Под водой, в небесах, на паркете. Том 2

Т. Н. Борисов

Сборник рассказов о службе автора в ВМФ СССР и России, его путь от курсанта Высшего военно-морского инженерного училища до вице-адмирала, одного из высших чиновников государства российского. Название книги полностью соответствует его послужному списку. В книге много смешных и трагичных эпизодов, случаев, неизвестных широкой публике, анализ катастроф АПЛ «Комсомолец» и «Курск», описание особенностей работы в Правительстве РФ и Администрации Президента РФ, Главной военной инспекции РФ…

Настоящий полковник

Полковники бывают разные. Есть командиры полков, настоящие служаки в самом хорошем смысле этого слова, как говорится, слуга царю, отец солдату. Есть начальники кафедр, заслуженные деятели науки и техники, доктора, профессора и проч. и проч., без которых немыслима подготовка кадровых офицеров, научно-технический прогресс в области военной техники, стратегии и тактики применения вооруженных сил. Есть офицеры и старшие офицеры Генерального штаба ВС, штабов более низкого уровня, разработка боевых операций и осуществление коих без них были бы просто нереальны. Есть тыловики, нет, не те «тыловые крысы», ставшие притчей во языцех, а люди, обеспечивающие снабжение, перемещение войск, их повседневное обеспечение. Есть командиры кораблей и судов, разведчики, в жизни не надевавшие военную форму, военные медики, юристы — словом, всех и не перечислишь… Нет, речь пойдет не об этих заслуженных людях. И даже не о тех «полканах», которые делали карьеру в тиши столичных кабинетов, видели, как говорится, корабли с берега, а качку испытывали только после посещения ресторана. Мне в жизни особо запомнился один «полковник КГБ СССР», сыгравший в ней весьма неприглядную роль и здорово потрепавший мне и моим сотрудникам нервы. Но обо всем по порядку.

7 апреля 1989 года для ВМФ СССР стало черным днем в календаре. В акватории Норвежского моря после сильнейшего пожара затонула гордость советского кораблестроения — новейшая АПЛ с титановым корпусом, единственная в мире подводная лодка, способная погружаться на глубину 1000 метров, «Комсомолец». Катастрофа унесла жизни 42 членов экипажа и поставила под угрозу еще тысячи и тысячи человеческих жизней: спустя два с половиной года начались утечки радиоактивных материалов из реактора АПЛ, а еще через год «потекли» две ядерные боеголовки торпед, размещенных в носовых торпедных аппаратах. Протечки были незначительные, но все хорошо понимали, что это только цветочки, поскольку электрохимическая коррозия, многократно усиленная разностью электрических потенциалов различных металлов и сплавов, из которых были изготовлены корпуса АПЛ, торпед, зарядного отделения и т. д., быстро делала свое черное дело, и до «залпового» выброса оружейного плутония, а точнее его соединений, оставалось не так уж много времени. Ситуацию усугубляло то, что «Комсомолец» затонул на запредельной для АСС ВМФ глубине в 1685 метров, на расстоянии 198 миль от берега, в зоне экономических интересов Норвегии. Интенсивное международное рыболовство в данном районе было поставлено под угрозу. В случае массового выброса соединений плутония в морскую среду, по оценкам независимых экспертов, могло быть загрязнено несколько сотен квадратных километров дна Норвежского моря, а с учетом периода его полураспада (22500 лет), даже принимая в расчет такие факторы, как размывание, перенос, разбавление и т. д., рыболовству в регионе пришел бы полный каюк, причем лет на 600—700. Ущерб экономике только Норвегии мог составить до 2,5 млрд долларов США в год. СССР официально признал факт гибели АПЛ, Россия, в свою очередь, признала себя правопреемницей СССР во всех международных делах, так что любой международный суд обязал бы нас раскошелиться, чтобы покрыть потери Норвегии от этой незапланированной катастрофы. И это на протяжении сотен лет! Именно экономические, а не экологические соображения заставили руководство России принять экстренные меры для спасения ситуации. Мне, как руководителю Комитета по проведению подводных работ особого назначения при Правительстве РФ (КОПРОН), было предписано разобраться в обстановке и любой ценой предотвратить загрязнение дна и акватории Норвежского моря.

Мы не знали толком ничего. Глубина более полутора километров и чудовищное давление в 168,5 атмосфер не позволяли даже нормально осмотреть АПЛ, чтобы оценить хотя бы ее внешние повреждения, составить предварительное мнение о масштабах разрушений и составить план действий. Было непонятно, можно ли поднять «Комсомолец», а если «да», то что с ним делать дальше? Захоронить? Но как, и главное, где? На сколько лет? Безопасно ли состояние реактора? Боеголовок? Не спровоцирует ли попытка подъема АПЛ еще большие неприятности? У всех на памяти были события 1986 года. Катастрофа в Чернобыле. Что будет на этот раз? Вопросы, вопросы, вопросы… Ответов не знал никто. Аналогов подобной катастрофы не было. До этого момента АПЛ тонули в открытых океанских просторах, на больших глубинах, вдали от рыбопромысловых районов, не говоря уже о зонах экономической ответственности сопредельных государств. Откровенно говоря, я ни секунды не сомневаюсь, что утони «Комсомолец» миль на пять мористее, за пределами 200-мильной экономической зоны Норвегии, тогдашнее руководство России и не подумало бы что-либо предпринимать. О последствиях такого шага даже думать не хочется. Это была бы крупнейшая техногенная катастрофа в мире со дня его сотворения…

Но вернемся в 1992 год. Предварительный осмотр «Комсомольца», выполненный сразу после его гибели в 1989 году глубоководными аппаратами ВМФ, показал, что АПЛ лежит на ровный киль с незначительным креном и дифферентом, внешних серьезных разрушений зафиксировано не было, что дало основания надеяться на возможный подъем лодки в обозримом будущем. К 1992 году по косвенным признакам и в результате тщательного анализа собранных данных стало ясно, что дела обстоят не столь блестяще и прочный корпус субмарины, скорее всего, сильно поврежден. Для тщательного осмотра АПЛ были привлечены глубоководные аппараты «Мир-1» и «Мир-2» с предельной глубиной погружения 6000 метров, базирующиеся на НИС РАН «Академик Келдыш». До выхода в море оставалось не так уж много времени, но его катастрофически не хватало. Руководство КОПРОНа решило работать параллельно над несколькими вариантами выхода из положения — от подъема АПЛ, извлечения реактора и боеголовок, сооружения над ней саркофага по типу чернобыльского и до захоронения ее непосредственно на месте. Одновременно в работе постоянно находилось по три-пять проектов. Наши сотрудники перешли на «военное положение». За деятельностью КОПРОНа наблюдали во всем мире. Мы получали огромное количество писем. С поддержкой, предложениями, деловыми и не очень, с плохо скрытым злорадством, с прямыми оскорблениями и угрозами… В сложившейся ситуации мы старались не упустить любую мало-мальски интересную мысль, поэтому тщательно «просеивали» всю поступающую корреспонденцию в надежде найти что-либо стоящее. Развеселил некий тракторист, вполне искренне недоумевающий, какие у нас проблемы с подъемом АПЛ? При этом он ссылался на собственный опыт, вспоминая, как утопив «по пьяне» в колхозном пруду свой трактор, он при помощи пустой бочки, троса и второго трактора вытащил свое «орудие производства» на свет божий. Предлагал помочь решить нашу проблему… Были вполне серьезные предложения. Одно из них привлекло внимание. Послание было от некоего научно-исследовательского предприятия с гордым именем «Эврика». На красивом бланке предлагалась помощь в решении наших проблем на «высочайшем научном и техническом уровне», суть которой предлагалось объяснить при личной встрече. Подпись гласила: генеральный директор НИП «Эврика», полковник КГБ СССР в отставке Курчатов Александр Иванович. Письмо было написано безукоризненным бюрократическим языком и производило впечатление серьезного документа. Несмотря на страшный дефицит времени, я решил встретиться с автором сего послания. В назначенный срок секретарь доложила о прибытии Александра Ивановича. В кабинет вошел бодрый мужчина чуть за 60, четко, по-военному доложил свои данные. Разговор с самого начала принял деловой оборот.

— Я понимаю, что ваше время крайне ограничено, поэтому прямо к сути. Наша организация, базируясь на старых секретных разработках КГБ СССР, создала проект подъема «Комсомольца». Успех гарантирую. Вы платите нам 70 миллионов долларов США, и мы поднимаем и передаем вам АПЛ. Делайте с ней что хотите, — Александр Иванович выглядел очень торжественно.

— А как, собственно говоря, уважаемый товарищ Курчатов, вы собираетесь поднимать АПЛ, не имея никаких исходных данных о состоянии корпуса, оружия, механизмов?

— Это не принципиально. Мы ее поднимем, даже если лодка развалилась на части. Подробности сообщить не могу, это наше ноу-хау. Вы можете похитить идею! Поднимем, слово чести!

— Но вы же понимаете, что я не могу под ваше честное слово, без всякого обоснования запросить у Правительства РФ 70 миллионов долларов. Меня в лучшем случае сочтут ненормальным. Если вы боитесь утерять ноу-хау, запатентуйте свою идею и приходите вновь.

— Мы не подадим заявку на получение патента, ибо у нас украдут идею в бюро патентной экспертизы!

Мне все стало ясно. Сколько таких «изобретателей» с горящими глазами прошло через мой кабинет, даже не сосчитать. Я поднялся с кресла:

— Не смею вас задерживать, Александр Иванович! Подумайте над моими словами и застолбите свою идею. Всего наилучшего!

…Спустя три дня «полковник КГБ СССР в отставке» Курчатов вновь появился в моей приемной. Выходя из кабинета, я буквально наткнулся на этого бывшего рыцаря плаща и кинжала. Александр Иванович просто излучал счастье.

— Тенгиз Николаевич! Я придумал, как выйти из сложившейся тупиковой ситуации. Вы оформляете двух моих сотрудников помощниками президента России, и они в течение трех месяцев разрабатывают условия, на которых «Эврика» передаст свои разработки Правительству России.

— К сожалению, уважаемый Александр Иванович, этот вариант неосуществим. Во всяком случае я не могу оформить ваших сотрудников помощниками Президента России. Это его личная прерогатива. Вопрос, как говорится, не по окладу.

— Так вы мне отказываете? Вы еще об этом горько пожалеете! Вы меня еще не знаете! Вы…

Дальнейших его высказываний я уже не слушал, время было слишком дорого.

…Спустя примерно неделю в моем кабинете зазвонил телефон АТС-2, так называемая вертушка. Звонил мой старый знакомый, контр-адмирал Иван Кузьмич Шалатонов, сотрудник Администрации Президента РФ. Наши отношения к этому времени уже нельзя было назвать теплыми, но за рамки приличий они не выходили. Голос контр-адмирала был полон злорадства:

— Ну что, допрыгался?! Знаешь, какие на тебя пришли материалы? Тебе каюк! Понятно?

— Честно говоря, не очень, Иван Кузьмич. Какие материалы? Куда пришли? Мне уже столько раз обещали, что со мной покончено, что я подобные слова уже не воспринимаю.

— На этот раз тебе точно не выкрутиться! Скоро все узнаешь сам! — контр-адмирала Шалатонова просто распирало от радостного предвкушения расправы надо мной. Он бросил трубку. Я тоже опустил трубку на аппарат спецсвязи и тут же выбросил этот разговор из головы. События стали разворачиваться буквально на следующий день после этого разговора. В КОПРОН нагрянула комиссия из Администрации Президента РФ. Ни корабелов, ни физиков-ядерщиков среди прибывшей братии не наблюдалось. Костяк комиссии составляли особисты и бывшие политработники. Что они искали, мне кажется, было загадкой для них самих. Недели полторы они что-то вынюхивали, высматривали, отвлекали людей от дела, старались запугать слабонервных, после чего отбыли восвояси, даже не попрощавшись. Следующая комиссия прибыла к нам с проверкой из Аппарата Правительства РФ. Потом последовательно нас с небольшими интервалами посещали проверяющие из Контрольного управления Администрации Президента, Генеральной прокуратуры РФ, ФСК, различных комитетов и комиссий органов законодательной и исполнительной власти…

Наконец, спустя примерно полгода после начала этой эпопеи с проверками, мне под большим секретом показали донос, состряпанный уже известным мне полковником КГБ в отставке Курчатовым А. И. Составленный в духе лучших традиций 30-х годов, он не отличался особыми изысками. Я обвинялся в шпионаже в пользу США, Великобритании, Германии, Японии и Южной Кореи (?!) одновременно, в диверсионно-подрывной деятельности против молодого государства Российского, выражавшейся в желании пустить Россию по миру путем подрыва ее экономики… Я смеялся до слез! Нет, не над опусом товарища Курчатова, а над тем, с каким азартом проверяющие пытались доказать эти абсурдные по своей сути обвинения! Казалось бы, ни один здравомыслящий человек не должен воспринять этот бред серьезно. Но богата наша земля талантами! Нашлись такие люди! Донос покрывала густая сеть разноцветных резолюций, входящих и исходящих номеров. Грозные указания: «Разобраться!», «Проверить и доложить!», «Немедленно принять меры!», просто «Доложить!», и сроки, сроки, сроки… Рассылались подобные бумаги веером — от президента России и генерального прокурора России до руководителей МВД РФ, ФСК и Руслана Имрановича Хасбулатова (тот в это время еще сидел в Белом доме, а не в отдельной камере Лефортово). Терпение мое лопнуло. Решил воспользоваться добрыми старыми отношениями с директором Федеральной службы контрразведки, генералом Степашиным. Трубку АТС-1 он снял лично.

— Добрый день, Сергей Вадимович! У меня к вам просьба — приведите в меридиан вашего бывшего сотрудника, полковника КГБ в отставке Курчатова Александра Ивановича, генерального директора НИП «Эврика»! Не дает нормально работать более полугода. Засыпает всех жалобами, меня уже проверили то ли семь, то ли восемь комиссий, сил больше нет! Пишет всякую ахинею, но ваши сотрудники ее тщательно проверяют. Я уже запутался, на чью разведку я работаю — то ли японскую, то ли южнокорейскую, а может быть, и на Ми-6! Жаль, зарплату у них не получаю!

— Тенгиз Николаевич, успокойся, дай мне пару часов времени, разберемся. А что ты столько терпел, не обратился раньше?

— Да как-то неудобно занятого человека отвлекать на решение подобных проблем…

Спустя минут сорок звонок АТС-1 оторвал меня от обсуждения очередного проекта. На связи был директор ФСК. Сергей Вадимович пребывал в прекрасном расположении духа и еле сдерживался, чтобы не смеяться:

— Тенгиз Николаевич, ты там как, сидишь или стоишь? Лучше садись, а то упадешь! Александр Иванович Курчатов никогда в жизни не служил в КГБ СССР, как, впрочем, и в других силовых структурах. Но самое пикантное заключается в том, что он вот уже более восьми лет находится на учете в психиатрической клинике. Шизофреник, понимаешь, как говорит Борис Николаевич! Кстати, никакого НИП «Эврика» в природе не существует, по крайней мере, в России оно не зарегистрировано. Желаю удачи! Мои тебя беспокоить больше не будут…

……………………………………………………………………

Что добавить к словам главного чекиста страны на тот момент?

Около десятка комиссий различных уважаемых ведомств, в которые входили весьма солидные люди, бросавшие свои неотложные текущие, полагаю, непростые дела, отрывали нас от решения задачи действительно государственной важности — и только для того, чтобы проверить бредовые заявления официального шизофреника! Нет, он не скрывал свою медицинскую карту, ею просто никто не интересовался, несмотря на очевидные отклонения в психике у автора доносов! Сотни человеко-часов, сотни тысяч, а может быть, и миллионы бюджетных рублей были потрачены на проверку фантазий бдительного «полковника КГБ СССР в отставке». Наши нервные затраты и потери рабочего времени, разумеется, никем в расчет не принимались…

Я знаю много подобных и обратных примеров, когда абсолютно правдивую информацию по тому или иному жизненно важному вопросу никто и не думал проверять, а авторов просто объявляли психами без всякой медицинской комиссии. И это еще не самый худший исход обращения в государственные или местные органы власти для рядовых граждан. Не знаю, как сейчас, но еще пару десятков лет назад автор «неудобного» для властей заявления вполне мог окончить свои дни в психиатрической клинике, а в лихие 90-е — и на кладбище. Сейчас немного полегче. Пишите, что хотите и куда хотите: от президента до местного царька деревни Тьмутаракань — ответа все равно не получите. Сбылась вековая мечта большевиков: наступила всеобщая «электрификация» — всем все до лампочки!

Что касается «настоящего полковника» Курчатова, то думается, в его случае сработало несколько факторов.

Во-первых, магическая для наших граждан аббревиатура «КГБ», ужас перед которой мы впитывали с молоком матери. Никому и в голову не пришло проверить личность подписанта, в том числе и мне.

Во-вторых, КОПРОН слишком многим чиновникам разных уровней действовал на нервы. Мы не брали взяток, не воровали, работали абсолютно прозрачно, каждая копейка, каждый цент были учтены и оприходованы. Соответственно, мы и не давали взяток, нам их просто неоткуда было брать, даже если б вдруг очень захотели. Нас регулярно проверяли, но «ущучить» не могли, что очень расстраивало проверяющих, уходивших с пустыми карманами. А тут вдруг такой подарок судьбы в лице Александра Ивановича Курчатова! Ну как было не поверить, что мы все иностранные шпионы?! Чтобы наши, российские граждане не воровали? Не брали взяток? Не давали «откатов»? Да быть этого не может, значит, прав бдительный товарищ полковник КГБ — шпионы они! Доложили «наверх», что дыма без огня не бывает, получили соответствующие резолюции…

Конец этой истории был, в общем-то, счастливый. Несмотря на все усилия «полковника КГБ в отставке» из психиатрической клиники и его приспешников, «Комсомолец» был надежно изолирован на глубине 1685 метров, Норвежское море спасено, а КОПРОН расформирован…

В последние годы мне лично неоднократно приходилось обращаться «наверх» по вопросам экологии, национальной безопасности страны, безопасности жителей стран балтийского региона, нейтрализации затопленных в Балтийском море трех с лишком сотен тысяч тонн трофейных германских химических боеприпасов, безопасной прокладки газопровода «Норд Стрим»… Ответов не последовало ни из одной инстанции! Даже отписок! Увы, я же не «настоящий полковник», а всего-навсего вице-адмирал запаса, доктор технических наук, профессор, действительный член ряда академий, а самое главное, я не состою на учете в ближайшем дурдоме…