Диалоги на руинах империи

Борис Иванович Мальчиков, 2023

На дворе слом эпох политических, идеологических, экономических. Зреют изменения в представлениях человечества об окружающем физическом мире, чтобы спастись от уничтожения в этой равнодушной агрессивной среде от собственной глупости или глобальных катастроф. Нужна возможность иметь более дальние горизонты виденья будущего. Современные технологии не дают оптимистичных надежд на сохранение цивилизации в дальнем космосе. Скорее обещают гибель на Земле от поднимающей голову сатанинской безнравственности. Техника развивается в направлении информационных технологий, способных подарить сказочные удобства существования, но не способных сберечь его само. Наступает период революционного преодоления невольных заблуждений. А если быть точным, то контрреволюции по отношению к научно-технической революции конца 19 – начала 20 столетий. Об идеях ее настоящая книга.

Часть 1

Пролог

Лето, жарко. Раскаленное светило огнедышащей печью поливает пространство угнетающим теплом. Это не пустыня — это центр огромного мегаполиса со всеми его атрибутами: дома-гиганты, стекло, бетон, расплавленный асфальт, гудящие потоки транспорта, невнятные голоса людей, сирены полицейских патрульных машин. Живые существа пытаются укрыться в тени зданий и деревьев, однако это помогает не сильно. Лучше всего это удается сделать в чреве подземки. Состояние полуобморочное с потерей ощущения пространства. Очереди у ларьков с напитками и мороженым. Самые длинные из них — у бочонков с квасом. Только это и указывает на положение места на просторах Вселенной.

Все происходящее напоминало собой работу какого-то силового агрегата, выделяющего огромное количество механической и тепловой энергии. Двигались объекты, субъекты, звуки, запахи, и только неподвижным казался диск светила, величественно наблюдавшего за всей этой суетой.

Огромные рекламные щиты, бесчисленные перетяжки вдоль транспортных магистралей, россыпи более мелкой рекламы сильно уродовали облик города, делая его похожим на задрипанный провинциальный рынок, не имевший ни средств, ни желания посмотреть на себя в зеркало и озабоченный лишь беспорядочным движением товара и денег. Ну и, конечно, реальные рыночные объекты, разместившиеся то там, то сям. Некоторые из них с громкими именами: «Горбушка», «Черкизон», «Лужники». Огромные конгломераты, занимавшие большие территории города, погруженные в хаотичные потоки алчности, денег и криминала. Многоязычный Вавилон людей из всех стран бывшего когда-то единого государства, в основном из пустынных южных пространств или гористых местностей, чью национальную принадлежность было невозможно выявить местному городскому населению, не видавшего этих смуглых темноволосых людей в своей естественной среде ни сейчас, ни ранее. Чувствуя практическую необходимость хоть как-то именовать их, изворотливый народный ум предложил такие обобщения, как: «чурбаны» или «лица кавказкой национальности». Те, к кому это относилось, чувствовали в этих названиях уничижительные нотки и, видимо, справедливо, с их точки зрения, обижались. Однако терпели, понимая, что местному населению было совершенно невозможно разобраться в тонкостях многочисленных языков и наречий, пришедших с иных мест, тем более что оно не было отягощено тягой к политкорректности. Некоторые «пришельцы» даже с чувством тонкой самоиронии относились к этому.

Как-то пришлось слышать слова одного из них: «Когда я просил своего соседа из местных объяснить непонятный мне текст, то слышал: “Вот чурка нерусский!” А когда ему были нужны деньги, он говорил: “Жора, дорогой, дай взаймы до получки, ведь ты настоящий друг”».

Это все были мелкие издержки тектонических процессов хаотичного изменения среды существования огромных территорий, получивших чудовищный удар по всему бывшему укладу жизни и сознанию. Многое из того, что совсем недавно казалось совершенно незыблемым, становилось всего лишь чьим-то частным мнением, а то и просто ложью. Прежние герои превращались кто в ничтожества, а кто вообще в предателей и врагов. Ничто уже не было свидетельством авторитета, за исключением цифр, обозначавших количество денег у обладателя истины. Сама жизнь человека перестала быть сакральным понятием, а стала лишь элементом протекания бизнес-процессов. В убийстве перестали видеть образ злодейства, попранный закон или поруганную мораль. Это был всего-навсего бизнес-ход более прагматичного делового партнера. Появилась даже обиходная фраза: «Это лишь бизнес, и ничего личного». Мораль подавлялась цинизмом, оправданным перед самим собой деловой успешностью. Алчность вознеслась к небесам и стала затмевать вечные истины. Конечно, это было не тотально и не у всех. Оставались, конечно же, те, кто продолжал верить в то, что подавлялось доминирующей моралью, а скорее, ее отсутствием. Этот уголек тлел, оставляя надежду вновь когда-нибудь вспыхнуть жарким пламенем. А сейчас главной идеей, охватившей этот мир катастрофы, которую ее идеологи назвали реформой, была мысль: «Добиться появления собственника любой ценой». И главным в этом процессе был не собственник — он-то был, конечно, нужен — а способ его сотворения любой ценой. Любая цена — это, конечно, всегда преступление. Только оно позволяло быстро создать огромные состояния. Однако эта генеральная идея не красовалась на лозунгах преобразований, ее нельзя было услышать с трибун от лидеров либеральной общественности. Она лишь шепотом произносилась в коридорах власти. Однако этот шепот оказывался сильнее любой красноречивой болтовни о движении к лучшей жизни. Алчные интересы власти и криминалитета слились воедино в мощном порыве обогащения за счет других, более слабых или просто совестливых. Они, как щупальца одного чудовища, загребали все созданное многими людьми за долгие годы, предшествовавшие катастрофе. Одни сказочно богатели, другие нищали. Кладбища ускоренно пополнялись именами молодых «братков» и более взрослых банкиров и предпринимателей. Жизнь была такой, какой ее мог нарисовать только дикий капитализм в его крайней шоковой форме, преподносимой экономическими экспертами с сомнительной научной биографией как единственно верный путь движения к лучшей жизни. Ну а толпа верила, хотя и не очень понимала, куда ее ведут.

А кто не хочет лучшей жизни? Хотя это и не очень вязалось с тем, что приходилось ощущать в реальной жизни. Инженеры, кандидаты наук, доктора, военные, учителя, медики вдруг как-то сразу перестали быть нужными, хотя в любом обществе по здравому смыслу они — элита, без которой невозможно развитие. Появилось ощущение, что путь ко всеобщему процветанию лежит через ад.

Спасаясь, те, кто мог, побежали в другие страны, поддерживая свой уровень жизни и их технологическое и экономическое развитие. Кто не смог, те переместились на рынки, переквалифицировавшись в «челноки», теша себя слабой надеждой когда-нибудь разбогатеть и зажить нормальной жизнью. Кое-кто из военных и спецслужб начал приторговывать государственными секретами. Учителя увлеклись репетиторством, медики стали налегать на нетрадиционные методы лечения. Появились экстрасенсы, гадалки, ведуны и ведуньи, псевдорелигиозные тоталитарные секты. Наиболее харизматичные представители ирреальных направлений в медицине стали собирать стадионы жаждущих излечения от любых недугов и особенно энуреза. Телевизионные маги заряжали целительной энергией трехлитровые банки с водой миллионов зрителей. Люди, у которых отняли вдруг прежние ценности, искали новые, и потребность рождала предложение. Если можно легко исцелиться по телевизору, почему нельзя разбогатеть, доверив кому-либо свои, хоть и не большие, но деньги?

Как твердила телевизионная реклама: «Сидишь себе на берегу, ловишь карасей, а на счет тебе капают довольно большие проценты. Несите к нам, господа, ваши деньги, и жизнь наладится». И вот вы, как знаменитые бабочки, из тени в свет перелетая, стрижете купоны с «мавробаксов», богатея вместе с Леней Голубковым, и вы не «халявщик», а партнер. Купили сначала сапоги жене, а потом и экскаватор для собственного бизнеса. Вы можете за полцены получить хоть и плохонький, но все же личный транспорт известной марки. Только несите деньги «Властелине». Этой слабо образованной, но вполне поднаторевшей в надувании мыльных пузырей женщине. И люди шли, несли и верили. Говорят, что даже видели реальных людей, выигравших в этих безумных играх, но больше были заметны толпы протестующих обманутых, оставленных не то что без экскаватора и «Москвича», но и без сапог. Все это походило на все то, что происходило с главными посылами идеологии движения к лучшей жизни.

На торце одного из зданий еще можно было увидеть огромное изображение с шагающими строителями прежнего мира и текстом: «Наша цель — коммунизм», а на противоположной стороне улицы уже в поте лица в многочисленных ларьках налаживалось строительство капитализма. Два мира как бы существовали одновременно, не пересекаясь. Но иначе происходило в головах, там они точно перехлестывались, сталкивались, диссонируя друг с другом, создавая внутренние конфликты, из которых выбраться было просто необходимо, хотя бы для того, чтобы выжить. Котел общественного сознания кипел, булькал, источая потоки пара. И только отсутствие замкнутого пространства спасало от неминуемого взрыва. Свобода говорить все, что угодно, от бреда до абсолютных истин, спасала на данный момент, но готовила большие проблемы в будущем.

Свобода стала восприниматься не как осознанная необходимость, а как вседозволенность. Если она наталкивалась на свободу других, это не означало ограничения собственных желаний, а, скорее, как агрессия противника по отношению к своим возможностям. И вызывало соответствующие эмоции и действия. Всеобщая агрессивность стала приносить свои горькие плоды. Местная элита пыталась освободиться от какой-либо зависимости, мешавшей безудержному обогащению. В живших некогда вместе национальных центрах начался парад суверенитетов. И это, на удивление здравого смысла, поощрялось Центром, провозгласившим лозунг: «Берите суверенитета столько, сколько сможете взять». Было непонятно, чем это было вызвано — то ли отсутствием возможностей держать периферию на поводке, то ли просто банальной глупостью. Для того же чтобы начались межнациональные конфликты, это было все равно. Полилась кровь то в одном, то в другом месте.

Те, кто поосторожней, пытались заполучить максимальное количество свобод для себя через так называемые федеративные договоры. Нависла угроза развала общего государства по национальным территориям. Гористые территории сияли синим пламенем, угрожая стать фитилем грандиозного взрыва. Центр вдруг стал понимать экзистенциальную угрозу своему собственному существованию. Пришлось собрать в ослабленный кулак остатки политической воли и теперь уже ценой огромных жертв начать гасить пожар национального сепаратизма. Полетели авиаборты с грузом 200. Местных никто даже не собирался считать. Теракты сотрясали города метрополии. Общество начало осознавать, что дальнейшие словесные игры с понятиями демократии, свободы, либерализма смертельно опасны и грозят таким хаосом, который похоронит под собой все самые светлые надежды, посеянные новой наивной элитой, всплывшей на волне народных разговоров о неспособности прежних реализовать в обществе прекрасные идеи прошлого. Рухнувшая элита была немощна в рамках своих политических парадигм предложить план реформирования экономической системы, способной остановить технологический разрыв с конкурентами, который приобрел тенденцию к непреодолимому углублению. Да и было уже поздно.

Внутренние противоречия прежних элит с новыми и разными крыльями новых привели к ожесточенной борьбе за власть, результатом которой стал расстрел народных избранников. Символом этого времени стало чернеющее от следов пожара и артиллерийских пробоин белоснежное здание парламента, слухи о таинственных снайперах, стрелявших в спины толпы, подстрекаемые ею на безумство. Жертв от протестующих никто не считал, снайперов никто не искал. Все было оправдано политической целесообразностью. Окружающий мир, который так яростно критиковал эту территорию за несоблюдение международного права и прав граждан, рукоплескал преступлению, проглотившему и Конституцию, и само высшее право человека — право на жизнь.

Политическая система, созданная в свое время на идеях борьбы с углубляющейся монополизацией, создала еще более глубокую монополию, охватывающую не только экономику, но и политическую инфраструктуру. Гипермонополизм лишил общество надежд на самосовершенствование, утонув в глубочайшем догматизме. Догмы убили любые попытки осознать реальные проблемы. Неизбежность разрушения системы была однозначно определена, неизвестными оставались только сроки. Как говорили гении прошлого: «Низы не хотели, верхи не могли». Политическая элита сама не была готова защищать существующие устои, и революция назревала даже не снизу, а наверху. Она не осознавала очень многого, у нее не сформировалось представление о том, как нужно было реформировать общество, что изменить в системе к лучшему. Началась смута. Неуверенность в будущем, недоверие прошлому. Исчезновение лидеров привело к борьбе новых амбициозных личностей за власть, за реализацию себя самих в тумане хаоса. Возникло так много параллелей с прошлым, давним и не очень. Предательство элит в угоду своим личным амбициям общих интересов страны. Начались рушиться скрепы недавнего, но уже прошлого, и главная из них — это монополия одной партийной группы, державшей обручем вместе все звенья государства, которые без нее становились чистой формальностью, не уважаемые обществом. Крах усугубил хаос не только политический, но и хозяйственный. Начались перебои в самых необходимых людям вещах. Абсурдность ситуации становилась вызывающей. Это трудно себе представить, но на рынке страны появился такой товар, как банки с бычками сигарет. Выброшенные в мусорку «чинарики» стали спасательным кругом для хронических курильщиков. Можно ли себе представить что-то более простое, чем возможность насытить рынок табаком? Но этого не было сделано. Подобного не случалось даже в периоды великих войн.Складывалось впечатление, что кто-то совершенно намеренно сеет хаос.

Нарушились существовавшие связи в промышленном производстве, в исследовательских центрах. Огромное экономическое хозяйство страны, занимавшее, по разным оценкам, третье-четвертое место в мире, начало рушиться из-за дезорганизации, из-за потери приоритетов и целей. Конечно, это хозяйство требовало модернизации и перехода от экстенсивного на интенсивное производство. Огромный военно-промышленный комплекс вдруг выпал из приоритетных направлений. Теперь ведь у нас кругом «друзья». «Друг» Билл, «друг» Гельмут. Перекуем мечи на орало! Они ведь нам обещают не приближать военные структуры к нашим границам. Градообразующие предприятия превращались в призраки. Люди еще ходят на работу, а ее нет. Безделье и унынье стало затапливать сознание. Заработную плату перестали платить, но еще не увольняли. Многие уже стали искать себе средства к существованию в других местах, числясь на прежней работе. Опустели огромные НИИ, единственным доходом которых теперь становилась сдача в аренду помещений, причем совершенно незаконно — «вчерную». Однако никто не возражал, понимая, что не стоит трогать, будет еще хуже. У людей скрипел песок на зубах от безделья. Официальной безработицы вроде бы не было, но и работы тоже. Страна с огромным интеллектуальным потенциалом вдруг перестала нуждаться в том, что называется золотым фондом нации. Такое невозможно было представить ни в какие времена, этого не было даже в периоды наших поражений в военное время. Все, что было создано предыдущими поколениями, стало превращаться в прах. Население было парализовано абсолютным непониманием происходящего. Ведь говорили и обещали совсем другое! От «благодетелей» пошла гуманитарная помощь: «ножки Буша», бесплатные наборы для ветеранов войны. И самое унизительное ведь было в том, что она шла от побежденных. Бальзам для их униженной в прошлом души. Рухнула империя. Рухнула Победа. Возникало ощущение какого-то апокалипсиса. Страна стояла перед полным распадом. Уже не было ни идей, ни экономической основы для дальнейшего существования. Складывалось ощущение, что с помощью группы футбольных фанатов или секции восточных боевых искусств можно захватить власть в районе и объявить суверенитет. Президент некогда великой страны вел себя, пользуясь моралью дворовой шпаны. Упорно поговаривали о его пагубном пристрастии к алкоголю. Будучи официальным лицом во время международных визитов, он мог себе позволить ранее не слыханное. Проспать назначенную встречу с главой принимающей стороны или того хуже — обмочиться на колесо самолета, спустившись с него по трапу. Удивительней всего, что такие вызывающие факты, шокирующие нормальных людей, оставались незамеченными мировой прессой, которая совсем недавно поднимала гвалт по любому незначительному поводу. Всего одна публикация в день совершения события, и, как по команде, в дальнейшем гробовая тишина. Все это наносило чудовищный удар по чувствам граждан страны, которую представляло это чудовище, вызывая ощущение омерзительного унижения.

Казалось, что страна потеряла централизованное управление. Важнейшие решения не могли приниматься официальной властью. Важнейшим звеном принятия решений стали так называемые олигархи. Иначе просто обладатели крупных состояний страны, ставших их собственностью в результате варварской приватизации, которая у населения имела имидж ограбления, могли принимать или отвергать решения президента. Страна обрела олигархическую форму правления. В народе она получила название «семибанкирщина» по аналогии с событиями похожего характера давно минувших дней. История цивилизации еще не знала ни одного успешного примера длительного существования подобной структуры. Все они достаточно быстро гибли, увлекая в могилу всех, кто находился с ней рядом. Непонимание этого ставило вопрос о вменяемости высшего руководства, его исторического невежества или просто алчной глупости.

Притяжение идеологии чуждых цивилизаций стало отламывать куски отдельных территорий. Стали возникать ливонские бандустаны, эстлянские княжества на северо-западе страны. Из добрых соседей по квартире превращались в злобных карликов, пытающихся наводить порчу своими плевками в кастрюлю соседа, исторгая омерзительный лай по любому поводу и без него. Заручившись поддержкой огромного нового хозяина, потеряли чувство здравого смысла, которое должно было бы в целях самосохранения подсказывать более скромную линию поведения. Прячась за спиной громилы, они делают угрожающий вид, испытывая внутренний ужас перед возможным ответом. Подстрекая к конфликту с громилой, они совершенно упускали из вида его последствия. Не дай бог, если конфликт вспыхнет в самой острой форме, все они сгорят в его пламени без следа. Однако удивительно и то, что подвергающийся нападкам субъект зачастую остается совершенно невозмутимым и не реагирует на выходку. Это иногда происходило не совсем оправданно и даже оскорбительно, тем самым подливая масла в огонь безнаказанностью карликов.

Образование стало вдруг не институтом воспитания нового поколения, а ларьком по продаже образовательных услуг. Несмотря на очевидную глупость этой позиции, она стала поддерживаться высшей властью. Внедряемые в рамках новой системы стандарты стали убивать у молодежи способность творчески оперировать конкретными знаниями, создавая на их основе новые. Уничтожалось стремление к развитию. Население должно было превратиться в стадо потребителей, пусть даже продвинутых, потребителей товаров на новых технических уровнях. Поедающий поданные корма, сам является предметом потребления для стоящих на более высокой ступени. Общество как пирамида многоуровневой пищевой цепочки. Вообще-то, это естественно в системах нижнего звена биологических сообществ. Но вот как это оценивать в системе мыслящей, способной осознавать себя и окружающий мир? Тогда, когда предметом потребления становятся знания, идеи, а не вещи. Материальное потребление почти не ограниченно. И это становится сейчас ощутимым, особенно в так называемом постиндустриальном обществе. Технологические возможности делают доступными вещи очень широкому кругу людей. Насыщение рынка доступными массовыми товарами неизбежно лишит общество стимула к развитию. Кризис перепроизводства станет непреодолимым. Может наступить не структурный кризис экономической системы, а кризис цивилизации потребления.

Но кризисы — это не только трудности, но это и новые возможности, новые подходы. Все, что нас не убивает, делает сильнее.

Поселок Восточный

На остановке рейсового автобуса стояло несколько человек. Одни бесцельно осматривали окружающее пространство в ожидании транспорта, другие разговаривали с собеседниками, обсуждая события текущей недели, третьи просматривали рекламные объявления, которыми густо были угажены стены сооружения, укрывавшего людей от возможного дождя и ветра. Эти самодельные листки бумаги сообщали о готовности продать щенков, котят, стиральные машины, мебель и еще многое другое. Слоями, одно на другое, они наклеивались где попадя, превращая в общем-то вполне приличное сооружение в подобие грязной свалки выброшенной бумаги. И никакие усилия собственников, регулярно очищавших стены от этого мусора, не давали результата. На следующий же день после очистки листки висели заново в благодарность дворникам, занимая наиболее чистые места.

Одного из ожидавших заинтересовало объявление о поиске аренды двухкомнатной квартиры в прилегающем районе. Он оторвал от него лепесток бумаги с телефоном для связи и сунул его в карман. Подъехавший автобус зачистил остановку от толпы и покатил прочь. Прочь от остановки с простецким названием «Клуб».

И это было неспроста, потому что совсем рядом, за массивным металлическим забором с вечно закрытыми парадными воротами для въезда в поселок городского типа, располагался местный клуб. Он разместился в переоборудованном здании православной церкви в полном соответствии с традицией недавно минувшей эпохи, защитившей тем не менее его от полного уничтожения. Оно сохранилось, потеряв купола и кресты, заменив религиозную духовность на идеологическую, поменяв иконы на портреты вождей и киноокно в мир победившей диктатуры пролетариата и развитого социализма. Церковный погост с вековыми липами был превращен в парк. Захоронения, чтобы не омрачать сознания отдыхающей, ничего не ведающей, молодежи, сравняли с землей, разместив местами скульптуры пионера с горном и девушки с веслом.

Наступили новые времена. Люди стали искать смыл жизни в переосмыслении прошлого, возвращая что-то оттуда в нынешнее бытие. Клуб, однако, выстоял, не раскаялся, не вернулся к своей сакральной жизни, а продолжил свое служение на ниве уже не идеологической, а попсовой культуры. Судьба клуба может кому-то показаться примером потери чувства греха, невозможного без покаяния, но это не так. Доказательством тому служит построенный чуть подальше новый храм, а старое место, видимо, церковным властям показалось столь оскверненным, что его восстановление представилось нецелесообразным. Это с одной стороны, а с другой — бездуховности с успехом может служить именно оскверненное место.

Парадные ворота хоть и были всегда закрыты, давали начало широкой, прямой, мощенной асфальтом дороги, которая вела в центральную деловую часть поселка к заводоуправлению, помпезно украшенному над входом барельефом из орденов благодарной Родины. Здание находилось на довольно большой круглой площади с фонтаном и окружавшим его живописным цветником. К площади также примыкали здания заводской столовой и одноэтажной больницы с яблоневым садом во дворе.

История поселка не была древней, но в самых тонких изгибах повторяла судьбу всей страны последних семидесяти лет. Строительство начинали гулаговские зэки, продолжили пленные немцы, эксплуатировали коммунисты и сочувствующие беспартийные. Свое историческое название поселок получил от имени вождя всех народов, но потерял его по понятным причинам, и он не был в этом одинок. Кто такой этот «вождь народов», семилетний ум пацана еще не мог себе представить, хотя виденная им с друзьями через щель в заборе площадь, сплошь заставленная бюстами вождя, впечатляла. И только когда он увидел слезы на глазах отца, слушавшего черный репродуктор с сообщением, передаваемым всеми радиостанциями страны, стало понятно, что это какой-то близкий родственник.

Бетонный монумент вождя внушительных размеров среди гигантской цветочной клумбы шириной 10 и длиной 100 метров вдруг оделся в дощатые доспехи и растворился в пространстве, когда их сняли на следующий день. Клумбы же остались, источая чудесный аромат флоксов, в зарослях которых пряталась местная ребятня, играя в «казаков-разбойников».

Если двигаться далее вдоль цветочных клумб, то можно дойти до границы поселка. А чуть далее того места, где сейчас стоит местная школа, был пустырь, превращенный в футбольное поле. Так вот именно на нем в этот самый переломный период истории в одночасье возник военный лагерь с армейскими палатками, танками и полевой кухней. Пацаны с восторгом, как на аттракцион, ходили туда, чтобы полазить по бронированным монстрам, тем более что их еще и кормили на полевой кухне гречневой кашей. Им было вовсе невдомек, что это вовсе не игра в солдатики, а жестокая борьба за власть одних партийных групп с другими.

Коммуналка, где в двухкомнатной квартире умудрялись проживать сразу три семьи, которые даже не были друг другу родственниками. Один из соседей при этом был охранником службы безопасности высшего должностного лица, офицер 9-го управления КГБ. Забавой которому было пригласить мальца соседа, дать ему насладиться видом настоящего оружия и предложить выпить по-мужски за компанию рюмку водки. А потом скандал матери этого мальчишки с дядей Колей Козиным.

Загадочное, неразгаданное до сих пор событие, связанное с коллективным суицидом двух старшеклассников из соседних подъездов, бывших примером для домовой пацанвы, зажигавших их радио и корабельным моделизмом, собиравших ватаги малолетних бойцов с огромными самодельными луками, запускавших стрелы поверх трехэтажных домов.

Народ жил небогато и выкручивался, как мог. Вокруг поселка людям раздавали клочки земли, на которых они выращивали картошку. Многие совсем недавно еще сельские жители, привыкшие содержать в деревнях скотину, приложили свои навыки и здесь. На окраинах поселка строились сараи для ее содержания. Здесь можно было увидеть не только кур и кроликов, но и свиней с коровами. Все в одночасье было разрушено в порыве безумной борьбы с частнособственническими настроениями в обществе. Одновременный переход на пятидневную рабочую неделю высвободил огромный массив совершенно свободного, ничем не занятого времени. Мужики запили — беда.

В магазинах не густо. Хлеб, водка, селедка и еще кое-что. Но вот вид полок, забитых банками с икрой черной и красной, крабовым мясом, печенью трески поражал. Было, конечно, относительно дорого, но все же доступно. При этом было просто удачей, когда удавалось купить бутылку свежего жигулевского. Пиво почему-то было в дефиците. Мандарины для детей появлялись только раз, перед Новым годом. Наполовину зеленые, мелкие, но такие желанные и ароматные, что в памяти тогдашней детворы праздник мог быть только с запахом мандаринов и оттаивающей с мороза хвои.

Как-то на урок ботаники в класс вошли люди и сказали учительнице, которую ученики любовно именовали «Антоновка», так как официально ее звали Нина Антоновна: «Нужно снять с классной стены портрет академика Вильямса, основателя теории травопольного возделывания почвы». Сняли. После их ухода «Антоновка», как бы говоря самой себе, хотя слышали все, сказала: «Нужно убрать в подсобку, скорее всего, придется доставать его и вывешивать вновь».

Это был период лысенковского мракобесия и торжества кукурузы — царицы полей. Это тогда мы узнали о «продажных девках империализма». Их было всего две — генетика и кибернетика. А такое неприличное слово, как «проститутка», встречалось только в политическом контексте и связывалось с именами Каменева и Зиновьева.

На фоне поступательного агрессивного развития экономики, когда нищета постепенно отступала и сегодня люди жили лучше, чем вчера, все странное представлялось нормальным. Мы теснили «супостата» в Восточной Европе, Африке, Азии, космосе. Казалось, что еще чуть-чуть, и весь мир будет наш. Школьники это чувствовали и были горды за наше общее Отечество, хоть и не знали своей истории глубже 13-го года текущего века. Диалог физиков и лириков тогда был существенной частью общественной жизни. «Девять дней одного года» — культовый фильм тех времен на эту тему. Если лирики были на слуху, в книгах, журналах на выступлениях в Политехническом музее, то физики — под покровом секретности. Тем не менее их присутствие чувствовалось даже сильнее первых. Это обуславливалось динамикой экономической и технологической модернизации страны. Когда малыша спрашивали,кем бы он мечтал стать, то получали неизменные ответы: космонавтом, ученым, летчиком, военным и лишь потом — балериной, писателем, художником. Именно поэтому любимыми уроками в школе были физика и химия.

Физик Ткачук Владимир Иванович, серьезный мужчина средних лет очень харизматичного поведения. Мнение и действия которого ученики воспринимали безусловно. Любая положительная оценка результатов ученика расценивалась как награда или победа. Его авторитет придавал преподносимому им предмету окраску какого-то очень важного и нужного занятия, требовавшего от очарованных слушателей особых усилий для понимания и умения пользоваться приобретенными знаниями.

При этом, надо сказать, что это была самая обыкновенная средняя школа для детей преимущественно пролетарского происхождения без каких-либо семейных традиций в сфере образования. Они начинали строить эти традиции с самих себя. Такие фамилии, как Ломоносов, Попов, Фарадей, Эйнштейн становились действующими лицами их интеллектуального пространства. Ребята мечтали подражать им. Закладывался код поколения творцов нового. Школьный курс физики того времени — это классическая механика и электричество, два самых востребованных направления в общественной экономической жизни.

Совсем немного об атомарной структуре материи. Без этого невозможно было понять грандиозные достижения в области использования атома, но очень поверхностно и примитивно, без углубления в проблемы, которые стали создавать новые знания. Строгая логика и внутренняя непротиворечивость законов классической механики создала ощущение безграничных возможностей в познании окружающего мира. С этим ощущением многие и входили во взрослую жизнь.

Вспомнили клуб? Да, тот самый, который имел такую непростую судьбу. Однако в его жизни, на удивление, были и светлые моменты. И это то, что в его помещениях размещался Дом пионеров. В его названии сейчас попытаются увидеть идеологический институт воспитания молодежи, но именно этого там совсем не чувствовалось. Там не было собраний, мероприятий, чинопочитания. Это сфера внешкольного дополнительного образования, причем на редкость эффективная. Кружки рисования, музыкальные классы, танцевальные занятия, кружки радиолюбителей, технического моделирования. В них детей не водили родители, здесь трудились свободные дети, принявшие собственное решение, чем и когда заниматься. Сейчас это себе невозможно представить, но так было. И ведь это не исключение одного региона — эта система была повсеместна. В таких местах незаметно для всех зажигались звезды грядущих поколений. Знания, воля и желания реализовывались в конкретных действиях, результаты которых можно было увидеть, услышать, пощупать. Формировались первичные навыки реализации собственными силами своих идей, воплощения в реальность своей мечты и фантазий.

Потомок Улугбека

Вытащив из кармана горсть мелочи, ставшей досаждать своей тяжестью, мужчина увидел в ладони измятый клочок бумажки. Тот самый, оторванный от объявления на автобусной остановке. Увидев на нем номер телефона, вспомнилось, что этим объявлением кто-то подыскивал себе съемное жилье на Восточном. Как раз было что предложить. Набранный номер не сразу откликнулся. Когда же послышался мужской голос, был задан вопрос по поводу квартиры. «Да, да!», — подтвердили с той стороны. «Ищу небольшую двушку, не дороже 500 долларов в месяц» (в то время доллары еще были в ходу). Голос звучал довольно интеллигентно, с едва заметным акцентом, по которому невозможно было определить территориальную принадлежность. «Семья из пяти человек: двое взрослых и трое детей от 15 до 5 лет. Сразу предупреждаю — не россияне, граждане Узбекистана. В России по необходимости лечения младшего ребенка, работа и заработок имеются, чем платить есть. Приглашение родственников для постоя на квартире исключается. Взрослые с высшим образованием, старшие дети обучаются в российской средней школе. В настоящее время снимаем квартиру в Восточном, но она выставлена хозяином на продажу, и мы вынуждены подыскать замену».

Информации для принятия решения была достаточной, цена приемлемой, с учетом того, что поселок хоть считался Москвой, был все-таки в транспортном удалении, усугубленном мощными дорожными пробками. Коробило только одно — ментальность граждан обозначенного региона. Тогда, да и до сих пор это остается притчей во языцех.

«Дать окончательный ответ, не посмотрев в глаза друг друга, опрометчиво. На неделе я буду в поселке, тогда и встретимся на объекте», — сказал хозяин квартиры. «Я вас отлично понимаю» — подтвердил голос из телефона.

Где-то через неделю мужчины встретились на квартире. Это были люди уже в возрасте. Их вид говорил о том, что они были предпенсионного или начала пенсионного возраста. Один — упитанный, прихрамывающий на правую ногу, — хозяин квартиры и второй — сухощавый, чуть меньше ростом, очень подвижный и разговорчивый. Он сразу ринулся атаковать хозяина, объясняя ему, почему выгодно и удобно согласиться на предлагаемую аренду. Хозяин внимательно слушал оппонента, но не высказывал своего отношения к произносимому. Спустя какое-то время поток аргументации постепенно стал иссякать и, наконец, прекратился. Глаза замолчавшего замерли на лице хозяина в ожидании реакции. Выдержав паузу, хозяин спросил: «Исходя из вашей речи, я могу сделать вывод о том, что вы — интеллигентный человек с высоким уровнем образования, изъясняетесь на русском языке, который не является родным, весьма логично, так как не смог бы иной русский? Я уверен, что и на родине вам бы удалось найти достойную работу». «Это верно» — последовал ответ. — Но не добыча средств к существованию — причина пребывания в России. Причина не бытовая — проблема со здоровьем младшего сына привела туда, где могла быть оказана необходимая медицинская помощь. Была нужна операция на сердце и длительная процедура реабилитации с возможными осложнениями. Чтобы все это осуществить, пришлось перебраться сюда всей семьей, а это невозможно, если не найти средства к существованию. Пригодились навыки мелкой торговли, приобретенные на родине. Через это прошли многие представители бывшей советской интеллигенции. Вот и мы теперь торгуем женским бельем на “Черкизоне”. Правда, этим занимаюсь не я, а жена. У нее это получается лучше, а у меня лучше идет уход за сыном. Что, согласитесь, необычно для человека с восточным менталитетом, но жизнь богаче в своих решениях».

В беседе возникла пауза. Вдруг хозяин вспомнил, что собеседники не назвали своих имен при встрече, и представился: «Борис». «Джура» — ответил гость, добавив: Можно на русский лад — Георгий или Юра, соседи, с которыми я знаком, так меня и называют. «Знаете, Юрий, последние обстоятельства вашей биографии требуют сочувственного понимания, и оно у вас есть. С этого момента мы деловые партнеры, если взаимно обязуемся уважать друг друга. Расчеты вовремя в начале месяца, возникающие вопросы обсуждаем и договариваемся. Можете переезжать».

С этого момента начались регулярные встречи двух людей, как потом оказалось, с весьма широким общим кругом интересов. Сначала это были бытовые вопросы. Но постепенно разговор перешел на проблемы общей истории двух стран. Чего не могло не произойти, ведь оба были, как сейчас принято говорить, сделаны в СССР. Оба сожалели о случившемся и не понимали, как это могло произойти, предпосылок то на низовом уровне в общении обычных граждан не чувствовалось. Больше того, среди дворовых друзей детства Джуры, а потом и армейских были и русские, и они имели славу наиболее надежных по сравнению с представителями других этнических групп. Скорее всего, трещина прошла в среде так называемой правящей элиты. Вспомнили о громком хлопковом деле, потрясшем правящий класс Узбекистана. С легкой руки недалекого руководства общего государства добросовестные следователи из столицы наносили один за другим удары по тем, на ком держалась власть в республике. Если исходить из формальных понятий закона, все было верно. Но удары наносились по очень больному организму всего государства. Все, что клеймилось, было свойственно всем регионам страны, и они напряглись в ожидании худшего, готовя запасные аэродромы, создавая оборонительные сооружения. Все это происходило не в реальном физическом мире, а в виртуальном мире общественного сознания. Лучше всего для этого подходили области религиозной и этнической идентичности. Самые легко воспламеняемые субстанции. Обладатели спичек, давно желавшие погреться у этого пламени, устремились из-за рубежа с мешками денег и пропагандистской литературы. И случилось то, что случилось. Сейчас остается только разводить руками и сожалеть. Вернуть прошлое невозможно, можно только строить нечто новое. Теперь уже бесполезно искать виновных — они очевидны, нужно строить новый мир и желательно лучше прежнего.

На этом собеседники и порешили остановиться, резюмируя, что кризис — это не только проблемы, но и новые возможности. Нам же, простым обывателям своих регионов, не остается ничего другого, как извернуться и выживать. Ничего нового мир не придумал за свою тысячелетнюю историю. Для Джуры это была задача поставить на ноги больного младшего сына, дать образование старшим детям. Хозяину было проще. У него под ногами была родная земля, и нужно было воспитать и дать образование совсем юным внучкам, но была и еще одна сокровенная мечта, жившая в нем с детства, окрепшая в зрелом возрасте, которая не имела ничего общего с бытом, но будоражившая его в свободное от него время.

Мечта

Как это странно всегда:

Вроде бы взрослые люди,

А в голове ерунда,

Мечтаем как дети о чуде.

С. Трофимов

Хозяин не был, с точки зрения простого обывателя, совершенно нормальным человеком. Его действиями не всегда управлял быт. Практичность для него хоть и существовала, но не была единственным побудителем его действий. В нем жила какая-то необъяснимая тяга к пониманию физических процессов, начиная со школьных лет. Судьба сложилась так, что профессиональное занятие наукой осталось для него недостижимым, но всегда физика была неугасающей мечтой, постоянно будоражившей сознание на протяжении многих лет. Его всегда в этой науке удивляла ее кажущаяся непознаваемость, начиная с теории относительности Эйнштейна и продолжая квантовой механикой. Это казалось какой-то несправедливостью, какой-то ошибкой. Несмотря на всю наивность такого мнения обычного невежды, мысль эта не оставляла никогда. А может быть, это было всего-навсего чувством уязвленного самолюбия? Разве существуют знания, которые невозможно понять? Он не мог признаться себе в собственном убожестве. В голове крутилась надежда найти способ простого объяснения таких кажущихся сложными в современной физике вещей, как пространство и время, с бытовой точки зрения кажущихся абсолютно понятными. В системе координат обывателя размышления на эту тему представлялись идиотизмом. В этой связи, находясь вне научной среды, разговоры по этой теме не представлялись возможными в целях личной безопасности. Об этом можно было говорить только в рамках фантастических идей романистов типа машины времени, рожденных парадоксами современных теорий, которые никогда не признавались официальной наукой, но, обладая литературной привлекательностью, создавали рекламный образ загадочности и привлекательности, что по умолчанию одобрялось жрецами божественных знаний, именовавших себя представителями официальной науки.

Именно эта тема, наряду с исторической, на удивление хозяина, стала возможной для обсуждения с человеком другой, восточной ментальности, обладавшим врожденной любознательностью, образованием и интеллектом. Будучи новичком в этой области, обладая традиционными представлениями, определилась и его позиция как человека сомневающегося, требующего вразумительных разъяснений. И диалог завязался. Для хозяина же возможность встретить человека, способного с интересом выслушивать его странные идеи, была окном к свежему воздуху. Духота интеллектуального одиночества угнетала.

При этом нельзя было сказать, что обсуждения совсем не было. Попытка все же была. Она стала возможной благодаря интернету. В этом пространстве существуют различные площадки по интересам. Для маргиналов в науке такая тоже существует под названием «Новая Физика». Хозяину казалось, что здесь он найдет искомое общение, от которого он ожидал конструктивной критики, вскрывающей слабые места в гипотезах. Общение в науке — это ведь стереоскопический взгляд на предмет изучения. Надежды, однако, не оправдались. Участники этой и подобных ей площадок использовали их исключительно для публикации своих идей в различных областях и совершенно не были заинтересованы в обсуждении других. А там, где темы были близки, обсуждение становилось невозможным из-за сумбура в определениях аксиоматичных понятий. Разговаривать, понимая под одними и теми же словами совершенно разное, невозможно, а предложения договориться о единообразии агрессивно отвергались. Так что революционная технология в сфере общения оказалась бесполезной.

Однако из нее все-таки удалось извлечь пользу. Если нельзя было вести заинтересованный диалог, то можно хотя бы знакомиться с иными подходами к той или иной проблеме. Из их анализа стало понятно, что все они базировались на представлениях официальной физики, которые, по мнению хозяина, и являлись причиной тупикового ее состояния. За исключением одного. Очень многие авторы настаивали на непременном присутствии мировой среды по типу эфира, а не абсолютно пустого пространства, как это считается уже более ста лет. Причем это утверждение не доказывалось, не делались попытки преодолеть проблему противоречивых свойств среды. Их утверждения базировались на интуитивном ощущении такой необходимости. Некоторые из них даже агрессивно обвиняли Эйнштейна и его сторонников в мистификации законов природы, забывая о том, что даже сам Эйнштейн в конце жизни говорил о необходимости существования такой среды, но не был услышан даже своими обожателями. Выяснилось также, что современная физика в попытках преодолеть парадоксы, связанные с представлением о пустом пространстве, пытается заселить его некими виртуальными частицами, материализующимися при определенных условиях. С логической точки зрения этот подход не менее парадоксален, чем причина, его вызвавшая. Ясно стало одно, что налицо попытки придать мировой среде некоторые свойства материальности. Без этого пазлы результатов физических экспериментов не складываются во вразумительную картину. Благодаря интернету довольно в комфортных условиях удалось понять современное состояние представлений как официальной физики, так и андеграундной о таком фундаментальном понятии, как пространство.

А что с материей? Казалось бы, в чем проблема? Это все то, что можно пощупать или увидеть, и оно существует даже, если мы этого не видим, не ощущаем, но могли бы ощутить с помощью приборов. Пространство, например, космическое, тоже можно видеть, но оно пусто, и в нем ничего нет, и не только материи. Классическое определение для материи: «Сущность, данная нам в ощущениях». Для пространства: «Форма существования материи». Если без придирок, то вроде бы все понятно. А если задуматься, то фантазии в голове рождают такие конструкции, которые невозможно потрогать, а сознание их ощущает. Материя существует даже тогда, когда ее никто не ощущает. Пространство как форма существования материи представляется абсурдом. Не может форма существовать без содержания (материи), а пространство может, в нем ничего нет, оно пусто. Так что данными определениями в физике пользоваться нельзя. Забавно то, что в этой, казалось бы стройной науке, отсутствуют строгие определения для таких понятий, как материя, пространство, а также время. Предполагается, что это интуитивно всем понятно. Но вот тут-то, видимо, и кроется загадка всех парадоксов, иначе, внутренних противоречий в науке, чего быть в принципе не должно.

Выявился и еще один забавный парадокс, который совершенно не связан с сутью изучаемого явления, но жестко противоречит методологии процесса познания. Это озвучено не кем иным, как кумиром современной физики — Эйнштейном. В 1924 году в одном из немецких научных журналов им была высказана следующая мысль: «… Мы не можем в теоретической физике обойтись без эфира, т. е. континуума, наделенного физическими свойствами». Осталось незамеченным. Далее им говорилось в других местах и по другим поводам: «Ты никогда не решишь проблему, если будешь думать так же, как те, кто ее создал», «Все знают, что это невозможно. Но вот приходит невежда, которому это неизвестно. Он-то и делает открытие», «Только те, кто предпринимает абсурдные попытки, смогут достичь невозможного», «Воображение важнее, чем знание. Знание ограниченно, тогда как воображение охватывает целый мир, стимулируя процесс, порождая эволюцию», «Чтобы наказать меня за отвращение к авторитетам, судьба сделала авторитетом меня самого». Эти высказывания не менее гениальны чем то, что ему приписывается. Но они-то и остаются проигнорированными. Не парадокс ли?

Однако в умах тех, кого, не умея ответить на их вопросы, называют невеждами, зародилась твердая уверенность в успехе. Битва длится уже более ста лет, не давая победы бескорыстным романтикам здравого смысла. Сменилось уже не одно их поколение, а воз и ныне там. Так, может быть, пора уж сдаться? Но нет, они помнят историю признания идеи Коперника, которая в борьбе с идеей Птолемея пробивалась тысячу лет при всей своей ныне кажущейся очевидности.

У хозяина была еще одна заветная мечта — решить задачу создания общей теории поля, которая осталась недостижимой даже для самых великих умов прошлого и современности. Ну не маразм ли? Кто ты? И кто они! Однако в глубине сознания невежды жила та самая мысль Гения о роли невежества в прогрессе науки. И ключ решения этой задачи должен был прятаться в переосмыслении тех фундаментальных физических понятий, которые нынче кажутся очевидными без дачи им строгого научного определения. Ну и, конечно, грела мысль о перспективе поставить в результате свою шутливую фамилию в один ряд с великими. Эта шизофрения, слава богу, отсутствовала в списке побудительных мотивов.

Диалоги

Однажды во время посещения Восточного с целью получения арендной платы завязалась беседа. Как всегда, разговор начинался с погоды и здоровья родственников, о Каримове и его весьма некомфортной для мигрантов политике, неоправданно подозрительном отношении в стране к русским. О поднимающем голову подполье хизбутов, которые весьма вольготно себя чувствовали на здешних рынках. Об отношениях маргиланских и ферганских узбеков. О затухании родовых отношений, подавляемых холодным материальным расчетом. О том, как родственники обманывали его, беря взаймы и отказываясь возвращать деньги, что ранее себе было невозможно представить. Хозяин вспоминал свою давнишнюю поездку в Ташкент, посещение древнего Самарканда, осмотр остатков обсерватории Улугбека. И тут он почувствовал повышенный интерес к последней теме. История была коньком Джуры, и особенно в той ее части, где наблюдался расцвет территории. При Улугбеке Самарканд в 15-м веке стал одним из мировых центров науки Средневековья. Каталог звездного неба, новые Гургановы астрономические таблицы, которые по точности превосходили европейские. Вот тут-то хозяин и зацепился за излюбленную им тему. И, к своему удивлению, не натолкнулся на равнодушие к ней. Началось с астрономии. Разговорились о странностях долгого пути борьбы гелиоцентрической системы планетарного устройства Вселенной с геоцентрической Птолемея. Она была не только долгой, но и жестокой. Коперник погиб на костре, отстаивая свои представления. Обоим собеседникам было интересно понять, в чем смыл, в чем главный стержень такого противостояния. Почему жизнь так несправедлива к тем, кто стремится к пониманию истины. Тем более что это явление вовсе не осталось в прошлом, оно живо и поныне. Достаточно хотя бы вспомнить жизнь великого генетика Н. И. Вавилова, погибшего в результате оговоров лысенковской научной инквизиции всего 70 лет назад. Каким образом получается, что законы природы вдруг становятся угрозой для властвующих политических систем? Казалось бы, все должно быть наоборот. Объективные знания должны усиливать их обладателя. Так и есть, если смотреть на процесс научного познания объективно и со стороны. В реальных событиях все проходит совсем иначе. И здесь главным является не истина, а интересы участников, причем очень далеких от науки. В этом собеседники согласились.

По мнению Джуры, правящий класс в желании сохранить себя и свои привилегии, создает мир мифов в виде догм, придавая им вид нерушимых истин. Это было бы понятно в области религии и общественной жизни, но оказывается, что законы природы естественным образом оказываются вплетенными в систему мироощущения. Религия ведь в своем первобытном состоянии была способом познания окружающего мира. Эта генетическая ее сущность пребывает в ней по сей день и, видимо, останется навсегда. Касаясь переосмысления фундаментальных понятий в законах природы, новаторы неминуемо задевают всю систему господствующих представлений существующего миропорядка, чего не может допустить правящая элита. Научное сообщество, казалось бы, заинтересованное в познании истины, должно было бы сопротивляться догматизму, но благополучие ее верхушки полностью зависит от власть предержащих. Большими трудами полученное ими положение жрецов в храме науки не позволяет отказаться от всего, что позволило получить свой нынешний статус. Иное случается исключительно в периоды революций, как промышленных, так и социальных, тогда, когда начинает рушиться сложившийся миропорядок. Новые представления зарождались сначала в умах упрямых маргиналов. Никто их не называл революционерами в науке, чаще звучали такие характеристики, как еретик, лжеученый, невежда. Будучи здравыми, их идеи не умирали, а подхватывались новыми поколениями, путешествуя во времени, дожидаясь момента признания.

Подобные рассуждения Джуры совпадали с представлениями хозяина. Мало того, они отвечали на вопросы, существовавшие в его голове по другим научным проблемам, так же отвергаемым официальными представлениями современников, хотя вполне соответствующим здравому смыслу и формальной логике не только нынешних маргиналов, но и представлениям великих мыслителей прошлого. Хозяину нестерпимо захотелось обсудить со своим собеседником свои соображения на этот счет, испытав при этом на прочность критикой свои идеи со стороны непредвзятой логики, которой, несомненно, обладал собеседник. Но вот проявит ли он к этому интерес, оставалось неясным.

Эфир

Во время очередной беседы при посещении Восточного хозяин вспомнил предыдущий разговор о превратности судеб отдельных здравых научных идей и предложил обсудить одну весьма интересовавшую его тему, которая хоть и имела общие черты с предыдущей, но имела свои специфические исторические особенности. Это была идея эфира — некой мировой среды, заполняющей все пространство, обладающей признаками материальности. Джура удивился, сказав:

— А что тут обсуждать-то? Здесь, кажется, все ясно. Это устаревшее представление об окружающей среде, известное с незапамятных времен. Об этом говорили еще древние греки, в философии древних индусов об этом говорилось и того ранее. Но эти представления были исключительно умозрительные, вытекавшие из созерцательного наблюдения за природой, и не опирались на научный эксперимент. И неудивительно, что в период формирования экспериментального подхода к изучению природы в странах западной цивилизации был изменен подход к этому вопросу. И сделано это было не в интересах какого бы ни было правящего класса, а в целях получения логичного ответа на поставленные экспериментом вопросы. Все это происходило в умах ученых и не имело никакой социальной составляющей. Более того, тот древний эфир простому обывателю до сих пор гораздо более понятен, чем то, о чем говорят ученые сейчас. Ты с этим не согласен?

Сделав глубокий вздох, как будто нужно было сейчас подойти к тяжелому грузу и поднять его, хозяин сказал:

— В твоих словах в целом не видно изъянов. Мысли полностью соответствуют реальным событиям, но дьявол, как известно, кроется в деталях. Именно их я и хотел обсудить.

— Ты заинтриговал. Какие еще детали? Давай, не таи!

— Слушай! И возражай, когда будет коробить! Начну с того, как произошел отказ от эфира, бывшего официально признанной субстанцией в науке ХVIII—ХIХ веков. Экспериментальное изучение свойств света привело к осознанию его как некоего волнового явления. Интерференция, дифракция — всеми этими свойствами обладал свет, как волна на водной поверхности, как звук в газовой среде. Для того чтобы соответствовать этим представлениям, необходима была среда. Ею и считали эфир. Все было на редкость стройно и логично. Параллельно шло накопление новых экспериментальных данных. Выяснилось, что свет наряду с волновыми свойствами обладает также свойствами частицы (корпускулы). Это качество позволяло перемещаться при отсутствии какой-либо среды, необходимой для волны. Но вот незадача, волна распределена в пространстве и не имеет границ, а частица ограничена объемом. Назрело внутреннее противоречие. Объяснения ему в рамках классических представлений найдено не было, но экспериментальный факт налицо. Было принято, как говорят, соломоново решение. Признать корпускулярно-волновую природу материи ее врожденным свойством, тем более что в это же самое время были установлены волновые свойства электрона — очевидной элементарной частицы. А несовместимость распределенности с ограниченностью объема преодолевалась утверждением о невозможности совмещения наших представлений, рожденных макромиром, с явлениями микромира, которые не имеют общих аналогов для сравнения. Тут ставилась точка, и вопрос считался закрытым. Великий советский физик-теоретик Л. Ландау на эту тему говорил: «Квантовую механику (науку о микромире) невозможно понять (сравнить с тем, что хорошо известно), к ней можно только привыкнуть». Отсутствие привычной логики в изучении микромира стало обычным делом, с чем в дальнейшем придется сталкиваться не раз. Абсурдность некоторых явлений была возведена в ранг закона природы. Но это еще не было достаточным основанием для отказа от существования эфира. Причиной стало следующее. Хорошо известно, что космические объекты движутся в пространстве, при этом не испытывая какого-либо сопротивления со стороны мировой среды, это было замечено астрономами задолго до появления сомнений в существовании эфира. Но как это могло быть с материальной средой, которая обладала инерцией, какой бы тонкой она ни была? Ответа на этот вопрос не находилось. Свет всегда был основным инструментом изучения космоса. И тут вспомнили, что ему в отличие от прежних времен теперь не требовалась среда для распространения. Если ее теперь изъять, то и сопротивления никакого не будет. Простота решения казавшейся сложной задачи придала ей ореол гениальности. Все, искать больше ничего не нужно, свет «абсолютной истины» засиял над физической наукой. И он осветил путь, по которому она пошла в 20-м столетии. И, как мы знаем, весьма успешно.

Все ли поголовно были так уверены в существовании пустого пространства? Да, конечно, нет. Честная наука всегда предполагает сомнения. Чтобы их устранить, нужны новые доказательства. Начались эксперименты. Эфир предполагался некоей неподвижной средой, в которой происходило движение объектов. Если эфир материален, то он должен был как-то взаимодействовать с ними. Увлекаться частично или полностью, образуя некое подобие ветра, как в газовой среде. Вот это и было предложено проверить. Физики Майкельсон и Морли разработали и осуществили эксперимент, основанный на дифракции расщепленных пучков света, прошедших через среды, движущиеся относительно друг друга. Более тонкого и чувствительного инструмента на то время не существовало. Многократно проведенные измерения не дали положительного результата, из которого бы следовало наличие эфирного ветра. Это было принято экспериментальным доказательством отсутствия эфира. С этого времени и началось триумфальное шествие идеи пустого пространства в официальной науке.

До сего момента все было так, как ты и говорил. Сомневающихся поубавилось, их позиции сильно ослабли, но они не исчезли совсем. Удивительней всего было то, что среди сомневающихся были такие фамилии, как Эйнштейн и Майкельсон. Их голоса не были услышаны, большинству все было ясно, успехи в стремительном развитии физики кружили голову. Не было мотивации к возврату тем, казавшихся пройденными и закрытыми. Остались маргиналы, для которых мнение авторитетов не казалось критерием истины. Они пытались опираться на свои собственные представления, базирующиеся на логике и новых экспериментальных данных. Их шанс скрывался именно в нюансах и деталях.

Вот тут и открывается пространство для нашей дискуссии. Попытайся, по возможности аргументированно, развеять мои утверждения сомневающегося!

Начну с логики, это то, что позволяло древним рассуждать на такие темы, не располагая экспериментом, основываясь исключительно на созерцательные ощущения, проверяя их на соответствие здравому смыслу. Что есть пространство, пусть космическое? Это то, в чем материальные тела размещены и могут двигаться. Интуитивно очевидно. Теперь мы говорим, что оно абсолютно пустое, как это и было сделано в науке, т. е. не содержит ничего материального. Не означает ли это, что в нем нет ни одной точки, которая бы отличалась от другой? Здесь этот вопрос я задам тебе.

— Подожди, дай подумать, — Джура задумался, пытаясь поднять в памяти все, что могло пригодиться для ответа. Почесав затылок, начал рассуждать: — В качестве аналога предлагаемой тобой ситуации я вижу пустыню, однообразную, ни деревца или кустика. Глаз остановить не на чем. В ней действительно теряешься и не знаешь куда идти. И это при том, что она совсем не пуста, а лишь однообразна. Дискомфорт ощущается. При этом я не понимаю, к чему твой вопрос?

— В пустыне твой дискомфорт только от того, что ты не можешь различить одну ее точку от другой. Есть люди, которые в пустыне чувствуют себя прекрасно, имея навыки ориентироваться в ней, пустыня на самом деле не пуста, а лишь однообразна. Тогда же когда она станет совсем пуста, исчезнут не только барханы, но и сам песок, никакие навыки не помогут. Не возникает ли у тебя при этом ощущение, что пространство при этом сжимается до размеров твоего собственного тела?

— Мне кажется, что да. Ведь перемещение в пространстве теряет всякий смысл.

— А если начать уменьшать размер твоего тела, в пределе доведя его до нуля? Не исчезнет ли пространство совсем, превратившись в точку?

— Нет, тут я не согласен. Эксперимент твой, так уменьшай размер своего собственного тела до нуля, а я еще поживу. Ну а если серьезно, то кажется, что в твоем рассуждении есть смысл. Правда, есть некоторые представления, которые сопротивляются твоим предположениям. Задам себе такой вопрос: существует ли материя без пространства? Ответ однозначный — нет. Материя сама занимает некоторое пространство. А существует ли пространство без материи? Исходя из твоих предположений, нет. Но как быть с тем, что все хорошо знают? С декартовой системой координат в математике. Три взаимно перпендикулярных оси, и внутри абсолютная пустота. В математике отсутствует материя вообще. Тут мы видим пустое пространство, которое не хочет обращаться в нуль. Что ты можешь возразить против этого?

— Вопрос логичен. И на него есть ответ. Заговорив о математике, мы отклонились от физики. В реальном физическом пространстве нет никаких декартовых координат. Поэтому ориентироваться на них не удастся. Что же такое математика? Наука о закономерностях в дискретных пространствах, ибо число это и есть дискретность, каждое отличается от другого. Так что декартово пространство не пусто, оно «заселено» числовыми точками, отличными друг от друга набором трех координатных чисел. Декартово пространство является математической абстракцией реального пространства, предполагая, что оно дискретно и никак не иначе. Абсолютно пустое пространство не может быть дискретным, в нем нет ничего, даже песчинки. Поэтому не может быть описано декартовой системой, сославшись на нее, мы автоматически признаем дискретность пространства. Каждая точка реального пространства отличается от любой другой. Координаты существуют только у нас в голове. Чем же тогда они отличаются друг от друга? Отличаться они могут только свойствами, больше ничем. Возникает среда в виде множества материальных точек, т. е. точек, отличных друг от друга свойствами. Пространство материально, оно и есть сама материя. Разделение окружающего на пространство и материю — это всего-навсего результат работы сознания, а не свойство природы. Итак, пространство материально, вопрос только в том, каковы его свойства. Что скажешь на это?

— По твоей логике возразить вроде бы нечем. Но как быть с экспериментом? Он-то говорит об обратном.

— Вопрос абсолютно верен. Как мы знаем, критерием истины является эксперимент. Так вот именно тут и есть свои нюансы. Эксперимент — это измерение. Первый вопрос в том, насколько адекватна схема эксперимента измеряемым параметрам. Иначе, то ли измеряем, что ответит поставленной задаче? Второй вопрос: а позволяет ли точность измерений гарантировать репрезентативность результатов? Иначе говоря, не скажется ли на результаты искажающее влияние окружающей среды, закрыв от наблюдателя искомую закономерность? Не вдаваясь в подробности эксперимента Майкельсона-Морли, для нас это будет неподъемно, следует отметить, что неспроста Майкельсон сомневался в абсолютной достаточности результатов своего эксперимента для утверждения об отсутствии эфирного ветра. Сомневающиеся продолжили поиск новых схем и принципов в рассматриваемом направлении, несмотря на всю сложность задачи. В 70-х годах прошлого столетия болгарский физик-экспериментатор Стефан Маринов провел разработанный им самим эксперимент и определил скорость движения Земли относительно эфира. Казалось бы, научный мир должен был бы насторожиться и сконцентрировать в этом направлении свои усилия. Ничего подобного не произошло. Молчаливое равнодушие повисло над этим событием. Маринов не сдавался и вел активную популяризацию своих результатов. Его критики атаковали различные слабые стороны его работы, хотя у Майкельсона и Морли их было даже больше. И вдруг Маринов загадочно гибнет, якобы покончив с собой самоубийством, выпав из окна номера гостиницы. Полиция Австрии быстро закрывает дело, уверенная в версии самоубийства, игнорируя факты, разрушающие их уверенность. Планируя самоубийство, Маринов бронирует себе гостиничный номер на ближайшей конференции в другом городе. Сын Маринова, будучи высокопоставленным чиновником в Болгарии, даже не информируется о случившемся. Налицо признаки какого-то заговора. С тех пор результаты эксперимента живут только на просторах интернета, но не в научной среде. Такова история. Сомнения в отсутствии эфира только множатся. А воз и ныне там. Что скажешь на все это?

— А что тут скажешь. Сомнений действительно много. А поэтому и ответа однозначного нет.

— Чтобы укрепить свои позиции, предлагаю продолжить обсуждение по темам, которые тесно связаны с рассмотренной и в которых в этой связи наблюдаются парадоксы (внутренние противоречия), но это уже в следующий раз.

СТО. Специальная теория относительности Эйнштейна

Спустя месяц.

— Ну что, продолжим наше путешествие по дебрям современной фундаментальной физики? — сказал один другому.

— Ты произносишь такие слова, от которых оторопь берет. Фундаментальная физика! Да что я в этом понимаю? Что может понимать в этом простой инженер? Самое большее — это классическая механика, да и то поверхностно.

— Джура, ты удивишься, но именно это и требуется, для беспристрастной критики сознанием, не затуманенным современными стереотипами и догмами. Знаешь, что говорил на эту тему Эйнштейн? А он сказал как-то: «Все знают, что нечто невозможно, тут приходит тот, который этого не слышал и решает задачу». Так что бодрее и с оптимизмом в путь! Мне тоже раньше казалось, как и многим, что фундаментальная физика недоступна простому смертному, она лишь для узкого круга посвященных «жрецов». Думаю, что не в последнюю очередь именно из-за этого круг критиков весьма узок. Фундаментальные понятия обязаны быть простыми и понятными, иначе на них не построить устойчивого здания. Если они недоступны осознанию, тогда это не наука, а религия. То, что они просты, я попробую доказать. Возьмем, например, СТО — специальную теорию относительности Эйнштейна. Звучит грозно. На самом деле это всего-навсего теория о законах природы в инерциальных системах отсчета (ИС), т. е. двигающихся в пространстве равномерно и прямолинейно, без ускорений. Первое, что она утверждает, то, что никакой физический эксперимент на объекте не позволяет определить, покоится ли он, или движется равномерно и прямолинейно. Все законы природы инвариантны по отношению к переходу от одной ИС к другой. Это означает на практике то, что тебе в штиль не удастся понять в закрытой каюте корабля, движется ли он относительно берега, или покоится без движения. В этом и состоит принцип относительности, относительности движения. Нет возможности определить, что движется — корабль или берег, все зависит от тебя самого, что ты считаешь точкой отсчета. Это легко понять, если отвлечься от нашей интуитивной привычки мерить все относительно земли. Думаю, что мало кто в этом усомнится. Второе, что скорость света в вакууме не зависит от скорости движения источника света или наблюдателя и одинакова во всех ИС отсчета. Это утверждение не очевидно. Поэтому его мы должны взять на веру как аксиому. Каковы последствия неочевидности, проанализируем позже. Третье, что пространство и время однородны (шкала измерений равномерна). Пространство является изотропным (одинаковым по всем направлениям). Это утверждение также следует принимать как аксиому. Последствия рассмотрим также позже. К тому же следует отметить, что перечисленные три пункта составляют единую систему и не могут быть взаимно противоречивыми. Последствия одного утверждения не могут противоречить другому утверждению. Такая система получила название постулатов СТО Эйнштейна и лежит в основах современных физических представлений.

А теперь начнем проводить умозрительные эксперименты, проверяя систему на непротиворечивость. Подобный способ эксперимента весьма характерен для теоретической физики, применявшийся с доисторических времен. Проверим, как сочетаются два первых постулата, т. е. относительность движения и постоянство скорости света в любой ИС.

Представим себе глухой вагон (вагон без окон), движущийся равномерно и прямолинейно. Классическая схема, использовавшаяся самим Эйнштейном. Два наблюдателя сидят на одной скамейке у дальней стены вагона и играют в игру, где выигрывает тот, кто первым коснется лучом лазера мишени на противоположной стене. Причем лазеры игроков включаются одной кнопкой. Первое впечатление, что игра странная и никто выиграть не имеет шанса. Однако это до тех пор, пока мы не вспомнили принцип относительности движения. Оба наблюдателя не знают, движутся ли они, или покоятся, причем мнения обоих могут различаться, в полном соответствии с первым постулатом. Если один считает, что вагон движется в направлении луча лазера, то его луч достигнет мишени позже того, который считает вагон неподвижным, так как стенка с мишенью за время движения луча отодвинется от стартовой точки и расстояние для его прохождения будет больше. Неподвижный наблюдатель выиграл. Но все может поменяться на противоположную ситуацию в зависимости от соотношения мнений наблюдателей. Результат определяется не реальной ситуацией, а лишь мнением наблюдателя. Не кажется ли это странным? Мы, привыкшие к разнообразию противоречивых мнений в период падения всяческих авторитетов, можем принять это вполне нормальным. Но вот если ситуацию представить так, что на кон поставлены не деньги, а жизнь, то получим наблюдателя одновременно живым и мертвым. А как это может быть? Здесь понятие относительности не действует. Джура, прошу тебя, рассей мои заблуждения! Иначе я могу подумать, что болен шизофренией с манией величия. Не может быть, что я один такой умный, а другие не видят здесь противоречий. Найди ошибку в моих рассуждениях!

— Твоя задача для меня несколько неожиданна. Думаю, что вот так сразу на нее не смогу ответить. Следует подумать… Если следовать твоей логике, то, несомненно, приду к полученному тобой результату. Критика возможна, если на то же самое взглянуть под другим углом. Задам себе вопрос: в чем суть выявленного тобой парадокса? Полагаю, что она во внутреннем противоречии принципа относительности движения и абсолютности величины скорости света в любой инерциальной системе отсчета. Значит, нужно построить иной эксперимент с участием обоих принципов и посмотреть, что получится. Давай-ка я попробую порассуждать. Что такое инерциальная система отсчета? Как я понимаю, это математическая модель некоторого материального объекта, с которым она жестко связана. Что есть свет? Как уже говорилось, это материальный объект — фотон, обладающий при определенных обстоятельствах волновыми свойствами. В условиях абсолютно пустого пространства это точно фотон, ведь волна в отсутствии материальной среды невозможна. Если связать систему отсчета с фотоном (почему бы и нет?), то все материальные объекты будут двигаться с одинаковой скоростью, не имея возможности двигаться относительно друг друга. Здесь явный тупик. Но, может быть, некорректно связывать ИС с фотоном? Он что, не материален, не локализован в пространстве? Совсем недавно доказывалось обратное, и именно самим Эйнштейном. Нобелевскую премию по физике он получил не за СТО, а за объяснение через существование частицы фотона, открытого Столетовым фотоэффекта. Так что мой эксперимент не опроверг твоих сомнений. Вынужден признать противоречивость постулатов СТО. Скажу более того, что система постулатов даже с первого внимательного взгляда на нее может показаться противоречивой. В ней чувствуется попытка совместить несовместимое, а именно — относительность движения с абсолютностью скорости света. Дажевнесение в первый постулаттезиса об инвариантности законов природы не излечивает систему от противоречий. Откровенно говоря, и мне теперь кажется удивительным, как столь хрупкая для критики система могла стать основой для всей современной системы физических знаний. Думаю, что в данный момент нужно разуму дать передышку, позволить улечься в голове сумбуру и подумать о том, как так могло получиться. Давай оставим это до следующего раза!

Скорость света

Следующий раз наступил через месяц.

Первым беседу по заявленной теме в этот раз начал Джура.

— Я периодически вспоминал о прошлом разговоре, и мне как-то не по себе становилось от нашей с тобой диссидентской позиции. Ты предлагаешь опровергнуть очень авторитетное мнение. Так? Но делать это всегда страшновато, ведь высмеют.

— Джура, ты необыкновенно проницателен, именно так и будет. И имя тебе дадут — Невежда, Лжеученый, Графоман, и это в лучшем случае, а скорей всего, обзовут просто идиотом.

— Так стоит ли к этому стремиться? Может, бросить к черту все и не забивать себе голову чепухой?

— Твой вывод логичен. Именно поэтому я и не предлагаю идти на площадь к позорному столбу, а пытаюсь вести беседу с глазу на глаз, упражняясь в логике рассуждений, проверяя ее сторонним непредвзятым мнением. Вся надежда на тебя. Больше просто поговорить на это тему не с кем. Обещаю сохранить все в тайне.

— Только из уважения к тебе. Пусть будет так. Единственно, о чем бы попросил, так это сдвинуться с темы СТО на что-нибудь другое, хотя бы временно.

— Хорошо, договорились. Возьмем к примеру тему скорости света. Кто только не знает, что она постоянна в вакууме и равна примерно 300 тыс. км в секунду. Предлагаю проследить, откуда это все взялось. Вопросом изучения света человечество занималось с незапамятных времен. Мы приходим в этот мир вместе с ним и уходим, его потеряв. А вот его природу люди стали осознавать, наблюдая за ним в различных ситуациях и экспериментах. Так было выяснено, что это волновое явление электромагнитной природы, причем волна поперечная, наподобие волны на поверхности пруда. В ней энергия электрического поля переходит в энергию магнитного, как на поверхности воды кинетическая энергия воды переходит в потенциальную энергию высоты волны. При этом надо учесть то обстоятельство, что все это происходило тогда, когда существование эфира как мировой среды не подвергалось сомнениям. Вершиной познания природы света стали уравнения Максвелла, ставшие краеугольным камнем современной физики. И при этом их написание стало возможным только тогда, когда Максвелл предположил существование сдвиговых токов в среде распространения света, т. е. в эфире. Эфир стал обладать некими физическими свойствами как диэлектрик. А это вовсе не пустота, которую нынче называют вакуумом. Там сдвигаться просто нечему. Пустота появилась чуть позже, потребность в которой возникла у Эйнштейна, чтобы убрать возможность появления абсолютной системы отсчета, которой считался неподвижный всепроникающий эфир в представлениях того времени. Заодно это снимало проблему торможения средой космических тел. Поперечные колебания электромагнитной волны возможны только в твердом теле, что вообще безумие. А тут еще подвернулась фотонная природа света. Фанфары возвестили о победе всесильной науки и приказали забыть о существовании эфира. И следовало бы присоединиться к этому празднику разума, если бы не то обстоятельство, что уравнения Максвелла не исчезли вместе с эфиром, а вопреки здравому смыслу стали фундаментом всего нынешнего здания физических представлений. Именно эти уравнения указали на существование некой постоянной скорости света, являющейся мировой константой. Но ведь у Максвелла это скорость распространения электромагнитной волны в эфире, как это имеет место при распространении звука в газовой среде. Опять наталкиваемся на противоестественный дуализм взаимоисключающих представлений. И это уже не в первый раз. Что скажешь на это?

— Ну, ты достал своим дуализмом! Куда с тобой ни пойдешь, везде тупики да парадоксы. Голова начинает пухнуть. У тебя есть что-либо порадостней?

— Да у меня те же чувства, что и у тебя, но прежде чем начать тебя радовать оптимизмом, придется осознать глубину пессимизма. Не торопись, всему свое время. Светом мы занялись не случайно. Ведь он, если ты заметил, связан с темой СТО. Попытаемся их связать, посмотрим, что получится. Если рассматривать свет не как фотон в пустоте, а как волну в среде эфира, то можно увидеть следующее. Эфир, рассматриваемый как тонкая газовая среда, вовсе не абсолютная система отсчета, ибо она внутри себя подвижна и также находится в относительном движении, как и весь остальной мир. Это препятствие преодолено. Корпускулярный характер фотона? Когда говорилось о волновом характере света, подразумевалась линейная форма волны наподобие синусоиды, которая не может быть локализована. Но ведь существуют и нелинейные формы в виде вихрей. Примером могут быть торообразные (форма бублика) вихри, которые ты мог наблюдать у развлекающихся курильщиков, выпускающих дымовые кольца изо рта. Они-то локализованы и имеют поперечную составляющую по отношению к направлению своего движения. Нет недоразумения в понимании корпускулярно волновой природы света, и не требуется твердая среда. Осталось одно — отсутствие сопротивления космическим телам. И вот здесь, как это принято в телевизионных сериалах, прервемся на самом интересном месте. Преодоление этой сложности потребует, как принято сейчас говорить, наиболее креативных подходов. Так что до следующей встречи.

Дуализм и симметрия мировой среды

— Прошлый раз мы остановились на самой древней проблеме возможности существования эфира — на его неосязаемости, отсутствии сопротивляемости движению. Пока были неизвестны свойства света, все решалось присвоением ему неких свойств, которые хоть и не были естественными, но позволяли успокоить воспаленный пытливостью разум. Считалось, что эфир — это всепроникающая неподвижная среда, необходимая для распространения световой волны. Однако неподвижность давала основу для абсолютной системы отсчета, что считалось невозможным. Всепроникание рисовало аналогию с тонкой газовой средой, в которой невозможна поперечная волна. Для преодоления всего этого ввели пустоту и фотон. Но, как мы выяснили, и это не решает проблему. Пустота не может занимать объем и поэтому физически бессмысленна, фотон можно представить для света, но как быть с радиоволнами метровой или километровой длины, видом той же электромагнитной волны, что и свет? Круг противоречий замыкается, не имея выхода. В их отсутствии решили просто об этом забыть, проигнорировать, не обращать внимания даже на данные экспериментов, как это было с Мариновым. Но разве это наука? Это больше похоже на религиозные догмы. Именно так и есть, религия ведь тысячелетиями мирила человечество со странностями реального мира. Нужно просто во что-то верить и не задавать неудобных вопросов. Чтобы успокоить обывателя, этого достаточно, но в науке это тупик, и когда-то он будет преодолен странствующим рыцарем, влюбленным в здравый смысл, как в Дульцинею.Попробую и я предложить что-нибудь в этом смысле. Зададимся вопросом: что значит явление отсутствия сопротивления движению? Ответ на этот вопрос один: вещество мировой среды не передает материальным объектам при столкновении импульса движения, не отнимает на себя часть кинетической энергии. Если эфир представляет собой обычную, хоть и очень тонкую материю, то она, несомненно, будет взаимодействовать с физическими телами. Представить себе, что она всепроникает и не взаимодействует, невозможно, хотя и существуют примеры незатухающих движений в форме сверхпроводимости, когда при низких температурах электроны двигаются в металлах, не ощущая сопротивления. Планеты и условия их движения далеки от условий в сверхпроводниках. Однако если предположить, что эфир имеет более сложную структуру и составляет смесь двух компонентов, имеющих симметрию по отношению к инерционности или, иначе, к массе, т. е. имеют массу противоположных знаков. В этом случае суммарный передаваемый эфиром импульс движения телам будет равен нулю, что и наблюдается. Предположение может показаться слишком вольным. Кто когда где-нибудь наблюдал тела с противоположной всем известной массой? Ответ отрицательный. Но чем это предположение хуже идеи всепроникаемости? Обе идеи одинаково неоднозначны. А теперь давай посмотрим на следствия такого предположения. Имея противоположную массу, компоненты эфира по-разному реагируют на вращательное движение, в результате которого разделяются на фракции. Известная нам масса стремится удалиться от центра вращения, а противоположная приблизится к центру. Таким образом, сформировалась известная нам Вселенная из мировой среды, не из бессмысленной точки в результате взрыва. Сейчас это доминирующая гипотеза возникновения Вселенной, страдающая чудовищной противоречивостью, превосходящей библейскую легенду сотворения мира. Там хоть существовало пространство для размещения Бога, а здесь и этого нет. Да, но где тогда находится отрицательная масса? Исходя из гипотезы, она должна находиться ближе к центру вращений Вселенной, а это центры галактик. Отрицательная масса благодаря своим свойствам склонна занимать малые объемы пространства, вращение не препятствует концентрации, а способствует ей. Так, может быть, это и есть так называемые черные дыры? А вовсе не те коллапсирующие звезды, бесконечно сжимающиеся под действием гравитации и засасывающие в свое чрево всю окружающую Вселенную, видимо, ту самую точку, из которой она и взорвалась. Такого рода картина кажется намного менее вероятной, чем предположение существования отрицательной массы. Забавно, что при этом определяется суммарная масса всей Вселенной. Она равна нулю. И этот нуль означает не ее отсутствие, а единство противоположностей.Новое представление о картине образования Вселенной — это самое первое следствие предложенной гипотезы структуры эфира. За ним может последовать целый шлейф новых представлений в понимании окружающего мира.

Джура, теперь твое слово по сказанному!

— Процесс образования Вселенной, предложенный тобой, воспринимается комфортно, но вот отрицательная масса сильно коробит. Ты прав, когда говоришь, что другие гипотезы о свойствах эфира ничем не лучше. Исходя из этого, каждый вправе выбирать ту, которая кажется ему привлекательней, но если твой вариант совсем не изучен, то другие исхожены вдоль и поперек, а парадоксы и противоречия только нарастают. Думаю, что было бы интересно посмотреть, к чему будет приводить дуализм эфира в других областях, кроме космологии. Давай обсудим это в следующий раз. Пусть во мне уляжется предложенная тобой новизна. Ты же обдумаешь развитие идеи, если, конечно, у тебя есть что сказать. И потом, было бы интересно узнать, что тебя подтолкнуло к такой идее. Ее экстравагантность вызывает некоторое удивление.

Рождение элементарных частиц

— Возвращаясь к тому, что мы обсуждали месяц назад, начну с причин, которые привели к той, как ты говоришь, странной идее симметричного дуализма структуры эфира. Однажды, когда я уже размышлял над этой проблемой, при обсуждении со своей четырехлетней внучкой ее посещения планетария зашел разговор о невесомости для космонавтов на борту космических станций. Это казалось весьма забавным в условиях земного тяготения. Ведь тяготение действует не только на поверхности Земли, но и в космосе. Как же так получается, что люди на корабле не ощущают присутствия планеты? Недолго думая, она ответила: «Что тут странного, дед, ведь на космонавтов, кроме силы тяжести, действуют и центробежные силы от вращения вокруг Земли. Обе они равны и противоположно направлены, что и создает ощущение их отсутствия. Что здесь непонятно?»

Столь кристально чистое детское восприятие окружающего каким-то неведомым способом осветило путаницу моего сознания, и я понял, что с эфиром должно твориться нечто подобное. Силы есть, но они взаимно противоположны. Оставалось лишь додуматься, как это происходит. Было и еще одно обстоятельство. Когда я размышлял о сути пространства, придя к выводу о принципиально дискретной его сущности, понял, почему современная физика всюду, где она бессильна дать логичное объяснение в понятных образах, прибегает к математике. У А. Эйнштейна на этот счет зафиксирована фраза: «Существует поразительная возможность овладеть предметом математически, не понимая сущности дела». Математика ведь изучает свойства дискретности, число и есть сама дискретность. Иначе говоря, эта наука о наиболее общем свойстве материи — дискретности. Абстрактность математики приобретает совсем иной смысл. Числа, как известно, бывают не только положительные, но и отрицательные. Это должно иметь значение и для материи. Материя — это всегда инерция, т. е. масса. Вот тут и возникла потребность во введении такой странной, на первый взгляд, отрицательной массы. Одновременно пришла мысль по аналогии с наукой о числе рассматривать эфир в виде бесконечно дробящейся материи. Однако в отличие от математики, рассматривающей дискретность без каких любых других качеств, материальная дискретность обладает массой, которая и будет влиять на характер ее дробления. Вот тут как раз и может скрываться самое интересное. Как тебе моя дорога к странной отрицательной массе?

— Что тут можно сказать? Путь понятен. Однако ощущение неестественности тем не менее остается. Давай рассказывай дальше!

— Материя, как мы для себя определили, родилась из эфира разделением противоположностей в результате его движения. Изначально в природе нет ничего, кроме дискретной массы двух видов в движении. Но мы знаем материю вовсе не аморфной, а очень строго структурированной, состоящей из молекул, атомов, электронов и других многочисленных элементарных частиц. Они-то откуда явились? Вот здесь, видимо, вступают в силу законы инерции для дискретной среды. Как себя ведут в движении дискретные массы противоположных знаков? Положительная масса стремится к движению прямолинейному, ибо при искривлении траектории центробежные силы восстанавливают ее. Отрицательная масса, наоборот, стремится закрутиться в спираль. Одна путешествует по просторам Вселенной, а вторая мало мобильна. Разделившись, они существуют как два разнородных газа. При этом ежемоментно в единице объема в среднем находятся равные по величине противоположные массы. Теперь их поведение можно рассматривать раздельно. Начать следует с положительной компоненты, так как именно она и образует наблюдаемый нами окружающий мир.

Конец ознакомительного фрагмента.