Шпионские игры царя Бориса

Александр Гурин, 2014

В 1598 году на трон царства Московского сел новый государь – Борис Годунов. И сразу кинулся в гущу европейских политических интриг, стремясь упрочить свое положение и поднять престиж. Ему в наследство от Ивана IV досталась уже успевшая набраться опыта русская разведка, в первую очередь, состоявшая из купцов и дипломатов. Царю Борису тут же донесли о проживавшем в Риге в изгнании опальном шведском принце Густаве, сыне свергнутого короля Эриха. Годунов увидел в принце шанс утвердить влияние Московии на Балтике и решил выдать за него свою дочь Ксению. И вот с заданием заманить принца в Белокаменную в Ригу отправляется купец и опытнейший лазутчик Тимофей Выходец…

Глава 2. Внештатный шпион

Возы с мешками льна и бочонками с воском медленно тянулись по грунтовой дороге, расположенной рядом с полноводной рекой Даугавой. Тимофей Выходец понял, что Рига уже недалеко, когда увидел у самой воды здание старого блокгауза.

— Эй, шевелись! — весело крикнул купец приказчикам и возчикам. — Если поторопимся, то засветло доберемся до города.

Мужики тут же стали подстегивать лошадей: всем хотелось ночевать в Риге в тепле и уюте, предварительно хорошо отужинав. Десяток телег с товарами Тимофея Выходца заметно прибавили в скорости.

Тимофей не первый раз ехал в Ригу и знал, что встретившийся на пути его обоза блокгауз построил еще покойный польский король Стефан Баторий. Когда все Задвинское герцогство присягнуло на верность Речи Посполитой, только Рига отказалась признать Батория своим монархом и объявила себя вольным городом. Мудрый король не стал вести свои полки на штурм хорошо укрепленного города. Вместо этого он повелел построить неподалеку блокгауз и не пускать в Ригу ни одну ладью с товарами. Транзитной торговле пришел конец, и рижане-лютеране, опасаясь нищеты, признали католика-венгра, ставшего королем Польши, своим повелителем.

Король тут же проявил свою власть. Ввел новый налог — порторий. Теперь за каждый груз, который приплывал в Рижский порт или уплывал из Риги, требовалось платить звонкую монету в королевскую казну. Напрасно магистрат просил короля взять не для государственной казны, а лично для себя десятки тысяч талеров (несколько тонн серебра) и отменить налог. Его Величество взятку не принял.

Король Стефан велел вернуть католикам несколько церквей и пустить в Ригу иезуитов. Угнетаемые местными немцами, не имевшие в Риге прав бюргеров рижские латыши тут же стали переходить в католичество, надеясь, что монарх защитит своих единоверцев от произвола рижских протестантов-немцев. Однако королю оказалась безразлична судьба горожан-латышей. А вот сами иезуиты получили от него немало льгот.

Пока Тимофей Выходец ехал с обозом к городу, он не раз натыкался на владения иезуитов. Первое же имение под Ригой, что повстречалось купцу и его помощникам, оказалось поместьем святых отцов. В Мазюмправе на большом лугу паслось более сотни коров, у реки крестьяне выращивали овощи для нужд иезуитской коллегии. У противоположного берега реки виднелся Чертов остров. Хоть и не вязалось его название с идеей служения Господу, остров также принадлежал слугам Божьим. Латышские рыбаки ловили около острова жирных лососей… и тем приумножали богатство ордена иезуитов. Тимофей знал: скоро покажется Келарево поле. На огромном поле разместились сотни огородов: трудолюбивые рижане выращивали здесь капусту, свеклу, лук, огурцы, морковь — немало овощей требовалось пятнадцатитысячному городу. Отцы иезуиты ничего здесь не пахали и не сеяли, но успешно собирали урожай из звонких монет. Дело в том, что земля эта принадлежала ордену иезуитов, и рижский магистрат ежегодно платил святым отцам двести польских злотых, чтобы горожане не оставались без овощного супа.

Иезуиты сдавали в аренду принадлежавшие им мельницы, дома, склады, а деньги щедро тратили во славу Божью, проповедуя среди непреклонных лютеран католичество.

«Как же, должно быть, рижане ненавидят этих наглых иезуитов!» — размышлял Выходец.

— Эй, шевелитесь! — вновь поторопил он возчиков.

Мысленно Тимофей был уже в Риге. Он прикидывал, какой урожай уродился в самой Лифляндии, за какую сумму он может продать свой лен, какие из германских товаров лучше приобрести на эти деньги. Получалось, что недаром Тимофей Выходец отправился из русского города Пскова в дальний путь, что немалую прибыль получит он в нынешнем году. Но Выходцу хотелось большего, предприимчивый купец мечтал отправиться еще дальше, попасть в богатый немецкий Любек, чтобы там самому выбирать германские товары, платить за них намного дешевле, чем в Риге. Купец вспомнил, как воевода Пскова предупредил: быть может, предстоит вскоре ему, Тимофею, отправиться с тайным поручением царя в город Любек, и порадовался про себя. Ведь ему, купцу, тоже есть-пить надобно. Поясним: выдающийся лазутчик Тимофей Выходец, как известно историкам, служил в разведке бесплатно, исключительно из любви к Отчизне. Деньги же он получал благодаря тому, что выгодно покупал и продавал товары.

Впереди показались небольшие деревянные домики с черепичными крышами и уютными садами — началось рижское предместье Ластадия. Жили здесь люди простые: трепальщики пеньки, титаническим трудом создававшие корабельные канаты; огородники, сторожа складов рижских купцов. Но Тимофей Выходец обратил внимание на то, что этим людям не чуждо чувство прекрасного. В его родном Пскове горожане также жили в одноэтажных домах с двором. Но что было во дворах? Банька, огородик, сад, где росли кусты малины да яблони. А рижане выращивали в садах не только фрукты и овощи, но и прекрасные цветы. Особенно восхищали Тимофея кусты роз — пышные, с изумительными цветами разного цвета, источавшими приятный аромат.

Обоз продолжал движение. Впереди простиралась запретная миля — пустое пространство, где запрещалось строить дома, чтобы неприятель не мог под защитой строений подобраться к городским укреплениям. Далее был виден ров с водой и огромный земляной вал толщиной в десятки метров. На нем громоздились бастионы, внизу же размещалось несколько городских ворот. За этими укреплениями возвышалась вторая, устаревшая уже линия обороны — кирпичная крепостная стена, каменные башни. Все эти укрепления заслоняли собой дома рижских бюргеров.

Впрочем, в сам город, за крепостную стену, русский купец Тимофей Выходец попасть не мог. После Ливонской войны польский король Стефан повелел закрыть православную церковь Святого Николая в Риге и запретил пускать русских в город на ночь. Купцы из Пскова, приезжавшие в Ригу по торговым делам, ночевали в пригороде, а свой товар продавали оптом немецким перекупщикам.

Русский купец остановился на постоялом дворе своей старой знакомой — фрау Марии. Когда его подводы въезжали во двор, хозяйка радостно всплеснула руками:

— Вот, наконец, и ты, Тимотеус! Я уже сомневалась, приедешь ли ты этим летом. Скажи, будешь ли есть на ужин жареную баранину?

Выходец степенно кивнул. Слуга немки тут же отправился ловить барашка, ставшего невольной жертвой русской разведки. Через пару часов Мария подала уже отдохнувшему с дороги Тимофею мясо, источавшее соблазнительные ароматы, краюху свежего хлеба и кружку доброго пива. Когда Выходец осушил ее, трактирный слуга тут же услужливо налил еще одну:

— Почтенный господин, надолго ли прибыли в Ригу?

— Жизнь покажет, — отшил лазутчик навязчивого малого.

Почему-то не понравился купцу этот разбитной парень с жидковатой рыженькой бородкой.

Вечер предстоял приятный. Сытно поев, Тимофей спокойно сидел, наблюдая, как горит огонь в жаровне. Фрау Мария сама спустилась со второго этажа к гостю и поинтересовалась, не нужно ли чего господину. Купец улыбнулся:

— Дозволь немного отдохнуть, хозяйка, а потом подняться к тебе, порасспросить о житье-бытье, о ценах на товары.

Хоть и старше Тимофея была вдова, но красоты своей не утратила. Истосковавшийся по женскому обществу (долог в то время был путь в Ливонию из Руси) Тимофей Выходец просто засмотрелся на нее. Фрау Мария оценила восхищенный мужской взгляд и, довольная, улыбнулась, после чего, заманчиво покачивая бедрами, стала подниматься наверх.

Неожиданно улыбка сползла с ее лица. В трактир вошла красивая молодая женщина в одежде польской шляхтянки. В сравнении с ней женственная, но уже немолодая и не столь богато одетая трактирщица внешне сильно проигрывала.

«Дворянка! — с неудовольствием подумал Тимофей. — Наверное, и гонору у этой полячки…»

Он встал, чтобы низко поклониться высокородной пани.

Та, впрочем, не проявляла никакого высокомерия:

— Хозяюшка. — Польская красавица говорила по-немецки не так хорошо, как Тимофей, но понять ее было можно. — Не найдется ли здесь комнаты для меня и комнаты для моих слуг?

Мария озабоченно ответила по-польски:

— Не гневайтесь вельможная пани…

— Комарская, — подсказала ей приезжая.

— Вельможная пани Комарская, все комнаты, кроме одной, уже сданы… — несколько рассеянно ответила Мария.

— А могут ли мои хлопы поспать ночью в вашем сарае на сене?

— Конечно, милостивая пани, я и денег за то никаких не возьму.

— А накормить моих людей досыта гороховой кашей и горячим хлебом?

— Как повелите, вельможная пани.

— Яцек! Распрягай лошадей.

— А ваши повозки с бочками могут постоять во дворе, — ничего с ними не случится, — пояснила польской дворянке фрау Мария.

— А я и не сомневаюсь. Мне — пирог с сыром, кусок жареной гусятины и самого лучшего пива из того, что у вас есть.

— Могу предложить привозного из Любека, — с довольным видом сказала Мария.

— Быть в Риге и пить не рижское, а любекское пиво, — недовольно фыркнула шляхтянка. — Рижского медового мне!

Мария отправилась на кухню. Пани Комарская в ожидании, когда принесут ее заказ, пялилась на Тимофея. Тот подумал про себя — принесла же нелегкая эту шляхтянку! Присутствие на постоялом дворе польской дворянки совершенно не входило в планы русского лазутчика. Полячка строгим голосом спросила:

— Кто таков?

Тимотеус, согласно этикету, низко поклонился шляхтянке и пояснил по-немецки:

— Я Тимотеус, купец из русского города Пскова.

— А я — Ванда, — неожиданно совершенно панибратски сказала шляхтянка и приветливо улыбнулась Тимотеусу. — А вы часто приезжаете торговать в Ригу?

Тимофей Выходец насторожился. Он чувствовал в словах полячки какой-то подвох: шляхтянка вела себя с ним так, как с равным, приветливо улыбалась, интересовалась его прошлым. С чего бы это?

— Ваш пирог, — произнесла незаметно подошедшая Мария.

Тимофей удивился: лицо у его знакомой трактирщицы было неподвижным, словно маска, от фрау Марии так и веяло холодом, она явно старалась сдержать неприязнь к шляхтянке, но не могла этого сделать.

Когда немка ушла, Ванда Комарская с удивлением спросила у Тимофея:

— Не знаете, что это с ней? Я ведь ей ничего плохого не сделала.

— Сам удивляюсь.

— Так вы не в первый раз в Риге? — настойчиво повторила вопрос польская красавица.

Тимофей обратил внимание на то, что не может от этой женщины с выразительным лицом, тонкой талией и явно сильными ногами глаз отвести и скоро его назойливый взгляд будет просто невежливым. Россиянин стал смотреть на свою кружку с пивом, а польской дворянке учтиво ответил:

— Вельможная пани…

— Да никакая я не вельможная! Не каждая шляхтянка — дочь или супруга вельможи. Можно говорить просто — пани Комарская.

«К чему бы такая любезность? И Мария встревожена», — с нарастающей тревогой подумал Выходец. Впрочем, хоть он и забеспокоился, внешне оставался расслабленным, довольным жизнью торговцем, проделавшим нелегкий путь и отдыхающим на постоялом дворе.

— Пани Комарская, вы верно заметили, я не первый раз в Риге.

— Вот! Вы-то мне и нужны! — обрадованно констатировала молодая женщина.

— Рада, что мои гости проводят время в приятной беседе. — Подошедшая Мария поставила перед пани Комарской тарелку с огромным куском зажаренной гусятины.

Полячка тут же впилась зубами в гусятину, не скрывая, что сильно проголодалась. А Тимофей снова обратил внимание на такую странность: слова Марии вроде бы были приветливы, но вот тон, каким они были сказаны… Другой постоялец мог бы ничего не заметить, но Тимофей Выходец был на этом постоялом дворе не впервые, знал, как обычно фрау Мария говорит с людьми, и потому не мог понять, что породило у трактирщицы такие негативные эмоции.

— Чем могу услужить вашей милости? — спросил он у Ванды Комарской.

— Вы, должно быть, знаете, по какой цене в Риге можно продать конопляное семя?

Вот такого вопроса от юной дворянки купец никак не ожидал.

— Да зачем вам это?

— Дело в том, что год назад я вышла замуж, — пояснила Комарская. Видя, какой у Тимофея недоуменный вид, рассмеялась. — Сейчас вы, чего доброго, спросите, включает ли понятие «супружеский долг» в Польше необходимость торговать бочками конопляного семени?

Фраза получилась весьма фривольной, но пани Комарская была столь весела и непосредственна, что Тимофей невольно начал проникаться к ней самой искренней симпатией.

— Так вот, — продолжила чернобровая красотка Ванда. — Имение моего мужа находится в Инфлянтах под Динабургом, куда я переехала из Малой Польши. Наши хлопы выращивают не только пшеницу, но и конопляное семя. Весной, когда Двина становится судоходна, мой супруг продает конопляное семя торговцу Симону из Полоцка, который проплывает по реке мимо нашего небольшого поместья, как объяснил мне муж, каждый год. Увы, в этом году торговец почему-то не приплыл. К тому же мой муж сломал ногу. А мне нужны деньги — моя сестра Бася выходит замуж, скоро мне следует ехать на свадьбу и нужен подарок. Я и решила — сама поеду в Ригу и продам конопляное семя.

— Но ведь это же опасно! Долгая дорога, разбойники. А у вас, пани Ванда, и охраны нет — два хлопа, от которых при нападении толку немного, — удивленно произнес Тимофей Выходец.

Видя его искренность, пани Ванда постаралась успокоить купца.

— Во-первых, мы ехали всего несколько дней. А во-вторых, слуги мои хоть и простые хлопы, но весьма сильные и смелые. Главное же, у меня самой есть два пистолета, мушкет и сабля. Еще в отчем доме мой дядя Януш несколько лет обучал меня фехтовать, потому что я так сама пожелала. А он — опытный воин. Думаю, от разбойников отобьюсь, а на охранников у меня с мужем нет денег — имение наше невелико. Да, имение маленькое, как комарик, и зовут нас Комарские, — фыркнула Ванда.

И без паузы добавила:

— Вот такая я несуразная пани: фехтовать умею, а сколько стоит конопляное семя — не знаю.

С каждой минутой Ванда всё больше восхищала Тимофея, он почувствовал, что начинает терять голову от этой прекрасной чернобровой полячки. Шляхтянка, несмотря на молодость, прекрасно понимала, какое производит впечатление на лиц противоположного пола, но, видимо, считала: оттого, что мужчины начнут восхищаться ею, вреда не будет.

— Интересно, сколько дадут за двадцать бочек конопляного семени? — вернулась она к волнующей ее теме.

— А это смотря что за товар. — В разведчике проснулся купец. — Пройдемте, посмотрим…

Хозяйка постоялого двора Мария с удивлением наблюдала в окно, как ее постояльцы зачем-то пошли к телегам и в полутьме что-то там делают. Когда уже через пять минут они вернулись, взгляд трактирщицы стал менее жестким.

Вскоре купец Тимотеус вежливо раскланялся с пани Комарской и отправился в свою комнату. Он спешил поговорить с фрау Марией, чтобы понять причину ее странного поведения. Но прежде чем навестить трактирщицу, Тимофей достал из своего дорожного сундука отрез персидского шелка. Шелк этот, заметим, так ценился в то время в Европе, что голландские и британские купцы просто боролись друг с другом за право вывозить из Московии этот дорогой материал, который в саму Москву доставлялся по Каспийскому морю и по рекам из далекой Персии.

Когда фрау Мария увидела столь ценный подарок, то вся зарделась и даже слегка возмутилась:

— Тимотеус, как ты можешь! Если в прошлом году я уступила тебе, то только потому, что устала от одиночества, а не ради подарков. Неужели я похожа на женщину, которую нужно покупать подношениями? Тем более что я и так очень рада тебе.

Тимофея обрадовало вырвавшееся у женщины в последней фразе признание. Нельзя сказать, что Выходец считал Марию своей единственной и ненаглядной (ухарь-купец давно уже не оставался без любовных утех, посещая, например, Нарву), но рижская трактирщица искренне нравилась ему. Причем не только как любовница но и просто, как хороший, добрый человек.

— Лебедь белая, краса светлая! — сказал он блондинке Марии. — Да почто мне мое богатство, коли не вправе даже подарок принести той, что давно люба мне?!

При этих словах белокурая рижанка совсем размякла: ни подарков таких она не видывала, ни слов таких не слыхивала с тех пор, как двадцать лет назад состоялась ее свадьба, а через несколько лет корабль, на котором плавал ее супруг, ушел в море и не вернулся.

Тимофей Выходец с интересом смотрел на женщину, по сути, только что признавшуюся ему в любви.

— А почему тебе так не понравилась эта шляхтянка? — поинтересовался он.

И вновь ответ Марии был очень лестен купцу:

— Она молода, очень красива и чего-то хотела от тебя.

Тимофей улыбнулся и искренне сказал:

— Если бы мне надо было выбирать, где сегодня спать, в комнате пани Комарской или в твоей, я бы выбрал твою.

— Ох, а не обманываешь ли ты меня?

— Пани Комарская безусловно прекрасна, — честно выразил свои чувства Тимофей. — И нрава она приятного. Но каждый сверчок должен знать свой шесток. И для простого купца глупо разводить амуры с дворянкой. А главное, я ведь уже не мальчик, понимаю: не всё то золото, что блестит. Она хороша собой, а ты страстна, она обаятельна, а ты мила, она бойка на язык, а ты добросердечна и люба мне. И я тебя в Риге ни на кого не променяю!

В ответ Мария просто сказала:

— Позволь мне задуть свечи, Тимотеус, при свете мне неловко раздеваться перед мужчиной.

В темноте Мария стала снимать с себя платье, а Тимофея их откровенный разговор заставил задуматься. Да, всем хороша была эта женщина для холостого псковитянина: и мила, и умна, и в постели хороша, и хозяйственна — идеальная жена. Но Тимофей был реалистом и считал: «Я никогда не поведу под венец лютеранку. Мария же не пожелает ехать вслед за мной в чуждую ей Московию, менять веру. Что же нам остается? Разве только не отказывать себе в радостях жизни при встрече…»

Как только Тимофей подумал о радостях жизни, обнаженная Мария намекнула, что ему надо поторопиться:

— Почему ты всё еще одет Тимотеус? Я же жду тебя с нетерпением…