Тухачевский против зомби. X-files: секретные материалы советской власти

Братья Швальнеры

Маршал Тухачевский войдет в историю как великий полководец и герой Гражданской войны 1918—1920 годов. Одной из самых интересных и в то же время мрачных страниц в его биографии станет подавление Тамбовского восстания крестьян 1920 года. Мало кто знает, что в действительности его соперниками в том бою были не тамбовские крестьяне, а… зомби! Герой фантастического романа – «попаданец» – переносится в то время и становится очевидцем и участником событий! Сможет ли маршал одержать верх в неравном бою?

Глава вторая — О том, что нет худа без добра

Когда входишь в здешний, тамбовский, лес, кажется, что вот он — весь на просвет. Одно дерево, за ним — другое, третье, едва ли не стройными рядами, но уж точно из виду не потеряешь ни спутника, ни дичь. Однако, стоит углубиться в него метров на 50—100, как уже оторопь берет, назад посмотришь — глухомань, а впереди — темень. И только поднимешь голову высоко, в самые кроны вековых сосен и елей, и так солнце увидишь…

Никита и Николай Степанович пробирались через глухой валежник. Сучья трещали у них под ногами, а Никита только и молил Бога, что о том, чтобы скорее добраться до избушки старичка, который живет в лесу и, по словам деда, является для него сейчас спасительной соломинкой.

— Слушай, дед. Да здесь словно и нога человека не ступала. Пойдешь — заблудишься, и вообще век не вылезешь. А он-то, старичок этот, как выходит?

— Велимудр-то? А на что ему? Живет натуральным хозяйством да собирательством, раз в полгода-в год выберется за кормом для скота, и живет себе. Да и потом старый он, пути — дорожки такие знает, какие нам с тобой во сне не снились. Ночью пьяный пойдет, а не заплутает — ноги сами приведут.

— Говоришь, давно живет?

— Точно тебе говорю, больше ста лет. Он и восстание твое видел, сам в нем будто бы участвовал.

— Так он, должно быть, дряхлый совсем.

— Ну как же! Побегаешь ты с ним на перегонки!

— Слушай, а как он второму-то горю моему помочь сможет? — не унимался въедливый и дотошный внук.

— А вот это ты сам у него спросишь…

С этими словами дед, словно в сказке, раздвинул руками какие-то густые заросли — и взору Никиты открылась удивительная картина. Посреди чащи леса стояла поляна, вырубленная и очищенная от деревьев и валежника. На ней стоял дом — добротный крестьянский сруб, обнесенный частоколом (непонятно, от кого, соседей-то ведь не было), за ним паслась скотина, несколько коров да коз, виднелись на заднем дворе какие-то невысокие сараи. Калитка была, все, как положено — хотя, по рассказам деда, гостей здесь не ждали.

Никита и Николай Степанович вошли в калитку и направились к дому, как вдруг сзади их кто-то окликнул. Это был хозяин.

— Николай?

— А, Велимудр, здравствуй. Вот, видишь, внука к тебе привел.

— Вижу, что ты не один, — Никита рассмотрел хозяина. На вид ему было не больше 70-ти, он был еще весьма бодр и вообще живчик. Должно быть, дед что-то напутал или приукрасил, а может, просто тал заложником слухов, какие всегда ходят на селе особенно про тех, кто держится на отдальке.

— Меня Никита зовут, — протянул студент руку хозяину лесного подворья. Рукопожатие его было не по годам крепким — какие там сто лет?!

— У меня много имен, а вот здесь кличут Велимудром. Тоже можешь так меня называть. В общем, повелось как-то, а я и не возражаю, — «А старичок дружелюбен».

— А правду говорят, что Вам за сотню лет?

— Святая правда, — перекрестился старик. — 105 лет. Я еще и войну крестьянскую 1920 года помню. Правда, мальчишкой совсем был, а вот видишь, помню…

— Однако, рукопожатие-то у Вас не по годам.

— Так это цивилизация из нас раньше времени стариков делает. А ежели от нее поодаль держаться, то и все хорошо будет. И бодрость сохранится, и сила. И здоровье. Да вы проходите в избу-то, гости дорогие, чего ж я вас на пороге-то держу?

Прошли в избу. Внутри все как в классических русских сказках, все по «Домострою». Печка ручной кладки, скамья вдоль нее, большой деревянный стол, полати. Крынка и чашка на столе, покрытом скатертью. Ни малейших следов пребывания цивилизации — ни телевизора, ни радио.

— Как же Вы живете? Без связи с внешним миром?

— Живу и не жалуюсь, — только посмеивался старичок. — И вам то же советую делать, если до моих годков дотянуть хотите. Ну, допросили? А теперь рассказывайте, что вас привело в такой час? — на дворе был уже вечер, когда гости нагрянули к деревенскому отшельнику.

— Да вот, — Николай Степанович показал рукой на внука. — Мается, сердечный.

— Чем это?

— Любовной лихорадкой.

— А, ну так это у тебя наследственное, милый. Вот и дед твой не раз ко мне по этому поводу хаживал. А ты не смотри на меня так, Николай свет-Степанович. А лучше испей-ка водицы, вон там, в ведре. Колодезная, ммм, лепота, водица какая…

— Дед? Я не понял, ты что, тоже?..

— А что ж ты думаешь, если мы старики, то и не люди вовсе? — вступился хозяин. — И молодыми-то, поди, никогда не были и вообще родились с бородами? Экий ты…

— Так а…

— А случилось вот что, — мудрый старец опережал вопросы молодого человека прежде, чем тот успевал их формулировать даже мысленно. — Была у Николая в юности зазноба одна, из городских — он-то, видать, с тех самых пор в город выезжать не любит. Так вот оставила она его, после того, как узнала, что он из крестьян и место оседлости менять не планирует. И так уж он метался, так маялся. И пришел ко мне. Стал я ему советы разные давать да отвары предлагать. А он мне — «Не буду пить. А дай-ка ты мне такую дивчину, что согласилась бы со мной здесь остаться…» Хозяйство у них, вишь, было большое. Как они раскулачивания-то избежали — до сих пор не пойму. Какой тут ему, старшему работнику, в город ехать за юбкой? А хозяйство куда? Вот и решил он поступить мудрее, чем я ему предлагал. Что ж, скоро встретил он бабку твою. Да она уж больно как красива была! Ты-то, парень, гляжу в нее весь пошел! Ну и само собой, как в молодости-то бывает, стали за ней разные бегать да засматриваться. Он опять ко мне. На сей раз выпил зелья — и прожил со своей Зинаидой до глубокой старости, царство ей небесное. А теперь вот и ты тем же заболел… Ну, рассказывай, как было дело…

Никита стоял и ошалело смотрел на говорливого старичка. Все в нем казалось ему необычным — и возраст, и свежесть памяти, и то, с какой легкостью он рассказывает о зельях и отварах, о чем обычно ведуны предпочитают молчать особенно с теми, кого видят в первый раз… Он стоял в углу светлицы как вкопанный, не в силах ответить на поставленный вопрос.

— Что смотришь? Думаешь, если я отшельник, то как в сказках должен сидеть, угрюмо молчать и волком глядеть на всех? А чего мне дуться на людей, когда они меня из села не выгоняли — я сам ушел. Никто меня не обижал. Да и как? Как они могут все это сделать? Они слабее меня, а я сильнее их. Так чего мне на слабого обижаться?

В словах старика слышалась глубинная философская мудрость — чуть позже уже Никита поймет, что они в действительности означали. А пока он показался ему умным настолько, что слов не подобрать. Усевшись напротив старичка на скамейку, Никита начал свой рассказ. Он был откровенен и смотрел старику прямо в глаза — с того дня, как Инга исчезла из его жизни он ни с кем не обсуждал данной проблемы столь прямо и открыто, ничего не тая. Как знать, может старик просто был хорошим психологом — ведь уметь выслушать человека в такой ситуации дорогого стоит!

— Она… она необыкновенная. С первой минуты, как мы познакомились, меня не оставляет стойкое ощущение того, что она и есть — мой человек. Тот самый человек, которого я так долго искал. Мы похожи во многом, почти во всем. Одинаково любим ужастики… фильмы ужасов, юмор одинаковый, музыку одинаковую… Да чего там — стоит мне подумать, а она уже говорит. Это свидетельствует о чем-то? И тут, как у Шекспира, в дело вмешиваются родители. Они у нее состоятельные довольно, а я парень простой, да и учиться мне надо. Им я сразу поэтому и не понравился. Она мне пыталась донести, чтобы я там на работу устроился или еще что, ну в общем, стал сам содержать себя. Мои родители оказались против этого — они считают, что я сначала доучиться должен. Да и логично это — до диплома всего полгода. А потом, как видно, совсем родители заели. Ее видели в одном из московских ресторанов с каким-то пожилым дядькой… Я ее не сужу, как родителям перечить, когда зависишь от них да и привыкла к определенному уровню жизни? Но и без нее мне шибко тошно… Простите, Вы наверное, не поняли и половины из того, что я сказал?

— Чего тут не понять? Ты ж не по-китайски вроде говорил. Да и потом в таких делах слова не главное, тут глаза больше говорят.

— И что Вы думаете? Можно моему горю помочь?

— Отчего не помочь? Поможем. У тебя фотокарточка-то ее есть?

— Вот, — Никита протянул старику телефон с ее изображением на рабочем столе.

— И впрямь хороша, а? — Велимудр показал фотографию Николаю. Тот утвердительно кивнул и улыбнулся внуку. — Что ж, вот… — старик потянулся и открыл доселе сокрытый от посторонних глаз навесной шкаф над печкой. Там, за легкой занавеской, стояли какие-то скляночки и колбочки с разноцветными жидкостями. Старик взял, словно наугад, одну из них и протянул юноше. — Выпей-ка.

— И что будет? — с явным недоверием спросил тот.

— Да ты выпей сперва, а после узнаешь.

Выпил.

— Безвкусное.

— Так и должно быть. А вот теперь все изменится.

— Но как?

— А ты как хочешь? Ты же хочешь, чтобы она возвратилась к тебе, верно?

— Верно.

— Ну вот. Она и вернется.

— Как это? Выпил я, а вернется она?

— Так и есть. Это ведь неважно, кто из вас выпил. Понимаешь, когда двое встречаются и зарождается между ними что-то — любовью ли это назови или по-другому как, они превращаются в нечто вроде сообщающихся сосудов. В одного попало — на другом скажется. То, что ты выпил, изменит тебя в лучшую сторону, по ее мнению. Станешь ты тем, кого она так хочет в тебе видеть. Решительности прибавится, самостоятельности. Ей-то ведь не сейчас вынь да положь деньги от тебя нужны. Чтоб большое да красивое дерево выросло, надо сначала маленький росточек посадить. И она, как всякая баба, готова это сделать и принять тебя такого, малорослого, и даже перетерпеть с тобой все трудности, которые выпадут на твоем пути. Только ей надо быть уверенной в том, что не понапрасну она время-то свое да молодость тратит. Что есть в тебе та самая жилка, что, например, в ее отце, что не сиднем сидеть всю жизнь будешь, а зарабатывать для нее то, что сейчас она дома видит. Она и спрашивает тебя — ей много не надо, и слов хватит. В вашем-то возрасте и за одну коммунистическую идею можно… кхм… жизнь отдать. Всего лишь спрашивает. А ты и тут не сноров, молчишь как рыба об лед. А теперь уж словами ничего не решишь, нечто большее нужно.

— Надо что-то сделать?

— Ничего не надо делать, все само сделается. Ты только не спеши, не упорствуй. Она сама почует перемену в тебе — говорю же, как сообщающиеся сосуды, — и отыщет тебя, где бы ты ни был. А пока пойди да поспи.

— Складно как Вы говорите… Даже не скажешь, что всю жизнь отшельником прожили — про сообщающиеся сосуды знаете…

Старик снова улыбнулся — но на этот раз как-то более напряженно — и взглянул на Николая Степановича.

— Как-то ты уж больно для студента истфака узко рассуждаешь, — Никита обратил внимание, что ему откуда-то известно место учебы собеседника, но решил не задавать ему этого вопроса. Осведомленность старика просто обескураживала, и каждый последующий вопрос грозил ответом, примириться с которым пареньку будет трудно. — По-твоему выходит, что если уж отшельник, так сразу и дурак. Это не так. Это первое. И второе — отшельником я был не всегда. Пришли времена, тяжко стало на селе жить, вот и решил удалиться ото всех. Чтоб если мое — значит мое, а коль потерял или не уродилось — то по моей вине. Значит, Бога плохо молил. А то средь людей, знаешь, жить сложно мне, старому…

— К слову о возрасте. Вы тут обмолвились о том, что помните крестьянское восстание под руководством Антонова?

— Конечно, помню, как не помнить? Правда, маленький был, а все как сейчас. Знаешь, у стариков какая память? Иной раз что вчера было не вспомнишь, а сотню лет назад — вот оно, словно на картинке видно.

— Понимаете, я собираю материал об этом, работу дипломную пишу. И почти уже все написал, как вдруг понял, что без разговора с очевидцами она будет… неполной что ли.

— Хе, — хохотнул Велимудр. — Где ж это ты спустя сто лет собрался очевидцев откапывать? Иных уж нет, а те далече…

— Да вот, — развел руками юноша. — Наудачу приехал. И попал, как говорится, пальцем в небо.

— Это тебе и вправду повезло, что меня встретил. Я тебе все подробно расскажу. Только не сегодня, поздно уж. У меня, знаешь, кругом режим. Поздно лягу — утром на дойку не встану, потом козу не успею подоить да убрать за ней, на выпас скот не вовремя выйдет, а загонять его строго по времени — значит, меньше съест. Значит, завтра и молока будет меньше, и так одно к другому… А вот приходи-ка ты завтра днем, тут я тебе все и поведаю, как оно есть. Много нового узнаешь. Ты вот, к примеру, наверняка не знаешь, что это вовсе не восстание в общепринятом смысле было, а настоящая крестьянская война, такие масштабы оно приняло!

— Ну, читал…

— Читал, — скептически протянул старик. — Прочитать и на заборе немудрено. А живое слово — оно иное, оно дорогого стоит. Ты словно через него прикасаешься к тем временам, словно побываешь там на полях сражений, почувствуешь атмосферу тех лет…

Он говорил так увлекательно, что Никите казалось, будто он разговаривает не со старцем-отшельником, а с телевизионным рассказчиком. Но пора было уходить — и, дабы не вносить незапланированных корректив в сельскохозяйственный график хозяина дома, гости попрощались и побрели обратно той же дорогой. На обратном пути у Никиты не закрывался рот — настолько переполняли молодого человека впечатления от услышанного и увиденного сегодня, а Николай Степанович в ответ только многозначительно посмеивался, будто знал что-то, чего не знал внук.

Пока они были в лесу, сотовый телефон Никиты не мог поймать сеть — уж больно здесь были заповедные места. Когда же добрались до дедова дома, сеть появилась. Но вот предусмотрительно выключенный звук студент включить забыл и ложась спать. Если бы не забыл, то наверняка увидел бы пришедшее от Инги СМС: «Привет, милый мой мальчик. Я все обдумала и решила… Я не могу без тебя, я просто погибаю. Я была в институте, там сказали, что ты взял отпуск и уехал из Москвы. Прошу, скорее возвращайся. Нам срочно нужно встретиться…»