Лавандовые тайны

Ашира Хаан, 2022

Тимира – уважаемая женщина, жена первого советника императора. Забыты старые беды – даже не забыты, а превращены в нынешние победы. Любимый муж, тысячи разноцветных платьев, послушная магия, приходящая на помощь в любой ситуации. Но ее стихия не ласковый ручей, а бушующее цунами. Она больше не пишет лавандовых, но судьба ждет ее в Черной Крепости посреди пустыни.

Глава 3

Край мира.

Так называется последний форпост на границе с пустыней, откуда официально начинаются южные рубежи.

На самом деле, заросшая лесами часть империи давно кончилась, и вереница экипажей уже несколько дней едет по высохшим степям, где вся зелень выжжена безжалостным летним солнцем, а земля потрескалась тысячу лет назад. Узкие, но глубокие трещины, кажется, уходят прямиком к центру земли, и редкие дожди проливаются в них, не напитывая землю.

Но если есть что выжигать — значит, что-то растет. Пусть лишь зимой или ранней весной, но деревья одеваются в свежую листву, и густая трава вырастает буквально за ночь.

Дальше, в пустыне, не будет никакой травы, даже выжженной.

Здесь — край мира. Последняя маленькая роща стройных деревьев с пятнистыми светлыми стволами. Колючие кусты с мясистыми ягодами. Напитанные водой суккуленты ярко-зеленого цвета.

Остановка здесь короткая, всего на несколько часов — пока Тойво поговорит со смотрителем и обновит защитные заклинания.

Поэтому Тайша, Армина и Гиния отказываются даже выходить из экипажа. Для них там накрывают маленький столик — слуги несут кипяток, чтобы заварить чай, обитатели форпоста делятся запасами ветчины и старого выдержанного сыра. Впрочем, сыр те отсылают назад — слишком выразительный у него запах, а до Черной крепости еще ехать около полутора суток. Либо фрейлины, либо сыр, вместе они не уживутся.

Ночные переезды Тимира проводит в самой большой карете с императорским гербом. Там просторно и комфортно, но все равно ей хочется размять ноги и вдохнуть свежего воздуха, поэтому она просится вместе с Тойво на инспекцию под предлогом того, что хочет поздороваться со смотрителем.

Тойво слегка удивленно приподнимает брови. Но подает ей свой локоть, и они вдвоем входят под своды галереи, опоясывающей квадратную приземистую башню.

Это признак традиционно южной архитектуры, на севере стараются строить иначе. Там все самое важное прячут под крышу и за толстые стены. На юге нет нужды беречься от непогоды — разве что не помешала бы тень, для этого и нужна галерея. Вся жизнь кипит именно там.

Сопровождающие суетятся — надо пополнить запасы еды и воды, проверить подковы лошадей и колеса экипажей. Заодно черные военные кареты перекрашивают в белый, иначе люди в них сойдут с ума от жара солнца, пока будут ехать по открытой местности.

Проводник, назначенный на эту часть пути, сверяет свои карты с местными. Он отменный картограф, но дворцовая наука и реальность зачастую расходятся слишком сильно.

Смотритель — седой крепкий мужчина с загорелым лицом, исполосованными тонкими старыми шрамами, с трудом сгибается в поклоне, словно старое высохшее дерево. Но Тойво нетерпеливым жестом заставляет его выпрямиться.

— Это не инспекция, друг мой, — говорит он, хотя все прекрасно понимают, что именно она. — Меня не интересует ваша верность империи и глубина почтения к чиновникам, меня интересует боеспособность вашего форпоста. Проводите меня к защитным стенам.

Магические защитные стены, сложенные из красноватого кирпича, настолько низкие, что, кажется, не могут никого остановить. Даже пятилетний ребенок перешагнет такое препятствие, даже заяц перепрыгнет, не задумавшись, а ящерица просочится сквозь камни.

Но если присесть на корточки и нащупать на камнях в основании выпуклые знаки, можно почувствовать, как от запущенной туда капли живого огня начинает подрагивать земля. Это отзываются магическим гулом такие же стены, уходящие на много километров в стороны. Они прячутся в сухой траве, закопаны в песок или выедены ветром до полупрозрачности — это неважно. Пока по ним бежит живой огонь — они будут ждать.

И когда враг придет — языки пламени взметнутся до небес. Гудящие, голодные и очень-очень злые. Это и оборона, и атака одновременно.

«А что было бы, если бы ты был магом воды?» — спросила Тимира у Тойво, в самом начале пути в первый раз наблюдая, как он заряжает систему обороны.

«Тогда магия накрывала бы куполом атакующих. Куполом, под которым невозможно дышать».

«Неужели оборона рубежей так сильно зависит от стихии советника?»

«Конечно, нет. Это символический жест от императора. Обычно зарядку проводят смотрители и командующие. Но я достаточно силен, чтобы действительно перезарядить и стены, и маяки, и оружие, не беспокойся, милая».

«Я не беспокоюсь, я думаю, как могла бы тебе помочь».

Тойво тогда засмеялся.

«Ты помогаешь мне тем, что рядом со мной, милая», — ответил он.

«Но я сильная! Я могла бы быть полезной!»

«Теперь тебе нет необходимости быть сильной. Я обещал тебя защищать, поклялся в свои десять лет и не планирую нарушать эту клятву».

Он всегда так легко говорит о том, что случилось, когда ему было десять, а ей шесть.

Хотя это разрушило его жизнь.

Ей так больно об этом вспоминать, что она каждый раз умолкает, сворачивая беседу. Больно не из-за того, что тогда погиб ее отец, а она узнала, как это — быть преданной.

Из-за того, что она причинила зло Тойво. Самому лучшему человеку в мире.

Спустя десять лет она тоже дала клятву.

Никогда больше не обижать его.

Пока смотритель ведет их к маякам, которые Тойво тоже заряжает, а оттуда — в комнату на вершине башни, где ждет волшебного огня древняя каменная пушка, Тимира привычным взглядом отмечает как устроено хозяйство форпоста. Что очаги вычищены, дорожки выметены, стены сухие, а встречающиеся им по пути жители Края Земли не вздрагивают при взгляде на смотрителя, а дружелюбно здороваются.

Здесь все хорошо.

Тойво это тоже видит, и его жесткая рука, на которую опирается Тимира, постепенно расслабляется. А под конец он даже сплетает свои пальцы с ее, и она чувствует, как ей передается тепло через его кожу, когда он дотрагивается до огромной, будто высеченной из песка пушки. Узоры, высеченные на ней, причудливые завитки — не только для красоты. Огонь магии, горящий внутри, пробегает по ним и заряжается еще большей силой.

— Вы отсюда ведь сразу в Черную Крепость? — интересуется смотритель.

— Возможно, — говорит Тойво, и локоть его снова напрягается.

— Вам будет удобнее устроить там штаб и уже оттуда ездить по окрестностям. Форпостов много, они разбросаны по всей пустыне. Всем обозом, да с женщинами будет тяжело объезжать по жаре. Граница там петляет, мечется зигзагами. Война шла за каждый метр песка. Проще на лошадях быстренько выезжать по холодку утром, а к обеду возвращаться в крепость.

— Я подумаю. Наверное, это разумно, — кивает Тойво. Но его локоть так и остается напряженным, Тимира это чувствует.

— Хорошая пушка, — говорит смотритель, хлопая ту по боку и проводя мозолистыми пальцами по узорам. — Когда мы с ней близко познакомились, она не огнем била, а иглами. Ядовитыми иглами.

И он указывает на свои шрамы на лице.

Тимира сначала не понимает, что он имеет в виду, пытается соотнести его слова в своей голове с историей этих мест. До Тойво доходит быстрее.

— Так вы сражались на другой стороне? — спрашивает он.

— На другой, да… — смотритель щурится в пыльное небо, уходящее к горизонту от башни. — Молодой был, не знал, что правды не существует. Только сторона, которую выбираешь. Никто из нас не знал. Стены этой башни до сих пор стонут ночами от боли, а ступени на рассвете, кажется, сочатся кровью, которой мы омыли каждую из них. Сначала вражеской, потом своей. А что толку… Пятьдесят лет прошло — и все уже забыли, за что воевали. Неужели за пустыню?

Тимира отдергивает пальцы от холодных камней стены, за которую держалась, готовясь спускаться по ступеням вниз. На мгновение ей кажется, что они испачканы кровью. Но это просто ее бурное воображение.

— Пушка, стреляющая иглами… Это магия земли, так ведь? — спрашивает Тимира у Тойво много часов спустя, когда к утру обоз, отбывший с Края Земли, наконец останавливается на отдых.

Лошади устали, людям тоже надо отдохнуть, но они двигались в темноте, пока дорогу освещали маленькие магические фонарики, расставленные кем-то заботливым вдоль обочины каждые метров пятьдесят-сто. Они чуяли магию и откликались на нее светом. Хорошее изобретение для пустыни, где путешествовать лучше по ночам, пока прохладно.

Тойво, только что вернувшийся с обхода и уверенный, что она давно спит, поворачивается к ней, медленно расстегивая дорожный мундир. В глазах Тимиры — ни следа сна. Они блестят в свете свечи, спрятанной за мутным стеклышком ручного фонаря, который он принес в императорскую карету.

— Да, это одна из старых и очень сложных техник. — говорит Тойво. — Близкая к семейству боевых заклинаний, в котором содержится Армагеддон.

— Если бы я унаследовала магию отца, я бы смогла сейчас зарядить ту пушку иглами? Или надо было бы долго учиться?

— Ты?.. — он, кажется, удивляется.

Человек, который первый увидел, как может убивать ее цунами, смотрит сейчас на Тимиру так, будто уверен, что ее максимум магии — наполнить ванну.

— Я. Просто вспомнила, как Иржи говорил, что взял бы меня на рубежи, если бы я была огненной.

— Не обращай внимания, — отмахивается Тойво. На миг его пальцы замирают, но потом ускоряют бег, расстегивая рубашку до конца. Он стаскивает ее с сильных плеч, и Тимира придвигается ближе, чтобы погладить их ладонями и коснуться губами гладкой кожи. — Иржи любит болтать своим подружкам про войну. На словах он бы каждую вторую взял на рубежи. Дамочек это будоражит, кровь быстрее бежит по венам, они загораются, а ему только этого и нужно.

— Думаешь, он хотел меня соблазнить? — смеется Тимира.

Глаза ее блестят все сильнее, в голосе игривость, она прислоняется к его мускулистой спине щекой и обхватывает его руками.

— Думаю, он хотел пробудить в тебе боевой дух. — Очень ровно говорит он.

— Наверное, — вздыхает Тимира, перебираясь к нему на колени и обвивая руками шею. — Я ни разу не слышала про военных водяных магов.

От ее пушистых волос пахнет цветами, от кожи — свежестью и лавандовым мылом, а под кожей на запястье все быстрее бьется теплая жилка.

Тойво кладет ладони поверх ее тонкой ночной сорочки, чувствуя под ней жар кожи и начинает тянуть ее вверх, все выше и выше.

— Просто вода — слабая стихия, — бормочет он, забираясь руками под ткань, пока голову ведет от женского мягкого тела под ней.

Он и сам не соображает уже, что говорит.

— Но у меня же силь… на… я-а-а-а-а-а… — Тимира откидывает голову и стонет, когда муж прижимает ее к себе особенно сильно.

Он не отвечает.

Он горячий… Такой горячий, такой ласковый. Его тепло обволакивает ее снаружи и изнутри, его горячие пальцы ласкают ее тело, а огонек в фонарике то разгорается, то угасает в такт его движениям. Карета раскачивается на рессорах, вскрики Тимиры особенно слышны в вязкой тишине пустыни и дозорные тихонько ухмыляются в усы.

Эх, молодость, горячая кровь!

Но так приятно видеть, что первый советник — такой же человек, как все. И нежно, безумно нежно любит свою жену.