Нежить на службе Его Величества

Артур Кинк, 2023

Санкт-Петербург, 1914 год. Известный врач, профессор медицины и учёный, умирает, оставляя в наследство своим детям аптеку. А вместе с ней множество тайн и знания, к которым человечество ещё не готово. Повесть не является исторической. Все события вымышлены, любые совпадения с реальностью случайны. Изображение использованное в качестве обложки принадлежит автору.

Глава 2. В которой празднуют знаменательный день в Александровском уезде.

Няньки, поварихи, учителя, соседи и даже псарь глубоко вдохнули. Настроение было игривое. Хотелось закатить пирушку, да не простую, а на целую неделю. Что бы столы во дворах ломились от водки и еды, а ворота были открыты для всех желающих. Это первое, что предложил псарь, когда груженый экипаж отъехал, обдав их пылью, и захромал вдоль дороги. Хромоту свою он заработал, когда маленький Сашенька учился стрелять, выбрав в качестве мишени колени уснувшего с хмеля псаря.

В женской гимназии объявили выходной день. Но девицы все равно не веселились. Вместо того, чтобы наряжаться, да красоваться перед женихами, они сидели в своих спальнях и состригали свои косы, неотвратимо испорченные смолкой, что Лизонька налепила им на уроке риторики.

Да и рекруты с училища впали в тоску. Главный повеса больше не распахнёт дверь с ноги. Не прочтёт новый стих о сосцах, секелях и прочих женских прелестях, за который, все, непременно, будут маршировать до заката и отжиматься до потери пульса. Не покажет щелку в заборе, в которую можно пролезть на обеде, не принесёт водку в сапоге, и не добудет стремянку, по которой можно подняться в спальни девичьего интерната. Всё это, мог совершить любой юноша, но не совершал. Ведь есть Александр Васильевич — главный учредитель пьянок, стрельбы, веселья и конечно же любимец всех девок в уезде. Им было плевать, что на вечере будет косой Васька Орбовский, али же прыщавый Инокентий Доромыш. Важно, что Сашка будет присутствовать. А то, что прыщавый и косой разобьются в лепёшку, принесут цветов, шоколада и шампанского, а Сашка дай бог одарит взглядом, девок волновало в последнюю очередь.

Коровы были выпущены на волю, где доколе их могла сшибить карета.

— Птенцы вылетают из гнезда. Да не куда-нибудь, а в самый Петербург! В столицу! — причитала одна из гувернанток. — Только бы не воротились! Господь, наш, всемогущий, помоги нам!

И господь помог. Ведь близнецы не собирались ворачиваться туда, где нет брусчатки и мощёных дорог. Где автомобиль принимают за господне чудо. Где только два питейных заведения. Где фотографируются только на ярмарку, а старики и вовсе крестятся, и зовут фотоаппарат бесовской игрушкою. Где можно пол дня простоять на дороге, потому как стадо перекрыло проезд, а пастух надрался и уснул под деревом. Близнецы собирались покорить Петербург и остаться на его вершине.

Небо Петербурга было затянуто тучами и смогом, а дирижабли зависали совсем низко. От чего на улицах было мрачно и фонари горели даже в дневное время суток. Туда-сюда шныряли по улицам люди, перебегая дороги перед экипажами. Пароходы и катера рассекали черную гладь Невы.

Карета неслась по набережной, оставляя позади современные самоходные экипажи и автомобили. Из окон валил папиросный дым и романсы не прельщающие жандармов и околоточных, сдобренные крепким русским матом и удалым соло на баяне. На просторах Волжской губернии на такой шумный конный променад давно никто не обращал внимания. Каждый молочник, каждый христарадник, каждый зазывала, каждый старьевщик и даже местный городовой знал — это близнецы Галицкие выехали погулять. Проедут вдоль рынка, свернут на площадь. Сашеньку вырвет прямо из окна. Лизочка выбросит окурок и случайно подожжет сухую клумбу на площади. Заедут в кабачок и обязательно снесут оградку. Из-за Лизоньки с десяток парней учинят мордобитие. Сашка вновь прочтёт срамное четверостишье, которое ещё неделю будет на устах в каждой рюмочной.

Экипаж круто завернул на тротуар, распугав голубей и остановился под самой вывеской «Лавка красоты и здоровья Галицкого»

А возле лавки красоты и здоровья Галицкого было шумно, но отнюдь не от больных, бурно обсуждающих новую мазь от болей в спине или барсучью вытяжку. Не было у тех людей в руках сменных галош и простынок для процедур. В руках у них были клещи по металлу, отвёртки и молотки. Но замок на двери лавки здоровья не поддавался ни каким манипуляциям.

— Я дойду до прокурора! Обмануть вдову! Четырежды вдову! Какая низость! Эй! Яша. Сбегай-ка до этого шелувдивого юриста. Он дал нам не те ключи!

— Ты своего сына посылай, или он у тебя не отличает булочную от вокзала! Небось ещё и с пола ест, как собака!

— Сама ты собака! Профура!

— Маменька! Полно ругаться. Я схожу. — попытался сгладить конфликт Яков.

Яков хоть и проигрывал Илье в ширине и росте, читать и писать умел. На двух языках. Юноша он был стройный, миловидный и весьма умного вида.

— Ещё чего! Чтобы тебя экипажем задавило! Или псы бродячие покусали! Ох! Сердце! — Анна шлёпнулась на крыльцо и схватилась за грудь.

Вдовы уже битый час тщетно пытались проникнуть в завещанную им трёхкомнатную квартиру, с пресловутой аптекою внизу, но генерал Москвитин приказал сменить замок на двери. Теперь его можно открыть лишь ключом, что находиться у генерала в кармане, или разбить дверь ударом в пятнадцать-двадцать тонн.

Москвитин наблюдал за вдовами и готовился вот-вот послать за городовым. Естественно, документы на владения апартаментами и аптекой у набережной были подписаны именами Александра и Елизаветы, не без вмешательства генерала, но в вечер пятницы никто разбираться явно не станет.

Галицкие приехали на пятнадцать минут раньше, чем планировал генерал, а когда генерал планировал, он не любил таких оказий.

Белокурый юноша в костюме тройке и кадетском пиджаке поверх, спрыгнул первым, неся на плече патефон, за ним легко спустилась юная девушка в голубой шляпке, модном платье и с бутылкой шампанского в руке и принялась хлебать прямо с горлышка. Прохожие и бывшие завсегдатаи аптеки профессора, что приходили по старой память постоять на крыльце стали оглядывать молодых людей и перешёптываться. Даже вдовы обернулись, чтобы фыркнуть и сплюнуть на брусчатку.

Москвитин, редко бывал в миру, потому у него было мало гражданской одежды. Всё, вплоть до исподнего ему выдавали, поэтому в шкафу нашёлся лишь старый серый костюм. Жена Москвитина отказалась его гладить, сославшись на головную боль, поэтому он был до нельзя измят.

— Доброго вечера! Молодые люди, вы стали сотыми проехавшими по набережной Петербурга! Путешествуете, али по делам?

— Путешествуем по делам, — гордо ответила Елизавета. — Что там с сотыми? Нам что-то полагается?

— Вы, барышня, прямо в точку попали. Вы выиграли билеты в кино! — Москвитин протянул два квиточка близнецам. — Сеанс через пол часа. Не опаздывайте. Успеете взять репертуарный буклет и сладкой кукурузы.

— Стенька Разин! Мы на него дома сто раз ходили. — вздохнула Елизавета.

— Стенька Разин! Ух здорово! В восьмой раз посмотрим! Даже, Лиза! — воодушевленный Александр выхватил билетики и понесся обратно в карету со своим патефоном.

— Саша, я устала с дороги! Какое кино?

— Бесплатное!

— Хорошо. — сказал себе под нос Москвитин.

— Этот мужик какой-то мутный! А вдруг он аферист?!

— Да ты погляди на него. Как стоит, как говорит. Не иначе отставной фендрик. Таким доверять можно, сестрёнка. Поехали в кино.

— Ну я уже смотрела его тысячу миллионов раз!

— А в Петербурге в первый раз! Вдруг у них удлинённая лента будет!

Генерал возмутился. Его, фендриком. Да ещё и отставным. Но виду генерал не подал.

Кино в Петербурге, это не кино в Волжской губернии. Зал мог вместить в себя целый батальон, а то и два. Меж рядов не валялось лузги от семечек. Кресла была оббиты мягким бархатом. Экран в два раза больше, а изображение чётче. Можно было разглядеть чернобровую княжну и мужественного казака во всех красках. Фильм действительно длился дольше, вместо шести минут, целых восемь. Реплики держали на экране дольше, отчего Галицкие пришли к выводу, что Петербуржцы медленно читают.

— Кто красавицу захочет в башмачке одном? Я приду к тебе, дружочек, за другим башмачком! — выкрикнула Елизавета и зал засвистел, загудел, заулюлюкал. Те, кто был впервые, даже напряглись. Но Лиза была на этом фильме уже восемь раз и выучила наизусть все диалоги и песни.

Генера Москвитин синематограф не жаловал. Считал это праздным, бесполезным развлечением, недостойным звания искусства. Но сейчас, он очень сожалел, что фильм вышел таким коротким. Был бы он половину часа, а ещё лучше час. Тогда бы он, вверенные ему полковники, капитаны и даже денщик Крысин, нашли бы потайной ход в подвал, где хранилось всё оборудование и последний подопытный.

Конечно, генерал не был простаком. Он щёлкал врагов и предателей родины, как семечки. Он знал каждый тайный вход, и уж тем более каждый тайный выход. С Галицким он просто не успел. С ним бы трюки Галицкого не прошли. Он узнал бы всё что нужно, и даже больше. Но Галицкий и тут его опередил, взяв, и бесстыдно скончавшись.

Экипаж Галицких было слышно за версту и когда они подъехали, дверь была закрыта, крыльцо пусто. Затеянная вдовами склока была унята городовыми. Сонный консьерж передал близнецам ключи.

Лавка красоты и здоровья не успела покрыться пылью. В основном из-за обысков. При жизни Галицкий не слишком предавал важности уборке и наведению порядка.

Низкие люстры, журнальные столики, две софы и большой рабочий стол с амбарной книгой, пером на цепочке и припаянной чернильницей. И конечно же полки с бесчисленным количеством лекарств.

Лиза громко чихнула

— Лиза! Глянь! Вот это энциклопедия! — брат открыл книгу и начал быстро перелистывать страницы.

— Позаботилась ли ты о грудях! — зачитал он.

— Да, позаботилась. — ответила Лиза, и бросила свою шляпку на бюст Буяльского.

— Омоложение пиявками. Двести рублей!

— Фу.

— Увеличение частей тела! Двадцать рублей сантиметр!

— Хочешь себе, что-то увеличить? — рассмеялась девушка.

— Медовые ванны, лечение сном, примочки из змеиных ядов, кровопускание, лечение ломоты, восстановление мужской силы. Лиза, Мы точно в аптеке?

— В завещание указано девяносто квадратных метров. Без комнат на втором этаже. Ты видишь двери? — девушка, развалившись на кресле, листала бумаги.

— Возможно, тут есть потайные ходы! Как в Версальском дворце! — юноша возбужденно стал оглядывать стены и пол.

–Ка бы не надули нас, с нашим дворцом! Ничего не было, а тут сразу сталось, да ещё и девяносто квадратов! К тому же, мы не первые и не последние наследники папеньки. С чего бы это нам отдали комнаты и целую аптеку даже не поделив. Тебе не кажется это странным? — спросила Лиза, разглядывая пыльное убранство лавки.

— Это аптека. Значит где-то должен быть аптечный склад. Представь, какой кутеж мы здесь закатим. — Саша поднял раструб патефона и пританцовывая в такт музыки, принялся ворошить книги и разглядывать баночки и склянки на стеллажах.

Музыка ветра звякнула со стороны двери и в комнате появилась пожилая дама.

— Здравствуйте. Кто из вас профессор Галицкий?

— Мон папа, почил. Мы за него. Вам грудь увеличить или яду? — спросила Лиза.

— Какое хамство! — женщина фыркнула и удалилась.

Так и начался новый рабочий день в лавке красоты и здоровья Галицкого. Обычно, даже после вечерней обедни, очередь из молодых и старцев, мужчин и женщин гудела у крыльца. Но обычно, профессор Галицкий был жив. А сейчас, стал мертв. И редкий клиент, что не читает газет и не слушает сплетен поднимется на крыльцо и позвонит в колокольчик.

Лиза тоже взялась за исследование шкафов, стеллажей и ящиков стола, а Саша за поиск потайных дверей.

— Медицина, медицина, снова медицина. О! Коллекция исподнего за тысяча девятьсот тринадцатый! Давай глянем, какое исподнее носят в Петрограде. Ну и ужас. Старушечьи. Для толстух. О! Вот эти как тебе?

–Я бы сам надел! — шутливо отозвался Саша. — Я кажется, нашел потайную дверь, а нет, это мухи засидели.

— Да ты бы и мешок овощной надел! Что за аптека, где нет штопора? — поиски Лизы не увенчались успехом. А новая бутылка, запотевшая ото льда уже таяла на стол и бумаги. Медицинская литература, рецепты, вырезки из газет и журналов о здоровье. Елизавета пыталась открыть ящики стола, но ни один не поддавался. Не было в них и замков, все они были фальшивкой.

Елизавета дергала ручки, Александр совсем прилип к стене.

— Может здесь? — Лиза дернула последнюю ручку несколько раз, ящик, наконец, выдвинулся и оказался пуст. Ход в стене легко открылся, ударив своего искателя прямо в нос.

— Дверь! Я нашел дверь! — вскрикнул Александр заживая ушибленный нос.

— Это я нашла! — Лиза, оставив бутылку, схватила керосиновую лампу и приподняв пышную юбку отправилась к лестнице, что скрывалась за потайным ходом.

Конечно же, эти ручки не раз дергались генералом и прочими. Но они, как мужчины, дёрнули лишь по разу. А Елизавета. Как весьма настойчивая молодая барышня одним разом не ограничивалась. Ей понадобилось двадцать.

Сестра с братом осторожно ступали по железным скользким ступеням.

В подвале было грязно. Стоял гадкий запах сырости, спирта и будто бы сбитой давеча на мостовой кошки. На полу разбросаны клочки бумаги, банки, бутылки, мелкий сор, тряпки, провода, механизмы, напоминавшие часовые. Аппараты, назначения которых близнецам едва ли были знакомы. Полки были заставлены банками, в одних были жуткие черные червяки, в других — законсервированные ступни, кисти рук или оные части человеческого тела, в-третьих — мутные жидкости, в-четвертых, попадались такие странные субстанции, что не хотелось даже думать, откуда они могли взяться, и как попали в эти банки. Холодок бегал по спинам молодых людей. Диковинные приборы, паровые акселераты, хирургические инструменты. Подпол напоминал камеру пыток. Александр невольно взял сестру за руку, но та, словно слепая конница шла напролом, будто не обращала внимания или не предавала значения этим немыслимым препаратам на затянутых плесенью и паутиной стеллажах.

В тусклом свете лампы показалась чугунная ванна. В нее свисали провода, проведенные по всему потолку и полу.

— Это, наверное, медовая ванна. — нервно съязвил Александр.

Елизавета вырвалась подошла ближе. В ванне лежал мужчина. Преклонных лет, с пышными усами. С синим лицом. На сюртуке расплывалось бордовое пятно.

— Дева Мария! — Елизавета отскочила от тела и опрокинула стол позади себя и чашу с водой.

–Что там?! — напрягся Саша.

–Там! Там человек! Мертвец! — Лиза вцепилась в брата, и сама побледнела с лица.

— Мертвец?! Нужно послать за полицией!

Пролитая вода быстро струилась по всему полу пока не достигла механизма подле ванны. Из труб рванул пар. Подвал озарило желтым светом. Раздался треск и яркие искры побежали по трубам и проводам, под потолком. Все они устремились к ванне. Лиза невольно вскрикнула и прижалась к брату. Вспышки погасли мгновенно и подвал погрузился во тьму. Раздался громкий стон, но близнецы не раскрывали ртов.

Мертвец поднялся из ванны в полный рост. Отражения света лампы в стеклянных банках озарили его кровавый искривлённый рот, походивший на пропасть.

— Сербы… — хрипло прорычал человек и повернулся в сторону Галицких.

Брат и сестра взвизгнули и сбивая на своем пути все, понеслись наверх.

— Закрой ящик! Скорее закрой! — кричала Лиза, пытаясь сдвинуть тяжелую дверь.

Прокатившись по полу Александр, захлопнул выдвижной ящик и вход медленно, царапая паркет и посыпая прическу Елизаветы известью, закрылся.

— Господи! Что это было? — тяжело дыша, Лиза упала на пол рядом с рабочим столом.

— Наверное новая методика папы лечения запоров. — Саша пытался отшутиться, но в глазах его читался смертный испуг. Руки и губы обоих тряслись, плечи поджались, а грудь вздымалась так, будто они пробежали добрых три версты.

— Быть может, тот человек внизу ранен и ему требуется помощь? — приподнялась Лиза на локтях.

— Вот пусть там и подыхает! Со мной от страха, чуть удар не приключился! И орал еще! Чего он там орал?

— Про серпы какие-то. Может его серпом, того? Зарезали. По горлу.

— Да хоть мотыгой! Я туда не спущусь больше! Увольте меня!

Музыка ветра вновь напомнила о себе. Через порог переступил высокий стройный мужчина, шатен с аккуратно выстриженными на английский манер усами.

Близнецы немедленно вскочили с пола и начали приветствовать гостя. Александр кивнул и пожал руку. Елизавета выпрямилась и подала руку для поцелуя.

Мужчина уставился на них с удивлением. Юноша и девушка были похожи как две капли воды. Бледная кожа, острые скулы, тонкие носы. Их различали только прически, одеяния, да помада на губах дамы. Смотря на них обоих одновременно, не понятно было есть женственность в лице юноши или наоборот мужественность в лице девушки.

— Александр Васильевич, Елизавета Васильевна. Примите мои глубочайшие соболезнования вашей утрате. Ваш отец был очень умным человеком и хорошим другом.

— Мы почти не знали папа, — вздохнула Лиза. — Он редко навещал нас, а после замужества мама и вовсе перестал. А вы его хороший друг?

— Меня зовут Фредерик Бэнкси. Я журналист. Ваш отец часто помогал мне, оправиться после морской болезни, привыкнуть к климату и новому времени. Он все свое время посвящал работе. Он так любил больных, что забывал о своей семье и даже о себе.

— О нет! Мы нисколько не виним его! Помогать больным и страждущим это так благородно. — Елизавета снова заулыбалась и жестом пригласила гостя сесть.

Мужчина повесил шляпу на крючок и прошёл в уже знакомую аптеку.

— Я, наверное, помешал вам? Вы разбирали вещи.

— Совсем нет! Фредерик. — Елизавета отпнула чемодан в угол. — Вы, наверное, подлечиться хотели? Так пойдемте же скорее!

— А вы справитесь? Вы тоже будущий врач, Александр Васильевич? — с опаской спросил Фредерик.

— Он учится в военном училище. — Елизавета пролезла между братом и Бэнкси. — А я вот в женской гимназии обучаюсь. И готовлюсь стать сестрой милосердия!

Александр прыснул в кулак за спиной сестры. — Да. Она у нас в монастырь собирается. — высунулся он из-за плеча Елизаветы.

— У нас в Англии, редко встретишь юную леди, что стремилась бы приносить благо обществу, больше, чем к замужеству. Рад, что в Российской империи много женских школ, академий и гимназий.

— Наука — это моя страсть, я вам так скажу. — Елизавета ухватила Бэнкси под руку. — Что желаете подлечить? Душу? Али тело?

— Гирудотерапия. Я часто принимал такие процедуры.

— Гиру? Что?

— Пиявки, братец мой. Простите, ему латынь в училище не преподают, только ходят там строем целыми днями!

— Да. Я-то в медицине смыслю не больше, чем клюкальщик в садоводстве, а вот сестра моя унаследовала от отца ум! Весь! Гляньте какая у нее большая голова! — Александр пытался протиснуться между гостем и сестрой. Фредерику стало не по себе от такого странного гостеприимства близнецов. Он глядел на них по очереди удивленными глазами и думал, как бы вырваться из железной хватки Елизаветы Васильевны.

— Это точно! — Елизавета резко дернула Бэнски на себя, так что он чуть не завалился на нее.

— Сестрица, там ведь раздеваться необходимо! До нага! А тебе не гоже смотреть на обнаженного мужчину до свадьбы!

–Гоже! Я сестра милосердия! — дернула она Бэнкси на себя.

— Гоже срать лежа и ногой отбрыкивать! — запротестовал Саша, потянув англичанина за другую руку.

Бэнкси казалось, что еще минута такого спора, кому гоже, а кому не гоже, смотреть на него голого, и ему оторвут руки, вместе с плечами.

— Я думаю, это процедура требует двоих. — и вырвавшись Фредерик устремился в комнату для массажей, ванн и прогреваний.

Елизавета наскоро припудрила носик, а Александр насупившись следил за действиями сестры.

В новом помещение было значительно чище и светлее. Лампы тёплого света были устроены на стенах. Кушетки и стулья, застеленные белыми простынями. Здесь стеллажи не напоминали Кунсткамеру Петра Великого. Комфорт и уют — вот, что излучал этот кабинет.

— Прошу вас. — сказала Елизавета.

Фредерик зашел за ширму, разделся и обернул бедра полотенцем.

Близнецы стояли возле кушетки, одетые в грязные халаты покойного профессора и ехидно улыбались. В таком ракурсе они походили на кровожадных мясников, пожирающих взглядом очередную тушу.

Бэнкси два раза проклял свою идею, прийти к ним, и под видом пациента их покойного отца и выведать то, что не удалось генералу и его подручным. Но с первого взгляда было видно, что не знают они ничего. И Бэнкси надеялся просто выйти отсюда живым, без единой крупицы, какой-либо информации.

Он улегся на кушетку, и Лиза направила ему прямо в лицо яркую лампу, какой обычно Василий лечил хроническое чихание.

Елизавета посмотрела на Александра. «Что делать?»

«Нам в училище только про кровопускание и ампутацию рассказывали.»

Такое молчаливое общение пугало Фредерика.

А близнецы им часто пользовались. С детства они без слов могли понимать друг друга, по одному взгляду, наклону головы, жесту или приподнятой брови. Своими бессловесными договорами, они не раз доводили нянек и учителей до истерики, а друзей до бешенства.

— Может кровопускание? — воодушевленно предложил Александр.

— Нет. — попытки Фредерика встать не увенчались успехом, Елизавета своей тонкой ручкой вернула его в горизонтальное положение.

Она открыла банку с пиявками, но так и не решившись сунуть туда свою ручку, просто высыпала их Фредерику на грудь вместе с водой, в которой червяки плавали. Некоторых снесло на пол, но некоторые успели больно присосаться к коже.

— Василий, сначала смазывал специальной мазью.

— Она вредна для этих гусениц! — резко ответила Елизавета. — Расслабьтесь!

— Я не могу расслабиться, если мне больно!

— Один момент Фредерик! — кивнул Александр и Бэнкси пожалел о своих словах.

— Кажется, нашел! — Александр шел от полки с флаконом.

— Вы уверены, что это снимет боль?

— Конечно!

«Переведи.» — молча указал он сестре на флакон.

— Заканчивается на «ин»! Значит морфин! Будьте покойны, сейчас будет-с совсем не больно.

С самой довольной улыбкой, Александр вылил содержимое бутыли на грудь и живот Бэнкси. Кожу неприятно защипало.

Стараясь не обращать на это внимание Фредерик начал расспросы.

— Кто еще приходил к вам сегодня? Не видели никого?

— Одна чудесная женщина! Пианистка! Мы ей пальцы на руках увеличили! И еще сударь в годах, купил лосьон от в облысения! — дружелюбно отвечала Елизавета. — А ещё мы сегодня выиграли билеты на киносеанс. Представляете! Мы сотыми проехали по набережной, а тот стоял и считал. Смотрели Стеньку Разина! Обожаю это картину!

— Ты её терпеть не можешь! — возмутился Саша.

— Глупости! Я терпеть не могу наш кинотеатр в Волжской губернии. Туда долго ехать из усадьбы и там душно и дурно пахнет. А Стенька Разин — это первое русское кино. Стыдно не знать, грех не любить. Кто красавицу захочет в башмачке одном?…

— А не видели ли вы мужчину? Такого странного, болезного. Он еще слегка похож на эрцгерцога Австрии.

— Нет! Не видали таких! — хором ответили близнецы.

Теперь кожу и вовсе зажгло будто огнем. Фредерик вскочил на ноги и принялся бить себя ладонями и размахивать полотенцем.

— Вам плохо? Фредерик? — взволнованно спросила Лизавета.

— Пошли вон отсюда! Оба! — завопил Бэнкси, кривясь от боли.

— Какой нахал! — Лиза притопнул каблуком и побежала за журналистом. Брат, ухмыляясь, последовал за ней.

Бэнкси через несколько минут вынесся на улицу, прикрывая срам своим костюмом и даже забыл шляпу.

Близнецы сидели на разных краях софы, хмурили брови и молча передавали друг другу бутылку ликёра.

— Это ты виновата!

— Я? Я не мазала его пчелиным ядом!

— Кривлялась перед ним как куртизанка какая-то! Ишь, чего удумала!

–Я? Куртизанка! Твоя родная сестра! Гузно ты зловонное! — Лизавета хотела выплеснуть на брата содержимое бокала, но пожалела и выпила залпом. — Я мечтаю выскочить замуж за француза, немца или англичанина и уехать из Российской империи, а ты его испугал до полусмерти и выставил нас в дурном свете!

— Полегче! Я всего лишь предотвратил акт предательства родины. Ты не уедешь отсюда не с французом, ни с не немцем, ни, с черт побери, арапом! — Александр поморщился и еще сильнее отодвинулся от сестры.

— Почему он спрашивал, кто посещал нас сегодня?

— Беседу подержать хотел.

Александр открыл известия трехдневной давности, перед тем как собрался оторвать от газеты кусочек и свернуть самокрутку, его внимание привлекла, новость об убийстве Эрцгерцога австрийского, которая пестрила в газетах не первую неделю и успела порядком надоесть. Из-за ее объема сокращались листы объявлений со знакомствами, продажей собак, швейных машин и самогонных аппаратов. В статье пугали народ грядущей войной, а также сообщали как отреагировал на это ужасное происшествию император. Но на самом деле он никак не реагировал. Он играл с женой в бадминтон, когда ему сообщили о смерти Франца Фердинанта Карла Людвига… Вообще он даже не дослушал полностью его имя и велел не прерывать боле его досуг.

— Лиза, — загадочно произнес Александр. — Фредерик спрашивал, не видели ли мы никого похожего на австрийского эрцгерцога, а он убит уже как несколько недель назад.

Елизавета выхватила газету.

— Сербы!

— Что?

–Тот мужчина в подвале, кричал не серпы, а сербы! Он копия этот как его… Герцог.

— А причем тут сербы? Если он из Австрии?

— А я откуда знаю?! Просто предположила. Такой высокопоставленный человек, вряд ли думает о серпах. А о сербах может! Может его сербы и порешили?

— Нет. Это мадьяры. Нам в училище говорили о них.

— А что, если… — Елизавета чуть не выронила бокал из рук, вскакивая с софы. — Это был он. У нас в подвале?

— Да нет. Невидаль какая-то! Что бы мертвецы ванны принимали. — отмахнулся Саша, смял газету и бросил под диван.

Елизавета вернулась на свое место и наполнила бокал.

Александр молча сидел рядом. Лицо его было напряженным.

— Нам стоит вернуться домой.

— Но мы же только приехали!

— Лиза! Ты видела подвал?! А мужика, что дал нам билеты? Он стоял через дорогу, когда мы вернулись. Те женщины, что бушевали на крыльце. Журналист этот! Тут творится какая-то чертовщина.

Музыка ветра начинала раздражать.

— Добрый вечер.

— Мы закрыты! — Александр выдворил низкого рослого мужчину, но он успел бросить на пол почту.

— Посмотрим, кто пишет папочке? — Елизавета собрала письма и вскрыла первый конверт.

«Дорогая Елизавета, бесконечно рада видеть Вас в Петербурге. Как у вас дела? Как вам погода? Жду вас в варьете «Пескари» к десяти. Ваша любимая подруга Анастасия Долгопрудова.»

— Настасья! Сто лет ее не видала! Надеюсь, она такая же толстая.

— Откуда она знает, что мы здесь?

— Так я ей давеча сама писала. Успокойся, братец, никто за нами не следит. Но если ты хочешь ехать домой.

— Едем в Пескарей. — вскрикнул Александр забросив остальные письма в угол.

— Это просто кошмар! Эти близнецы! Они! — Фредерик размахивал одной рукой, прижимая другой ведерко со льдом к груди. — Наглые, беспардонные, распущенные, невежественные… Как это говорят у вас в России…

— Охреневшие. — подсказал генерал Москвитин.

— Да!

— Значит, вам не удалось разыскать ни ту машину, что собрал профессор ни эрцгерцога? — довольно улыбаясь спросил генерал.

— Они меня чуть не убили! Я больше туда не сунусь! Как такой гениальный и благородный человек мог породить этих исчадий ада! Я уплываю домой! Ни к чему хорошему ваши игры со смертью не приведут! — Фредерик бросил ведро и лед раскатился по полу.

— Уберите! — Москвитин позвал горничную и не меняя улыбки, стал наблюдать за нагнувшей девушкой. Лед выскальзывал из-под веника и заставлял ее нагибаться все ниже и ниже, доставляя генералу удовольствие. — Рано сдаешься! Нечего было с ними вошкаться! Благо, что я не стал на тебя надеяться и установил за ними слежку. Мне уже донесли, что этим вечером они отправятся в пескарей. Если мы не можем найти сами лабораторию Галицкого, найдём с помощью них.

Генерал в подобные увеселительные заведения не ходил. Ему вообще не до веселья, а тут еще и восставший из мертвых эрцегерцог разгуливает по подвалам лавки красоты и здоровья.

Оркестр не жалел инструментов. Отдыхающие отплясывали посередь зала и у столов в трубочном и сигаретном дыму. Основными посетителями была молодежь всех слоев. Студенты, вырвавшиеся на свободу из отчего дома, молодые поэты и писатели, которых в настоящие знатные литературные клубы не пускали, якобы искавшие здесь вдохновение, но на деле же напивавшиеся вусмерть и валяющиеся после кутежа вдоль улицы, молодые мальчишки из военных училищ, ищущие хорошей драки и конечно же барышни, всех форм и цветов волос.

Кутеж был в разгаре. Уже в сенях лихой парень зажимал в углу пышногрудую деваху с зубами в разлет.

Форму и погоны генерал оставил дома, но офицерскую выправку и суровое лицо подвыпившие девицы тут же срисовали и облепили Москвитина как мухи, едва не задавив генерала своими грудями. Продираясь через них, как сквозь тайгу Москвитин оказался в самом центре танцев. Его закрутили в резвой мазурке, а затем выплюнули.

Прищуриваясь, он искал близнецов. Елизавету найти было не сложно. Ее громкий смех и вычурные перья на поясе, чуть ниже поясницы привлекали внимание всех мужчин.

— Ты в дурочках дорогая Настасья! И мое желание… — Лиза бросила подруге карты и загадочно почесала подбородок. — Снять под столом панталоны!

— Лиза! Позволь! Это слишком!

— Снимай! И поменяйся ими с Анюткой! — девушка дразнила подругу, и та не хотя начала поднимать многослойные юбки. — Ах! Я сегодня аки Крылов! Сдавайте ещё!

Лизавета и в Волжской губернии не упускала возможности как следует повеселиться, но в Александровке веселиться было особо негде. Ровесницы её сторонились, а парни замирали и не знали, как подойти.

— Зачем ты притащила своего брата?

— Затем Танечка, что неприлично ходить в такие места, молодой девушке и одной!

Елизавета хотела еще отпустить колкость, но ее резко дернули за руку.

— Отпустите!

— Где тело эрцгерцога? — спросил генерал, обдав Елизавету смачным запахом сала с чесноком, что употреблял он пол часа назад.

— Кто вы такой? Отпустите! На помощь!

— Я задал вопрос. — Москвитин больно сжал руку девушки, та закричала и влепила ему пощечину.

Гости клуба оживились. Кто свистел, кто пытался выйти на помощь Елизавете. Фотограф несся к эпицентру событий со штативом.

Дабы не оконфузиться генерал вынужден был отпустить Елизавету.

«Вашу жену я водил в номера!» — кричал артист со сцены и приправлял свои речитативы животными звуками. Дюжий парень бритый на голо встал на защиту девушки. Генерал мог бы сослать его в такие места, где волки срать боятся, даже за Байкал, а то и вовсе убить на месте, но операция была слишком конфиденциальна. Ему, подняв руки, как жалкому французу, пришлось капитулировать.

Певец сгибался и орал в самое ухо про абстрактную жену каждого в общем и генерала, в частности, как пил с Шустовым его коньяк и как купил туфли «Скороход» за триста рублёв.

Тут Москвитин заметил Александра. Восседавшего на кресле с трубкой в компании молодых юношей и девушек.

Его можно было узнать по такому же, как и у сестры неприличному смеху и манере пританцовывать сидя.

Москвитин понадеялся на сознательность будущего защитника империи и быстрой, решительной походкой направился к Саше.

— Кадет Галицкий!

Александр слегка протрезвел, услышав свое имя и вскочил с кресла.

— Генерал Москвитин, — представился генерал Москвитин. — Слышал о ваших успехах в училище, никогда не думали о петербуржской академии?

— Никак нет, господин генерал, мне думать не положено!

— Похвально! Александр. Я вижу вы не дурак. Скажите мне без обмана, где эрцгерцог австрийский?

— В аду, мой генерал!

— Почему в аду? — нахмурился генерал.

— Только наш великий император достоин пройти врата рая.

Желание освежить Александра хорошей оплеухой испарилось. Таких исполненных логикой вещей он давно не слышал даже среди старших офицеров.

— Ваш патриотизм достоин уважения. И все же, без лукавства. Вы видели тело эрцгерцога в лавке вашего отца?

— В лавке своего отца я видел много чего, а именно, бюст неизвестного мне мужчины в пенсне, вешалку деревянную в количестве двух штук, стол дубовый, книгу амбарную с прейскурантом цен на медицинские услуги и одного аглицого шпиона.

Москвитин хотел кричать от радости и злости одновременно. Александра было бесполезно подкупать или запугивать. Он был идеальным примером муштры и идиотизма.

— А сейчас ваше любимое! Ваше вожделенное состязание мастеров слова! Мсье Штык супротив Александра не Сергеевича! Возвопим!

— Разрешите, господин генерал! Творческий долг зовет. — и получив одобрительный отмах рукой, вытянувшись перед генералом Александр скрылся в гуще толпы. Вот кто поможет ему вернуть тайны профессора туда, где они и должны быть. Вот его помощник, ни глупая дочурка Галицкого, ни император, ни Бэнкси, ни рота отборных солдат не сослужат ему той службы, что может сослужить лихой кадет Галицкий.

Все еще оглушенный шумом генерал стоял, покачиваясь и слушал импровизации молодых дарований. Штык приводил примеры древних философов и не увенчался успехом. Александр сказывал как предавался утехам со всеми знатными особами и слышал в ответ аплодисменты и восторженные вздохи дам.

Перед глазами Москвитина сгущался дым. Он захотел сесть, а потом и лечь.

Светало. Генерал наконец смог поднять веки. Он лежал в мокрой траве, а мимо уже цокали лошади. Справа лежал поэт нигилист, слева писатель футурист.

— Ничего не понимаю. — Москвитин припал губами к кувшину с цветами и выпил у растений всю воду. — Я ни грамма в рот не брал!

— Вас обкурили, — теперь Бэнкси торжествовал над провалом Москвитина. — На моей родине целая опиумная лихорадка. Курят все. Мужчины и женщины, богатые и бедные. Даже в парламенте находятся любители.

— Обкурили?

— Да. Там все привычные, а вы первый раз были. Вот на вас и подействовало слишком сильно.

— Я это так не оставлю! Я этих щеглов достану! Я их так обкурю! Так обкурю, что они как испражняться забудут! — и генерал, решительно шатаясь, пошёл на поиски другого кувшина или прочего источника воды.

Генерал был стар. В усах и бакенбардах хозяйничала седина. Колени приходилось натирать барсучьим секретом, а уж по меркам продолжительности жизни среднего генерала, он был чемпионом. Он не погиб на русско-японской, всегда выигрывал в «русской рулетке» и «кукушке», ни разу не посещал докторов и не ел кислых щей, из-за катара желудка. Ему было слегка за пятьдесят.

А Елизавете Васильевне и Александру Васильевичу было слегка за семнадцать. В их новом доме было то, что Елизавета называл апосля бала.

Пластинка на патефоне крутилась. Девицы плясали в одних чулках, скинув туфли, шампанское, вина и водка давно кончились, и юные повесы нашли в запасах покойного профессора Галицкого спирт. Девушки разбавляли вишневым морсом, юноши стойко занюхивали кулаком или воротником.

— А давайте играть! — предложила Настасья, осушив свой бокал спирта. — Я сейчас спрячусь, а вы будете меня искать! Кто меня найдет, получит поцелуй!

Молодежь загудела. Все отвернулись к стене, а Анастасия принялась искать места для схрона. Первым ей на ум пришел стол, чтобы парни долго не мучились, но влезть туда не смогла. Бедра застряли и в попытках выбраться, Настя ухватилась за ручку нижнего ящика. Прямо напротив стена шелохнулась, и потайная дверь приоткрылась, маня своей темнотой девушку.

Настя юркнула за дверь и погрузилась в полную темноту. Спирт и опиаты притупляли чувство страха, и девушка начала спускаться по лестнице.

Спотыкаясь и задевая задом полки, Настя смело шагала во тьме, пока не услышала чужое хриплое дыхание.

— Кто здесь? — спросила она. — Федор? Это ты? Саша? Игнат? Прекратите, прошу! Я сдаюсь! Можете меня целовать!

Тошнотворный запах коснулся ноздрей девушки и на плечо Насти легла холодная рука. Она замерла на вдохе. Медленно повернув голову, она увидела перед собой синюшную усатую рожу и закричала. Рожа приближалась и тянула свои грязные руки к Насте. Она кричала, но из-за грохота музыки никто ее не слышал. Холодные пальцы сомкнулись на шее девушки и начали душить.

Из последних сил Настасья взглянула наверх. Двери были распахнуты, и мутная фигура стояла наверху.

— Эй ты! — крикнул Федор и направил револьвер на гниющее чудовище. — Подь сюды!

Чудовище не отозвалось, и Федор выстрелил. Он попал. Кусок мяса с пиджаком отлетел в сторону и раненный понесся на него со скоростью взбесившейся кобылы.

Девицы завопили. Все ринулись к выходу сбив вешалку и бюст Буяльского. Федор продолжал стрелять в дверь и стены пока не истратил все патроны. В этот же самый момент в лавку красоты и здоровья ворвался генерал Москвитин. Его тут же сбили с ног три дамы, а за ними протоптались четыре парня и тот, кого он искал: чудесато воскресший эрцгерцог с висящей на оголенном суставе рукой.

Генерал не мог решить: в самом ли деле происходят все эти события или его все еще не покинули пары опиума. Он отполз в уголок парадной и приготовился умирать позорной, не достойной генерала смертью, как вдруг нежная женская рука коснулась его щеки.

— Я вас помню, — сказала Елизавета Васильевна. — Вы вчера были со мной очень грубы, пришли извинится?

— Да. — простонал генерал. — Что здесь приключилось?

— Ничего. Просто мой брат кинул в моих подруг пауком, и они разбежались. Дурочки!

Полковник перехватил руку Лизы.

— Я был другом вашего отца. Не бойтесь меня.

— Господин генерал! — радостно поприветствовал его Александр.

Близнецы помогли Москвитину подняться, усадили на диван и налили спирту.

— Я знал вашего отца. Он был хорошим доктором и верным другом. — начал генерал. Его планы менялись быстрее, чем он успевал их выдумывать, но не имей он такой способности к импровизации, не стал бы генералом, а издох бы в младенчестве от оспы, как шесть его братьев и сестер. К тому же, младшие Галицкие оказались столь же глупы, сколь и пьяны.

— Все его знали таким. Кроме нас.

— Вы, я смотрю уже обустроились на новом месте. Не тесновато?

— Никак нет. — ответил Саша и Елизавета последовала примеру брата.

— Знаете, я понимаю, вы опустошены горем утраты, как и все мы. Ваш отец покинул этот мир. А я… Я на последнем визите оставил здесь свой мундштук. Не находили его здесь? Кажется, я оставил его подле ванны. Ваш отец лечил мои колени. Барсучий секрет.

— Понимаем.

— Разрешите поискать?

— Конечно. — Александр встал, обошел кабинет и даже демонстративно заглянул под диван.

Генерал не раз бывал в обоих подвалах профессора, но понятия не имел как открывать ход, и как попасть к лестнице. Генерал на столько отвык от самостоятельного открывания дверей за свою службу, что не смог бы отличить обычную дверь от доски для глажки, не то, что найти потайную на стене.

— Это все?

— Наверху имеются две спальни и клозет. — отчитался Александр.

— А где же вы изволите принимать водные процедуры?

— В банях, — тотчас ответил Александр. — На невской есть отличные бани. Чистые и не дорогие. Банщики и банщицы вежливы и приятно пахнут. Лоханки со специальными веревочками. Можно к ноге привязать и преспокойно мыться, не боясь, что свистнут. Публика там очень приличная. У одного господина украли пальто, но выложили кошелек, читательский билет и пачку папирос. Аккуратно так в платок завернули и оставили у гардероба.

— Да, действительно цивильно, — закивал головой генерал. — Напомните ваше звание?

— Поручик Галицкий. — без раздумий ляпнул Александр.

— Завтра прибудете в штаб. За вашими документами из училища я пошлю сам. Я еще вернусь к вам.

Елизавета проводила взглядом генерала и плюхнулась на диван.

— Даже не извинился! Вот свинья! — возмутилась она.

— Мне кажется, что не мундштук он здесь искал. А то чудовище, что сбежало из нашего подвала. — задумчиво сказал Александр. Задумчивость ему совершенно не шла. Она искажала молодое белоснежное лицо, залегала морщинами на ланитах, а уж как она оскверняла мундир.

— Мы стоим ногами в навозе.

— Надо было капитана просить.

— Какого капитана? Что нам теперь делать? Когда он узнает, что мы обманули его они вернётся и убьёт нас. Или будет пытать! Нам нужно запастись ядом на этот случай.

— Пытки, сестричка давно устарели. Нас купят. А мы продадимся! Нам дадут столько денег, что мы сможем купить… — Саша вновь задумался о том, что он мог бы купить, в голову лезли восемьдесят пар туфель, дирижабль и блок папирос Дюшес.

— Настасья! — вдруг вскрикнула Елизавета. — Бедняжка Настасья. На нее ведь напал тот покойник!

— Может она жива? Пошли посмотрим…

Близнецы боязливо открыли нижний ящик и вошли в потайную дверь. Настасья лежала на полу. Опухший вывалившийся язык и мокрая юбка. Она и при жизни была не первой красавицей. Александра едва не вырвало прямо на лестницу и брюки. Хотя это могло произойти скорее от количества выпитого.

— Она мертва! — Лизавета без брезгливости трясла подругу за плечи. — Она не дышит! Мы должны что-то сделать!

Близнецы переглянулись, а затем посмотрели на чугунную ванну. Если с помощью неё и тех причудливых машин и двигателей их отец мог возвратить, то чудище, что сбежало сегодня из аптеки, то у них получится.

Александр принялся рыться в журналах и блокнотах, разбросанных по всему подвалу. Но кроме рецептов и зарисовок голых женщин ничего не нашел. Близнецы подняли труп за руки и ноги и опустили в мутную со сгустками крови воду. Они помнили, что клеммы от проводов были закреплены на теле предыдущего трупа, что сбежал от них, но вот порядок закрепления от них ускользнул от страха. На авось они прикрепили электроды туда, куда дотягивались провода, а именно к ногам, рукам, груди, шее и голове. Саша поднял рубильник одного из трансформаторов и оба Галицких, отбежали, спрятавшись за стеллажом. Черный потолок в паутине озарили миллионы искр. Неприятный треск разразился на весь подвал. Воздух стал таким плотным, что каждый вдох давался близнецам с усилиями. Тело задергалось. Запахло шкварками. Термометр, опущенный в воду, лопнул. Но никакого воскрешения не произошло. Они боязливо выглядывали из своего укрытия. Настасья была все такой же мертвой, как и пять минут назад.

— Этого недостаточно! Сделай ещё что-нибудь! — Лиза принялась рваться к ванне и колотить кулаками брата, который пытался её удержать.

Саша не знал, что ещё сделать, но глядя на истерику сестры, не мог не попытаться ещё раз подать ток.

Настасья задергалась, словно выброшенная на берег рыба. Лиза села на пол, подобрав юбки и заплакала.

Саша поднял сестру и понёс наверх, в комнаты, на руках. Она совсем ослабла от горя и выпитого, что брату пришлось самому переодеть её в ночную рубашку и уложить в постель.

— Приляг со мной пока я не заснула. — сквозь слёзы попросила Лиза.

Саша сбросил ботинки и лёг на край кровати. Когда они были маленькими, во время грозы Лиза часто и бесцеремонно забегала к нему в спальню и забиралась под одеяло. А когда гроза кончалась, они оба уже крепко спали и лишь под утро няньки разгоняли их по спальням своими воплями. Иногда он засыпал на коленях у Лизы, когда она читала ему на чердаке книжки, что они воровали из «взрослой библиотеки». Годы шли. Лиза больше не пугалась грозы, но зато они стали засыпать пьяные на террасе или в сенях. Саша стеснялся своей близости с сестрой, глядя на сверстников, дворовых девок и парней, что гоняли друг друга по двору палками, и не их брали в свои девчачьи или мальчишечьи игры. Завидев Сашку, в новых калошах с заграничным мячом, парни бросались в него камнями. Девочки же, норовили испортить или украсть Лизиных немецких кукол.

Лиза засопела. Алесандр поднялся и босиком спустился обратно в аптеку.

Если есть аппаратура, значит к ней, обязательно должна быть инструкция. Если в подвале есть живой мертвец, руководство к воскрешению тоже должно быть где-то рядом. Галицкий ещё раз обошёл всю лавку. Проверил ящики, пролистал журналы и книги. Нашёл двести рублей в Петербургских повестях и сунул во внутренний карман. Отец явно не собирался умирать. В его спальне не было ни одной таблетки или даже стакана с водой, что обычно ставят рядом на тумбочке пожилые люди. Запись на приём была на два месяца вперед, а некоторые фамилии значились и на третьем месяце. Саша наклонился собрать осколки бюста, неизвестного ему мужика и увидел свёрнутый в четыре раза лист бумаги.

Он и его друзья вертели этот бюст в руках весь вечер, бросали словно мяч и даже тыкали им в женские декольте. Отверстий в нём не было. Или оно было очень хорошо запаяно. Саша развернул бумагу и увидел различные записи, цифры, а главное зарисованную человеческую фигуру без головы, со схемой размещения всех электродов. Здесь было всё. Нужные температуры и даже породы собак, с которых лучше сливать кровь. Наиболее подходящие масти: пудель, французкий бульдог, цвергнауцер. Совершенно не годны на роль доноров: доги, мастифы и русские гончие. Лучше было брать ещё не щенившуюся молодую суку, но и молодой кобель, тоже подходил.

Сжав находку в кулаке, Саша понесся будить сестру.

— Лиза! Вставай! Я знаю, как оживить твою подругу!

Галицкая подскочила на постели, а брат залез на одеяло прямо в обуви и сунул ей под нос чертёж.

— Собачек жалко… — сказала Лиза, сонно пробежавшись по записи.

— А Настю не жалко?

Лиза протёрла глаза и задумалась, кого же ей жалко больше: лучшую подругу или незнакомую собаку. Через пять минут они же стояли на крыльце аптеки с отгрызенной сарделькой и вглядывались в темноту.

Бродячие собаки, по ясным причинам, возле лавки красоты и здоровья профессора не ошивались. Да и о дворнягах в инструкции не было не слова.

Выгул на набережной начинают с пяти утра. Первыми встают денщики. Им нужно не только выгулять болонку любимой жены своего офицера, но ещё и начистить сапоги, приготовить мундир, разбудить командира, сбегать ему с опохмелом и так далее. За ними шла обычная домашняя прислуга и так до обеда. Но до обеда ждать было нельзя. Размахивая сарделькой, близнецы двинулись вниз по улице и уже через пятнадцать минут застали сонную старуху-экономку с рыжим пуделем.

— Простите. Не подскажите который час? — спросила у старухи Лиза.

— Господи. Девочка моя. Что же ты в такое время забыла на улице?

— Мы возвращались из гостей и кавалер мой, совершенно нализался. Я заблудилась.

— Половина пятого было, когда я выходила. Куда-же твои родители смотрят! Моя хозяйка сына после девяти из дома не выпущает! А ему уж восемнадцатый год!

— Простите.

— Да ты не у меня прощенья то проси. А у бога. Замёрзла небось! Ты не бойся, девочка. Район здесь спокойный. Только собаки часто пропадают. Ириску хочешь? — старуха полезла в карман за конфетой, выпустив поводок. Пёсик тем временем, принялся резвиться, почувствовав волю. Описал фонарный столб, погонял фантик по тротуару и учуяв мясной запах, побежал к Саше, что прятался за бакалеей. Поедая куски сардельки, пудель шёл, а когда сарделька закончилась, принялся ластиться к рукам Галицкого, всё ещё пахнущим лакомством. Саша подхватил собачонку на руки и был таков.