Жизнь неугомонной юной сыщицы Флавии де Люс, и без того нескучная, круто переменилась: ее отсылают из дома в Канаду, в женскую академию мисс Бодикот, где много лет назад училась ее мать Харриет. Флавия в своем репертуаре: не успевает она встретить первый рассвет на новом месте, как приключения буквально падают к ее ногам – она обнаруживает в каминной трубе труп. Личность трупа, время и причины смерти – тайна, покрытая мраком. Флавии предстоит расследовать это дело, не имея под рукой ни верного Доггера, ни доброжелательного инспектора, ни собственной химической лаборатории. Справится ли она на этот раз?
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Сэндвич с пеплом и фазаном предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава 2
В Торонто шел дождь.
Низкие облака, сердито смотревшие на высокие здания гостиниц, казались воспаленными внутренностями из-за красных отблесков, отбрасываемых неоновой рекламой. Мокрые тротуары напоминали какой-то безумный ковер, сшитый из клочков, — вперемешку текучие цвета и бегущая вода. В сыром мраке сверкали огни трамваев, и вечерний воздух остро пах озоном.
Дорси Рейнсмит еще не до конца проснулась. Моргая, она стояла на тротуаре под зонтиком, который держал ее муж, с таким видом, будто только что очнулась и обнаружила себя на незнакомой малоприятной планете.
— Сегодня все такси заняты, — сказал ее муж, окидывая взглядом улицу во всех направлениях. — Но кто-нибудь еще приедет.
Он отчаянно замахал руками, подавая сигнал одинокому такси, едущему по неправильной стороне улицы, но оно, расплескивая воду, проехало мимо, не заметив нас.
— Не понимаю, почему Мертон не смог нас встретить, — заметила Дорси.
— Додо, у него умерла мать, — ответил Райерсон, забыв, что я рядом. — Ты что, не помнишь? Он прислал телеграмму.
— Нет, — заявила она, недовольно выпячивая губы.
Райерсон яростно грыз нижнюю губу. Если такси не объявится в течение ближайших двух минут, ему понадобится наложить швы.
— Завтра я закажу цветы, — сказал он, — для вас обеих.
Невероятно! Что это, оскорбление? Или я ослышалась?
Дорси обратила на него медленный, леденящий змеиный взор, но в этот самый момент рядом с нами, разбрызгивая воду, резко затормозило такси.
— А! Вот и мы! — радостно сказал Райерсон, потирая руки — или выламывая пальцы, я не совсем поняла.
Рейнсмиты забрались на заднее сиденье, а мне пришлось сесть рядом с водителем.
Райерсон назвал свой домашний адрес.
— Мы приютим тебя на ночь, Флавия, — сказал он. — Слишком поздно, чтобы ехать в академию мисс Бодикот. Они давно уже закрылись.
— Ничего подобного, — объявила его добрая женушка. — У нас комната не готова, и с учетом того, что Мертон не в состоянии, сама я не справлюсь. Везите нас в женскую академию мисс Бодикот. Мы их разбудим.
Так все и вышло.
В зеркале заднего вида я видела, как Дорси Рейнсмит шевелит губами, на чем свет стоит распекая своего супруга. И в свете уличных фонарей, проникавшем сквозь залитые водой боковые стекла, лицо Райерсона как будто таяло.
Женская академия мисс Бодикот располагалась в тупике прямо за авеню Данфорт.
И выглядела совершенно не так, как я ожидала.
По обе стороны улицы теснились высокие дома, и их окна светились ярко и приветливо. Среди них огромным темным пятном на отдельном участке виднелась академия мисс Бодикот: высокая, огромная — несколько акров мрачной темноты под дождем.
Впоследствии я выяснила, что когда-то здесь был монастырь, но в тот момент я этого еще не знала. Райерсон сердито дергал колокольчик того, что я приняла за жилище привратника: что-то вроде готического окошка, вделанного в дверь арочного парадного входа.
К двери вела длинная каменная лестница. Дорси ждала в такси, а я стояла рядом с ее мужем на ступеньках. Райерсон заколотил кулаком в тяжелую дверь.
— Откройте! — закричал он в пустые окна без занавесок. — Это председатель! — и пробормотал себе под нос: — Это заставит их пошевелиться.
Где-то внутри загорелся слабый свет, как будто кто-то зажег свечу.
Райерсон расплылся в торжествующей улыбке, и я подумала: может, надо поаплодировать?
Спустя то, что показалось мне вечностью, а в реальности наверняка было меньше минуты, дверь чуть приоткрылась и нам явилось привидение в халате, очках с толстыми стеклами и в папильотках.
— Что надо? — вопросил скрипучий голос, и подсвечник приподнялся, освещая наши физиономии. А потом послышался придушенный вздох. — О! Простите, сэр!
— Все в порядке, Фицгиббон. Я привез новую девочку.
— А, — отозвалось привидение, описывая подсвечником широкий полукруг и приглашая нас войти.
Мы оказались в просторном гулком мавзолее, стены которого повсюду перемежались стрельчатыми раскрашенными закутками и альковами, некоторые из них в форме раковины. Такое впечатление, что когда-то здесь стояли религиозные изваяния, но бледные святые и девы были изгнаны и заменены медными бюстами кислолицых пожилых мужчин с бакенбардами в бобровых шапках, заложивших ладони за отвороты сюртуков.
Помимо этого я успела заметить только вытертые половицы, покрытые лаком и исчезающие во всех направлениях, и тут свеча погасла и мы остались в темноте. Пахло здесь, как на складе пианино: деревом, лаком и металлом, что намекало на тугие струны и старые лимоны.
— Проклятье, — прошептал мне кто-то на ухо.
Мы находились, как я предположила, в холле, когда внезапно загорелся электрический свет, и мы втроем заморгали.
Высокая женщина стояла наверху широкой лестницы, держа руку на выключателе.
— Кто там, Фицгиббон? — поинтересовалась она, и в ее голосе прозвучали мед и сталь.
— Председатель, мисс. Он привез новенькую.
Я начала злиться. Не собираюсь стоять тут, как мебель, пока меня обсуждают.
— Добрый вечер, мисс Фолторн, — заговорила я, сделав шаг вперед. — Меня зовут Флавия де Люса. Полагаю, вы меня ждете.
Я прочитала имя директрисы на рекламном проспекте академии, присланном отцу. Мне оставалось только надеяться, что женщина на лестнице — действительно директриса, а не просто какая-то прислужница.
Она медленно спустилась по лестнице; поразительно светлые волосы снежным нимбом окружали ее голову. Одета она была в черный костюм и белую блузку. Большая рубиновая булавка сверкала у шеи, словно капля свежей крови. Крючковатый нос и темный цвет лица делали ее похожей на пирата, бросившего море ради карьеры в образовании.
Она окинула меня изучающим взглядом с головы до пят.
Должно быть, она была удовлетворена осмотром, потому что наконец произнесла:
— Возьмите ее вещи.
Фицгиббон открыла дверь и подала знак таксисту, и через минуту мой багаж, влажный от дождя, был свален в фойе.
— Благодарю вас, мистер Рейнсмит, — промолвила она, отпуская председателя. — Очень мило с вашей стороны.
Довольно краткая благодарность человеку, который провез меня через всю Атлантику и половину Канады, но, возможно, сейчас просто слишком поздно.
Отделавшись кратким кивком, Райерсон Рейнсмит исчез, и я осталась наедине со своими пленителями.
Мисс Фолторн — теперь я была уверена, что это она, поскольку она не поправила меня, — неспешно обошла вокруг меня.
— Есть ли у тебя сигареты и алкоголь при себе или в багаже?
Я отрицательно покачала головой.
— Ну и?
— Нет, мисс Фолторн, — сказала я.
— Оружие? — поинтересовалась она, разглядывая меня вблизи.
— Нет, мисс Фолторн.
— Что ж, очень хорошо. Добро пожаловать в женскую академию мисс Бодикот. Утром я оформлю тебя должным образом. Отведи ее в комнату, Фицгиббон.
С этими словами она выключила свет и слилась с темнотой.
Фицгиббон снова зажгла свечу, и мы двинулись по лестнице, сопровождаемые отблесками и тенями.
— Тебя поселили в «Эдит Клейвелл», — проскрипела она наверху лестницы, выуживая связку ключей из немыслимых недр своего халата и открывая дверь.
Я сразу же узнала имя. Эта комната была посвящена памяти героини Второй мировой войны Эдит Клейвелл, британской медсестры, убитой немецкой расстрельной командой за то, что помогала бежать военнопленным. Я вспомнила ее знаменитые слова, сказанные перед смертью и выбитые на ее памятнике около Трафальгар-сквер в Лондоне: «Патриотизма недостаточно. Я не должна испытывать ненависть и горечь по отношению к кому-либо».
В этот самый миг я решила, что отныне это будет мой личный девиз. Самые подходящие слова.
По крайней мере, в настоящий момент.
Фицгиббон поставила подсвечник на маленький деревянный столик.
— Задуй свечу, когда будешь ложиться спать. Никакого электрического света — уже наступил комендантский час.
— Могу я разжечь камин? — спросила я. — Я очень замерзла.
— Камин не разрешается до пятого ноября, — ответила она. — Такова традиция. Кроме того, уголь и дерево стоят денег.
С этими словами она ушла.
И я осталась одна.
…Я не стану описывать эту ночь, скажу только, что матрас, судя по всему, был набит осколками камней, но я спала как убитая.
Я оставила свечу гореть. Только она давала хоть какое-то тепло в комнате.
Хотелось бы мне сказать, что мне снились Букшоу, отец, Фели и Даффи, но нет. Вместо них мой утомленный мозг полнился образами ревущих морей, хлещущего дождя и Дорси Рейнсмит, превратившейся в альбатроса, который, взгромоздившись на верхушку мачты несомого бурей корабля, кричал на меня диким птичьим криком.
Я выбралась из этого беспокойного сна и обнаружила, что на моей груди кто-то сидит и сердито лупит меня кулаками по голове и плечам.
— Предательница! — рыдал чей-то голос. — Ты грязная мерзкая предательница! Предательница! Предательница! Предательница!
До рассвета было еще далеко, и слабого света уличного фонаря, просачивавшегося в комнату, было недостаточно, чтобы я могла разглядеть того, кто напал на меня.
Я собралась с силами и сильно дернулась.
С ворчанием и глухим ударом кто-то тяжело рухнул на пол.
— Черт тебя дери, ты что творишь? — завопила я, хватая подсвечник со стола. В качестве оружия он был лучше, чем ничего. Мерцающий огонек вспыхнул ярче.
Некто со свистом втянул воздух. В этом звуке мне послышалось удивление.
— Ты не Пинкхэм! — заявил голос во мраке.
— Конечно, я не Пинкхэм. Я Флавия де Люс.
Голос задохнулся.
— Де Люс? Ты новенькая?
— Да.
— О, проклятье! Боюсь, я совершила ужаснейшую ошибку.
Послышался какой-то шорох, и на потолке загорелся свет.
Передо мной, моргая от яркого света, стояло самое удивительное крошечное создание, которое мне только доводилось видеть: глаза удавленника, как выразилась бы Даффи, длинные, как у ящерицы, ноги, обтянутые мешковатыми черными шерстяными колготками под синей юбкой, составляющей часть помятой школьной формы. Ее тело, совершенно теряющееся на фоне этих длиннющих кривых ног, напоминало плоский шмат теста — небрежно слепленного имбирного человечка.
— Кто ты, черт возьми, такая? — возмущенно спросила я, перехватывая контроль над ситуацией.
— Коллингсвуд П. Э. П. Э. значит Патриция Энн. Боже мой, надеюсь, я тебя не слишком разозлила. Я думала, что это Пинкхэм. Правда! Совсем забыла, что ее переселили в «Лору Секорд» вместе с Бартон, потому что ей снились кошмары. По специальному разрешению.
— А что такого натворила Пинкхэм, чтобы заслужить подобное избиение? — я не собиралась позволить ей так легко отделаться.
Коллингсвуд покраснела.
— Я не могу тебе сказать. Она убьет меня.
Я заморозила ее фирменным голубым взглядом де Люсов — хотя на самом деле мои глаза имеют фиолетовый оттенок, особенно когда я сержусь.
— Колись, — потребовала я, с угрожающим видом поднимая свечу и делая шаг к своей гостье. В конце концов, я теперь в Северной Америке, стране Джорджа Рафта[4] и Джеймса Кэгни[5] — в краях, где говорят по-простому.
Коллингсвуд разразилась слезами.
— Полно тебе, детка, — сказала я.
Полно тебе, детка?
Мои уши не могли поверить тому, что произнес мой рот. Всего пара часов в Канаде — и я уже изъясняюсь, словно Хамфри Богарт. Тут что-то в воздухе, что ли?
— Она наябедничала на меня, — призналась Коллингсвуд, утирая слезы школьным галстуком.
Они и правда тут так говорят. В конце концов, все эти послеобеденные часы с Фели и Даффи в кинотеатре в Хинли не прошли даром, как заявлял наш отец. Я выучила свой первый иностранный язык, и выучила его неплохо.
— Наябедничала, — повторила я.
— Директрисе, — добавила Коллингсвуд, кивая.
— Мисс Фолторн?
— Жене висельника, как мы ее называем. Только не проболтайся ей. Она творит совершенно невообразимые вещи, знаешь ли.
— Например?
Коллингсвуд глянула за спину, перед тем как ответить.
— Люди исчезают, — прошептала она, сжимая пальцы в пучок и затем быстро и широко раскрывая их, словно фокусник, демонстрирующий пустую ладонь. — Пуфф! Вот так! Бесследно.
— Ты дуришь меня, — сказала я.
— Да ну? — промолвила она, глядя на меня огромными влажными глазами. — А что же случилось с ле Маршан? Как насчет Уэнтворт? А что с Брейзеноуз?
— Разумеется, они все не могли просто так исчезнуть, — возразила я. — Кто-то должен был хоть что-то заметить.
— В том-то и дело! — воскликнула Коллингсвуд. — Никто не заметил. Я делала записи. Пинкхэм застала меня за этим. Вырвала записную книжку у меня из рук и отнесла ее мисс Фолторн.
— Когда это было? — спросила я.
— Вчера. Думаешь, они меня убьют?
— Конечно, нет, — ответила я. — Люди ничего такого не делают. По крайней мере, в реальной жизни.
Хотя я совершенно точно знала, что делают. И, по моему опыту, намного чаще, чем можно предположить.
— Ты уверена? — уточнила Коллингсвуд.
— Еще как, — соврала я.
— Обещай, что никому не скажешь, — прошептала она.
— Клянусь, — сказала я, по какой-то совершенно непонятной мне причине делая знак креста в воздухе.
Коллингсвуд нахмурилась.
— Ты католичка?
— С чего ты взяла? — спросила я, желая потянуть время.
На самом деле она угодила в точку. Пусть даже мы делали вид, что исповедуем англиканскую веру, мы, де Люсы, были католиками с тех пор, как Рим был не более чем семью живописными холмами в итальянской глуши. Даффи говорит, что душа необязательно находится там же, где и сердце.
— Вообще-то да, — добавила я.
Коллингсвуд присвистнула сквозь зубы.
— Я так и думала! Наши соседи дома в Ниагара-он-те-Лейк, Коннолли, они тоже католики. Они так же шевелят пальцами, как и ты только что. Это знак креста, верно? Мне так говорила Мэри Грейс Коннолли. Что-то вроде магии. Она заставила меня пообещать, что я никому не скажу. Но послушай! Что ты здесь делаешь? Мисс Бодикот…
— Я знаю, — перебила я. — Она была настолько англиканка, что ей хватило бы кухонной табуретки, чтобы вознестись на Небеса.
Где же я это слышала? Никак не припомню. От тетушки Фелисити? Наверняка не от отца.
— Но ты не должна так говорить, — сказала мне Коллингсвуд. — Иначе тебя освежуют заживо.
— Мы, католики, были мучениками со времен изобретения огня, — отозвалась я. — Мы привыкли.
Наглость с моей стороны, но я не могла сдержаться.
— Твой секрет умрет вместе со мной, — поклялась Коллингсвуд, зашивая себе губы невидимыми иголкой и ниткой. — Его не вырвут из меня и дикими лошадьми.
Последнее предложение прозвучало как-то вроде: «Мугу не мымрут ым мэмэ и мымымы мымымы».
— Это не секрет, — ответила я. — На самом деле мы этим гордимся.
В этот самый миг в дверь загрохотали с такой силой, что я подумала, вот-вот щепки полетят, и чуть не дала дуба от страха.
— Открой! — повелительно приказал голос — голос, который я впервые услышала совсем недавно, но уже хорошо запомнила.
Мисс Фолторн.
— Выключи свет, — прошептала Коллингсвуд.
— Бесполезно, — прошептала я в ответ. — Дверь все равно не заперта.
— Нет. Я закрыла ее, когда проникла внутрь.
Она на цыпочках прокралась к выключателю и погасила лампу. Я задула свечу, и мы погрузились во мрак.
Ну, почти во мрак. Через несколько секунд я обратила внимание, что с улицы в комнату проникает слабый свет.
— Что мне делать? — спросила она. — Нам не разрешается ходить друг к другу в комнаты после наступления комендантского часа. Меня накажут.
Я осмотрела комнату в неверном свете электрических сумерек. Если не считать очевидные места — кровать и шкаф, прятаться было негде, если только она не может просочиться за обои.
Однако надо отдать Коллингсвуд должное — она сообразительна. Одним прыжком она влетела в камин, скорчившись под каминной полкой, и каким-то образом пролезла в трубу. Только ноги мелькнули, эти длинные ноги ящерицы, затянутые в черное, они наступили на металлическую подставку для дров и исчезли в дымоходе.
Я бы не поверила, если бы не видела это собственными глазами.
Отчаяние творит чудеса.
— Открой! — повторил голос. — Я знаю, что ты там.
Дверь сотряс новый шквал стука — еще более громоподобный, чем в первый раз. Если вся академия до сих пор не проснулась, сейчас это точно произошло.
Наверняка дюжины девочек сели в своих кроватях, подтянув простыни к подбородкам и широко распахнув глаза в темноте.
Воцарившееся следом мертвое молчание внушало еще больший ужас, чем сам стук.
— Немедленно открой дверь! — приказала мисс Фолторн. — Или я позову мистера Тагга и он снимет петли!
Я на цыпочках подошла к двери, повернула ключ и распахнула дверь.
— Что такое? — спросила я, моргая и протирая глаза. — Пожар? Я спала.
— Бесполезно, девочка, — объявила мисс Фолторн. — В комнате горел свет. И здесь кто-то разговаривал.
— Мне приснился кошмар, — сказала я. — Наверное, дело в том, что я далеко от дома и всякое такое. Я часто разговариваю во сне.
— Неужели, — промолвила мисс Фолторн. — А еще ты включаешь электрический свет во сне?
— Нет, — ответила я. — Но я не поняла, где нахожусь, когда проснулась. Я была сбита с толку.
Очень смело пытаться пробовать новые трюки, когда тебя поджаривают на сковороде, но я была в отчаянии. «Сбита с толку» — это предлог, которым однажды воспользовалась Даффи, застигнутая отцом на месте преступления, когда она пыталась своровать рождественский пирог из кладовой.
«Я была сбита с толку», — заявила она, и отец ей поверил. На самом деле поверил ей!
Я бросила быстрый взгляд за спину, включая лампу, и комнату залил резкий яркий свет.
— Никакого электричества! — сказала мисс Фолторн, потянувшись рукой мимо моего лица и немедленно выключая свет. — Комендантский час означает, что свет выключен, глупышка!
Это была последняя капля в чаше моего терпения. Как в случае с Райерсоном Рейнсмитом, обозвавшим меня мокрой крысой, эта соломинка переломила хребет верблюду. Неделя вдали от дома — и список кандидатов на отравление уже вырос до двух человек — даже троих, если считать унылую Додо.
Мисс Фолторн откуда-то извлекла коробку бумажных спичек. Серьезно глядя мне в глаза, она зажгла одну и поднесла к свече. Довольно впечатляющий пример координации глаз-рука.
— Итак, — произнесла она, пронзая меня взглядом, будто бабочку, приколотую булавкой к коробке с образцами. — С кем ты разговаривала?
Я поняла, что мы будем торчать тут, пока не взойдет солнце или пока я не отвечу. Мисс Фолторн определенно из людей такого склада.
— С собой, — призналась я, отводя взгляд в сторону. — Боюсь, иногда я разговариваю сама с собой, когда расстроена. Это мой ужасный недостаток. Я пытаюсь приучить себя не делать этого.
Я зря сотрясаю воздух, и это я поняла, еще не договорив.
Теперь мисс Фолторн медленно осматривала комнату, по-совиному вращая головой. Я лениво подумала, при каком градусе поворота она щелкнет и отвалится.
Весьма невеликодушно с моей стороны, но я надеялась на это.
Я не осмеливалась взглянуть в сторону камина, чтобы не выдать Коллингсвуд. Я скромно уставилась на свои ноги.
— Посмотри на меня! — скомандовала мисс Фолторн, и я медленно подняла взгляд, встречаясь с ней глазами.
Кажется, я на грани того, чтобы разрыдаться.
Следующие ее слова шокировали меня до глубины души.
— Бедная малышка Флавия, одинокая и несчастная, — сказала она, приподнимая мой подбородок указательным пальцем, ласково глядя в мои глаза и криво улыбнувшись.
Что я могла подумать? С тем же успехом она могла залепить мне пощечину. Тогда я хотя бы знала, как поступить.
Но это неожиданное сочувствие застало меня совершенно врасплох. Потопило мой корабль, так сказать. Кажется, это морской термин. Я не знала, что ответить.
Когда я поднимала голову, чтобы взглянуть ей в глаза, мой сверхъестественно острый слух, унаследованный от Харриет, моей матери, уловил шорох в камине. Даже не глядя в ту сторону, я определила по звуку, что на каминную решетку падает сажа. Тренированное ухо определит это без ошибки.
Мисс Фолторн — хвала всем святым! — ничего не заметила. Ее органы слуха были старше моих и явно стали менее чуткими со временем.
Я вознесла немую благодарственную молитву за мое избавление, но тут внезапно раздался шум и пронесся порыв холодного воздуха. Из каминной трубы что-то вылетело и грохнулось посреди комнаты с тошнотворным глухим ударом.
Свеча погасла, и мы снова оказались в темноте.
Мисс Фолторн, надо отдать ей должное, снова зажгла ее за считаные секунды. Должно быть, она не успела убрать спички в карман.
На ковре, распростершись, лежала Коллингсвуд, ее лицо и руки были черны, как у трубочиста, а распахнутый красный рот и белки глаз делали ее похожей на демона, исторгнутого из ада.
Рядом с ней нечто, сначала показавшееся мне обгорелым бревном, все еще продолжало медленно катиться в нашу сторону, разворачиваясь, словно рулон туалетной бумаги. Это был выцветший и покрытый сажей «Юнион Джек», в который было что-то завернуто.
Должна заявить, что я совершенно не боюсь оказаться в темноте в одной комнате с трупом. На самом деле, скорее наоборот. Я дрожу не от страха, а от возбуждения.
Когда сверток развернулся, из него выкатился череп, остановившись у моих ног.
В свертке оказалось почерневшее и иссохшее человеческое тело, и я сразу же поняла, что человек мертв уже какое-то время.
Довольно продолжительное.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Сэндвич с пеплом и фазаном предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других