Адвокат инкогнито

Наталья Борохова, 2010

У адвоката Елизаветы Дубровской никогда раньше не было такого необычного клиента! Известный ученый, уважаемый профессор университета Аркадий Соболев обвиняется в… изнасиловании и попытке убийства лаборантки! Но ведь он верен своей жене Виктории, у них двое очаровательных детишек и вообще просто идеальная семья… Что же тогда случилось после празднования дня рождения супруги, когда та улетела в срочную командировку, а Аркадий остался в банкетном зале наедине с Софьей Кисловой? Наутро он проснулся один в гостиничном номере, абсолютно ничего не помня о вчерашнем вечере… Начав знакомиться с материалами дела, Елизавета сразу заподозрила, что в показаниях жертвы есть какой-то подвох!

Глава 9

Аркадия выпустили на следующий день, где-то в районе обеда. Виктория вернулась домой вечером после занятий и, только повернув ключ в замке, поняла, что муж дома. Его комнатные туфли уже не стояли у порога, как было в его отсутствие. Казалось, квартира наполнилась вдруг новыми звуками и запахами. В детской весело гомонили дети. Где-то работал телевизор. В воздухе витали запахи жаркого, причудливо перемешиваясь с ароматом мужского одеколона.

— Пожалуй, я немного переборщил с парфюмом, — виновато улыбаясь, проговорил Аркадий.

Виктория кивнула. Конечно, ему захотелось смыть с себя грязь прошедших дней, и он не удержался от того, чтобы не заглушить вонь изолятора половиной флакона одеколона. Но ей не хотелось думать об этом. Ей хотелось думать о том, что ничего не произошло, и вот она возвращается, как обычно, с работы, и ее встречают любящий муж и дети. Как было раньше. И как не будет уже больше никогда.

Почувствовав слабость в ногах, Виктория прислонилась к деревянной арке. Она даже не потрудилась снять с себя туфли.

— Ну и ну! — раздался громкий голос, и из кухни появилась ее мать в клетчатом переднике с вилкой в руке. — Наконец вся семья в сборе. Хочу сказать, что вы разъездились, дорогие родители. Одну, видишь ли, унесло в Прагу, другого — в Казань. А как же дети?

— В Казань? — непонимающе спросил Аркадий. Но, поймав настороженный взгляд жены, быстро опомнился: — Ах да, Казань…

— Ну и как там профессор Рахмангулов? — встряла теща.

Он вопросительно взглянул на жену. Та тихонько покачала головой.

— Я решил не останавливаться у него, — нашелся Аркадий, — всегда себя увереннее чувствую в гостинице. Но ничего не имею против того, чтобы он навестил нас со своей супругой. Люблю, знаете ли, чувствовать себя хозяином. Положение гостя меня угнетает.

Виктория облегченно вздохнула. Кажется, ее ложь с поездкой мужа в Казань останется пока неразгаданной. И слава богу! Им с Аркадием есть о чем поговорить, и вовсе некстати, чтобы в их разговор встревала мать. Виктория предпочла, чтобы профессор Андриевская навестила внуков, как обычно, в выходной, а не посередине недели, да еще в тот день, когда вернулся Аркадий.

Но мать о размышлениях дочери, конечно, не подозревала, потому что говорила без умолку.

— Заглянула в холодильник, а там — пустота! — вещала она, забирая на себя все внимание. — Виктория, что у тебя ели дети сегодня на завтрак?

— Дети? — спросила Соболева, словно только сейчас узнав, что у нее, оказывается, есть еще и дети. Все эти дни они ходили по дому на цыпочках, не понимая, что происходит, и боясь потревожить мать.

— Виктория, ты же знаешь, что растущему организму требуется сбалансированное питание. Нужное количество белков, жиров и углеводов. Умственная деятельность во многом зависит от…

Мать продолжала отчитывать Викторию, но слова отлетали от ее сознания, как горох от стенки. Она смотрела на Аркадия, пытаясь осознать суть перемены, но так и не понимая, что все-таки произошло. Муж был таким, как прежде. Тот же самый домашний халат, те же комнатные туфли, тот же самый запах одеколона, очень знакомый, навевающий целый сонм воспоминаний. Он гладко выбрит и выглядит куда опрятнее, чем в суде. Но все-таки что-то изменилось. Быть может, его взгляд? Смущенный, виноватый, он скользил где-то по полу, не решаясь подняться вверх. Аркадий не смотрел ей в глаза. Зато с охотой подхватывал любую, даже самую никчемную реплику тещи о погоде, ценах на продукты. Заинтересовался даже гастролями в оперном театре, хотя никогда не любил оперу — просто потому, что не понимал в ней ровным счетом ничего. Он спрашивал о чем-то Машу и Петю, и те бодро рапортовали ему о своих успехах.

Каким-то непостижимым образом дети поняли, что им не стоит затрагивать тему внезапного исчезновения отца и более чем странного поведения матери в последние дни. Они касались лишь безопасных предметов: своей учебы, подготовки к экзаменам, школьной олимпиады — и родители были им благодарны за это. Хотя прекрасно понимали, что замалчивание ситуации не решает проблемы. Наступит время, когда им придется сообщить правду. Или, может, не настанет?

— Какова была тема твоего доклада? — спрашивала профессор Андриевская, деловито разрезая телятину.

Аркадий бойко отвечал. Говорил про состав участников, об общих знакомых, про красоты Казани, а Виктория смотрела на выражение его лица, удивляясь тому, как складно муж лжет. Ни единый мускул не вздрагивал на его лице, когда он с притворным негодованием рассказывал о просчетах организаторов, о досадных накладках в графике встреч. Даже припомнил какую-то забавную историю из прошлой поездки в Казань, выдав ее теще за совершенно новую байку, и та со смехом выслушала его.

В общем, мать была довольна тем, что неожиданно оказалась в семейном кругу своей дочери, где все считали за счастье поговорить именно с ней. Виктория, правда, слишком задумчива, но это обстоятельство мать списала на обычную усталость. Зато дети вели себя выше всяких похвал. Послушные, вышколенные, они сидели за столом, не влезая в разговор взрослых, отвечая лишь на поставленные им вопросы. Аркадий подавал ей то соусник, то салфетку и даже приглашал ее остаться на ночь, чего раньше за ним не замечалось.

Когда часы пробили восемь, профессор Андриевская нехотя начала собираться домой. На ее взгляд, семейный вечер удался как нельзя лучше…

За гостьей захлопнулась дверь, дети разбежались по своим комнатам готовиться ко сну. Аркадий и Виктория остались наедине. Вначале они тщательно перемыли всю посуду, словно для них не было занятия важнее, чем навести чистоту на сверкающей, как стеклышко, кухне. Виктория драила плиту, в то время как ее супруг протирал до зеркального блеска пол. Они перебрасывались незначительными фразами о погоде, текущих делах, и этот вечер был бы похож на тысячу других вечеров в семье Соболевых, если бы не тягостное молчание, наступавшее в те минуты, когда повод для разговора вдруг исчерпывался. Казалось, оба страшились наступающей тишины, потому что старательно находили новую тему для разговора.

— Представляешь, Буслаева уходит в декрет, — сообщала вдруг Виктория. — Ты знаешь ее. Такая маленькая, черноволосая, с кафедры общетеоретических дисциплин.

— Да ты что! — восклицал Аркадий, словно ему было не все равно, что случилось с Буслаевой, хотя по большому счету он даже не помнил, о ком идет речь. — Замечательно. И когда же состоится знаменательное событие?

Виктория вдруг вспомнила, что такой вопрос он не задавал даже ей, когда она была беременна Машей или Петей.

— Не знаю. Наверное, скоро. У нее уже живот на нос лезет.

— Вот как? Занимательно!

— Еще бы! Недаром, упоминая о женщине, носящей ребенка, говорят об интересном положении…

Говоря о состоянии своей неблизкой знакомой, они вдруг вспомнили о причинах беременности и обо всем, что с этим связано. Щекотливая тема слишком уж перекликалась с событиями их недавнего прошлого, что их смутило. Аркадий вдруг смешался и начал преувеличенно тщательно выжимать тряпку. Виктория тоже отвела взгляд.

Вскоре порядок на кухне был окончательно наведен. Тряпки, ведра убраны, и тишина, как липкая паутина, связала супругам языки.

— Пожалуй, пора ложиться спать, — нерешительно произнес Аркадий. — Завтра рано вставать.

— А тебе завтра нужно…

Виктория хотела спросить про очередной вызов к следователю, но в последний момент передумала. Она страшилась неприятного разговора. Впрочем, как и муж, и бессознательно пыталась оттянуть его начало.

— Что — нужно? — переспросил супруг.

— Наверняка нужно появиться в университете, — сказала Виктория, а он только кивнул головой.

— Да, прямо с утра отправлюсь в университет.

Это было нереально глупо — делать вид, будто ничего не произошло. Они — взрослые люди и должны понимать, что разговора не избежать. Уголовное дело не испарилось в одночасье, оно существует, и где-нибудь там, на другом конце города, в эту минуту следователь, чистя зубы перед сном, должно быть, прикидывает, какие действия ему предстоит провести завтра. Но им двоим удобнее было делать вид, что в их жизни ничего не происходит, что все остается на своих местах. Признание повлекло бы за собой ненужные откровения, следом — упреки, слезы, гневные высказывания и ужасную необходимость принимать какое-то решение. Какое? Расстаться? Остаться вместе и постараться все забыть?

Молчание решало все проблемы…

С тех пор так и повелось. Аркадий и Виктория как ни в чем не бывало ходили на работу, вечером возвращались домой. Накрывали на стол, вели хозяйство, воспитывали детей. Но между ними образовалась некоторая дистанция. Теперь уж Виктория не могла беззаботно спросить: «Что новенького?» или «Как прошел день?», боясь вдруг услышать: «Все хорошо. Был на очной ставке с потерпевшей». Да и Аркадий помалкивал, опасаясь случайной фразой вызвать у жены состояние, в которое она впадала теперь периодически: внезапно ее взгляд стекленел, она как-то разом съеживалась и замолкала на полуслове. О чем думала Виктория в такие минуты? Аркадий считал, что о нем и о том, что произошло. Чертова действительность не позволяла им забыть о несчастье.

Позвонила Дубровская:

— Виктория Павловна, телефон вашего супруга не отвечает.

— Он, наверное, на лекции.

— Хорошо. Тогда сообщите ему, что нас ждут в следственном управлении завтра в пятнадцать часов.

— Обязательно передам, — бормотала Виктория.

— Нас должны ознакомить с результатами экспертиз. Это не займет много времени.

Экспертиз? Каких еще экспертиз? Она не хотела слышать подробности…

В следующий раз, Дубровская вытащила ее в кафе для «серьезного разговора». Виктория была готова к самому худшему. «Его приговорят к высшей мере», — скажет адвокат, и Соболева упадет в обморок. Ах да, она же знает о том, что смертная казнь в стране уже не применяется. Значит, пожизненное заключение?

— Виктория Павловна, — серьезно заговорила адвокат, трубочкой помешивая сок в бокале, — мне нужна ваша помощь. Не знаю почему, но ваш супруг отказывается предоставить характеристики.

— Характеристики?!

— Да. Немаловажная деталь, как он характеризуется по месту работы и месту жительства. Нужно составить документы, заверить печатью, передать следователю.

— Заверить?!

— Да, заверить. Пустяк. Пусть на характеристике с места работы распишется кто-нибудь… к примеру, ректор. А на характеристике с места жительства парочка ваших добрых соседей. Текст составьте сами: мол, вежлив, здоровается с соседями. С коллегами доброжелателен, отзывчив. В употреблении спиртных напитков замечен не был. Ну и вся тому подобная ерунда… Не понимаю, почему ваш супруг упрямится?

Адвокат действительно не понимала. А вот Виктория прекрасно знала почему.

— Вы хотите предать дело огласке? — довольно резко спросила она, сдвинув брови. — Это нам ни к чему.

— У меня и в мыслях не было! — опешила адвокат.

— Но характеристика выдается всегда по определенному месту требования. В прокуратуру, в суд, в иностранное консульство, наконец. Вы прикажете написать про следственное управление?

— Ну что вы, нет необходимости! Напишите просто: «Справка дана по месту требования». Поймите, если мы не представим характеристики, следователь сам направит запрос, где по угловому штампу и печати будет все понятно. Вы этого хотите?

Нет, этого она не хотела. Этого она боялась как огня.

— Ну, хорошо, я попробую, — кивнула Виктория нерешительно.

Интересно, будет ли этому конец?

Ректор встретил ее доброжелательно.

— Присаживайтесь, Виктория Павловна! Может, чайку?

— Нет, нет. Я забежала на минутку. Не хочу вас отрывать от дел.

Ей хотелось как можно быстрее покинуть кабинет, решив все свои дела, но ректор был настроен, видимо, на долгое общение.

— А вы меня и не отрываете, — улыбнулся он. — Вчера видел вас по телевизору. Замечательно говорили! Да и тема чудесная: «Семья — фундамент общества». Полностью согласен. Долгие годы брака, да еще совместные дети, горести и переживания, радости и победы цементируют брак. Вы согласны?

— Конечно, — закивала Виктория.

— Как там говорится? «В горе и болезни, в печали и радости…»

— Да, разумеется.

«Дался ему этот брак! — раздраженно думала она. — Я-то думала, что мою передачу смотрят лишь домашние курицы».

— А я вот что думаю… Не устроить ли нам в университете этакий праздник — день чествования семьи. По-моему, актуально.

— Отличная идея.

— И я так считаю. И знаете что? Вы бы могли с Аркадием Александровичем в нем поучаствовать. Ну, не смущайтесь! Кому, как не вам, демонстрировать студентам и преподавателям вечные ценности?

«О боже!» — охнула про себя Виктория. И вяло улыбнулась:

— Посмотрим… Но я пришла на минутку, с просьбой подписать бумагу.

— Что за бумагу?

— Вот…

Она протянула ректору лист и вжала голову в плечи, ожидая его реакции.

Конец ознакомительного фрагмента.