Офицеры. Книга вторая. У края

Роман Булгар

Трилогия «Офицеры» повествуют о самых простых людях, которые живут и ходят рядом с нами. Книга об армии, взгляд на нее, на ее проблемы изнутри глазами тех, кто на своих плечах выносил все тяготы и лишения воинской службы, тех, кто не шагал легко по ступенькам служебной лестницы, движимый вверх всемогущими членами особой военной касты.

Глава первая

СВ

1

СВ — случайная величина, случайная встреча, серые волки, спальный вагон, средние волны, смутные времена, сухопутные войска, снайперская винтовка…

Кому и как больше нравится…

Вдоль тенистой аллеи по Пироговской, изящно покачивая на ходу стройными бедрами, отстукивая веселую дробь, продвигалась молоденькая девушка. На вид ей было не больше восемнадцати, от силы двадцати лет. Короткая джинсовая юбка подчеркивала высоту ног, обутых в безумно дорогие для простого обывателя туфельки на тонких каблучках-шпильках. Живые и умные глаза укрывались за модными очками с фирменной треугольной лейбой.

Миновав по пешеходному переходу оживленный перекресток, молодая особа уверенно зашагала по Штабному переулку вдоль длиннющего каменного забора, на который гипсовой лепниной нанесли, окрасили в красный колер большие пятиконечные звезды.

Пройдя еще метров сто, девушка остановилась возле высоких дверей пятиэтажного старинного здания, привычно легко нажала на кнопку звонка. Открыли не сразу, пришлось ей звякнуть еще.

— Кому спишь?! — с едва заметным раздражением произнесла дева, завидев в приоткрывшемся небольшом квадратном окошке помятую физиономию часового. — Не спи, замерзнешь…

— Те чё надо, шалава? — угрюмо буркнул парнишка с автоматом за плечом, которого успела прихватить в свои тиски полуденная дрема. — Шла бы ты куда подальше, приблуда вокзальная…

Даже толстенные каменные стены здания старинной постройки не спасали от всепроникающей жары. За все летние месяцы они так прогрелись, что сами излучали тепло, как добротная русская печь. В помещении густо замешалась невыносимо спертая духота.

Ее не мог развеять временами залетавший сквозь приоткрытые окна слабый ветерок, приносивший с собой потоки раскаленного воздуха. Обильный пот крупными каплями стекал по лицу воя, от него насквозь промокла форменная рубашка. На парадном кителе влажно расплывались темные пятна, от которых неприятно несло.

— Я иду к ЧВС, — безапелляционно заявила девица. — К Члену Военного Совета округа. Дошло?!

— Дык… хоть к самому Горбачеву! — коротко хохотнул боец.

Его ужасно рассмешили слова, на его взгляд, подзаборной девки, одной из шалав, что десятками облепляли металлическую ограду их училища, изготовленную из стволов отслуживших свой век артиллерийских орудий времен русско-турецких войн.

— Скажи своему начальнику, что Славка пришла, — настырная девица не хотела отступать. — Бегом! Кому стоишь?!

На всякий случай, чтобы снять с себя всякую ответственность, воин решил тренькнуть в караульное помещение.

— Часовой второго поста курсант Слинько, — доложил он в трубку. — Тут девка, какая-то Славка, рвется к заму командующего.

— Гони ее в шею! — раздалось неприлично громко в ответ. — Хай топает ножками до бюро пропусков. Там ее зараз приласкают…

Получив ценное и исчерпывающее указание, часовой дословно передал его и грубо захлопнул окошко. Свою миссию он выполнил и ни на йоту при этом не отступил от положений Устава и Особых обязанностей часового на посту. А дальше, хоть трава не расти…

— Вот… урод! — отступив на шаг, возмущенно воскликнула девушка, но стучать, барабанить в закрытую дверь она не стала, гордость ей не позволила. — Погоди, прищемят те яйца, кусок де…

Отпустив в адрес бойца пару нелестных предложений, Славка решительно развернулась и зашагала дальше. На углу здания она чуть не столкнулась с молодым человеком в новенькой офицерской форме с двумя лейтенантскими звездочками на погонах.

— Пардон, девушка! — юноша из вежливости тут же принес свои извинения, хотя именно на него налетели со всего разбегу.

Не повернув головы в его сторону и ничего не ответив, Славка понеслась дальше. Дело таилось не в отсутствии воспитанности у нее и умения вести себя, нет, просто ей катастрофически не хватало времени. А своим отказом пропустить девушку через свой пост воин с автоматом за плечом загнал ее в глубокий цейтнот…

Молодой лейтенант задумчиво провел пальцем по нижней губе и неодобрительно качнул головой. Он узнал, чуть не сбившую его с ног, особу женского пола. Он не раз лицезрел ее. И даже слышал, как ее зовут, просто имя сразу не вспомнил. Было известно ему, чьей родственницей она является. Не составляло для него большого секрета то, кому и кем она приходится.

Однако ни первое, ни второе, ни наличие тяжких проблем не могло оправдать, по сути, хамского поведения молодой особы.

Наручные «Командирские» часы Рэма в позолоченном корпусе показывали 12.17. До отправления поезда оставалось около двух часов. Времени у него — вагон и целая прицепная тележка, если посмотреть с позиции индивида, полностью подготовившегося к отъезду. И у него совсем не оставалось времени, если глянуть на все глазами человека, который не успел самого главного: наконец, протянуть руку, сделать шаг к примирению со своей обожаемой и ненаглядной женой. С той, с которой умудрился вдрызг разругаться перед самым своим отъездом.

Впрочем, шаг навстречу он сделал, предпринял попытку, хотя бы в самый последний момент, если не все, так кое-что исправить.

Преодолевая себя, Рэм зашел в Приморский отдел милиции, где работала его Дина. Но жены, как назло, в нужный час на месте не оказалось. Она выехала по своим срочным делам.

За окошком в дежурке сидел капитан в толстых очках, которого он не знал. И толком ничего от дежурного по части Рэм так и не добился. На все его вопросы капитан лишь стеснительно пожимал покатыми плечами и щурился подслеповатыми глазами. Сидит себе человек на стуле, сутками напролет протирает казенные штаны. И представляет собой пустое место, что есть оно, что его нет…

— Передайте Динаре Борисовне, — отчаявшись что-либо узнать, Рэм обреченно махнул рукой, — что поезд отходит в 14.15.

— И это все? — дежурный услужливо выгнул шею, размашисто черкая ручкой в своей потрепанной и исписанной рабочей тетради.

Сердце в груди у юноши бешено заколотилось. Ему хотелось бы столько жене передать. Но у него не имелось никакого желания выносить их разладившиеся отношения на суд общественности.

— Она сама все поймет, — сдерживая внутреннее волнение, произнес лейтенант. — Только не забудьте, товарищ капитан, все ей дословно передайте.

Пружинисто приподнимаясь к окошку, капитан заверил:

— Я все передам, я передам…

В длинном и узком коридоре царил полумрак, линолеум мягко глушил звуки шагов. Толкнув от себя массивную дубовую дверь, Рэм вышел на свежий воздух, невольно прищурился от ударившего по глазам яркого солнечного потока.

— Вот и все… — лейтенант, пройдя по внутреннему дворику, вышел за невысокую металлическую оградку.

Теперь от него практически ничего не зависело. Оставалось ему терпеливо ждать. Если Дина придет на вокзал, то им еще выпадет шанс понять друг друга, по крайней мере, попытаться найти тот или иной разумный выход.

На выбор мог он пройтись пешечком или же одну остановку проехать на трамвайчике. Но, вспомнив, какая духота каталась на ту пору в вагончиках, хоть там и открывали все окна, Рэм от затеи слегка сократить себе путь отказался. А потому он, особо никуда не торопясь, двинулся по направлению к Куликову полю, где по пути на него, задумавшегося, вихрем налетела Славка…

За окном, весело перестукивая колесными парами на стыках отполированных до блеска рельсов, по-старчески дребезжа, шел по кругу, катился экскурсионный трамвайчик. Высокий и раскидистый платан загораживал дом от жгучих солнечных лучей. Он сохранял тенистую прохладу, но от городского шума ничуть не спасал.

Боясь разбудить спавшего рядом с нею парня, женщина тихо поднялась, босиком прошлепала по дубовому паркету, прикрыла форточку. И назойливо беспокоящие шумные звуки кипевшей на улице жизни отдалились и приглушились.

Опустившись в глубокое мягкое кресло, Наташа посмотрела на самого дорогого и близкого для нее человека, приложив пальчик к полураскрытым губкам, задумалась. Она его любила. Да, любила…

Любила его до дрожи в коленках, до умопомрачения, когда от одного его голоса екало сердечко и тут же пускалось вскачь.

Все время казалось, что она случится еще не скоро, но вот и разлука подобралась, постучала накануне вечером в дверь…

— Костик! — Ната радостно всплеснула руками, когда увидела на пороге своей квартиры лейтенанта в новенькой форме.

Военная форма всегда была ему к лицу, выгодно подчеркивала все достоинства его по-спортивному подтянутой фигуры. Модные чешские форменные туфли на резинках матово блестели. Идеально отутюженные брюки сидели на нем, как влитые. Защитная рубашка на нем — тоже импортная, привезена из Чехии. Дорогой галстук из сукна для генеральского состава и выточенная на заказ заколка…

— Я зашел к тебе на пару минут попрощаться, — огорошил гость Наташу своими намеренно сдержанными словами.

— И мы, — голос ее предательски дрогнул, — мы с тобой больше до твоего отъезда не увидимся?

— Вечером собираемся с друзьями. Они настаивали, и я не смог отказать им… — прикрыв за собой дверь, парень растянул свои губы в деланно беспомощной улыбке.

На самом деле, Костик немного лукавил. Особо таковых у него друзей среди однокашников не числилось. Все четыре прошедших года учебы он в силу определенных причин дистанцировался от общей курсантской массы. Жил он не в пустоте, нашлись два-три человечка, что постоянно крутились возле него. Но на то имелся у них свой далеко идущий «шкурный» расчет. Дружки пользовались его положением, извлекая для себя любую возможную выгоду.

— А я думала, — женские глазки потухли, подернулись влажной пленкой, — что ты немного у меня посидишь…

К прощальному ужину при свечах она наготовила множество всякой вкуснятины… И вот все ее старания пойдут прахом. А она старалась, жутко старалась, норовила напоследок угодить ему.

— Ната, — гость посмотрел на свои часы одной небезызвестной японской фирмы, — хорошо. Думаю, если я у тебя чуток задержусь, ребята на меня сильно не обидятся.

Кидая на хозяйку влюблено-преданные взгляды, Костик в душе про себя усмехался и ликовал. Ему снова удалось все провернуть таким боком, будто именно он и с неохотой уступает ее желаниям.

— Стол готов! — радость блеснула в Наташиных глазах.

— Потом стол, все потом! — шумно выдохнул молодой человек, притягивая к себе податливое женское тело.

Для себя он еще окончательно не решил: останется ли у нее ночевать или вернется к себе домой. Во всем таились свои плюсы и минусы. Ната безотказно и с радостью согласна выполнять все его желания, а родная жена начнет, по обыкновению, выкаблучиваться, строить из себя обиженную на весь свет недотрогу.

Дражайшая супруга легко могла выкинуть любой фортель и на прощание испортить последнюю ночь перед отъездом…

— Я очень тебя люблю! — жарко шептали его губы, в то время как Костик ловко освобождал ее от одежды.

Его мягкие ладони ласково прошлись по обнаженной женской спине, и по ее телу побежала незатихающая дрожь. Мужчина умел обращаться с женщиной, знал он все ее наиболее чувствительные места и искусно манипулировал ими…

— Костик, я умираю! — томно выгибаясь, выдохнула Наташа, когда жаркие губы коснулись быстро затвердевшего комочка на левой груди, а следом и на правой.

Прикрыв глаза, она не видела, как по мужскому лицу плыла не совсем бы понятая ею улыбка. Теснились в ней мужское торжество и снисходительное пренебрежение самца к покорно отдающейся ему самке. Мелькало и еще что-то, неуловимо ускользающее…

Начальник бюро пропусков, дебелый старший прапорщик в зеленой форменной юбке, в мгновении ока все поняла и трясущейся рукой оформляла Славке соответствующий разовый документ.

— Я счас… я быстренько…

Просидевшая в своем кресле без малого девятнадцать лет, она хорошо понимала, что без оргвыводов неожиданный визит молодой особы не закончится. На ее писанину ушло минуты три-четыре.

— Все, Мирослава Аркадьевна, можете идти…

Еще минут восемь потратила девушка на то, чтобы добраться до нужного ей кабинета, поочередно минуя многочисленные посты и часовых, всякий раз предъявляя им разовый допуск.

— Ваш пропуск…

Внимательно пробегая глазами по выданному ей документу, бойцы сверяли правильность его оформления с образцами на доске документации. Разрешением для прохода на тот или иной пост служили определенные значки: кружки, квадратики, треугольники, звездочки. И лишь определенный набор давал счастливому их обладателю право беспрепятственно проникать на любой объект.

На третьем этаже Славку остановили и потребовали предъявить документ, удостоверяющий личность.

— Без паспорта ваш пропуск недействителен, — поправляя очки, в категоричной форме заявил ей часовой.

Снова на пути у нее оказался слишком дотошный и охочий до службы боец. Славка растерянно моргнула:

— Понимаете…

Выручил ее адъютант зама командующего. Тот быстро уладил возникшее недоразумение.

— Все ее документы у меня, — ловко вывернулся из щекотливой ситуации капитан. — Мы, понимаешь, оформляем ее личное дело…

Попав в затруднительное положение, часовой спасовал, дал задний ход, не решился настаивать на строгом соблюдении всех положений и инструкций, неуверенно пожал плечами:

— Если она с вами…

Закрепляя достигнутый им успех, капитан важно добавил:

— Она сейчас пройдет со мной. Все в порядке…

Облегченно вздыхая, Славка поспешила вслед за адъютантом, который благополучно доставил ее до двери, оббитой кожей и со знакомой табличкой. Глянув на золотые часики, девушка досадливо поморщилась. На свое вынужденное путешествие таракана вокруг стакана она потеряла больше двадцати драгоценных минут…

Настенные часы показывали половину первого. За окном вовсю жарило, парило полуденное солнце, а в небольшой однокомнатной квартире в трехэтажном доме сталинской постройки на Томаса, у Куликова поля, хранилась относительная прохлада. Высоченные потолки и толстые стены из ракушника спасали от духоты.

Накинув на себя прозрачный пеньюар, Наташа прошла на кухню. Мойку доверху завалили немытой посудой. Вечером руки до нее не дошли. Ужин на двоих при свечах затянулся до полуночи.

… — Все, мне пора! — Костик решительно поднялся и отбросил в сторону накрахмаленную салфетку.

В ожидаемо затянувшемся спектакле прощания ему оставалось сыграть последний акт. Точнее, ему следовало вынудить женщину к тому, чтобы она уговорила его остаться. Уходить Костику уже не хотелось. Он был сыт, в меру пьян, в нем снова проснулось и росло желание обладать женщиной. Чудной, восхитительной женщиной!

Его мужское самолюбие сильно тешило то, что у него имелась роскошная любовница, холенная и ухоженная, умеющая стильно одеться и непринужденно вести себя в приличном обществе.

Правда, в роли своей жены Наташу он никогда не видел. По нескольким причинам. Ната старше его на целых девять лет. За ней не числилось влиятельных родственников, как за его законной супругой, с которой он познакомился значительно позже.

— Костик, не уходи! — женские руки приблизились и легли на его плечи. — Мне с тобой хорошо!

— Ты, понимаешь… — гость показал, что начинает колебаться.

И его знак вмиг заметили и правильно истолковали. От робких уговоров хозяйка перешла к более решительным действиям.

— Не уходи! — своим телом она загородила дверной проем.

Одним неуловимым движением женщина сорвала заколку с волос, и они густой волной рассыпались по ее плечам. Быстрые пальчики забегали по ряду мелких пуговок, расстегивая их.

— Ната! — парень лишь для вида попытался ее остановить, а у самого толчками погнало горячую кровь, распаляя желание.

Раскрытое, освобожденное от застежек легкое летнее платье скользнуло к ногам, и обольстительница перешагнула через него, выпрямилась, гордо распрямив свои плечи и выставив вызывающе торчащие упругие холмики. Не зря Наташа с детства занималась балетом. Осанку имела она потрясающую…

2

В просторном кабинете зама командующего округом веяло прохладой. Два мощных кондиционера трудились денно и нощно.

На время покинув свое рабочее место, генерал-лейтенант Мартов вальяжно восседал в удобном кожаном кресле. Напротив него, скромно сведя коленки, туго упакованные в черные чулочки, сидела элегантная дама лет эдак тридцати. Она с большим трудом добилась встречи, намериваясь взять интервью у ЧВС, и сильно смущалась, робея перед человеком, облеченным немалой властью.

— На чем мы остановились, Дарья Михайловна? — генерал на мгновение прервал свою вдохновенную речь.

Битый час он без остановки высокопарно разглагольствовал о том, что офицерский корпус представляет собой элиту советского общества, что в нем собраны все сливки. Говорил о высочайшем моральном духе, о глубоком нравственном и идейном воспитании.

— Мне хотелось бы задать вам, Владлен Сергеевич, — поспешила Даша вставить реплику, — пару вопросов о том, как идет процесс обеспечения военнослужащих жильем.

Не совсем удобный вопрос не застал генерала врасплох. ЧВС готовился к такому повороту их разговора и, признаться, ждал его, пространственными фразами посильно отдаляя неприятный для себя момент, наслаждаясь по мере возможности красотой сидящей перед ним молодой женщины.

К тому времени он успел налюбоваться ее стройными ножками, изучить их. Его любопытствующий взгляд ощупывал выставленные напоказ округлые коленки, едва прикрытые короткой юбкой бедра, заглядывал в низкий вырез блузки и обнаруживал там заключенные в тугой кружевной белоснежный бюстгальтер и задыхающиеся в тесном плену полушария нежной молочной плоти.

— На эту тему, Дарья Михайловна, — несколько поскучневшим голосом произнес Мартов, — мне хотелось бы поговорить отдельно. На месте. В поселке Чабанка, оно же Гвардейское. На площадке, где мы строим жилье для офицеров. Я приглашаю вас…

Половинка высокой и массивной двери без всякого стука вдруг бесшумно открылась, и генеральская бровь изумленно изогнулась.

— Папа Владлен! — на пороге показалось очаровательное юное создание. — У меня мало времени! — из девичьей груди исторгся тяжелый вздох. — А часовой на втором посту меня не пропустил! — на длинных пушистых ресничках возмущенно задрожали влажные капельки. — Пришлось идти в обход! Я потеряла целых полчаса!

Тяжело дыша и багровея с каждым последующим словом, зам командующего приподнялся с кресла и оглушительно рявкнул:

— Кто посмел?! Сука! Раздавлю, как таракана! Я его…

Ошеломленная Дашенька испытала настоящий шок, услышав из уст интеллигентного человека, каким она до сих пор считала Мартова, столь многослойное нагромождение трехэтажной грязной площадной брани. Ее нежные ушки мгновенно вспыхнули, а всю ее бросило в жар. Пряча смущенные глазки, журналистка опустила их на свои вызывающе выглядывающие коленки.

В мгновение ока с ее собеседника слетел весь напускной лоск элегантности манер и воспитанности, осыпался, как чужеродная шелуха. Под лощеной и ярко блестящей оберткой интеллектуала из высшего общества скрывался заматерелый мужичище…

— Славка, за мной! — скомандовал генерал и широкими шагами направился к двери. — Я им покажу, канальям, где раки зимуют!

Втроем они быстро пересекли длинный коридор, спустились вниз по широкой мраморной лестнице, застланной ярко-красной ковровой дорожкой. Часовой первого поста замер возле Боевого Знамени, окаменел, совершенно перестал дышать.

На первом этаже Мартов решительно завернул на территорию второго поста. Часового они нашли не сразу. Бедолага Слинько, не ведая того, что над ним сгустились грозовые тучи, сладко дремал, прислонившись к дверному косяку, своим телом надежно закрыв доступ на пост с внешней стороны. Однако опасность просочилась к нему изнутри и явилась в лице разъяренного зама командующего.

— Оно? — свистящим шепотом уточнил генерал у Славки.

— Оно самое! — девушка сверкнула торжествующими глазками.

Ловко подхватив в левую руку сиротливо валяющийся на полу автомат бойца, Мартов опустил свой кулачище на его широкий лоб, обрамленный коротко подстриженной челкой.

— Свинячий потрох, огрызок гнилой кочерыжки!..

С трудом выплывая из нокдауна, Слинько заморгал, открыл глаза, попытался вскочить. Ватные ноги не удержали веса слишком быстро потянувшегося вверх тела, и курсант смешно плюхнулся наземь, больно ударился затылком об дверь.

— Ты у меня с «губы» месяц не вылезешь! — пригрозил Мартов. — Документы на отчисление и в войска…

Красные полоски на генеральских штанах поплыли к выходу, а в остекленевших глазах курсанта прочно застыли модельные туфли из телячьей кожи со змейкой на боку. Таких фирменных штиблетов боец еще никогда в своей сознательной жизни не наблюдал. И он, возможно, больше уже никогда их вживую не узрит…

Пробуждение вышло тяжелым. Болела голова. Во рту, словно мухи все изгадили. А пил он один коньяк. Армянский, с пятью звездочками на этикетке. Иного в доме не держали. Хотя, как поговаривали те же самые армяне, весь их коньяк разливается из одной бочки. Что «три звездочки», что «пять звездочек».

Все дело заключалось в употребленном количестве. Понимая, что совершает явную глупость, он не смог уйти от женщины ни в полночь, ни в два часа, ни в четыре…

Сумрачный взгляд его машинально прошелся по всей стене и наткнулся на овальный циферблат. Не сразу до него дошло, сколько показывают стрелки. Секунду-другую Костик натужно соображал, и только тогда его, будто током, пробило.

— Ната! — страдальчески простонал он. — Ты почему меня не разбудила?! Ната!

В его затуманенное похмельем сознание неотвратимо вплывала мысль о том, что ему пришел конец. Все пропало. Или, по крайней мере, вся его дальнейшая жизнь нынче висит на тонком волоске. И ему придется еще сильно постараться, чтобы объяснить жене, где и с кем он пропадал. Предстоит ему снова лгать и изворачиваться.

— Ты же мне не говорил… — ласково глядя на парня, женщина прищурилась. — Тебе следовало хорошо отоспаться…

В душе своей Наташа чуточку ликовала. В прошедшую ночь она одержала маленькую победу над своей соперницей, законной супругой Костика. Выходит, рано еще ее списывать со счетов, как некоторые опрометчиво поторопились поступить с нею.

— Поезд у тебя поздно вечером…

Не дослушав ее до конца, Костик вскочил, как ошпаренный, и заметался по комнате в поисках своей одежды. Он вспомнил о том, что их команда отправляется не ночным поездом, а в 14.15…

— Ната, мне конец! — жалобно проскулил он, натягивая брюки. — Через полтора часа отправление, а я еще! Вот, блин, влип!

— Я отвезу тебя на своей машине, — женщина смотрела на его метания, нервно покусывая губки.

Впрочем, ничего, кроме самого искреннего желания помочь, у нее в мыслях и в помине не числилось.

— А если она заметит твою тачку? Сразу все просечет! — парень страдальчески поморщился. — Что делать, а?

— Я подброшу и оставлю тебя за углом. Если ты минут через десять не появишься с вещами, уеду…

На мужском лбу отразилась тяжелая борьба. Наверное, то, что ему предлагали, в его незавидном положении было единственным разумным выходом, могло стать решением одной из его проблем.

— Поехали! — схватив с вешалки фуражку, он двинулся к двери, не нагибаясь, надел туфли.

Благо еще, их дома находились в одном районе, почти рядом по местным меркам, учитывая, что весь город вытянулся вдоль берега Черного моря почти на все сорок километров. От Куликова поля до бывшего Французского, а ныне Пролетарского бульвара пролегало двадцать минут неспешной ходьбы, а на машине и того меньше.

— Мне конец, — бормотал парень, — конец…

К его счастью, жены дома не оказалось, а на тумбочке белела записка, оставленная явно для него. Потянувшись за бумажкой, он быстро пробежался по неровно прыгающим строчкам:

«Баталов! Скотина!!!

Ты где пропадаешь? Больше не попадайся мне на глаза! Сама тебя придушу, как помойного кота! Я тебя, скотину, прождала всю ночь, глаз не сомкнула. Я волновалась, а ты все пьянствуешь, как последний пропойца! Удавлю гада! Только появись…

P.S. Баталов, если ты еще живой, дождись меня. Я до часу обязательно вернусь, жди, никуда не уходи…».

Быстренько прокрутив в своем мозгу содержимое послания от любимой женушки, лейтенант однозначно пришел к выводу, что все еще не столь страшно, как показалось ему поначалу.

Скорее всего, его дражайшая половина наивно полагает, что он загулял в компании с пропойцами-дружками, но никак не заночевал у другой женщины.

— Ладно, поживем-увидим… — негромко произнес он вслух и посмаковал звук собственного голоса, варьируя интонацией. — Надо мне для себя подобрать подходящую «легенду»…

Пройдя к бару, Костик достал бутылку «Наполеона», налил в пузатую хрустальную рюмку грамм сто пятьдесят, не отрываясь, выпил. За собой он ничего не убрал. Пускай жена заметит…

Выйдя во внутренний двор штаба, зам командующего зашагал по направлению к отдельному зданию, в котором располагалось караульное помещение.

— Зажрались суки! — сквозь зубы цедил генерал. — Нюх совсем потеряли! Мышей перестали ловить…

Широким взмахом правой руки Мартов отодвинул в сторону выставленного у входа в караульное помещение часового, и тот, одеревенев, застыл столбом, растерянно моргал редкими белесыми ресницами. Его поднявшиеся дыбом жесткие рыжеватые кудри сдвинули загнутую «седлом» фуражку на затылок, где она лишь одним чудом удержалась, не слетела от жуткого страха на землю.

— А… а… а… — с промежутками вылетало из раскрытого рта.

Естественно, для того чтоб предупредить начальника караула о прибытии высокого начальства, курсант даже не дернулся.

— Бардак! Бардак! — генерал злыми ищущими глазами окинул помещение. — Кругом мусор!

У самой двери сиротливо приник огрызок веника, рядом с ним высилась наметенная кучка из семечковой шелухи и конфетных фантиков, а пустая мусорная корзина обиженно валялась на боку, брошенная нерадивой рукой и забытая. Коридор убирали, но дело, видать, до конца не довели, бросили, отвлеклись чем-то важным.

— Вот… засранцы! По уши дерьмом заросли!

Перешагивая через ступеньку, Мартов стремительно двигался по пологой, но длинной лестнице, ведущей на второй этаж, где, собственно, и размещалось само караульное помещение. В комнате бодрствующей смены никого, на удивление, не оказалось.

— Ни хрена себе! — генеральские глаза, обалдев, расширились. — Заходи, всяк кому не лень и не хочу…

Шагнув вправо, зам командующего толкнул дверь в комнату отдыхающей смены. В ней вповалку разморенные духотой дружно храпели бойцы. Одни спали по форме, другие разделись до пояса. Самый оторванный смельчак дрых в одних сатиновых трусах.

— Ну, ничего себе… Курорт устроили… Ямайские гитары…

Два воина сопели в сушилке, удобно устроившись на длинных батареях из толстенных труб. Пара ног, обутых в сапоги, валялась на цементном полу, во сне судорожно царапая краску подковами.

— Сонное царство, мать вашу, все спят…

Заглянули они в столовую, но, видно, их визит пришелся не на самое лучшее время. Аккурат одна смена караульных пообедала и ушла на посты, их места заняли сменившиеся бойцы, быстро все «порубали» и завалились спать. А те, кому вменялось убирать со столов уже или еще дрыхли. Навести порядок воины не успели…

Из открытого тридцати шести литрового термоса густо несло запахом пустых армейских щей. В двенадцати литровом бачке, неопрятно заляпанном потеками водянистого картофельного пюре, торчал половник с обломанной ручкой. Фанерный ящик из-под хлеба кинули раскрытым. Отломанные, надкусанные куски…

Хлебные крошки валялись везде. На столах, на подоконнике, на полу. Учуяв дурманящий запах, изо всех щелей полезли тараканы, устроили пиршество. Шевелящееся рыжее пятно на полу меняло свою форму на глазах остолбеневшего зама командующего.

— Фу! Какая гадость! — передергивая плечиками от отвращения, возмущенно фыркнула ошарашенная Славка.

В умывальной комнате, на подоконнике, небрежно валялся впопыхах кинутый поясной кожаный ремень с подсумком для магазинов и подцепленным штыком-ножом. Хозяин оного натужно кряхтел в туалетной кабинке, откуда плыли смачные запахи и неслись характерные звуки шумно опорожняемого кишечника.

— У… ё!

Не этот ли самый боец, проказливо подумалось Славке, убирал в коридоре внизу и все бросил, когда призывно заурчало в его животе, где забродило прокисшее на жаре коровье молочко…

— Суки! Так они и нашу любимую Родину проспят…

Все еще держа в руке отобранный у Слинько автомат, Мартов развернулся и пружинистыми шагами снова вернулся в комнату бодрствующей смены и шагнул к пирамиде, где хранилось оружие личного состава караула.

Дверь шкафа подозрительно легко подалась, оказалась просто незапертой. Сигнализация не сработала, ибо ее не включили.

Отрубили, видно, систему, чтоб не будить начальника караула во время смены, когда одни караульные получают личное оружие, а другие, вернувшиеся с постов, сдают его. Вопиющий факт…

— Бардак! Бардак!

В комнате никого нет, оружие никто не охраняет. Любой может зайти и беспрепятственно завладеть десятком «стволов»…

Начальника караула на положенном ему месте не оказалось. На его стуле, нагло развалившись, сидел курсант с сильно потертыми лычками младшего сержанта. Расстегнув верхние пуговицы куртки и расслабив ремень, разводящий упирался ногами в тумбочку и медленно раскачивался. В небрежно откинутой правой его руке дымилась сигарета с фильтром. Отсутствующий взгляд курсанта упирался в светящийся экран небольшого переносного телевизора, что само по себе являлось грубейшим нарушением порядка.

— У…ё! — зам командующего чуть, было, не поперхнулся возмущенно бурлящей слюной. — Приказ 010…

Из-за занавески доносилось тихое сопение, и генерал резким движением откинул легкий полог. На кушетке с двумя армейскими ватными матрасами, застланными темно-синим одеялом с тремя черными полосами, возлежал человек с капитанскими погонами на плечах. Волосатые руки его скрестились на животе, рот был чуть приоткрыт. Возле уголков губ едва заметно пузырилась слюна.

— Сука! — дойдя до самой точки кипения, генерал взорвался. — Разлегся боров! Завалил всю службу на корню! Я тебя в дерьмо-то втопчу, размажу по всему говёному «толчку»!

Раскачивавшийся на стуле разводящий повернул голову на шум, не удержал равновесия и с грохотом опрокинулся назад, что произвело эффект разорвавшийся бомбы вкупе с начальствующим рыком зама командующего. Тревожная волна, вибрируя, пошла…

В комнате отдыхающей смены сразу зашевелились, десятки рук суетливо приводили себя в порядок, искали и поправляли на себе снаряжение. На лицах бойцов застыло смятенное недоумение.

Все еще находясь во власти сладкого сновидения, начальник караула никак не мог понять: широкие генеральские лампасы ему все еще снятся или он уже видит их наяву и не на своих штанах…

— Встать, твою…! — заорал Мартов.

Подброшенный внутренней пружиной, капитан вскочил, весь вытянулся, принял строевую стойку «Смирно». И лишь глаза его, ошарашенные и потерянные, нелепо таращились, никак не желая поверить, что все случилось именно с ним, а не с кем-то другим.

— Товарищ генерал-лейтенант! — из-за спины Славки выглянуло озабоченное лицо коменданта штаба округа.

Знакомый офицер случайно предупредил майора о том, что ЧВС внезапно завернул в сторону караульного помещения. Обычно зам командующего о своих визитах предупреждал заранее, чуть ли не за целую неделю. Любил, чтобы его встречали во всеоружии, со всем полагающимся порядком. А тут и вовсе неслыханное дело.

— Караул, «В ружье»! — подал комендант команду, чтобы как-то разрядить обстановку и вывести личный состав из ступора.

Натренированные бойцы, услышав энту команду, ринулись все разом ее выполнять, толкались в двери, мешали друг другу, сопели и пыхтели, выхватывали автоматы и спешили занять свое место в строю. Присутствие в караульном помещении высокого начальства незамеченным не осталось. Живой генерал с двумя звездами…

— Песец подкрался незаметно…

Оккупировавший туалетную кабинку воин в испуге прервал свое тягостно-мучительное занятие, рывком натянул штаны, пулей выскочил, по пути суматошно хватая рукой ремень с подсумком, с квадратными глазами заскочил в комнату бодрствующей смены, где личный состав караула уже выстроился в две шеренги…

— Караул снять! — распорядился генерал после проведенного «шапочного» устного разбора. — Курсанта Слинько посадить на гауптвахту. На десять суток…

В это самое время у крылечка адъютант зама командующего со смешками пояснял Славке лежащую на поверхности причину того, что случилось с нею, скрытую подоплеку произошедшего с нею нелепого инцидента. Всему виной оказались плановые учения…

Штабная рота или рота охраны штаба округа, она же еще по совместительству и рота почетного караула, по боевому штату являла собой мотострелковую роту и время от времени выходила на учения. На этот период службу по охране штаба округа несли курсанты артиллерийского училища. Потому-то Славку часовой и не пропустил. По собственному незнанию. От горячего желания выполнить все требования Устава и Инструкций…

А в результате пострадал не только он сам, но и весь личный состав караула, не говоря уже об его начальнике, незадачливом капитане, не сумевшем организовать службу, от дремотной лени пустившем ее на самотек, бездарно проспавшем все на свете…

И все легко сошло бы ему с рук, служба, перевалившая экватор, добравшаяся до полуденного затишья, неспешно докатилась бы до недалекой уже смены, не заявись Славка на второй пост. Именно с ее появления волна и пошла. Случай, как много он порой значит…

С точки зрения буквы закона большой начальник оказался прав, устроив грандиозный разнос. Правда, появился он в караулке не от истинного радения за службу, а желая примерно проучить бойца, что позволил себе дерзость не пропустить к нему Славку…

Примерно в этом ключе думала Дашенька, кою по рождению не обделили наблюдательностью и проницательностью, следуя за Мартовым и Славкой, внимательно прислушиваясь к их разговору.

3

Полуденный зной. Раскаленный воздух дрожит. Асфальт не выдерживает и плавится. Жирные голуби попрятались от жары под навесами и засунули клювы под распушенные крылья.

И ветер спрятался за высокими крышами и затаился, выжидая вечерней прохлады. Не хочет испечься проказник, боится опалить свои крылышки, бережет их. Чай, не казенные опахала-то, а свои…

А на железнодорожном вокзале жизнь кипела, ни на мгновение не замирала она и не останавливалась. По перрону сновали толпы встречающих; отправляющихся в путь пассажиров и гостей города, прибывших издалека; командировочных и праздношатающихся.

Загорелые до черноты носильщики в расстегнутых полинялых на солнце, выцветших серо-голубых рубахах ухарски лихо гоняли тележки. Подкатывали их вплотную к вагонам. Торопливо доверху накидывали сумки, тяжелые баулы и неподъемные чемоданы.

Нагрузившись, гнали к выходу в город. Сноровисто сбрасывали вещи. Торгуясь, взимали они плату и бегом возвращались назад. Торопились совершить еще одну ходку, ежели повезет, то и две.

Подали киевский состав. Маневровый тягач, притормаживая, последние метры проплыл, будто плавно покачиваясь на волнах раскаленного воздуха, мягко уткнулся в самый край платформы. Рэм кинул сумрачный взгляд на электронное табло. До отправления поезда оставалось полтора часа. Внутри посасывало. С самого утра он не ел. Организм настойчиво требовал «закинуть в топку угля».

Пройдя через здание вокзала, лейтенант оказался на ступеньках перед Привокзальной площадью. Бегущая новостная строка, сама не веря себе, моргнула, исправилась и выдала новые сведения о температуре воздуха. +42 градуса по Цельсию в тени. Побит новый рекорд метеонаблюдений. А может, то датчик вышел из строя…

Спускаясь в подземный переход, парень машинально думал о том, что как бы то ни было, но тепло ему нравилось больше, чем холод. Жару он всегда переносил довольно легко. Еще на первом курсе Рэм усвоил одну непреложную истину. Чем больше пьют, тем сильнее потеют. Чем больше потеют, тем сильнее хочется пить. А вместе с соленым потом уходят силы. И напротив. Чем меньше пить жидкости, тем меньше пота. И жажда уже не особо мучит.

А вот с холодом он не дружил. Если на ногах парень переносил стужу относительно спокойно, то ночью никак не мог заснуть, пока не согреется. А как можно еще согреться, если кругом холодно. Вот и лежал он, мучился, дрог и ворочался до самого утра…

По бывшей Малой Арнаутской улице, а ныне улице Чижикова нескончаемым потоком пер шумный людской поток. Одни спешили на Привоз; другие торопились попасть на Автостанцию; третьи просто глазели по сторонам, изучая витрины магазинов. И им жара, видно, была нипочем. Конец августа. Южный город. Раскаленный зной — один из его непременных атрибутов.

Свернув на Пушкинскую, Рэм нырнул в полуподвал, откуда незримо веяло прохладой. Кафе-бар. Наливали спиртные напитки, подавали горячие закуски, разносили мороженое. Три в одном…

Не глядя на вывешенное меню, лейтенант заказал сто граммов водки, порцию сосисок и двести граммов мороженого на десерт. Медленно тянул он в себя пахнущую спиртом жидкость и с тоской размышлял о том, что время бежит, а его Дины все нет и нет.

В голову вдруг пришла мысль о том, что жена уже на перроне, и парень торопливо застучал вилкой, почти не жуя, проглатывал куски. Вкус мороженого Рэм не почувствовал. Мог бы он в таком случае пломбир и не брать. Кабы знать бы про то, кабы знать…

На память ему невольно пришли подзабытые строчки:

Кабы знать, куда повернет телега

Без оглоблей скачущей судьбы,

Может, вышло бы все по-другому.

А теперь… Кабы знать бы, кабы!..

Зря он, однако, спешил и торопился вернуться на вокзал. Дина не пришла, и тоска снова со всей силой навалилась на него. Водка, закинутая им на пустой желудок, не помогла. Она лишь усугубила ноющую боль, возможно, уже случившейся утраты, во что ему не желалось верить и хотелось закричать во весь голос: «Стойте же! Верните все назад! Начнем все снимать сначала!»… Но, увы…

Тыльные ворота штаба округа раскрылись, и из них вылетела черная «Волга», «тридцать первая». За рулем сидел молоденький прапорщик. На переднем пассажирском сидении важно восседал Мартов. Сзади устроились Славка и Даша, которую прихватили с собой. После того, как решится неожиданно всплывшая проблема, генерал собирался устроить журналистке небольшую экскурсию. Его уже успели ввести в курс того, что муж Славки запропастился. Он пока не видел в том особых причин для сильного беспокойства.

В крайнем случае, гуляка мог отправиться в Брест на самолете. В запасе у молодого лейтенанта оставалось бы еще целых два дня.

— С кем не бывает… — философски заметил зам командующего, заговорщицки подмигивая Славке. — Дело молодое. Все образуется. Всю ночь молодцы гуляли, до обеда отсыпались. Сейчас он уже, наверно, сидит дома, дрожит в ожидании твоего праведного гнева.

— Спасибо, папа Владлен, успокоил… — девушка задумчиво теребила пальчиком губки. — Умеешь ты сказать…

Если все обстоит именно так, как нарисовал Мартов, то злиться на мужа у нее особых причин нет. Или же почти нет.

— Последнюю ночь мог бы провести и в семье, — качнула она укоризненной головой. — Не на один день уезжает, стервец…

— Славка! — коротко хохотнул генерал. — Перед смертью не надышишься! Он весь лейтенантский отпуск неотступно был перед твоей персоной. Ты должна его понять. Прощание с друзьями, многих из которых он, возможно, больше никогда не увидит…

Все, что говорил Мартов, выглядело вполне логично, и Славка умом это понимала, но душа ее продолжала возмущаться:

— Ты вечно его защищаешь. Ваша мужская солидарность…

— Если сильно хочешь, Славка, езжай с ним до Бреста, — Мартов хитровато прищурился.

И такой вариант у него не исключался. По его указанию давно забронировали два мягких места в спальном вагоне.

— Приехали, — негромко произнес водитель Сережа, выскочил, обогнул капот и услужливо распахнул дверцу перед своим шефом.

Двенадцатиэтажная «свечка», выкрашенная в голубой цвет, выстроенная по специальному проекту. «Голубая мечта», как метко окрестили элитный дом в народе. Квартиры в нем получили одни «блатные» из числа военнослужащих. Полковники и генералы из штаба округа, штаба тыла и строительного управления округа. И Славка каким-то непостижимым образом оказалась в числе всех тех счастливчиков, которые стали обладателями ключей от квартир.

Сама она особо не задумывалась, а близкие родственники в своем желании оградить девушку от лишних забот благоразумно не посвящали ее в сложнейший механизм выдачи ордеров.

Хотя на словах со всех высоких трибун вещали и твердили о главенстве закона при распределении выделяемого жилья, на самом деле, кроме общей очереди, в которую выстраивались все офицеры, не имеющие квартир, существовали льготники и прочие, о которых вслух обычно не упоминали, но кого всегда имели в виду…

— Он уже дома, ждет тебя, — генерал положил на место трубку радиотелефона. — Подниматься наверх не хочу. Сама, Славка, с ним разберешься. Не буду вам мешать выяснять отношения. Третий в этом деле, так сказать, лишний. Через десять минут машина придет в твое распоряжение. Отвезет вас на вокзал. Не тяни. У меня мало времени. Заводи, Сережа, поехали…

В глубине салона сидела Даша, скромно опустившая глазки.

Разъяренная фурия ураганным вихрем ворвалась в квартиру и с порога угрожающе закричала:

— Баталов! Скотина! Я тебя убью!

Молодой лейтенант, пряча виновато бегающие глаза, шагнул к ней, поймал ее гневно размахивающиеся кулачки.

— Прости, Мира! — примирительно произнес он, опускаясь на колени. — Пацаны специально напоили меня. А утром, подлецы, не разбудили. Голова до сих пор гудит…

Проштрафившийся муж прекрасно знал, что все его спасение в смиренном покаянии. Ни в коем случае не следовало переть буром. Возмущенную женушку надлежало, как кошку, ласково гладить по шерстке, и она превращалась в шелковистую и пушистую мягкую игрушку. Но стоило ему ненароком пройтись против шерсти, как она тут же становилась на дыбы…

— Я вижу… — фыркнула Славка, заметив возле бара бутылку коньяка. — С утра у нас опохмеляются аристократы и дегенераты. Ну, допустим, в принадлежности к высшему классу аристократов ты, дорогой, замечен не был. Господи! — она театрально возвела очи к потолку. — Я вышла замуж за дегенерата! Угораздило…

Не поднимаясь с колен, парень крепко обнял девичьи ноги, тесно прижался к ним лицом. В душе он ликовал. Ему не стоило большого труда догадаться о том, что его простили.

— Я готов был их всех поубивать! Подлецы!

Привычным движением его ладони поднялись вверх по бедрам, по-хозяйски обхватили упругие ягодицы. Славка прерывисто и тяжело задышала, что само по себе уже слыло хорошим знаком. После физической близости женушка утрачивала весь свой боевой настрой и начинала умиротворенно мурлыкать. Главное, чтобы она не нажаловалась на него Владлену Сергеевичу, от которого во многом зависела вся его будущая карьера. В редкую минуту теплой откровенности генерал иезуитски улыбнулся: «Обидишь Славку, смешаю тебя с дерьмом! Славка для меня больше, чем приемная дочь! Она дороже мне любого родного человека!»

— Баталов! — простонала Славка. — Остановись!

Уже готовая охотно шагнуть к широкой кровати, она с трудом вспомнила о том, что их внизу будет ждать машина. Задержись они больше уговоренного, придется им вызывать такси, терять время…

— Владлен дает нам свою машину. Иначе ты сам попрешь свои чемоданы на вокзал…

— И так всегда! — искусно пряча от жены досаду, Костик старательно растянул губы в клоунской улыбке.

— Нечего было шляться неизвестно где и с кем по ночам! — мгновенно отпарировала Славка. — Профукал свой шанс…

В голосе жены снова прозвучала затаенная обида, и Баталов решил обратить все в шутку, разрядить обстановку:

— Смотри, что накрапал один из наших пиитов. Я специально для тебя на листок переписал…

Попутно умело подчеркнул он голосом, что постоянно только и думает что о своей дражайшей половинке. Достал он из кармашка блокнотик, нашел нужную страничку и продекламировал:

…Амбре стоят в казарме ночью таковые,

Что хоть под респиратор подложи лопух.

Армейская семья в количестве от взвода

Набор пружин у коек растянула вмиг.

И климат здесь за час в константу входит с ходу,

А за стеной?.. Плевать на атмосферный бзик!..

Подвигав в раздумье бровями, Славка указала на два огромных чемодана, сама подхватила сумки, что выглядели полегче.

Воодушевленный ее молчанием разошедшийся муж продолжил декламацию в лифте:

Дай Бог, чтоб устояла за стеной серванта

Хоть фотка, что девчонке послана тобой.

А утром майский ветер раздерет фрамуги

И лихо просвистит меж коек, ставших в ряд,

Скользнет в окно — и под подол ничьей подруги,

Та взвизгнет и, смутясь, присядет, сжав наряд…

Двери лифта раскрылись, вещи выгрузились, на помощь им подоспел поджидавший их у входа Сережа. Одна рука у лейтенанта высвободилась, и он с выражением на ходу дочитал:

А взвод заржет, прервав свою пробежку,

Охолостит стрельбой из слов неуставных.

Она ж, сверкнув очами, гордо и неспешно

Продолжит дефиле на ножках неземных.

(М. Тузов «Ночная казарма»)

По губам Славки скользнула снисходительная улыбка:

— Забавные стихи. Чуточку хулиганские…

И сама она не поняла, понравились ли они ей или нет. Но стихи заставляли задуматься, не пролетели вхолостую мимо слуха, как иногда случается, вынудили вникнуть в саму суть.

— Где Сам? — Костик многозначительно показал на пустующее переднее пассажирское кресло.

— Они сейчас обедают с журналисткой в «Интуристе», — просто ответил водитель и включил передачу.

С какой именно журналисткой и по какому поводу дается званый обед, Баталов дипломатично не уточнил. Отсутствие самого генерала Костика полностью устраивало. Через час поезд умчит его вдаль. Время пройдет. И его прошлая шалость не станет выглядеть столь ужасающей. Откуда парню было знать, что он уже невольно заделался катализатором стольких неоднозначных событий.

Из-за него Славка пошла жаловаться папе Владлену. Ее приход, точнее, тот факт, что ее не пропустили, вызвал прилив ярости у генерала. Зам командующего посетил караул и сделал оргвыводы.

Бедный курсант сидел на «губе», проклиная свою несчастливую судьбу. Капитан на вытяжку торчал перед начальником училища, шаг за шагом познавая то, как в дальнейшем сложится его служба в самом дальнем от их цивилизации гарнизоне, на краю полигона, среди бескрайних степей, где пасутся отары запаршивевших овец…

Впрочем, молодому человеку дела никакого не имелось до тех, кого он вольно или невольно подставил. Жизнь-то, она у них и складывается из всякого рода случайностей. И лишь в общей массе она обретает присущую ей закономерность…

И из всех законов чаще всего в ходу был закон «бутерброда» или по-другому — закон «подлости». Обычно Дина целыми днями безвылазно просиживала в своем отделе.

А тут, как назло, ее с самого утра отослали со срочными бумагами в управление, а оттуда, несмотря на все ее горячечные возражения и протесты, прямиком направили в райвоенкомат.

Кому-то потребовалось незамедлительно согласовать планы на случай возникновения различных непредвиденных обстоятельств и при объявлении мобилизации их приписного состава.

С начальником первого отдела, отвечающим за всех офицеров запаса, они разобрались легко и быстро. А вот дело с его коллегой из второго отдела безнадежно затянулось.

То ли бравый майор, в ведении которого находился рядовой и сержантский состав, сам ничего толком не знал, то ли ему на все хотелось глубоко наплевать. Так или иначе, но мужик откровенно «тянул волынку», постоянно ссылаясь то на одно, то на другое.

— Кофейку? — предложил начальник отдела, небрежно двигая в сторону все папки. — Ты как, лейтенант? — фамильярная рука легла на изнывающее от досадной задержки женское плечико.

— А никак! — Дина раздраженно оттолкнула его ладонь. — Если вы сейчас же не представите мне все документы, я иду к вашему начальнику, ставлю его в известность о вашей неготовности к согласованию и покидаю вас! Адью!..

— Секундочку…

Прозвучавшая угроза подействовала отрезвляюще, майор тут же засуетился, в его голосе появились заискивающие интонации. Дело с мертвой точки, скрипя, сдвинулось, но время было, конечно, бездарно и бесповоротно упущено.

Голубая «тройка» мчалась по городу, не обращая внимания на знаки, проскакивая светофоры на грани фола. Заскочила Дина к себе домой. В комнате никого и ничего.

— Эх, Рэмка-Рэмка! — укоризненно покачала женщина головой, чувствуя, как к горлу подкатывается горький комок.

Подошла Дина к окну. И на улице никого и ничего…

— Что же ты, дорогой мой, — упало с ее губ, — творишь?

Хотелось ей броситься на кровать, уткнуться лицом в подушку и разрыдаться от всего, что накопилось в душе. Так плохо она себя никогда еще не чувствовала. Даже в дни тяжелой болезни не было навязчивого чувства безысходности. Тогда он все время находился рядом с нею. А сейчас его нет, и она вся наполняется ощущением, что теряет его навсегда. Окончательно и бесповоротно.

— Нет, шалишь, братец! — в ее глазах ярко вспыхнул огонь.

Нет, она еще за свое счастье поборется. Надо ей найти своего неприкаянного мужа, отыскать и все ему толком объяснить.

И он сразу поймет, стоит ей лишь заглянуть ему в глаза, дать хорошенько посмотреть мужу на свои глаза. Он в них и сам все прочтет, убедится в том, что она по-прежнему любит его.

Но Рэма не оказалось и в общаге, где жила ее подружка Марина Спивак, жена Мишки Спивака, лучшего друга мужа. Комната их оказалась неприветливо запертой.

Удрученная очередной неудачей и теряющая всякую надежду, Дина поехала к себе на работу. Проезжая мимо железнодорожного вокзала, она машинально отметила про себя, что на стоянке торчит машина с государственными номерами 00—02 КИЕ. Штабная тачка, одного из замов командующего округом. Редкий случай…

Не желая тащить тяжести, прапорщик метнулся к помощнику военного коменданта, и по его указанию военный патруль помог перенести вещи к вагону.

Бедные курсанты, надрываясь, перли неподъемные чемоданы. Рядом с ними, пыхтя, шел, переваливался тучный подполковник, жестоко страдающий от невыносимой жары. Солнечные лучики проказливо по капле вытапливали из него немалый излишек жира.

Затянутый портупеей, начальник патруля нещадно потел под плотным кителем из сукна для старшего офицерского состава. Постоянно снимал он фуражку и протирал платком лоб и огромные залысины. Все его мысли витали далеко от самой службы.

Хотелось начальнику патруля единственного: найти тенек и приткнуться в уголочке, чтобы больше никто его не трогал. А тут тащи неизвестно чьи вещи, парься на солнцепеке…

Помощник военного коменданта, проявляя расторопность, тихо шепнул проводнице, и востроглазая девица шустро юркнула в рабочее купе, вернулась с двумя новыми комплектами постельного белья. Быстренько все перестелила и только после этого пригласила пассажиров занять свои места.

— Приятного вам путешествия! — дежурная радушная улыбка засветилась на ее довольно миловидном личике.

Облегченно вздыхая, Славка плюхнулась на полку-диванчик из красного дерматина.

— Успели…

Закрывшаяся дверь надежно отгородила их от шумной суеты.

— У нас с тобой еще вагон времени, — двусмысленно намекнул Костик, зашторивая окошко.

По перрону прогуливались молодые лейтенанты, сновали вдоль всего состава. Они собирались в кучки и расходились. Их окружали жены и знакомые девицы, гуськом прохаживались мама.

— Баталов! Ты даже не думай! — нарочито строго произнесла девушка в ответ на обхватывающие движения его рук.

Однако она ничего не предприняла в ответ, чтобы остановить мужа, напротив, подалась навстречу его чувственно приоткрытым губам. В этот миг их желания совпали, и лишних слов для ее уговоров не потребовалось.

— Мира! Мира! — прижимая к себе податливое тело, жарко шептал парень девушке на ушко. — Я тебя очень люблю!

Его старания не пропали даром, женушка горячо ему отвечала. Еще немного, и он, казалось, одержит над ней полный верх.

— Плюнь на все! — призывно выдохнул он. — Поехали со мной до Бреста. Я обещаю тебе два незабываемых дня.

— До Бреста? — нерешительно протянула Славка.

Предложение мужа не явило для нее неожиданность, и ничего невозможного в нем она не узрела. По дороге они купят для нее все самое необходимое в пути. А назад она вернется на самолете. Место ей в случае необходимости заранее забронируют. Никаких в этом смысле бытовых проблем…

— Поехали…

— Баталов! Скотина! — ее открывшиеся глаза остановились на красном пятнышке в районе его левой ключицы.

Рывком Славка ловко вывернулась из-под мужского тела и с пышущей злостью вытолкнула парня с полки.

— Посмотри на себя в зеркало, Баталов! — горько усмехнулась она, натягивая на себя скомканную простыню.

Ее до сих пор сотрясала дрожь, и она не хотела показывать ему свое возбужденное тело. Состроила из себя обиженную невинность.

— Ты не только пьяница, но и гей…

Ей стало противно до омерзения. Всего на миг представила она себе мужа в объятиях волосатого мужика.

— Отвернись!

Девушка быстро оделась. Муж растерянно хлопал белесыми ресницами. Дернул же его черт выскочить вперед паровоза!

Не высунься он со своим предложением, жена так ничего и не заметила бы. А потом все запросто бы списалось на нее саму. Ее губы не раз оставляли на его теле следы жаркой страсти.

— Мира…

— И не говори мне, что это я, — Славка едко усмехнулась.

Не успел он еще подумать, а она его уже насквозь всего так и просветила рентгеном.

— Впрочем, мне уже как-то все равно.

День окончательно не задался. Как с утра, нет, еще с вечера все пошло наперекосяк, так и, подпрыгивая, зло громыхало по ухабам. Первый акт из спектакля «Битва скелетов на железной крыше».

— Мира, то, верно, один из дружков-подлецов подшутил.

— Пить надо меньше, Баталов… — угрюмо буркнула Славка, касаясь пальчиками дверной ручки.

Не обращая внимания на его оправдывающиеся слова, девушка вышла в проход и решительно направилась к выходу. Пускай муж помучится, злорадно плескалось в ее душе. Будет ему наука…

В свою очередь, папе Владлену она ничего говорить не станет. Не полная же она дура, чтобы рубить сук, на котором пока сидит. Ей очень, до дрожи в коленках, хотелось пожить за кордоном.…

Вступал в действие еще один непреложный закон: чем меньше оставалось времени, тем быстрее оно убывало, таяло на глазах. О том явно свидетельствовали часы на электронном табло, куда Рэм то и дело кидал свой наполненный тревогой хмурый взгляд.

Острый женский локоток больно толкнул его в спину, и парень машинально обернулся.

— Снова вы! — возмущенно пыхнули девичьи глазки.

— Пардон, девушка, — как ему ни было плохо, Рэм не удержался от слегка ироничной улыбки. — Мир тесен, Мирослава…

Удивленно моргнув, Славка прищурилась.

— Вы, — вытянулся вперед тонкий указательный палец, — как и Баталов, окончили училище с золотой медалью…

Теперь она вспомнила. На выпуске рядом с невысоким парнем все время крутилась очаровательная миниатюрная блондинка.

— А где ваша жена? — поинтересовалась Славка не столько из любопытства, сколько ради одного приличия.

— Она… — Рэм неопределенно пожал непонимающими плечами, кадык его судорожно дернулся. — Она…

Узнав, что муж заходил к ней на работу, Дина мчалась на вокзал, но времени, отпущенного им на то, чтобы успеть и уладить возникшее между ними нелепое недоразумение, ей не хватило.

Пролетев самый последний светофор на красный свет, рванув по полосе встречного движения, Дина с ходу приткнула машину в первое же попавшееся более или менее удобное место и выскочила из нее. Диктор объявил об отправлении поезда на Киев.

Откинув шторку, Баталов смотрел, как от стоянки машин к ним стремительно летит стройная фигурка молодой девушки. И он даже успел загадать, поставил на то, успеет ли юная особа к отправлению их поезда или не успеет. Если они тронутся раньше, то у него все еще сложится. А если подружка успеет…

— Трогай, кучер, — поторопил он в азарте состав, — трогай же…

Нет, как ни спешила, девушка не поспевала. Дина бежала вдоль чудовищно в ее незавидном положении длинного металлического забора, отделяющего весь перрон от городской проезжей части и увидела мужа, одиноко стоящего чуть в сторонке от шумной толпы.

— Рэм! Рэмка! — крикнула она.

Но муж, к их несчастью, пристально смотрел в другую сторону, не слышал ее. Многоголосый шум толпы все заглушал.

— Рэм! Рэм-ка! — вырвался из глубины женской души протяжный стон безысходного отчаяния.

Крик отчаяния долетел до парня, он дернулся, повел головой, оглядываясь, но Дину свою не увидел. Подумал, что, наверное, ему почудилось, что все это игра его воображения. Вагон стал медленно уплывать вперед. Рэм еще раз в полной растерянности оглянулся и на ходу запрыгнул на подножку.

— Что ж, прощай…

Вот и все. Последний акт драмы сыгран, занавес опускается…

4

На переезде Рэму показалось, что у шлагбаума стоит голубая «тройка», а сама Она машет ему рукой, и он зажмурился. Отчаяние взяло мертвой хваткой за горло, дыхание судорожно перехватило.

Он ждал Ее, в нем еще жила надежда. Но Она не пришла, не протянула ему свою примирительную руку. Надежда умерла. Как и пелось в одной песне, надежда умерла последней…

Сбоку появился Сашка Григорьев. Друг что-то говорил ему, о чем-то спрашивал. Он с большой неохотой и все чаще невпопад отвечал. Когда Саша потащил его за собой в купе Баталова, Рэм с полным безразличием последовал за ним.

В другое время он наотрез отказался бы. С Константином у него сложились несколько специфические отношения. Первым он руки Баталову никогда не подавал и в дружки-приятели никогда не набивался. И на то существовали свои веские причины.

Но в настоящий момент ему было все равно. Случись, он уселся бы за стол и с самим чертом, лишь бы предложили что выпить. Ему срочно требовалось залить бушующее внутри его пламя, а на все остальное парню хотелось крикнуть: «А мне до лампочки!».

— Выпьем за нас, за настоящих мужиков! — с пафосом в голосе, стоя, провозгласил первый тост Баталов.

Не глядя в его сторону, Рэм наполнил свой стакан до краев, не чокаясь, влил в себя тепловатую жидкость. Коньяк оказался хорош, настоящий, не паленый, чего нельзя сказать про его хозяина.

— Мы день за днем четыре года тянули курсантскую лямку, ели из одного котелка, спали под одним одеялом. Нашу мужскую дружбу мы сохраним, бережно пронесем через года…

Прикрыв глаза, Рэм попытался отключить себя от восприятия внешнего мира. Он никогда не верил ни единому слову Баталова. Для него не представляли особого секрета отдельные факты из биографии Костика. И почерпнул их Рэм из надежного источника.

…Окончив среднюю школу ни шатко, ни валко, скорее всего, вследствие пренебрежительного отношения к самой учебе, Баталов подал документы в университет на юрфак и с треском провалился, что явилось, в общем-то, делом вполне неудивительным.

— Неуч! — заклеймил его страшным позором папаша-профессор.

Даже многочисленных связей родителя не хватило на то, чтобы вытянуть за уши своего недоросля-балбеса до студенческой скамьи.

— Нашему сыну фатально не повезло, не хватило всего одного балла… — мать, кандидат педагогических наук, кинулась на защиту своего любимого чада.

Пригладив непослушные мальчишеские вихры, женщина чуть оттолкнула сына в сторонку. Убрала его с линии открытого огня.

— Ремня ему, балбесу, в детстве не хватило! — с присущей ему дипломатичностью выразился отец. — Учись он в школе на пятерки, набрал бы необходимый проходной балл. Весь в тебя, лодырь…

Разгоряченные родители еще долго ругались, быстро перейдя на персоналии. А Костик призадумался. Отец по кругу был прав.

К полученным ими во время вступительных экзаменов оценкам прибавлялся средний балл аттестата. В его случае сей показатель составлял всего лишь 3,67. Негусто…

— Ничего, на следующий год еще поступит… — примирительно заявила мать. — Подготовится…

— В армию его, балбеса, скорее заберут… — буркнул отец. — Зимой стукнет восемнадцать, и загребут весной, забреют лоб.

— А ты что-нибудь придумай…

До весны казалось еще далеко, время терпело. К концу зимы и выход нашелся. Папаша сам отвел свое слегка упирающееся чадо в военкомат, где Костик под диктовку написал заявление с просьбой допустить его до сдачи вступительных экзаменов в артиллерийское училище. Если тесной дружбы с погонами на плечах избежать оказалось невозможно, то следовало максимально минимизировать отрицательные последствия неотвратимого знакомства.

И высшее образование подразумевалось получить без отрыва от производства, и близкого общения с солдатской лямкой избежать.

И все в семье на этот раз дружно осознавали, что у Костика в запасе оставался всего один шанс. Первый он по своей природной простоте не использовал, а третьего ему уже не дадут.

Отзвенела весенняя капель, расцвели каштаны и акация. Костя упорно занимался. Ему наняли репетитора по математике и физике. Нашли подающую надежды студентку второго курса с физмата.

— Господи! — ужаснулась Вера Павловна, оценив бездонную глубину его познаний. — У тебя сплошные пробелы и проплешины. За что, скажи, тебе в школе тройки ставили?

— За удовлетворительную посещаемость, — хмыкнул в ответ ученик, нисколько не расстроившись из-за ее нелестных слов.

О том, что он не дружен с точными науками, Костик знал не понаслышке. Потому и стремился попасть парень на юридический факультет, где больше изящной словесной болтовни, чем мудреных двухэтажных формул, логарифмов и интегралов. А за прошедший год он позабывал и то, что никогда не знал и во сне не помнил.

— И что нам с тобой делать? — озаботилась Верочка.

Вне всяких сомнений, предки абитуриента не придут в восторг от того, что их чадо после ее занятий намного не поумнело. Она с ужасом осознала, что на заметное повышение уровня его знаний часов отведенных занятий ей попросту не хватит.

— А будем мы писать шпаргалки… — ухмыльнулся один юноша с блестящими глазами.

А сверкали маслянистые зенки у хлопца от того, что он видел за вырезом ее легкой кофточки. И зрелище скромно прячущейся за простеньким лифчиком тугой молочной плоти приводило его в неописуемо сладострастный восторг. Богатое воображение легко и красочно дорисовывало ему то, что скрывала под собой ткань.

— Больной! — ядовито прошипела Вера Павловна, заметив его взгляд и верно оценив его направление. — Вы смотрите не туда! У вас наличие полной амнезии на математику, а вы отвлекаетесь на совершенно посторонние предметы.

Бледный юноша с горящим взглядом огорченно вздохнул. Что он мог поделать, если в его голову ничего путного не шло, кроме страстного желания затащить милого репетитора в койку.

— Видишь ли… — ученик, вздыхая, развел руками.

— Хорошо, — Верочка пошла на маленькую и вынужденную хитрость, — если решишь один простенький пример, то…

Пришлось ему изрядно постараться. И его прилежание сполна вознаградили. Строгая учительница сама сняла с себя кофточку. Просто и без жеманства. Будто для нее подобное слыло делом и вовсе обыденным. На что и на какие жертвы не идут ради науки…

— Реши следующий пример…

В своем поступательном движении от простого к сложному они довольно скоро уперлись в непреодолимую преграду. С одной стороны, Верочка не нашла что снимать, а с другой стороны, ее прилежный ученик достиг предела своих возможностей. Тупик…

На том они решили пока остановиться. Но не ограничились лишь простым созерцанием друг друга, пустили они в ход руки и губы. Дозволили себе все, кроме самого последнего шага.

В ответ на его откровенные поползновения Вера Павловна решительно сжала острые коленки:

— Извини, вход для мужа…

Взглянув в ее глаза, Костик осознал, что девушка не шутит, и понял, что тут ничего ему не отломится. Полный облом…

Чтобы с ее подопечным не случился полнейший облом на вступительных экзаменах, Верочка решила задействовать тяжелую артиллерию и привлечь на помощь бедному парню свою старшую сестру, которая при желании могла оказать деятельное содействие.

Наталья Павловна служила балериной в труппе Оперного театра. До главных ролей она еще не добралась, но стояла в шаге от примы. В своем желании быть независимой от всех женщина нашла себе дополнительный приработок и вела кружок бальных танцев в окружном Доме офицеров. В ограниченный, в общем-то, круг ее знакомых входили офицеры из Политуправления, накоротке она общалась со всеми начальниками клубов частей гарнизона.

Выслушав сбивчивую и взволнованную речь своей сестренки, Наталья Павловна поначалу наотрез отказалась. Само предложение Верочки противоречило ее основным жизненным принципам. Она всегда выступала против того, чтоб у кого-то и что-то просить. Не выносила женщина быть кому-то обязанной. Даже по мелочам.

Всего лишь раз она переступила через себя, когда попросила влиятельного человека посодействовать в получении собственного жилья. Очинка, безусловно, стоила выделки. Квартиру она вскоре получила, но и неприятный осадок на душе остался. Исключение из правила лишь подтвердило обоснованность самого правила. За то, что ей помогли, вскоре пришлось женщине упорно отрабатывать.

…В их округ прибыла комиссия из Главного Политуправления советской армии. Москвичи в узком кругу посмотрели концерт, устроенный в честь их прибытия. В завершение по просьбе одного товарища, которому она просто никак не могла отказать по вполне понятной, легко объяснимой причине, Наталья Павловна танцевала «Лебединое озеро». Мужики были в полном восторге и бешено ей аплодировали. Ночь она провела с генералом, председателем той самой комиссии. Обнаженной танцевала перед ним на столе. И так шесть дней подряд. Дороговато встала ей квартирка…

Однако Верочка проявила невиданную доселе настойчивость, и так и сяк уговаривала сестру. В конце концов, Наталья Павловна решила пойти на компромисс со своей неуступчивой совестью.

— Ты покажи его мне, а я потом скажу: «да» или «нет»…

Признаться, парнишка ей показался. Не сразу. Она целый день нарочно таскала Костика с собой, все приглядывалась к нему. И, когда Баталов, подустав, перестал играть пай-мальчика, явил перед нею самого себя, женщина исподволь раскусила его сущность.

Неглупый с виду молодой человек, но и глубиной интеллекта не блещет. Если хорошенько над парнем поработать, то вполне реально придать ему светский лоск. Немного циничен и с ленцой.

В свои годы уже знает, что хочет от жизни и как всего можно добиться. Наличием особо строгих моральных принципов парень не страдает. В облаках он не летает и иллюзий не строит. Если такому кадру помочь, подтолкнуть, то многого может добиться.

Ближе к вечеру решение пришло. Ей захотелось посмотреть на то, что может в дальнейшем получиться из ее протеже, если она вплотную возьмется за обустройство его судьбы.

— Ты с ним еще не спала? — в упор спросила она у Верочки.

Меньше всего ей хотелось проблем, что потом реально могли у них возникнуть на морально-нравственной почве, если дело у нее дойдет до постели. Сестрица вспыхнула до самых корней волос:

— Как ты можешь?!

Легонько похлопав смущенную девчонку по плечу, Наталья Павловна удовлетворенно кивнула:

— И ладненько. Прости. Блюди себя, блюди. В итоге достанется твое сокровище прыщавому моральному уродцу…

На ее памяти подобных примеров уйма. Наплачутся некоторые, да поздно будет. Безвозвратно потерянные годы нереализованных мечтаний и надежд вспять не обратить…

В тот год конкурс на поступление в училище оказался одним из самых высоких. Из четырехсот мест восемьдесят заняли суворовцы, зачисляемые без всяких испытаний. Примерно столько же приехало солдат срочной службы, успешно сдавших все экзамены выездным приемным комиссиям.

На оставшиеся вакансии претендовали восемьсот абитуриентов из числа гражданской молодежи. И следовало хорошо потрудиться, для того чтобы набрать необходимый проходной балл.

Первым писали сочинение. Свою кровью и потом заслуженную четверку Костик получил. На письменный экзамен по математике Наталья Павловна мобилизовала скрытый ресурс.

Седоватый и склонный к полноте майор выкатился из столовой учебного центра, где всего минут десять назад начался экзамен, с вожделенным листочком в нагрудном кармашке.

— Наталья Павловна, — смахнул он со лба крупные капли пота, — за ради вас. Пришлось трошки потрудиться…

— За нами не заржавеет… — хмыкнула балерина. — Сочтемся…

Поставит уж она им пару-тройку номеров для художественной самодеятельности училища, чтобы после показать все на окружном смотре. Она приведет к ним своих девочек из балетного кружка, а начальник клуба подберет для них подходящих партнеров.

— Подсуетимся…

Пока старшая сестра нервно прохаживалась по узкой дорожке, ведущей к запасным воротам, Верочка Павловна на коленках тут же набрасывала решение. Или она второпях ошиблась, или Костик, переписывая, допустил нелепейшую оплошность. Верная пятерка ускользнула, явив на свет вместо себя твердую четверку.

— Собрались, черт, вместе, — едко сострила Наталья Павловна, — слепой и безрукий, сели за руль дорогого авто. Да ладненько уж.

Начало вышло неплохим. На устном экзамене по математике по инерции натянули ему на оценку «хорошо», во многом благодаря деятельной помощи начальника клуба. А по физике больше тройки вывести парню не смогли. Ничто не помогло оценить, в принципе, неудовлетворительные знания Костика еще выше.

Вместе со своим невысоким средним баллом аттестата до желаемого результата — девятнадцати баллов он не дотянул всего-то ничего, самую малость. И это оказалось обиднее всего.

Как можно выпутаться из создавшегося сложного положения, по делу посоветовал им начальник клуба, за эти дни проникшийся определенной симпатией к смышленому парню. Майор научил, что и как надо делать, кому, что и как именно следует говорить.

Накануне в столовой подрались во время чистки картофеля. Искали зачинщика бузы, но пострадавшие ребята отмалчивались, несмотря на открыто прозвучавшую угрозу отчисления.

— Товарищ капитан! — Костик вытянулся перед командиром 14-ой батареи курсантов. — Я не могу умолчать про тех, кто своим безобразным поведением позорит честное имя комсомольца…

Покрасневшие от недосыпа глаза комбата чуть приподнялись и жестко уперлись в стоявшего перед ним юношу.

— Конкретно! — потребовал он. — Назовите фамилии!

— Драку в столовой затеяли Андреев и Остапчук. Оба со 145-й группы. Первый дразнился, нехорошо обзывал товарища. Второй не выдержал, вмазал ему со злости. Ребята бросились их разнимать и передрались между собой…

Раскрыв блокнотик, Сергей Викторович взял парня на заметку. На прощание он поощрительно кивнул:

— Ты заходи, не стесняйся. В любое время дня и ночи…

Случай не заставил себя ждать. Самые отчаянные решили еще раз испытать свою судьбу и весело отметить успешное окончание экзаменов. Послали гонцов за винцом в Григорьевку…

— Товарищ капитан! — через пять минут Костик обстоятельно докладывал обо всем своему комбату. — Представляете…

Возвращающихся из самоволки абитуриентов ждали. А утром ребята с вещами покинули территорию лагеря. Уходили пацаны с низко опущенными глазами. Прятали в них горький упрек и обиду на то, что их жестоко подставили, подло предали…

— Сильно хочешь стать курсантом? — Сергей Викторович водил по Костику изучающим взглядом. — А балла тебе не хватает…

Чтоб полностью исключить вмешательство непостоянной девы-фортуны на грядущем заседании мандатной комиссии, комбат-14 решил упредить и схватить изменщицу за хвост и повернуть ее к Костику лицом. Капитан лично сходил в приемную комиссию, что располагалась в летнем домике напротив офицерского общежития.

Секретарь приемной комиссии прапорщик Серко привычными движениями легко затер ластиком худенькую оценку в ведомости по физике, подправил следы опасной бритвой, вывел «отлично». И перепечатал на машинке общие результаты сдачи 142-й группы. Сладил он все так, что и комар носа не подточит.

После мандатной комиссии Наталья Павловна отпросила и увезла на машине с собой в город без пяти минут курсанта. Свою часть договора она выполнила и пожелала немного расслабиться.

— Недурная у вас квартирка! — оценил юноша высоту потолков и внутреннюю обстановку, набитую дорогим антиквариатом.

Ко всему прочему, хата его покровительницы находилась в пяти минутах езды на трамвае от их училища. Ценное достоинство, учитывая складывающиеся обстоятельства.

— Быстро в ванну и хорошенько отдрай себя мочалкой…

Когда Костик вышел, распаренный и пахнущий чистотой, все шторы оказались задернуты, и комната погрузилась в полумрак.

— Не люблю, когда на меня пялятся… — пояснила женщина. — Дай мне к тебе привыкнуть…

Утром она сама отвезла Костика в училище, куда прибыла автомобильная колонна из лагеря. Абитуриенты выгружались, на площадке перед парком строились и повзводно отправлялись к казарме, что находилась всего в пятидесяти шагах от них.

По молчаливому знаку командира взвода Баталов быстренько занял свое место в строю.

— О, Иудушку привезли! — едко прошипели позади него.

— Тише ты! — одернули шутника. — Сашка Григорьев тоже с нами сегодня не ночевал. Скажешь, что и он «стучит»…

Сбоку тяжело засопели. Требовалось намек переварить.

— Нет, Сашка на подлость неспособен. Свой чудак…

— Может, вовсе не он «стучит». Я видел даму, которая за него просила. Такой классной бабе, пацаны, никто не откажет…

Баталов чувствовал, как покрываются краской торчащие уши. Он раскусил, что речь шла про него. Его начинали подозревать, но доказательств у ребят не хватало. Ему следовало поостеречься. Его походы в офицерскую канцелярию не остались незамеченными.

Напрасно он опасался. Все довольно скоро разрешилось само собой. По рекомендации начальника клуба замполит четвертого дивизиона курсантов взял Костика «на карандаш», вызвал к себе и обо всем обстоятельно расспросил.

На выборном комсомольском собрании дивизиона вышел на трибуну неприметный парнишка Владимир Бобов и тихо произнес:

— Есть предложение избрать в состав комитета ВЛКСМ нашего дивизиона следующих товарищей…

Проголосовали списком. Все дружно подняли руки. Первый курс. Никто и никого толком не знал. Не понял никто, откуда этот самый список взялся, кто в нем. Больше всего многих курсантов радовало то, что сами они в комитет не попали. Ни к чему им вся эта лишняя обуза и бумажная канитель. Они пришли учиться…

Второй в списке значилась фамилия Костика. Одним поднятием рук его сотоварищи вознесли Баталова на очередную высоту, сами того не осознавая, сунули ему в руку счастливый билет на трамвай желания. И дружно помахали ему вслед ручкой…

Бурно обсуждая все, что угодно, и только не само состоявшееся голосование, курсанты покинули аудиторию под номером 315, где проводилось собрание. Остался вновь избранный состав комитета комсомола четвертого дивизиона.

На правах старшего товарища первое заседание комитета повел сам замполит, чтобы уверенно довести судно до нужного причала:

— Предлагаю секретарем нашего комитета избрать Баталова Константина Григорьевича.

Мало кто из курсантов, оставшихся в зале, знал более одного сидящего с ним в первом ряду товарища. А потому предложенная им кандидатура Баталова особо никого не всколыхнула, не вызвала бурного противления. И снова дружно все проголосовали «за».

Раскрасневшийся Костик заверил всех, что приложит максимум усилий и оправдает их высокое доверие.

Тягостный для многих Курс молодого бойца пролетел мимо его сознания. Баталов с головой ушел в комсомольскую работу. Его видели то в одном месте, то в другом. Костик деятельно собирал необходимые сведения, учетные данные, составлял списки…

Особенно его занимала подготовка к праздничному концерту на день Присяги. Точнее, привлекал не сам концерт, а возможность манипулирования его подготовкой в своих корыстных целях.

— Товарищ подполковник, — на второй же день предложил он, — у нас есть возможность договориться с Домом офицеров. Покажут они у нас несколько номеров в своих костюмах. Будет здорово…

— Это ты ловко придумал… — расцвел замполит.

Не очень-то у него радостное поутру настроение сразу заметно улучшилось. С концертом имел он одну головную боль. За месяц из ничего слепить конфетку. А тут предлагают готовую обертку.

За хоровым пением дело у них не станет. В организованном стаде и бараны научатся складно блеять, нашлась бы на то воля. С пяток добавить к хору отдельных номеров, и дело на мази.

— Хитер ты, Баталов, на чужом горбу в рай выезжать, — весело рассмеялась Наталья Павловна, нисколько не озаботившись его предложением. — Молоток… гвозди чужими руками забивать…

Возникла необходимость, и у парня «нарисовался» свободный выход в город. Выдали ему документ, чтобы всякий раз не искать для него увольнительные записки и не выписывать их…

Вместо тягостных занятий на плацу и нудной чистки оружия Костик деловито сновал между училищем и Домом офицеров, не обделяя своим вниманием уютную квартирку на Томаса.

Временами в клубе училища появлялась Наталья Павловна и своим приходом вносила оживление. Незадолго до Присяги на предварительный прокат программы пришла с нею тоненькая девушка, села в первые ряды и за все время не проронила ни слова.

— Кто был с тобой? — поинтересовался Костик вечерком.

На днях они по взаимному согласию перешли на «ты».

— Губа у тебя не дура… — усмехнулась женщина. — Заприметил ястреб голубку. — Женись на ней, — будто в шутку, окидывая парня испытывающим взглядом, предложила она, — и тебе генеральские погоны по жизни будут обеспечены.

— Да ты «гонишь»! — не поверил ей Баталов.

Наталья Павловна безразлично пожала плечами и не ответила, томя его неведением. Пройдет время, и она еще пожалеет о своих опрометчивых словах. А пока она еще весело смеялась над ним…

5

Проводив глазами киевский поезд, отходящий под звуки марша «Прощание славянки», Славка нерешительно потопталась на месте. Несмотря на клокотавшую внутри злость, девушка заметила, как вдоль забора металась та самая миниатюрная блондиночка, про которую она спрашивала, но вразумительного ответа не получила.

— Опоздала… — отстраненно подумала девушка. — Ваш поезд, милочка, тю-тю. Поезд Москва-Воркотю давно в путю…

Качнувшись влево, Славка зашагала к подземному переходу. Через тридцать шагов ей предстояло решить, куда свернуть: идти прямо к выходу в парк на Куликово поле или влево до выхода на Привокзальную площадь. Пошла она прямо.

— Ты? — Ната удивленно моргнула, глядя на нее, на бутылку шампанского и на коробку шоколадных конфет в ее руках.

— Отпразднуем мою свободу! — со злой веселостью выдохнула нежданная гостья. — Или ты мне не рада, а?

Хозяйка протянула к ней обе доброжелательные руки:

— Есть люди, Славка, которым я рада всегда. Ты в их числе.

— К счастью или к несчастью, — протянула Славка и замолчала.

На тумбочке она заметила заколку для галстука. Ту самую, что она не обнаружила на муже, но сразу особого значения не придала.

— Я думала, ты отправилась в путешествие в спальном вагоне.

Не отвечая, Славка прошла на кухню в надежде найти улики. Кругом царил идеальный порядок. Однако это еще ни о чем ей не говорило. Выхватив из подставки нож, девушка сгруппировалась.

— Ната, ты — шлюха! — изменившимся голосом произнесла она. — Тебя прямо сейчас порезать или после того, как ты сама мне все расскажешь?! — с угрозой выплеснула Славка из себя. — Шлюха…

Ее перекошенное злобой лицо стало неузнаваемо некрасивым. Из утонченно воспитанной девушки она невероятным образом превратилась в одну из ярких представительниц городской шпаны, умеющей не только мастерски выражаться площадной бранью, но и пускать в ход при первой необходимости острые коготки, яростно сжатые кулачки и даже крепко зажатые в правой или в левой руке, а то и в обеих ладонях одновременно заточенные предметы.

— Попишу! Век воли не видать!

Кого-то другого вид разъяренной фурии мог удивить, но только не Нату. Она знала, что до тринадцати лет Славка жила с больной матерью в Чите, водила дружбу с нехорошими, мягко сказать, парнями, со всяким хулиганьем. Девчонке уготована была прямая дорога в «ночные бабочки», что кучно ошивались возле кабаков и ресторанов. С ее божественной фигурой Славка могла занять место в «Даурии», где собирались местные воры «в законе» и авторитеты.

— Сука, ты меня на всю жизнь запомнишь! — острый кончик мелькнул в опасной близости от лица хозяйки.

Невольно отступая назад, Ната напряженно следила за тем, как виртуозно Славка перекидывает нож из одной руки в другую. Еще не утратила она навыков, приобретенных в уличных потасовках, в ту пору, когда малолетки дрались район на район.

Возможно, по ней «плакала крытка» для несовершеннолетних. Все чудесным образом изменилось со смертью матери. Чувствуя скорое приближение конца, женщина подозвала девчонку к себе, передала записку в запечатанном конверте и простенькое кольцо.

— Найдешь Мартова Владлена Сергеевича. Скажешь ему, что ты от меня. Дай прочитать письмо. Все, что я еще могу сделать для тебя. Я была тебе не очень хорошей матерью. Поступи на этот раз так, как я тебе сказала. Иначе, девка, пропадешь ты одна…

И пропала бы Славка. Уже искала ее знакомая до боли и ужаса инспектор по делам несовершеннолетних правонарушителей. И отправили бы ее в детский дом, откуда прямая дорога шла в…

Да плюнула девчонка на все и махнула в Москву. Долго ехала она, на перекладных. Добралась. Денек пошаталась по столице и покатила в Тирасполь, где Славка нашла Мартова, который ее, всем на удивление, по-быстрому удочерил.

— Шлюха, ты меня знаешь давно, — тончайшее лезвие ножа с поразительной легкостью вспороло ткань шелкового халата. — Я не шучу! — вторая полоска органично легла крест-накрест первой.

И вправду, знакомство их длилось не один, не два года. Славку нарочно привели в балетную студию, чтоб избыть мальчишескую угловатость в ней и неуклюжесть движений, выработать осанку и по возможности придать необходимую для девушки ее положения и возраста грацию, заодно поднабраться хороших манер.

— Ты спишь с моим Баталовым, дрянь!

С силой вогнанный в дверной косяк нож мелко завибрировал, а Славка рухнула на пол, по-девчоночьи громко разревелась.

— Выпей! — Ната протянула стакан, куда на донышко плеснула порцию коньяка. — Легче станет…

Постукивая зубками по стеклу, Славка проглотила все махом, закашлялась, замахала руками.

— Ты же, дрянная девчонка, — женщина укоризненно качнула головой, — с самого начала знала, что у меня с Костиком связь. Тебя это не остановило. Ты начала с ним встречаться. Ты делала вид, что не в курсе наших отношений. Тебя все устраивало…

Славка хотела возразить, но не нашла, что сказать. Все было так или почти так. А хозяйка продолжала наступать на нее:

— Ты знала прекрасно, что твой Баталов далеко не убежит, если ты его от себя погонишь, а за утешением приплетется, придет ко мне, приползет на четвереньках. Я же для тебя не совсем чужой человек. Мне его можно на время доверить…

По лицу девушки пробежала гримаса судорожной усмешки. И тут старшая подруга оказалась права. В ней всегда присутствовала внутренняя уверенность в том, что муж не будет искать утех где-то на стороне, заводя легкие интрижки с легкомысленными девицами. Не станет бегать по всяким бабам, имея столь классную и стильную любовницу, как Ната. Бывшую любовницу, думалось ей…

— Тебе было удобно, и ты делала вид, что ничего не знаешь. А теперь все маски сорваны…

Достав второй стакан, Ната налила и себе. Признаться, и ей нелегко. Гораздо проще, когда все знают, догадываются, но ведут себя, будто ни о чем не ведают. Так намного легче смотреть в глаза друг другу. А после подобных откровенных признаний…

— Ты сейчас можешь уйти и всегда делать вид, что мы с тобой по жизни незнакомы. Я не обижусь. И Баталова своего забирай. На нем свет клином не сошелся. Было бы еще из-за кого…

Ната опустила руку с пустым стаканом. Кажется, все сказано. Занавес придется опускать и разбирать декорации. Жалко, что за окончанием спектакля последует опустошение. Сидящая перед нею девчонка давно превратилась в неотъемлемую часть ее жизни.

Славка была ее семьей. И семья рушилась. Зря она не прогнала Баталова еще ночью. Не подумала. Забыла ослепленная чувством ревнивого соперничества о том, что девчонка для нее значит много больше, чем ее неверный и ветреный муж.

— Следы за собой надо заметать, — буркнула Славка, «хлопнув» второй стакан. — Дернул же меня черт к тебе зайти…

Хозяйка открыла дверцу навесного шкафчика. Под порезанной тканью халата проступили капельки крови. А она сразу не заметила и не поняла, что кончик ножа глубоко процарапал ей кожу.

— Ты могла меня прирезать…

— Запросто! — охотно кивнула Славка, снова наполняя стакан.

Лет восемь назад одна девица из их хулиганской шайки за сущий пустяк прирезала свою товарку. А тут шикарный повод…

На перегоне Раздельная-Котовск все поезда шли без остановок и, разгоняясь, летели вперед с шелестящим свистом. Вагон слегка покачивало. Изредка постукивало. Открыв глаза, Рэм смотрел в окно, не вслушиваясь в ничего не значащий, никчемный разговор.

— Лады, мужики, — он рывком поднялся. — Я тут среди вас лишний. У вас свой базар, а у меня полное отсутствие интереса к вашему товару. Саша, я буду в нашем вагоне…

В служебном купе, артистически жестикулируя руками, Вова Бобов развлекал проводницу, девушку из студенческого отряда. Пухленькая, с полными щечками, она мило, застенчиво улыбалась и смущенно краснела.

— Вы про все интересно рассказываете…

На столике стояли два стакана с чаем, заварные пирожные и краснобокие яблоки. Яблоки продавали на каждой станции. Они стоили дешевле посуды, вместе с которой их предлагали. Грецкие орехи шли чуть дороже…

В купейных вагонах — чистота вовсе не та, дорожки в них лежат выцветшие и потертые. А в плацкартных паласов не наблюдается.

Подумав, Рэм остановился в рабочем тамбуре, где потише, и долго стоял, раскачиваясь вместе с вагоном, баюкая незатихающую душевную боль. Дина, увы, не пришла, чтобы проводить его.

Между ними, выходит, все кончено. Возврата к прежнему не произойдет. И лишь прошлое всегда будет преследовать его…

Молодые лейтенанты собирались кучками, живо припоминали курсантские годы. Набралось за четыре года, о чем вспомнить.

— Про обкатку танками не забыли? Как Лешка наш залег на дно окопа, закрыл наглухо голову руками, орал благим матом, не хотел вылезать? Вот смеху-то было! Втроем выталкивали его!..

— А как метали гранаты? Паша кинул, рука сорвалась, граната улетела всего метров на десять, осколки над головами свистели. Взводный приказал Пашу близко к огневому рубежу не подпускать, велел нарезать ему деревянных чурок, тренироваться в сторонке.

А на память Рэму пришло схожее. Только из его суворовского прошлого. На занятиях по тактической подготовке им показали, как обращаться с взрывпакетами. Санька Белоусов чиркнул, поджег фитиль и, как малое дитё, смотрел на то, как, шипя, горит шнур.

Жора Васильев не выдержал, как заорет: «Бросай! Бросай!». А Санька, медленно поднимая глаза, в ответ ему: «А?». Руку он едва успел разжать, как рвануло. Кожу с ладони содрало, лицо опалило. А не успел бы Санька ладошку раскрыть, остался бы без кисти. Долго потом смеялись, вытирая слезы. И смех и грех…

— Рэм, помнишь, как пожар на складе боеприпасов тушили?

Ему ли не помнить? Не в тот ли день появились у него первые седые волосы? Юрка Пашутин стоял на посту. Баловался, кидал он горящие спички в тополиный пух. Нашел себе детскую забаву…

…Выездной караул. Учебный центр. В лагере больше никого, кроме наряда по парку, их караула и прапорщика, дежурного по учебному центру. Шел десятый час вечера. Серело…

Вместе с отчаянной трелью телефонного звонка в караульное помещение ворвалась тревога. О ней еще не высказались вслух, но она незримо уже заполнила все пространство. Неурочный выход на связь часового обычно ничего хорошего не предвещал.

— Пожар на посту! — пыхнуло страшной бедой из трубки.

— Караул, «В ружье»! — машинально скомандовал Рэм. — Пожар на посту! — добавил он для пущей ясности. — Володя, на связи!

Весь караул-то состоял из четырех человек. Один пост. Три караульных и начальник караула. Негусто…

На ходу заряжая оружие, закрывая глаза на нарушение Устава, они похватали огнетушители. Никульский остался на охране и на телефонах. О чрезвычайном происшествии Рэм приказал никому не докладывать. Слишком подозрительным показался ему голосок Пашутина. Не сам ли Юрок дел натворил. Сперва хотелось во всем разобраться, не навредить бы в спешке ненароком парню…

Вдвоем рысью, грохоча сапогами, летели к парку. Пылала сухая трава, огонь хищно подбирался к хранилищу, жадные рыжие язычки лизали деревянные ворота. Если они загорятся, то…

Бедолага Пашутин лопатой из пожарного щита отбивал атаки песком, присыпая им очаги. Дневальные по парку поливали огонь из огнетушителей. Да много ли толку от них, баллонов с пеной, в жаркую пору, когда все вокруг высохло до самого земного ядра.

Огнетушители быстро выдохлись и, плюнув напоследок ржавой струйкой, заткнулись. Отбитый в одном месте, огонь копил силу на другом краю и, подгоняемый ветерком, набирал скорость.

— Дрова! — мрачно сплюнул Серега Беляев, посыльный при дежурном прапорщике. — Приехали. Сгорит к чертовой матери.

Все понимали, что дело — труба. И помочь им никто не в силах. Хоть звони, хоть не звони. Покуда из города приедут пожарные, одни головешки останутся. После того, как рванут боеприпасы.

А чему дружно рвануть, на складе лежало в избытке. Битком набит был он взрывчатыми веществами. Пиротехнические средства для имитации. Патроны, боеприпасы для АГС-17, автоматического станкового гранатомета. Всего и не перечислить.

— Я нечаянно, я нечаянно… — жалко скулил Юрка Пашутин, одновременно мужественно защищая ворота.

Доигрался он. Не успел притоптать вспыхнувший пух, понесло пламя ветерком, побежали проказливые огоньки во все стороны, озоруя и расширяя круг, злорадно надсмехаясь над часовым.

— Надо что-то делать, Рэм, — суетливо топтал траву ногами Вова Полуэктов. — Надо что-то делать, не стоять!

Треба щось робыты. Конечно, Рэм прекрасно это понимал. За все придется отчитываться именно ему. Точнее, держать ответ на пару с Пашутиным. В любом случае, за все ответственен начальник караула. В вину ему инкриминируют и то, что он сразу не сообщил о пожаре по команде. Хоть оно практически ничто и не меняло…

— Печать, Юрка, стереги! — пошутил Рудь, сбивая пламя снятой с себя хлопчатобумажной курткой.

Сказал, как бы в насмешку, но, по сути, Андрей был прав. Весь охраняемый объект мог дотла сгореть, но если останется в целости и сохранности фрагмент двери с нетронутым слепком печати, никто не сможет обвинить часового в том, что тот проник на склад, похитил ценности и, заметая следы, все поджег.

— Вынь «краник» из штанов, лей! — зло кинул Витя Щербаков.

— Иди ты! — угрюмо огрызался Юрка, живо перебегая на другое место, где огонь, воровато озираясь, подбирался к стенам.

Их собралось у склада по кругу семеро, но силы-то оказались неравными. Голыми руками им огненную стихию никак не одолеть. Рано или поздно она одержала бы над ними победу, отпраздновала бы грандиозным фейерверком, салютуя в честь разгильдяйства…

— У заправки стоит поливальная машина, — будто проснувшись, заявил Витя Шпак. — Я слышал, что она завтра пойдет на огороды. У меня е отмычка. Я трошки пробовал, заводил…

— И кому ты раньше молчал? — чертыхнулся Игорь Коломийцев.

Впрочем, и так все и все поняли. Витек, будучи дневальным по парку, залез в машину, слегка нарушил пару положений Устава. Побаивался парнишка, что и на него могут «бочку покатить».

— Бегом, гони ее сюда! — округлил глаза Серега Пустовит.

— А як бы опосля…

Нерешительно переминаясь, Шпак давал ясно понять, что не имеет большого желания брать на себя ответственность.

— Давай, давай! Теперь я за все в ответе! — Рэм усмехнулся.

Из двух зол ему лучше выбрать меньшее. Если склад удастся им отстоять, отвечать за остальное станет намного легче.

— Не стоять, не стоять! Отсекай огонь от склада!

С помощью техники им удалось справиться. Мощные водяные струи придавили языки пламени, заставили отступить, выдавили коварного супостата на выжженную полосу, где тот выдохся.

— Ух, зараза! — Шпак рукавом вытер пот с лица. — Думал, щось ничого не выйде.

— Печать цела! — доложил Юрка Пашутин.

Покусывая нижнюю губу, начальник караула обошел весь склад. Охраняемый объект не пострадал. Однако на прилегающей к нему территории остались следы пожара. От них хотелось бы избавиться. Чтобы ни у кого не возникало излишних вопросов.

— Витя, заправь агрегат водой… — распорядился Рэм.

После недолгого раздумья, он расчертил границы, где черный дерн следовало заменить на новый, а где просто снять, расчистив площадку от гари. Работали они всю ночь и весь день…

Выслушав очередную байку Баталова, Сашка поднялся.

— Я пойду…

— Место свободно, — ткнул пальцем Костик. — Оставайся. Что ты забыл среди едущей в плацкарте серости? Твое место со мной. Мы должны держаться вместе. На кой ляд тебе сдался Валишев? Он из быдла, из скотского стада. Быдло всегда быдлом останется…

Увесистый кулак Григорьева угрожающе сжался. Казалось, еще одно слово, и Сашка приложится от всей души.

— Сволочь ты, Баталов. Как родился ты сволочью, так сволочью и вырос. Жалко об тебя руки марать…

Посланная с силой дверь с грохотом закрылась. Костик нервно поежился. Душевного дискомфорта ощутимо прибавилось. Рука сама потянулась к бутылке. Оставшись один, он испугался. Ему показалось, что все его бросили. Жена. Друзья. Нет, друзей у него, если честно, то не наблюдалось. Имелись приятели…

Несмотря на бурный протест со стороны девушки, Бобов за руку бесцеремонно тащил ее по коридору, считая, что возникшего между ними знакомства за чашкой чая вполне уже достаточно для того, чтобы не обращать внимания на ее чувства и желания.

— Вот и мы! — торжествующе улыбнулся Вова, и Баталов облегченно вздохнул.

Нет, он не остался один. Жизнь продолжается, и надо по самой полной программе пользоваться удобным моментом.

— Наливай! — подмигнул он Вове.

— Леночка, до дна, до дна! — Бобов чуть ли не силком заставлял девушку пить, а Костик же тем временем за спиной проводницы, нехорошо ухмыляясь, в стакан с «Пепси-колой» вливал коньяк.

— Ух! — раскрасневшаяся девица схватилась за протянутый ей стакан со сшибающим с ног коктейлем.

— Между первой и второй промежуток небольшой! — с коварной улыбочкой провозгласил Баталов.

И Леночка покорно приняла посудину. В голове у нее шумело, появилось ощущение легкости и простоты в общении с почти незнакомыми ребятами. Отлетели в сторону робость и смущение, их она всегда прикрывала напускной холодной строгостью.

— Какая я стала вся пьяная! — тоненько хихикнула девушка, будто вовсе не замечая того, что вороватая мужская рука забралась под форменную рубашку и втихаря шарила по ее телу.

Не пожелала она обращать внимания на сущий пустячок.

— Леночка, у тебя чудные ямочки, когда ты улыбаешься! — Костик жаркими губами дотронулся до ее пухленькой щечки.

Не встречая сопротивления, он ладонью накрыл трепещущую грудь, сдвинув в сторону чашечку лифчика.

— За них надо выпить! — Бобов вновь протягивал наполовину наполненный стакан. — За ямочки, за ямочки!

Пока Леночка пила, Баталов неторопливо расстегивал пуговки на ее рубашке. Он не боялся того, что его оттолкнут, что деваха начнет возмущаться. Костик считал себя знатоком людских душ, полагал, что тонко разбирается в человеческой психологии.

Еще во время посадки он заметил, как проводница смотрит на него и на Миру заискивающими глазками. Хозяйка вагона чутко распознала в них представителей высшей элиты, к коей он себя с некоторых пор небезосновательно причислял.

Негромко щелкнула застежка бюстгальтера, тонкие лямочки соскользнули с полноватых округлых плеч. Высвобожденные из плена туго налитые груди тяжело колыхнулись.

— Ух ты! — Бобов широко раскрыл восхищенные глаза.

— Иди, погуляй! — сердито шикнул на него Баталов. — Не мешай!

Не дожидаясь повторного приглашения покинуть сцену, Вова скромно удалился, притворив за собой дверь.

Ему не привыкать к пренебрежительному отношению. Он свое доберет. Дружба с Баталовым дала ему многое. Все их товарищи едут в плацкарте, а он — в спальном вагоне. Разница есть…

Уходя, проводница оставила дежурное освещение. Тусклый свет отбрасывал блеклые тени на лицо сидящего у занавешенного окна молодого человека в новенькой лейтенантской форме. Хотя, по внешнему виду, по много повидавшим глазам ему давали далеко за двадцать. Несколько старовато выглядел парень для выпускника военного училища. И, в самом деле, Шустрик через пару месяцев готовился отпраздновать юбилей, свое двадцати пятилетие.

До поступления в высшее артиллерийское училище Ваня успел отслужить срочную, и года его неуклонно поджимали. Он оказался старше своих однокурсников почти на четыре года.

— Ванька, ты не знаешь, — в узкий проем приоткрытой двери просунулась всколоченная голова парня в расстегнутой до пупа защитной рубашке, — хозяйка наша на водку, случаем, не богата?

По всей видимости, ребята так разогнались, кидая по сторонам один за другим громкие тосты, что горючее в баках иссякло.

— Она, — уклончиво протянул Шустрик, — понимаешь…

Хитрый делец не желал, чтобы товарищи его прознали про то, что проводница из-под полы втридорога торгует спиртным, коим он ее сам и снабдил. Он намеревался остаться в стороне.

— У нее есть… Но она дорого просит…

— А… — лейтенант пренебрежительно махнул бесшабашной рукой. — Плевать на наши рубли! Скоро марками начнем получать!

Пряча радостно блеснувшие глаза, Ваня прикрыл их ладонью.

— По пятнадцать рубликов… — Шустрик извлек из-под полки бутылку и завлекательно повертел ею в руке.

— Плевать!

Кинув на столик смятые червонцы, парень, держа в каждой руке по три пузыря, покачиваясь, зашагал по проходу.

— Дурни! — злорадно усмехнулся Иван.

Смахнув денежки со столика, он быстренько спрятал купюры в кармашек, для большей надежности и полной сохранности вшитый в семейные в узкую светлую полоску сатиновые трусы.

— Процесс у нашего маклака, вижу, пошел? — поинтересовалась вернувшаяся женщина лет пятидесяти с поблекшим и затасканным в дорогах лицом со следами остаточных похмельных явлений.

— Еще как пошел! — Шустрик довольно осклабился.

Нисколько не покоробило Ваню то, что его открыто обозвали спекулянтом. Еще в бытность свою старшинскую он умудрялся толкать на рынке солдатское мыло, наволочки и простыни…

— Ну и чудно! — на женском лице проступила улыбка. — Сейчас мы на пару продолжим растить нетрудовые доходы…

С каждой проданной бутылки Евдокия Тарасовна имела свою долю в два рубчика. Поначалу женщина отнеслась к предложению своего чересчур предприимчивого пассажира с вполне объяснимым и имевшим быть место скепсисом:

— Ты имеешь наглость толкнуть водку друзьям за три цены?

— Они мне не друзья. Если на плечах нет головы, то…

В двух словах Шустрик обрисовал стоявшей у вагона толстой тетке всю намечающуюся картину. В дороге парни все опустошат, так или иначе, начнут искать спиртное, суматошно бегать по всему составу, ломиться в служебные купе давно спящих вагонов. В итоге они пойло найдут, но оставят гроши чужому дяде.

— Соображаешь, — Евдокия Тарасовна одобрительно хмыкнула.

По большому-то счету, возникающие промеж молодых людей взаимоотношения лично ее ни с какого боку не касались. Свою личную выгоду она блюла, остальное — не ее забота.

— Те що, — лукаво прищурилась она, — мало платыты?

— Деньги лишними не бывают…

Изобразив на лице значимость, Иван многозначительно качнул коротковатым и покрытым волосиками указательным перстом. У него впереди намечались приличные расходы, поэтому он и решил толкнуть два ящика водочки, чтоб создать для себя определенный задел. В Киеве, если все сложится, как он задумал, Шустрик хотел прикупить, а потом спекульнуть еще четыре ящика.

Моральная сторона вопроса Ваньку нисколько не беспокоила. Почти всех учившихся вместе с ним ребят он недолюбливал и в основной своей массе презирал. Пока Шустрик ревностно исполнял обязанности старшины курсантской батареи, он частенько и вполне откровенно издевался и измывался над простыми курсантами, над теми, в коих не чувствовал способности и силы к отпору.

Конечно, к концу третьего курса ситуация в корне изменилась и не в лучшую для него сторону. Пришлось Ванечке поменять всю тактику и стратегию. Шустрик не гнушался и тем, что кое перед кем заискивал, подхалимничал, ища в них поддержку и опору.

И все едино на выпуск он не пошел из-за предохранительных побуждений. Боялся Ванька, что «начистят» ему рыло от души его друзья-товарищи по старой памяти…

Вернувшись в свой вагон, Григорьев нашел Рэма не сразу. Он прошелся из одного конца в другой, случайно заметил друга, когда проходил мимо купе проводников. Дверь неплотно прикрыли, и через тонкую щелку Сашка увидел Рэма, сидящего с отрешенным лицом напротив миловидной девушки, увлеченно повествующей.

По неподвижно застывшему лицу Валишева представлялось затруднительным, не зная его одной особенности, сказать, что он уже порядком выпил. Выдавали его слегка стекленеющие глаза, которые теряли обычно присущее им живое тепло и подвижность.

— Садись, Саша, — Рэм устало улыбнулся одними уголками губ, — составь нам компанию. Анюта очень интересно рассказывает о своей студенческой жизни. Оказывается, мы еще сколького не знаем о том, как живут другие…

Темнело. За окном пролетали огни. Стучали колесные пары. По коридору, переходя из одного вагона в другой, шастали молодые лейтенанты. Разгоряченные воспоминаниями и непрекращающимся застольем, они докатились до той самой кондиции, когда возникает непреодолимое желание искать себе на одно место приключения.

— Не желает ли милая дама присоединиться к нашему шалашу? — в приоткрытую дверь просунулась любопытствующая голова.

В ответ девушка вздрогнула, отодвинулась в уголок.

— К сожалению, — Рэм окинул товарища чуточку насмешливым взглядом, — Анна Васильевна уже ангажирована нами. Ты, брат, увы, чуточку опоздал. Приходите завтра…

— Засада…

Озадаченно потоптавшись возле двери, молодой человек тяжко и разочарованно вздохнул. Его делегировали к проводнице друзья-товарищи, которые заскучали в чисто мужской компании. Они пребывали в уверенности, что девушка охотно присоединится к ним. А дальше — дело техники. Облом приключился с той стороны, откуда не ждали. Нашлись среди них люди более проворные и шустрые, наложили свою лапу на общественное достояние.

— Наш пострел везде поспел… — лейтенант нахмурился.

Но не затевать же ему выяснение отношений с товарищами из-за первой попавшейся им на глаза смазливой бабенки.

— Глянем в соседнем вагоне…

— Машинку для закатки губ прихвати… — напутствовали его.

Напившись вдоволь крепкого и горячего чаю, Григорьев ушел спать, оставил их одних. Рэм все слушал и изредка плескал себе в стакан из непонятно которой по счету бутылки. Лицо его мрачнело, а взгляд тяжелел. Но его суровость Анюту нисколько не пугала.

Несмотря на то, что лейтенант о себе почти ничего не сказал, ей казалось, что она знает его уже давно. У нее появилось ощущение того, что между ними установилось тесное взаимопонимание, граничащее с духовной общностью, которая неизменно переходит в близость. Поначалу в духовную, а потом и в физическую.

Требовался легкий толчок. Кому-то из них двоих надлежало сделать первый шаг. Девушка надеялась на то, что инициативу возьмет на себя представитель сильного пола. Время шло, а Рэм ничего не предпринимал.

— Отвернись к окну, я переоденусь… — подталкивая события, негромко произнесла проводница.

С нерешительным колебанием, Анюта медленно распахнула рубашку, скинула ее. Заведя руки назад, она отстегнула застежку бюстгальтера, не сразу сняла его. С внутренним волнением ждала, что сейчас, поднимаясь, шевельнется за нею надвигающаяся тень, мужские руки возбуждающе опустятся на ее плечи и…

Не дождалась Анюта. К ее разочарованию, лейтенант даже не шелохнулся. Привычными движениями она быстро стянула вниз юбку, выпрямилась, чуточку помедлила.

— Можешь смотреть, — разрешила девушка, накинув на себя халат. — Ну, как тебе? — она кокетливо присела, выпрямилась.

— Хорошо, — кивнул парень головой. — Как дома…

На самом деле, Анюта будто стала другой, намного ближе. От ее внешнего вида повеяло чем-то подзабытым, но странно родным. Внутри все задрожало. Помимо его воли все мужское существо потянулось к живительному женскому теплу.

— Тебе плохо, я вижу… — девичье дыхание приблизилось. — Забудь обо всем. Я тоже этого хочу… — узкая ладошка с жалеющей лаской опустилась на лицо Рэма, тонкие пальчики пробежались по его осунувшимся скулам. — Ты такой хороший…

Второй рукой девушка приспустила халатик с левого плеча, обнажая матово-белую грудь.

— Анюта, — глуховато произнес он, — понимаешь, глупостей не следует делать, даже если очень плохо. Ты хорошая. Но так нельзя поступать, это не по правилам…

Сильные мужские ладони перехватили тонкие кисти, бережно сжали их, поднесли к раскрывшимся губам.

— Ты хорошая, Анюта. У тебя все еще будет. Не стоит тратить свои чувства на ничего не значащие и ни к чему не обязывающие встречи. Но если тебе невтерпеж, — Рэм иронично усмехнулся, — ты выйди, свистни, и к тебе мигом выстроится очередь…

Будь он трезвым, парень это не сказал бы, объяснил бы немного по-другому, более тактично и деликатно. Но…

— Что?!

Расширив глазки, девушка в ужасе отпрянула, передернула плечиками. Перспектива оказаться безвольной игрушкой в руках десятка-другого молодых самцов без всякой надежды при желании остановить плотское безумие ее не прельщала. Не похоть владела ею, а желание подарить сидящему напротив нее человеку радость и кусочек нечаянного счастья. И что она получила в ответ…

— Я не думала, что ты можешь быть жесток!

До Рэма дошло, что своими словами он мог сильно обидеть милую девушку. А она обиды от него не заслужила.

— Прости, Анюта…

Приблизившись к ее губам, он позволил себе один поцелуй, долгий, чувственный и одновременно целомудренный. Потому как за ним ничего не последовало.

— Жестока, Анюта, сама жизнь. А я лишь сказал, как есть…

Прикрыв глаза, девушка тяжело вздохнула:

— Странный ты какой-то, Рэм…

Никак она не могла его понять. Другой на его месте без всяких раздумий охотно воспользовался бы ее предложением. С радостью принял бы ее щедрый дар.

— Не такой, как все…

Растирая ладонью наполненную едким сарказмом усмешку, лейтенант глухо проронил:

— Таким уж, Анюта, уродился…

Почти до самого утра он нежно поглаживал доверчиво к нему прижимающееся девичье тело, охраняя ее покой.

— Ты еще найдешь свое счастье, Анюта… — прошептали его губы, а левая щека судорожно задергалась.

У кого-то все еще впереди, а он свое счастье проворонил.

— Кар! Кар! — передразнил парень сам себя. — Ворона…

Когда в вагоне все стихло, Рэм залпом допил остатки водки, покачиваясь, пошел к своей полке, взобрался на нее и провалился в тяжелое забытье…