы пожаловали.

— Какую аппаратуру? — изумился я. — К тому же он заходил в реанимацию около полуночи, а Яблочков умер значительно позже, в два.

— Где-то записывается, кто и когда дежурит в приемном отделении? — перебил меня сыщик, не слыша ни моих вопросов, ни возражений.

— Разумеется, — кивнул я. — Есть график дежурств. Можно позвонить в «приемник»…

— Так звони уже давай! — закричал на меня этот несдержанный тип и забегал по ординаторской.

Оказалось, в тот день работали три доктора, которых я хорошо знал, причем двое из них дежурили и сегодня. Никаких новых врачей на том дежурстве не было… «Да и вообще, мы уже больше месяца ищем в «приемник» доктора, никто не хочет идти!» — сообщил мне по телефону коллега.

— Эврика! — Строганов потер руки и громко запел: — «Стиль, как яд белладонна, с летальным исходом. Ты падкий на промо. Поставь трижды крест на себе, как фанатки Мирона…»

Я пожал плечами. Умный, конечно, может позволить себе подурачиться, но…

— Ты почему еще не звонишь Анжеле и Паше? — строго спросил Арсений.

— Э-э… а зачем?

— Узнать про медсестру из отделения гинекологии, разумеется! Если они ее тоже не знают, то позвонишь туда. Что ты сидишь?

— Они спят, — спокойно, но твердо заявил я. — Я могу позвонить им завтра утром.

От ругательства, которое готово было сорваться с уст Арсения, меня спас зазвонивший телефон. Меня срочно вызывали в отделение.

Строганов собрался было идти со мной. Но я засомневался. Все-таки он такой непредсказуемый, лучше бы подождал меня здесь. Но медсестра мудро заметила, что если мне вдруг понадобится помощник, то юный коллега будет незаменим. А она лучше здесь останется и присмотрит за больными. Я вздохнул и согласился.

— Слушай, а зачем тебе все это надо? — рискнул я спросить у Строганова, пока мы шли в ЛОР-отделение. — Ты так зарабатываешь на жизнь? Или просто адреналина не хватает? Извини, конечно…

— Адреналин — это кайф! И деньги тоже. — Он мечтательно заулыбался.

А я напрягся, ведь мы так и не обговорили стоимость его услуг! Но дальнейшие его слова так удивили меня, что про деньги я и забыл.

— Но самое классное, — Строганов аж остановился прямо посреди лестничного пролета, глаза его горели, — это быть на вершине! Ощущать счастье, понимаешь? А у меня такое бывает, когда я побеждаю зло. Я становлюсь от этого добрее и счастливее! Добро должно побеждать зло, согласен? Вот у самурая нет цели, а только путь. А у меня есть путь и есть цель. Круто, правда? — И он голосом счастливого человека запел: — «We passed upon the stair, we spoke in was and when…» Это моя любимая песня у Дэвида Боуи!

Я поймал себя на том, что стою с открытым ртом, пораженный этим самураем. Больше всего меня изумило то, что говорил он искренне, совершенно не рисуясь и не пытаясь произвести на меня впечатление.

Вернулись мы через полчаса. «Коллега», как я его называл во время консультации, был в восторге. Он только один раз заставил меня вздрогнуть, когда на прощание дал совет дежурной медсестре:

— Если увидите светящихся людей в золотых плащах, сразу звоните нам. Это ангелы пришли за душой!

— Интерн… молодой, сериалов насмотрелся, — виновато пояснил я изумленному медперсоналу. — Шутит неудачно…

— Я это у тебя в книге вычитал, — обиженно отозвался «интерн».

Когда мы вернулись в ординаторскую, Арсений буквально заставил меня позвонить в отделение гинекологии. Пока я набирал номер телефона и вел переговоры, Строганов сидел в кресле и в нетерпении тряс ногой — то одной, то другой. Увы, никто не вспомнил, что было две недели назад, заканчивалась ли магнезия и посылали ли кого-нибудь за ней в реанимацию. Не было и новеньких сотрудниц в последний месяц. Я извинился за ночной звонок и повесил трубку.

Тут Строганов стал выбивать какой-то бешеный ритм ладонями по подлокотникам. Чувствуя, что внутри меня нарастает раздражение, я встал и пошел к выходу из ординаторской.

— Ты куда? — тут же вскочил он.

— Пойду гляну пациентов, — не оборачиваясь, ответил я.

— Я с тобой! — безапелляционным тоном заявил Арсений.

Был час ночи. Медсестра ловкими движениями меняла капельницы, делала уколы, измеряла температуру. Я обошел больных. К счастью, «полет проходил в штатном режиме». Арсений вначале молча следовал за мной.

— А на какой кровати умер Яблочков? — вдруг негромко поинтересовался он.

— Вот на этой. — Мы как раз стояли у той самой «четвертой» кровати, на которой сейчас лежал алкоголик с черепно-мозговой травмой. Выглядел он жутковато: забинтованная голова, ссадины и гематомы по всему лицу, изо рта торчала трубка, ведущая к аппарату ИВЛ.

— Ага, — задумчиво произнес Арсений и стал ходить вокруг кровати, озираясь по сторонам, затем приподнялся на носки, чтобы осмотреть полку, на которой стоял монитор, а потом вообще прилег головой на подушку к пациенту и стал внимательно разглядывать противоположную стену, скользя взглядом от окна до самой двери.

К счастью, пациент был в наркозе, а то испытал бы психологический шок. Чего не избежала медсестра. Глаза ее расширились, она посмотрела на меня, затем кивнула в сторону Арсения и покрутила пальцем у виска. Я пожал плечами и смущенно улыбнулся. Затем Строганов вскочил, встал в ногах у пациента, внимательно посмотрел на его лицо и стал потихоньку пятиться, удерживая его в поле зрения. Не дойдя буквально шага до поста медсестры, он задел столик, на котором в эмалированном лотке лежали использованные шприцы. Столик зашатался, но устоял.

— Осторожно! — рявкнула медсестра. — У «третьего» гепатит, это после него шприцы. — Она подошла, чтобы забрать их.

— А куда их девают? — полюбопытствовал он.

Медсестра вновь уставилась на нерадивого молодого «специалиста».

— Доктор, — повернулась она ко мне, — объясните вашему интерну, куда нужно девать использованные шприцы. Кстати, — она остановилась на полпути с лотком в руках, — это в вашей смене шприцы в мусорку выкидывают? А вы куда смотрите? Старшая нам всем мозги уже вынесла! — заявила она и вышла из зала.

Арсений тут же бросился к сестринскому посту и запрыгнул на стол. Я сдавленно вскрикнул. Строганов, не обращая на меня внимания, приподнялся на цыпочки и зашарил вытянутой рукой по верху железного шкафа, в котором располагался электрощиток.

Меня, словно невралгией, прострелила мысль: если сейчас войдет дежурная сестра, то она вызовет нам психиатрическую бригаду.

— Эврика! — радостно крикнул он и спрыгнул со стола. — Нашел! — заговорщическим тоном сообщил он мне и потряс левым кулаком, в котором явно было что-то спрятано. — А что она там про шприцы говорила? — как ни в чем не бывало поинтересовался он.

— Про шприцы? — Я еще не пришел в себя от изумления. — А, да просто во время того дежурства кто-то выкинул использованный шприц в мусорное ведро.

— Ну и что? Разве это не мусор? — теперь удивился Арсений. — Не за окно же их выкидывать?

— Нет, разумеется. Их собирают в специальные контейнеры с дезраствором, причем отдельно от игл. А тогда кто-то случайно, наверное, выбросил… Хотя странно, — добавил я, — опытная медсестра никогда так не сделает…

Я замолчал, потому что Арсений, расплывшись в улыбке, схватил лежавшую на столе ручку и, держа ее словно кинжал, стал приближаться к кровати, на которой когда-то лежал Яблочков. Затем он изобразил то ли статую дискобола, то ли пролетария с булыжником и… нанес пациенту воображаемый удар ручкой.

— Это укол шприцом, — громким шепотом прокомментировал он, затем развернулся, протопал к выходу, резко остановился и запустил ручкой в мусорное ведро. Вся эта пантомима была очень комичной, но мне было не до смеха. Буквально через секунду в зал вошла медсестра. Я облегченно вздохнул…

По дороге в ординаторскую сыщик зарулил в процедурный кабинет.

— Это здесь хранятся шприцы? — полюбопытствовал он. — Можно взять один?

Я не успел ответить, как он стащил не только шприц, но и пару перчаток.

В ординаторской я в изнеможении упал на диван. Строганов остался стоять, его переполняли эмоции.

— Как я и предполагал, чтобы следить за вами, в зале была установлена микрокамера, и ее закрепили с помощью скотча! — Строганов разжал кулак. Я, ожидая увидеть камеру, даже вскочил с дивана.

— Что это? — спросил я, разглядывая кусок скотча.

— Это я нашел на железном шкафу. Им была прикреплена камера, — гордо сообщил мне частный детектив.

— Да ладно, — возразил я, — и никто ее не заметил?

— Камеры для скрытого наблюдения с вайфай-передачей настолько маленькие, что ты ее и днем-то не разглядишь! — закричал на меня Строганов. — А ночью — тем более! Или ты по железным шкафам по ночам с фонарем лазаешь? Или ты…

— Хорошо-хорошо! Если уж ты кусок скотча нашел, то, конечно, там была видеокамера, что же еще. — Я постарался скрыть иронию.

Строганов несколько секунд молчал, с подозрением глядя на меня.

— Да, скотч — лучшее доказательство! — наконец согласился он и принялся расхаживать взад-вперед с видом человека, решившего задачу тысячелетия. — Что ты стоишь? Садись и слушай! В моем методе вначале надо определить, как совершили преступление. — Он на мгновение остановился и достал из кармана шприц. — А потом уже придумаем, кто это сделал. Итак! Что мы обнаружили? Видеокамеру, шприц в мусорке, двух посторонних людей в реанимации ночью. Отлично. Вернемся к началу истории. Мужика травят, подсыпав яд в мартини…

— Кто? — непроизвольно вырвался у меня вопрос.

— Я же говорю, это неважно… — скривился Арсений и махнул рукой.

— То есть как «неважно»? — изумился я.

— Ну хорошо, — нетерпеливо согласился сыщик и возобновил движение по комнате. — Пусть это сделала любовница. Допустим даже, что следователь прав насчет мотива преступления: любовник пообещал ей бросить жену и жениться, а потом передумал. И профессиональный навык есть — она же медсестра. Она угощает любовника отравленным мартини, а мужик оказался не Джеймсом Бондом и после выпитого коктейля попадает с тромбом в башке к вам в больницу…

— Ишемический инсульт называется, — угрюмо сказал я, наблюдая этот театр одного актера.

— Вы этот тромб растворяете, и мужик, вместо того чтобы отправиться с ангелами на небо или с чертями в ад, начинает поправляться. — Глаза Строганова сверкали, как угли в адском костре. — Любовница понимает, что ее план не сработал и мужик скоро выкарабкается. Нужно срочно предпринимать какие-то действия… — Он умолк.

— Например? — машинально поинтересовался я.

— Сбор информации! — громким шепотом сказал Строганов. — Она налаживает контакты с вашим персоналом. Типа хочет подружиться. Чего-нибудь вкусненькое приносит… Было такое? Наверняка было! Вы ведь даже пропускали ее в реанимацию!

— Мы всех пропускаем, — возразил я, вспоминая намеки следователя про взятки персоналу.

— Но всех вы пускаете днем, правильно? Это написано на табличке при входе. А любовница приходила по вечерам, разве не так? — Строганов ткнул в меня пальцем. — Каждый вечер она проникает в отделение. Спрашивается: зачем? А?

— Зачем? — повторил я, нахмурившись.

— Чтобы самой следить за состоянием больного, ведь она медсестра и должна разбираться в этом, это раз! Чтобы посмотреть, как устроено ваше отделение, это два. Разузнать, сколько вас в нем толчется, это три…

— Мы работаем, а не толчемся, — поправил я дедуктирующего сыщика.

— Вот-вот, — кивнул он, — вникнуть в специфику вашей работы, как я сегодня. А еще ей надо было сделаться «своей» среди вас, чтобы на нее уже не обращали никакого внимания, — это э-э… — Он сбился со счета.

— Четыре, — напомнил я.

— Ага. И за полторы недели ежедневных визитов ей это удается! Далее! В тот вечер, когда вы все унеслись кого-то спасать, ее сообщник под видом доктора из приемного отделения проник в реанимацию, установил видеокамеру таким образом, чтобы был виден пост медсестры, сам Яблочков и выход из зала… — Арсений замолчал, ожидая моих возражений, но, поскольку их не последовало, продолжил: — Затем, он добавляет в бутылку с колой, которую пьет медсестра, какое-нибудь сильное снотворное. Тут появляешься ты. Он, поговорив с тобой, сваливает. Преступники в режиме реального времени наблюдают за реанимационным залом, находясь за его пределами. Видят дежурного врача, который уходит в ординаторскую. Смотрят на медсестру, которая уснула, сидя за столом, и понимают, что удобный момент настал! Она входит, как и раньше, с черного хода…

— Кстати, в тот вечер я любовницу в реанимации вообще не видел, — перебил я поток мыслей Арсения. — Ну, так что ты там про сбор информации в двадцать первом веке говорил? — усмехнулся я, глядя на его растерянное лицо.

— Точняк! — вдруг заорал он так громко, что я подскочил. — Потому что она была переодета в медсестру из отделения гинекологии! Ты чего молчишь? — вдруг обратился он ко мне. — Или просто под впечатлением?

— Восхищаюсь твоей фантазией, — вздохнул я и покачал головой.

— Молодец! — неожиданно похвалил меня Строганов. — Это, кстати, и есть второй пункт моего метода — фантазия! Чем отличается гений от просто талантливого человека? — тут же переключился он на другую тему. — А тем, что гений обладает немыслимой фантазией, которая не мешает ему, и он…

— А можно вернуться к убийству? — перебил я фантастического сыщика.

— Ты сам меня перебил! Итак, фальшивый доктор установил видеокамеру, пока любовница Яблочкова под видом медсестры из отделения гинекологии стояла на шухере. Затем они уходят, но недалеко, чтобы не потерять сигнал от камеры, и наблюдают. И как только настает момент, когда медсестра вырублена кока-колой, а доктор уходит в ординаторскую, любовница тут же проходит в реанимационный зал, быстро снимает провода со своей жертвы и перекидывает их на соседа, достает шприц с каким-то ядом… Может, опять змеиный яд?

— Мышечный релаксант, — предположил я, вспомнив посиневшее лицо доктора.

— Как? Мышиный релаксант? — встрепенулся Арсений. — Черт его знает, может, и крысиный. Укол сделан, пациент начинает помирать, ваша медсестра все еще дрыхнет, а монитор молчит, потому что у соседа… Как ты там говорил?.. Правильный ритм? И дело сделано! Перед уходом убийца, чтобы побыстрее избавиться от улики, выбрасывает шприц в ближайшее мусорное ведро. Разумеется, на ней были перчатки. Затем просыпается дежурная медсестра, начинается реанимация, но пациента уже не спасти. А утром доктор Агапов допивает кока-колу медсестры и тоже вырубается, — закончил он и воззрился на меня. — Ты чего молчишь?

— А что я должен сказать? — поинтересовался я, раздумывая, обидится ли он, если я назову его версию полным бредом?

— Что это гениальная догадка, — недовольно пояснил он. — Это первая версия и первые подозреваемые. Дальше…

— Первые? — усмехнулся я. — Будут и другие?

— Конечно, — подтвердил Строганов. — Мы же еще в начале пути! Подозреваемых будет много, например, те, кто дежурил с тобой: медсестра и медбрат. Тебя мы исключаем… — деловито добавил он.

— Ну, спасибо! — воскликнул я.

— Не за что. Ты не можешь быть причастен к этому делу, поскольку не обратился бы тогда ко мне за помощью, — совершенно спокойно пояснил Строганов.

— Ты меня успокоил, — съязвил я.

— Правда? Это хорошо, — искренне обрадовался этот логик.

— Вот в ком я уверен, так это в Анжеле и Паше, они точно не имеют к смерти Яблочкова никакого отношения, — как можно тверже и решительнее высказал я свое мнение.

— Да что ты говоришь? Не имеют отношения… — недовольно воскликнул Арсений. — Может, у тебя есть версия, кто имеет отношение? А? Может, ты вообще свою версию предложишь? — И он свысока посмотрел на меня.

— Да. — Я с серьезным видом кивнул в ответ, чем вызвал на лице сыщика выражение неподдельного испуга. — Самоубийство! — добавил я с нескрываемым сарказмом.

Сыщик замер. Страх, злость, растерянность, а затем… искренняя радость — вот эмоции, которые мгновенно появлялись и так же быстро исчезали с его лица.

— Нет! — заорал он наконец. — Это не может быть самоубийством! Потому что он не дошел бы до мусорного ведра, чтобы бросить туда пустой шприц! А завалился бы по дороге! Или дошел бы? — Строганов впился в меня глазами.

Я вздохнул и сознался:

— Я пошутил.

— А я уже по правде подумал, что упустил такую версию… — Сыщик выглядел расстроенным, как если бы реаниматолог забыл алгоритм ABCDЕ^[3].

— Ты говорил про вторую версию, — сменил я тему.

— Да! По второй версии убийцей является… — Он выдержал паузу. — Жена покойника, мадам Алмазова!

Я в удивлении развел руками и даже не знал, что сказать.

— Она узнала про любовницу и решила отомстить! Отравить их обоих. Муж собирается куда-то с бутылкой мартини. К кому? Явно не на футбол. К любовнице, конечно. И она подмешивает в бутылку яд… Но что-то пошло не так — любовнице яд почему-то не навредил, да и муж не до конца помер, а потом еще и выздоравливать начал. Тогда она решила убить мужа в реанимации, нашла сообщника — фальшивого доктора, и потом все по плану: поставить видеокамеру, нейтрализовать монитор, усыпить медсестру и сделать укол с ядом. А чтобы свалить вину на любовницу, она пишет заявление в полицию. Так, кстати, делают все…

— Кто все? И что делают? — озадаченно переспросил я.

— Убивают мужей и подставляют любовниц. Или наоборот, — пояснил Арсений и добавил весьма противным тоном: — В детективах, конечно.

— Погоди, — остановил я новый полет фантазии частного сыщика, — давай вернемся в реальность. А кем тогда была якобы медсестра из отделения гинекологии, которая стояла на шухере?

— Кем-кем, медсестрой из отделения гинекологии, которая пришла за лекарством, — не моргнув глазом ответил Арсений.

Я закрыл лицо руками и помотал головой. Сколько же еще бредовых идей мне придется выслушать за эту ночь?..

— Значит, и вторая моя версия тебе не понравилась? — насупился Арсений. — Хорошо, ты вынуждаешь меня перейти к третьей: убийца берет в сообщники кого-то из твоих — Анжелу или Пашу, — ядовитым голосом заявил мстительный сыщик.

— Да что ты к ним привязался! — в сердцах воскликнул я. — И вообще, ты говоришь прямо как следователь Воронцов! Теми же словами!

Строганов вспыхнул:

— Следователь придерживается схем раскрытия преступлений, которым его научили в университете! А я…

— А ты университетов не кончал, — съязвил я. — Жизнь — твои университеты!

— Хорошо сказал, — удивленно отметил этот наивный самородок. — Так вот, иногда даже гениальным сыщикам приходится идти по следу обычных детективов.

Я не выдержал и захохотал.

— Но знаешь, что самое странное и непонятное в этой истории? — вдруг поинтересовался этот непризнанный гений частного сыска.

— Даже не берусь предположить, — пробормотал я. Легче предугадать полет птицы, чем его мысли.

— У меня же был выбор в тот день! Ну, когда я познакомился с вашей докторессой Натальей, — непривычно задумчиво произнес Строганов. — Сходить на свидание с подружкой или на тренировку по тхэквондо. И я выбрал путь битвы! Так вот, это третий пункт моего метода! — Я, признаться, уже забыл про первые два! — Пред-о-пре-де-ле-ни-е! — внушительно и по слогам проговорил он, а затем добавил уже будничным тоном: — Я посмотрел в интернете, что это означает. Ну что, полный вперед? По пути к битве? — Он подскочил, словно освободили сжатую пружину. — Мы должны срочно встретиться с любовницей ныне покойного Яблочкова, затем с его женой, еще ты должен будешь созвониться с Анжелой и Пашей, выяснить про медсестру из отделения гинекологии. Так, я никого не забыл? Тогда одеваемся!

— Что, прямо сейчас? — Я оставался сидеть на месте.

— А чего ждать-то? — искренне удивился Арсений. — Ах да, надо выяснить их адреса. Ничего, по дороге как-нибудь узнаем! Давай вставай!

— Я вообще-то на работе, — напомнил я нетерпеливому сыщику.

— Ну и что? — воскликнул он, подскочив ко мне. — Ты хочешь сказать, что до утра не можешь уйти? У тебя же медсестра есть, пусть она присмотрит за…

— Исключено, — прервал я его твердым, как железо, голосом. — А вот насчет адресов жены и любовницы я могу…

— Так что ты сидишь?! — завопил Строганов.

Не обращая внимания на скакавшего вокруг меня взрывоопасного типа, я не торопясь вытащил из ящика стола ксерокопию истории болезни. Бросилась в глаза надпись на титульном листе: «дата и время смерти»… Строганов воспользовался заминкой и выхватил у меня пачку листов.

— И что? — Он просматривал их, роняя часть на стол, часть на пол. — Где здесь могут быть адреса? О, эврика, я нашел его адрес, а значит, и адрес жены! Видал? — И он с гордостью протянул мне ксерокопию титульного листа истории болезни, напоминая своим видом интерна, самостоятельно поставившего диагноз.

— Это если они с женой вместе прописаны, — снисходительно пояснил я. — Сюда записывают место прописки из паспорта. Оно не всегда совпадает с реальным местом жительства.

— Какая глупость! — отреагировал Арсений. — Но все равно, это полезная информация! А как тогда узнать адрес любовницы? Почему его не записали?

— Там должна быть копия сопроводительного листа «Скорой помощи», — раздражаясь, ответил я и стал отнимать у сыщика документы. Это оказалось непросто. — Вот, смотри, с этого адреса его привезли…

Но Строганов тут же вырвал из моих рук найденный листок.

— Улица Белинского! — воскликнул он. — Значит, это адрес его любовницы? Отлично! Так, теперь, когда у нас есть адреса, нужно ехать на встречу с подозреваемыми!

— Они спят, — перебил я его. — Сто процентов. И двести процентов, что не будут с тобой разговаривать.

Строганов угрожающе зарычал, по-другому не скажешь.

— И что ты предлагаешь сейчас делать? Ждать всю ночь?! — произнес он тоном пациента, которому предложили подождать «Скорую помощь» до утра.

— Лично я работать буду.

— Хорошо! — Детектив сощурился. — Раз уж мы не можем сейчас поехать и пообщаться с женщинами покойника, раз уж ты так переживаешь за сон своих сестер и братьев, то сейчас, так уж и быть, работай доктором. Но! — Тут он воздел руки к потолку. — Вопрос в том, чем заняться мне?

— А ты можешь лечь спать. Вон диван, — гостеприимно махнул я рукой в сторону предмета мебели для отдыха.

— Ну уж нет. — Арсений резко помотал головой. — Я, когда занимаюсь расследованием, вообще не сплю! Не могу. Много адреналина вырабатывается. А вот музыку могу послушать.

И он стал копаться в лежащих на полке CD-дисках.

— Какой отстой. — Лицо Строганова перекосила гримаса отвращения. — О, нашел хоть что-то. Muse. «Assassin». Как раз в тему.

Он завалился на диван, подпевая британским музыкантам. Я, сделав звук потише, сел писать истории болезни. «Assassin is born, yeah!» — доносилось до меня. Каково же было мое удивление, когда следующую песню перекрыл мощный храп: музыкальный сыщик дрых, несмотря на адреналин, музыку и нетерпеливость.

Ну и тип. Я покачал головой. Полный неадекват. Таких знакомых у меня еще не было. Но я с удивлением отметил, что, несмотря на свои странности и привычки, порывистость и нетерпеливость, этот свалившийся на меня напарник мне понравился.

Я поднял с пола блокнот сыщика и полистал его. Десятки рисунков, причем ни один не относился к нашему делу. Разве что портрет Эраста Петровича Фандорина в профиль.

«Уверенно врущему верят больше», — подумал я про Строганова. Самое удивительное, что он сам искренне верил в свои версии. А я?

Утром я не дозвонился ни до Анжелы (ее телефон был просто выключен), ни до Паши — он, скорее всего, был на учебе и трубку просто не брал. Как писал сэр Артур Конан Дойл, «две оборванные нити»…

Так я и сказал этому «Шерлоку», когда разбудил его утром, часов в семь.

— Чего так рано? — раздраженно произнес он, но, впрочем, тут же вскочил и запел какой-то рэп: — «Все переплетено. Море нитей, но потяни за нить, за ней потянется клубок. Все переплетено, но не предопределено!»

Примечания

3

Алгоритм ABCDE — эффективный метод оценки состояния нестабильного больного, находящегося в критическом состоянии.