Под вечным небом / Sous le ciel éternel

Борис Соколов

Книга уникальна своим весьма необычным содержанием. Первая часть содержит стихи, написанные автором по-французски в конце прошлого века с его же переводами на русский. Вторая посвящена творчеству на родном для автора русском языке: представлены избранные стихотворения разных лет, начиная с шестидесятых годов прошлого века (1960–2001), переведенные автором также и на французский. В третьей помещены некоторые переводы автора из классики: на русский из Апполинера и Рильке и на французский из Пушкина и Лермонтова. Ce qui distingue le contenu de ce livre, c’est sa singularité. Le recueil se compose de trois parties. La première contient les poèmes écrites de l’auteur en français `a la fin du siècle dernier et les traductions correspondantes d’auteur en russe. La deuxième offre la création de l’auteur en langue maternelle: les poèmes choisis (1960–2001) avec les traductions d’auteur en français. Dans la troisième il y a plusieurs de traductions d’auteur de la poésie classique: d’Apollinaire et Rilke en russe et de Pouchkine et Lermontov en français.

Часть первая

(французский — русский)

Premie`re partie

(français — russe)

L ’heure de prière

« Aus der Tiefe rufe ich »

Johann Sebastian Bach

De ton auberge, ouvre la fenêtre… Ce soir affable,

allume un cierge:

il faut le mettre

sur une table.

À la fenêtre ouverte, lève les yeux vers le ciel noir,

respire l’air,

respire mieux,

regarde par…

par l’air noir au-dessus des toits de la grande ville…

Et quel beau soir!

Respire. Vois.

Et sois tranquille.

Du haut du ciel immense d’hiver brille l’étoile

dans une parcelle

de l’univers

comme ce cierge pâle.

Час молитвы

«Из бездны взываю я»

Йоганн Себастьян Бах

Коль ты не спишь, открой окно... В глухой ночи

какая тишь...

Затепли вновь

огонь свечи.

И из окна — там город спит — взгляни во мрак.

Вздохни до дна.

Перетерпи.

Почувствуй, как

сквозь тьму и тьму звезда горит над сонмом крыш...

Довольно мук!

Дыши. Смотри.

И слушай тишь.

Взгляни туда... Как путь далёк в глухой ночи!

Горит звезда,

как огонёк

твоей свечи.

À la mémoire des marins célèbres:

Herman Melville, Gui de Maupassant, Joseph Conrad

Qui a conçu la mer

goûte l’amour et la mort,

sait le prix du mot amer,

ne se plaint pas de son sort.

Qui a connu l’amour

sait la tempête sévère

dans laquelle, tour à tour,

on se noie comme dans la mer.

Qui a vu des malheurs

n’a pas peur de l’hiver,

connaît la vie de l’envers

aussi sévère que la mer.

Памяти славных моряков:

Германа Мелвилла, Ги де Мопассана, Джозефа Конрада

Кто познал море,

тот знает цену любви и смерти.

И слову — вы уж поверьте.

И выстоит в горе.

И знает он, что любовь —

всё равно что буря,

в которой — вновь и вновь —

тонешь, как в море.

Кто вкусил горя,

того на испуг не взять,

тому не пристало не знать,

что жизнь сурова, как море.

«la chatte qui chante de bon matin…»

la chatte qui chante de bon matin

ce n’est pas pour le plaisir de nos oreilles

ce n’est pas le chant de l’oiseau qui trille à merveille

c’est un rappel

comme dans la forêt

le rappel éternel de la vie

« je suis, je suis… »

(veut dire: je serai)

«песнь кошки на рассвете…»

песнь кошки на рассвете

сей звук вовсе не для услады нашего слуха

это не пение птицы издающей чудную трель

это будто из лесу зов где дико и глухо

le rappel éternel

извечный жизни зов везде через грады и веси

«здесь я, здесь я... »

(что значит — я буду)

Jour après jour

Le matin, quinze minutes avant

le commencement du travail,

je le vois traverser la place,

son café fumant dans sa main.

Marchant, il boit une gorgée.

Ça s’opère tous les jours.

Dans le couloir, l’un à l’autre,

nous disons bonjour,

et nous nous taisons.

À quoi bon interroger?

Quand quelqu’un avant le boulot,

étant plongé

dans ses pensées,

boit son café du matin,

il n’y a pas besoin de laisser tomber les mots.

Nous attendons, quand la porte s’ouvrira.

Je le regarde — c’est assez:

son visage est un tableau narrant

ses années passées…

Le tableau de sa vie

(de la quarantaine de la lutte pour la vie),

une poème

de cette lutte contre soi-même,

un long chemin

vers l’acquisition de la sagesse.

Les veines de ses mains

ce sont des rivières

qui prennent

leur source dans un miracle qu’on nomme La Vie.

Lui,

il va finir de boire et commencera à travailler.

Puis au cours du jour entier,

il portera des pesants fardeaux.

Entre autres, au passage, certain,

il montrera le courage d’avoir l’envie

d’aider les autres, jeunes ou pas trop,

à tenir le coup dans cette lutte pour la vie.

Lui, monsieur Cafédumatin.

День за днем

Поутру, за пятнадцать минут

до начала работы,

я вижу его пересекающим площадь —

в его руке стаканчик дымящегося кофе.

Он отхлебывает на ходу.

Это случается каждый день.

В коридоре: «Привет! » — «Привет! ».

И мы замолкаем, говорить лень.

Говорить нет охоты,

и слова не идут.

Когда у кого-то перегружена голова

от всевозможных дум,

то да сё...

и он пьет свой утренний кофе,

совсем ни к чему ронять слова.

Мы ждём, когда откроется дверь.

Я смотрю на него — и это всё.

Лицо его — открытая книга потерь,

на нём след прошлых лет...

Картина жизни

(в сорок годов сложились все его дни),

поэма, насыщенная борьбой

за жизнь и с самим собой,

долгая дорога

к обретению мудрости.

Вены на его руках —

это реки,

берущие начало

в этом чуде, имя которому — Жизнь.

Вот он

закончит пить кофе и примется за работу.

И в течение целого дня

будет переносить тяжести,

при этом мимоходом

по доброй воле успевая прийти

на помощь молодым и не очень —

помочь выстоять в этой борьбе за жизнь.

Он — месье Утренний Кофе.

«dans la rue tranquille de la ville…»

dans la rue tranquille de la ville

qui commence son réveil

où on n’entend pas encore le bruit d’auto

ni même des pas

à une heure matinale

sous les érables flambés

résonne la mélodie mélancolique

du piano

on ne sait qui à son réveil l’écoute

quelqu’un effleure les touches

engendrant les sons dans le calme d’automne

les sons du pardon

et de l’espérance

«на тихой улочке…»

на тихой улочке

просыпающегося города

когда еще не слышно шума авто

и даже звука шагов

в этот ранний утренний час

под пламенеющими кленами

меланхолические

звуки рояля

чья-то пробудившаяся душа внимает им

кто-то трогает клавиши

рождая звуки в осенней тиши

звуки прощения

и надежды

«une fenêtre entrouverte de la maison…»

une fenêtre entrouverte de la maison

sonne la trompette

sa seule voix retentissante

prend la clé des champs

volе par l’air frais d’automne

s’élève

au-dessus des toits

des couronnes des arbres

monte au ciel

l’appel? la plainte?

de quoi?

«в доме приоткрыто окно…»

в доме приоткрыто окно

звонко поёт труба

её одинокий звенящий голос

вырывается на волю

летит в прохладном осеннем воздухе

поднимается

выше крыш

над кронами деревьев

возносится в небо

зов? жалоба?

о чём?

Automne

À l’aube

je regarde le ciel tout en flammes…

Un je-ne-sais-quoi résonne

dans mon âme

comme une corde sonore de guitare

parmi les autres qui restent calmes. Frémit

comme un fil électrique chantant

sa chanson triste sous le vent.

Soulevant les feuilles mortes

à la dernière danse,

le vent glacial de l’espace arctique immense

règne partout, hurle comme loup, torture

les êtres à sang chaud, les insectes,

la nature.

Mais dans la forêt,

dans un chalet solitaire

luit un feu, on chauffe la cheminée pour faire

la cuisine… Sur la terre pendant des siècles,

comme toujours, le foyer et la chaleur

accompagnent les hommes.

Осень

Небо

и пламенеющий свет зари...

Что-то неясное

звучит у меня внутри.

В душе моей словно гитары струна,

что среди других — недвижных — дрожит одна.

Словно провод голый поет на столбе

под ветром песню грустную о себе.

И в последнем танце

мертвый лист

в ледяном дыхании Севера кружится под свист,

под волчий вой ветра, что леденит

теплокровных и насекомых, природу —

над всем царит.

А в глубине леса домик

и свет в окне —

там топится печь, готовится еда на огне...

На этой доброй земле, век от века,

всегда

очаг и тепло — верные спутники человека.

La nuit d’hiver

Reste en suspens

la mousseline neigeuse:

presque invisible, lentement,

tombe la neige poudreuse.

On ne sait comment

se tient à une branche nue de l’arbre

et reste pendue, solitaire dans le monde,

une lanterne ronde,

pâle, terne et belle.

C’est la lune immortelle

qui regarde tristement

à travers le rideau du brouillard de gel.

Зимняя ночь

Висит кисеёй

полупрозрачная хмарь:

едва заметная, медленно,

опускается снежная пыль.

Держась неизвестно как

на дереве, на голой ветке,

одинокий на всем белом свете,

висит круглый фонарь —

бледен, тускл и красив несказанно.

Это немеркнущая луна

глядит печально

сквозь мутный занавес морозного тумана.

Printemps à Montréal

Pendant une nuit

le reste de neige

était mangé par la pluie. Et puis,

caressée du ciel,

la ville s’est réveillée, heureuse et tranquille,

lavée de l’eau de pluie,

propre et belle…

s’est réveillée sans bruit,

en oubliant toutes les querelles,

en se frottant les yeux

encore sans croyance

à ce que le jour commence…

Mai oui, le jour commence!

Весна в Монреале

За одну ночь

остатки снега

съедены были дождём.

И, обласканный небом,

город пробудился в тишине и счастье,

вымытый небесной водой,

чист и прекрасен...

пробудился в тиши,

позабыв дрязги, всякую дребедень,

протирая глаза,

ещё не веря в то,

что уже начинается день...

Да-да! День начинается!

Les haleines de Hulf stream

Avant la lumière

il est venu, le vent…

Le vent de mer

pour qui il n’existe pas

des frontières.

À ces heures

il porte dans le monde

le goût salé et l’odeur

de l’onde.

Et avec chacun de mes pas

je me sens renaître

j ’éprouve une joie d’être

sous ce souffle d’air.

Il est venu, le vent de la mer.

Il porte

une tempête des sens,

des vagues réminiscences

de toutes sortes:

de ma jeunesse et des ans

qui ont été donnés à toi,

l’océan.

Il est venu, le vent…

Дыхание Гольфстрима

Перед рассветом

почувствовалось в воздухе

дыхание ветра —

не знающего границ

ветра с моря.

В этот час простой,

когда люди ещё видят сны,

ветер принес миру крепкий, густой

запах морской волны.

И с каждым шагом

его хочется пить и пить —

этот настой, дающий силы и радость жить,

уносящий горе.

Это он пришел, ветер с моря.

Пришел,

чтобы душу согреть,

напомнив обо всём на свете:

и юность бесшабашную, и годы эти,

тебе отданные,

океан.

Он пришел, ветер...

«Être ivre…»

Être ivre

de joie de vivre.

Être. Avoir

le plaisir de lire

des livres.

Voir, réfléchir

sur une énigme de l’être.

Souffrir peut-être

devant la feuille blanche de papier

pour ouvrir enfin

une petite fenêtre

sur le monde entier.

«Пьянеть…»

Пьянеть

от радости жить.

Быть. Находить

счастье

книги читать.

Проникать, ломать голову

над тем, как мир сложен.

Страдать, быть может,

над листом бумаги, чёркать до дыр,

чтоб открыть,

совершив невозможное,

окно в целый мир.

Le martyre de la création

un soir

je ne peux plus lire

je tire mon cahier d’un tiroir

pour écrire

pour écrire une histoire

je médite devant une page

avec une souffrance muette

quelques images

s’embrasent et s’éteignent dans ma tête

changent dansent

quelqu’un murmure

derrière mon dos

l’abondance des mots

me torture

je dois savoir

chercher et trouver

les mots justes et rares

pour écrire

pour écrire

une histoire

ce soir

Муки творчества

однажды вечером

я устану читать

из ящика стола достану тетрадь

чтобы писать

чтоб кое-что написать

обдумываю в процессе сидения

кое-что в безмолвном страдании

одно за другим видения

вспыхивают и гаснут в сознании

меняются танцуют

чей-то шопот за моею спиной

обволакивает наседает

кучи слов одна за одной

обилием своим терзают

я должен суметь

не спасовать

в поисках точного слова

чтоб написать

кое-что новое

в этот вечер

«de dehors…»

de dehors

aux rayons penchés du soleil

l’image d’un arbre

de sa couronne vêtue d’un collier d’ambre

pénètre par la fenêtre

au fond de mon être

qui reste seul et sombre

aux ombres du soir dans ma chambre

«с улицы…»

с улицы

в косых лучах солнца

дерева крона видна

вся в ожерелье янтарном

образ её сияющий из-за окна

проникает в самую душу мою

что тоскует одна

в комнате своей в обществе вечерних теней

Insomnie

Dehors, sans bruit, tombe la pluie.

Le ciel fond en larmes.

Et juste en face de ma fenêtre,

du mur nu de la caserne

luit tout la nuit

une lanterne.

À travers la couronne d’un seul arbre

sa lumière pénètre dans ma chambre

comme dans une caverne —

un terrier creusé par le premier homme sur la terre…

Cette lumière pénètre

dans mes yeux entrouverts,

dans mon âme qui ne peut s’endormir.

Et en regardant

ces gouttelettes qui dansent,

je commence

à découvrir avec étonnement

que le monde ressemble à un décor de théâtre,

le décor étrange,

devant lequel on joue l’étude

du silence

et de la solitude.

Бессонница

За окном бесшумно падает дождь...

Исходит небо слезами.

И мне видеть невмочь,

как на голой стене склада напротив

горит фонарь,

светит в окно всю ночь.

В эту глухую пору

сквозь крону одинокого дерева свет его

проникает ко мне, словно в пещеру,

словно в земляную нору,

вырытую первым человеком...

Проникает сквозь полусмежённые веки

того, чья душа не может заснуть.

И стоит лишь взглянуть

на эти капли, что пляшут в тиши, —

с удивлением замечаешь,

что мир напоминает

театральную декорацию,

странное полотно,

на фоне которого играют некий этюд —

на тему тишины

и одиночества.

Un soir

Quand s’allument les feux de la ville

quand ils s’allument

je dis adieu à ma plume

je quitte ma pièce

cette cellule de la ruche en pierre

je descends dans la rue

je marche sans regarder en arrière

je vais là où luisent les feux

les feux de ville

je me dirige vers un croisement

là où se rencontrent deux rues

Vieillesse et Solitude

juste au coin de la rue première

il y a une petite brasserie

cette cellule d’une autre ruche en pierre

où je resterai au comptoir tout le soir

en écoutant un pot-pourri

et en regardant par la fenêtre

les feux de ville et les gens

qui passent toujours sur le trottoir

et en regardant

dans un verre de bière.

Однажды вечером

Когда загораются огни города

когда они загораются

я оставляю мое перо

покидаю комнату

эту пчелиную соту улья из камня

я спускаюсь вниз

иду улицей не оглядываясь назад

иду туда где сияют огни

городские огни

я направляюсь к перекрестку

туда где встречаются две улицы

Старость и Одиночество

как раз тут на углу

есть небольшая пивная

эта пчелиная сота другого улья из камня

там у стойки я проведу весь вечер

слушая винегрет из музыки

глядя в окно

на городские огни на людей

проходящих по тротуару

и глядя

на дно пивного бокала.

«un hurlement de l’avion à réaction…»

un hurlement de l’avion à réaction

un rugissement des guitares électriques

des bruits divers incessants de la ville de tous les jours

écorchent les oreilles

étourdissent le cerveau

déchirent la pauvre âme

de homo sapiens...

mais

il existe un moyen sûr

qui peut le sauver toujours

parfois ce sont

le Lac des Cygnes de Tchaïkovski

les sons enchanteurs de Clair de Lune de Beethoven

la messe de minuit

et

un murmure affable de la feuillée au-dessus de la tête

à l’aube

«рев реактивного самолета…»

рев реактивного самолета

гром электрогитар

отовсюду ежедневные нескончаемые шумы города

дерут уши

оглушают мозг

терзают бедную душу

человека разумного...

но

существует верное средство

которое ещё может спасать его

порой это

Лебединое Озеро Чайковского

волшебные звуки Лунной сонаты Бетховена

рождественские песнопения

и

ласковый шопот листвы над головой

на заре

Aux chefs des grandes puissances

Vous tous

assis à cette Table Ronde…

Vous êtes plongés dans vos pensées profondes?

Revenez à vous!

Regardez ce qui se passe sur la terre et sur l’onde,

regardez votre montre…

Observez la course de la trotteuse:

comme le cœur battant de la Terre, elle compte

les secondes,

ces instants fragiles

qui tombent dans une éternité profonde

pour disparaître sans retour à votre monde

sur votre Table Ronde…

Les secondes s’en vont

sans aucun respect

pour vos réflexions profondes.

К руководителям великих держав

Все вы,

восседающие за этим Круглым Столом...

Конец ознакомительного фрагмента.