Vita nova, nova…

Наталья Белкина

Время… Прошлое, настоящее, будущее… Кто только не пытался постичь его загадку. Но сколько еще осталось в нем тайн!Но времени не существует вне человеческих судеб. Миллиарды их проходят сквозь время, а время проходит сквозь них… Здесь вы прочитаете о судьбах одной девушки по имени Лун из древнего племени протохронов – людей, помнящих свои прошлые жизни, словно вчерашний день. Вы пройдете вместе с ней, точно Данте по кругам ада, через все ее жизни, и каждая из них станет новой жизнью – vita nova…

* * *

От солнца можно было спрятаться только в кедровой роще, что росла неподалеку от храма. Туда я и направилась, мечтая лишь о том, чтоб отдохнуть в тенистой прохладе, пока распорядитель работ не вернулся с рынка. Но лишь отойдя несколько шагов от ворот, я услышала за спиной:

— Лидали! Куда ты опять отправилась, бездельница?! У тебя что, нет никакой работы?! Погоди!

Я не была почитательницей Аштарт, просто находилась в кабале у этого храма. Вот уже почти три года. Моя мать была вынуждена отдать меня. Впрочем, она не была моей матерью, а лишь женой моего отца. Но я ее не осуждала. Ей ведь нужно было кормить всех остальных своих детей. А я была взрослой, мне было уже 16 лет. Я могла работать и отрабатывать наши долги и делала то, что приказывал мне распорядитель.

Работа моя была монотонной: каждый день я выполняла в основном одно и тоже. Готовила краску, красила ткани, сушила их, отглаживала. В маслодавильне отжимала оливки для масла. Готовила еду для служительниц Храма Аштарт. Раз в луну мне приходилось вместе с другими служанками выполнять самую нетрудную работу: вылавливать на побережье морских улиток. Из них наш мастер при помощи какого-то секретного метода извлекал красно-фиолетовую краску для тканей. Этой краской мы окрашивали материю, за которой к нам съезжались купцы со всей округи. А кисти моих рук вот уже три года имели фиолетовый оттенок.

— Тебе бы только отлынивать от работы! — продолжал свои наставления храмовый распорядитель.

— Посмотрите на небо, уважаемый Сахап, — обратилась я к нему, как только он подошел ко мне.

— Что? — удивился он и задрал голову вверх.

— Вы увидите, — продолжила я, — что солнце поднялось уже очень высоко. Я же встала ото сна и принялась за работу, когда оно еще только край свой показало из-за горизонта. И каждый день я не прекращаю своих дел, пока оно не опустится в море. Так почему же вы зовете меня лентяйкой?

— Ты слишком разговорчива для служанки, Лидали. Я расскажу о твоем поведении матери!

— Моя мать знает, что кабала скоро заканчивается. И вы знаете. Скоро три года, как я служу здесь. Наш долг будет оплачен.

На это Сахап ничего не ответил. Он недовольно крякнул и, переваливая вою грузную тушу с ноги на ногу, направился на кухню. Сейчас он заметит, что печь почти потухла и разразиться проклятьями. Ну, так и есть:

— Лидали!!!

Библ слишком суетливый город, и я не люблю бывать в нем. Храм наш стоит в пригороде, семья моя проживает в небольшом рыбацком поселке на берегу моря. Я с детства привыкла к покою и размеренному течению жизни. Даже попав в кабалу, я не слишком изменила привычки. Хоть здесь, в храме Аштарт, я видела гораздо больше людей, чем в своем маленьком бедном поселке, мне не приходилось с ними вести разговоры или даже встречаться взглядом. Большинство из них были людьми небедными и считали оскорблением своего достоинства, если заговорят вдруг со служанкой. Я уж не говорю о жрицах. Впрочем, богиню плодородия и материнства почитали многие, кому она была нужна. И бедные, и богатые. Но ее милость к ним очень сильно зависела от количества пожертвований.

Но иногда мне все-таки приходится выходить на рынок. Сахап посылает. Бойкое место находится в самом центре города, и добираться туда довольно-таки далеко. Я выхожу обычно очень рано, стараясь успеть к тому времени, когда в городе не так много народу, но сегодня мне пришлось задержаться в храме из-за подготовки к обряду жертвоприношения. Какой-то богатый купец, один из тех, что покупает у нас пурпурную материю, готовил изрядную жертву, потому что его жена никак не могла родить наследника, а дочерей у него было четыре штуки. Мне приказано было вымести каменный пол так тщательно, как никогда, приготовить благовония и светильники, и лишь после этого позволили отправиться на рынок. Я досадовала, ведь придется теперь идти в самое пекло и в самое столпотворение.

Солнце, как назло, не скупилось на слепящие и жгучие лучи. Моя черная рабочая одежда так и притягивала их. Я просто задыхалась под покрывалом, хотя оно и защищало мою бедную голову от солнечного удара. В руках я несла огромную корзину, которая и без продуктов была тяжела, но ведь обратно мне придется нести ее наполненной специями и пряными травами. Я шагала по белой пыльной дороге мимо персиковых садов и оливковых рощ, что располагались в пригороде. Затем перешла на частично вымощенную дорогу, ведущую к центру города. Людей, повозок, верблюдов и лошадей со всадниками становилось все больше, воздух делался все горячее, и пыль поднималась вверх.

— Эй, ты, хромоножка! Прочь с дороги! — услышала я грозный окрик, смешанный с острым цокотом множества копыт по каменной мостовой.

Какой-то вельможа несся галопом в своей пышной повозке в окружении четырех всадников охраны. Один из них, размахивая плетью, мчался прямо на меня. Я метнулась в сторону, но, не успев отскочить, упала на пыльную дорогу. Едва не попав под колеса повозки, я чудом сумела славировать между лошадиными копытами. Один из всадников опробовал на моей спине свою плетку, но я даже не почувствовала ее жало, потому что очень испугалась, что меня раздавят или затопчут. Закрыв голову руками, я некоторое время лежала на дороге, и вдруг услышала, что повозка все же остановилась. Подняв глаза, я поняла в чем дело: моя корзинка, которую я в панике куда-то забросила, попала прямо между осями колес и заклинила их. Охранники вельможи разразились бранью, и я сообразила, что нужно очень быстро отсюда убираться.

Вокруг меня начала собираться толпа зевак. Всем было жутко интересно, что именно я себе покалечила. Я услышала даже первые предположения, а потом разочарованный гул, когда невредимая поднялась на ноги. Сбежать я не успела. Один из охранников вельможи подскочил ко мне и, схватив за руку, повел на суд к своему хозяину.

Пассажир повозки оказался весьма известным в Библе человеком, богатым купцом, одним из тех, кто имеет флот и торгует кедром с Египтом. Считалось, что золота у него столько, сколько нет даже у самого фараона. Еще бы: все богатства египетского владыки и его знати перекочевывали прямо в карман этого вельможи. С деревьями в Египте туго. Я видела его роскошную расписную повозку, запряженную двумя прекрасными скакунами, не впервые. Но вот разговаривать с таким человеком мне еще не приходилось.

— Преклони колени пред господином Омагани! — рыкнул охранник.

Я послушно поклонилась, дотронувшись до пыли под своими ногами. Но на колени становиться? С какой стати? Я не рабыня какая-нибудь! Хорошо хоть он остался удовлетворен и таким приветствием.

— Зачем ты кинулась под мою повозку? — лениво спросил купец.

— Я вовсе не кидалась. Вы наехали на меня, — стала оправдываться я, за что получила тычок кнутовищем в спину.

— Разве ты не слышала крик моей стражи?

Господин Омагани видимо очень скучал от своего богатства. Он пытался развлечь себя таким банальным происшествием, как попавшая под колеса его повозки простолюдинка. Зачем он начала задавать мне вопросы? Надеюсь, он полюбопытствует и только. И судьба моя пойдет уже по известному мне сценарию дальше. Мне ни к чему сейчас непредсказуемые повороты.

— Ты, может быть, еще и глухая? — снова спросил купец и хохотнул. Его смех поддержала и стража.

— Нет. Я все отлично слышу. Но ведь ваш возница и стражники несутся, не разбирая дороги. Кто угодно мог попасть под колеса. Мне еще повезло.

— Ты дерзишь мне?

Может быть, действительно, получилось немного непочтительно. Но уж слишком обидели меня его слова. Какой девушке в 16 лет не хочется выглядеть привлекательно. А тут — «хромоножка», а теперь еще и «глухая». В конце концов, не такая уж я и уродина, только вот правая нога подкачала…

— Могу я идти? — спросила я.

— Постой!

Купец выглянул из тени своего балдахина, словно уж впрямь заинтересовался моей персоной. Я увидела его лицо и наряд и, признаться, и то, и другое произвели на меня впечатление. Купец был не дурен собой и довольно таки молод. Возможно даже это был один из старших сыновей того самого богача Омагани, а не он сам.

— Где ты служишь? — спросил он с нескрываемым вниманием.

Я забеспокоилась. Этот интерес явно был не к добру.

— В храме Аштарт.

— Ты служишь богине Аштарт? Я ни разу не видел тебя, хотя часто там бываю.

— Меня это не удивляет. Я ведь не присутствую на службах, а только по хозяйству помогаю. Я служанка, а не жрица.

— Ты и ткани красишь? — спросил он, обратив внимание на мои ладони.

— Да. И этим мне приходится заниматься. Наш распорядитель торгует пурпурной материей, как и многие в пригороде Библа.

— Что ты еще умеешь делать? — не отставал господин Омагани.

Да что за напасть? Что ему нужно? Какие-то зеваки уже начали останавливаться возле меня, чтоб послушать, о чем это такой важный купец беседует с простолюдинкой. Я же начала нервничать.

— Мне многое приходится делать: наводить порядок в храме, украшать алтарь перед жертвоприношением, готовить еду для слуг и рабов, собирать оливки, отжимать масло. В общем, мне легче сказать вам, чего я делать не умею, господин. Но простите, мне пора. Наш распорядитель будет сердиться. Позвольте мне уйти.

— Куда ты спешишь?

— Мне нужно успеть на рынок до закрытия и домой до темноты.

— Ты боишься темноты?

— Вовсе нет. Просто я хочу вовремя лечь спать, ведь завтра мне нужно будет подняться, как всегда, еще до восхода солнца.

Я уже начала потихоньку пятиться назад, давая понять купцу, что наш разговор пора закончить. Но не тут-то было. За моей спиной стоял один из его стражников, и я наткнулась на него. Снова повод для двусмысленного мужского гоготания. Ну, что за народ эти мужчины? Одинаковы во все времена.

— Разве тебе позволяли идти? — был задан мне вопрос.

— Но что вы от меня хотите? Зачем расспрашиваете меня? — не выдержала я неизвестности.

— Я подыскиваю служанку для своей жены, умную, толковую и работящую, — ответил мне господин Омагани. — Ты бы мне подошла. Что ты думаешь об этом?

— Я должна вас разочаровать, — вздохнула я облегченно. — Я нахожусь в кабале у храма и не могу нигде больше служить.

— Велика ли твоя кабала?

— Мне отрабатывать еще две луны.

— Это не помеха. Я могу тебя выкупить. Не так-то просто найти у нас в городе хорошую служанку, — сказал купец и добавил: — Я скоро снова буду в храме и найду тебя. Как твое имя?

— Лидали.

— Я запомню.

Больше он разговаривать не захотел, снова откинулся на спинку своего пышного сиденья и махнул рукой. Повозка двинулась дальше, набирая скорость и взметая пыль. А я так и осталась стоять посреди дороги, недоумевая. Неужели на этот раз все пойдет совсем по-другому? Только этого не хватало!

На рынок я еще вполне успевала. Но мне необходимо было до него посетить еще одно место. На другом краю города располагалась школа: низкий дом, обмазанный глиной. В этой школе обучали письму детей тех горожан, кто мог за это заплатить. Все больше и больше финикийским торговцам требовалось грамотных людей. Они налаживали обширные связи с окружающими миром, продавая все, что росло и производилось на нашей земле: древесину кедра и дуба, пурпурные ткани, фрукты, оливковое масло, вино и рабов. Поэтому школа для писцов никогда не пустовала.

Я вошла в это покосившееся строение, заглянула в одну из комнат, в которой сидел учитель и его ученик, видимо, провинившийся.

— Простите, нельзя ли увидеть Аббака? — спросила я у старшего.

Он обернулся удивленно:

— Кого?

— Здесь служит Аббак, он главный писарь. Могу я его увидеть?

— Никогда не слышал о таком, — недружелюбно проворчал учитель, видимо в тон прерванному только что разговору с нерадивым школяром. — Главный писарь — я. И нас тут всего трое. И никого с таким именем я не знаю.

— Как?!

Я оторопела и отступила за порог. Может быть, я что-то перепутала? Нет. Я точно помню. В этом районе Библа только одна школа писцов… Или нет? Я снова заглянула в класс:

— Скажите, нет ли здесь поблизости еще одной школы, похожей на вашу.

В ответ на меня посмотрели, как на сумасшедшую, и все стало ясно без слов. Но где же мне теперь искать Аббака? И как я смогу связаться с президиумом ордена? Он ведь должен был вывести меня на членов президиума в этом времени и местности.

Аббак был уникальным человеком. Такой среди нас был всего один. Он был и хронидом, и протохроном. Как ему это удавалось, — присутствовать одновременно во всех своих жизнях, — об этом знал только он. Даже сами хрониды, как сказал однажды Гедеон, не знали и не помнили, как Аббак возник среди них. В те далекие времена, когда протохроны только начали организовывать орден и налаживать связи с Альгузаром и Карумом, он вдруг возник как их представитель в президиуме. Но потом… Кажется, он впал в опалу у гроссмейстера… Теперь он только проводник, но при этом совершенно незаменимый посредник между президиумом и простыми протохронами.

И теперь что-то пошло не так. Неужели и здесь вмешались псы Безвременья? Мне готовят западню?

Я стремглав выскочила из школы и помчалась на рынок. Уже начало смеркаться, и повозки торговцев разъезжались по домам. Я едва успела купить все, что необходимо, а торгаши с радостью сбыли мне залежавшийся к вечеру товар. Ну, вот. Снова будет нагоняй от Сахапа за несвежую зелень. А уж за испорченную корзину!

Уже совсем стемнело, когда я вернулась. Осторожно пробравшись на кухню, я поставила на пол корзину с продуктами. Никого не было. Распорядителю не хватило терпенья дождаться меня, и он ушел спать. Отправилась к себе и я. Но уснуть было сложно, несмотря на то что подняться я должна была очень рано. Я размышляла над сложившейся ситуацией. Что-то в моей судьбе, в судьбе бедной финикийской служанки Лидали, пошло не так. Хотя бы взять этот сегодняшний разговор с господином Омагани. Где-то, в каком-то моменте времени, что-то свернуло не туда, и Аббак вдруг исчез. Нужно было подумать, где его искать. Через три дня состоится весенний праздник, и тогда Сахап отпустит всех слуг на несколько часов, чтоб погулять в городе. Возможно, мне удастся разыскать в этой толпе Аббака. А если не получится найти его, придется обходить все места, где работают писари. Как будто распорядитель меня отпустит! Надо будет выкраивать время. А для служанки, находящейся в кабале, это очень сложно.

Итак, я поставила себе три задачи: задача номер один — найти проводника; задача номер два — не попасться в руки карумионов и задача номер три, самая сложная, — созвать президиум и убедить его в моей невиновности. Пожалуй, не одну из этих задач я не могла бы назвать простой. Возможно, псы Карума уже напали на мой след. Теперь им гораздо проще это сделать: вся моя биография им известна. Но у человеческой судьбы случаются вариации, а порой даже и резкие и значительные повороты. Все равно придется им потрудиться.

Мне показалось, что я только что сомкнула глаза, а уже занимался рассвет и пора было вставать. Солнце еще не вышло, только выплеснуло на край неба пурпур, похожий на тот, что я развожу в большом глиняном чане. Разбитая и не выспавшаяся, я поднялась с постели и побрела на работу.

Под навесом, лишь наполовину огороженном глиняными стенами, чтоб воздух попадал в красильню, стояли три огромных чана. Об их содержимом я знала лишь то, что в одном была налита краска, в двух других — какие-то особенные закрепители. Все эти составы были чрезвычайно секретными, и потому их готовили без нас, служанок. Нам доверяли лишь сам процесс окрашивания, закрепления, сушки и глажки. Но и эта работа была очень тяжелой. Сероватого цвета рулоны лежали на лавках. Их привезли только вчера на нескольких телегах как раз перед тем, как я отправилась в город. Теперь нам предстояло их покрасить.

Несколько рабов разворачивали один рулон, от него отрезался большой кусок, но такой, который мог бы уместиться в чане. Стоя на деревянных лавках мы тщательно размешивали краситель длинными шестами, затем погружали в него ткань таким образом, что бы она равномерно легла и нигде не осталось никаких пятен, и начинали размешивать. Это длилось долгое время. Уже покрашенную ткань вынимали рабы, отжимали ее и перекладывали в другой чан. Пока она лежала в закрепителе, окрашивался другой кусок и так дальше. Процесс не заканчивался до самого вечера. Мы едва успевали что-то поесть, но от этих запахов аппетит был у всех плохой. Наш хозяин этому только радовался. Завтра часть из нас будет отправлена на глажку уже высохших тканей тяжелыми деревянными валиками.

Мы все, а я особенно, жили предвкушением трехдневного весеннего праздника, во время которого нам придется работать меньше, потому что распорядитель будет веселиться и ему будет не до нас.

После не слишком аппетитного от обилия посторонних запахов ужина, мне предстояло еще несколько дел, а я уже мечтала о сне. Эта мысль даже перебила ту, которая сегодня целый день у меня вертелась в голове. Во время праздника я собиралась отыскать Аббака, если только судьба не занесла его на этот раз в другое место. В последнее время все вообще шло не по плану. Но спать все же очень хотелось. Однако я с еще одной служанкой поплелась в храм, чтоб приготовить все для приезда какого-то важного гостя. Он намеревался появиться у Аштарт первым, самым ранним утром. Вероятно для того, чтоб никто не мог услышать, о чем он собирается просить богиню. После тщательной уборки святилища и поливки всех клумб возле него нам разрешили отойти ко сну.

Так монотонно проходили эти дни. Не было той торопливости, к которой я привыкла в своей прошлой, хотя и чужой жизни 20 века. Я все еще вписывалась в ритм очередной своей судьбы, о которой уже многое знала. Я знала, что мне предстоит пройти многие испытания и выдержать страшные удары судьбы. Но теперь у меня появилась надежда на то, что возможно, Лидали удастся избежать всего этого. Ее судьба стала поворачиваться как-то по-иному. Но как бы то ни было, я должна была пройти ее путь до конца. Мой путь до конца. А если орден все же решит выдворить меня из своих рядов и выдаст карумионам, то эта жизнь станет для меня последней.

Но вот мы дождались праздника. Даже у нас на окраине с самого утра все гудело, шумело и веселилось. После того как был приготовлен завтрак и накормлены все слуги и рабы, мне было позволено сходить в рыбацкий поселок, чтоб навестить своих родных. Признаться мне не очень-то хотелось этого. Никого из моей настоящей родни там уже не осталось. И никто особенно не обрадуется моему визиту, ведь никаких гостинцев я принести не могу. Отрабатывая долги семьи, сама я не имела ни гроша.

У моих родных отца и матери я была единственным ребенком, но мать умерла от лихорадки, и я ее почти не помнила. Отец женился снова на моей теперешней мачехе, она родила ему троих погодков, а потом еще двойню. Бедному папаше не суждена была долгая жизнь. Он пропал во время шторма, и все решили, что рыбак утонул, когда на берег вынесло остатки его лодки. Но мачеха моя, женщина энергичная и расторопная, снова вышла замуж и теперь опять на сносях. Понятное дело, я была в их семье нежелательной обузой. Хотя справедливости ради надо сказать, что и моя мачеха, и мои сводные братья и сестры, никогда не испытывали ко мне ненависти. По крайней мере, никакого проявления ее я не замечала. Меня никогда не гнали из дома, хотя вполне имели на это право. Но когда новый муж моей мачехи занял денег на новую лодку, в кабалу без лишних раздумий отправили именно меня. Теперь же, когда долг был почти отработан, меня наверняка захотят выдать замуж.

Дети все же обрадовались моему приходу и высыпали встречать меня на порог нашей лачуги. Как ни говори, я им была не чужая, с самого рождения нянчилась с ними и очень часто бывала вместо матери. Они наперебой пытались сообщить мне какую-то новость, которая их потрясла, но ни единого членораздельного слова в визжащий детской разноголосице я не могла различить. В этот момент на пороге возникла их мать.

— Лидали, дочка! Хорошо, что пришла, — более ласковым, чем обычно, голосом произнесла она. — Тебя отпустили ненадолго?

— Так и есть, мама. Я зашла лишь повидать вас. Вы будете на празднике?

— Не знаю пока. Муж еще не вернулся из моря. Вчера вечером еще уплыл. Наверное, опять улов неважный.

— Как его новая лодка?

— Хорошо, Лидали. Лодка вполне неплохая. Но денег все равно не хватает. Дети растут. Через четыре луны появится еще один. Я хотела поговорить с тобой. Идем в дом.

— Может быть, пойти прогуляться к морю?

Мачеха ухватила за плечо самую старшую девчушку, восьмилетку, и строго приказала следить за младшими, пока она будет отсутствовать. Оборачиваясь несколько раз на пути к воде, она грозила детворе пальцем и устало вздыхала.

Мы подошли к кромке берега и уселись на камни. Я не знала, о чем собирается говорить со мной мачеха, и меня это настораживало. Судя по ее виду, у нее были важные новости. На всякий случай я предупредила:

— Начните с самого главного, мама. У меня немного времени…

— Хорошо, Лидали. Так и сделаю. Сразу скажу. Вчера к нам приезжал слуга очень важного господина. И мы вели речь о тебе. Тебе неслыханно повезло и нам тоже. Этот важный богач где-то видел тебя и хочет взять служанкой к себе в дом. Он хочет выкупить тебя из кабалы сразу после праздника.

Тут я вспомнила о купце, под чью повозку едва не попала. Стало ясно, что теперь моя судьба поворачивается совсем по-другому. Но как он узнал о моей семье?

— Он не сказал, откуда ему известно о вас и о том, где вы живете?

— Он побывал в твоем храме, и этот толстый распорядитель…

— Сахап?

— Возможно, он и поведал ему о том, кто ты, откуда и где найти твою семью.

— А мне этот увалень ничего не рассказал, хотя сегодня утром, чтоб навестить вас, я отпрашивалась у него. Так зачем этот слуга приходил к вам?

— Он дал нам денег.

— Он отдал задаток?

— Да. Деньги я оставлю себе. Тебе ведь и так повезло. Ты будешь жить в богатом доме!

Я-то надеялась, что встреча с купцом пройдет незаметно для моей судьбы. Ладно. Допустим, он решил, что я хорошая служанка, но по каким таким признакам? Я ведь, словно тетеха нерасторопная, едва не попала под его колеса. Нет. Он заинтересовался мной, когда услышал, что я служу в храме Аштарт. А может быть его привлекла моя молодость? Я не уродина. Хотя… В 16 лет имея мудрость нескольких прожитых поколений, нельзя тешить себя напрасными иллюзиями. У такого богача не могло быть недостатка в молоденьких красавицах и помимо его законной жены. Значит здесь что-то другое. Что ж, поживем — увидим. Только бы не было хуже, чем в прошлый раз…

Придя назад в храм, где уже полным ходом шли приготовления к празднику, я в первую очередь отправилась разыскивать распорядителя. Я хотела выяснить: почему он ничего не рассказал мне о выкупе. Только его нигде не было. Вот так всегда! Мечтаешь не увидеть его больше никогда — так он всегда появляется в неподходящий момент. Зато теперь пропал невесть куда. И кого не спроси, никто не знает, где может быть этот боров.

Ну, тем лучше. Значит, мне можно пока ничем не заниматься. Я уселась в тени дерева и прислонилась спиной к стволу. Согласно закону подлости он сразу должен был появиться. Так и случилось. Сахап выплыл из-за угла, вальяжно переваливая свои жирные бока под серой холщевой туникой. Я смотрела на него призывно, удивляясь, почему он не подойдет ко мне и не спросит, что это я, бездельница и лоботряска, как всегда лодырничаю. А ведь он явно меня заметил. Что за чудеса? Пришлось вставать самой.

— Господин распорядитель!

Я подбежала к нему и встала, загородив дорогу.

— А, это ты Лидали? — вскинул он брови, словно только что меня увидел.

— Вы, кажется, забыли определить для меня работу на сегодня.

— Да, — сказал он. — Ты только что пришла из своего родного поселка. Как поживают твои родные?

— Хорошо поживают.

Что за дела?!

— Я рад.

— Моя мачеха поведала мне кое-что.

— Что же?

— Оказывается, меня хотят выкупить из кабалы после праздника.

— Ну, вот ты все и знаешь! — обрадовался Сахап и хлопнул себя по толстым бокам.

— Да, нет! Я ничего не знаю. И ничего не понимаю. Почему мне никто ничего не сказал? Я радоваться должна или сетовать на судьбу?

Распорядитель возложил свою пухлую ладонь на мое плечо и произнес с улыбочкой:

— Ну, конечно, радоваться. Деньги за тебя уже внесли. Так что сегодня ты точно можешь не работать. Отправляйся на праздник…

Ну, что ж. У меня должна была начаться новая жизнь, о которой я ничего не знала. Но до нее оставалось еще целых полдня, а может и больше, поскольку не известно, когда за мной прибудет слуга господина Омагани. А пока я решила с пользой провести подаренные судьбой свободные часы и попытаться разыскать Аббака. Ох, иголку в стоге сена…

Если он все еще оставался в Библе, значит, должен был появиться на празднике. Если он вдруг стал бедняком, то наверняка его можно будет отыскать на центральной площади, где после полудня ожидалась акция щедрости: богачи раздавали всем желающим хлеб. Если же его там не найду, тогда поищу на ярмарке. Возможно, он будет либо среди торговцев, либо среди покупателей. Не повезет там — останется еще один шанс: завтра, в главный день Аштарт, почти весь город будет возле нашего храма. Каждый пройдет мимо алтаря, одаривая богиню и молясь о своем. Только бы Аббак был в Библе!

Само собой, отправляясь на раздачу хлеба, я собиралась не только разыскивать протохрона. Никогда в этой жизни я не ела досыта. Толпу, особенно толпу бедняков, я не любила, само собой, но — что делать? Под однообразные звуки духовых многие стояли возле мостовой в ожидании подачки. Слуги важных господ, потратившихся в праздник на городскую бедноту, восседали разодетыми на слонах, которые тоже не уступали своим пассажирам в роскошном убранстве. Блестящие попоны их свисали до земли, а морды были раскрашены разноцветными красками. Глазея на все это яркое представление, бедняки не сразу понимали, что хлеб, что летит к ним, сделан из самого никудышного зерна.

Моя интуиция говорила мне сейчас, что Аббак должен быть среди этой толпы. Именно здесь. Я верила ей, и потому смотрела во все глаза не на красочное шествие, вырастающее с другой стороны улицы, а на окружающую меня толпу, начинающую все больше волноваться и раскачиваться.

Наконец, волнение достигло апогея. Роскошные слоны подошли, и в орущую толпу полетели круглые черствые лепешки. Некоторые из них больно ударяли нищету по голове, рукам и прочим незащищенным частям тела, но бедняки не замечали этого и радовались праздничному подаянию. Мне тоже удалось поймать несколько грязно-серых лепешек. Я сунула их за пазуху и начала очень медленно пробираться на другую сторону улицы, чтоб там продолжить поиски. Я разглядывала каждого, кто хоть чем-то напоминал мне Аббака. Но самого его я не находила. И странно: я не могла отделаться от чувства опасности, мне казалось, что за мной кто-то следит. Я оглядывалась на толпу, искала эти колючие глаза. Неужели карумионы? Нет. Не может быть. Слишком быстро…

На всякий случай я решила уйти с площади и продолжить поиски на ярмарке. Оторвав от жесткой лепешки кусок, я зашагала окольными путями к базарной площади, жуя и с опаской оглядываясь по сторонам. На одной из улочек настолько узких, что на них вряд ли могли бы разъехаться два нагруженных осла, кто-то окликнул меня. Очень тихо, но я услышала, вздрогнула, испугавшись, и прижалась к шершавой глиняной стене забора.

— Кто здесь?!

— Лун, — снова тихо позвали меня.

Это мог быть лишь кто-то из протохронов, никто ведь больше не знает моего тайного имени. Да еще вот карумионы…

— Аббак? Это ты?

— Никаких имен, — услышала я уже несколько более отчетливую речь.

Я замерла, догадавшись. Насторожила слух и мышцы, приготовившись в случае чего бежать со всех ног.

— Я слушаю.

— Не ищи меня. Не пытайся связаться со мной и не выходи на связь с президиумом.

— Я и не могу выйти с ним на связь. Где протохроны?

— Не ищи их.

— Почему?!

— Не спрашивай.

Голос доносился откуда-то сзади. Я догадалась, что Аббак стоял за той дверью, что была неподалеку от меня.

— Карумионы нашли меня? Они уже здесь?

— Они готовят тебе ловушку. Но самих их ты не увидишь.

— Какую ловушку?

— Никто из нас не станет пятнать свою репутацию из-за тебя. Ты всегда была неблагонадежной, Лун. Никто не будет защищать тебя. Все теперь лишь в твоих руках.

Это было последнее, что я услышала от него. По ту сторону стены раздался скрип другой двери, через которую Аббак вышел и скрылся от меня навсегда. Я осталась одна. Меня бросили на съеденье карумионам. Что ж, спасибо хоть, что предупредили о ловушке, хотя и не сказали где ее ждать. Наверное, и не могли сказать. Вот почему судьба Лидали повернулась по-иному. Теперь все только в моих руках.

Сон не шел ко мне этой ночью. Да и откуда ему было взяться? Сны — привилегия людей не помнящих и не знающих о своем давнем прошлом. В своих снах они могут угадать свое будущее. А я? Сама себя загнала в ловушку. Тупик. А может сдаться псам Безвременья? И пусть будет суд. Но ведь я знаю, каков будет вердикт. Мне нет оправданья. Я слишком много знаю. Они мне этого не простят.

Рассвет занимался, но я не спешила подниматься с постели. Больше я храму не принадлежала. Мне нужно было лишь дождаться слугу моего нового хозяина. Но прибудет он, скорее всего, уже после праздника, кульминация которого ожидалась именно сегодня. Не исключено, что я смогу посмотреть на ритуал гораздо ближе, чем раньше, и возможно разглядеть среди важных персон и господина Омагани. Я лежала на своей постели, наслаждаясь недолгим моментом свободы и лености. В такие минуты особенно жалеешь, что время имеет свойство утекать.

Все же я поднялась. Побродила по суетливому двору, заглянула в храм: везде шли приготовлению к чествованию Аштарт. Увидев Сахапа, я подошла к нему и спросила, скоро ли прибудет слуга моего нового работодателя. Он пробурчал что-то невнятное и отвернулся от меня, отдавая наставления. Мне пришлось отойти, докучать ему я по старой привычке не хотела. А он потерял ко мне интерес, получив положенную сумму.

Почему я себя так неуютно чувствую, когда не надо работать? Слуги и служанки, с которыми еще вчера была на равных, сегодня смотрят на меня то ли с завистью, то ли с ненавистью. Это неприятно. Но совсем скоро я забуду о существовании этого храма. А сегодня я побываю на празднике Аштарт не в качестве прислуги, а в качестве гостьи.

Я отправилась к парадному входу в храм. Там уже стояло несколько повозок богатых и не слишком, толпились гости, мужчины, женщины, дети… Я обошла их стороной и остановилась позади, ожидая открытия празднества. В своем новом статусе я была здесь впервые. Отчего-то меня вдруг охватило волнение. Хотя возможно это было предчувствие. Беды? Но что могло ее предвещать?

Я подошла чуть ближе и оглядела толпу. Она стала больше. Мог ли кто-то из этих людей быть карумионом? Узнал ли он меня? Что за беспокойство? Это неспроста. И вдруг кто-то схватил меня за плечо. Я вздрогнула от неожиданности.

— И на тебя, Лидали, пусть снизойдет благодать великой Аштарт! — обратилась ко мне помощница одной из жриц и надела мне на шею венок из жасмина.

Это удивило меня, и я смогла лишь тихо произнести «спасибо». Глаза служанки взглянули на меня с жалостью, она пошла дальше, раздавая венки и «благодать великой Аштарт».

Пульс в моих висках усердствовал. Я была готова пуститься бежать, но не могла быть уверена в том, что они только этого и ждут. Я озиралась вокруг, понимая, что угроза могла исходить от кого угодно, даже от этого слепого на один глаз старика или от этого мальчишки-подростка. Опасность я ощущала кожей и всеми внутренностями. Под ногой моей очутился камень, небольшой и круглый, я подняла его. Это успокоило меня, но совсем чуть-чуть. Если кто-то из слуг карумионов наброситься, я ударю его и выиграю немного времени.

Но никто не набрасывался и даже не смотрел в мою сторону. Взгляды всех людей были устремлены на ступени храма, где жрицы производили магические ритуалы, танцевали и пели, призывая Аштарт одарить всю эту толпу своей благодатью.

Время вяло протекало, а я устала от постоянного напряжения глаз и сознания. Толпа у храма стала преобразовываться в очередь. Теперь наступило время приношения даров Аштарт. Каждый вносил свою лепту, кто чем был богат… У меня не было ничего, но я искренне полагала, что ничего не должна этой богине. По крайней мере, не в этой жизни. Поэтому я отошла в сторону, не зная, что еще мне делать и куда пойти. Но в это время одна из помощниц жриц, заметив меня, сообщила, что за мной прибыли и ожидают во внутреннем дворе храма. Я вздохнула, — ну, наконец-то, и отправилась туда.

Двор был пуст. Надо мной явно подшутили. Я выругалась в сердцах, но на всякий случай все же осмотрела внимательней все тенистые углы. Нет. Ни души. Остановившись посреди залитого солнцем двора, я прислушалась не только к тем звукам, что могли бы мне что-то подсказать, но и к своей интуиции. А она, как назло, молчала.

Скрипнула дверь, из проема высунулась голова:

— А, ты здесь? — спросила она удивленно. — Тебе не сказали, что тебя уже давно ждут в красной комнате?

— Нет, не сказали… В красной комнате? Почему там? Мне ведь туда нельзя.

— Можно теперь…

Я не могла разглядеть из-за яркого солнца того, кто пришел за мной. Он только рукой махнул призывно и снова скрылся за дверью. Мне пришлось последовать за ним почти наугад, прислушиваясь к его шагам. Расположения здешних комнат я не знала и не могла знать. Здесь располагались личные покои жриц и сокровищница. Красная комната служила парадной гостиной в нашем храме, потому я и удивилась, что меня зовут именно туда. Поговаривали также, что где-то здесь располагался еще один алтарь, но никто из знакомых мне слуг не видел его. Неужели посланника Омагани принимают на таком уровне? Ну, ведь не сам же вельможа явился за своей служанкой?

На лестнице было темно, только откуда-то сверху падал тусклый желтоватый свет. Поднимаясь все выше, я прислушивалась к голосам наверху. Казалось, что там собралась целая толпа, и я слышу ее шепот, но как не вытягивала шею, ничего не могла разглядеть.

Истинная картина открылась мне лишь на самом верху. Прямо передо мной вдруг возникла сама верховная жрица, высокая, статная и ослепительная в своем золотом наряде. Позади нее стояли не меньше десятка служанок и слуг. Здесь же по правую и левую ее руки находились младшие жрицы. Все они так торжественно смотрели на меня, что сразу стала понятна моя злая участь. Тут же я заметила стоящего у стены господина Омагани, чье темное одеяние почти сливалось с мрачным колером каменных стен. Убежать было невозможно, потому что позади меня возникли тени стражников храма. И все же я попятилась, но через секунду почувствовала кожей спины острую сталь и остановилась. Надменно глядя поверх моей головы, жрица изрекла:

Конец ознакомительного фрагмента.