Слово закона. О магах и людях

Артём Останский

Тень смуты нависает над великим Ил Гантом…Но какое до этого дело Орену, юному магу, внезапно выброшенному на задворки общества. А по пятам за ним следует смерть… Белая смерть.У оружия нет чувств, нет желаний, нет эмоций. Но даже бездушных магистров Белого ордена порой преследуют сомнения. И Вилену выпадает новое испытание по убийству в себе человечности.Аэрон раскинул сети соглядатайства по всему Ил Ганту. Но он ли паук в этой паутине? За что бороться, если у тебя все есть? Только за власть…

Глава 5

Дверь

Аэрон раскинулся в изысканном кресле напротив камина, недовольно потрескивающего от сырой древесины. Мягкое мерцание разливалось по орнаментным коврам, расписным фарфоровым вазам, отражалось во внушительном бюсте Этариуса из горного хрусталя и выхватывало из тени рабочий стол из красного дерева. На маленькой столешнице в углу дымили кофейные благовония. Откинув голову на мягкий подголовник, он потягивал сладкое халлийское вино из золотого, обрамленного рубинами кубка. Внезапно пришедшая мысль о том, что его кровным родителям пришлось бы месяц работать за кубок такого вина, вызвала у него непредумышленную улыбку.

Взор его устало скользнул по стенам и остановился на картине в золотистой оправе. На полотне изображался вполне себе заурядный, если не считать четырех высоких башен, замок. Впрочем, для мага искушенного то было самым знаковым и важным местом современного Ил Ганта, символом возрождения Священной Империи, местом, где регулярно решалась дальнейшая его судьба, где собирались Приближенные, их преемники, и сам Божественный. Картина именовалась «На могилах всегда вырастают цветы» — и неспроста: после полного распада Священного Ил Ганта именно в этом замке, замке Вече, впервые избрали первого Божественного; им стал Полесиус Падший, впоследствии едва не погубивший всю надежду на воскрешение Империи и свергнутый уже спустя два года.

Аэрон как заядлый любитель истории, конечно, знал о том, однако мысли его крутились вокруг других событий, там произошедших на исходе марта этого года, событий крайне весомых для его собственной жизни.

***

Посреди платформы из алебастровой плитки, во внутреннем дворе замка Вече, возвышался белоснежный мраморный алтарь, на нем возлежал труп нагого престарелого, но крепкого мужчины. По обе стороны над ним склонили головы позолоченные изваяния Этариуса и Мавриния — избранные Близнецы — символы всеобъемлющей мудрости Всевышнего и вечной пустоты Бездны. У тела стоял полнотелый, низкорослый лэр, с залысиной на макушке и ввалившимися в распухшее лицо поросячьими глазками. Он взял уже в кишках сидящую у Аэрона ноту:

— Все мы собрались здесь, дабы проводить в мир иной великого мага — Приближенного по внутреннему соглядатайству, фанатического приверженца идей Ил Ганта, неоспоримого мастера водной стихии, преданного исполнителя воли Божественного и непоколебимого защитника баланса мирового, как гласит то мудрость небесная, — лэра Титоса, кой именем фамильным пожертвовал и от родства мирского отказался во благо служения Господу.

Урион, так звали полнотелого лэра, служил Приближенным по вероисповеданию. Этот мастер печатей запомнился Аэрону тем, как грациозно на ежесезонных Вечах по-разному истолковывал в религиозном понимании один и тот же поступок: как обосновывал мудрость Божественного за помилование оклеветанного в некромантии одного мага, так же искусно восхвалял справедливость решения ликвидировать другого. Никогда вслух непроизнесенные догадки Аэрона об этом борове как умелом кукловоде опроверг Титос, покойный наставник, после одного из заседаний: «Клятый подхалим, заискивает, из кожи вон лезет, выказывает лояльность, чтоб лэр Дарвос закрывал глаза на мои отчеты, сколь огромные суммы не доходят из храмов в казну».

Аэрон съежился под порывом северного ветра, от которого не спасали даже стены, что несла с собой непогода Хладного моря, укутался пышным меховым воротником. Флюиды превосходно могли согреть его, если бы не строжайший запрет на использование магии на таких сборах. Мельком огляделся: самые уважаемые лэры и лэрэсы Ил Ганта окружали его — Приближенные и их утвержденные преемники, также облаченные в траурно-черные плащи. Божественный, одиннадцать Приближенных, восемь, не считая его самого, преемников, — по наблюдениям Аэрона, отсутствовал лишь Талус со своей преемницей.

Всех присутствующих на традиционной церемонии прощания взяли в кольцо магистры охранного отдела Белого ордена — о чем свидетельствовали нашивки на плечах: белая крепость на сером фоне, — одетые в свои неизменно белые кожаные плащи-камзолы, скрывающие лица белыми масками, подобно бездушным истуканам не подавали ни намека на движение. Мельком озирая их, Аэрон приходил в невольный восторг, по всему телу проносилась волна гордости за столь дивное, не имеющее аналогов в мире достижение магии Ил Ганта. От них точно исходила некая ледяная аура непоколебимости, самоотверженности и бессердечности, — иными словами, рядом с магистрами Белого ордена можно было чувствовать себя в полной безопасности. Если вообще можно себя так чувствовать рядом с теми, кто был создан специально для умерщвления магов.

–…Творец всего сущего, молим тебя, прими же душу брата нашего к себе, распали искру жизни его в Царствие Небесном, ибо всю жизнь посвятил он воле твоей… — заливался Урион.

Несмотря на то, что время едва ли перевалило за полдень, серый сумрак накрывал землю. Промозглый ветер бил назойливыми каплями в лицо. Как тяжелые серые тучи — предвестники дождя — заслоняли собой голубое небо, так сердце Аэрона окутала скорбь. То была не театральная печаль его коллег, а искренняя грусть о наставнике, — еще седмицу назад пышущем жизнью старике и правдоборце, праведном и верном Империи до мозга костей Приближенном. Тем не менее сквозь завесу горестных переживаний прорывались лучики радости и надежды — неподдельное ликование. Кончина старика — дорога вверх для Аэрона, уж он это понимал отчетливо, и эта мысль окончательно вытеснила скорбь, наполняла согревающим душу предвкушением становления Приближенным. По телу пробежала согревающая рябь.

–…Да огради от тварей безумных из Бездны беспросветной ты душу его…

Стоять и слушать условности традиции вдруг стало невыносимо мучительно для Аэрона — хотелось самому преждевременно поджечь тело. И вновь его разразило нечто укоризненное, печальное, противоречивое, — тоска об утрате вновь овладела им. «Как я могу радоваться кончине того, кто дал мне возможность присутствовать здесь?.. Кто возвысил меня. — Аэрона передернуло. — Тем, кто вершит историю, — жалость неведома! — тут же устыдил он себя». Но укус падальщика, именуемого совестью, порождал укор не за мнимое предательство из-за радости кончины Титоса, а за то, что он не может усилием воли целиком отдаться моменту ликования, отогнать бессмысленную скорбь.

Где-то вдалеке сверкнула неподвластная даже могущественнейшим лэрам — дикая и необузданная — яркая вспышка. Небо разразилось громом на всю округу. Редкие капли западали с неба и быстро переросли в проливной дождь, заглушающий речь Уриона.

— Будто бы знак самого Бога, — тихо обратилась к Аэрону, стоящая справа Приближенная по внешнему соглядатайству, чье лицо не пощадили морщины. Несмотря на почтенный возраст, выглядела она бодро: вороньего цвета крашеные волосы не выдавали седины, идеально прямая осанка, а голос чеканный, грубый и в то же время женственный, без малейшей толики старческой хрипоты. — Словно сам Творец принял душу его… или наоборот, отверг. Вы как считаете?

Аэрон скрестил руки на груди, не понимая, чем раздражен больше: проклятым холодным дождем, мерзким шажочками прокрадывающимся за шиворот, или внезапным обращением Гильды. Он прекрасно помнил наставление покойного наставника — одно из немногих, с которым был всецело солидарен: «Опасайся и сотрудничай всегда с теми, кому до всего есть дело; воинствующие или безразличные ко всему — плохие союзники. В нашем деле лучшие сторонники те, которым нельзя доверять. Ибо доверие вызывают либо чересчур вероломные, либо попросту глупые». Однако с ней сотрудничать Аэрон не спешил. И не беспричинно.

— Всенепременно к себе возвысил. Нет повода душу его отвергать, — напустив увлеченный богослужением вид, придерживаясь тона холодной вежливости, ответил Аэрон. — Почтеннейший лэр Титос верой и правдой служил нашему великому делу. И всем нам, стражам баланса мирового и исполнителям воли Всевышнего, рядом с ним место уготовано, не так ли?

Он не видел лица лэрэсы, но очень надеялся — та колкость оценит, ведь она не могла не знать, за какие «заслуги» неожиданно для всех Титос сделал его своим преемником.

— Безусловно, безусловно, все мы его воли исполнители. В особенности тем стремиться реабилитироваться под его всевидящим оком необходимо, кто по молодой неразумности отважился богохульствовать.

Гильда выдержала паузу. Аэрон вытянул шею, нарочито проявляя крайнюю заинтересованность к богослужению Уриона, а мысленно ликовал, что она так легко заглотила безобидный словесный крючок.

–…И убоится тот кары Творца, кто очернить имя лэра Титоса посмеет, ибо всю жизнь неусыпно следовал он…

— Впрочем, оставим сентенции богослужителям, — с ноткой понимающей усмешки в голосе заключила Приближенная. — Мне кажется, приоритетнее блюсти жизнь настоящую, в которой даже самое невинное ехидство может послужить началом бессмысленного раздора. — Аэрон перевел взгляд на лэрэсу: ее ясные, чуть прищуренные из-за дождя и ветра янтарные очи были устремлены прямиком на него. — Меня всегда занимал вопрос, — отведя взгляд, как ни в чем не бывало, продолжала она. — Если все мы такие святые и любой праведный маг априори будет возложен на подобное ложе пред сожжением, отчего же над алтарем изваян второй близнец, греху поддавшийся?

«Что за глупый разговор? К чему эти философствования посреди церемонии прощания? К чему-то ведет, ведьма, осталось выяснить к чему», — подумал Аэрон, а вслух ответил, придав банальности официальный тон:

— Для устрашения, полагаю. Не всех преступных лэров и лэрэс закон наш мирской на чистую воду выводит, а от суда Божьего никому не уклониться. Вот и здесь символизм — к кому душа отправится после смерти: к святому Этариусу — с разумом Творца сливаться, — или к проклятому Мавринию — вечность в Бездне прозябать.

— Устами книжек старинных глаголете, — усмехнулась Гильда. — Смею предположить, ваш наставник безусловно к Этариусу отправится. Уж я его хорошо знала, благо пути наши зачастую пересекались… — как бы проглатывая последние слова, ответствовала она.

«Слишком дешевая театральщина, — подумалось Аэрону. — Поиграть решила со мной, карга? Может, еще и завербовать попытаешься? Что ж, я согласен, проверим твое искусство ведения диалога. Как там говорится? Дай насладиться жертве своим превосходством, и она добровольно угодит в капкан».

— Так вы с достопочтенным лэром Титосом были в хороших отношениях? Видите ли, премногоуважаемая лэрэса Гильда, мой наставник отлично обучал меня тонкостям своего дела, однако о личных отношениях предпочитал умалчивать. Интересно узнать…

— Вы заткнетесь сегодня, или нет?! — обернувшись, пролаял Крон, Приближенный по военному ремеслу, чьему роду деятельности полностью соответствовала внешность: крепкое, можно сказать, бычье телосложение, рыхлое, с высеченными морщинами, извечно хмурое лицо, редкие вкрапления седины в густой бороде и гриве. — Имейте уважение к покойнику!

Его медный бас, так подходивший к симфонии дождя и ветра, привлек внимание всех Приближенных и преемников, даже Урион на мгновение запнулся.

— Прошу меня простить, — нарочито кротко, склонив голову, произнес Аэрон.

Богослужение продолжилась. Крон отвернулся. Непогода как была, так и осталась.

— Засим, полагаю, нашу беседу лучше отложить, — тихо проговорила Гильда, — Сдается мне, лэр Титос воистину хорошо вас натаскал. И вот еще что… молодой Приближенный лэр Аэрон, примите мои искренние поздравления.

От этих слов Аэрона передернуло. «Приближенный» — как прелестно звучит; это было неизбежно, это было предначертано им самому же себе, и пусть сейчас он искренне скорбел об уходе наставника, но глубоко в душе понимал: смерть старика ознаменовала собой новый этап будущего Вершителя Истории, каким Аэрон заносчиво сам себя нарекал в грезах.

Речь Уриона закончилась. Покорно склонив голову, он уступил место Божественному. К алтарю, держась за грудь, ступил высокий, худощавый, согбенный лэр Дарвос, — его длинная борода и, падающие ниже плеч, волосы сплошь пропитались мудрой, глубокой сединой.

Если доселе то тут, то там еще раздавался шепот, то теперь затихли абсолютно все. Ливень угас, будто видя, что речь ныне возьмет сам Божественный, Первый маг Ил Ганта, выбранный правитель Империи и председатель Веча Приближенных, и перешел в изморось. Старый лэр, дождавшись, пока пройдет окрик грома, взял речь:

— Я, лэр Дарвос, законно избранный шестой Божественный Ил Ганта, имею честь проводить в последний путь нашего брата, — протяжно выдохнув, он продолжил: — Все вы и так знаете заслуги почтенного лэра Титоса, посему не вижу смысла перечислять их. Прискорбно осознавать, что столь преданный и фанатичный приверженец нашего дела покинул этот мир. Но память о лэре Титосе навеки останется в наших сердцах. Его имя и заслуги перед Ил Гантом увековечит орден Летописцев. Однако мы должны отпустить дух его туда, куда попадут все лэры и лэрэсы, почитающие Всевышнего и живущие по законам его, туда, куда попал величайший из нас — Этариус. Так возвысится и переродится же он в царстве разума Божьего, как переродилась Империя наша. — Дарвос зашелся приступом хриплого кашля, но быстро вернул контроль над легкими и продолжил: — Так прославим душу его, как Империю нашу великую. Слава Творцу! Слава Ил Ганту! Слава Этариусу! Слава Титосу!

— Слава Творцу! Слава Ил Ганту! Слава Этариусу! Слава Титосу! — закричал Аэрон в унисон остальным, подняв сжатую в кулак правую руку.

— А теперь, — спокойным жестом призывая магов затихнуть, проговорил Дарвос, — предлагаю каждому проститься с лэром Титосом. Минута молчания, минута мысли, — сбавив тон, скрючившись, держась за грудь, проговорил Дарвос и отошел в сторону.

Небо дождалось окончания его речи и шквалом обрушило град крупных капель. Но никто даже не шелохнулся: все закрыли глаза и потупили головы, покоряясь традиции, дождю и своим собственным мыслям.

Скорбь принимала форму воспоминаний, счастливых образов, но Аэрон сам не уловил, как незаметно тоска перетекла в эйфорию, в судорожное предвкушение самого грандиозного события в его жизни. Сегодня он принесет клятву и займет нишу политической верхушки Ил Ганта.

— Ежесезонное Вече объявляется открытым! Прошу всех занять свои места, — подавляя кашель, торжественно провозгласил Божественный, шурша темно-бордовой мантией.

Аэрон еще не до конца пришел в себя после официального становления Приближенным по внутреннему соглядатайству. Осмотрел рукава мантии. Траурные плащи сменились тривиальными для Веча нарядами. Еще на прошлом заседании он носил алую мантию, как подобает преемнику, теперь же ему выдали рубиново-красную.

Так непривычно…

Сколько раз он бывал в этой просторной, но скромной на убранство зале, с ни чем не украшенными зеркально-обсидиановыми стенами и полом. Лишь огромные, на всю стену, насыщенно-бордовые полотнища гербов с изображением объятого пламенем древа да высокие, поддерживающие своды колонны привносили уют. Впрочем, расставленные у стен и колонн магистры тоже могли сойти за предметы роскоши, если принять их за неодушевленные белые статуи. Обособившийся посреди залы стол по форме напоминал круглодонную колбу с приплюснутым горлышком. Столешницу покрывало абсолютно прозрачное толстое стекло, под ним еще одно, уже тонкое, накрывало полотно. Между стеклами находились чернила, вырисовавшие карту Ил Ганта. Впрочем, любой лэр, знакомый с искусством перемещения воды в иных жидкостных составляющих, мог беспрепятственно изобразить чернилами все: начиная от местности какого-нибудь хутора, заканчивая тактической картой расстановки сил.

Места в обступивших стол, обтянутых кожей мягких креслах-стульях были строго указаны для Приближенных и находились друг от друга на таком расстоянии, чтобы нисколько не стеснять магов. Утвержденные приемники же, как и положено, стояли за спинками кресел-стульев своих наставников. В основании, у «горлышка» стола восседал Божественный. По левую руку от него изящными, ловкими, больше подходящими вору или музыканту пальцами барабанил по губам нахмурившийся Приближенный Секретарь Клетус. За ним стоял и окидывал всех внимательным, ничего не упускающим взором его преемник Ирвин — немногим старше Аэрона маг, статный и высокий, с зачесанными назад черно-янтарными, с влажным отблеском, волосами, и узковатым разрезом глаз. Слева от Клетуса в кресле-стуле раскинулся Аэрон. Следом — Гильда и преемница Пилиция, взлохмачивающая и без того пышные, ниспадающие до поясницы каштановые копны волос. По левое плечо от Гильды, прикрыв ладонью веки, сопел Рикон, Приближенный по общественной безопасности, чей объем чрева превышал все мыслимые пределы. Крон рьяно что-то втолковывал Приближенному по образованию и научной деятельности Натору, почесывающему тянущие до самой челюсти бакенбарды и играющему в пальцах очками с золотой оправой. Из-за его спины, покручивая хвостиком черно-коричневых волос, за полемикой наблюдала преемница Орлена; ее по-детски огромные глаза не выражали ничего, кроме скуки.

Далее по окружности.

Урион потирал глаза. Плосколицый, высокий, узкоплечий Торбен, его преемник, не отрывался от дискуссии Крона и Натора и пытался сдержать постоянно выступающую улыбку. Приближенная по казначейству Мира — видная, в свои сорок с лишним лет, лэрэса, выглядящая на тридцать, не без помощи всевозможных румянцев, блесков и теней, с заложенными за правое ухо прямыми светлыми волосами — хихикала с преемником Роном, смазливым двадцатилетним блондином. Миниатюрная короткостриженая шатенка, Приближенная по общественному бытию Хилона тем же самым занималась со своей преемницей, изредка перебрасываясь остротами с Мирой. Изольда, ее преемница, всякий раз вводила Аэрона в некий диссонанс, когда на ее, казалось, убитом горе лице появлялась живая улыбка; а улыбалась она часто.

Следующая троица Приближенных напоминала парад скуки, ибо каждый из них восседал с таким унылым видом, что клонило в сон. Если бы в ряд поставили пастуха, землекопа и Дастериуса (он же Дастер), Приближенного по сельскому, рыболовному и охотничьему хозяйству, у первых двух было бы явно больше шансов сойти за политическую шишку Ил Ганта, настолько тот казался заурядным. Впрочем, Вилжер несколько разбавлял эту заурядность — один из тех редких случаев, когда преемник был старше своего наставника: пепельная бородка как у козла, складки морщин на лице, усталый от жизни взгляд, — создавалось впечатление, что это он Приближенный, а не Дастер. Приближенный по общественному ремеслу Бильнос, еще один старец с землистой залысиной, обрамленной выцветшими волосами, буквально пребывал в прострации, уперев ладонь в брылу. Брон, Приближенный по строительству, был ничем не примечательнее Дастера. И, продолжая его традицию, имел незаурядного преемника — сильно смуглый Ихаэрис эмигрировал в Империю то ли с Дор-Дора, то ли с далекого Сара.

До сих пор пустовало только одно место, по правую руку от Божественного. Место Талуса.

В воздухе витал аромат грозовой свежести и сирени. И пусть в зале отсутствовали окна, было несказанно светло: подвешенные к потолку светильники с магическими печатями наполняли залу ярким белым светом. Разум Аэрона заволокла пелена мечтательности и неги, — он нисколько не обращал внимания на разносимую эхом болтовню плеяды лэров и лэрэс. Нынче его заботили совершенно иные, о коих он раньше даже не задумывался, вещи: насколько мудра архитектурная — как и любая иная мысль — Ил Ганта. Неформальное правило гласило: любые помещения, где проводятся официальные встречи, должны быть лишены любых украшений, отвлекающих внимание от принятия важных решений; стоит ли говорить, что при приеме иноземных послов роскошных декораций было больше, чем во дворцах шалиафских шахов.

Дарвос похлопал в ладоши.

— Итак… — дождавшись наступления абсолютной тишины, начал Божественный.

Внезапно целиком металлические, отворяемые магией двухстворчатые двери, больше походившие на ворота, распахнулись. В залу ступил невысокий лысый, на вид молодой мужчина с землисто-белым оттенком кожи. Казалось, его череп просто обтянули кожей — столь значительной была худоба. Много Аэрон повидал за свою жизнь демонстративно суровых, острых и внушающих ужас взглядов, но эти остекленевшие огромные зенки цвета грязного льда были несравнимы ни с чем. Людям и магам несведущим он мог показаться изнуренным от голода беженцем, перенесшим тяжкую форму рахита в детстве, однако Аэрон видел в нем самую знаковую и в то же время загадочную фигуру современного магического искусства Ил Ганта — Приближенного по магическим исследованиям.

— Лэр Талус, лэрэса Силена, — любезно произнес Дарвос, — попрошу занять места. — Указал он на единственное пустующее кресло по его правую руку. — О, без сомнений, веских основаниях, вынудивших вас отсутствовать на церемонии прощания с лэром Титосом и торжественной клятве лэра Аэрона, мы поговорим после.

Талус манерно поклонился.

— Примите мои глубочайшие извинения. Превелико скорблю о нашей общей утрате.

Голос его создавал неизмеримый контраст с наружностью — звучал высоко, скрипуче и благодаря эху походил на фальцет. Еще больший контраст вызывала неизменно сопровождающая его стройная, высокая, чарующая внушительным бюстом белокурая преемница. Аэрон невольно сморщился, увидав ее пухлогубое, идеальной формы, как бы застывшее с надменной ухмылкой на правую сторону лицо.

Невзначай Аэрон уловил, как Клетус буквально пронизывал тощего лэра угрюмым взглядом. Его внутреннее волнение выдавала легкая тряска пальцев, интенсивно гулявших по столу. И пока Аэрон выстраивал цепочки предположений, слово взял Божественный:

— Начнем со злободневного дела. До меня дошли горестные сведения о том, что в юго-западных районах нашей славной Империи, а именно в Тарниатском и Ромеантальском округах среди крестьян, вольнорабочих и прочих малообеспеченных слоев населения растут воинственные настроения. Уже происходили случаи откровенных беспорядков и актов вандализма: поджоги складов и амбаров, попытка поджога филиала караптульского банка в Поштоне; там же на площади устроили погром. На прошлой седмице в Тарниате насмерть забили священнослужителя. Несколькими днями ранее надругались над могилами ветеранского кладбища близ Пентона. Примерно в тот же промежуток времени, на улице средь бела дня покусились на жизнь вэяла Гелона, который, я напомню вам, находится всего в дне пути от Пентона. И это лишь в общем. В частности же — множество иных, явно направленных на подрыв власти скверных происшествий. Попахивает преднамеренным саботажем. Лэр Рикон, просветите меня и всех собравшихся, какие меры были приняты по предупреждению столь громких инцидентов и устранению их последствий, отголоски коих добрались даже до моих ушей.

Приближенный по внутренней безопасности грузно приподнялся, опираясь на подлокотники. Аэрон находил некую иронию в том, что Рикон, добившийся неоспоримых высот в боевой сфере пространственной магии, которая подразумевает активные движения, походил на свиноматку.

— Так и есть, достопочтимый лэр Дарвос. За последний сезон сделалось множество подобных случаев в тех районах. Я взял дело под личный надзор. Имеются подозрения, что в тех районах действуют… эти… смутьяны, распространяющие еретическую сиорданскую веру среди малообеспеченного населения. А вы ж сами знаете, лапотники да отребье всяческое уши поразвесит да слушает, — как бы прожевывая слова, брюзжал Рикон и потирал бархатным платком шею; пот блестел на его сальном лице. — Мне бы ополчение созвать и людей дополнительных еще в стражу, да только бюджет у меня до гроша расписан. Сами понимаете.

«Ну что за идиот? — тайком усмехнулся Аэрон. Кто таких в Приближенные берет? Нисколько не удивлюсь, если он же сам эти настроения и поощряет, дабы свое финансирование увеличить. Определенно нужно разослать шпиков и взять дело под личный контроль».

— Лэр Рикон, — вдумчиво заговорил Дарвос, нахмурив белые кустистые брови, — насколько мне известно, вам и так выделяются солидные суммы на поддержание порядка на наших территориях. Верно я говорю, лэрэса Мира?

— В точности, — отозвалась Приближенная по казначейству.

— Так будьте же любезны, выполняйте возложенные на вас обязательства. Или, вероятно, бремя обязанностей становится для вас неподъемным?

Рикон вмиг побледнел.

— Я справляюсь…

— Вы упомянули, — спокойно продолжал Дарвос, — что уже взяли дело под личный контроль. Превосходно. Очень надеюсь в скором времени увидеть от вас отчет с полным списком казненных за столь дерзостные преступления. И найдите себе уже преемника: и вам помощь будет, и мне не придется кого-то со стороны искать в случае чего… Ах да, лэр Урион, увеличьте концентрацию проповедников в этих районах; я хочу, чтоб в каждой деревушке, на каждой улице кто-то вещал о нашем истинном Боге. И, само собой, нужно воспеть доблестные подвиги блюстителей порядка по поимке негодяев и открыть людям глаза, какие бесчинства те творили. Лэрэса Хилона, дело лежит на вас. Лэр Брон, лэр Дастериус, вам, полагаю, не нужно говорить, что делать.

— Не нужно, — хором отозвались Приближенные.

Рикон, кротко поклонившись, облегченно обрушил всю свою массу на несчастный стул. Аэрон ехидно представил, как он в роли Божественного поиграл бы с этим увальнем: повысил тому финансирование, а сам бы приказал, втайне от придурка, создать настоящую группу повстанцев — вот потеха бы была.

— Далее, — откашлявшись, пробурчал Дарвос. — Так, что там еще было?.. Да, лэрэса Гильда?

Приближенная по внешнему соглядатайству незамедлительно поднялась. В отличие от предыдущего оратора держалась она ровно, важно, даже несколько надменно.

— Благодарю, достопочтенный лэр Дарвос. Славные лэры и лэрэсы, братья и сестры, попрошу вашего внимания! Упрежу возгласы — тревожиться пока рано, однако не могу умалчивать о донесениях, поступающих ко мне с западных границ. Наши… соседи и верные союзники — Верхняя Квигелия и Им-Зелот — созывают войска. Неоткрыто. Тайно.

— Немудрено. Они ведь с Гретанским Объединением воюют, — перебил Натор.

— Лэр Натор, — не растерялась Гильда, — если вы не имеете уважения к оратору, не уважаете меня как коллегу и не берете в расчет нашу разницу в возрасте, то хотя бы соблюдайте элементарный этикет и нормы поведения. Не перебивайте. — Приближенный сконфужено отвел взгляд. — С вашего позволения я продолжу. Спасибо. Итак. О всеобщих призывах сведения пока не поступали. Но все же меня удручает тот факт, что воинские отряды, которых, по заверениям дипломатов данных стран, исключительно не хватает, потому они и пользуются нашими ратными услугами, стекаются со всех уголков и занимают крепости близ Ил Ганта. Усиленно проводится фортификация. Надо полагать, нас они об этом не уведомили?

Ропот и перешептывания эхом разлетелись по зале. Аэрон взглянул на Божественного, — Дарвос безотрадно смотрел на карту Империи и поглаживал бороду, борясь то ли над решением вопроса, то ли с кашлем. Затем взглянул на Гильду и решительно произнес:

— Благодарю за отчет, лэрэса Гильда. Я разберусь. Лэр Клетус, нужно послать дипломатов…

Кто-то с силой вдарил по столу — Аэрон, вместе с остальными магами, оглянулся на нарушителя спокойствия. Им оказался вскочивший на ноги Крон.

— В бездну дипломатов! — зарычал он. — Мы, по вашей же указки, лэр Дарвос, регулярно снабжаем их зерном, пушниной, смолой и черт знает чем еще, отдаем в наемничество целые легионы! Не серчайте за выражение, но кроме как наемничеством я подобное назвать не могу. Наши легионеры дохнут на чужом поле брани, корпуса боевых магов разбазаривают силу в борьбе за очередной бесполезный замок! И чем они нам отвечают?! Войсками у порога, ха! Да на кой нашему великому Ил Ганту терпеть такую дерзость?! Неправ я, скажите? Лэр Дарвос, отдайте приказ, и я лично поведу легионы! Мерзавцы захлебнутся в собственной неблагодарности!

— Лэр Крон, прошу вас взять себя в руки! — хрипло выкрикнул Божественный и зашелся кашлем. — Я понимаю ваше негодование, однако мы не дикари. Уверен, наши друзья Неологан и Гелиотус непременно сумеют объяснить это недоразумение.

— Да какое в бездну недоразумение?! — оборвал Крон; Аэрон отчетливо видел, как того трясло в приступе патриотической ярости, уловил исходящие от него флюиды. — Урион Суровый — праотец современно Ил Ганта — стал бы терпеть подобное?! Да вечность демонам Бездны мою душу терзать коли да! Вот что я вам скажу! Он созвал бы легионы и сравнял с землей пару-тройку городов таких союзничков, предал огню их деревни, засыпал солью поля и отравил бы колодцы, а этакие друзья ощутили бы всю прелесть последствий своего проступка, прибитые к стенам собственных замков!

Аэрон как истинный ценитель истории мысленно рассмеялся такому примеру.

— Его времена давно закончились! — вскочив, возмутилась Мира. — Вы не учитываете тот факт, что тогда было совершенно иное время, и требовало оно иных действий! К тому же, лэр Крон, не будет забывать: не этот без сомнения могучий, но чересчур жестокий лэр создал Ил Гант таким, каким мы его знаем сегодня, а Толариус Мудрый. И хочу вам напомнить, что правление его отнюдь не сопровождалось кровопролитием.

Это развеселило Аэрона еще больше. Невежественный маг или человек, безусловно, проникся бы словами Приближенных, но только не он. Урион — параноик и маньяк, плодивший дурацкие законы вплоть до того, в какое время обязаны засыпать и просыпаться крестьяне, и периодически собственноручно казнивший своих родственников. Толариус же — его единственный выживший внук — действительно подвел Ил Гант к нынешнему виду: уравнял в правах мужчин и женщин, отменил передачу государственных должностей по наследству, запретил Приближенным иметь семьи, упорядочил систему выборов Божественного среди Приближенных, основал Белый орден как самостоятельный орган, подчиненный лишь самому Божественному, но при этом захватил территорий больше, чем все остальные Божественные вместе взятые.

— В конце концов, — вмешалась Гильда, — даже объединенные силы Им-Зелота и Верхней Квигелии не в силах нанести нам значительного вреда. Гелиотус и Неологан должны прекрасно понимать, что мы легко можем сменить милость на гнев и запросто раздавить их как блох. Я лишь сообщила факт, как того требует долг, но сама, признаться, склоняюсь к недоразумению.

— Да все это Вече — одно большое недоразумение! — выкрикнул Крон. — Вместо военного вторжения и присоединения новых территорий, вместо восстановления границ Священного Ил Ганта, вместо создания империи, которая сокрушит треклятый Сиордан вместе с иными еретиками, империи, с которой, как в былые времена, будет считаться весь Юг, мы вникуда спускаем ресурсы! Мы, потомки наследия всемогущего Этариуса, позволяем запрягать нас словно вшивых мулов посредственным магам-иноземцам и убогим людишкам, напялившим короны и возомнившим себя правителями. Тьфу!

Под протестные и одобрительные возгласы Приближенных Крон раздраженно направился к выходу. Двери загородили два магистра. Аэрон подметил, как синхронно, грациозно и быстро правая рука каждого охраняющего Белого ордена в зале легла на навершия мечей, умещенных в ножнах на поясах.

Дарвос, опираясь кулаками на стол, тяжело встал — все последовательно затихли, ожидая от него ответа.

— Лэр Крон, — не скрывая раздражения, проговорил старый маг. — Я разрешу вам покинуть Вече, если вы того так жаждите. Но предупреждаю вас: в качестве Приближенного вы сюда боле не ступите.

Магистры, загородившие проход, одновременно расступились. Впрочем, Крон не спешил уходить; насупился пуще обычного и многозначительно окинул взором Божественного. Еще бы, все прекрасно знают: в Ил Ганте невозможно лишиться столь высокого сана не лишившись при этом жизни. В конце концов Приближенный сдался — в угрюмом молчании вернулся на место, а Дарвос устало опустился в кресло-стул. Только теперь Аэрон придал значение тому, что Клетус, будто оторванный от реальности, продолжал яростно упираться взглядом в Талуса, не обращая внимания на происходящее. Тот же отвечал ему безучастным, холодным зырканьем.

— Я устал вас предупреждать, лэр Крон… — потянул Дарвос. — Ведите себя благопристойно, придерживайтесь поведения, достойного лэра. Очень надеюсь, нам больше не придется лицезреть ваши разгоряченные выходки. Лэр Клетус, помнится, вы просили меня дать вам слово…

Секретарь вскочил пружиной и связно затараторил, не спуская глаз с Талуса:

— Лэры, лэрэсы, может кому неизвестно, не так давно при странных обстоятельствах был поголовно вырезан древний род Дэриалов — дом магов, берущих корни из времен основания Священного Ил Ганта. Сие беспрецедентное злодеяние случилось прямо в именной усадьбе, в предместье Мальтора.

Аэрон навострил уши. Поразительно! Месяц назад еще был жив Титос, следовательно, столь вопиющее происшествие не могло остаться без его внимания; да даже распоследний забулдыга вопил бы о том на каждом углу; а Аэрон ни сном ни духом. Он не понаслышке знал старшего представителя Дэриалов — лэра Кариуса, масрэала Жинейского округа, — пересекался пару раз по рабочим делам.

–…По заключениям расследователей Белого ордена нападение осуществлялось ночью, и было тщательно подготовлено. Как нападавшие проникли в усадьбу — загадка. Стража не подметила ничего необычного. Крики и звуки боя также отсутствовали. Но вот что примечательно: ни одна защитная печать, коими была напичкан дом, не была активирована. Однако уполномоченные маги сумели распознать оставшиеся в воздухе флюиды. Много флюид! Что приводит к выводу: использовалась магия колоссальной силы! Только вот неувязка — нет следов магической борьбы! Ни обожженных стен, ни льда, ни пробоин от боевой магии, ничего! Лэрэса Дорсения, одна из лучших врачевательниц, привязанных к расследовательскому отделу ордена, констатировала: семью и прислугу убили холодным оружием, предположительно, мечами. В голове не укладывается, как убийцы сумели незамеченными преодолеть многочисленные посты охраны и умертвить пятерых взрослых магов, подростков, глубоких старцев и всю прислугу, при этом, не издав ни звука. А я доподлинно знаю, что лэр Кариус обладал превосходным навыком обращения как с печатями, так и с пространственной магией! Не говоря уже об остальных членах семьи…

По зале, отскакивая от стен, прокатились многочисленные охи и ахи. Впрочем, больше наигранные, нежели искренние.

— Это еще не все! — повысил тон Секретарь. — Сию загадку расследователям Белого ордена еще предстоит разгадать. И они разгадают. Непременно разгадают! — Последнюю фразу как-то особенно, точно обращаясь к кому-то, подчеркнул Клетус. — Я бы не выносил данный, безусловно, будоражащий кровь в жилах инцидент на обсуждение, если бы не пару но! Лэр Талус, прошу вас в присутствии всех достопочтенных лэров и лэрэс и всеуважаемого лэра Дарвоса лично объясниться: какими делами вы были связаны с лэром Кариусом до его гибели? Доподлинно известно, что его сын, лэр Радиониус, работал в вашем исследовательском центре, но отчего-то скоропостижно прервал сотрудничество с вами. После — ваша преемница не раз посещала усадьбу. По словам свидетелей, каждая беседа лэрэсы Силены, лэра Кариуса и лэра Радиониуса проходила на высоких тонах. Доходило даже до угроз из уст вашей преемницы. А всем известно, что без вашего ведома — указки, если хотите — она и пискнуть не посмеет.

Силена безмолвно стояла, подчеркивая женское достоинство скрещенными на груди руками, и, как казалось Аэрону, снисходительно, с проклятой ухмылкой, смотрела на Секретаря.

— Все ей известное она уже поведала расследователям, — холодно проговорил Талус. — Как, впрочем, и я сам. Дополнить нам нечем. А вы, дорогой лэр Клетус, занимаетесь не своими делами. Или у вас какой-то личный интерес к этому никчемному роду?

Шквал возмущений грянул с новой силой.

— Лэр Талус, — прохрипел Божественный, — выбирайте выражения. Как-никак о покойниках грешно плохо отзываться.

— Грешно. Это так, — учтиво подтвердил Талус. — Я непременно извинюсь перед лэром Кариусом и его семьей, как окажусь на том свете. Однако я не нахожу слов, как по-другому можно охарактеризовать род, древними корнями которого так бахваляется лэр Клетус, кой бесславно, я бы даже выразился, бездарно пал от неизвестных рук.

Явственная гримаса ненависти обуяла лицо Секретаря. Отдышавшись и расслабив мину, он вынул из-за пазухи сверток бумаги и передал Божественному.

— Я не случайно вынес этот вопрос на всеобщее обозрение. Вы вопрошаете меня о заинтересованности? Позвольте объясниться, благородные лэры и лэрэсы, пока глубокоуважаемый лэр Дарвос читает письмо, дабы действительно подтвердить мною сказанное. Да, я скрыл это письмо от расследователей, каюсь. Но не беспричинно, и в конце моего рассказа вы поймете почему. Вы, лэр Талус, не могли знать о нем. Письмо отправил мне лэр Титос, судя по всему, накануне своей кончины. В нем сказано о неких… изобличающих вас в запретных чарах и экспериментах уликах, добытых покойным. Также упоминается о некой подгорной твердыни, расположенной где-то в Саторианских горах, куда вы, если верить письму, регулярно наведываетесь; а так как строки те написаны рукой самого лэра Титоса, можно не опасаться за их правдивость. Гонец — доверенное лицо лэра Титоса — преспокойно может выступить свидетелем…

— И? — скупо произнес Талус.

— И? И?! — вскипел Секретарь. — Уважаемый лэр Дарвос, в силу новых представленных мною фактов, я требую немедленно взять под стражу лэра Талуса и лэрэсу Силену.

В зале водворилась гробовая тишина. Аэрону казалось, будто флюиды, исходящие от тела Секретаря, неистово пронзают его самого. Взгляд всех присутствующих был прикован к Божественному. Он подозвал магистра, вручил ему письмо, что-то шепнул, — тот спешно удалился, — и мутным взглядом всматривался то в пышущее хладнокровием скелетообразное лицо одного Приближенного, то в спазматическую от ярости мину другого, и наконец заявил:

— Напоминаю всем: расследованиями подобного рода по-прежнему занимаются расследователи Белого ордена. Все свидетели и подозреваемые, не примите за оскорбление, лэр Талус, лэрэса Силена, будут допрошены повторно, если орден сочтет то необходимым. Не вижу поводов в сие же мгновение заключать под стражу ни лэра Талуса, ни лэрэсу Силену. Таков мой вердикт.

Секретарь, явно не ожидавший такого исхода, обомлел. В зале понемногу нарастали переговоры. В голове Аэрона непрестанно крутились мысли о неразумности поступка его наставника. Все казалось ему вздором. Не мог старик так опрометчиво поступить! Уж слишком хорошо его знал Аэрон. Какой смысл отправлять письмом столь важные сведения, да еще и мельком указывать на улики, при этом, не предоставляя их. Не похоже на Титоса — это, как минимум, непрофессионально. Или он перестраховывался на случай смерти?..

Смерти…

Своей ли?

Теперь Аэрон сомневался, что старика, как выразились заключающие кончину маги-врачеватели, убила старость. Но все же это глупо. Даже если он не располагал фактами, а «улики» основывались на доводах, почему не доложил или, на крайний случай, не отправил то же письмо самому Божественному? Ну или расследователям. Что-то не сходилось, нечто было упущено. Тщетный поиск этого нечто будет стоить Аэрону множества бессонных ночей.

— А теперь позвольте мне взять слово, — неспешно поднявшись с кресла-стула, проговорил Талус. — Честь не позволяет мне более отмалчиваться в ответ на клевету.

— Клевету?! — выпучил глаза Секретарь.

— Именно, клевету. В своей речи вы опустили несколько важных деталей. Во-первых, ваши необоснованные намеки ни что иное, как пыль в глаза, призванная заставить других забыть о наших с вами распрях, начало которых приходится еще на ваше преемничество. И, соответственно, вашей предвзятости. Не счесть сколько раз вы беспочвенно обвиняли меня в некромантии и срывали мою работу. Прошу заметить, что ни одно из расследований Белого ордена не подтвердило обвинений.

— Безосновательных?! — раздосадованно ощерился Клетус. — Сколько вам лет? Сто десять? Сто двадцать? Сколько Божественных сменилось на вашей памяти? Двое? При всем уважении к почтительной мудрости лэра Дарвоса — взгляните на него. А ведь ему сто два! — Божественный, прикрыв глаза, будто бы находился в некой прострации. — И как, позвольте спросить, не прибегая к богомерзкой магии, вы столько живете и так выглядите? Ах, да-да, точно, вы какое-то новое, экспериментальное заклятие в целебной сфере изобрели. Что ж вы тогда его не обнародуете?

— Во-вторых, — пропуская мимо ушей пререкания, продолжал Талус, — вы не упомянули, что до того, как стали преемником, сами принадлежали роду Дэриалов и приходились сводным братом лэру Кариусу. И, самое главное, в-третьих, ваше так называемое доверенное лицо лэра Титоса — всего лишь ваш «подарок» ему, сделанный шесть лет назад в знак дружбы. Сунули своего единоутробного брата, не обладающего Способностями. Будете отрицать? Не стоит, не стоит. Лэры и лэрэсы здесь присутствующие, призываю вас пораскинуть мозгами: стал бы столь выдающийся профессионал своего дела как лэр Титос возводить в доверенные лица брата одного из тех, которых долг его требовал изобличать? К тому же письмо мог подделать любой, как и подпись, даже личную магическую печать можно скопировать. Трудно, но возможно. В теории. Потому, являясь непревзойденным асом своего дела, лэр Титос никогда не позволил бы себе подобной оплошности.

— Вы смеете обвинять меня в подделке и наговорах?! — изумленно, ломающимся от гнева голосом, выкрикнул Секретарь.

— Смею. И обвиняю, — невозмутимо довершил Талус. — И посему вызываю вас на дуэль.

«Ох…» — вздохнула Гильда; «Правильно!» — выкрикнул Крон; «Сохрани нас Всевышний» — причитал Урион; «Мужчины…» — пожала плечами Мира; даже сонный Бильнос как-то взбодрился. Остальные либо отмалчивались, либо что-то бурчали, либо негромко переговаривались.

Словами не передать, как Аэрону хотелось увидеть в деле двух Приближенных.

— Согласен, — неуверенно проговорил Клетус, озираясь на Божественного.

С грустью Аэрон подумал — все равно не суждено ему увидеть такое историческое событие. Дарвос не Тернанд Жестокий, это при правлении того дуэли не были чем-то из ряда вон выходящим, хоть даже тогда смерти во время них — дело исключительное. Дуэли меж магами вообще были скорее формальностью, нежели вопросом чести и смерти. Дарвос же и вовсе, как показал двукратный опыт с Кроном, пользовался правом вето и налагал запрет на их проведение.

Но Дарвос молчал. То ли во сне, то ли бодрствуя, он апатично глядел сквозь полузакрытые веки.

— Премногоуважаемый лэр Дарвос, — окликнул его Секретарь, явно обеспокоенный перспективой сражения.

— А… да… — пробормотал Божественный, приподнимаясь на подлокотниках кресла-стула. — Да будет так. Дуэль состоится после окончания Вече. Как должно, я выступлю секундантом.

Аэрон воспылал восторгом, краска жизни прильнула к щекам: «Наконец-то увижу что-то значимое! Будет о чем написать в мемуарах».

Почерневшую от влаги обширную грунтовую арену, очищенную от всякой растительности, с высокими гранеными каменными столбами по углам, разрезал посередине небольшой водоем; разделял он Талуса и Клетуса, застывших друг напротив друга.

— К барьеру! — устало провозгласил Божественный.

Впрочем, команда предназначалась скорее не дуэлянтам, а придворным магам, немедля активировавшим печати в столбах, — площадь накрыл крепчайший полупрозрачный параллелепипед, дабы обезопасить секунданта и зрителей от сокрушающих проявлений магической мощи. Аэрон пребывал в предвкушении и, чтобы не упустить ни одной детали, приблизился к барьеру вплотную.

— Напоминаю, — прочистив горло, начал Дарвос, — магия, запрещенная небесными и мирским законами к использованию не допускается; любое оружие и сторонние артефакты строжайше запрещены! Действующими правилами, установленными и заверенными высшей властью Ил Ганта, бой проводится до смерти либо изнеможения, либо потери сознания, либо иных причин, препятствующих продолжению честного поединка одного или обоих участников. Секундант оставляет за собой право прервать дуэль по вышеперечисленным причинам. Каждый из дуэлянтов имеет право сдаться; сдавшийся признается проигравшим. Готовы? — Возвел руку Божественный и, дождавшись обоюдных кивков, обрушил книзу. — Начали!

Клетус моментально сделал жест руками, и из земли, по обе стороны от Талуса, взмыли вверх две массивные каменные плиты.

Секретарь хлопнул ладонями — плиты моментально захлопнулись с оглушительным звуком. Все произошло так стремительно, что Талус даже не успел среагировать.

Позади Аэрона раздался возбужденный ропот. «И это все?! — мысленно возмутился он. — Я разочарован. Его скорость впечатляет, но такое заклинание сумеет сотворить любой выпускник академии, выбравший основной своей стихией землю. Хотя то, что он не касался ладонями земли, вызывает уважение».

Клетус не опускал руки и держался настороженно.

«Что-то не так. И Дарвос бой не останавливает».

Каменные плиты расплылись в обычную грязь.

Талус возник из земли в трех шагах позади Секретаря. Но тот успел отскочить и развернуться — не иначе как почуял чужие флюиды — обдал противника жидким кислотного цвета огнем.

«А вот это уже интересно. Чтобы создать такую волшбу, нужно отлично владеть земляной, огненной и водной стихиями. Это, по сути, как лава — только в разы опаснее. Этот огонь, это… вещество прекрасно разъедает силовые щиты — знает же, что Талус — мастер пространственной магии».

Но полупрозрачное подобие кокона, пульсируя и визуально искривляя пространство за ним, оставалось невредимым. Жидкий огонь растекался по нему.

Клетус присел и коснулся ладонью земли. Что бы он ни задумал — слишком медленно. Кокон Талуса, следуя его жестам, вывернулся наизнанку, заключил в плотный шар все жидкое пламя — и молниеносно устремился в Клетуса.

Шар развеялся и окатил Секретаря его же творением. Истошный вопль не заставил себя ждать.

Кислотный огонь вмиг испарился, оставив ужасающие ожоги.

И…

Тишина. Скупые возгласы затихли вовсе — превратились в напряженное безмолвье.

Изрешеченный десятками силовых стрел Клетус рухнул на мокрую землю.

— Мать моя… — донесся изумленный комментарий Брона.

Божественный, видимо, сам пораженный результатом своего бездействия, — или мнимого бездействия, как после подметил для себя Аэрон, — до белизны сжал кулаки.

— Довольно! — закричал Дарвос поразительно чистым, молодым голосом.

Огромный барьер тут же пропал. На поле боя ринулись два мага-врачевателя; но и без них было ясно — такие ранения не затянуть. Талус, подойдя к телу Секретаря, смиренно ожидал от Божественного вердикта.

Осматривающий тело чернявый молодой лэр что-то сказал пожилой лэрэсе. Та, явно обращенная к Божественному, коротко мотнула головой.

— Объявляю лэра Талуса победителем, — сипло вздохнув, заключил Дарвос.

На следующий день, после очередной церемонии прощания, состоялось еще одно назначение — преемник Клетуса Ирвин вступил в должность нового Приближенного Секретаря.

***

И хоть тело Аэрона блаженствовало в истоме, голова по-прежнему гудела — это-то и вернуло его к реальности — непомерно много дел свалилось на новоиспеченного Приближенного по внутреннему соглядатайству. Тут отчет об очередном казнокрадстве, там о подозрениях в измене, вновь случай кровосмешения, клеветы, осквернения. На севере лэр в пьяном угаре заживо сжег служанку, — суд его оправдал, — толпа линчевала мужа сожженной за сквернословие в сторону мага; на юге стражники из острога устроили бордель, а капитан закрывал на это глаза; на востоке из вольных княжеств нелегально прибыли беженцы, — местные рэялы умалчивают об этом, эксплуатируя тех за еду, — безработица: среди народа растет недовольство. О чем-то сообщить Белому ордену, о чем-то умолчать, встретиться с кем-то из масрэалов и дать настоятельно-рекомендательный совет, кого-то завербовать, отправить уведомление кому-то из вэяров с просьбой исполнения смертного приговора. Словом, мозги в конце каждого дня кипели настолько, что без сильнодействующих экстрактов заснуть было невозможно.

И ведь до него доходят лишь самые громкие дела! Подумать страшно, сколько менее значимых происшествий не выносится за стены подчиненных ему локальных ведомств, а сколько сплетен из-за отсутствия фактов не доходит и до их ушей. Нет, Титос посвящал его в дела, более того, спихивал часть из них ему на плечи, однако Аэрон и представить не мог, какая паутина соглядатайства окинула Ил Гант. Да захоти, он дословно бы узнал как хмельной крестьянский бред в деревенском трактире, так и интимные беседы какого-нибудь рэяла. С вэярами и масрэалами уже было сложнее. К Приближенным и их преемникам и вовсе почти не подкопаешься — слишком уж хорошо те понимали систему и ревностно огораживали себя от ее глаз и ушей, — хорошо, но не идеально.

И все же даже сквозь полог головной боли к нему просачивались события минувших дней. Аэрон не привык прислушиваться к интуиции, твердо считая ее главным врагом истины, но не мог игнорировать навязчивую мысль — «Титос умер не от старости». Сомнительное письмо, загадочное убийство Дэриалов, не менее загадочные мотивы, вдруг побудившие благодушного Дарвоса не воспользоваться правом вето, Талус… смерть наставника… — все не могло оказаться случайным стечением обстоятельств. «Только дураки верят в случайности, если они относятся к государственным делам», — как прописную истину повторял себе Аэрон. Тем не менее никаких шагов он не предпринимал. Пока не предпринимал. Опасался. Если он стал первым пауком, еще не значит, что он находится в своей паутине.

И не занимало его ослепляющее чувство праведного возмездия; нет, им руководило нечто иное, корыстное, профессиональное, и Аэрон прекрасно это понимал, гордился полным контролем над чувствами. «Но что если это напускное? Что если действительно стечение обстоятельств?.. Стоит ли гнаться за фантомными подозрениями? А если что-то удастся нарыть, стоит ли ради этого рисковать всем?» — смочив горло вином, анализировал он.

Раздался гулкий стук в дверь. На пороге стоял стюард — молодой темноволосый маг с небольшим «конским хвостиком» и остриженными висками.

— Лэр Аэрон, извините за беспокойство, к вам посетитель, — елейно отчеканил он.

— Кого это занесло в резиденцию в столь поздний час? — перебирая в голове варианты, вопросил Аэрон.

— Лэрэсу Гильду. Просила передать — визит ее неофициальный, дружеский.

Аэрон нахмурился. «Дружеский от Гильды? Ну-ну».

— Пусть войдет. И принеси нам еще графинчик халлийского. Только смотри, чтоб кислятиной не отдавало. Ненавижу кислое. И разожги свечи. Не хочу оставаться с ней в потемках.

Аэрон, увидев Гильду, невольно усмехнулся про себя: «Воистину, только в Ил Ганте можно встретить мужской наряд, перешитый на женский лад, как нечто естественное». Уже давно немолодая лэрэса была облачена скромно, но со вкусом, в зеленоватый, прекрасно подчеркивающий цвет ее глаз, кафтан с черными кожаными вставками; на ногах — блистающие чернотой высокие кожаные сапоги; бижутерия отсутствовала, — еще бы, у магов Ил Ганта щеголять в ювелирных изделиях считалось дурным тоном. Лет двадцать назад она наверняка слыла суровой красавицей, а теперь даже не пыталась скрывать старость косметикой.

— Здравствуйте, почтеннейшая лэрэса. Надо сказать, прекрасно выглядите. Чем обязан такой чести в столь поздний час? — Разлив вино, Аэрон уселся за стол и указал гостье на стул напротив. — Прошу вас, присаживайтесь. Вина? — Протянул он бокал. — Должно надеяться, дорога вас не слишком вымотала?

Гильда благодарно кивнула и, отхлебнув вина, тут же заговорила:

— О, вы очень любезны. Нет, не сильно. Благо дорога к вам выгодно отличается гладкостью и прямолинейностью. На совесть строили в Священной Империи! Ну, за Ил Гант! — Чокнувшись с Аэроном, лэрэса отхлебнула с бокала. — Ммм. Блаженство. Великолепное вино. Бьюсь об заклад, халлийское. Сто лет его не пила. Благодарствую. И за вино, и за то, что выкроили время для меня. Особенно если учесть, что у вас, как я полагаю, сейчас дел невпроворот. Искренне вам сочувствую, все же трудно управляться без преемника, — улыбнулась она.

«Неужели мне кого-то сватать в преемники начнет?»

— Да перестаньте, вы всегда желанная гостья в… моей резиденции, — улыбался Аэрон в ответ; и улыбка его оставалась подчеркнуто вежливой, холодной, манерной. — Откровенно говоря, трудности были лишь в первые дни. Такой объем работы вдруг на голову свалился… сами понимаете. А теперь ничего, освоился, привык.

Фальшь в словах нисколько его не смущала — скорее, доставляла некое потаенное удовольствие. Аэрон принадлежал к тому типу магов, коим лесть и лукавство давались проще, нежели правда.

— Рада, рада, что вы так скоро сумели влиться в работу. Все думают, работоспособность зависит исключительно от трудолюбия, однако это не так. Рачительный труд изматывает даже самых стойких. Они попросту перегорают как фитиль. Я считаю, что упорядоченный отдых не менее важен пресловутого трудолюбия. Но то касается обычной работы. В нашей же полноправно насладиться отдыхом невозможно даже во сне. Полагаю, вы уже сами это прочувствовали. Вот и приходится совмещать приятное с полезным — отдых с работой.

Пока лэрэса вкушала вино и осматривала антураж комнаты, как бы сравнивая, что изменилось со времен Титоса, Аэрон, тоже попивая вино, будто невзначай бросал на нее взгляд, вслушивался в интонацию, следил за вздохами — жесты, мимика, резкие повышения или, напротив, едва различимые срывы голоса помогали уловить настроение собеседника, обличить ложь и понять истинное отношение к предмету диалога. И чем они естественнее, тем больше шансов, что искренние, непроизвольные, а не напускные, дабы запутать собеседника. Впрочем, оптимистично было бы полагать, что Приближенная с пятнадцатилетним стажем чем-то выдаст себя: мягкая, формальная улыбка, доброжелательная, чеканная речь, спокойные жесты и практически отсутствующая мимика, и, что самое неприятное, никаких признаков неуверенности или излишней самонадеянности.

«Совмещать отдых с работой…» Все-таки, как Аэрон и предвидел, визит оказался не таким уж и дружеским. Его голова вновь изменнически заныла. И перерыв, прикрываемый сухостью в горле, неспроста. «Ждет, пока я сам проявлю интерес».

Сам Аэрон отчетливо сознавал, каким он предстает перед лэрэсой. Мятежный выскочка, который по счастливой случайности вместо смерти от бездушного, как все магистры, клинка Белого ордена неожиданно взлетел до умопомрачительных высот. Надутый юнец, решивший поиграть наряду со взрослыми. Книжный червь, кичащийся иллюзиями своих способностей в подковерной игре, а на деле — наивный профан, возомнивший о себе невесть что. Аэрон не просто мирился со своим образом, но и использовал его вовсю, когда желал перескочить прелюдии.

— Лэрэса Гильда.

— Да-да?

— Как вы считаете, лэр Титос умер своей смертью?

На миг, на один только миг он уловил в желтоватом отливе от огня свеч и камина лице Гильды обескураженность, но этого оказалось достаточно, дабы испытать невообразимый восторг, соразмерно растущий со временем ее острого, безмолвного взгляда. Аэрон выдержал взгляд, победоносно испив вина.

— Своей или нет, а он, к моему великому сожалению, покинул этот мир, — серьезно отчеканила Гильда и подалась вперед. — Лэр Аэрон… Вы еще молоды. А молодость, как известно, сильно мешает рациональности. Простите за нескромное уточнение, сколько вам лет? Двадцать восемь? Для рядового крестьянина или портового рабочего это солидный возраст. В нашем же деле — не примите за оскорбление — это младенчество. Подобно ребенку, спешащему познать мир и хватающему за хвост лесную гадюку, лэр вашего возраста не раздумывая хватается за хвосты тайн, кои, быть может, и не тайны вовсе, а возможно, на конце его ждет клыкастая змеиная голова. Позвольте мне дать вам дружеский совет, как-никак мой же визит дружеский, — улыбнулась она, — сообщить одну аксиому, если покойный лэр Титос не опередил меня в том: есть знания, которые не приносят никакой пользы, более того, сильно вредят рациональности. И все же, если вам интересно мое мнение, — я склоняюсь к естественной смерти лэра Титоса.

«Гадюка… Да ты сама — змея! Что это, попытки выветрить из моей головы эту мысль? Очень наивно, лэрэса, очень. Не я заложник своего образа — ты заложница моего». Внутренняя чаша весов Аэрона все более склонялась в пользу неестественной кончины наставника.

— Интересно… — задумчиво потянул Аэрон. — Меньше знаешь, крепче спишь? Позвольте узнать, как же нам работать тогда?

Лэрэса усмехнулась.

— О, прошу вас, не воспринимайте буквально аналогию, на какую хватило моей скудной фантазии; ведь, как известно, любая аналогия ложна. Давайте лучше перейдем к делам насущным, однако несколько неофициальным. У вас здесь нет никаких антимагических печатей? Вы позволите?

Аэрон вмиг взбодрился — «ну наконец-то что-то интересное» — и утвердительно кивнул, прекрасно понимая, что хочет сделать Гильда.

Лэрэса создала невидимый звуконепроницаемый купол, настолько тонкий, что Аэрон, даже будучи внутри него, еле-еле улавливал чужие флюиды, однако ощущал, насколько плотно и упорядочено они расположены, и невольно восхищался ее мастерством владения пространственной магией.

— Признаться, не намеревалась я так скоро заводить этот разговор, однако вы, как я вижу, утомлены. О, нет-нет, пожалуйста, лэр Аэрон, извольте не возражать, я же прекрасно все понимаю. Сама когда-то была относительно молодой Приближенной. — Испив вина, она продолжила: — Итак. Как вы знаете, стараниями милостивого лэра Дарвоса наша Империя в теплых отношениях со всеми соседями. А некоторым мы и вовсе задаром, так сказать, отдаем в аренду легионы. Закулисная коалиция Им-Зелота, Верхней Квилегии и Вегерии не исключение. Мы регулярно посылаем им людей для войны с Гретанским Объединением и Новым Иртаном, — Гильда прервалась, выдержала паузу, очевидно, давая переварить сказанное.

Конец ознакомительного фрагмента.