Дорога для двоих

Борис Ипатов, 2017

Что такое «Дорога для двоих»? Это плод работы целой плеяды талантливых авторов. Это девять рассказов – самостоятельных, но при этом тесно переплетённых между собой. Это калейдоскоп голосов, эпох и миров, сменяющих друг друга со взмахом крыльев бабочки. А ещё это Путь, который никто не в силах одолеть в одиночку. Отважишься ли ТЫ ступить на него?..

Пролог: ПАЛОМНИКИ (автор — Борис Ипатов)

То, что гусеница называет Концом Света, Учитель называет бабочкой.

«Иллюзии», Ричард Дэвис Бах

Индра так и не смогла привыкнуть к ощущениям, сопровождавшим Прыжок. Даже после стольких лет странствий в этих чувствах неизменно находилось что-то новое — нюансы, соцветия, грани, полутона, дотоле неизведанные, незамеченные, нераскрытые. Возможно, причина — в том, что ей ещё ни разу не доводилось дважды совершать его с одними и теми же Плясунами. Или двух одинаковых Прыжков не может быть в принципе?

…Синеватые стволы уходили ввысь, сливаясь над головою в сплошной свод, теряясь во мраке. Отовсюду доносились еле слышные шуршание и шелест местных обитателей. Невидимая луна цедила меж деревьев свои лимонные лучи. Чуткий олень прислушался к возне за кустами и тут же канул в лес…

Ровный, поставленный голос продолжает начитывать текст в наушниках-«ракушках» — будто бы нарочито безмятежно, самим своим звучанием входя в диссонанс с тем, что творится сейчас вокруг.

…Андре бежал — хотя нет, правильнее будет сказать — прорывался через чащу. Обильная листва хлестала его по щекам, ветви свивались на шее и на груди, низкие стебли охватывали колени, словно намеренно чиня ему препятствия. Рубашка Андре липла ко взмокшей спине, желудок пел серенады от голода, а два тяжёлых саквояжа оттягивали правую руку. Фонарь в левой давно уже погас. Путник тяжело дышал.

И тем не менее, он не мог позволить себе остановиться ни на секунду. Он не видел своих преследователей, зато слышал их более чем отчётливо: они перекликались в ночи гулким, хриплым лаем, подвывая от азарта…

Люди напряжены и сосредоточены. Мышцы дрожат, наполняя воздух звоном. Все взоры прикованы к нише в полу, до краёв наполненной маслом, и к двум телам в ней — нагим, лоснящимся, скользящим и порой переплетающимся в столь замысловатые фигуры, что Индра уже не может с уверенностью определить, где заканчивается одно из них и начинается другое.

Движения Плясунов плавны, неторопливы и отточены многократным повторением, но отнюдь не наиграны, не замылены. Кожа трётся о кожу. Плоть проникает в плоть. Простое проявление любви, размыкающее пространство и время.

Люди смотрят неотрывно, возбуждённо, и всё же никто не пытается трогать себя даже украдкой. В этом причудливом акте вуайеризма нет ни капли похоти — одно лишь безграничное благоговение.

…начали покидать его. И вот, в тот самый миг, когда он почти готов был сдаться на растерзание незримым когтям и клыкам, он увидел то, что меньше всего ожидал здесь увидеть. В просвете между деревьями, прямо перед ним мелькнуло сиреневое платьице, и раздался смех — тонкий, переливчатый, похожий на звон бубенцов…

Плясуны постепенно начинают замедлять свой танец, подводя это завораживающее действо к своему завершению. В воздухе над ними вдруг проявляется странное оптическое явление: что-то преломляет свет, и он начинает струиться по неспешно сжимающейся двойной дуге, точно обтекая некую преграду, очерчивая её огненным контуром, больше всего напоминающим крылья гигантского мотылька. Это сворачивается Поле Искажения, запоздало понимает Индра. «Крылья» всё уменьшаются, тают — до тех пор, пока не исчезают совсем.

Остаются только двое в масляной ванне. Мужчина и женщина. Разбитые и продрогшие. Прыжок отнял у них практически все силы. Того, что осталось, им едва хватает, чтобы самостоятельно подняться на ноги. На их трепещущие плечи тут же накидывают хламиды и спешно уводят вглубь корабля.

Одновременно с этим купол залы становится прозрачным. Публика разражается многоголосым восторженным вздохом.

Земля!

Она нависает над их головами величественным сияющим монументом — памятником самой себе.

В ней мало осталось от того, какой Индра её помнила. Теперь это грандиозное полотно, щедро расписанное всеми возможными оттенками синего и белого, с редкими вкраплениями бурого, серого и чёрного, кажется совершенно остывшим и безжизненным. С севера шапка ледников подступает почти к самому экватору. Поразительно, как там кто-то ещё может жить.

…На мгновение Андре застыл, как вкопанный, позабыв обо всём — даже о том, что на него идёт охота: так велико было его удивление. Но смех зазвенел с новой силой, совсем рядом, и Андре внезапно понял, что его зовут. «Следуй за мной! — говорил смех. — Доверься мне! Я выведу тебя отсюда». И Андре доверился.

Тотчас же у него точно открылось второе дыхание. Лихо перемахивая через прожорливые пасти буераков и змеистые щупальца корней, уворачиваясь от тянущихся к нему многопалых сучьев, он полетел на этот чудный серебристый звук — его последний маяк во мгле кромешной безнадёги…

Со всей грацией, на какую только способна неуклюжая, тысячетонная консервная банка, «Вильварин» совершает пируэт в невесомости, готовясь к стыковке. С этого ракурса через купол виден крохотный бесформенный комочек, от которого к поверхности планеты тянется едва приметная нить — точь-в-точь высосанная пауком муха, болтающаяся на паутинке. Впрочем, Индре прекрасно известно, что в космосе все пропорции обманчивы: на деле «муха» — это колоссальнейшая конструкция, простирающаяся на многие сотни километров и без труда способная вместить в себе дюжины кораблей подобных «Вильварину».

Такова она, Вавилонская башня нового времени. Последний уцелевший мост между людьми, что живут на небесах, и богами, что обретаются на земле.

Весь процесс стыковки занимает около часа. Пассажиры покидают корабль через разверзшийся шлюз и единым потоком движутся к гидравлической платформе, которая должна доставить их прямиком вниз — в лоно мира, некогда их породившего.

Пока они со скоростью пули мчатся навстречу ледяной поверхности, голос чтеца сопровождает Индру неотступно:

…Когда же и эти силы стали иссякать, лес неожиданно выпустил его из своих объятий: стволы деревьев расступились в стороны, открыв взору Андре невероятного размера поляну, утопающую в лунном свете. Чтобы пройти её из конца в конец, понадобилось бы полчаса, не меньше.

Но даже не это было самым занятным.

Посреди поляны, на вершине могучего кособокого холма возвышался дом…

«Он больше не в силах что-либо изменить, — не то думает, не то подхватывает Индра отголосок чьей-то давным-давно затерявшейся мысли. — Не в силах. Как и я».

Бело-голубая твердь стремительно приближается к ней.