Сердце, что растопит океан

Барбара Морриган, 2021

Когда-то остров Коа’Коа был райским местом, но все изменилось в день исчезновения моего дедушки. После этого мир сковала вечная зима, и замерзший океан отрезал нас от духов, что заботливо оберегали наш народ с начала времен. Я родилась намного позже трагических событий, но именно мне выпал шанс отправиться в опасное путешествие и узнать, что же случилось тридцать лет назад. Если я разгадаю эту загадку, то смогу растопить многолетние льды и вернуться домой. Если же потерплю неудачу… это может стоить мне жизни.

Глава 1. 30 лет спустя

Меня зовут Ину, дочь Тамы из рода Белой Чайки, и моё утро начинается с уборки треклятого снега, за ночь завалившего проход перед домом. Иногда мне кажется, что я становлюсь одним целым со снеговой лопатой, скользкой дорожкой и морозом, покалывающим нос и заставляющим постоянно утирать его рукавом.

Интересно, каково это — бегать босиком по горячему песку, собирать камни на берегу и плескаться в океане? Когда на столе всегда найдёшь миску со свежими фруктами, когда мокрые волосы высыхают на солнце. Я всё это могу только представлять по рассказам взрослых, ведь я родилась уже в новом мире, укрытом снегами. Я никогда не видела океана и не пробовала сладких плодов. Наверное, это и правда здорово, хотя… как можно восхищаться тем, что живёт лишь в твоём воображении?

Сегодня я, как всегда, надеваю колючий свитер и тёплую жилетку, натягиваю шерстяные носки и любимые красные сапоги, застегиваю тяжёлую куртку с меховым капюшоном и выхожу на улицу разгребать снег. Признаться, я по-своему люблю его. Нет ничего лучше, чем плюхнуться в огромный сугроб в конце долгого дня. Или скатиться с заледеневшей горки! Или засадить снежком прямо в ухо моему старшему брату Вато!

Я слышу, как мама колет дрова за домом, а наш пёс Янтарь лает на прохожих.

— Ну и чего ты гавкаешь? Что я тебе такого сделал, а? — доносится до боли знакомый голос. — Ну иди сюда, хороший мой, иди! Кто такой славный мальчик, а?

Обернувшись, я вижу, как Пору, сын одного из старейшин и по совместительству злейшего врага моего отца, присев у нашей калитки, треплет Янтаря за холку, широко улыбаясь.

— Доброе утро! — Он замечает, что я смотрю на него.

— Доброе утро, Пору! — приветливо отвечаю я, мило помахав ему и улыбнувшись очаровательно… в своих мечтах. В действительности же я стискиваю черенок лопаты так, что даже сквозь плотную кожаную рукавицу чувствую, как заноза впивается мне в ладонь. От боли я неожиданно роняю лопату, которая падает мне на ногу. Неуклюже отпрыгнув в сторону, я почти падаю в сугроб.

— Ут-тро… — это всё, что я успеваю пробормотать прежде, чем моё лицо заливает краска, и мне хочется заплакать, представляя, какой идиоткой я сейчас выгляжу.

— Ты в порядке? — Пору заботливо смотрит на меня, от чего внутри всё переворачивается.

Он старше меня на шесть лет. Высокий, стройный, мастерски обращается с гарпуном, плетёт сети с ювелирной тонкостью, и ещё у него самые красивые на свете глаза, с которыми сравнится разве что цвет ясного неба. А я? Я опять выставила себя полной идиоткой, а что уж говорить о внешности — мои волосы спутались и превратились в птичье гнездо из-за холода и влажности…

— Как твой отец? — спрашивает Пору, и его тон заметно меняется. Со мной он всегда добр, но если речь заходит о папе или Вато, многолетняя семейная вражда сразу даёт о себе знать. — К ярмарке готовы?

Вот чёрт! Как я могла забыть? Уже завтра начинается ежегодная ярмарка, где традиционно рыбаки хвастаются своим уловом! Отец никогда не пропускал этого события, только в этом году его постигла неудача — после последней вылазки на утёсы он здорово разболелся, и по заверениям шамана не поднимется с кровати ещё как минимум неделю. Да и неудивительно, когда его целый день лихорадит, а от звука его глухого кашля внутри всё сжимается… А организует ярмарку, как будто назло, отец Пору — старейшина Квилак. Папа говорит, что они с Квилаком с юных лет рыбачат вдвоём и соперничают, сколько он себя помнит. Сплести самую крепкую сеть, вырезать самый острый гарпун, поймать самую крупную рыбу… Раньше, чем это сделает другой. Если Квилак покажет себя и свой улов на ярмарке, пока папа без сил валяется в постели, он будет просто разбит… И зачем Пору пристаёт с дурацкими вопросами? Он что, не знает, что мой отец болен? Или, может, решил так посмеяться надо мной?!

— Готовы! — уверенно отвечаю я, не до конца понимая, зачем говорю это.

— Правда? — удивляется Пору. — Мне казалось, твой отец приболел…

— А что, думаешь, он один у нас хороший рыбак?

— Я думал, твой брат больше по гобеленам. — Пору ухмыляется. Мой брат Вато… не совсем обычный парень. Многие жители деревни считают, что он… ну… с приветом. Пока другие юноши заняты рыбалкой, охотой и строительством, Вато предпочитает прясть и шить. Конечно, он здорово помогает нашей семье и соседям с одеждой и одеялами, но его главной страстью остаются эти странные… ковры. Он с малых лет начал их ткать. Получается, конечно, здорово: узорчатые полотна с причудливыми домами, которых даже во сне не увидишь, древними символами и изображениями забытых духов. Мы уже задарили этими гобеленами всех, кого было возможно, а он всё плетёт и плетёт. Говорит, он как будто чувствует, что должен это делать. Даже голоса слышит… Мама думает, что в прежние времена из него бы вышел талантливый шаман, но сейчас в шаманах нет такой нужды, как раньше. Вато, конечно, ходит учиться в Красную Хижину: тренируется повязки накладывать, готовит отвары, но этими его историями про духов уже никого не впечатлить. Даже самые знающие шаманы давно признали, что старые духи, раньше помогавшие людям, покинули наш мир.

— А я и не про брата, — отвечаю я.

— Неужели ты тоже рыбачишь? — В голосе Пору слышатся нотки восхищения, и это лишь вдохновляет меня идти дальше в моём бессовестном вранье.

— Ещё как! — Я опираюсь на лопату и стараюсь придать себе внушительный вид. — Когда увидишь мой улов, глазам не поверишь!

— Вот это да! Да ты просто сокровище, — смеётся Пору, — что ж…

Он уже собирается было перемахнуть через забор и отправиться восвояси, как вдруг останавливается, словно что-то вспомнив.

— Проклятье, совсем забыл! Я хотел тебе кое-что показать. — Пору подходит ближе и вытаскивает из кармана овальный кулон из прозрачной смолы, внутри которого находится засушенный жёлтый цветок.

— Ух ты… — шепчу я, — он настоящий?

— Да! Здорово, правда? Стащил его у бабушки из сундука пару лет назад, а теперь вот решил увековечить…

— Очень красивый! А можно потрогать?

— У меня другая идея. — Пору подходит ещё ближе, и мне кажется, что моё сердце вот-вот остановится. Он распрямляет толстый шнурок, на котором висит кулон, и осторожно вешает его мне на шею, после чего окидывает меня взглядом, заставив опустить глаза и раскраснеться ещё сильнее.

— Тебе очень идёт, — улыбается он, а с соседней улицы вдруг доносится крик:

— Пору-у-у! Где тебя духи носят, паршивец?!

— Ой! Это отец, — Пору делает виноватую гримасу, — он, наверное, предпочёл, чтобы меня утащили Ури, чем я бы слонялся тут. До встречи на ярмарке!

Я спокойно киваю и провожаю его взглядом, а как только Пору скрывается за поворотом, падаю спиной в снег, взвизгивая от восторга. Янтарь прыгает вокруг, беспокоясь, не тронулась ли я умом. Может, и тронулась! Неужели я и правда для него… особенная?

Но мой восторг быстро сменяется осознанием настоящих проблем.

— Что же нам теперь делать, Янтарчик?

Ярмарка уже завтра, а от отцовского улова остался только один бочонок, который мы припасли на время его болезни. Заглянув внутрь бочонка, я обнаруживаю несколько худеньких рыбёшек, прилипших ко дну. Ну и дела… Похоже, придётся брать всё в свои руки.

— Опять болтаешь с этим придурком? — спрашивает меня брат, как только замечает, что я дома.

— Ты тоже придурок, Вато, и ничего, — парирую я.

— Ну-ну, — хмыкает он, зажимая в зубах пару швейных иголок.

— Как папа?

— Не очень, — Вато кивает в сторону родительской спальни. За ширмой ничего не видно, но оттуда доносятся тихие хрипы, — его опять лихорадит. Дал ему настойку из чёрного корня, так что пару часов он проспит. И пропотеет, надеюсь.

— Бедный… А что это будет? — Я замечаю, что брат отвлёкся от работы над гобеленом, чтобы вышить белыми нитями странную форму на небольшом кусочке ткани.

— Пока секрет, — усмехается он, — но это будет друг.

— Опять чайка? — угадываю я, вспомнив, что Вато любит вышивать этих белых птиц, символ нашей семьи. — А те остальные… — Я окидываю взглядом полотна, висящие на стенах. С них на меня пристально смотрят причудливые существа. — Они не друзья?

— Не знаю. Духов трудно понять. Если бы я хоть раз мог с ними поговорить по-человечески… — Он на мгновение погружается в задумчивость, но хмурится и начинает ворчать на меня. — Ну всё, иди давай, не мешайся!

— Ой, не больно-то и хотелось! — обиженно отвечаю я.

— Слушай, Ину, — вдруг останавливает меня брат, прежде чем я успеваю выйти из комнаты, — ты поосторожнее, ладно? Когда выбираешь себе друзей…

Конечно, он имеет в виду Пору. Меня ужасно злит это ребячество: они ведь почти незнакомы, а Вато уже умудрился сделать выводы просто потому, что наши отцы не ладят. Как можно быть таким поверхностным болваном?!

— Я уже взрослая и сама смогу разобраться, с кем дружить! — раздражённо бросаю я, хлопнув дверью в сени.

На моё счастье, в сенях стоит отцовский гарпун, дожидаясь своего времени. Я крадусь на цыпочках, и мне почти удаётся схватить его и незаметно выскользнуть наружу, как вдруг из родительской спальни до меня доносится приглушенный голос.

— Малышка… — Приходится вернуться. Заглянув в спальню, я вижу, что папа присел на кровати. Вид у него, мягко говоря, удручающий. — Собралась куда-то?

— Я… эээ… обещала помочь Хайке с ужином!

— По какому поводу? — В его голосе слышится лёгкое недоверие.

— Видимо, решила отравить несчастную, — раздаётся из соседней комнаты насмешливый голос брата. Вечно он пытается меня задеть! Впрочем, я не остаюсь в долгу: не помню случая, когда мне не удалось бы успешно парировать его остроты и в конце концов уделать этого засранца.

— Заткнись, Вато! Если бы я решила её отравить, я бы пригласила её посмотреть на твою кислую мину!

Вато сидит ко мне спиной так, что я могу созерцать только фигуры оленей, лисиц и деревья, сплетающиеся ветвями вокруг аккуратно вышитого красными нитями древнего символа на самом большом гобелене. Но я готова поспорить, что лицо Вато скривилось в недовольной гримасе! Так ему и надо!

— Её мама сегодня вернётся поздно после охоты. Я ненадолго! Обещаю, — отвечаю я отцу.

— Ладно, — он слабо улыбается, — только чтобы от двери до двери, одна не разгуливай. И к воде не ходите, слышишь? Там ужасный буран.

— Отец, ложись спать, я же тебе говорил! — кричит Вато, сердито обернувшись.

— Дожил — собственные дети командуют старым Тамой… — ворчит папа и зарывается с головой под шерстяное одеяло.

— Выздоравливай, пап! — прощаюсь я и выскакиваю на улицу, заматывая лицо колючим шарфом. Надеюсь, духи простят мне эту маленькую ложь про ужин, ведь она во благо… Хотя чего это я? Духам давно на нас наплевать!

Янтарь семенит за мной по заметённой снегом тропе, и вскоре мы выходим на берег. Песчаная линия, укрытая белой пеленой, отделена от океанских льдов тонкой трещиной, через которую я с лёгкостью перепрыгиваю. Ноги немного скользят по гладкой поверхности океана, но я, умело балансируя, уверенно продвигаюсь вперёд и наконец достигаю первой лунки.

Честно говоря, о рыбалке я знаю совсем немного. Хотя наша семья живёт этим промыслом, меня совсем не радует целыми днями торчать на льду и наблюдать колебания поплавка в ожидании чуда. Или сидеть на коленях, уставившись в пустоту лунки и чувствовать, как рука отнимается под тяжестью гарпуна… Хотя пару раз, когда папа брал меня с собой, мне удавалось выудить крупную рыбу, и это действительно ни с чем несравнимо. Чувствуешь себя победителем.

Вокруг так пусто, что становится не по себе. Но мне нестрашно, ведь со мной верный пёс и непробиваемая уверенность в себе. Даже если какой-нибудь жалкий Ури посмеет ко мне приблизиться, сразу же получит гарпуном промеж глаз! Или что у них там вместо глаз… Впрочем, неважно. Мне не потребуется много времени: в конце концов, гены великого рыбака так просто не растеряешь. Здесь не должно быть ничего сложного, так что через пару часов я уже буду дома с гигантской рыбиной, при виде которой старейшина Квилак потеряет дар речи. Да что там Квилак — вся ярмарка будет гудеть об этом! А главное — Пору…

Я жадно вглядываюсь в темноту лунки, пытаясь разглядеть хоть какое-то движение, но подводный мир будто замер, почувствовав моё приближение. Ветер становится всё сильнее и упорно пытается сбить меня с ног. Янтарь возмущённо лает, и я недовольно шикаю на него: глупый пёс мне всю рыбу распугает! И вдруг сквозь вой ветра и лай собаки я слышу плеск. Повернувшись на звук, я вглядываюсь во вторую лунку. Она намного дальше от берега, но я почти уверена, что секунду назад в ней что-то шевельнулось. Тут я замечаю, как над поверхностью воды мелькает бело-голубой силуэт, сверкнув блестящей чешуёй, и снова уходит под лёд. Янтарь, тоже заметив движение, начинает отчаянно лаять. Невероятно! Я хватаю гарпун и со всех ног бросаюсь к дальней лунке. Есть только одна рыба с таким окрасом — это перламутровый удачник.

Все истории о нём больше походят на легенды: огромная рыба с переливающимися перламутром чешуйками, длиннющими усами и полным брюхом самой вкусной на свете икры. Если бы мне только удалось её поймать…

Добежав до лунки, я впадаю в растерянность. Лунка покрыта толстым слоем льда. Неужели показалось? Нет, не может быть! Я точно его видела! Янтарь, я же не схожу с ума? Крепче ухватившись за гарпун, я вонзаю его в лёд, от чего тот покрывается узором из тончайших ниточек-трещинок. Ещё удар, и белая корка поддаётся, прогнувшись внутрь и частично уйдя под воду. Наконец последний — и лёд рассыпается на десятки кусков… И в то же мгновение трескается и льдина подо мной, и я даже моргнуть не успеваю, как привычный мир исчезает и пространство вокруг заполняется ледяной водой. Я пытаюсь пошевелиться, но тело сковало, а тусклый свет меркнет с каждой секундой. Последнее, что я слышу — приглушённый лай Янтаря откуда-то сверху…

* * *

Когда-то духи и люди жили в согласии и гармонии. Незримые покровители предпочитали держаться в тени и редко показывались жителям Коа’Коа.

Они давали о себе знать своими делами. Одни духи поддерживали людей в самые важные моменты жизни: помогали появиться на свет и мирно уйти на закате, чтобы потом родиться вновь. Другие же отвечали за повседневные заботы: следили за урожаем, поддерживали домашний уют и баланс в природе. Иногда духи выбирали себе подопечного, за которым тихо следовали по пятам, охраняя от бед и помогая в трудные моменты. Люди же подносили духам щедрые дары в благодарность за помощь, и этот союз с годами становился только прочнее, пока загадочная катастрофа не оборвала связь между духами и людьми.