Вначале было слово

Борис Берлин, 2014

Вначале было слово… но еще до рождения тебя я знал, что ты – есть. И не важно, где ты сейчас – это временно, ведь сила этого чувства все равно соединит нас. И не важно, сколько жизней должно пройти. Ты – есть…

Пятое время года

Рассказы

Пятое время года

1. На левом боку

— Расскажи мне сказку…

— Сказку? Ты хочешь сказку? Ну хорошо, вот тебе сказка, слушай. Жила-была белочка…

— Нет, не эту, другую какую-нибудь. Эту ты вчера рассказывал. И позавчера, по-моему, тоже…

— Ну… Я других — не знаю…

— Ты все знаешь.

— Если так, поворачивайся-ка ты на левый бок и — спать…

— Еще рано…

— Маленьким девочкам — в самый раз.

— Я не маленькая, у меня уже морщины.

— Нет у тебя никаких морщин, поняла? У тебя — морщинки. И они тебе к лицу — ужасно…

— Что, на самом деле? И много?

— Морщинок? Ну, я не считал. Но каждая — к лицу.

— Ты врешь.

— Нет, я же тебя до самой последней капельки разглядел…

— И как?

— Ты мне подходишь. Так и быть, беру тебя навсегда, навечно.

— Хм-м-м… А как это — берешь? Что я — вещь, что ли?

— Ты-то? В общем — да. И не просто вещь, а — моя…

— Ну, допустим… А почему именно на левый? На левый бок — почему?

— Так я к этому и веду. Про то и сказка. Ты — слушай…

Она послушно укладывается на левый бок, ладошку под щеку, ресницы пушистые — хлоп-хлоп — и сложили крылышки. И — уже из самого сна:

— Ты сказку, сказку давай…

А как же иначе, если обещал…

— Жила-была белочка. Это у нее прозвище такое было — белочка. Вот только я этого раньше не знал и называл ее про себя девочкой. И были мы с ней, девочкой-белочкой моей, в разлуке очень долго — почти всю жизнь.

Но есть такой закон, физический, а может, химический, не помню, неважно, что пережить с белочкой разлуку очень трудно. И чем дольше — тем труднее. Вот такой беличий закон. Поэтому, когда мы, наконец, встретились — чуть не умерли от счастья.

То есть это она — от счастья.

А я — оттого, что она может вот так раз — и умереть, и выходит, зачем же я тогда ее встретил? Но все-таки как-то мы смогли удержаться друг за друга и — выжили. Правда, для этого пришлось так крепко друг за друга ухватиться, что когда настало время расцепить руки, а оно — так и знай — всегда настает не вовремя, оказалось, что это невозможно. Никак невозможно.

Такой беличий закон…

А еще оказалось, что самое удобное положение для двух, едва не умерших от счастья тел — как раз на левом боку и так близко, что…

Ну вот, уснула… И хорошо, и славно. Да и сказка моя сегодня уж больно неправдоподобная вышла.

А на самом деле, было все совсем-совсем не так. Она и не помнит уже, поди, как все начиналось. Слишком слабенькая она сейчас — белочка моя — чтобы все, как было на самом деле…

А мне — каждое мгновение — словно вчера…

2. Анорексия

В самый первый раз мы встретились в больнице.

Я делал утренний обход со студентами, дежурный ординатор докладывал о поступивших за ночь.

— Больная — Белкина Светлана Игоревна, девятнадцать лет, поступила в состоянии истощения… степени, предварительный диагноз — анорексия. Биохимические показатели крови… Ранее у психиатра не наблюдалась и на учете не состояла, родители — также.

— Назначенное лечение?

— Инъекции витаминов, питательные добавки. В случае отказа от приема пищи — питание через зонд и психотропные препараты…

— Ну что же, — обращаюсь я к своим студентам, — давайте познакомимся с больной, а потом вы мне скажете, какое дополнительное лечение ей показано с вашей точки зрения. И я поворачиваюсь к Светлане Игоревне Белкиной…

…На вид — не более четырнадцати-пятнадцати. Хрупкая, тронь — разобьется. Волосы короткие, почти черные, щеки ввалившиеся, глаза в пол-лица — серые, злые, упрямые, нелегко с такой…

— Доброе утро, Светлана Игоревна.

— Здравствуйте…

— Я — заведующий этим отделением, зовут меня Михаил Андреевич. Ну, а со мной, вот — мои студенты.

— Вижу…

— Нам, Светлана, поговорить надо, ты ведь это и сама понимаешь. — Я присаживаюсь на стул рядом и держу паузу. В самом начале — лучше не ошибаться. Как правило, психиатрические пациенты идут на контакт очень даже охотно. Потому, что ждут — Доктора. С большой буквы. Ведь только он поймет то, что они без утайки готовы ему рассказать. А рассказать они хотят — очень. И это ощущение общей тайны, общего понимания, помогает обоим, даже если оба они догадываются, что это всего лишь — иллюзия. Мне — лечить, больному — делать вид, что лечится. Ведь каждый из нас уверен, что сможет перехитрить другого…

Конечно, есть медикаменты. Есть учреждения закрытого типа. Но я сейчас говорю о первой встрече, первом контакте. Это ведь как у дрессировщика — кто кого переглядит в самом начале, либо ты, либо — тебя. И если удается протянуть хотя бы слабую нить взаимопонимания, тогда даже и гипноз попробовать можно…

…И тут она заплакала. Беззвучно и очень горько.

Как и всякий нормальный мужчина, я неравнодушен к женским слезам. Привычка, отпечаток профессии — да, но когда плачет женщина, почти ребенок…

Я сделал движение головой, и кто-то из студентов бросился за водой, остальные затихли и посерьезнели.

— Ну, вот… Не надо плакать, слышишь? Не надо, выпей воды и успокойся… Хочешь, я попозже зайду, хочешь?

А она… утерла рукавом больничного халата слезы и улыбнулась — нахально и вызывающе — прямо мне в лицо.

— Это я вас проверяла. Рохля вы или как…

… — Э-э-э-э… И — как?

— Да никак. Обычный мужик. Тяжело вам будет со мной…

— И что ты предлагаешь?

— Хотя бы перестаньте мне тыкать для начала. Я же вам не тыкаю. Или, если я моложе вас, худая и лежу в вашем отделении — мне уже и тыкать можно?

Я, конечно, несколько растерялся, но виду не подал — еще не хватало, да и перед студентами моими… И не такое видели. К взбрыкам я должен быть готов, и готов — всегда, иначе, какой я завотделением, профессор, ну и так далее. Правда, я предполагал нечто иное, более гендерное, а тут сплошные дочки-матери. Да она все гормоны свои от голода порастеряла. А они бы не помешали… Я знаю, что нравлюсь женщинам, и многие пациентки на меня… западают, глаз кладут, и я им не мешаю, в работе это иногда здорово помогает. Я для них делаюсь чем-то вроде гуру, и гипноз дает тогда совсем иной эффект…

…А что, если попробовать нарочитую строгость… Она может быть воспринята с сексуальным оттенком, и тогда…

Я нахмурился.

— Ну что же, вы правы, Светлана Игоревна. Тыкать вам, в самом деле, не следует. Я полагал, что это поможет нам с вами сэкономить время, помочь вам быстрее и эффективнее. Но раз вы предпочитаете так…

— Я никак не предпочитаю, я устала. Я не могу больше говорить. Пожалуйста. Потом…

…Потом было много чего.

Вот, например, разговор с ее матерью:

— Да поймите вы, доктор! Светка, она с детства чувствительная такая. И упрямая. Если чего хочет и не получает — перестает есть, и все. Уж чего я только не пробовала, поверьте, а потом махнула рукой и стала ей все разрешать. И — ничего, выросла нормальная девка. Школу почти с отличием… Ведь почему сейчас-то она с катушек слетела? В институт недобрала, в медицинский, кстати. Ну, недобрала, так что, на нем свет клином сошелся? Вузов этих — на каждом шагу. Или в будущем году поступила бы — она же молодая, годом раньше, годом позже… А она есть перестала — самой себе назло, так выходит… А что я могу сделать? Взрослая она уже, сама за себя в ответе…

…И остался я один на один с этим чудом по имени Света Белкина. Моим наказанием, моим сумасшествием, моей усладой. Белочкой моей…

Кто же знал, что так все обернется…

Хотя иногда мне кажется, что именно она-то и знала, потому, что она, вообще говоря, знала — все. Только вот понял я это гораздо позже, когда она оказалась уже внутри — во мне. И остальное перестало иметь значение, а так и осталось — остальным…

3. Гипноз

— Здравствуйте, Светлана.

— Доброе утро, Михаил Андреевич.

— Мне необходимо вам кое-что сказать. Важное.

— Я вас слушаю.

Она сидит на кровати — глаза в пол, больничный халат — мешком, на ногах тапочки, домашние, веселые, детские — ну ребенок, ребенок и есть, за что ее сюда?

… — Вы сами все понимаете… Режим нарушаете, пищевые добавки не принимаете, вес ваш остается прежним. Если так продолжится и дальше…

— Нет… — шепчет она и еще ниже наклоняет голову. — Пожалуйста, я не хочу через трубку. Лучше… Лучше загипнотизируйте меня…

Я молчу. С умыслом. Пусть до нее, наконец, дойдет, пусть…

— Мне говорили, рассказывали, — умоляющий взгляд на меня, — Вы же умеете, пожалуйста, ну…

— Говорили — это одно, а на деле… все не так просто — я качаю головой, поддаваться на уговоры тоже надо не сразу. — Гарантий нет. Может, получится, а может… И что тогда? Зонд?

Глаза у нее — словно домой попал после долгого отсуствия. А когда она все-таки улыбнулась…

— Для того, чтобы получилось, мы должны доверять друг другу. Вы — мне, а я — вам.

— Я доверяю. Я вам правда доверяю, очень. Честное слово…

— А я вам — не очень. И вовсе не уверен, что вы на самом деле хотите вылечиться.

— Я хочу! Пожалуйста, попробуйте гипноз, я вас очень прошу…

Я хотел бы ей поверить, но обычно такие больные крайне редко признают, что больны. Они искренне считают свой вес чрезмерно большим и борются с ним до последнего. Тогда — что это? Со мной — в поддавки? А впрочем… Или сейчас — или…

И у нас получилось. Только странный какой-то был сеанс. Мне до сих пор так и непонятно — кто же кого гипнотизировал? Или вернее, кто из нас добился своей цели — она или я…

Да и в чем она заключалась — наша цель? Наша…

— Попрошу вас сесть сюда. Так, да. Вам удобно? Ничего не мешает, ничего не беспокоит?

Она поеживается, заметно нервничает, ее руки все время в движении, наконец успокаивается и смотрит мне прямо в глаза.

— Вам не холодно?

— Нет, доктор, все в порядке. Я готова, можно начинать…

Она смотрит на меня своими прозрачными серыми глазами и делает вид, что верит. И я ей тоже — почти верю. Почти…

— Ну что же, приступим…

…Погрузить ее в гипнотическое состояние оказалось на удивление несложно. Мне даже показалось вначале, что она все еще играет, сидит в полном сознании и смеется про себя. Но профессионализм присутствует всегда — моторика, вазомоторика, вербальные реакции — стандартный набор…

Я довольно быстро убедился, что внушение работает, и начались мои вопросы и ее ответы. Разумеется, то, что и как я говорил, было продумано заранее, да и методика определенная существует и реально работает, но золотое правило — не делать резких движений, но всегда быть к ним готовым — необходимо не только пилотам формулы один… Поединок — другого слова не подберешь…

— Расскажи мне про школу. Как ты училась?

— Школа кончилась…

— А что началось?

— Еще не знаю…

— Расскажи мне про родителей.

— Неинтересно…

— А что тебе интересно?

— Интересного слишком много. Я не успеваю.

— Почему ты не успеваешь? Что тебе мешает?

— Я не умею слушать. Не умею видеть…

— Но ты же сейчас слушаешь меня.

— Это другое дело…

— Почему?

Молчание.

— Кем ты хочешь стать?

— Врачом…

— Почему?

— Не знаю…

— Что для этого нужно?

— Нужно быть сильной…

— А ты — сильная?

— Нет…

— Почему? Чего тебе не хватает?

— Меня слишком мало…

— Из-за того, что ты не ешь?

— Нет…

— Почему ты не ешь?

— Чтобы стать сильной…

— Неправильно. Ты не ешь, чтобы на тебя обратили внимание.

— Кто?

— Все те, кто тебя окружает — врачи, медсестры, нянечки — все…

— Неправильно. Мне никто не нужен. Только…

— Только — кто?

— Вы…

Вот это да! Но нельзя держать паузу…

— Ты добилась своего — я обратил на тебя внимание. Что дальше?

— Зависит от меня. Вы женаты.

— Я женат, правильно. И что?

— Я хочу вас и я вас получу. И еще я очень хочу спать… Ее ответы кончились, и это было хорошо.

Потому, что и мои вопросы закончились — тоже. Пока — закончились…

…Дела ее пошли на поправку. Потребовалось еще два сеанса, и стало ясно, что можно будет обойтись без психотропных. Вопрос о принудительном питании тоже отпал — Светлана начала набирать вес, да и настроение ее тоже изменилось соответственно.

Из первого нашего сеанса она не помнила абсолютно ничего — я проверял не раз. Но если случалось остаться с ней наедине, неловкость между нами все равно ощущалась — обоими. На меня она теперь смотрела снизу вверх, слушалась и вообще была паинькой.

Когда ее выписывали, я, проходя через вестибюль к выходу, увидел ее — она сидела, сложив руки на коленях, смотрела на меня с робостью и улыбалась.

— Здравствуйте, доктор! Меня сегодня выписывают, вы знаете, да? Вот сижу, маму жду, она должна приехать… Спасибо вам за все. Я ведь только благодаря вам… Из-за вас… Ну, вы понимаете, правда? Я вас никогда не забуду и не надейтесь…

Я кивнул, улыбаясь, протянул ей руку и хотел сказать что-то подобающее, но не успел — она вдруг обхватила меня за шею и впилась мне в губы — на виду у всех…

…Я стоял, как истукан. Единственное отчетливое чувство в тот момент — злость на нее. Злость и желание перегнуть ее через колено и выпороть — тут же. Чтобы — запомнила. И чтобы духу ее здесь…

— Разозлились, да?

Она стояла смеющаяся, довольная, только что не облизывалась.

— Не злитесь, вам нельзя на меня злиться, на пациентов не злятся, Михаил Андреевич, вы же — врач. Я просто очень давно хотела вас поцеловать. А если я чего-то хочу…

Она повернулась и зашагала к выходу, вертя худенькими бедрами почем зря.

И я почувствовал, что улыбаюсь…

С той минуты и — до сих пор…

4. Темные аллеи

В первый момент я ее, конечно, не узнал. Все-таки три года — это…

Очередная группа студентов, и среди них — она.

— Итак, кто может назвать мне…?

Я ее даже не сразу увидел за спинами остальных, невысокая, такая же хрупкая и совсем не повзрослевшая. Взгляд исподлобья и те же серые глаза…

— Э-эээ… Вы — Белкина? Белкина Светлана, я не ошибся?

— Да, меня так зовут. А откуда вы знаете?

— Откуда я знаю? Неважно. Вот вы и отвечайте на заданный вопрос…

И она, на удивление шустро и толково, рассказывает нам про шизофрению — причины, следствия, течение и признаки болезни, вторичные факторы…

Нет, я, разумеется, слышу, но ее выступающие детские ключицы, крохотная ямочка над правой бровью, на которую хочется смотреть, говорить с ней, трогать ее — всю жизнь…

…Я помню ее повадки и, выходя из больницы, оглядываюсь — не может быть, чтобы она…

— Михаил Андреевич!

Я хватаю за руку этот насмешливый голос, эти черные волосы, эти серые глаза…

— Идем!

Но мы не идем, я просто волоку ее за собой, почти насильно и не оглядываясь. Ее дыхание вот, рядом, на расстоянии двух наших вытянутых рук… Больничные корпуса остаются позади, нас обступают со всех сторон аллеи темных, предвечерних деревьев, я оборачиваюсь — и ее бледное лицо рядом — как вспышка — невозможно смотреть. Можно только прижать к себе и зажмурить глаза…

…Потом — ее красные, искусанные губы.

И нас осталось двое — психиатр и его пациентка.

Моя загипнотизированная девочка…

…Частная жизнь должна оставаться частной.

Открыв случайно чужое письмо, закройте его снова и не читайте. Слишком велик риск нарушить хрупкое равновесие, имя которому — привычка. А еще, некоторые называют это счастьем.

Счастье — это другое, совсем другое. Это — взрыв. И редко, исчезающе редко — их череда. А совсем уникальный случай — заполучить такое счастье в вечное или, хотя бы, в длительное пользование. Фантастика…

У меня были тайны. Я изменял жене и раньше.

Человек может легко и до конца примириться только с одной единственной несвободой — несвободой от самого себя. Остальное — в щепки.

Но в этот раз…

И началась новая, совершенно другая жизнь…

Не знаю, как так получилось, но я вдруг понял, что люблю ее — как себя. Если вам это о чем-нибудь говорит. Пока однажды…

Лучше я расскажу по порядку…

5. Ласточка и цветок

Встречались мы всегда у нее. Она жила со старенькой бабушкой — глухой и почти слепой, та принимала меня за Светиного однокурсника, встречала ласково и тут же неслышно исчезала.

Света ждала меня всегда. Так она и сказала мне после первого же настоящего, «взрослого», по ее выражению, свидания.

— Приходи, когда захочешь. Я всегда тебя жду…

Мужчины не любят слишком навязчивых женщин, и я — не исключение. Услышав такое, я насторожился. Потому, что не может, не должна молодая, красивая девчонка жить лишь ожиданием своего великовозрастного любовника. Кругом жизнь, масса соблазнов, тусовки всякие… Да и вообще — «слишком» до добра не доводит.

— Только, если оно — не взаимно. И как же по-другому, если — да… — произнесла она вслух, и я почему-то совсем не удивился…

Мы лежим на раздвинутом стареньком диване, моя голова у нее на животе.

— Ты читаешь мои мысли?

— Ага…

— Тогда… О чем я сейчас подумал, скажи…

… — Тебе есть хочется… А теперь ты, ну… Чего хочется сейчас, вот прямо сейчас — мне?

— Не знаю… Гипнотизировать я умею, а вот мысли читать… Хотя, это ведь твои мысли, да? Я думаю… Я просто уверен, что… Ну, вот… — я слегка поворачиваю голову и приникаю губами к ее теплому, гладкому животу. И он, дрогнув, подается мне навстречу…

…Я не буду вдаваться в интимные подробности, не ждите. Да и невозможно об этом так, чтобы… Но есть, есть такое, что пережить и испытать дано — немногим… Оно — как полет ласточки или цветок, вздрогнувший от взмаха ее крыльев… Это просто — попробуйте. Стать ласточкой или цветком — хоть на секунду. Чтобы понять…

— Чур, я ласточка — выдыхает она, и я уже ничего не вижу…

За год мы так и не смогли привыкнуть друг к другу.

В остальном все было, как обычно — больница, студенты, дом, семья… Вот только однажды жена сказала мне мельком:

— Ты как-то… молодеешь. Впрочем, тебе идет…

Я думал про нее все время, всегда. И дело не в теле ее. Хотя, конечно, и в теле. То есть не в самом теле, а в принадлежности его мне. И тоже — не только. Вот помните:

Нежнее нежного

Лицо твое,

Белее белого

Твоя рука.

От мира целого

Ты далека

И все твое —

От неизбежного.

Власть — сладкая забава. Я был уверен, что она вся — моя. И так оно и было. Так — и не так. Ведь она умудрилась стать и моей неизбежностью — тоже…

С ней мне никогда не было спокойно.

Порой мне казалось, что она ускользает — и я бесился. Молча, не показывая вида. А иногда она растворялась во мне до исступления, и я начинал вспоминать, что есть и другая жизнь, опасался осложнений, перемен и даже пару раз всерьез собирался с ней порвать.

Все это заканчивалось одинаково смешно.

Я приходил — ноги сами несли меня к ней, она — ждала, иногда открывала дверь еще до моего звонка и стояла не шелохнувшись — звериное чутье. Дальше… мы просто бросались друг на друга, терзали друг друга, пили друг друга, а потом — не могли наговориться, иногда не произнося ни слова…

Казалось — так будет всегда.

…В тот год мне исполнилось сорок.

Юбилей, ресторан, друзья, коллеги, семья. И — Света. Она пришла без приглашения, но когда столько гостей… Поначалу я взбеленился, хотел улучить момент и… Но она вела себя вполне адекватно — сидела от меня далеко, общество свое не навязывала, на глаза не лезла. Правда, с женой и дочкой все-таки умудрилась познакомиться. Ушла рано. Подошла ко мне попрощаться, протянула руку и еле-еле слышно сказала:

Конец ознакомительного фрагмента.