Источник Спасения. Еврейский детектив

Бецалэль Ариэли

Действие детектива разворачивается на севере Израиля. Главные герои – ученики ешивы (ортодоксального института иудаизма), которые в силу разных причин решили испробовать вызывание демонов. Сюжет книги пропитан мистикой, содержит много отсылок к религиозным текстам, сочетает событийную канву и психические переживания героя.

Часть первая

«Мудрецы говорят, что, меняя место, человек меняет судьбу. Но я не мог даже предположить, что мой переезд на обучение в эти уединенные края приведет меня к опыту, который столь резко и необратимо изменит всю мою жизнь».

— из личных записей Малкиэля Гринфельда

Глава 1. Ночной кошмар

На извилистом шоссе, петлявшем по горным склонам, в это вечернее время почти не было машин. Тишину, царившую на фоне сгущавшихся сумерек, нарушал лишь ветер, игравший в кронах деревьев, и редкие крики птиц вдали. Иногда кто-то из местных, возвращаясь с работы из соседнего поселка, проезжал на велосипеде, а затем вновь наступала пустота и тишина.

Казалось, через короткое время ожидания к шуму ветра прибавился еще и мелкий дождь. Во всяком случае Малкиэль ощутил у себя на лице капли воды и, чтобы не намокнуть, раскрыл зонт. Он специально взял его с собой в поездку, поскольку погода начала портиться уже с утра. «Дожди на исходе Нисана — знак проклятья», — вспомнил он высказывание из Гмары¹. Действительно, в Израиле в это время года редко бывают дожди, и погода во второй половине весны обычно уже почти летняя. Но здесь, в горах на севере страны, воздух всегда холоднее.

Дожидаясь последнего автобуса, который должен был забрать его с остановки, Малкиэль не мог не думать о тех переменах, что произошли в его жизни за последние месяцы. Уже во второй раз он переходил учиться в другую ешиву, да к тому же еще находящуюся где-то на отшибе, вдали от цивилизации. Он приехал туда еще до начала Песаха, но праздничные дни провел в Иерусалиме вместе с семьей. Теперь же ему предстояло вернуться к учебным будням и привыкать к новой обстановке и новым товарищам.

Эта маленькая ешива, расположившаяся среди гор недалеко от Цфата, появилась не так давно. История, стоявшая за ее возникновением, одновременно обнадеживала и вызывала тревогу, словно являясь знаком наступающей эпохи. Около полугода назад в большой ешиве Хошен Мишпат — одном из самых гордых и почтенных религиозных училищ Иерусалима — произошел раскол. Общий уровень дисциплины среди учащихся стал резко падать по мере того, как «культура мобильников и интернета» все больше пробивала себе дорогу через ограды ортодоксального иудаизма.

В первое время ситуация оставалась терпимой. У многих были мобильные телефоны для разных срочных звонков или чтобы по вечерам общаться с семьей, но иметь их при себе во время занятий не разрешалось. К тому же, специальные телефоны, одобренные раввинами, изначально были лишены выхода в интернет. Однако положение дел стало ухудшаться по мере того, как все больше учеников покупали себе «продвинутые» модели. То и дело в залах ешивы можно было наблюдать, как кто-либо из ребят вместо того, чтобы упорно трудиться над Гмарой, сидел, уставившись в маленький экранчик своего устройства, и увлеченно писал сообщения, смотрел новости или наслаждался играми.

Атмосфера еще больше обострилась, когда некоторые парни, и без того не слишком успешные в учебе, перестали обращать внимание на запреты преподавателей и даже посреди занятий принимались заглядывать на сайты и в социальные сети. Однажды во время утренней молитвы, когда все в зале произносили шепотом благословения Амиды, у кого-то из кармана раздался звонок. И не успел он затихнуть, как заиграла музыка на другом конце помещения. Уже не только раввины ешивы, но и многие среди молодежи ощущали, что эта тенденция сильно вредит учебе. Однако никто не мог ей противостоять. Казалось, сама эпоха требовала от каждого быть «онлайн», иначе тебя воспринимали как отсталого и узколобого человека.

Старенький рав Вассерман, потряхивая своей длинной седой бородой, сетовал на то, что в ешиве Хошен Мишпат уже не осталось прежнего духа. «Помню, как еще десяток лет назад, — начинал он, и тотчас взмахивал рукой — да что там десяток! Даже четыре года назад у нас были ребята, которые по восемь, а то и по десять часов могли учиться почти без перерыва. Некоторые даже знали целые трактаты наизусть. А теперь что? Теперь молодежь только на кнопки умеет нажимать…»

Рав Вассерман не любил никого осуждать. Долгая жизнь вместе с хорошо усвоенными наставлениями предшественников научила его искать в каждом человеке все самое лучшее, а потому, когда его спрашивали, как бороться с теми, кто нарушает дисциплину, он бормотал что-то вроде «на все воля Всевышнего» и не хотел продолжать разговор. Руководство ешивы понимало, что покуда речь идет о религиозном образовании, кнутом учиться никого не заставишь. Чтобы усваивать Тору, нужен не только ясный ум, но и чуткое, открытое сердце. И тем не менее, недовольство складывающейся ситуацией нарастало как среди преподавателей, так и среди самих учеников.

Видимо, именно поэтому, когда рав Гершон Бронаверт на общем собрании ешивы вышел к трибуне и ударил по ней кулаком, его слова для многих стали глотком свежей воды посреди знойной пустыни. «Так дальше продолжать нельзя!» — таким был его основной посыл к аудитории. Все ощущали, что в его речи, полной негодования, звучат эмоции, которые долго копились и не выходили наружу, но теперь время сдержанности подошло к концу. Этот сравнительно молодой, энергичный человек выражал, в первую очередь, мнение той части ешивы, для которой глубина и качество обучения стояли на первом месте, и которая видела своим долгом перед Богом подготовку будущих знатоков Торы.

При иных обстоятельствах тот пафос, с каким он высказал свою критику, едва ли был бы встречен серьезно и с одобрением. Но теперь, когда мысли о необходимых переменах уже носились в воздухе, некоторые сравнили призывы рава Бронаверта со словами Моше, который, спустившись с Синая, увидел толпу, танцующую перед золотым тельцом, а затем воскликнул: «Все, кто за Бога, — ко мне!» Примерно таким же был и итог всего собрания учащихся. Рав Гершон объявил, что намерен создать свою ешиву, куда войдут лишь те, кто готов отказаться от соблазнов окружающего мира, и кто будет сосредоточенно работать над собой, не отвлекаясь ни на что постороннее.

Нельзя сказать, что подобный поворот шокировал остальных учителей в Хошен Мишпат. Многие уже давно понимали, куда дует ветер, и все же никто не ожидал, что события начнут развиваться столь стремительно. Оказалось, что практически на следующий день группа из примерно сорока учащихся решительно примкнула к раву Бронаверту. Для учреждения, в котором учится около пятисот молодых парней, это не стало бы большой утратой, но эти первые «перебежчики» могли подать пример остальным, которые тоже начали бы подыскивать себе другие места.

Более того, как выяснилось, рав Бронаверт заранее нашел некоего богатого спонсора, который выделил для будущей новой ешивы два здания и снабдил их всем необходимым. Призыв к тому, чтобы «отрешиться от соблазнов мирских», оказался вполне буквальным: новая ешива, которой дали символичное название Майян а-Йешуа, то есть «Источник Спасения», расположилась в уединенной местности на севере Израиля, где-то между Цфатом и ливанской границей. Эти горные районы словно самой природой были уготованы для тех, кто стремился к отшельничеству — тех, кому нравилось дышать прохладным воздухом, уходить в пещеры, а по ночам стоять перед огромным небом, полным звезд, размышляя о величии Бога и Вселенной.

В этих краях действительно встречалось много пещер, и в некоторых, согласно легендам и разным поверьям, были захоронены мудрецы древности, известные праведники и каббалисты. Был там неподалеку и ручей с чистой питьевой водой, к которому местные иногда совершали прогулки. Довольно быстро ученики новой ешивы как-то невольно стали ассоциировать ее с этим ручьем и потому для краткости и саму ее принялись именовать просто «Источником», опуская из названия второе слово.

В этот-то «Источник» теперь и ехал Малкиэль, поскольку там ему предстояло провести ближайшие месяцы, а при благоприятном раскладе и несколько лет своей жизни. Как раз в тот момент, когда он думал об этом, в темноте из-за поворота дороги показались два огонька. Он сразу распознал в них фары приближающегося автобуса. Будучи слегка медлительным в те моменты, когда его захватывал поток мыслей или фантазий, он сделал усилие над собой, чтобы своевременно подкатить свой дорожный чемодан на колесиках к краю шоссе и успеть махнуть рукой водителю, который иначе мог бы и не остановиться на этой безлюдной остановке.

Уже в салоне автобуса, укрывшись наконец от дождя и холодного ветра, Малкиэль расположился на одном из многочисленных свободных сидений и вернулся к своим раздумьям. Сам он не принадлежал к числу учеников Хошен Мишпат, и его попадание в «Источник» можно было считать случайным стечением обстоятельств. Но, будучи человеком верующим, он не признавал случайностей и готов был видеть в этом событии указующий перст божественного провидения. Так получилось, что как раз в те дни, когда в Хошен Мишпат разгорелся раскол, один из друзей пригласил Малкиэля посетить эту ешиву. Ему довелось лично пообщаться с равом Бронавертом, и оба произвели друг на друга хорошее впечатление.

Для Малкиэля жизнь в уединенной местности или борьба против соблазна мобильных телефонов не были предметом стремлений и чаяний. Однако он искал для себя новое место учебы после того, как из прошлой ешивы ему пришлось уйти в результате конфликта с тамошней администрацией. По сути, весь конфликт был чистым недоразумением, однако же обстоятельства сложились так, что оставаться там дальше он просто не мог. Родители очень переживали, что их двадцатилетний сын может остаться бездельником вместо того, чтобы изучать Тору. Они уже подумывали о том, чтобы начинать готовить его к поиску невесты и дальнейшему созданию семьи, как это принято в ортодоксальной еврейской общине. Но кто из родителей девушек будет готов отдать свою дочь в жены неудачнику, выгнанному из ешивы?

Поступить в Хошен Мишпат было желанием совершенно запредельным. За годы существования этой ешивы в ней сложилась своеобразная бюрократия, которую человеку со стороны едва ли было под силу преодолеть. Поговаривали, что многие устраиваются туда исключительно по личным связям и с целью уклониться от службы в армии. Быть может, это и стало настоящей причиной того упадка, вину за который сваливали на мобильные телефоны? У Малкиэля не было ответа на это. Он лишь облегченно вздохнул, когда рав Бронаверт подтвердил, что готов принять его в «Источник».

Перед праздником Песах Малкиэль уже успел перевезти туда некоторые свои вещи и поселиться в одной из комнат. По сути вся ешива размещалась в двух зданиях, одно из которых было отдано под общежитие для молодых людей, тогда как второе вмещало в себя бейт-мидраш², кухню и столовую, а также личную квартиру рава Бронаверта, где он жил и трудился в свободное от преподавания время. Фактически, он объявил, что на первом этапе в «Источнике» будут учиться не более двадцати пяти человек. Из той группы, которая встала на его сторону во время раскола, он сам выбрал около десятка, объявив остальным, что, возможно, свяжется с ними позже. Вслед за тем он набрал еще пятнадцать «свежих» учеников, в числе которых оказался и Малкиэль. Было видно, что глава новой ешивы не очень хочет тащить за собой прежний груз. Возможно, им двигало желание начать что-то свое с чистого листа, а также опасения, что вместе с ребятами из Хошена в «Источник» придут старые проблемы. Однако он, очевидно, вынашивал планы по дальнейшему расширению ешивы и надеялся в обозримом будущем — быть может, через несколько лет — принять в нее и других, кого ему довелось обучать на прежнем месте.

Солнце уходило все дальше за горизонт, и за окном автобуса сгущалась тьма. Поскольку остановки рядом с ешивой не было, всем, кто хотел добраться туда без машины, приходилось самим объяснять водителю автобуса, где остановиться. В темноте сделать это было нелегко. Малкиэль помнил, что нужное место находится сразу за поворотом после того участка дороги, на котором две или три минуты приходится ехать без фонарей. С этой точки уже можно разглядеть, по крайней мере, в дневное время крыши двух одиноких зданий, виднеющихся на расстоянии. Они укромно притаились среди листвы, и постороннему прохожему едва ли приходило на ум, что именно там, в этих прежде полуразрушенных сооружениях, которые за последний год прошли капитальный ремонт, теперь с новой силой должен разгореться огонь Торы.

Малкиэль вышел из автобуса и пошел в сторону этих зданий, потянув за собой свой чемодан. Если бы он вышел чуть раньше, то мог бы пройти по основной дороге, по которой подъезжают к зданиям на машине. Но он стал брести по тропинке среди деревьев. В какой-то момент ему уже показалось, что он свернул не туда, но буквально через минуту его взору открылось ограждение из железных прутьев, за которым виднелся вход в общежитие. Пройдя вдоль ограды к воротам, он беспрепятственно попал внутрь.

До начала месяца Ияр³ регулярных занятий не планировалось. Как и в большинстве израильских ешив, Нисан был целиком посвящен каникулам. Оставшуюся неделю после праздника ученики могли провести по-своему, готовясь к предстоящей учебе. Некоторые, кто уезжал на эти дни к своим семьям, до сих пор еще не вернулись. В ешиве, кроме рава Бронаверта, оставалось человек двенадцать, которые продолжали учебу самостоятельно или просто коротали время, ожидая начала семестра.

Перекусив в столовой тем, что оставалось от ужина, Малкиэль поднялся в свою комнату на втором этаже общежития. В отличие от многих ешив, где учащихся селят по три, четыре, а то и по пять человек в комнате, в «Источнике» было принято делить комнаты на двоих. Малкиэль уже успел поверхностно познакомиться со своим соседом, занимавшим кровать у противоположной стены. Это был Эйтан Копель — довольно крепкого вида парень, с решительными чертами лица. Судя по тому, что они успели обсудить в ходе единственной беседы, Эйтан тоже не состоял раньше в Хошене, однако, где учился до этого и откуда приехал в «Источник», он не сообщал.

Кроме Эйтана, Малкиэль почти никого здесь не знал. Некоторых он уже видел в учебном зале, в столовой или в коридорах общежития, но как следует познакомиться еще ни с кем не успел. Возможно, именно по этой причине он был готов проявлять максимальное дружелюбие к Эйтану. Больше всего ему не хотелось, чтобы уже с первых дней в новом месте что-то пошло не так. Это могло грозить необходимостью снова подыскивать для себя другую ешиву.

Тем временем, Эйтан молча сидел на своей кровати, прислонившись спиной к стене, и читал какую-то книгу при свете лампы. Ни мобильных телефонов, ни тем более ноутбуков, планшетов и других подобных устройств в этой ешиве, по понятным причинам, ни у кого не было. Фактически, их отсутствие считалось правилом номер один. Всякий, кому нужно было позвонить родителям или еще кому-то, мог сделать это с общего телефона, висевшего на стене в холле.

Малкиэль лишь сейчас ощутил, насколько устал после поездки из Иерусалима, в которой дважды приходилось пересаживаться с одного автобуса на другой. Ему сильно хотелось спать. Все остальные вопросы он собирался обсудить с равом Бронавертом на следующий день.

— Ты не против, если я лягу спать? — спросил он Эйтана.

Тот оторвал глаза от книги.

— Да, я и сам уже хотел заканчивать.

За короткое время их знакомства Малкиэль отметил, что его сосед по комнате не отличается многословием. Его реплики обычно были краткими, но по существу. Впрочем, возможно, им предстояло лучше узнать друг друга прежде, чем они смогут свободно говорить на разные темы.

— Прочту молитву перед сном, и гасим свет, ладно? — спросил Малкиэль.

Эйтан молча кивнул головой.

Малкиэль не имел обыкновения читать все тексты, включенные в молитву на сон грядущий, которые приводились в сидурах. Однако некоторые отрывки оттуда он любил произносить с детства. Еще в восемь или девять лет — сейчас уже трудно было вспомнить — когда ему снились плохие сны, отец приучил его читать 91-й псалом, в котором говорится о том, как Бог защищает человека. Этот псалом Малкиэль хорошо помнил и теперь стал медленно произносить его вслух.

Живущий под покровом Высшего

Под сенью Бога будет обитать.

Скажу Господу: убежище и крепость моя,

Бог мой, на Тебя уповаю.

Эйтан тем временем уже поправлял одеяло с подушкой, готовясь ложиться в постель. Он отложил книгу на небольшую тумбочку, стоящую у изголовья кровати, и стал расстегивать пуговицы рубашки. Малкиэль продолжал читать:

Ибо Он спасет тебя от ловушки охотника,

от болезни гибельной,

Своим крылом укроет тебя,

Под крыльями Его найдешь убежище,

Истина Его — щит и броня твои.

Эйтан сложил одежду на стуле и лег в постель. Он еще не выключал свет, дожидаясь, пока его товарищ закончит читать. Впрочем, Малкиэль мог бы продолжать и в темноте, так как знал этот псалом наизусть. Произнося его перед сном, он сосредотачивался на том, как Бог хранит его, иногда даже представлял себе что-то вроде ауры или защитного силового поля.

Не страшись ужаса ночного,

Стрелы, летящей днем,

Болезни, во мраке ходящей,

И мора, свирепствующего в полдень.

В этот момент Эйтан, уже почти отвернувшийся к стене, внезапно перебил его.

— А ты хоть знаешь, кто такой этот Мор?

Малкиэль остановился и не сразу сообразил, что ответить. Естественно, ему не нравилось, когда его прерывали во время молитвы, но это был тот случай, когда можно было вернуться и прочесть все заново.

Почувствовав возникшее замешательство, сосед по комнате уточнил:

— Ну, этот Мор, про который ты читаешь… тот, который в полдень свирепствует. Ты его хоть представляешь себе?

— Зачем мне его представлять? — слегка агрессивно отреагировал Малкиэль.

— Сразу видно, что ты не талмид-хахам⁴, — с какой-то усталой иронией отозвался его собеседник, — а вот в Мидраше сказано, что этот Мор весь покрыт чешуей и волосами, и что в середине у него глаз на сердце, а каждый, кто на него посмотрит, мертвым падает.

Такого поворота в беседе Малкиэль уж точно не ожидал.

— Что-что? — как-то неуверенно попытался переспросить он.

— Да ничего, давай спать уже! — хмыкнул Эйтан, отвернулся и выключил свет.

Воцарившаяся в комнате темнота словно отбивала всякое желание разговаривать и прояснять любые вопросы. Глаза слипались после долгой дороги, и Малкиэль решил не дочитывать псалом до конца. Он ощущал, что его сосед специально подшучивает над ним, а сам ложится спать, не произнося никаких молитв. «Интересно, в этой ешиве все такие?» — думал про себя Малкиэль. Он не хотел, чтобы его снова прерывали или упрекали в каком-то незнании, а потому быстро лег в свою постель и провалился в сон.

Ему снился дом, где он жил с родителями. Тогда, в детские годы, они еще не переехали в ту квартиру в Иерусалиме, которую его семья занимает теперь. Их дом находился в небольшом поселке Кохав а-Шахар, многие жители которого занимались сельским хозяйством. Малкиэль дружил тогда с одним мальчиком из дома через улицу. Теперь во сне он видел себя уже взрослым, но снова оказавшимся в том поселке.

Теплое солнце, уже довольно высоко поднявшееся на востоке… Улица, залитая светом, по которой идет пара пожилых людей… Кусты с розами в стороне от тротуара…

Он увидел дом, в который приходил в гости к своему другу детства. Дверь его была распахнута настежь. В сердце закралось какое-то неприятное ощущение. Солнце по-прежнему заливало все вокруг радостными лучами, но что-то было не совсем правильно, не так, как должно быть. Малкиэль прошел к двери и осторожно заглянул внутрь. Никого не видно. Он вошел и быстро попал на кухню. На плите стояла кастрюля с чем-то вкусным. Воздух был буквально пропитан запахом специй. Однако ложки и другие столовые приборы были разбросаны, причем не только на столе, но и по всему полу.

С удивлением Малкиэль прошел в одну из комнат. Его преследовало сильное ощущение, что он уже был здесь, хотя точно вспомнить ничего не мог. Здесь также царил хаос: книги, рисунки, детские игрушки были разбросаны повсюду. Дверцы шкафов открыты, некоторые предметы одежды — рубашки, носки, пальто — вывалены на пол. Он нагнулся и поднял лист бумаги с детским рисунком. На нем была зеленая трава, облака и это… это существо, о котором сказал Эйтан…

Мысли Малкиэля лихорадочно запрыгали. Он не осознавал, находится ли во сне или бодрствует, но начал интенсивно думать. Что это? Почему оно здесь нарисовано?

Словно в ответ на эти сомнения, на том же рисунке возникла надпись: «Я здесь». Где это — здесь?

Надпись сменилась другой: «Позади тебя».

Малкиэль стал медленно поворачиваться, полный смеси страха и решимости. У входа в комнату он увидел его. Это было отвратительное чудовище, покрытое чешуей и волосами. Оно словно парило в воздухе, опираясь на землю лишь одним тонким щупальцем. Малкиэль уже знал, что должно сейчас произойти… Эта тварь откроет глаз, который у нее на сердце, и тогда он умрет. Это будет конец. Но этого нельзя было допустить.

Он напряг всю свою волю, все имеющиеся у него ментальные мышцы, чтобы помешать Мору открыть его зловещий глаз. Между тем, было видно, что на груди у этого создания — если только это вообще можно назвать грудью — действительно было что-то вроде складок. Или же это просто сомкнутые веки?

Веки стали медленно расползаться, освобождая то, что должно было скрываться под ними. Малкиэль еще раз напряг свою волю. Он хотел схватить тяжелое пальто, лежавшее на полу, и швырнуть в чудовище. Такой бросок едва ли причинил бы монстру какой-либо вред, но, возможно, так удалось бы заградить его открывающийся глаз.

Однако Малкиэль не мог пошевелиться. Его словно объял какой-то немыслимый паралич, намертво сковавший руки и ноги. Оставалось одно: кричать! И он закричал. Так громко, как только мог. В этот момент картинка исчезла — дом, разбросанные по полу вещи, злобный Мор со своим глазом — все словно схлопнулось и пропало из вида.

Малкиэль лежал на кровати и видел вокруг себя комнату ешивского общежития. Те же стены, что были здесь накануне, когда он ложился спать — ничего не изменилось. На другой кровати лежал Эйтан, немного приподнявшийся на локтях и с удивлением смотревший на своего соседа.

— С тобой все в порядке? — спросил он. Голос его был спокойный и твердый, но глаза выдавали некоторую тревожность.

— Нам обязательно нужно поговорить, — пробормотал Малкиэль, — из-за тебя я видел эту штуку. Мы должны все обсудить.

Чтобы немного прийти в себя, он снова положил голову на подушку и вытянулся. Но закрывать глаза было как-то боязно: а вдруг Мор вернется? Полежав так еще несколько минут, он решил встать. За окном уже светил новый день. Скоро в ешиве должны были начинать молитву, а после нее нужно было успеть на завтрак.

Глава 2. Беседа за завтраком

Умывшись и почистив зубы, Малкиэль вернулся в комнату, чтобы одеться перед молитвой. Эйтан тоже уже встал и теперь, поглядывая в маленькое зеркальце, старался уложить волосы, слегка взъерошенные после сна.

— Рассказываешь мне всякие ужасы на ночь, а потом ко мне чудища приходят, — с едва сдерживаемым недовольством проворчал Малкиэль. Ему не хотелось раздувать конфликт, но не выразить свое отношение он не мог, — Зачем нужно было мне про этого Мора говорить?

— И что, прям так и пришел к тебе Мор? — в голосе Эйтана сквозили нотки недоверия, словно такая причинно-следственная связь между сказанными накануне словами и приходом Мора во сне казалась ему уж слишком простой, а потому неубедительной.

— Ну да, такой, как ты описал… со всеми этими щупальцами, — Малкиэль поежился от неприятных воспоминаний.

— Про щупальца я ничего не говорил.

— Неважно! Ты же говорил про глаз у него в середине? Он чуть не посмотрел им на меня!

— Ну, так его наши мудрецы описывают. Я-то здесь при чем?

— А может, они описывают и то, как от этого Мора избавиться? Есть какие-то средства?

Эйтан выждал несколько секунд прежде, чем отреагировать. Ему не хотелось отвечать сразу — такой вопрос вполне соответствовал тому, чтобы над ним задуматься или, по крайней мере, сделать вид.

В итоге то ли ничего не надумав, то ли не желая и дальше нести ответственность за душевное равновесие своего нового соседа по комнате, он усмехнулся:

— Я что, по-твоему — полная энциклопедия преданий и легенд? Ты бы с этим вопросом лучше к раву Гершону обратился.

— Ага, — каким-то жалобным тоном отозвался Малкиэль, — а рав Гершон сразу скажет: «Не успел этот в ешиву попасть, ему уже Моры всякие снятся». Нет уж, спасибо, сам как-нибудь разберусь…

Еще около минуты оба парня постояли молча. Пока один заправлял постель, второй искал свой тфилин⁵ для утренней молитвы.

— Можешь еще у Аарона спросить, он у нас много знает, — как-то небрежно бросил Эйтан, — ты с ним уже знаком?

Малкиэль лишь покачал головой.

— Тогда пойдем. Скоро уже начинают молитву, заодно и с Аароном познакомлю.

В бейт-мидраше к этому моменту находилось всего четыре человека. Кто-то неторопливо накладывал тфилин, другие произносили вступительные тексты утренних благословений. У стены рядом с окнами, почти в самом углу зала, сидел высокий парень с длинным лицом, в маленьких очках со стеклами в форме трапеций. С очень серьезным видом он не отрывал глаз от большого тома Гмары, лежащего перед ним на стендере. Во всем его облике чувствовалась такая неприступность, что незнакомый человек, пожалуй, испытал бы крайнюю неловкость, если бы оказался перед необходимостью побеспокоить его.

Эйтан, подтолкнув Малкиэля за плечо, кивком головы указал двигаться в сторону этого неприступного персонажа. «Пошли, Аарон там», — двое ребят направились к сидящему за книгой, который, заметив их приближение, поднял взгляд. Глядя на них, одной рукой он нащупал закладку, лежащую на столе, в то время как второй уже закрывал Гмару, а ногами пододвигал стулья, чтобы его собеседникам было, где присесть.

«Ну, этот точно хошенский», — думал про себя Малкиэль. Несмотря на все разговоры об упадке дисциплины в ешиве Хошен Мишпат, у него сохранялось несколько наивное представление о ее представителях как о неких образцовых молодых ученых, воспитанных многочасовыми штудиями Талмуда и других книг еврейской традиции.

— Доброе утро! — помахал рукой Эйтан, находясь еще за несколько шагов от него. Затем, когда все уселись вместе, он быстро представил присутствующих.

— Это Аарон Розенталь.

Аарон сделал немного искусственную улыбку, словно ему было трудно в один миг сбросить сосредоточенность, с которой он изучал Гмару. Тем не менее, Малкиэль быстро заметил, что из-за стекол очков на него смотрят очень живые и умные глаза. В их взгляде не чувствовалось какой-либо черствости или суровости.

— А это Малкиэль Гринфельд, — продолжил Эйтан, — он у нас новый в ешиве. Его поселили ко мне в комнату. У него есть несколько вопросов…

— Приятно познакомиться, — вставил реплику Аарон, протягивая руку. Малкиэль немного нерешительно пожал ее, все еще пытаясь составить впечатление о ее обладателе.

–… несколько вопросов о демонах, — закончил Эйтан.

Такой непосредственный и быстрый переход к «вопросам о демонах» был неожиданным. Малкиэль уже приготовился к тому, что, быть может, над ним решили пошутить. Общаясь и в прошлой своей ешиве в подобных компаниях, сам он знал несколько способов обернуть саркастическую шутку против тех, кто ее придумал. Однако здесь, в «Источнике», будучи еще новичком и не освоившись среди других, он скорее предпочел бы потерпеть и сделать вид, что произошло недоразумение.

Впрочем, Аарон отреагировал на слова своего приятеля с любопытством. Он чуть-чуть приподнял брови, поправил очки на переносице и с важным видом заявил:

— О, демоны! Это как раз очень кстати. Мы совсем недавно про них учили…

В его голосе чувствовалась не только готовность вести диалог на эту тему, но и, пожалуй, даже какая-то примесь воодушевления. Сказанные им слова прозвучали чуть громче обычного, так что их, похоже, услышали даже на противоположном конце зала. Один парень обернулся и бросил короткий взгляд на общавшуюся компанию. Еще один, сидевший немного дальше, слегка вздрогнул, но, видимо, углубленный в тексты, не стал поворачивать голову.

— Недавно учили? — переспросил Малкиэль. Он все еще ощущал, по меньшей мере, необычность всего происходящего со вчерашнего вечера.

— Да, в трактате Псахим, — подхватил Аарон, — его ведь все изучают во время Песаха. Ты помнишь, что там говорится в последней главе?

Не дожидаясь ответа, он ловко вскочил из-за своего стендера, подошел к полкам и достал оттуда увесистый том. Затем вернулся на свое место, положил книгу перед собой и стал уверенно перелистывать страницы, пытаясь найти нужное место.

— Ты ведь говоришь про тот раздел, где сказано, что демонов привлекают четные числа? — уточнил Эйтан.

— С этого там начинается, да… — Аарон, казалось, уже погрузился в книгу и лишь вполуха слушал, что ему говорят.

Малкиэль отдаленно припоминал что-то из того, о чем шла речь. Возможно, в один из прошлых годов он и сам открывал этот раздел Талмуда. Но в этом году… Если бы только его голова не была занята всеми переживаниями, связанными с переездом сюда, и всей накопившейся суетой! Фактически, за последние дни он был совсем не в той форме, чтобы вгрызаться в твердый гранит Гмары. Теперь нужно было как-то скорее возвращаться в рабочий режим, чтобы вместе с остальными приступить к учебе в новом семестре.

— У наших мудрецов был даже собственный демон-посредник по имени Йосеф, который им рассказывал о демоническом мире, — сообщил Аарон, постукивая пальцем по странице. Видимо, он нашел там те самые строки, где говорилось об этом. Затем он продолжил:

— Здесь еще кое-что про Ашмодая, царя демонов.

Эйтан с гордым видом от того, что привел своего нового соседа по комнате к правильному человеку, прервал его:

— Ну, я сразу сказал, что Аарон у нас эксперт по разным темам. Но у Малкиэля к тебе более специфический вопрос.

— И какой же? — уточнил тот, не переставая что-то высматривать в тексте.

— Он хочет подробнее узнать про Мора.

— Про Мора? — все с той же спокойной любознательностью переспросил Аарон.

В этот момент в бейт-мидраш энергичной походкой вошел рав Гершон Бронаверт, а вслед за ним еще несколько учеников.

— Господа! Молитву начинаем через пять минут, прошу всех подготовиться! — объявил он.

— Тогда во время завтрака продолжим, — сказал Эйтан своим приятелям.

Все трое разошлись и сели на свои места. Малкиэль еще не привык молиться в этой ешиве, но уже заранее поинтересовался у рава, какое место может занять. Теперь он думал о том, действительно ли этот Аарон Розенталь сможет сказать что-то конкретное. Быть может, и не стоило ни к кому подходить с этой темой. «Что поделать, — думал про себя Малкиэль, — если мой впечатлительный ум так близко все принимает, а потом выдает услышанное в виде сновидений». А в самом деле, стоит ли вообще реагировать на то, что кто-то тебе рассказывает про всякие ужасы? Может, лучше сразу просто выбросить из головы?

С другой стороны, Малкиэль вспоминал, что еще в детстве видел каких-то странных существ во сне. Иногда ему казалось, что приходят они даже не в сновидении, а в неком промежуточном состоянии между сном и бодрствованием, пока он лежит, не в силах пошевелиться, и лишь наблюдает, как они мелькают поблизости. Ведь именно с тех пор он настолько крепко выучил 91-й псалом, который должен давать защиту от них. И вот ирония! Как раз в нем упоминается тот самый Мор, который, как теперь выясняется, покрыт чешуей и волосами и убивает одним лишь взглядом. Но ведь именно в этом тексте и обещано, что Бог защитит от Мора! Почему же Мор все равно пришел во сне?

За этими мыслями утренняя молитва пролетела почти незаметно. Малкиэль чувствовал, что не может нормально сосредоточиться на произносимых словах, а между тем, когда все отправились в столовую, он уже чувствовал голод. Еще со вчерашнего вечера он так почти ничего и не поел.

В столовой подавали гречневую кашу. Рядом лежали нарезанные свежие овощи, которые каждый мог по желанию положить себе в тарелку, а также сваренные вкрутую яйца. Несмотря на отчасти спартанский режим, в ешиве заботились о том, чтобы у учеников были силы для долгой умственной работы. С учетом всех средств, выделяемых таинственными спонсорами рава Бронаверта, кормить учащихся старались прилично. Кроме всего перечисленного, на отдельном подносе рядом с огромным самоваром, из которого каждый мог налить себе горячий чай, лежали свежие кексы для всех желающих.

К этим кексам Малкиэль никак не мог проявить равнодушия. На всякий случай, надеясь, что никто не будет возражать, он взял себе два. Он еще не знал, разрешают ли в «Источнике» брать себе дополнительные порции еды, как это делали в его прошлой ешиве, и потому даже слегка вздрогнул, когда его окликнули по имени. Однако звавший его голос принадлежал Аарону — тот уже сидел вместе с Эйтаном и еще каким-то невзрачным парнем за одним из столов и теперь приглашал Малкиэля присоединиться к ним четвертым.

— Уже привыкаешь к новому месту? — с формальной заботливостью поинтересовался Аарон, когда его новый знакомый сел за стол.

— Да, думаю, мне здесь понравится.

Малкиэль пока еще не был в этом уверен, но всегда старался надеяться на лучшее. В конце концов, уже не раз в его жизни изначальный настрой выливался в цепь последующих событий, вполне этому настрою соответствующих. Нужно было с первых дней поймать высокую волну, и тогда учеба в «Источнике» не должна будет показаться трудной.

Остальные за столом принялись есть. Эйтан чуть ли не с размаху ударил яйцом о деревянную поверхность, чтобы разбить скорлупу. Только сейчас Малкиэль обратил внимание на его мускулы. Тот уже успел снять белую рубашку и пиджак, которые надел с утра, и оставался в футболке с короткими рукавами. На молитве от всех требовалось быть «при полном параде», но остаток дня, пока не начались учебные будни, каждый мог носить практически любую одежду. Было похоже, что парень не чужд спортивных упражнений. «И находит же время на такое!» — подумал Малкиэль с некоторой завистью.

— Так ты хотел поговорить насчет демонов… насчет Мора, кажется, да? — вернулся к теме Аарон, когда у него на тарелке уже почти ничего не оставалось.

Малкиэль взглянул на четвертого парня, с которым пока еще ни разу не разговаривал. Ему каждый раз было слегка неловко поднимать чувствительные для себя темы в присутствии незнакомых. Аарон быстро сообразил, в чем дело, и произнес:

— Это Ицхак Меламед, мы с ним вместе учимся.

Тот повернулся к Малкиэлю и слегка дотронулся до него локтем — видимо, в знак приветствия.

— Ицхак, кстати, в этой теме тоже неплохо разбирается, так что можешь свободно говорить при нем, — деловым тоном добавил Аарон.

— Ну, это он мне комплимент делает, — смущенно улыбаясь, стал оправдываться Ицхак. Издалека он казался каким-то незаметным, но с близкого расстояния в его лице открывалась утонченность и мечтательность. Даже в его застенчивой улыбке чувствовалось что-то грустное.

— Вы что здесь все только демонов и изучаете? — не мог не выразить удивления Малкиэль. Его поражало, что едва ли не каждый новый человек, с которым его знакомили, оказывался каким-либо образом сопричастен этой теме.

— Сам я особо не изучаю, — стал пояснять Ицхак, — у меня отец немного разбирался в этих вещах. Знаешь, тут же Цфат рядом. В этих местах много рассказывали… да и продолжают рассказывать обо всяких чудесах. Полно преданий, суеверий, просто слухов разных.

— Отец Ицхака изучал Каббалу, — с солидным видом вставил Аарон.

— Уважаю. Не каждому дано, — отреагировал Эйтан.

Ицхак неловким взглядом оглядел своих товарищей так, словно предпочел бы из скромности занимать поменьше места в их разговорах, но все-таки не мог скрыть, что получает удовольствие от их замечаний.

— Да, мой отец жил в этих местах, много общался с каббалистами Цфата, — продолжил он, — в прошлые годы он и мне кое-что рассказывал. Ну, вот, пожалуй, в этом и состоят мои «познания» в разных мистических вещах.

Малкиэль сразу же обратил внимание на слово «жил», употребленное в прошедшем времени.

— Так ты сам из этих мест? Ты не учился в Хошене? — спросил он, желая получше узнать нового товарища.

На лице Ицхака заиграла безобидная, немного инфантильная улыбка.

— Я как раз учился в Хошене, просто на каникулы приезжал сюда к отцу.

Казалось, он прекрасно знает устойчивые стереотипы, через которые посторонние обычно представляют себе учеников Хошен Мишпат, и его забавляет тот факт, что своей внешностью и манерами, не вписывающимися в эти стереотипы, он невольно вводит других в заблуждение.

— Ты говоришь, твой отец жил в Цфате, — продолжил Малкиэль, — а теперь где он живет?

Улыбку с лица Ицхака словно рукой сняло.

— Он… он пропал.

В воздухе повисла напряженная тишина. Никто не знал, что сказать после таких слов.

— Так, господа, давайте вернемся к вопросу о Море. Нам еще нужно с ним разобраться, — напористо произнес Эйтан.

Он производил впечатление опытного юриста, который согласился взять «дело о ночном кошмаре Малкиэля» в свои руки и теперь настаивал на том, чтобы оно было доведено до конца.

Аарон поправил очки и посмотрел на того, из-за кого этот вопрос с самого утра так внезапно возник. Затем, непонятно откуда, он достал книжечку и стал перелистывать ее страницы. Словно готовясь к лекции, он принялся декламировать:

— Мор — Кетев. Его полное название — Кетев Мрири, то есть «лютый мор». Время наибольшей активности в году — с 17-го Тамуза до 9-го Ава⁶, а в суточном цикле — с четырех до девяти часов после рассвета.

— Кетев Мрири… — стал размышлять вслух Малкиэль, — звучит знакомо.

— Еще бы! Конечно, знакомо! — воскликнул Аарон.

Он слегка спустил очки на кончик носа и стал разглядывать своего нового знакомого так, будто продолжал оценивать его интеллектуальный уровень. Видя, что тот ничего не вспоминает, он продолжил:

— Под своим полным названием Лютый Мор упомянут в конце Торы, недельная глава Аазину. Мы все, как минимум, раз в году этот отрывок перечитываем.

И он с важным видом процитировал фразу из текста проклятий, которые должны обрушиться на тех, кто преступает законы Всевышнего: «Истощены будут голодом, поражены горячкой и мором лютым; зуб звериный нашлю на них вместе с яростью пресмыкающихся земли».

Малкиэль почувствовал, что от одних этих мыслей и слов где-то внутри, глубоко под кожей, у него началась дрожь. Возможно, это была не дрожь, а какая-то странная вибрация, которую он не мог себе объяснить. Когда в прошлом он читал эти строки Торы, ему даже в голову не приходило, что «лютый мор» может быть живым существом, пускай и не совсем из нашего мира. Он встал и сказал, что хочет налить себе еще чаю. Отойдя на несколько шагов и встав вполоборота, он заметил, как трое оставшихся за столом о чем-то перешептываются у него за спиной.

Когда он вернулся к ним с чашкой в руке, Аарон уже смотрел на него так, будто приготовил судейский приговор:

— Если ты хочешь узнать, какие средства помогают от Лютого Мора, тебе нужно в целом побольше узнать о демонах, — заявил он.

— Не уверен, что это хорошая идея.

— Слушай, — оборвал его собеседник, — я уже закончил завтрак и хочу вернуться к учебе. Я для себя принял решение каждый день по четыре листа Гмары проходить. Сходите с Ицхаком, прогуляйтесь, он расскажет тебе кое-что важное.

Ицхак, даже не дожидаясь реакции, сразу добавил:

— Я пока на крыльце постою. Подходи, будет, о чем поговорить.

Эйтан тем временем уже молча вставал из-за стола. Он лишь едва тронул Малкиэля за плечо, как бы намекая, что все в порядке, и быстрым шагом вышел из столовой.

За окном светило яркое солнце. Воздух, как обычно в этих местах, был свежим и бодрящим, но не таким холодным, как в темное время суток. Прогулка по окрестностям ешивы, пожалуй, в любом случае была для Малкиэля не лишней. Если уж ему предстояло прижиться в этом месте и трудиться здесь над изучением Торы, стоило хотя бы узнать, что и где расположено в округе. Тем более, этот Ицхак Меламед показался ему более открытым и душевным, чем остальные. Было чувство, что они со временем могут стать хорошими друзьями.

Малкиэль согласился на предложение. Он зашел в здание общежития, поднялся в свою комнату и на всякий случай прихватил легкую куртку, хотя солнце и делало этот шаг малооправданным. Ицхак действительно терпеливо ждал его рядом с крыльцом главного здания. Время от времени он, слегка прищурившись, поглядывал куда-то вдаль.

— Пойдем, покажу тебе, что у нас тут есть поблизости, — сказал он подошедшему новому приятелю.

Вместе они вышли через главные ворота ешивы и двинулись в сторону шоссе.

Глава 3. Дерево двух ангелов

Утренний туман, лениво сползавший с далеких, покрытых лесом гор, контрастировал с игривыми солнечными лучами, поблескивающими в воде у дороги. Видимо, отдельные капли, падавшие с неба накануне вечером, к ночи переросли в полноценный дождь, оставивший после себя мокрую траву и лужи, однако Малкиэль, будучи захвачен своими сновидениями, совсем его не слышал. Он только теперь обратил внимание, насколько прекрасный вид открывался с этих мест. Сама ешива располагалась на небольшой возвышенности, дорога от нее спускалась к шоссе, по которому ходили автобусы. Если идти вдоль него и постепенно отдаляться, можно было спуститься в низину, за которой снова начинались холмы.

Не считая самих зданий ешивы, вокруг было мало признаков человеческой цивилизации. С высоких мест можно было увидеть пару поселков на склонах гор — скорее всего, это были арабские деревни, оставшиеся здесь еще со времен, предшествовавших независимости Израиля. Помимо них, глаз почти не улавливал естественных ориентиров, которые помогли бы не заблудиться. В такой местности чужаку, попавшему сюда впервые, будет трудно отыскать дорогу. Возможно, основатель «Источника» вместе с теми, кто его поддержал, к этому и стремились? Остаться подальше от всего, что отвлекает от учебного процесса?

В Иерусалиме ученики ешив часто выходили проводить вечера в парках, ходили в магазины и кафе. Некоторые, стараясь не попадаться никому на глаза, посещали и места с менее позволительными с позиции иудаизма удовольствиями. Здесь же, в этой дикой местности, пойти было практически некуда — разве что отыскать пару уединенных мест на природе для спокойной беседы или размышления. Не это ли лучшая гарантия того, что большинство учащихся останутся на весь день в бейт-мидраше?

— Осторожно, не споткнись, здесь что-то вроде каменной ступеньки, — предупредил Ицхак. Было очевидно, что он уже много раз ходил по этим местам и научился в них ориентироваться. Хоть и не особенно быстро, но уверенно он пробирался куда-то через ветки близко растущих деревьев.

— Здесь можно сократить путь, — объяснил он, — хочу тебе показать, где тут можно купить что-нибудь, если понадобится.

Через минуту они вышли на широкую тропинку, с которой чуть подальше виднелась еще одна асфальтированная дорога. Она вела к нескольким домикам, а затем уходила выше в гору, исчезая из виду возле отдаленного поселка.

— Видишь эти здания? — спросил Ицхак, — то, что с краю от остальных, — это магазинчик. Там обычно можно прикупить всякие штуки… ну, напитки там или что-нибудь сладкое, сигареты…

— Я, кстати, не курю, — вставил свою реплику Малкиэль.

— Я тоже. Но я на всякий случай сказал. У нас пару ребят в ешиве покуривают, они чаще других сюда и ходят.

— А ты здесь в округе уже все обследовал?

Ицхак остановился, обернулся и посмотрел на своего спутника.

— Просто я вижу, как ты уверенно идешь, будто каждый метр тебе знаком, — стал объяснять Малкиэль, словно оправдывая неуместный вопрос.

— Я уже не первый месяц в «Источнике», а еще раньше приезжал в эти края, когда семью навещал. Бывало, мы тут гуляли, и я проходил пешком от поселка Эйн Зейтим до этих мест. Я вообще люблю бывать на природе. Такая тишина… кажется, что морщинки в душе разглаживаются, когда я смотрю на эту зелень вокруг, спускаюсь по холмам…

— Понимаю, о чем ты говоришь.

— Мне когда-то отец здесь показывал несколько мест, мы иногда ходили вместе. Я тебе тоже могу их показать.

Малкиэлю снова стало неловко задавать следующий вопрос, но если и стоило это делать, то сейчас для этого был самый подходящий момент:

— Ты говорил, твой отец пропал?

Ицхак прошел еще несколько шагов молча, а затем ответил так, словно это было не очень-то и важно для него:

— Да, знаешь, он в один день просто не вернулся домой. Мама говорит, звонила всем знакомым, но никто его не видел.

— Может, это дело рук местных арабов? Полиция пыталась его искать?

— Наверное. Но поиски явно длились недолго. Во всяком случае, с тех пор я ничего о нем не слышал.

Малкиэль не знал, как реагировать. Если бы ему сообщили, что чей-то отец погиб, он произнес бы, как другой религиозный еврей на его месте, «Благословен Судья истинный», оправдывая Божью кару. Но, поскольку речь не шла об установленной смерти, он лишь пробормотал что-то на тему сочувствия своему товарищу.

— Ты знаешь, я уже свыкся с тем, что теперь живу без отца, — продолжил Ицхак, — говорят, в любой беде скрыто благо. С тех пор, как он исчез, я стал более взрослым и самостоятельным. Хотя иногда все же чувствую, как мне его не хватает.

Они прошли вдвоем через дорогу, ведущую к магазину и соседним зданиям, и повернули в небольшой лес. Впереди была тропинка, поднимавшаяся на возвышенность.

— Аарон мне намекнул, что ты собираешься сказать что-то важное, — перевел Малкиэль разговор на тему, которая его интересовала.

— Да, но прежде я кое-что хочу тебе показать. Мы сейчас идем к одному дереву, где я люблю размышлять в одиночестве. Сначала нам нужно пройти недалеко от кладбища.

Ребята поднялись на холм, откуда можно было увидеть местность еще на пару километров во все стороны. Здания ешивы оставались где-то позади, разглядеть их отсюда не удавалось, однако Малкиэль примерно представлял, на какое расстояние они отошли. Деревьев вокруг было уже не много, на этой открытой местности ощущался легкий ветерок, проникающий под одежду. Куртку, взятую из комнаты общежития, которую прежде Малкиэль нес в руках, он решил теперь накинуть на плечи.

— Видишь, вон там, — протянул руку с указательным пальцем Ицхак.

В направлении, куда он указывал, примерно в километре на фоне темной земли виднелась белесая низенькая ограда, а за ней ряды каменных плит. При взгляде издалека, если не принять эти стройные ряды на выделенном участке земли за какие-то садовые посадки, у смотрящего на них могла родиться лишь одна естественная и верная мысль, что это могилы.

— Старое еврейское кладбище, — с оттенком благоговения произнес Ицхак, — здесь хоронили, когда еще первые семьи из Польши и Литвы стали возвращаться в нашу страну, лет двести пятьдесят назад, если не раньше. Даже странно, что оно с тех пор не пострадало, тут ведь были и антисемитские погромы, и даже землетрясения.

— Мы далеко ушли от ешивы? — поинтересовался Малкиэль.

— Не очень. Я обычно не воспринимаю расстояние на глаз, но ешива там, — он махнул рукой в другую сторону, — если идти быстро и по прямой, то минут за двадцать можно добраться.

Они стали продвигаться дальше в том же направлении, в котором шли ранее.

— Там внизу есть несколько пещер. В некоторых тоже имеются захоронения. Говорят, там погребены праведники, жившие в окрестностях Цфата столетия назад.

Малкиэль чувствовал себя как на экскурсии, которая, вдобавок, свалилась на него, словно из ниоткуда. Однако вместо того, чтобы выслушивать о пещерах и захоронениях, ему хотелось получше узнать своего спутника. Что-то в облике и интонациях Ицхака вызывало доверие к нему и располагало к дружескому общению.

— Скажи, почему ты решил приехать сюда, в «Источник»? Только потому, что у тебя семья живет неподалеку? — поинтересовался он.

— Да, но и не только это. Я уже сказал, что люблю тишину. В старой ешиве, когда столько народу вокруг, мне было трудно учиться. Полный зал людей, и все гудят, спорят о чем-то. У меня иногда просто сносило крышу. В последнее время дела там только ухудшились — все были на взводе, постоянно висело такое напряжение… Рав Гершон давно уже понял, что мне нужна другая обстановка. По правде сказать, меня он одним из первых пригласил переехать сюда, когда встал вопрос об открытии новой ешивы.

Ицхак говорил спокойно и искренне. Было ясно, что он открыт к тому, чтобы делиться своими личными переживаниями. Это подталкивало к тому, чтобы продолжать беседу.

— Какие здесь люди собрались? У тебя уже есть среди них друзья? — задал следующие вопросы Малкиэль.

— Ну, человек пять я знаю довольно давно. С Аароном, например, мы еще тогда в Хошене много общались. Мне кажется, он наконец почувствовал себя здесь в своей тарелке и может заниматься тем, чего давно хотел… Из остальных, кого я знаю, сейчас в ешиве только Цви. Мы с ним раньше крепко дружили, но в последнее время мало общаемся. Прочие мои друзья еще не вернулись с каникул. Позже смогу тебя с ними познакомить.

— А как остальные? Те, кто не был в твоей прежней ешиве? Нормальные ребята?

Было нетрудно угадать, что подталкивает Малкиэля задавать такие вопросы. Какая-то нервозность в его голосе, явно диссонирующая со спокойной и неторопливой манерой выражения его собеседника, подсказывала, что в прошлом у него уже бывали проблемы с взаимопониманием в коллективе. Вместо того, чтобы отвечать, Ицхак обратился к нему с встречным вопросом:

— А ты почему о себе не рассказываешь? Мне тоже интересно узнать подробнее, где ты до этого учился и почему приехал сюда.

— Не так уж много, что могу рассказать, — напустив на себя скромность, начал Малкиэль, — семья у меня живет в Иерусалиме. До этого года я учился в ешиве Адерет Элияху, но там мне условия не подходили. Когда приехал в Хошен и поговорил с равом Гершоном, он сказал, что здесь мне будет легче. И вот я здесь.

Пока он говорил, Ицхак все время стоял и с понимающим видом слушал. В его взгляде чувствовалось, что он уже подсознательно уловил нечто такое, о чем его новый товарищ не сообщал прямым текстом. Сочувственно кивая, он, наконец, произнес:

— Не со всеми тебе удается поладить, а?

Малкиэлю было неловко от мысли, что его сразу могут начать воспринимать на новом месте как потенциального социопата. Но Ицхак словно почувствовал и эту тревогу, а потому сразу добавил:

— Не удивляйся, здесь у многих такие же особенности. Сам понимаешь, кто еще согласится поехать в неведомую глухомань, куда-то на край страны, чтобы отгородиться от всего мира с мыслью сидеть днем и ночью за книгами? Ясно же, что на это пойдут только те, кто не очень стремится к обществу.

Тем временем они вдвоем приближались к открытому участку на краю очередного холма, в стороне от маленькой рощи. Посередине пространства, словно посаженное рукой неведомого садовника, росло причудливое дерево, ствол которого раздваивался, и обе его половины настолько симметрично поднимались на равную высоту, что это можно было счесть чьей-то намеренной задумкой. Рядом располагалось нечто вроде низкой ограды из широких отесанных камней песочного цвета, которую, скорее всего, использовали в качестве скамейки для отдыха.

— Вот, пришли, присядем здесь, — объявил Ицхак, указывая на камни, — это мое любимое место. Я называю его Деревом двух ангелов.

— Интересное название…

Ребята сели на каменную «скамейку». Под лучами солнца она прогрелась с утра и теперь стала отличным местом для того, чтобы с нее наслаждаться окружающей обстановкой. В ясном небе, на котором после вчерашнего дождя не оставалось ни облачка, весело пролетали птицы. Отсюда открывался вид на долину, за которой вновь начинались какие-то горные склоны, но это было направление на север, противоположное тому, где находилась ешива.

— Отец пересказывал мне из книг Каббалы, что над каждым деревом, над каждой скалой или рекой в нашем мире поставлен ангел-покровитель. И если в скалу, например, ударяет молния и разбивает ее надвое, это значит, что и ангел на небесах распадается на двух ангелов. Кажется, это описал святой Ари во «Вратах перевоплощений», где он излагает учение о том, как души переселяются из одних тел в другие.

Перехватив удивленный взгляд Малкиэля, Ицхак снова сделал свою простодушную улыбку, которая, при его слегка меланхоличном темпераменте, придавала ему какое-то невыразимое обаяние.

— Не смотри так на меня, — добавил он в шутливой манере, — сам я не каббалист и в таких книгах не силен. Ну, может, открывал их пару раз… или, дай подумать, ну, может, несколько раз пробовал читать. Но, в основном, я помню только те вещи, которые вызвали эмоциональный отклик.

Малкиэль поднял глаза и еще раз осмотрел это странное дерево. Трудно было представить, отчего оно таким выросло, но на удар молнии, расколовший его на две части, это совсем не походило. Ветки на двух стволах протягивались, словно растопыренные в стороны руки, готовые обнять тебя или схватить.

— У меня часто возникает здесь ощущение, что примерно так должно было выглядеть древо познания добра и зла, росшее в райском саду. Написано, что, когда Адам вкусил его плод, у него открылись глаза, а затем Бог сказал, что люди сами стали как боги, знающие добро и зло. В нашей традиции все говорят о том, что первый человек нарушил запрет и совершил зло. Но ведь это дерево было двойственным, и кроме зла, в нем было также и добро, верно?

— Половина зло, половина добро, — то ли вслух, то ли про себя произнес Малкиэль, поглядывая на два ствола, возвышавшиеся над ним и, подобно сиамским близнецам, сросшиеся своей нижней частью.

Ицхак погрузился в задумчивость. Он смотрел на простиравшуюся перед ними долину, не отрывая взгляда от одной точки. Его спутник не стал прерывать установившуюся тишину — он и сам сидел молча, ловя себя на странном ощущении безразличия ко всему, что прежде казалось причиной для беспокойства. Последние сказанные слова вкупе с царившими вокруг покоем и безмятежностью словно мягко вводили в гипноз, замедляя поток мыслей.

Спустя некоторое время — это могло быть пять минут, а может, незаметно пролетели и полчаса, — Малкиэль все же решил продолжить беседу:

— Я хочу снова спросить о наших товарищах по ешиве. Я ведь здесь еще совсем новый, мне нужно разобраться.

Ицхак молча кивнул.

— Ты говорил, что Аарон может заниматься здесь тем, чего давно хотел. А чего он собственно хочет?

— Понимаешь, Аарон по натуре исследователь. Ему недостаточно просто читать или слушать уроки и запоминать то, что ему говорят. Когда у него возникает вопрос, он будет землю ногтями рыть, лишь бы найти ответы. Я неплохо его знаю, хотя иногда и мне непонятно, что именно его так заводит. Бывало, он так увлекался какой-то одной, не очень важной, на мой взгляд, темой, что готов был переворошить всю библиотеку ешивы. В такие моменты к нему просто бесполезно подходить с любыми вопросами — он все равно тебя не видит и не слышит, только раздражается. Начинает твердить, что прерывание в изучении Торы — это грех, хотя сам непонятно чем занят.

Малкиэль внимательно слушал.

— Мне он показался дисциплинированным и педантичным, — сказал он.

— Так и есть, — отреагировал Ицхак, — здесь ему ничто не мешает целиком погружаться в то, что ему интересно. Вот он уехал из большой ешивы на край света, теперь может часами изучать то, что ему нужно. Рав Гершон даже разрешил ему не на все уроки приходить.

— И над чем он сейчас работает?

Ицхак снова улыбнулся, но на этот раз с каким-то хитрым блеском в глазах:

— Вот видишь, похоже, мы вернулись к тому, с чего начался сегодня разговор в столовой. Ты ведь обратился к нему с конкретным вопросом, так?

— Ну, вообще-то я до сегодняшнего утра даже не был знаком с ним. Меня к нему привел Эйтан. Но да, вопрос мой ты слышал, когда сидели за столом.

— Вот об этом в последнее время мы и общались.

— О чем? О Лютом Море, которого я видел во сне?

Ицхак немного усмехнулся, а потом сделал сочувствующее лицо:

— Нет, не совсем. Аарон вообще считает, что этот Мор реально не существует. Он уважает слова наших мудрецов, но сам воспринимает Мора как аллегорию или притчу.

В этот момент Малкиэль просто не мог не вмешаться и не перебить своего товарища. То ощущение, что закралось к нему в мысли еще утром — что над ним просто подшучивают — теперь вернулось со всей силой. Ведь если Аарон не воспринимает Лютого Мора всерьез, к чему тогда все эти зачитывания цитат с умным видом о том, какой этот Мор страшный и ужасный?

— А сам ты веришь, что Мор существует?! — стремительно выпалил Малкиэль, не скрывая того, что слегка задет.

— Ну, я вообще многое готов допускать, — отреагировал его собеседник, — думаю, все, что к нам является во сне или наяву; все, что мы сами переживаем как реальное, на каком-то внутреннем плане существует. Но, если спросишь, что такое на самом деле этот Мор, и можно ли его увидеть, я тебе ничего нового не открою.

— Так почему Аарон проявляет к этой теме столько внимания тогда? — Малкиэль все еще чувствовал, что какая-то невысказанная суть происходящего по-прежнему ускользает от него.

— Он в последнее время изучает вопрос о демонах.

— О демонах?

— Именно. И уже прочел на эту тему немало текстов. Даже отдельные, разбросанные по трактатам примечания находит, где говорится что-то о демонах. Как раз поэтому, начав лучше, как он говорит, понимать их природу, он и пришел к выводу, что Мора не следует трактовать как конкретное существо. Но ведь, кроме Мора, есть и другие демоны…

— Вот и мне Аарон сказал, когда сидели в столовой, что я должен больше узнать о демонах, — вспомнил Малкиэль и немного подозрительно взглянул на Ицхака, — скажи, а почему он решил, что мне надо пообщаться именно с тобой?

— Потому что я умею чувствовать людей, — совершенно спокойно ответил тот.

— Неужели? И что ты, например, во мне почувствовал?

Оба молодых человека обернулись друг к другу. Впервые они смотрели прямо в лицо один другому. Ицхак, который раньше прищуривался, то ли чтобы лучше видеть вдалеке, то ли просто из-за солнечных лучей, теперь широко открыл глаза, в которых поблескивало сочетание простодушного дружелюбия с чем-то другим, скрытым, что, вероятно, давало ему ощущение превосходства в этой ситуации.

— Я чувствую, — начал он, — что ты хороший человек, с которым мы могли бы действовать сообща. И что мы можем стать хорошими друзьями. И больше доверять друг другу. И что ты можешь вполне неплохо вписаться в наш коллектив. Но… у меня есть еще один вопрос, на который только ты способен ответить.

— Какой?

— Умеешь ли ты хранить секреты?

Малкиэль впервые поймал себя на том, что то смутное ощущение, которое неуловимо присутствовало у него с самого утра, не находя явного выражения, теперь начало приобретать едва различимые очертания. Он чувствовал, что за всеми разговорами, за всеми произнесенными в этот день словами скрывается что-то большее. Нечто такое, что, по-видимому, хорошо понимали остальные, и чего он, новичок в этом месте, никак не мог ухватить.

Однако теперь ему нужно было что-то ответить. Он чувствовал, что в зависимости от его ответа, эта ускользающая от внимания правда может раскрыться или же, напротив, надолго уйти в тень. А в самом деле: умеет ли он хранить секреты? Бывало ли так, что ему приходилось оберегать чьи-то тайны от разглашения?

На мгновение он вспомнил, как десять лет назад его маленькая сестренка Двора попросила его не говорить маме, как она ночью без спроса берет из холодильника пирожные. Поскольку у них есть еще два брата, родители, очевидно, и сами понимали, что причиной исчезновения пирожных является кто-то из детей. Малкиэль обещал никому не рассказывать, но, спустя несколько дней, когда Двору стало тошнить, он подумал, что это может быть из-за того, что она объелась сладостями, и все-таки осторожно поведал эту маленькую тайну родителям. Никаких последствий тогда это не возымело. И все же… значит ли это, что он не сохранил доверенный ему секрет? А что, если бы ему передали государственную или военную тайну? Что, если бы какой-то враг предложил крупные деньги за ее разглашение?

Пока Малкиэль думал, Ицхак терпеливо наблюдал за его реакциями. Наконец, тот собрал всю свою решимость и твердым голосом произнес:

— Да, я умею хранить секреты.

Другого ответа не следовало и ожидать. Ицхак молча улыбнулся. Теперь это была улыбка полного принятия и согласия. Казалось, и без того неплотная завеса, которая их отделяла, в этот момент окончательно растворилась, и между ними установилось доверие, не нуждавшееся в словах или дальнейших доказательствах. Малкиэль и сам на смену настороженности все больше испытывал к новому другу явную симпатию. Он лишь ждал, не захочет ли тот посвятить его в какой-то особый секрет.

— Тогда я скажу тебе кое-что важное, — произнес Ицхак, — мы планируем сами вызвать одного из демонов. Для этого придется провести целый ритуал, подготовиться и посвятить этому время. Мы подумали, что, может быть, стоит пригласить тебя в качестве дополнительного участника. Что бы ты ни сказал, это должно оставаться секретом для всех остальных.

— Кто это «мы»? — спросил Малкиэль.

— Те, кого ты уже знаешь. Аарон, Эйтан и я. Нам нужен четвертый участник. Поэтому Аарон и попросил меня поговорить с тобой.

— А это не опасно?

Ицхак на мгновение задумался.

— Понимаешь, в таких вещах никогда нельзя сказать заранее. Многие демоны могут быть опасными, как я думаю. Но мы для того и делаем все по ритуалу. Когда нас будет четверо, он не сделает нам ничего плохого. Во всяком случае, я так надеюсь.

Эта мысль была одновременно дерзкой, тревожной и увлекательной. Возможно, для Малкиэля она прозвучала слишком рано, учитывая, что лишь накануне того дня он окончательно переехал в «Источник» и еще не освоился в новом месте. Однако помимо странности и беспокойства, в этом неожиданном предложении стать участником вызывания демона ощущалось еще кое-что: некое чувство причастности к элитарному закрытому клубу, в котором собрались люди, связанные дружбой и общими интересами. Своего рода «общество» внутри общества всех учащихся ешивы.

— Зачем вам оно нужно, это вызывание демона? — поинтересовался Малкиэль.

— У каждого есть причины. Аарон хочет лучше понять природу потустороннего мира. Он говорит, так мы лучше научимся понимать и собственную душу — самое ценное, что у нас есть. Отчасти я согласен с ним. Но задать вопросы демону — это еще и возможность узнать что-то такое, чего тебе не откроет никто из живых людей на земле.

— Что, например?

— У всех есть свои вопросы. Мне, допустим, хотелось бы узнать что-то о своем пропавшем отце. За Эйтана я, пожалуй, говорить не стану. Но, поверь, причины есть у всех. Ты тоже мог бы узнать для себя что-то важное, в том числе обрести защиту от своих сновидений.

— Сомнительное дело. Я не хочу еще больше чудовищ у себя во снах. Одного демона другим изгонять… А вы не думали, что заниматься такими вещами — это вообще идет против Торы, против нашей религии, против воли Всевышнего?

Уголки рта у Ицхака слегка приподнялись, словно в легкой улыбке.

— Наверное, — сказал он, — мы об этом так и думали вначале. Но постепенно поняли, что все наоборот. Аарон тебе уже зачитал, что наши мудрецы сами общались с демонами. В Гмаре об этом есть прямые свидетельства. Да и про того же Мора, ты думаешь, откуда они так много знают? А ты не предполагал, что они вообще столько знают и потому и стали мудрецами, что заглядывали туда, куда простой «народ земли» никогда не лезет?

— Возможно, ты прав… Но ведь в Торе прямо говорится: «Не колдуйте, не ворожите».

— Вызвать демона — это не колдовство. Гмара дает каждому действию свое определение. Отец мне рассказывал, что рав Хаим Виталь, живший здесь недалеко, в Цфате, сам неоднократно прибегал к вызыванию и общению с демонами. Все это, он говорил, описано в его «Книге Видений». Я как-то раз сам открыл эту книгу, и все оказалось правдой. Он действительно делал это. А ведь его на протяжении всех поколений считали едва ли не святым, да и сегодня продолжают считать… Думаешь, он не знал бы, что в Торе есть запрет на подобную практику?

Малкиэль должен был признать для себя, что подобным образом он еще никогда не ставил эти вопросы. В прошлом сам предмет обсуждения — можно ли человеку заниматься целенаправленным вызовом неких существ из иного мира — не казался ему чем-то актуальным для практической жизни, а потому он никогда не исследовал те области в законах иудаизма, которые регламентируют эту сферу. Во всяком случае, ни в одной известной ему ешиве уроки по этой теме не проводились. Но в словах Ицхака звучал здравый смысл, вдобавок было видно, что он и его друзья уже успели обдумать этот вопрос с разных сторон и подкрепить свое намерение определенными аргументами.

Нельзя сказать, что Малкиэль не испытывал опасений. Сам он был уверен, что демоны реальны, хотя, руководствуясь разумом, не согласился бы любое загадочное явление списывать на незримое влияние с их стороны. Ему казалось, что в его жизни дверь, ведущая в тот потусторонний мир, уже была приоткрыта. Выражалось это в сновидениях, странных ощущениях какого-то инородного присутствия, которое посещало его в определенные моменты. Однако сам он никогда не пытался распахнуть эту дверь широко. Почему? Наверное, лишь потому, что сразу же ощутил бы себя неумолимо одиноким перед лицом Неведомого. Отдаленно такая перспектива ассоциировалась у него с риском остаться непонятым окружающими, отчужденным, а затем и с какими-то отклонениями, потерей контроля и сумасшествием.

Но сейчас все выглядело так, будто сама жизнь подбрасывала ему шанс заглянуть за эту незримую дверь, не возлагая на себя ответственность за все, что может произойти. Нет ли в этом знака свыше, что Бог готовит его к какому-то важному этапу? Малкиэль не сомневался в Боге, он лишь не был уверен, вправе ли сам рассчитывать на какую-то божественную защиту, если по своему легкомыслию полезет туда, куда не положено. И все же любопытство подталкивало сделать этот шаг. Дав согласие, он мог сразу же обрести друзей в новой ешиве, почувствовать себя частью чего-то значимого.

Ицхак не торопил своего нового приятеля с решением. Он мог долго сидеть, предаваясь созерцанию всего вокруг. Время текло медленно и, казалось, целая вечность дана на проживание этого момента выбора.

— А что нужно делать в ритуале? И что требуется от меня? — задал очередной вопрос Малкиэль.

— Мы решили, что нам нужно уединенное место, и собираемся проводить его в пещере, которая находится как раз недалеко отсюда. Подробности объяснит Аарон, но ничего особенно сложного или страшного не потребуется. Зажигать свечи, произносить слова, чертить знаки на земле…

— Надеюсь, мы не будем приносить демонам жертвы? — от одной мысли об этом Малкиэлю становилось не по себе. Он был уверен, что такие действия уж точно пошли бы в разрез с законами иудаизма и с волей Создателя.

— Нет, жертвы приносить не будем. Мы будем заклинать демона святыми именами и, при правильном намерении, он должен будет прийти и подчиниться.

Что ж, хотя бы обойдется без жертв… Решение в уме Малкиэля уже практически созрело. Возможно, оно было известно ему с самого начала, но не могло прозвучать без дополнительных пояснений со стороны собеседника.

Прошло еще две или три минуты прежде, чем Ицхак услышал слова, которых он, видимо, все это время ждал:

— Я с вами. Я готов участвовать.

Глава 4. Подготовка

Вернувшись в ешиву, Малкиэль первым делом решил зайти в свою комнату и положить куртку. Каково же было его удивление, когда, открыв дверь, он увидел, что в комнате уже сидят на кроватях Эйтан и Аарон. Ицхак тоже был рядом, поскольку сопровождал своего нового приятеля. Очевидно, те двое, что находились в комнате, специально дожидались этого момента. Теперь все четверо собрались в одном месте — им было, что обсудить, в свете назревающих грандиозных планов.

— Ну что? — вполне рутинным тоном спросил Аарон, когда все уселись. Ицхак присел на кровать Малкиэля рядом с ним, а остальные расположились напротив, на кровати Эйтана. Стола со стульями, как это часто бывает в таких общежитиях, в комнате не было. По интонации Аарона было видно, что все без лишних подсказок прекрасно понимают, о чем сейчас должен пойти разговор.

— Малкиэль с нами, — ответил Ицхак и посмотрел на своего товарища.

— Да, но я все еще многого не понимаю, — с нотками возражения вставил Малкиэль. Он не испытывал полной уверенности в сделанном выборе и все еще надеялся как-то перестраховаться, получив дополнительную информацию. Пока еще можно было поменять решение, но когда ритуал начнется, отступать будет поздно.

— Поймешь постепенно. Мы тебе объясним, — бросил реплику Эйтан.

Аарон сделал слегка торжественный вид и добавил:

— Сначала ты должен принести клятву.

— Клятву?!

Внутри себя Малкиэль немного съежился. Только клятв ему еще не хватало.

— Да, клятву, что никому не расскажешь о том, что мы собираемся сделать. Такие вещи не должны распространяться за пределы нашего узкого круга. Только мы четверо и больше никто.

Час от часу становилось не легче. Эта идея о вызывании демона и проведении ритуала словно окутывалась прямо на глазах у Малкиэля каким-то мрачным облаком, и в то же время такое развитие событий придавало ей остроту и притягательную загадочность. Чтобы удержаться в поле здравого смысла, он все-таки решил уточнить:

— Ицхак мне объяснил, что ваш ритуал не идет вразрез с законами Торы и не противоречит иудаизму. Зачем тогда нужна такая скрытность?

— Дело не в том, противоречит он Алахе⁷ или нет, — с видом знатока начал объяснять Аарон, — а в том, что это может испортить ешиве репутацию. Ведь не все вокруг разбираются в таких вещах. Если завтра начнут расходиться слухи о том, что в «Источнике» ученики демонов вызывают, это может породить всякие ненужные разговоры. В итоге раву Бронаверту придется долго со всеми объясняться, а потом родители не захотят своих отпрысков в нашу ешиву посылать. Лично я очень уважаю нашего рава и не хочу, чтобы из-за нас у него возникли проблемы.

— А еще нужно остерегаться дурного глаза, — сухо добавил Эйтан.

— А это еще здесь при чем? — Малкиэль посмотрел на него в надежде, что ему объяснят, но вместо Эйтана снова продолжил говорить Аарон.

— Послушай, наши мудрецы в Гмаре говорят, что благословение приходит лишь в место, скрытое от посторонних глаз. Также верно и обратное: если всем обо всем рассказывать, ты привлечешь проклятие, а не благословение. Люди начинают завидовать, насмешничать, думать о тебе всякое. Лично мне не так уж важно, что обо мне думают, но в таких тонких вещах, когда дело касается духовного мира, чужие мысли могут все испортить.

— Поэтому мы и выбрали место, скрытое от посторонних глаз. Мы будем проводить вызывание в пещере, — пояснил Ицхак, подтверждая слова товарища.

— Итак, ты готов принести клятву, что никому не расскажешь о том, чем мы занимаемся, ни до того, как проведем ритуал, ни после этого? Вся эта тема должна оставаться нашей тайной.

Малкиэль закрыл глаза и на короткое время ушел в себя. Он отлично понимал, что отношение к клятвам в иудаизме очень серьезное. Учителя говорили, что любая напрасная клятва, даже если она не была нарушена, уже может считаться грехом. Но здесь, похоже, предстоящее дело требовало не менее серьезных мер.

— Ты должен понимать, что мы все равны. Каждый из нас тоже принес эту клятву, — успокаивающе произнес Ицхак.

— Встал на этот путь, так уж иди по нему до конца, — пробурчал Эйтан.

По-видимому, отступать действительно было уже поздно. Собрав все мысли и волю в одну точку, Малкиэль медленно и четко произнес:

— Клянусь, что не раскрою никому, кто не находится сейчас здесь с нами в комнате, ничего о том, что мы обсуждаем, делаем или будем делать в связи с вызыванием демонов.

Формулировка вполне удовлетворила присутствующих. Аарон молча кивнул. Ицхак выдохнул с облегчением, словно до последнего момента не знал, как все сложится, и теперь вышел из напряженного ожидания. Эйтан продолжал сидеть, чуть отвернувшись в сторону и поглядывая на деревья за окном так, будто ему было скучно, и он все не мог дождаться, когда же начнется активная часть претворения плана в жизнь. Малкиэль же был рад уже и тому, что от него не требуют повторить клятву с добавлением каких-либо тайных или явных имен Бога или с призыванием суровой кары на голову тому, кто сию клятву нарушит. В тот момент он подумал, что произнести эти слова в сущности было не так уж трудно.

— У нас есть девиз, который напоминает об обязанности сохранять молчание, — продолжил Аарон, — это цитата из священной книги Зоар⁸…

Он подал знак остальным, и все три человека, сидевших вокруг Малкиэля, практически хором воскликнули: «За слово — монета, за молчание — две».

— Это подсказывает, что держать язык за зубами иногда гораздо важнее, чем говорить. Повтори вместе с нами.

Малкиэль продекламировал общий девиз с остальными.

— Лучше всего выбрать для ритуала пятницу, когда некоторые разъедутся, и в ешиве будет меньше людей, — сказал Ицхак. После торжественного момента клятвы разговор сам собой перешел к планированию деталей.

— Я слышал, что Моше и Эли точно собираются уехать на шаббат к семье, так что их не будет.

— А Омер и Пинхас? Они остаются в ешиве в этот раз?

— По-моему, да. Как я понял, в ешиве на шаббат будут человек восемь учащихся, включая нас. Пока ведь еще идут каникулы, а вот со следующей недели начнется полноценная учеба, и парни, кто отсутствовал, станут сюда возвращаться.

— Значит, нельзя откладывать наше дело. Нужно все провести до окончания каникул, иначе потом будет трудно отлучиться так, чтобы никто не заметил.

— Пойдем в пятницу часов в 15 тогда? Те, кто остаются на шаббат, будут заняты подготовкой. А мы как раз вернемся до заката.

Выбор времени в пятницу после полудня всех устраивал. Малкиэль все еще смутно понимал, что от него потребуется делать, но решил не опережать события. На него и так слишком многое свалилось за последние несколько часов. До намеченной даты оставалось еще два дня, а значит было немного времени, чтобы все переварить и, если будет нужно, вновь обсудить в деталях.

Остаток дня четверо членов этого тайного «клуба демонологов» провели так, будто они даже не знакомы друг с другом. Аарон предупредил, что никто не должен вызывать лишних подозрений — особенно сейчас, когда ритуал еще только готовится и, не дай Бог, из-за каких-либо непредвиденных причин может сорваться. Эйтан уехал на автобусе куда-то по своим делам, Ицхака тоже большую часть дня не было видно. Аарон, согласно своему обыкновению, сидел в бейт-мидраше, стараясь не высовывать голову из-за книг, и лишь изредка вставал, делал небольшую разминку ног и рук и отходил налить себе чашку кофе.

Малкиэль пытался собрать воедино сложную картинку, полученную из впечатлений последних суток. Несколько раз он также садился за книги, стараясь найти и прочитать самому те места в Гмаре, на которые ссылались его новые товарищи. Однако из-за непрерывного потока мыслей погрузиться как следует в текст ему все никак не удавалось. К вечеру он вышел в холл, чтобы по единственному доступному телефону позвонить оттуда родителям. Отец был рад услышать, что его сын уже успел обзавестись в новом месте первыми друзьями. Никто в семье не хотел, чтобы Малкиэля вновь постигла та же участь, что в предыдущей ешиве.

Хотя ничего особенно важного в беседе с родителями не прозвучало, сам их голос слегка успокоил Малкиэля. Он снова почувствовал, что близкие люди рядом, даже если находятся за много километров, и что привычная реальность никуда не ушла, несмотря на тот странный, таинственный мир, в который его упорно затягивали «демонологи».

На следующий день все шло своим чередом. Тихая погода снаружи сочеталась с тихими разговорами в бейт-мидраше среди нескольких парней, занятых разбором Гмары. Малкиэль еще не чувствовал себя достаточно свободным, чтобы подходить и знакомиться с каждым. Он собирался сделать это в ближайший шаббат⁹, когда все, как это принято в ешивах, окажутся за общим столом. Учитывая, что людей в «Источнике» остается немного, за субботней трапезой наверняка сами собой начнутся беседы.

Когда он в середине дня вышел на крыльцо подышать свежим воздухом, внезапно кто-то легонько ткнул его локтем в бок. От неожиданности он даже вздрогнул и обернулся. Рядом стоял Эйтан:

— Пойдем, нам всем нужно поговорить.

Малкиэль не стал возражать, тем более что и сам чувствовал необходимость лучше понять то, что должно произойти у них в ближайшее время. Они поднялись в комнату Аарона, которая располагалась через дверь от их комнаты. Двое остальных друзей уже находились там. Никого не удивляло, почему им каждый раз приходится общаться о своем деле, располагаясь в комнате кого-либо из участников. Ведь с учетом принесенной клятвы молчания пускаться в разговоры о демонах и ритуалах в бейт-мидраше, в столовой или во дворе ешивы было бы крайне легкомысленно. И хотя в первый день Малкиэль заговорил с остальными об этом, несмотря на возможных свидетелей, все же одно дело — приводить цитаты из Гмары, что может сойти за обычный учебный процесс, и совсем другое — обсуждать конкретный план проведения магического ритуала.

В комнате Аарона в общем и целом все выглядело примерно так же, как и в других. Те же стены, покрытые деревом внизу и выкрашенные в белую краску наверху; те же окна, выходящие к деревьям и позволяющие увидеть край горных склонов вдали; те же две кровати вдоль стен — даже подушки и одеяла на них у всех были одинаковыми. И тем не менее нельзя было, глядя на детали внутренней обстановки комнаты, не усмотреть в них намек на личные качества ее обитателя.

В этой комнате, помимо маленьких полок, висящих над кроватями, стояли еще несколько полок покрупнее, видимо, принесенные из другого места. На них проживающие здесь люди держали свои книги. Малкиэль не сомневался в том, что почти все они принадлежат Аарону — тот прямо-таки воплощал в себе натуру книжного червя и любовь к учебе — и все же ему стало интересно, кем является второй человек, разделяющий с ним это пространство.

— Кто еще живет здесь с тобой? — направил он прямой вопрос Аарону, сидевшему на кровати и дожидавшемуся, пока все будут готовы к обсуждению.

— Пинхас Штерн. Он сейчас тоже в ешиве.

— А не может он нам здесь помешать?

— Он сидит в бейт-мидраше. Если войдет, придется нам поискать другое место. Но в это время обычно его здесь не бывает.

Малкиэль еще раз, теперь уже более внимательно, посмотрел на книги. Некоторые из них были отдельными томами Гмары или сборниками средневековых комментариев к ним. Однако его внимание также привлекли и другие, более редкие книги. Их названия мало о чем ему говорили. Например, «Корни имен» или «Камень оникс». Зная, как еврейские авторы умели выбрать словосочетание из Писаний в качестве заголовка для книги, Малкиэль понимал, что под этими обложками могло скрываться почти все, что угодно. Рядом стояло еще несколько книг, по своему оформлению скорее напоминавших труды академических ученых, а не ортодоксальных раввинов.

Эйтан сел на кровать, держа в руках пластиковый стаканчик с шипящим напитком. На тумбочку рядом он поставил бутылку, из которой наливал себе, — в ней находилась сладкая апельсиновая вода — чтобы остальные тоже могли угощаться.

— Мы уже решили, какого именно демона будем вызывать? — спросил он, не глядя ни на кого конкретно.

— Кажется, ты хотел вызывать Бен-Тамлиона, да? — уточнил Ицхак.

— Да ну его, лучше будем вызывать Ашмодая, — с ходу возразил Эйтан.

Аарон сурово взглянул на него:

— Ашмодай к нам не придет. Мелкие мы для него слишком. А если придет, то нас с тобой на куски порвет.

Все слегка рассмеялись. Казалось, чем ближе подходил выбранный день ритуала, тем сильнее нарастало возбуждение участников. Малкиэль тоже решил не отставать в разговоре от остальных и вставил вопрос:

— А Бен-Тамлион как себя поведет? Рвать на куски не станет?

— Про Бен-Тамлиона рассказывают, — начал Аарон, — что он сам стремится помогать и угождать знатокам Торы. Помнишь историю о раби Шимоне?

Пока он говорил, Эйтан увлекся, жестами показывая Ицхаку, как явившийся невесть откуда демон начинает кого-то рвать на части. Но тот, не очень впечатленный этой импровизацией, подхватил слова Аарона:

— Это когда раби Шимона послали в Рим, чтобы отменить вынесенные против евреев постановления, верно? Бен-Тамлион тогда вселился в дочь цезаря, а когда раби Шимон приказал ему выйти, покинул ее.

— Угу, — подтвердил Аарон, — и все решили, что у раби Шимона есть власть над демонами, и готовы были любую его просьбу исполнить.

— Если будем Бен-Тамлиона вызывать, надо будет приказать, чтоб он в Омера залез, а потом станем его изгонять.

Собеседники снова ответили смехом.

— Представляю физиономию Омера, когда в нем будет демон сидеть.

— А раньше вы каких-то демонов вызывали? — поинтересовался Малкиэль. Он стал размышлять о том, что мощь призываемого существа должна соответствовать опытности самого заклинателя.

— У нас был небольшой опыт… примерно месяц назад. Помнишь, Ицик, тогда к нам, кажется никто не пришел?

Ицхак приподнялся и потянулся за бутылкой:

— А по-моему, как раз пришел. Я тогда ощущал всем телом, что кто-то есть. И ответ на свой вопрос я получил.

— Ну, ты у нас чувствительный, как девушка. К тебе все время что-то приходит. Малкиэль, наверное, тоже что-нибудь почувствует.

— Я просто думал, — продолжил Малкиэль, перехватив инициативу в разговоре, — что если у вас пока мало опыта, то надо начать с каких-то маленьких чертей и не вызывать сразу демонических королей.

— Это ты хорошо сказал… про королей, — поддержал Ицхак, — вот в «Книге Видений»… помнишь, я тебе о ней говорил… там Хаим Виталь рассказывает, как он с одним арабом королей вызывал.

— И что? Получилось у них?

— У них-то получилось. А вот у нас вряд ли выйдет.

— Если все делать правильно, должно сработать. Просто мы не всегда их можем увидеть.

Аарон снял очки и стал протирать их стекла так, словно это от них зависела способность видеть демонов. Эйтан тем временем бросил еще одну цитату из Талмуда:

— «Аба Биньямин говорит: Если бы глазу дано было право видеть, ни одно творение не устояло бы перед бесами». Помните? Это трактат Брахот, 6-й лист.

Было ясно, что хотя Эйтан и не просиживал над книгами по многу часов, в обсуждаемой теме он не сильно отставал от своих друзей.

— А как мы вообще узнаем, пришел демон или нет, если глазами их не увидишь?

— В специальных зеркалах иногда можно увидеть их тень или силуэт, — заметил Аарон.

— Или в чаше с водой. Когда долго смотришь на поверхность воды, зрение затуманивается, и начинаешь видеть то, что приходит.

— Ицик, вот ты и будешь смотреть в воду. У тебя больше шансов увидеть, чем у остальных.

— Кроме того, бывают еще признаки. Туман, дым от свечей или от благовоний может принять форму демона.

Малкиэлю на мгновение показалось, что уже в этот самый момент чье-то незримое присутствие создало в комнате тяжелую атмосферу. Как будто за их разговором следили какие-то неведомые, потусторонние силы. Зная свою повышенную впечатлительность, он решил отмахнуться от этого чувства и задал остальным свой главный вопрос:

— Что вообще нужно будет делать в ритуале? И что потребуется от меня?

По-видимому, Ицхак с Эйтаном тоже чувствовали, что пора переходить к техническим деталям. Несмотря на то, что ни на каком конкретном имени демона они в обсуждении так и не остановились, всем захотелось разобраться с распределением ролей. Аарон взял слово:

— Мы зажжем свечи и нарисуем на земле круг. В пещере будет темно. Вначале я буду читать молитву, а ты, Малкиэль, будешь держать рядом со мной свечу. Потом мы вчетвером произнесем главное призывание. Каждый должен стоять со своей стороны. Один из нас ударит этим ножом по серебряной чаше, и мы призовем сначала четырех ангелов…

В этот момент он протянул руку к тумбочке, открыл дверцу и достал оттуда красивый нож с черной рукояткой, на которой были выгравированы какие-то слова. Глядя на этот предмет, можно было не сомневаться — это не был обычный нож, позаимствованный из ешивской кухни.

— Откуда ты его достал? — спросил Эйтан. Похоже, он также видел этот нож впервые.

— Приобрел у одного знакомого. А вот и чаша…

Аарон повторно засунул руку за дверцу тумбочки и вытащил оттуда широкую и плоскую чашу на ножке.

— С такими марокканские евреи делают кидуш¹⁰, — он протянул ее Ицхаку, чтобы тот полюбовался.

— В Иерусалиме у меня сосед марокканец, но я у него ничего такого не видел.

— Ну, может, не марокканские, а йеменские, — с недовольством отреагировал Аарон, — уже не помню сейчас. Главное, что она широкая, и если налить туда воду, в нее можно смотреть.

Когда Ицхак вдоволь повертел чашу в руках, Малкиэль намекнул ему, что и сам не возражал бы ее рассмотреть. Она была довольно тяжелой и холодной на ощупь. Он не мог сказать наверняка, действительно ли она сделана из серебра, однако в одном месте на металле была выгравирована виноградная гроздь, а это доказывало, что первоначально чаша и в самом деле предназначалась для вина.

— Окей, — Эйтан попробовал вернуть разговор к незаконченному вопросу, — значит, говоришь, нужно будет сначала призвать четырех ангелов?

— Да, когда заклинаешь демонов, всегда сначала нужно приглашать ангелов, чтобы они охраняли круг. Запомните, когда мы начнем, из круга никому не выходить! Таковы правила…

— Где ты этому научился? — перебил Эйтан.

— Ты что, не помнишь про Хони а-Меагела? — словно защищая своего друга, парировал его вопрос Ицхак.

— «Хони, рисующий круги».

— Напомните.

— Ну как же? Трактат Таанит, лист 19-й. Когда мудрецы видели, что долгое время длится засуха, они шли к Хони а-Меагелу, чтобы он помолился о дожде. А он чертил круг, вставал в него и клялся не выходить оттуда, пока не пойдет дождь.

— Но ведь он же не демонов вызывал?

— Ты просто не все знаешь… У более поздних авторов есть и практические инструкции касательно круга.

В этот момент где-то снаружи послышались шаги, а затем раздался звук поворачивающейся дверной ручки. Дверь распахнулась, и в комнату вошел среднего роста парень с коричнево-рыжеватыми волосами. В руках он держал пакет, а лицо его выражало удивление:

— Ого, что это вы все здесь… — неуверенно пробормотал он.

Аарон, чувствуя на себе ответственность за это странное сборище, первым делом стал представлять друг другу тех, кто еще не был знаком:

— Это Пинхас Штерн, мой сосед. А это Малкиэль, он всего пару дней назад приехал в нашу ешиву и теперь будет учиться с нами.

— Привет, — как-то рассеянно поздоровался Пинхас. По его виду трудно было сказать, о чем он думает. Типичная белая рубашка и черные брюки мало отличали его от большинства парней в ешиве. Он положил свой пакет на тумбочку и стал доставать оттуда печенье и чипсы.

Ицхак сделал едва заметный жест остальным приятелям:

— Пойдем, мы, пожалуй, все обсудили. Пора возвращаться в бейт-мидраш.

— Да, да, давайте пойдем уже. Прости, Пинхас, что заняли комнату, мы уже уходим.

Все четверо вышли в коридор, а затем спустились на первый этаж и оказались во дворе. Еще двое из учеников в этот момент проходили из главного здания в сторону общежития. Они оглянулись на компанию, которая только что вышла оттуда; один показал на них пальцем другому. Поймав их взгляд, Аарон помахал им рукой, а затем негромко произнес:

— Мне кажется, мы слишком привлекаем внимание. Надо быть осторожнее.

— Да ладно тебе, — возразил Эйтан, — то, что мы много общаемся, еще не значит, что мы делаем что-то плохое.

— Сейчас как раз обед заканчивается. Пойдем, а то нам ничего не достанется.

Глава 5. Ритуал четырех

Наступила пятница. Накануне Малкиэль намеревался еще раз вечером перед сном обсудить с Эйтаном предстоящий ритуал. Хотя он уже начал привыкать к своим новым друзьям, отдельные тревожные мысли не покидали его. Однако Эйтан поздно вернулся после какой-то поездки и не захотел долго общаться. Он пожаловался на усталость и заявил, что на следующий день все подробности прояснятся, а затем быстро лег в постель и отвернулся к стене.

Утром молитва прошла, как обычно. В конце ее рав Бронаверт обратился к присутствующим и сообщил, что на шаббат, поскольку в ешиве не будет миньяна¹¹, он, вероятно, отправится в соседний еврейский поселок, где сейчас живет его семья. За старшего в ешиве он оставляет Омера Мазури, который поможет организовать трапезы и решит все остальные вопросы. Чтобы всем было хорошо видно, кто такой Омер, тот и сам вышел и встал рядом с равом. Малкиэль увидел перед собой довольно полного, смугловатого парня с широким лицом и хорошо заметными скулами. Такие люди — насколько мог он судить из своего скромного жизненного опыта — обычно не отличались острым умом, но почему-то именно им часто доставались разные ответственные должности.

За завтраком четверо друзей, готовившихся к важному в их жизни опыту, снова расположились за одним столом. Вначале беседа как-то не складывалась, но ближе к концу, когда на тарелках уже мало что оставалось, они обменялись мыслями по поводу предстоящего. Было решено, что до обеда каждый занимается своими делами, при этом Аарон с Ицхаком подготовят все необходимые предметы. На 14:40 назначили встречу у шоссе, возле места, где обычно останавливался автобус. Аарон не хотел, чтобы в ешиве видели, как они вместе куда-то идут, да еще и несут с собой целый мешок разнообразного реквизита. От автобусной остановки до пещеры можно будет дойти всем вместе, а по пути еще раз убедиться, что каждому ясна его задача.

Вернувшись из столовой в свою комнату, Малкиэль решил прочесть короткую молитву для уверенности и оберега в предстоящем деле. На общей молитве в бейт-мидраше мысли его, как это часто бывало, блуждали по сторонам, но когда он начинал обращаться к Богу по собственному зову сердца, то, напротив, проявлял в этом особую сосредоточенность. Сначала он хотел обратиться к Всевышнему в свободной форме и попросить помощи, но правильные слова все никак не приходили на ум. Похоже, после всех аргументов и книжных цитат он по-прежнему так и не чувствовал уверенности, что предстоящий эксперимент будет угоден в глазах Создателя.

В молитвеннике подходящих слов тоже не нашлось. Составители сборника еврейских молитв, очевидно, не предполагали, что кому-то захочется попросить Божьей помощи в вызывании демонов. В итоге Малкиэль стал читать «Дорожную молитву», нацеленную на привлечение защиты для тех, кто отправляется в долгий путь. Когда он дошел до слов «И защити от рук всякого врага…», то внезапно почувствовал, будто что-то легонько кольнуло его под ребрами. Может, это был знак свыше?

«Идти или не идти?» — пронеслась в голове стремительная мысль. Сомневаться было глупо. Теперь он уже понимал, что не только изначально вызванный интерес заставит его участвовать в ритуале, но и чувство ответственности перед тремя людьми, которые оказали ему доверие, посвятив в свой секрет. Малкиэль закрыл молитвенник и стал собираться в дорогу. Нужно было подыскать какую-то одежду попроще — в пещере могло оказаться довольно грязно, а шаббат он собирался встретить, как и положено, в праздничной чистоте.

Аарон и Ицхак уже дожидались его у остановки. Спустя буквально минуту, подошел и Эйтан, и вместе они отправились примерно в том направлении, куда двумя днями ранее Малкиэль ходил на прогулку. Миновав отрезок шоссе и ближайшую за ним возвышенность, они начали обсуждать предстоящий опыт.

— Так кого мы будем вызывать, кто-нибудь уже решил?

Аарон, шедший впереди остальных, повернул голову назад и произнес:

— В итоге мы остановились на том, что призовем Азаэля.

— Это еще кто?

— А ты не в курсе? Про Азазеля тоже ничего не помнишь?

— Конечно, помню! Это ему отправляли козла отпущения в Йом-Кипур¹². Правда, некоторые комментаторы говорят, что Азазель — это не существо, а обозначение крутой горы…

— В святом Зоаре говорится, что изначально было два демона — Аза и Азаэль, а когда они были изгнаны и скованы в темных горах, позже из них появился Азазель.

— Ничего себе! — Малкиэль каждый раз удивлялся, открывая для себя новый, ранее неизвестный пласт еврейской традиции, — это имя звучит практически как ангельское, с учетом окончания на «-эль».

В этот момент Эйтан вскрикнул, когда сухая ветка дерева чуть не попала ему в лицо. Чтобы пройти кратчайшим путем до пещеры, они были вынуждены несколько десятков метров пробираться через густые заросли:

— А может, этот Азаэль вначале и был ангелом, откуда ты знаешь? — задал он риторический вопрос.

— Судя по всему, так оно и есть, — поддержал Аарон, — но когда его изгнали с небес, он присоединился к нечистым мирам.

Малкиэль шел в задумчивости. Он многого не понимал и хотел бы спросить, но иногда останавливал себя, чтобы не произвести на остальных впечатления самого глупого и беспомощного. И все-таки, тщательно взвешивая слова, он сформулировал следующий вопрос:

— Почему мы вообще не займемся вызыванием ангелов? Если уж они известны по именам, и среди наших праведников и мудрецов многие общались с ними, мы тоже могли бы последовать этим путем?

— Понимаешь, — в своей излюбленной манере начал Ицхак, — ангелы к нам не придут. Чтобы они пришли, человек должен обладать высокой степенью святости. А если их заклинать божественными именами и заставлять приходить насильно, они потом жестоко отомстят.

— А демоны что? Не отомстят?

Аарон снова включился в разговор:

— За унижение ангелов Бог сам наказывает. Ведь Он следит за своим небесным воинством. А у демонов нет никаких прав — после того, как они осквернились и перестали признавать Его власть, Бог не дает им своего покровительства. Напротив, для демонов единственный шанс вернуться на небо — это исполнить волю человека, который их вызывает.

— Но ты ведь говорил, что мы все-таки должны призвать каких-то ангелов, или я ошибаюсь?

— Верно. Четырех ангелов, которые стоят на страже по четырем сторонам горизонта. Но мы не заставляем их прийти, чтобы служить нам и отвечать на наши вопросы. Мы лишь приглашаем их охранять круг — можно сказать, в этом состоит их функция…

Аарон говорил спокойно и уверенно, но пару раз Малкиэль заметил, как его голос дрогнул. Впервые он подумал, что, быть может, его старшие соратники и сами не до конца понимают, во что они ввязываются. Ангелы, демоны… кто вообще из ныне живущих людей знает истинную природу этих существ? Кто способен дать гарантии того, как нужно вести себя с этими невидимыми силами?

Не желая делиться сомнениями или произвести впечатление труса, колеблющегося и ненадежного человека, он молча проделал остаток пути вместе с остальными. Спустя несколько минут, они стали спускаться по холмистому склону в низину. Чуть дальше, на обрывистом краю другого холма, действительно виднелось нечто наподобие пещеры. По мере приближения к ней Малкиэль стал ясно видеть чернеющий проход, словно обрамленный торчащими из земли корнями деревьев и неровными, изъеденными временем камнями.

— Что там внутри?

Вопрос прозвучал глуповато.

— Пещера, что же еще. Здесь мы и будем призывать.

— Там есть какие-то древние захоронения?

Последний вопрос, вероятно, был адресован Ицхаку, который в прошлом уже упоминал о могилах праведников в этих краях. Во всяком случае, Ицхак воспринял это как обращение к себе и ответил первым:

— Конкретно про эту пещеру точно неизвестно. Мне когда-то отец говорил, что в одной из здешних пещер покоится раби Йоси Галилейский. Но эта информация непроверенная, а так слухов разных много ходит…

Эйтан тем временем положил на землю и открыл сумку, которую все это время тащил на себе. Как самый мускулистый он взял эту важную задачу на себя и, видимо, чтобы не расслабляться, шел всю дорогу молча, почти не проронив ни слова. Аарон начал копаться в ней и достал пачку листов бумаги. На них от руки, но вполне отчетливым почерком были написаны небольшие тексты.

— Прочитайте. Это заклинания, которые мы все должны будем произнести. Кроме того, мне надо будет прочесть еще одну молитву и дополнительное призывание…

Он продолжил усердно искать в сумке, пока не достал откуда-то с самого дна два крупных помятых листа.

Сразу за входом в пещеру воздух стал каким-то затхлым, однако по мере углубления в нее это ощущение рассеялось, как будто где-то впереди из щелей между камнями пробивались сквозняки, создающие вентиляцию в этом ограниченном пространстве. Эйтан достал фонарик и стал освещать все вокруг. Под ногами был песок, что позволяло легко нарисовать на земле круг для ритуала. На расстоянии 15—20 метров от входа пещерный туннель расширялся, образуя почти круглый подземный грот. В центре этого места четверо парней остановились. Эйтан положил сумку на песок, остальные стали осматриваться по сторонам.

— По правде, у нас не так уж много времени, — пробормотал Аарон, — если станет происходить что-то необычное, весь процесс может сильно растянуться.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, если демон придет, и мы начнем с ним говорить…

— Кстати, а кто будет с ним говорить? Мы все четверо?

Малкиэль переглянулся с остальными. Аарон тем временем одну за другой доставал из сумки четыре длинные восковые свечи.

— Сначала надо будет его проверить, — сказал он, — убедиться, что это действительно Азаэль. Потом каждый сможет задать ему свой вопрос. Ицик, помоги мне…

Вдвоем с Ицхаком они взяли каждый по две свечи и стали втыкать их в песок с четырех сторон примерно на равном расстоянии от предполагаемого центра круга. Размеры пещеры позволяли не экономить место: между противоположными свечами получалось около трех метров.

— Вот так… Эйтан, дай зажигалку!

Через несколько секунд пещера уже не выглядела такой темной и негостеприимной, как вначале. Пламя четырех свечей позволяло лучше видеть друг друга и без труда ориентироваться в пространстве. Малкиэль не отметил в окружающей обстановке ничего необычного. Песок практически равномерно покрывал всю площадь круглого грота, не образуя никаких бугорков или впадин. Вряд ли в этом месте находились какие-либо захоронения, а если они и были, то, вероятно, сделанные так давно, что от них ничего не сохранилось. Дальние стены грота оставались практически неразличимы в свете свечей — невозможно было сказать, где именно заканчивается этот просторный пещерный чертог, и нет ли за ним других проходов.

— Где у нас восток?

Ицхак огляделся и стал что-то показывать жестами, словно обращался к самому себе.

— Мы вошли с запада, значит восток — у противоположной стены. Ну да, все верно…

— Чаша должна стоять с востока. Кажется, здесь где-то был большой булыжник…

Тем временем, Эйтан уже пытался подкатить огромный валун к восточной свече. Даже для его мускулистых рук задача эта оказалась не из легких. Малкиэль стоял и смотрел, чувствуя себя почти бесполезным: никто не говорил ему, что делать, и ни о чем его не просил. Чтобы не оставаться в стороне, он попытался помочь Эйтану с камнем. Вдвоем им удалось подвинуть его к нужному месту.

— Поверхность у него ровная? Ага, отлично… Здесь мы поставим чашу.

В сумке, которую принесли с собой, нашлась и бутылка с водой. Спросив, не хочет ли кто пить, Ицхак налил часть от ее содержимого в ту самую широкую чашу, которую пару дней назад они разглядывали в комнате Аарона, а затем установил ее на камне. За это время Эйтан, вооружившись ножом с черной рукояткой, стал проводить на песке борозду, проходя расстояние от свечи к свече. Контур, возникший в результате такого движения, не был идеально ровным, но в целом действительно напоминал круг.

— Давайте начинать, — скомандовал Аарон, — когда я стану читать предварительную молитву, за пределы круга никто не выходит.

Он раздал всем листочки, на которых были написаны краткие призывания. Каждый должен был произносить их поочередно в нужные моменты. Сам же, поднеся поближе к лицу большие листы с текстом, он встал в центр круга.

— Малкиэль, подержи свечу рядом, здесь темно. Ицик, как там у тебя?

Тот уже сидел на песке перед камнем с чашей, практически у самой границы начерченного круга, стараясь проникнуть взглядом сквозь поверхность воды куда-то в неведомые миры. Он старался не отвлекаться на то, чтобы ответить другу, и лишь махнул рукой в знак того, что ничего особенного пока не происходит.

— Эйтан, ты остаешься с ножом. Если демон попробует материализоваться, нужно его проткнуть. Тогда удастся быстро изгнать его. Когда я скажу, надо будет ударить лезвием по чаше.

Малкиэль взял еще одну запасную свечу и встал рядом с Аароном. Тот начал читать заранее заготовленный текст:

Владыка миров!

Ты основал землю, раскинул небеса, словно шатер,

Ты сотворил всех существ во славу Свою,

Верхние и нижние служат Тебе,

Малый и великий равны пред Тобой.

Даруй нам из обители святости Твоей

Свет, и мудрость, и силу, и всякое благословение…

Огонь свечи, которую держал Малкиэль, начал трепетать — вероятно, от голоса Аарона, который старался произносить каждое слово громко и отчетливо. Первые капли расплавленного воска стали стекать вниз, попадая на пальцы. Малкиэлю пришлось на несколько секунд опустить свечу. Он достал из кармана носовой платок и обернул вокруг руки. Когда свет пламени снова упал на бумагу с текстом, голос Аарона зазвучал еще выразительнее, чем прежде:

О, Причина всех причин,

Царь царей и Господь господ!

Укрой и защити нас от всякого зла,

Укрепи силы наши устоять перед всяким искушением,

И да не одолеет нас никакой враг.

И пусть трепещут демоны перед грозным и святым Именем Твоим,

И пусть склонятся перед тем, кто произносит его.

Ниспошли нам в помощь святых и чистых ангелов Своих,

Дабы оберегали и защищали они сей круг,

В коем пребываем мы, с каждой стороны…

Малкиэль закрыл глаза и всеми чувствами попытался прислушаться к тому, что происходит рядом. Нет ли поблизости каких-то ангелов или иных существ, которые слышат эту молитву? Быть может, демоны, притаившиеся в темных уголках пещеры, уже начали трепетать перед грозным именем? Конечно, он понимал, что присутствие ангелов или демонов едва ли проявится настолько буквально, и все-таки надеялся ощутить что-то необычное. Он не запомнил последние строки молитвы и то, как завершилось ее прочтение. Спустя несколько секунд, а может быть и минут, он очнулся от того, что Аарон слегка хлопнул его по плечу. Всем нужно было встать с разных сторон — каждому возле одной из горящих в песке свечей — и по очереди произнести короткие призывы, записанные на отдельных листочках.

У восточного края круга все это время пребывал Ицхак, который концентрировался на чаше с водой, и теперь оставался там же. Аарон встал на юге, а Эйтан — на севере. Малкиэлю, только что вышедшему из легкого транса, оставалось отойти к западной границе круга и постараться сделать то же, что делали остальные. Первым свою часть прочел Аарон. Было очевидно, что этот короткий текст он хорошо запомнил и мог бы произнести его, не глядя ни в какие записки.

Приглашаю тебя, ангел Михаэль,

великий князь и заступник народа Израиля,

приди и охраняй этот круг с южной границы!

Вслед за ним нечто похожее произнес Ицхак, в призыве которого содержалось имя Уриэля. Титул и характеристика каждого ангела отличались, как и сторона горизонта, которую его просили охранять, но суть самого воззвания была идентична для всех четырех направлений. Когда Эйтан закончил приглашать ангела Гавриэля, оставалась лишь западная сторона.

Приглашаю тебя, ангел Рефаэль,

помощник нуждающихся, целитель больных,

приди и охраняй этот круг с западной границы!

Произнося эти слова, Малкиэль воспринимал собственный голос, словно звучащий откуда-то со стороны. Еще никогда он не слышал себя так, как сейчас, — будто это не он, а кто-то другой говорил вместо него. Этот «кто-то» вкладывал в слова много энергии, и тем не менее голос дрожал, как у испуганного ребенка. Пожалуй, даже более того: звучание было таким, как если бы в компьютерной программе на обычный голос наложили странные звуковые эффекты. Через короткое время Малкиэлю даже показалось, что дрожит не только голос — сама атмосфера в пещере будто была наполнена вибрациями. Захваченный этим новым переживанием, он почти не слышал Аарона, который, снова вернувшись в центр круга, стал обращаться к демону:

Заклинаем тебя, Азаэль,

Ты, кто был изгнан в мрачные горы,

Явись перед нами в мирном обличии,

Без всякого обмана и злого умысла…

В какой-то момент он сделал жест рукой Эйтану, показав на чашу. «Сейчас!» Тот подошел и ударил по ней лезвием ножа.

— Что-нибудь видишь?

Ицхак, стараясь не отрывать взгляд от чаши, медленно проговорил:

— Давно уже вижу, что вода как будто потемнела, но из нее ничего не приходит.

И снова заклинания, и снова удар ножом по металлу. Звонкий, раскатистый звук, разлетающийся по всей пещере: словно музыкант выводит главную ноту из своего инструмента, по которой настраиваются остальные участники ансамбля. В этот момент в восприятии Малкиэля что-то изменилось, он стал замечать легкие танцующие тени где-то у стен за пределами круга.

— Вижу какое-то существо, — внезапно воскликнул Ицхак. Его взгляд был по-прежнему прикован к чаше с водой.

— Говори… ну, говори же, как выглядит.

— Что-то не пойму… Он мрачный, то ли руки, то ли крылья по бокам…

Аарон не стал дожидаться полного описания и, видимо, решив подтолкнуть это существо к более полному проявлению, продолжил заклинать:

Явись, явись, явись,

Раскройся пред нами в своем истинном облике!

Именем Всемогущего Господа, Адонай Элохим,

Повелеваю тебе проявиться!

По пещере пробежал легкий ветерок, и три из четырех свечей разом погасли. Ицхак вскрикнул и отпрянул от чаши назад. Он едва не упал на спину, когда Аарон сделал шаг в его сторону и поддержал его.

— Похоже, ему плохо, помогите.

Но никто не понял, к кому конкретно он обращался. Малкиэлю от всего происходящего тоже стало как-то нехорошо. В ногах ощущалась слабость, а во всем теле странная воздушность и невесомость. Он словно потерял точку опоры и больше не обладал привычным весом. Чтобы почувствовать под собой хоть что-нибудь твердое, он присел на песок. На него накатились грезы — ему почудилось, будто он висит в воздухе среди гор. Эти горы сильно напоминали те холмы и возвышенности, по которым он совсем недавно гулял в окрестностях ешивы, но они были темными и зловещими, а на деревьях, словно обуглившихся после сильного пожара, не осталось ни листочка.

Издалека по воздуху приплыла фигура, напоминавшая ангела, но его кисти рук, выраставшие прямо из крыльев, оканчивались длинными когтями. Лицо его исказилось в хищной ухмылке. Губы стали двигаться, и откуда-то изнутри тела возник голос, напоминающий громкий шепот:

— Ты думаешь, я тебе все расскажу? Сначала прими то, что я несу!

Малкиэль не знал, что сказать. Вроде бы он ни о чем и не успел попросить, не задал ни единого вопроса. Что он должен принять? И что ему вслед за этим расскажут?

И однако же он вновь услышал голос, словно не принадлежащий ему самому, а звучащий откуда-то со стороны, который смело и уверенно ответил темному ангелу:

— Я должен узнать, где эта вещь находится! Покажи мне ее!

Малкиэль сам себя не узнавал. Неужели это он просит «показать вещь»? Но о какой вещи идет речь?

В этот момент он открыл глаза. Вокруг была все та же пещера, только теперь без света свечей она выглядела мрачнее. Даже с расстояния в пару метров было трудно разглядеть, что происходит, и все же он был уверен, что голоса раздаются очень близко. Буквально в следующую же секунду стало ясно, что, по меньшей мере, один из них принадлежит Эйтану:

— Ты покажешь мне, где это находится? — нетерпеливо спросил он.

Ицхак, оперевшись на руку Аарона, поднимался с земли.

— Он ушел, он не ответит, — слабым голосом пробормотал он.

— А вот и ответит!

Аарон достал из сумки наручные часы и посмотрел на стрелки.

— Скоро шаббат! Нам уже некогда продолжать. Ого, да сколько ж времени мы тут торчали!…

Он стал поспешно собирать сумку, выхватив у Эйтана нож и выплеснув воду из чаши в песок.

— Ладно, пойдем! — Эйтан не стал сопротивляться. Казалось, ему доставляло удовольствие обращаться к какому-то невидимому существу, которое то ли откликнулось на призывания, то ли нет. И все же он движением ноги бросил песок на оставшуюся горевшую свечу, чтобы затушить ее, и вместе с остальными пошел к выходу.

Уже через несколько секунд все четверо вдохнули свежий воздух. Деревья цветут в это время года, и тонкие ароматы раскрывающихся бутонов впервые показались Малкиэлю такими чудесными после спертой атмосферы подземелья, смешанной с дымом от свечей.

— Надо было изгнание провести, как положено. Мы слишком поспешили, — каким-то жалобным тоном заговорил Ицхак. Он словно еще не оправился после того, как едва не потерял сознание посреди ритуала.

— Да и свечи нужно было забрать, зачем оставлять-то их? — добавил Эйтан.

Они уже отошли на пару сотен метров от пещеры, которая скрылась за возвышенностью.

— Вы правы, но мы и так сильно задержались. Не понимаю, что у нас отняло столько времени. Вы видите, где сейчас солнце?

Солнце и в самом деле уже приближалось к горизонту. Примерно через полчаса должен был наступить шаббат, в это время в ешиве начнутся молитвы, и отсутствие каждого сразу станет заметным.

— Придется вернуться на исходе шаббата и забрать свечи. Лучше будет, если никто не узнает, что мы здесь делали. И помните: если начнут спрашивать, где мы были, никто ничего не знает.

«За слово — монета, за молчание — две!» Все, включая Малкиэля, гордо повторили девиз их маленького тайного общества. Обратная дорога до ешивы показалась короткой, и вот уже через несколько минут из-за деревьев появились знакомые здания за железной оградой.

Малкиэль лишь успел подняться вместе с Эйтаном в их комнату. Он хотел обсудить произошедшее в пещере, но не представлял, с чего начать. А между тем времени ни на что не хватало: надо было срочно переодеться и идти в бейт-мидраш. Шаббат в ешиве встречали все вместе, с песнями, а иногда и с танцами, после чего, вслед за вечерней молитвой, всех ожидало застолье. Ничего из этого не хотелось пропускать, да и не подобало с первых дней отрываться от общего коллектива товарищей. Если рава Бронаверта не будет, Омер, оставленный за главного, наверняка потом расскажет ему, как вел себя каждый.

Малкиэль надел белую чистую рубашку, вышел из комнаты и поспешил в главное здание ешивы.

Примечания

1

Гмара — текст Талмуда, выстроенный как обсуждение кратких формулировок закона, приведенных в Мишне. Нисан — первый месяц еврейского календаря, приблизительно соответствует апрелю григорианского.

2

Буквально «дом учения». Так называют зал, в котором изучают Тору. Он же, как правило, служит и местом для совместных молитв.

3

Ияр — второй месяц еврейского календаря, идущий после Нисана. Праздник Песах выпадает на третью неделю Нисана.

4

Буквально «ученик мудреца». Так называют людей, преуспевающих в изучении Торы, — знатоков иудаизма и еврейской традиции.

5

Ритуальный предмет в виде двух кожаных кубических коробочек, внутри которых свитки с отрывками из Торы. Одна коробочка с помощью кожаных ремешков крепится на левую руку, вторая — на голову.

6

Тамуз и Ав — четвертый и пятый месяцы еврейского календаря. Указанные даты считаются временем бедствий и несчастий.

7

Алаха — практический кодекс законов иудаизма, выведенный из рассуждений Гмары.

8

Центральная книга Каббалы, приписываемая авторству раби Шимона бар Йохая и его учеников. Содержит их диалоги, упорядоченные по недельным главам Торы. Использованная в качестве девиза фраза, помимо Зоара, также встречается в талмудическом трактате Мегила (18 а).

9

Суббота — священный день в иудаизме, в который запрещено работать.

10

Кидуш — освящение субботы. Включает благословение, читаемое в над чашей с вином, после которого его выпивают.

11

Миньян — десять человек. Это число необходимо, чтобы произносить определенные отрывки в молитве. Согласно Алахе, все молитвы должны происходить в миньяне, если это возможно.

12

День Искупления. В иудаизме это одновременно пост и праздник, связанный с очищением и прощением грехов.